Страница:
– Выпей валиума. Мама Бриттани всегда пьет валиум, когда дети ее достают.
– Спасибо за совет, – пробормотала Марла, чувствуя себя полной идиоткой. – Спокойной ночи, милая. До завтра.
– Ага, – протянула Сисси, не спуская с матери напряженного, недоверчивого взгляда.
Марла вышла, прикрыв за собой дверь, и поспешила в детскую.
Над кроваткой мягко мерцал ночник. Джеймс сладко спал, не ведая о царящем в мире зле.
– Солнышко мое! – На глаза у Марлы навернулись слезы.
Все хорошо. Дети в безопасности. Ни ей, ни им ничто не угрожает. Никакой враг не проберется в их замок на вершине холма.
«А Сисси права. Я совсем расклеилась, – с отчаянием подумала она. – Пора взять себя в руки. Ну, Марла!» Она шмыгнула носом, борясь со слезами. В доме нет посторонних. Все хорошо... ну, по крайней мере, не так уж плохо. И с ней самой все в порядке, если не считать урчания в желудке и легкой тошноты. Пора избавляться от паранойи, пока она не оказалась в психушке.
– Ну нет! – прошептала Марла, похолодев от этой мысли.
Даже этот дом напоминал ей тюрьму – что же говорить о больнице? Нет, никогда! Она обхватила себя руками и еще раз твердо сказала себе, что все в порядке. Просто нервы у нее сегодня чересчур натянуты.
Она снова взглянула на малыша и вдруг ее пронзило отчетливое воспоминание. Залитый светом родильный зал, доктор и сестры в масках, хлопочущие вокруг нее, невыносимая боль, чувство, словно из тебя что-то вытягивают, и вдруг – невообразимо сладостное облегчение. Младенческий писк. «Поздравляем, у вас мальчик!» Да, да, Джеймс – мой сын! Она помнила все – и венчик слипшихся рыжих волосенок, и сморщенное в плаче личико. Помнила, как взяла его на руки и прижала к груди.
«Я всегда буду тебя любить, – подумала она тогда. – Никто не отберет тебя у меня. Никогда. Клянусь».
Яркие картины обжигали мозг; но за облегчением и радостью Марла чувствовала что-то иное – темное, мощное. Страх? Глубоко в душе затаился страх, что кто-то отнимет ребенка, вырвет у нее из рук это драгоценное нежное тельце. Но это же безумие! Или нет?
Марла взяла малыша на руки и прижала к себе, словно боялась, что сейчас, сию минуту какой-то безликий враг ворвется в детскую и отнимет у нее сына. Слезы потекли по щекам.
– Солнышко мое! – прошептала она и поцеловала его в сладко пахнущую макушку.
Малыш пошевелился, что-то сонно проворковал и уснул еще крепче, уткнувшись в материнское плечо. Слезы потекли сильнее. Как же она любит это крошечное дитя!
– Все будет хорошо, – шептала Марла, покачивая младенца. – Все будет хорошо. Мама здесь. Я никому не дам тебя обидеть.
«И как ты собираешься его защищать? – спросила она себя и сама же ответила: – Не знаю. Но сделаю все, что в моих силах».
Марла шмыгнула носом и утерла слезы ладонью. Она не знает, кто друг, кто враг, не знает, кому можно довериться. Значит, бороться со страхом ей придется самой. Еще несколько минут она стояла в полутьме, прижимая к себе спящего малыша так, словно от этого зависела ее жизнь. Снаружи выл ветер, хлестал по крыше дождь, и ветви деревьев бились в окна, но в детской было тихо и безопасно. Наконец Марла уложила Джеймса в кроватку и еще немного постояла над ним, с улыбкой глядя, как он причмокивает во сне.
Оставив дверь в детскую приоткрытой, она вернулась в спальню. Страхи ее улеглись, оставив после себя только легкую слабость. Марла подумала, не спуститься ли вниз, не попросить ли позвать сиделку, но тут же решила, что не опустится до такой слабости. Что она скажет Юджинии и Нику? Что у нее расстройство желудка? Или что какой-то зловещий незнакомец склонялся над ней и угрожал убить в собственном доме, в собственной постели?
– Ну уж нет! – пробормотала она, допила воду из стакана и скользнула в постель.
Больше она не станет сидеть взаперти! Ну нет, не дождетесь! Как только снимут скобки, она поедет навестить отца, потом брата, потом съездит в теннисный клуб. Еще надо встретиться с родными Памелы Делакруа, постараться хоть что-то выяснить об этой женщине и об их странной совместной поездке. И, разумеется, выразить соболезнование. А потом предстоит еще один тяжелый разговор – с осиротевшей семьей Чарлза Биггса.
Дальше откладывать нельзя. Завтра она возьмет быка за рога и снова станет хозяйкой собственной жизни.
А как же Ник? Стоит ли копаться в их отношениях?
Конечно. Она не успокоится, пока не узнает правду. Всю правду.
Перед тем, как потушить свет, Марла в последний раз окинула взглядом спальню. Эта элегантная комната по-прежнему казалась ей чужой, неподходящей, словно прекрасное дорогое платье на два размера больше, которое она примерила как-то, еще девочкой.
Новое воспоминание! Яркое, живое, совершенно реальное. Это не просто сравнение – она действительно мерила чужое платье! Но как это может быть? По рассказам Алекса и Юджинии, она была единственной дочерью в богатой семье, родители растили ее как принцессу, баловали и ни в чем ей не отказывали. Они не позволили бы дочери рядиться в чужие вещи! И все же платье – голубое, расшитое бисером – так и стояло перед глазами. Она помнила, как проводила рукой по подолу, ощущая пальцами гладкий шелк. Помнила, что платье это принадлежало другой девочке – девочке, которая ей не нравилась. Но когда? Как?
Ответа и на эти вопросы у нее не было.
Что это было – реальное воспоминание или фантазия, обрывок сна?
«Позови Ника! – взмолился ее разум. – Алекса нет, а тебе надо кому-то довериться!»
Но Нику... нет, ни за что.
Закрыв глаза, Марла попыталась сосредоточиться. Ей было лет четырнадцать – немногим старше Сисси.
«А она не будет возражать? – спрашивала она у матери. – Или ей все равно, что я хожу в ее платье?»
Из кухни вместе с запахом готовящейся еды и сигаретного дыма приплыл хриплый смешок:
– Она и не заметит. У нее этого добра навалом.
– Мама... – прошептала Марла, чувствуя, как снова покрывается холодным потом.
Она вспомнила, как разговаривала с матерью. Над головой лениво крутился вентилятор, жужжали мухи. Как попала Виктория Эмхерст в эту бедную квартирку с выцветшими занавесками и истертым ковром на полу?
Где это было? И почему там она чувствовала себя как дома?
Задержав дыхание и напрягшись изо всех сил, Марла вытянулась на элегантном чудовище розового дерева и попыталась вспомнить лицо матери. По фотографиям в альбомах она знала, как выглядела мать, но совершенно ее не помнила. Почему, черт побери, она позволила Марле идти на бал в платье с чужого плеча, требующем подгонки?
Есть только один ответ. Она – не Марла Кейхилл. Не дочь Виктории Эмхерст. Не жена Александера.
Но как такое возможно? Она провела рукой по лицу, словно проверяя, принадлежит ли оно действительно ей. Если она не Марла, тогда как объяснить поведение окружающих? Почему все приняли ее за Марлу? Из-за травм и амнезии? Совпадение? Или хитроумная игра с неизвестными правилами, чей-то зловещий замысел, воплощенный в ее безликом преследователе? Внутренний голос в мозгу упорно твердил, что эта спальня – не ее. Она не стала бы подбирать подушки в цвет к шторам, не спала бы в одиночку на кровати для двоих, не заставила бы книжные полки томами в кожаных переплетах, которые, как подозревала, никто не открывал годами. Где же журналы? Кроссворды? Рукоделие? Где беспорядок, без которого, чувствовала она, немыслима ее жизнь?
«Но есть еще малыш. Моя плоть и кровь, – возразила Марла. – Его я вспомнила. Со временем вспомню и эту комнату. Непременно».
Желудок неожиданно напомнил о себе ноющей болью. Марла поморщилась и легла поудобнее. Это всего лишь боль. Она скоро пройдет. Обычное расстройство желудка – завтра от него не останется и следа. Завтра, едва проснувшись, она начнет все расставлять по своим местам. И не потерпит больше ничьих добрых советов! Нет, ни Алекс, ни Юджиния больше не заставят ее плясать под свою дудку!
Она потушила свет, закрыла глаза и в последний раз сказала себе, что зловещий голос ей приснился, а голубое платье, должно быть, выплыло из какого-нибудь виденного в детстве фильма. Пора спать. Это все, что ей сейчас нужно. Отдохнуть. А завтра утром начать все сначала.
Желудок обожгла резкая боль. Рот наполнился горечью.
«Не обращай внимания. Все скоро пройдет», – попыталась успокоить себя Марла.
К горлу подступила тошнота. Горло судорожно сжалось. Ее сейчас вырвет!
В панике она ударила ладонью по выключателю. Лампа загорелась, но неуклюжим движением Марла сбросила ее на пол. Лампочка взорвалась миллионом осколков, и спальня вновь погрузилась во тьму.
В желудке заурчало. Одной рукой схватив со стола кусачки, другой Марла нащупала кнопку интеркома.
– Ник! Кармен! – закричала она, чувствуя, что ее сейчас вырвет. – Помогите!
Господи, она не сможет удержаться, это сильнее ее.
– Кто-нибудь! На помощь!
Согнувшись пополам от накатывающих волнами спазмов, она выронила кусачки. Попыталась нашарить их в темноте – ничего не получилось. Спотыкаясь, Марла выбежала в холл. Едкая рвота уже обжигала носоглотку. Вцепившись пальцами в скобки, Марла отчаянно тянула и дергала, пытаясь содрать их.
Снизу послышались торопливые шаги.
Поздно. Им не успеть. Дверь в комнату Сисси распахнулась. Бросив взгляд на мать, девочка испуганно завизжала:
– Мама! Боже мой! Мама! Помогите!
Марла упала на пол, корчась, извиваясь, кашляя и с хрипом втягивая в себя воздух. Пальцы ее мертвой хваткой вцепились в проволоку. Горела глотка, пылали легкие, из глаз струились потоки слез. Холл вокруг нее начал вращаться, свет меркнуть. Торопливые шаги слышались уже совсем рядом.
Вдруг над ней нависло встревоженное лицо Ника. Мгновенно сообразив, что происходит, он оседлал ее, словно собирался делать искусственное дыхание, и с силой отнял ее руку от рта.
– Звони в службу спасения! – приказал он Сисси. – Быстро!
Девочка не двигалась с места.
– Какого черта... – пробормотал он, раскрыв Марле рот и с силой разгибая скобки одну за другой.
Марла билась в конвульсиях: ей не хватало воздуха, глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит.
– Марла, держись, держись! – кричал Ник, чувствуя, как поддается тугая проволока. – А, черт!
Мир потемнел, и Марла успела подумать, что умирает. Вдруг скобки щелкнули, и челюсти пронзила резкая боль.
– Ради бога, вызови «Скорую»! – взревел Ник. – Где этот Том, черт бы его взял?
Как темно. Она не может дышать.
– Держись, Марла, держись.
Смутно, словно сквозь туман, она различала его лицо – все из острых углов, хмурое, напряженное, стекающий по подбородку пот. Больше Марла ничего не видела – тело ее изогнулось дугой, а сознание заволокло непроглядным мраком.
Ник отбросил сломанные скобки, раскрыл Марле рот и перевернул ее на живот. Содрогаясь, кашляя и задыхаясь, она извергла содержимое желудка на ковер.
Послышался дробный цокот каблучков Юджинии.
– Господи, мой ковер! Что происходит? Затопали шаги на черной лестнице. Сквозь пелену ужаса, покрывающую сознание, Марла поняла, что отовсюду сбегаются люди, а она лежит в луже собственной рвоты – и впервые со времени выхода из комы пожелала провалиться обратно в благословенную темную пустоту. Ник встряхнул ее.
– Марла! – громко позвал он. – Марла, не закрывай глаза! Не закрывай глаза, черт побери!
– Пропустите! Я о ней позабочусь, – послышался новый голос, и Марла увидела у своего носа ботинки Тома. – Миссис Кейхилл! – Он наклонился и опустил руку ей на плечо. – Позвольте, я вам помогу.
Нет! Она не хочет, чтобы к ней прикасался незнакомец. Ей нужен только Ник.
– Да вызовите же кто-нибудь «Скорую помощь»! – заорал Ник и, обернувшись к Марле и глядя ей в глаза, словно его взгляд мог удержать ее на пороге забытья, произнес: – Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо.
– Отпустите ее, я обо всем позабочусь, – настаивал Том.
– Я начал дело, я и закончу, – огрызнулся Ник. Комната снова начала темнеть и вертеться волчком.
– Дыши! Открой рот!
Сильные руки Ника распахнули ей рот, и Марла, сжавшись в комок, кашляя и давясь, извергла из себя новый поток рвоты.
– Я вызову «Скорую помощь». – Голос Кармен заглушил рыдания Сисси и неровное, со всхлипами, дыхание Марлы.
Марла открыла глаза. Сперва все расплывалось, но через несколько секунд она вновь обрела ясность зрения. Ник все еще сидел на ней верхом, но опирался на колени и не давил на нее своей тяжестью. Лицо его застыло, как маска, синие глаза не отрывались от ее лица.
– Марла!
Кармен исчезла. Юджиния, Сисси и Том сгрудились вокруг, явно не зная, что им делать.
– Я... – Ей было трудно говорить – горел рот, ныли челюсти. – Я... в порядке, – неразборчиво солгала она.
– Машина «Скорой помощи» уже едет, – сообщила Кармен, появляясь на пороге.
Марла задрожала и обхватила себя руками.
– Ее отвезут в «Бейвью», – добавила Кармен.
– Правильно, пусть ее осмотрит Фил Робертсон, – кивнула Юджиния.
– Нет, – с трудом выговорила Марла.
При мысли о возвращении в больницу ее охватила паника. Снова лишиться власти над собственной жизнью, остаться без ответов на мучающие ее вопросы, нет, только не это!
– Нет... я... все хорошо... сейчас пройдет.
Дрожа и кашляя, она поднялась на колени. Желудок успокоился, она больше не задыхалась, но страшно болел рот: сломанные скобки исцарапали ей губы, а атрофированные мышцы нижней челюсти не желали возвращаться к жизни.
Ник, поднявшись на ноги, следил за ней тревожным потемневшим взглядом.
– У тебя не все хорошо, – заметил он. – Ты только несколько дней назад вышла из больницы.
– И туда не вернусь!
Умом Марла понимала, что самое разумное – съездить в больницу и провериться, но что-то подсказывало ей, что, согласившись на это, она совершит ужасную ошибку.
– Даже не спорь, – упрямо выдвинув вперед подбородок, оборвал ее Ник. – Посмотри, на кого ты похожа!
Марла не могла посмотреть на себя, и, честно говоря, не хотела. Привалившись к перилам, она подняла голову и взглянула ему в глаза. Она догадывалась, что выглядит кошмарно – грязная, всклокоченная, в испачканной пижаме. Но ей было плевать. Плевать на то, что свекровь и слуги смотрят на нее в таком виде. Она втянула в себя воздух и снова закашлялась. Горло горело, во рту стояла невыносимая едкая горечь.
– Иди-ка сюда. – Ник помог ей встать и усадил в кресло. – Давай-ка я тебе помогу.
Осторожно и ловко он извлек из ее рта обломки проволоки. Стало немного легче – теперь ничто не впивалось ей в десны.
– Ну вот, сейчас приедет «Скорая», и...
– Ты отвезешь меня к доктору, попросишь, чтобы он меня осмотрел, а потом привезешь домой, – прервала она его. Ник заколебался.
– Мне кажется...
– Ник, пожалуйста, сделай это для меня! – прошептала она.
Он окинул ее прищуренным, оценивающим взглядом.
– Уверена?
– Да. – Израненный рот едва открывался – тут уж не до споров. – Если бы я почувствовала какую-то опасность, сама бы потребовала, чтобы меня отвезли в «Бейвью».
– Но ты едва не погибла! – настаивал он. По телу Марлы прошла дрожь.
– Знаю, – прошептала она. – Но теперь, пожалуйста...
– По-моему, ты совершаешь большую ошибку.
– Ее необходимо госпитализировать! – вмешался Том.
Склонившись над Марлой, он смотрел на ее израненные губы. В голосе его прозвучало какое-то странное напряжение. Марла не доверяла этому человеку. Ни на секунду. Но он, по крайней мере, кое в чем от нее зависел.
– Мой муж нанял вас как раз для подобных случаев, – с трудом проговорила она. – Надеюсь, в следующий раз вы появитесь вовремя?
– Конечно, – проговорил он, и глаза его на мгновение сузились. – Но сейчас мне хотелось бы, чтобы вас осмотрел врач.
– Я поеду к доктору Робертсону. В клинику или к нему домой. – Боже, как больно говорить!
– «Скорая помощь» уже в пути, – заметил Ник. В самом деле, вдалеке, у подножия холма, уже раздавался надрывный вой сирены.
– Отмени вызов, – попросила Марла и умоляюще прикоснулась к его руке. – Пожалуйста.
– Хорошо, я сама с ними поговорю, – вмешалась Юджиния. – И позвоню Алексу, чтобы он приехал за тобой в клинику. Я уверена, Фил возражать не станет. – Она покосилась на испачканный ковер. – А пока тебя не будет, мы здесь приберем.
Марла никак не ожидала, что свекровь встанет на ее сторону, но сейчас она была благодарна за любую поддержку.
Юджиния повернулась к сыну.
– Ник, ты отвезешь Марлу в клинику. Я позвоню Алексу, и он вас там встретит. Прошу тебя, раз в жизни обойдись без споров.
– Согласна? – обернулся Ник к Марле.
– Да.
– Отлично. Вот и договорились.
Юджиния бросила на Тома взгляд, словно говорящий: «Хочешь возразить – попробуй!» Том промолчал. Юджиния Достала из кармана связку ключей и отперла дверь в комнату сына. Через некоторое время из-за приоткрытой двери послышался ее голос.
– Видишь, все вышло по-твоему, – заметил Ник. Почудилось ли ей – или в самом деле в глазах у него мелькнул проблеск нежности и сострадания?
– Подожди секунду, я попробую привести себя в приличный вид.
«Если удастся. Господи, до чего же мне паршиво!»
На подгибающихся ногах Марла вернулась в спальню. Поморщилась при виде осколков стекла на ковре и прошла прямо в ванную. Морщась, плеснула себе в лицо холодной водой, прополоскала рот, затем разделась и торопливо обтерлась мокрой губкой.
Вой сирены сделался громче, затем стих. В животе еще чувствовалась тяжесть, и рот горел, но Марла чувствовала, что тошнить ее больше не будет. Натянув спортивный костюм, она взглянула на себя в зеркало. М-да... А, кому какое дело! Все, чего она хочет, – как можно скорее покончить с этим неприятным делом.
В холле ее ждал Ник. Один – слуги разошлись.
– А «Скорая»? – спросила она, с трудом двигая челюстью.
– Я ее отослал. Бригаде это не понравилось.
– А мне, думаешь, понравилось? – огрызнулась она.
– Поехали.
– Подожди секунду.
Марла заглянула к Сисси. Дочь лежала на кровати, уставившись в потолок и судорожно вцепившись в потрепанного плюшевого львенка.
– Как ты? – с трудом шевеля непослушным языком, спросила Марла.
– А ты как думаешь? Чудесно. Просто класс. – Она всхлипнула и часто-часто заморгала, борясь со слезами.
– Я серьезно.
– Плохо. Очень плохо. Довольна? Ты это хотела услышать?
Подбородок ее задрожал. Марла перевела взгляд на туалетный столик, где все еще краснели пятна лака.
– Почему ты не можешь быть такой, как раньше? До беременности. Как только ты забеременела, так сразу началась вся эта фигня! А до этого... – Она осеклась и захлопнула рот, словно сказала лишнее. – Я просто хочу, чтобы ты снова стала прежней.
У Марлы сжалось сердце, и на глаза навернулись слезы.
– Поверь, Сисси, я стараюсь.
– Да ладно! – Сисси всхлипнула и крепче прижала к себе львенка. Из-под зажмуренных век потекли слезы.
Марла двинулась было к кровати, но Сисси тут же открыла глаза и прошипела сердито:
– Мам, оставь меня в покое, а?
– Милая, прошу тебя...
– Не надо, мам. Просто... – Тыльной стороной ладони она смахнула слезы. На щеках остались потеки туши. – Просто уйди.
Но Марла не ушла. Не могла. Только не сейчас, когда трещина между ними с каждым мигом становится шире. Она села рядом, откинула со лба дочери растрепанные волосы. Сисси упрямо смотрела в окно, где гнулись под ветром темные силуэты елей. В ответ на ласку матери она упрямо и презрительно дернула плечом.
– Знаю, – тихо заговорила Марла, думая о Нике, который ждет ее на пороге, – тебе сейчас очень тяжело. Всем нам тяжело. И тебе. И мне. И папе. Но, милая, я очень стараюсь, и скоро мне обязательно станет лучше. Я уже кое-что вспоминаю. Сегодня, например, вспомнила, как рожала Джеймса.
Сисси застыла.
– Правда? – спросила она, сжимая львенка и упорно глядя в окно.
– Правда.
– А я? Меня ты не помнишь? Я ведь родилась первой! – Сердитые золотистые глаза уставились на нее, словно обвиняя во лжи.
Марла почувствовала укол вины и хотела солгать, но поняла, что не стоит. Только хуже будет. Сисси умеет распознавать ложь.
– Пока нет.
Сисси зло фыркнула. Губы ее скривились в едкой, горькой улыбке.
– Наверно, и не вспомнишь. Никогда.
– Конечно, вспомню. Дай мне время.
Марла погладила дочь по щеке, но девочка дернулась, словно обжегшись.
– Ты сегодня ко мне ворвалась, как ненормальная. Как будто привидение увидела. Напугала меняло смерти.
– Милая...
– А потом... – дрожащим голосом продолжала Сисси, – потом я выхожу и вижу, что ты катаешься по полу и кричишь не своим голосом и... – голос ее дрогнул и сломался.
У Марлы сердце кровью обливалось. Она хотела сжать дочь в объятиях, поклясться, что никогда ее не отпустит, но стоило ей дотронуться до ее руки, как Сисси вздрогнула и отодвинулась. Тяжело вздохнув, Марла поднялась на ноги. Так она ничего не добьется. Что бы она ни делала, становится только хуже.
Ник ждал ее, прислонившись к двери плечом. Увидев Марлу, он отступил на шаг.
– Она меня ненавидит, – прошептала Марла, входя вместе с ним в лифт.
– Многие подростки ведут себя с матерями так, словно их ненавидят.
Он нажал кнопку первого этажа.
– Нет, дело не только в этом.
– Сейчас тебе об этом беспокоиться не стоит.
Он приподнял ее голову за подбородок и заглянул ей в глаза.
– Думаешь, есть более важные проблемы?
– Прежде всего тебе надо все вспомнить.
– Поверь, ничего я так не хочу, как этого.
Он перевел взгляд на ее израненные губы, и Марле вдруг почудилось, что сейчас он ее поцелует. Воздух в кабине сгустился; стало трудно дышать. Но в следующий миг двери отворились, и Ник убрал руку.
В фойе, перебирая костлявыми пальцами жемчужное ожерелье, стояла Юджиния. Она перевела взгляд с невестки на сына, и уголки губ ее недовольно опустились.
– Я вызвала Ларса. Он вас отвезет.
– Я сам справлюсь, – ответил Ник, подавая Марле плащ из стенного шкафа.
– Но он уже разогрел машину и...
– Я сказал, сам справлюсь, – отрезал Ник.
Ник помог Марле надеть плащ, накинул свою потрепанную куртку и, держа Марлу под локоть, вывел ее из дома по кирпичной дорожке к подъезду, где стоял его старенький «Додж». Выглядел автомобиль так, словно находился при последнем издыхании: наверняка, подумала Марла, у него протекает бак – и хорошо, если только это!
– Почему ты так живешь? – спросила она. – Почему ты изгой?
Он криво усмехнулся в ответ:
– Потому что так хочу.
Он помог ей сесть на пассажирское сиденье и сам уселся за руль. Запыхтел изношенный мотор, и «Додж» тронулся с места.
– Тебе это нравится?
– Очень.
– Почему?
Он притормозил у кодового замка, нажал серию цифр, и электронные ворота бесшумно распахнулись.
– Не люблю проторенных путей.
– Паршивая овца? Волк-одиночка? Или медведь-шатун?
– Называй как хочешь, – пожал плечами Ник. – Я никогда об этом не думал. Просто поступал так, как хочу. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Почему-то людей это бесит.
– Представляю.
Ветровое стекло быстро затуманилось, отгородив тесную – слишком тесную – кабину от остального мира.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как в аду. И не говори, что выгляжу еще хуже. Сама знаю.
Марла обернулась через плечо. У ярко освещенного окна гостиной виднелся темный силуэт Юджинии. Выше, в окне Сисси, тоже горел свет, но самой ее было не видно. Девочка не потрудилась встать и проводить мать взглядом. Неудивительно. Для их отношений затрепанное слово «натянутые» не подходит – слишком мягко. Что же она за мать? Почему не помнит ребенка, который четырнадцать лет был частью ее жизни?
Марла вздохнула, прислонившись головой к стеклу. Она устала, переволновалась, у нее все болело – сильнее всего, челюсти, – и еще она снова оказалась наедине с Ником. Близко к нему. Слишком близко. Бедро его, обтянутое джинсами, почти касалось ее бедра.
Она могла бы протянуть руку и дотронуться до него. Но не стала. И никогда не станет. Так она говорила себе, пока Ник гнал машину по мокрому асфальту, в котором отражались фонари. Дождь стучал по стеклу; из микрофона доносились приглушенные звуки кантри.
– Так отчего это случилось? – спросил Ник, притормаживая на крутом спуске, отделяющем квартал небоскребов от более скромного района.
Здесь, несмотря на поздний час, было людно: мчались автомобили, разбрызгивая грязь, спешили укрыться от дождя пешеходы.
– Не знаю, – пожала плечами Марла. – Может, от переживаний, а может, суп не удался.
– И ты не почувствовала, что тебя тошнит?
– Самую малость. Решила, что само пройдет.
По взгляду Ника нетрудно было догадаться, как он расценивает ее умственные способности.
– Значит, просто проснулась и...
– Нет, – ответила Марла, решив рассказать ему правду. – Я проснулась не оттого, что меня затошнило. Было кое-что еще. – Скользнув взглядом в его сторону, она заметила, что Ник крепче сжал руль. – Я проснулась, потому что кое-что услышала.
– Что?
«Скажу, все равно хуже не будет», – подумала она.
– Понимаю, это звучит как бред, но я проснулась с явственным ощущением, что в комнате кто-то есть. Мужчина. Он наклонился над кроватью и прошептал что-то вроде: «Сдохни, сука!»
– Что?! Марла, ты серьезно? – Ник вздернул голову. – У тебя в спальне кто-то был?
– Знаю, знаю, это паранойя, – поспешно ответила она. – Я вскочила, осмотрела спальню, потом пошла... нет, побежала к детям. Но я никого не нашла, решила, что мне приснился дурной сон, и снова легла в постель. – Стоило припомнить этот ужас, это твердое убеждение, что кто-то пробрался к ней в спальню, – и по коже у нее побежали мурашки. – Говорю же, это ерунда.
– Спасибо за совет, – пробормотала Марла, чувствуя себя полной идиоткой. – Спокойной ночи, милая. До завтра.
– Ага, – протянула Сисси, не спуская с матери напряженного, недоверчивого взгляда.
Марла вышла, прикрыв за собой дверь, и поспешила в детскую.
Над кроваткой мягко мерцал ночник. Джеймс сладко спал, не ведая о царящем в мире зле.
– Солнышко мое! – На глаза у Марлы навернулись слезы.
Все хорошо. Дети в безопасности. Ни ей, ни им ничто не угрожает. Никакой враг не проберется в их замок на вершине холма.
«А Сисси права. Я совсем расклеилась, – с отчаянием подумала она. – Пора взять себя в руки. Ну, Марла!» Она шмыгнула носом, борясь со слезами. В доме нет посторонних. Все хорошо... ну, по крайней мере, не так уж плохо. И с ней самой все в порядке, если не считать урчания в желудке и легкой тошноты. Пора избавляться от паранойи, пока она не оказалась в психушке.
– Ну нет! – прошептала Марла, похолодев от этой мысли.
Даже этот дом напоминал ей тюрьму – что же говорить о больнице? Нет, никогда! Она обхватила себя руками и еще раз твердо сказала себе, что все в порядке. Просто нервы у нее сегодня чересчур натянуты.
Она снова взглянула на малыша и вдруг ее пронзило отчетливое воспоминание. Залитый светом родильный зал, доктор и сестры в масках, хлопочущие вокруг нее, невыносимая боль, чувство, словно из тебя что-то вытягивают, и вдруг – невообразимо сладостное облегчение. Младенческий писк. «Поздравляем, у вас мальчик!» Да, да, Джеймс – мой сын! Она помнила все – и венчик слипшихся рыжих волосенок, и сморщенное в плаче личико. Помнила, как взяла его на руки и прижала к груди.
«Я всегда буду тебя любить, – подумала она тогда. – Никто не отберет тебя у меня. Никогда. Клянусь».
Яркие картины обжигали мозг; но за облегчением и радостью Марла чувствовала что-то иное – темное, мощное. Страх? Глубоко в душе затаился страх, что кто-то отнимет ребенка, вырвет у нее из рук это драгоценное нежное тельце. Но это же безумие! Или нет?
Марла взяла малыша на руки и прижала к себе, словно боялась, что сейчас, сию минуту какой-то безликий враг ворвется в детскую и отнимет у нее сына. Слезы потекли по щекам.
– Солнышко мое! – прошептала она и поцеловала его в сладко пахнущую макушку.
Малыш пошевелился, что-то сонно проворковал и уснул еще крепче, уткнувшись в материнское плечо. Слезы потекли сильнее. Как же она любит это крошечное дитя!
– Все будет хорошо, – шептала Марла, покачивая младенца. – Все будет хорошо. Мама здесь. Я никому не дам тебя обидеть.
«И как ты собираешься его защищать? – спросила она себя и сама же ответила: – Не знаю. Но сделаю все, что в моих силах».
Марла шмыгнула носом и утерла слезы ладонью. Она не знает, кто друг, кто враг, не знает, кому можно довериться. Значит, бороться со страхом ей придется самой. Еще несколько минут она стояла в полутьме, прижимая к себе спящего малыша так, словно от этого зависела ее жизнь. Снаружи выл ветер, хлестал по крыше дождь, и ветви деревьев бились в окна, но в детской было тихо и безопасно. Наконец Марла уложила Джеймса в кроватку и еще немного постояла над ним, с улыбкой глядя, как он причмокивает во сне.
Оставив дверь в детскую приоткрытой, она вернулась в спальню. Страхи ее улеглись, оставив после себя только легкую слабость. Марла подумала, не спуститься ли вниз, не попросить ли позвать сиделку, но тут же решила, что не опустится до такой слабости. Что она скажет Юджинии и Нику? Что у нее расстройство желудка? Или что какой-то зловещий незнакомец склонялся над ней и угрожал убить в собственном доме, в собственной постели?
– Ну уж нет! – пробормотала она, допила воду из стакана и скользнула в постель.
Больше она не станет сидеть взаперти! Ну нет, не дождетесь! Как только снимут скобки, она поедет навестить отца, потом брата, потом съездит в теннисный клуб. Еще надо встретиться с родными Памелы Делакруа, постараться хоть что-то выяснить об этой женщине и об их странной совместной поездке. И, разумеется, выразить соболезнование. А потом предстоит еще один тяжелый разговор – с осиротевшей семьей Чарлза Биггса.
Дальше откладывать нельзя. Завтра она возьмет быка за рога и снова станет хозяйкой собственной жизни.
А как же Ник? Стоит ли копаться в их отношениях?
Конечно. Она не успокоится, пока не узнает правду. Всю правду.
Перед тем, как потушить свет, Марла в последний раз окинула взглядом спальню. Эта элегантная комната по-прежнему казалась ей чужой, неподходящей, словно прекрасное дорогое платье на два размера больше, которое она примерила как-то, еще девочкой.
Новое воспоминание! Яркое, живое, совершенно реальное. Это не просто сравнение – она действительно мерила чужое платье! Но как это может быть? По рассказам Алекса и Юджинии, она была единственной дочерью в богатой семье, родители растили ее как принцессу, баловали и ни в чем ей не отказывали. Они не позволили бы дочери рядиться в чужие вещи! И все же платье – голубое, расшитое бисером – так и стояло перед глазами. Она помнила, как проводила рукой по подолу, ощущая пальцами гладкий шелк. Помнила, что платье это принадлежало другой девочке – девочке, которая ей не нравилась. Но когда? Как?
Ответа и на эти вопросы у нее не было.
Что это было – реальное воспоминание или фантазия, обрывок сна?
«Позови Ника! – взмолился ее разум. – Алекса нет, а тебе надо кому-то довериться!»
Но Нику... нет, ни за что.
Закрыв глаза, Марла попыталась сосредоточиться. Ей было лет четырнадцать – немногим старше Сисси.
«А она не будет возражать? – спрашивала она у матери. – Или ей все равно, что я хожу в ее платье?»
Из кухни вместе с запахом готовящейся еды и сигаретного дыма приплыл хриплый смешок:
– Она и не заметит. У нее этого добра навалом.
– Мама... – прошептала Марла, чувствуя, как снова покрывается холодным потом.
Она вспомнила, как разговаривала с матерью. Над головой лениво крутился вентилятор, жужжали мухи. Как попала Виктория Эмхерст в эту бедную квартирку с выцветшими занавесками и истертым ковром на полу?
Где это было? И почему там она чувствовала себя как дома?
Задержав дыхание и напрягшись изо всех сил, Марла вытянулась на элегантном чудовище розового дерева и попыталась вспомнить лицо матери. По фотографиям в альбомах она знала, как выглядела мать, но совершенно ее не помнила. Почему, черт побери, она позволила Марле идти на бал в платье с чужого плеча, требующем подгонки?
Есть только один ответ. Она – не Марла Кейхилл. Не дочь Виктории Эмхерст. Не жена Александера.
Но как такое возможно? Она провела рукой по лицу, словно проверяя, принадлежит ли оно действительно ей. Если она не Марла, тогда как объяснить поведение окружающих? Почему все приняли ее за Марлу? Из-за травм и амнезии? Совпадение? Или хитроумная игра с неизвестными правилами, чей-то зловещий замысел, воплощенный в ее безликом преследователе? Внутренний голос в мозгу упорно твердил, что эта спальня – не ее. Она не стала бы подбирать подушки в цвет к шторам, не спала бы в одиночку на кровати для двоих, не заставила бы книжные полки томами в кожаных переплетах, которые, как подозревала, никто не открывал годами. Где же журналы? Кроссворды? Рукоделие? Где беспорядок, без которого, чувствовала она, немыслима ее жизнь?
«Но есть еще малыш. Моя плоть и кровь, – возразила Марла. – Его я вспомнила. Со временем вспомню и эту комнату. Непременно».
Желудок неожиданно напомнил о себе ноющей болью. Марла поморщилась и легла поудобнее. Это всего лишь боль. Она скоро пройдет. Обычное расстройство желудка – завтра от него не останется и следа. Завтра, едва проснувшись, она начнет все расставлять по своим местам. И не потерпит больше ничьих добрых советов! Нет, ни Алекс, ни Юджиния больше не заставят ее плясать под свою дудку!
Она потушила свет, закрыла глаза и в последний раз сказала себе, что зловещий голос ей приснился, а голубое платье, должно быть, выплыло из какого-нибудь виденного в детстве фильма. Пора спать. Это все, что ей сейчас нужно. Отдохнуть. А завтра утром начать все сначала.
Желудок обожгла резкая боль. Рот наполнился горечью.
«Не обращай внимания. Все скоро пройдет», – попыталась успокоить себя Марла.
К горлу подступила тошнота. Горло судорожно сжалось. Ее сейчас вырвет!
В панике она ударила ладонью по выключателю. Лампа загорелась, но неуклюжим движением Марла сбросила ее на пол. Лампочка взорвалась миллионом осколков, и спальня вновь погрузилась во тьму.
В желудке заурчало. Одной рукой схватив со стола кусачки, другой Марла нащупала кнопку интеркома.
– Ник! Кармен! – закричала она, чувствуя, что ее сейчас вырвет. – Помогите!
Господи, она не сможет удержаться, это сильнее ее.
– Кто-нибудь! На помощь!
Согнувшись пополам от накатывающих волнами спазмов, она выронила кусачки. Попыталась нашарить их в темноте – ничего не получилось. Спотыкаясь, Марла выбежала в холл. Едкая рвота уже обжигала носоглотку. Вцепившись пальцами в скобки, Марла отчаянно тянула и дергала, пытаясь содрать их.
Снизу послышались торопливые шаги.
Поздно. Им не успеть. Дверь в комнату Сисси распахнулась. Бросив взгляд на мать, девочка испуганно завизжала:
– Мама! Боже мой! Мама! Помогите!
Марла упала на пол, корчась, извиваясь, кашляя и с хрипом втягивая в себя воздух. Пальцы ее мертвой хваткой вцепились в проволоку. Горела глотка, пылали легкие, из глаз струились потоки слез. Холл вокруг нее начал вращаться, свет меркнуть. Торопливые шаги слышались уже совсем рядом.
Вдруг над ней нависло встревоженное лицо Ника. Мгновенно сообразив, что происходит, он оседлал ее, словно собирался делать искусственное дыхание, и с силой отнял ее руку от рта.
– Звони в службу спасения! – приказал он Сисси. – Быстро!
Девочка не двигалась с места.
– Какого черта... – пробормотал он, раскрыв Марле рот и с силой разгибая скобки одну за другой.
Марла билась в конвульсиях: ей не хватало воздуха, глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит.
– Марла, держись, держись! – кричал Ник, чувствуя, как поддается тугая проволока. – А, черт!
Мир потемнел, и Марла успела подумать, что умирает. Вдруг скобки щелкнули, и челюсти пронзила резкая боль.
– Ради бога, вызови «Скорую»! – взревел Ник. – Где этот Том, черт бы его взял?
Как темно. Она не может дышать.
– Держись, Марла, держись.
Смутно, словно сквозь туман, она различала его лицо – все из острых углов, хмурое, напряженное, стекающий по подбородку пот. Больше Марла ничего не видела – тело ее изогнулось дугой, а сознание заволокло непроглядным мраком.
Ник отбросил сломанные скобки, раскрыл Марле рот и перевернул ее на живот. Содрогаясь, кашляя и задыхаясь, она извергла содержимое желудка на ковер.
Послышался дробный цокот каблучков Юджинии.
– Господи, мой ковер! Что происходит? Затопали шаги на черной лестнице. Сквозь пелену ужаса, покрывающую сознание, Марла поняла, что отовсюду сбегаются люди, а она лежит в луже собственной рвоты – и впервые со времени выхода из комы пожелала провалиться обратно в благословенную темную пустоту. Ник встряхнул ее.
– Марла! – громко позвал он. – Марла, не закрывай глаза! Не закрывай глаза, черт побери!
– Пропустите! Я о ней позабочусь, – послышался новый голос, и Марла увидела у своего носа ботинки Тома. – Миссис Кейхилл! – Он наклонился и опустил руку ей на плечо. – Позвольте, я вам помогу.
Нет! Она не хочет, чтобы к ней прикасался незнакомец. Ей нужен только Ник.
– Да вызовите же кто-нибудь «Скорую помощь»! – заорал Ник и, обернувшись к Марле и глядя ей в глаза, словно его взгляд мог удержать ее на пороге забытья, произнес: – Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо.
– Отпустите ее, я обо всем позабочусь, – настаивал Том.
– Я начал дело, я и закончу, – огрызнулся Ник. Комната снова начала темнеть и вертеться волчком.
– Дыши! Открой рот!
Сильные руки Ника распахнули ей рот, и Марла, сжавшись в комок, кашляя и давясь, извергла из себя новый поток рвоты.
– Я вызову «Скорую помощь». – Голос Кармен заглушил рыдания Сисси и неровное, со всхлипами, дыхание Марлы.
Марла открыла глаза. Сперва все расплывалось, но через несколько секунд она вновь обрела ясность зрения. Ник все еще сидел на ней верхом, но опирался на колени и не давил на нее своей тяжестью. Лицо его застыло, как маска, синие глаза не отрывались от ее лица.
– Марла!
Кармен исчезла. Юджиния, Сисси и Том сгрудились вокруг, явно не зная, что им делать.
– Я... – Ей было трудно говорить – горел рот, ныли челюсти. – Я... в порядке, – неразборчиво солгала она.
– Машина «Скорой помощи» уже едет, – сообщила Кармен, появляясь на пороге.
Марла задрожала и обхватила себя руками.
– Ее отвезут в «Бейвью», – добавила Кармен.
– Правильно, пусть ее осмотрит Фил Робертсон, – кивнула Юджиния.
– Нет, – с трудом выговорила Марла.
При мысли о возвращении в больницу ее охватила паника. Снова лишиться власти над собственной жизнью, остаться без ответов на мучающие ее вопросы, нет, только не это!
– Нет... я... все хорошо... сейчас пройдет.
Дрожа и кашляя, она поднялась на колени. Желудок успокоился, она больше не задыхалась, но страшно болел рот: сломанные скобки исцарапали ей губы, а атрофированные мышцы нижней челюсти не желали возвращаться к жизни.
Ник, поднявшись на ноги, следил за ней тревожным потемневшим взглядом.
– У тебя не все хорошо, – заметил он. – Ты только несколько дней назад вышла из больницы.
– И туда не вернусь!
Умом Марла понимала, что самое разумное – съездить в больницу и провериться, но что-то подсказывало ей, что, согласившись на это, она совершит ужасную ошибку.
– Даже не спорь, – упрямо выдвинув вперед подбородок, оборвал ее Ник. – Посмотри, на кого ты похожа!
Марла не могла посмотреть на себя, и, честно говоря, не хотела. Привалившись к перилам, она подняла голову и взглянула ему в глаза. Она догадывалась, что выглядит кошмарно – грязная, всклокоченная, в испачканной пижаме. Но ей было плевать. Плевать на то, что свекровь и слуги смотрят на нее в таком виде. Она втянула в себя воздух и снова закашлялась. Горло горело, во рту стояла невыносимая едкая горечь.
– Иди-ка сюда. – Ник помог ей встать и усадил в кресло. – Давай-ка я тебе помогу.
Осторожно и ловко он извлек из ее рта обломки проволоки. Стало немного легче – теперь ничто не впивалось ей в десны.
– Ну вот, сейчас приедет «Скорая», и...
– Ты отвезешь меня к доктору, попросишь, чтобы он меня осмотрел, а потом привезешь домой, – прервала она его. Ник заколебался.
– Мне кажется...
– Ник, пожалуйста, сделай это для меня! – прошептала она.
Он окинул ее прищуренным, оценивающим взглядом.
– Уверена?
– Да. – Израненный рот едва открывался – тут уж не до споров. – Если бы я почувствовала какую-то опасность, сама бы потребовала, чтобы меня отвезли в «Бейвью».
– Но ты едва не погибла! – настаивал он. По телу Марлы прошла дрожь.
– Знаю, – прошептала она. – Но теперь, пожалуйста...
– По-моему, ты совершаешь большую ошибку.
– Ее необходимо госпитализировать! – вмешался Том.
Склонившись над Марлой, он смотрел на ее израненные губы. В голосе его прозвучало какое-то странное напряжение. Марла не доверяла этому человеку. Ни на секунду. Но он, по крайней мере, кое в чем от нее зависел.
– Мой муж нанял вас как раз для подобных случаев, – с трудом проговорила она. – Надеюсь, в следующий раз вы появитесь вовремя?
– Конечно, – проговорил он, и глаза его на мгновение сузились. – Но сейчас мне хотелось бы, чтобы вас осмотрел врач.
– Я поеду к доктору Робертсону. В клинику или к нему домой. – Боже, как больно говорить!
– «Скорая помощь» уже в пути, – заметил Ник. В самом деле, вдалеке, у подножия холма, уже раздавался надрывный вой сирены.
– Отмени вызов, – попросила Марла и умоляюще прикоснулась к его руке. – Пожалуйста.
– Хорошо, я сама с ними поговорю, – вмешалась Юджиния. – И позвоню Алексу, чтобы он приехал за тобой в клинику. Я уверена, Фил возражать не станет. – Она покосилась на испачканный ковер. – А пока тебя не будет, мы здесь приберем.
Марла никак не ожидала, что свекровь встанет на ее сторону, но сейчас она была благодарна за любую поддержку.
Юджиния повернулась к сыну.
– Ник, ты отвезешь Марлу в клинику. Я позвоню Алексу, и он вас там встретит. Прошу тебя, раз в жизни обойдись без споров.
– Согласна? – обернулся Ник к Марле.
– Да.
– Отлично. Вот и договорились.
Юджиния бросила на Тома взгляд, словно говорящий: «Хочешь возразить – попробуй!» Том промолчал. Юджиния Достала из кармана связку ключей и отперла дверь в комнату сына. Через некоторое время из-за приоткрытой двери послышался ее голос.
– Видишь, все вышло по-твоему, – заметил Ник. Почудилось ли ей – или в самом деле в глазах у него мелькнул проблеск нежности и сострадания?
– Подожди секунду, я попробую привести себя в приличный вид.
«Если удастся. Господи, до чего же мне паршиво!»
На подгибающихся ногах Марла вернулась в спальню. Поморщилась при виде осколков стекла на ковре и прошла прямо в ванную. Морщась, плеснула себе в лицо холодной водой, прополоскала рот, затем разделась и торопливо обтерлась мокрой губкой.
Вой сирены сделался громче, затем стих. В животе еще чувствовалась тяжесть, и рот горел, но Марла чувствовала, что тошнить ее больше не будет. Натянув спортивный костюм, она взглянула на себя в зеркало. М-да... А, кому какое дело! Все, чего она хочет, – как можно скорее покончить с этим неприятным делом.
В холле ее ждал Ник. Один – слуги разошлись.
– А «Скорая»? – спросила она, с трудом двигая челюстью.
– Я ее отослал. Бригаде это не понравилось.
– А мне, думаешь, понравилось? – огрызнулась она.
– Поехали.
– Подожди секунду.
Марла заглянула к Сисси. Дочь лежала на кровати, уставившись в потолок и судорожно вцепившись в потрепанного плюшевого львенка.
– Как ты? – с трудом шевеля непослушным языком, спросила Марла.
– А ты как думаешь? Чудесно. Просто класс. – Она всхлипнула и часто-часто заморгала, борясь со слезами.
– Я серьезно.
– Плохо. Очень плохо. Довольна? Ты это хотела услышать?
Подбородок ее задрожал. Марла перевела взгляд на туалетный столик, где все еще краснели пятна лака.
– Почему ты не можешь быть такой, как раньше? До беременности. Как только ты забеременела, так сразу началась вся эта фигня! А до этого... – Она осеклась и захлопнула рот, словно сказала лишнее. – Я просто хочу, чтобы ты снова стала прежней.
У Марлы сжалось сердце, и на глаза навернулись слезы.
– Поверь, Сисси, я стараюсь.
– Да ладно! – Сисси всхлипнула и крепче прижала к себе львенка. Из-под зажмуренных век потекли слезы.
Марла двинулась было к кровати, но Сисси тут же открыла глаза и прошипела сердито:
– Мам, оставь меня в покое, а?
– Милая, прошу тебя...
– Не надо, мам. Просто... – Тыльной стороной ладони она смахнула слезы. На щеках остались потеки туши. – Просто уйди.
Но Марла не ушла. Не могла. Только не сейчас, когда трещина между ними с каждым мигом становится шире. Она села рядом, откинула со лба дочери растрепанные волосы. Сисси упрямо смотрела в окно, где гнулись под ветром темные силуэты елей. В ответ на ласку матери она упрямо и презрительно дернула плечом.
– Знаю, – тихо заговорила Марла, думая о Нике, который ждет ее на пороге, – тебе сейчас очень тяжело. Всем нам тяжело. И тебе. И мне. И папе. Но, милая, я очень стараюсь, и скоро мне обязательно станет лучше. Я уже кое-что вспоминаю. Сегодня, например, вспомнила, как рожала Джеймса.
Сисси застыла.
– Правда? – спросила она, сжимая львенка и упорно глядя в окно.
– Правда.
– А я? Меня ты не помнишь? Я ведь родилась первой! – Сердитые золотистые глаза уставились на нее, словно обвиняя во лжи.
Марла почувствовала укол вины и хотела солгать, но поняла, что не стоит. Только хуже будет. Сисси умеет распознавать ложь.
– Пока нет.
Сисси зло фыркнула. Губы ее скривились в едкой, горькой улыбке.
– Наверно, и не вспомнишь. Никогда.
– Конечно, вспомню. Дай мне время.
Марла погладила дочь по щеке, но девочка дернулась, словно обжегшись.
– Ты сегодня ко мне ворвалась, как ненормальная. Как будто привидение увидела. Напугала меняло смерти.
– Милая...
– А потом... – дрожащим голосом продолжала Сисси, – потом я выхожу и вижу, что ты катаешься по полу и кричишь не своим голосом и... – голос ее дрогнул и сломался.
У Марлы сердце кровью обливалось. Она хотела сжать дочь в объятиях, поклясться, что никогда ее не отпустит, но стоило ей дотронуться до ее руки, как Сисси вздрогнула и отодвинулась. Тяжело вздохнув, Марла поднялась на ноги. Так она ничего не добьется. Что бы она ни делала, становится только хуже.
Ник ждал ее, прислонившись к двери плечом. Увидев Марлу, он отступил на шаг.
– Она меня ненавидит, – прошептала Марла, входя вместе с ним в лифт.
– Многие подростки ведут себя с матерями так, словно их ненавидят.
Он нажал кнопку первого этажа.
– Нет, дело не только в этом.
– Сейчас тебе об этом беспокоиться не стоит.
Он приподнял ее голову за подбородок и заглянул ей в глаза.
– Думаешь, есть более важные проблемы?
– Прежде всего тебе надо все вспомнить.
– Поверь, ничего я так не хочу, как этого.
Он перевел взгляд на ее израненные губы, и Марле вдруг почудилось, что сейчас он ее поцелует. Воздух в кабине сгустился; стало трудно дышать. Но в следующий миг двери отворились, и Ник убрал руку.
В фойе, перебирая костлявыми пальцами жемчужное ожерелье, стояла Юджиния. Она перевела взгляд с невестки на сына, и уголки губ ее недовольно опустились.
– Я вызвала Ларса. Он вас отвезет.
– Я сам справлюсь, – ответил Ник, подавая Марле плащ из стенного шкафа.
– Но он уже разогрел машину и...
– Я сказал, сам справлюсь, – отрезал Ник.
Ник помог Марле надеть плащ, накинул свою потрепанную куртку и, держа Марлу под локоть, вывел ее из дома по кирпичной дорожке к подъезду, где стоял его старенький «Додж». Выглядел автомобиль так, словно находился при последнем издыхании: наверняка, подумала Марла, у него протекает бак – и хорошо, если только это!
– Почему ты так живешь? – спросила она. – Почему ты изгой?
Он криво усмехнулся в ответ:
– Потому что так хочу.
Он помог ей сесть на пассажирское сиденье и сам уселся за руль. Запыхтел изношенный мотор, и «Додж» тронулся с места.
– Тебе это нравится?
– Очень.
– Почему?
Он притормозил у кодового замка, нажал серию цифр, и электронные ворота бесшумно распахнулись.
– Не люблю проторенных путей.
– Паршивая овца? Волк-одиночка? Или медведь-шатун?
– Называй как хочешь, – пожал плечами Ник. – Я никогда об этом не думал. Просто поступал так, как хочу. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Почему-то людей это бесит.
– Представляю.
Ветровое стекло быстро затуманилось, отгородив тесную – слишком тесную – кабину от остального мира.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как в аду. И не говори, что выгляжу еще хуже. Сама знаю.
Марла обернулась через плечо. У ярко освещенного окна гостиной виднелся темный силуэт Юджинии. Выше, в окне Сисси, тоже горел свет, но самой ее было не видно. Девочка не потрудилась встать и проводить мать взглядом. Неудивительно. Для их отношений затрепанное слово «натянутые» не подходит – слишком мягко. Что же она за мать? Почему не помнит ребенка, который четырнадцать лет был частью ее жизни?
Марла вздохнула, прислонившись головой к стеклу. Она устала, переволновалась, у нее все болело – сильнее всего, челюсти, – и еще она снова оказалась наедине с Ником. Близко к нему. Слишком близко. Бедро его, обтянутое джинсами, почти касалось ее бедра.
Она могла бы протянуть руку и дотронуться до него. Но не стала. И никогда не станет. Так она говорила себе, пока Ник гнал машину по мокрому асфальту, в котором отражались фонари. Дождь стучал по стеклу; из микрофона доносились приглушенные звуки кантри.
– Так отчего это случилось? – спросил Ник, притормаживая на крутом спуске, отделяющем квартал небоскребов от более скромного района.
Здесь, несмотря на поздний час, было людно: мчались автомобили, разбрызгивая грязь, спешили укрыться от дождя пешеходы.
– Не знаю, – пожала плечами Марла. – Может, от переживаний, а может, суп не удался.
– И ты не почувствовала, что тебя тошнит?
– Самую малость. Решила, что само пройдет.
По взгляду Ника нетрудно было догадаться, как он расценивает ее умственные способности.
– Значит, просто проснулась и...
– Нет, – ответила Марла, решив рассказать ему правду. – Я проснулась не оттого, что меня затошнило. Было кое-что еще. – Скользнув взглядом в его сторону, она заметила, что Ник крепче сжал руль. – Я проснулась, потому что кое-что услышала.
– Что?
«Скажу, все равно хуже не будет», – подумала она.
– Понимаю, это звучит как бред, но я проснулась с явственным ощущением, что в комнате кто-то есть. Мужчина. Он наклонился над кроватью и прошептал что-то вроде: «Сдохни, сука!»
– Что?! Марла, ты серьезно? – Ник вздернул голову. – У тебя в спальне кто-то был?
– Знаю, знаю, это паранойя, – поспешно ответила она. – Я вскочила, осмотрела спальню, потом пошла... нет, побежала к детям. Но я никого не нашла, решила, что мне приснился дурной сон, и снова легла в постель. – Стоило припомнить этот ужас, это твердое убеждение, что кто-то пробрался к ней в спальню, – и по коже у нее побежали мурашки. – Говорю же, это ерунда.