Страница:
– Мы старые друзья, мы трое, и ни женщины, ни дети не связывают нас. Сэр Хью – хороший человек, но… но нам плохо без сэра Оливера. Нам будет лучше с вами.
Остальные сдержанно кивнули, и слезы выступили у меня на глазах. Я вдруг понял, что с того момента, как я вернулся, Одрис и Хью всячески скрывали, что Хью теперь хозяин Джернейва. За едой и по вечерам мы все сидели на скамьях, и леди Эдит хозяйничала, как всегда. Занимаясь ремонтом мы с Хью отдавали приказы, но вся эта беготня и помощь работникам в поднятии и вытаскивании обгоревших головешек была занятием для молодых мужчин, и мы бы все равно это делали, если бы сэр Оливер был жив, если бы он был просто в отлучке, у северной стены или в другом поместье. Тем не менее я понял, что имел в виду Фечин. Я проглотил комок в горле и сказал, что рад взять их с собой, если Хью не будет против.
С этим, конечно, не возникло трудностей, и мы выехали из Джернейва двадцать восьмого октября. Было солнечное утро, и морозный воздух слегка щипал нос и щеки, заставляя их розоветь, а солнце грело наши спины, но не слепило глаза, так как, мы переехав в брод реку повернули на запад. В воздухе был запах дыма, потому что мы проезжали принадлежащую Джернейву деревню. Но это не был резкий запах разрушения и уничтожения; напротив, этот запах был скорее приятен. По-домашнему пахло лесным костром, и навевало мысли о теплоте и отдыхе. Но когда мы проезжали деревню, я заметил следы опустошительных набегов шотландцев: во многих домах были новые двери из свежего дерева вместо выбитых старых, на нескольких домах – новые соломенные крыши, у некоторых домов – обугленные стены.
Кое-где не обнаружилось никаких следов ремонта. Вероятно, хозяева были убиты, а может быть они понадобились в Джернейве и были вызваны выполнять свой долг в поместье. Работавшие в деревне приветственно помахали нам, и Мервин ради шутки окликнул одного из них и попросил передать другому, что он ненадолго отлучиться. Веселый, ответ показал, что под правлением Хью так же, как и под правлением сэра Оливера, крестьяне были в хороших отношениях с воинами. Я радовался, что дисциплина сэра Оливера не дала людям поместья возможности воспользоваться болезнью Хью и возродить в Джернейве дурные отношения к простым людям. Был момент, когда я разозлился на самого себя за то, что не поехал вперед проверить все ли в порядке, но теперь убедился, что ничего плохого не случилось.
Река повернула на север, и мы свернули на северо-запад, поехали через холм по направлению к дороге, которая проходила немного южнее Великой стены. Ехать было легко, потому что местность была преимущественно луговая, а не лесистая. Когда мы достигли вершины холма, – Мелюзина вдруг воскликнула в удивлении. Я наполовину обнажил свой меч, а мои люди оглядывались, пытаясь понять, какая опасность нам угрожает. Я увидел, что Мелюзина вглядывается в даль равнины, где плуг, запряженный восемью волами, разрыхляет дерн стоявшего под паром поля, приготавливая его к посеву озимой пшеницы.
– Что это ты нашла такого удивительного в поле? – спросил я.
– Поле! – воскликнула Мелюзина. – Оно выглядит как целое графство. Оно уходит в бесконечность!
Я озадаченно посмотрел на нее. Поля Нортумберленда были маленькими по сравнению с теми, что распахивались на плодородном юге. Выезжая вместе с королевой, Мелюзина должна была много раз видеть подобные пространства, засеянные различными культурами. Однако выражение ее лица было несомненно искренним. Мелюзина не могла на этом этапе нашего брака снова начать играть полоумную, что она делала первые шесть месяцев, или могла? В любом случае, я не приму ее игру.
– Если ты так удивляешься, – ответил я, – то поля Улля, должно быть, очень маленькие?
– В сравнении с этими да, – сразу согласилась Ме-люзина. – Я не припомню, чтобы я видела плуг, запряженный восемью волами. Обычно мы используем двух, иногда четырех, когда надо вспахать целину.
– Там легкая почва?
– Не знаю, – ответила Мелюзина, подняв брови. – Я никогда не наблюдала за работой на фермах, а только приезжала измерить урожай и нашу долю в нем. У меня, конечно, есть собственный сад для лекарственных трав и пряностей, но…
– А в поместье выращивается зерно, горох и бобы для запасов на целую зиму? – перебил я Мелюзину. – Вы покупаете зерно? И на какие деньги?
– В Улле немного людей, и нам хватает, – сказала Мелюзина отсутствующим голосом. Ее мысли были где-то далеко. – Нам хватает средств для торговли или, точнее, хватало, пока король не разогнал людей, – добавила она, как бы нехотя.
Я помолчал, а потом ответил:
– Ты попала в свою же ловушку. Я был с армией короля, когда она двигалась через Камберленд, и армии был дан строгий приказ не злоупотреблять грабежом по отношению к людям, которые не оказывали сопротивления. На севере у нас были трудности, и те, кто создал их, были наказаны. Но я точно знаю, что из Улля никого не выгоняли. Там не было никого, кого бы можно было выгнать.
– Все люди еще раньше разбежались в страхе, – дерзко ответила Мелюзина, глядя мне прямо в глаза.
– По твоему приказу? – спросил я.
– Да, – ответила Мелюзина с легким вызовом в голосе. – Я должна была остаться. Я не собиралась сдавать его. Все взятое силой (особенно у слабой женщины) может вызвать гнев справедливого сюзерена.
– Справедливого сюзерена? Короля Дэвида? – Я повысил голос, но Мелюзина не отвела глаз.
– Если бы у него была власть вернуть мне Улль, то да! – Потом она пожала плечами. – Но если у него ее нет, то я с такой же радостью приму его из рук Стефана.
Услышав последнюю фразу, я почувствовал некоторое облегчение и вспомнил, что когда я был в Улле, он был пуст. По-видимому, думал я, люди разбежались в панике в последнюю минуту. Но из Улля было вывезено абсолютно все ценное. Значит, ее слова о том, что она приказала своим людям уходить, это действительно правда. Но тогда возникает противоречие. Ведь несколько дней назад она говорила о приказе своим людям подчиняться королевскому управляющему.
– Ты по-моему запуталась, – наступал я. – То ты приказываешь своим людям уходить, то приказываешь им же повиноваться королевскому управляющему. Где же правда, Мелюзина?
Она улыбнулась мне, но ее улыбка не смягчила мое сердце.
– Не будь дураком. Почему и то, и другое не может быть правдой? Да, мои люди скрылись от армии, ну а когда она ушла, почему им не вернуться. Тогда была зима, и трудности, которые им пришлось бы перенести, могли оказаться куда большие, чем от бесчувственного отношения управляющего. К тому же они всегда могут снова уйти весной, если к ним будут относиться слишком жестоко.
Я никогда не бил женщин (если не считать нескольких легких шлепков по рукам Одрис, когда она была еще ребенком), но тогда я был на грани того, чтобы побить Мелюзину. То, что она сказала, могло быть правдой до последнего слова, но что-то в ее рассказе звучало как ложь. Я был слишком зол, чтобы продолжать разговор, и отъехал на время вперед. Но с любой точки зрения, даже независимо от того, правду ли сказала Мелюзина или солгала, я не мог усмотреть в ее действиях политических целей. В Камберленде нет ни войны, ни шотландских войск, которых могли бы поддерживать и снабжать провизией люди Мелюзины. Нет там и людей Стефана (за исключением охраны, живущей в самом Улле), которым они могли бы повредить.
Потом мне пришла в голову мысль, что, может быть, Мелюзина боится наказания за то, что она сделала. Я подумал о тех людях, у которых Стефан конфисковал земли и которых он выслал вместе с их семьями. Возможно, они попросили у нее оружие и припасы, и получили через тех людей, которым она приказала «бежать». Но это было почти год назад, и теперь уже не имеет никакого значения. Все, о чем я беспокоился, так это о действиях Мелюзины в будущем.
Но я ничем не выдал этого беспокойства Мелюзине. Она была в хорошем настроении, снова шутила и восхищалась местностью, которая уроженцу юга показалась бы слишком дикой и бесплодной. Только тогда, когда мы проезжали мимо Карлайла, Мелюзина притихла, стала печальной и молчаливой. Пожалев Мелюзину я не стал останавливаться на ночлег в крепости, а послал Мервина вперед, чтобы он нашел приличное место, где бы мы могли переночевать. Я не собирался беспокоить Мелюзину этой ночью, но она ласкалась ко мне, и я занимался с ней любовью, пока она не устала (я тоже устал) и не заснула. На следующий день я поехал по той дороге, по которой шла армия: на запад к побережью, потом в глубь страны и снова на север. Я не знал другой дороги. Но когда я повернул на запад, Мелюзина подозвала меня и удивленно спросила, почему я не хочу ехать в Улль, а потом сказала мне, что есть более короткий путь. Она объяснила, что путь в Улль по длинной дороге займет не менее трех дней (я знал, что это правда, потому что армия шла по нему больше недели), но мы можем приехать в Улль еще до сумерек, если поедем по пути, который укажет она. Было что-то странное в том, как она выглядела и вела себя со времени ее сегодняшнего пробуждения. Вначале, когда она говорила о короткой дороге в Улль, я подумал, что ее мучают грустные воспоминания, но потом стал сомневаться в этом. Конечно, я не мог поверить, что она настолько глупа; что попытается убежать от меня или завести нас в засаду, и согласился поехать ее дорогой, но все же приготовился к неприятностям и предупредил своих людей, что мы вступили в дикую и опасную местность.
Сначала между старой дорогой на Пенрит и той, по которой мы ехали из Джернейва, не ощущалось большой разницы, но когда мы проехали какое-то расстояние от города и поднялись на возвышение, Корми позвал меня голосом, в котором явно чувствовался страх. Я положил руку на эфес меча, прежде чем посмотрел туда, куда он указывал, а Мервин, стоявший ближе ко мне, пробормотал:
– Волшебство!
– Волшебство? – переспросил я.
Мы увидели круглую поляну. На ней не было ни единого куста, а выглядела так, как если бы ее аккуратно косили. – Но волшебство – это дело маленького народа. А поляна была около двадцати ярдов в диаметре, и на ней был глубокий ров и канава. Однако я сомневался, что этот ров и канава предназначены для обороны. Во-первых они были слишком велики и глубоки, чтобы быть делом рук маленького народа, и к тому же недостаточно глубоки, чтобы ж скрыть защитников. Во-вторых я видел вершину насыпного |укрытия, но там не было следов от частокола. Более того я видел, что там была приглашающая тропинка из зеленого дерна, которая вела в круг. Я вопросительно посмотрел на Мелюзину.
– Я не знаю что это, – сказала Мелюзина, отвечая на мой вопрос. – Но я проезжала здесь много раз, и со мной не случалось ничего плохого.
Ее голос был ровный, как если бы ее не интересовало это странное место. Но мне показалось, что она знает больше, чем говорит.
– Это страна леди Мелюзины, – сказал я людям. – И это место безопасно…
– Нет, я не говорила этого, – перебила Мелюзина. – Я знаю, что один человек может здесь пройти днем в безопасности. Но это все, что я знаю. Я не хочу, чтобы кто-нибудь попал в беду из-за того, что я успокоила его больше, чем могла.
Ее слова заставили меня задать себе вопрос, не намеренно ли Мелюзина предупреждает нас, чтобы мы быстрее уходили, потому что этот круг – условное место встречи мятежников. Я осмотрел снова это место, когда мы спустились с холма, и посмеялся над своей глупостью. Какой здравомыслящий человек придет, задумывая какой-то заговор, в это странное место, когда он может встретиться со своими сообщниками у своего же костра, в безопасном лесу или в поле, где у него меньше шансов быть замеченным. Мелюзина, должно быть, сказала правду об этом круге, даже если она и не говорит все, что знает.
Когда мы спустились вниз, лужайка оказалась спрятанной деревьями, которые росли по краям дороги. Мы осторожно проехали это место легким галопом, но долго удержать эту скорость не смогли. Мелюзина (а ее, кажется, забавляла наша осторожность: она впервые за этот день развеселилась) вскоре крикнула нам, чтобы мы разворачивались. Она остановила Кусачку у начала узкой дорожки, которую я посчитал тропинкой для игр. Дорожка вела на юго-запад, туда, где, казалось, была лишь непроходимая глушь. Но мы не проехали и мили, как выбрались из зарослей и тропинка повела вдоль маленькой речки. Я понял, что это не дорожка для игр. Низкие ветви были обрублены настолько, чтобы здесь могли проехать нагруженные лошади, но видимо, это происходило редко, потому что, как я заметил, свежая поросль не была срублена. Мелюзина это тоже заметила, но что она подумала, я не знаю: ее лицо стало непроницаемым, темным и печальным.
Дорожка хоть и была узкая, но хорошо расчищенная и по ней было легко ехать. Примерно с час мы продвигались без всяких неожиданностей, пока на невысокой возвышенности нашему взору не открылся небольшой луг. Даже у меня перехватило дыхание и я не мог оторвать глаз от раскинувшейся перед нами красоты. Мелюзина остановилась рядом со мной. Я услышал, как из ее груди вырвался звук похожий на всхлипывание, и, не посмотрев на Мелюзину, похлопал ее по руке. А перед нами лежало озеро, отсвечивающее серебром под светло-серым небом. Оно тянулось до отвесных холмов, складками переходивших из одного в другой. Леса отражались в водной глади, и рядом с нами она казалось зеленой, а вдалеке – голубой и фиолетовой. За исключением нескольких овец, пасущихся на лужайке, четырех маленьких домиков, какой-то постройки вроде конюшни и огороженного загона для лошадей около воды, там не было никаких следов деятельности человека. А на восточном берегу озера (я, конечно, не был уверен, но мне казалось) холмы отвесно падали в воду.
Хотя берег и казался отвесным, но там, видимо, была складка земли, за которой должна быть пашня. Однако поскольку дорожка снова повернула на восток и повела нас за какими-то строениями, то мы не могли увидеть этого.
Затем дорожка повела на юг, вдоль западного берега озера, и Мелюзина уверенно пустила Кусачку рысью через северную часть равнины, а потом прямо к озеру. Когда Мелюзина резко повернула направо и исчезла я окликнул ее, опасаясь, что она может упасть в воду. Но не услышал всплеска воды, и поэтому довольно спокойно ехал вперед, пока не оказался на тропинке, которая была не шире туловища Барбе и висела прямо над водой. Правда, здесь было невысоко – четыре или пять футов, но впереди я увидел место, где дорожка не была ограничена огромными деревьями и висела на высоте более сотни футов.
Фечин, смотревший по направлению моего взгляда, пробормотал:
– Нам нужны пауки, а не лошади, чтобы проехать здесь.
Мелюзина была уже довольно далеко впереди, и я только пожал плечами и мягко тронул Барбе вперед. Он охотно пошел вперед, и я догадался, что тропинка достаточно твердая и ровная.
– Не смотрите вниз! – крикнул я через плечо. – Смотрите вперед и на дорогу, чтобы на ней не было ямок и камней.
Я поехал вперед за быстро удаляющейся Мелюзиной и закричал ей, чтобы она остановилась. Но ее чертова лошадь, вместо того чтобы остановиться, пошла вперед рысью. Мелюзина не сдерживала ее, а я не мог ехать за ней с такой скоростью, да и Корми уже кричал мне, что нужно помочь Эдне. Я ругал Мелюзину, пока возвращал Барбе на несколько шагов назад к более широкому месту, чтобы развернуть его. Мелюзина не могла уехать далеко, но я был охвачен страхом, что она использовала первый же представившийся шанс, чтобы убежать.
Я обругал Эдну, хотя она, бедняжка, не заслужила этого. Честно говоря, я удивлялся, с какой легкостью она принимает все неудобства нашей долгой поездки. Она оказалась очень привязанной к Мелюзине и обладала стоической выдержкой в этом путешествии. А у Эдны было лишь несколько часов, чтобы научиться сидеть в седле. Мы уже проехали почти сорок миль от Джернейва, когда Эдна спешилась на ночлег прошлой ночью, Мелюзина обратила внимание на ее одеревеневшие ноги и попросила меня послать человека за мазью, чтобы смазать воспаленное тело Эдны. И придя утром помочь Мелюзине одеться, Эдна уже чувствовала себя лучше, хотя все еще не слишком хорошо. Она не жаловалась, когда Фечин помог ей сесть в седло Мервина и потом, когда пересела в седло Корми, чтобы дать отдых лошади Мервина. Наверное, она чувствовала слабость от боли и усталости, поэтому увидев извивающуюся по утесам тропинку, настолько испугалась, что чуть не упала в обморок.
– Разрешите мне идти пешком, – умоляла Эдна, когда я спросил ее, сможет ли она двигаться дальше после небольшого отдыха.
– Я смело пойду. Я побегу, чтобы не отстать, но я не могу сидеть так высоко в седле и смотреть в бездну.
– Милорд… – начал Фечин и вдруг остановился, обратив свой взгляд за мое плечо.
Я быстро повернулся и увидел Мелюзину, возвращающуюся к нам быстрой рысью. Я еле сдержал крик радости. Моя жена (как приятно звучало это слово, хотя я никогда не произносил его вслух) не воспользовалась возможностью скрыться.
Фечин покачал головой и посмотрел на меня.
– Ваша жена делает из нас дураков, – сказал он, – но нам будет легче пройти здесь пешком.
По-видимому, Мелюзина услышала его, потому что воскликнула:
– О, простите меня!
Это действительно звучало как раскаяние, а в какой-то степени и смущенно. Мелюзина протянула мне руку, и я мягко пожал ее. Бели бы там не было мужчин, я бы поцеловал ее. Мое облегчение было так велико, что во мне опять проснулось желание, и, если бы я мог, я бы спешился, снял Мелюзину с лошади и прямо там занялся с ней любовью. Мелюзина, должно быть, прочла это на моем лице (я надеюсь, что не заметили остальные), потому что она слегка улыбнулась мне.
– Я… я думала о другом, – сказала Мелюзина. – Я забыла, что твои люди не привыкли к нашим дорогам. Эта дорога совершенно безопасна, честное слово, но твои люди могут пойти пешком, если хотят. – Мелюзина посмотрела на Фечина и улыбнулась. – Вам только нужно никуда не сворачивать с дороги и ехать вдоль озера. Здесь есть четыре поворота, но все они сворачивают от озера. Улль находится отсюда менее чем в трех лье. Поезжайте по дороге вдоль озера, и вы не заблудитесь.
Мужчины спешились со вздохами облегчения, а я повернул Барбе и поехал за Мелюзиной. На этот раз Мелюзина не позволила Кусачке ускорять шаг, и я не отставал от нее. Дальше дорога повернула, стала более ровной и широкой, так что я смог ехать рядом с Мелюзиной.
– Ты не пригласила меня на эту прогулку, – заметил я, – но знай, что дрожу в своих стременах и надеюсь, что ты будешь двигаться с умеренной скоростью.
Мелюзина сделала умно, посмотрев на Барбе, а не на меня. Лошадь не проявляла нервозности (а Барбе был нервный конь), и Мелюзина решила, что и я ничего не чувствую.
– Я не думала, что ты допустишь, чтобы я ехала в одиночестве, – сказала она, – да я и не хочу ехать одна весь этот путь.
– А что, есть какие-то причины, по которым мне не следует оставлять тебя одну? – спросил я.
Наступило короткое молчание. Мелюзина первая прервала его, мягко сказав:
– Извини, что не вернулась сразу, когда ты меня позвал. Я услышала твой приказ остановиться, и это разозлило меня. Я ведь не поняла, что у вас что-то случилось, а подумала, что ты решил, будто я пытаюсь убежать. Но я не стану убегать от тебя. Я держу свое слово.
– А тебе не пришло в голову, что могут быть другие причины, по которым я не хочу оставлять тебя одну? Ты мне очень дорога, Мелюзина, а это – дикая страна…
– Только не для меня, – перебила, улыбаясь, Мелюзина. – Здесь нет бандитов, – ее улыбка внезапно растворилась, – или не было. Возможно, хорошие люди были вынуждены заниматься разбоем с тех пор, как я уехала, но никто из них не тронет меня.
– Мне очень жаль, если хорошие люди стали разбойниками. Королю тоже будет жаль, – сказал я Мелюзине. – Он не хотел этого. И если я увижу, что к людям плохо относятся, то сделаю все что могу, чтобы изменить это.
Мне показалось, что последние мои слова не понравились ей. По-видимому Мелюзина не хотела, чтобы я выражал интерес или сочувствие к ее людям. Это вызвало у меня новое опасение. Королева хотела, выдать Мелюзину замуж для того, чтобы ни один камберлендский лорд, верный королю Дэвиду, не смог жениться на ней и добиваться через нее ее земель. А сейчас мне пришло в голову, что вдова будет так же пригодна для этой цели, как и незамужняя девушка. Наверное, я посмотрел на нее как-то странно. Не знаю, что было написано на моем лице, но Мелюзина вдруг отвернулась от меня и я увидел слезы в ее глазах. Это окончательно смутило меня, и я обрадовался, когда дорожка опять сузилась и пришлось снова ехать вслед за Мелюзиной.
Вскоре я стал склоняться к мысли, что мои сомнения просто глупы. У Мелюзины не было причин желать другого мужа. Ее желание заниматься любовью и увлечение супружеской постелью были подлинными. Если Мелюзина хочет избавиться от меня, то почему она сделала наш брак полным в Джернейве? Если она хотела заменить меня другим мужчиной, то могла бы отказывать мне намного дольше. И, видит Бог, это возвращение домой должно быть для нее очень тяжким. У Мелюзины много причин для слез. К тому времени, как дорога стала достаточно широкой, чтобы ехать рядом, я отбросил в сторону все свои сомнения и беспокоился только об одном: как примет Мелюзина свое возвращение в Улль. К счастью, это оказалось легче, чем я предполагал. Худшей частью дороги был Стайбаров Утес. На протяжении четверти мили дорога висела над водой и была настолько узкой, что там невозможно было повернуть лошадь. В этом месте один человек мог бы сдерживать целую армию, если бы он, конечно, не уставал. Но с другой стороны, лучники, особенно опасные в этой дикой лесистой стране, были бы здесь бессильны, потому что холмы возвышались над дорогой и было лишь несколько мест, где стрела могла бы достичь цели. Мои мысли были заняты невозможностью провести армию по этой дороге, и я удивленно натянул поводья, потому что Барбе внезапно остановился. За поворотом, я ожидал увидеть новое расширение, а обнаружил обработанное и удобное поместье. Казалось, оно игрушечных размеров.
Я смотрел вниз на крошечные поля, каждое из которых было не больше половины или даже четверти акра с тем же удивлением, с которым Мелюзина смотрела в Джернейве на плуг, запряженный восемью волами. Поля казались такими с расстояния нескольких миль, а под нами на берегу озера стояло настоящее большое поместье. Потом я узнал его! Это Улль!
Я обратил свой взгляд на Мелюзину, она, не останавливаясь, оглядывала поля и озеро. Я надеялся, что их вид не вызывает у нее слишком горестных воспоминаний. Если бы она посмотрела на меня, я бы попытался ее успокоить, но чувствовал какое-то облегчение, оттого что Мелюзина не обернулась. Я не знал, что говорить. Я даже не знал, изменилось ли что-нибудь с той поры, когда она была здесь хозяйкой. Я вспомнил, что, когда вел армию Стефана в Улль земля была покрыта снегом – вот почему эт» крошечные поля и не врезались мне в память.
Все, что я мог сделать, так это ускорить шаг Барбе, чтобы ехать рядом с Мелюзиной. Я погладил ее руку, но она даже не посмотрела на меня, и я не стал больше нарушать ее спокойствие. Мы встретили только одного человека, который тащился по дороге, с охапкой хвороста за спиной. Он смотрел на нас, открыв рот, а потом сошел с дороги, не сводя удивленного взгляда.
– Добрый день, Том, – поприветствовала его Мелюзина. – Я приехала с визитом. И надеюсь, что все было хорошо во время моего отсутствия?
– Не так уж и хорошо, – ответил он и, посмотрев на меня, добавил: – Но не так уж и плохо, миледи.
– Это мой муж, сэр Бруно Джернейвский, – представила меня. Мелюзина и поехала дальше.
– Добрый день, – сказал я и тоже проехал мимо. Когда прошел шок, равнодушие на лице этого человека сменилось радостью. Я это сразу заметил, но не успел подумать, потому что когда мы подъезжали к поместью все мои мысли обратились к Мелюзине. Ворота были подняты и не охранялись, а это означало, что у них не было проблем, по крайней мере с местными жителями. Я почувствовал облегчение, но удивило то, что приезд Мелюзины не вызвал ничего, кроме нескольких любопытных взглядов. Только охранник во дворе посмотрел на меня с раскрытым от удивления ртом, а потом догадался позвать слугу, чтобы взять наших лошадей, и сказал, что доложит управляющему о приезде гостей.
Я спешился и помог Мелюзине слезть с лошади. Ее лицо было непроницаемо, а в глазах стоял страх.
– А где старые слуги? – прошептала она.
– Мелюзина! – воскликнул я. – Те, кто был здесь, когда приехал король, оставались здесь же, когда он уезжал. Ты ведь знаешь, что, мы никому не причинили вреда, за исключением старых дураков, которые вздумали сопротивляться нам.
Мелюзина покачала головой.
– А где же они сейчас?
– Я не знаю, дорогая, но выясню, – пообещал я и, продолжая обнимать Мелюзину за талию, повернулся к человеку, который стал выкрикивать сердечные приветствия, как только вышел из дому.
– Добро пожаловать! – кричал он, – я сэр Джайлс де Монтейбл. Я никого не вижу здесь месяцами и действительно рад приветствовать вас здесь, на краю света.
– Для нас это не край света, сэр Джайлс, – сказал я. – Я сэр Бруно Джернейвский, рыцарь-телохранитель короля Стефана, но сейчас я в отпуске, и мой приезд сюда не связан с делами короля. А это моя жена, леди Мелюзина Улльская, и я привез ее сюда, потому что она очень скучает по своему дому. Я надеюсь, вы не против.
– Я был бы не против, даже если бы вы были сатаной и привезли с собой Иуду, – бурно приветствовал нас сэр Джайлс. – А если эта леди – ваша жена и вы хотите пожить здесь и предоставить мне возможность уехать, то я буду переполнен радостью.
Остальные сдержанно кивнули, и слезы выступили у меня на глазах. Я вдруг понял, что с того момента, как я вернулся, Одрис и Хью всячески скрывали, что Хью теперь хозяин Джернейва. За едой и по вечерам мы все сидели на скамьях, и леди Эдит хозяйничала, как всегда. Занимаясь ремонтом мы с Хью отдавали приказы, но вся эта беготня и помощь работникам в поднятии и вытаскивании обгоревших головешек была занятием для молодых мужчин, и мы бы все равно это делали, если бы сэр Оливер был жив, если бы он был просто в отлучке, у северной стены или в другом поместье. Тем не менее я понял, что имел в виду Фечин. Я проглотил комок в горле и сказал, что рад взять их с собой, если Хью не будет против.
С этим, конечно, не возникло трудностей, и мы выехали из Джернейва двадцать восьмого октября. Было солнечное утро, и морозный воздух слегка щипал нос и щеки, заставляя их розоветь, а солнце грело наши спины, но не слепило глаза, так как, мы переехав в брод реку повернули на запад. В воздухе был запах дыма, потому что мы проезжали принадлежащую Джернейву деревню. Но это не был резкий запах разрушения и уничтожения; напротив, этот запах был скорее приятен. По-домашнему пахло лесным костром, и навевало мысли о теплоте и отдыхе. Но когда мы проезжали деревню, я заметил следы опустошительных набегов шотландцев: во многих домах были новые двери из свежего дерева вместо выбитых старых, на нескольких домах – новые соломенные крыши, у некоторых домов – обугленные стены.
Кое-где не обнаружилось никаких следов ремонта. Вероятно, хозяева были убиты, а может быть они понадобились в Джернейве и были вызваны выполнять свой долг в поместье. Работавшие в деревне приветственно помахали нам, и Мервин ради шутки окликнул одного из них и попросил передать другому, что он ненадолго отлучиться. Веселый, ответ показал, что под правлением Хью так же, как и под правлением сэра Оливера, крестьяне были в хороших отношениях с воинами. Я радовался, что дисциплина сэра Оливера не дала людям поместья возможности воспользоваться болезнью Хью и возродить в Джернейве дурные отношения к простым людям. Был момент, когда я разозлился на самого себя за то, что не поехал вперед проверить все ли в порядке, но теперь убедился, что ничего плохого не случилось.
Река повернула на север, и мы свернули на северо-запад, поехали через холм по направлению к дороге, которая проходила немного южнее Великой стены. Ехать было легко, потому что местность была преимущественно луговая, а не лесистая. Когда мы достигли вершины холма, – Мелюзина вдруг воскликнула в удивлении. Я наполовину обнажил свой меч, а мои люди оглядывались, пытаясь понять, какая опасность нам угрожает. Я увидел, что Мелюзина вглядывается в даль равнины, где плуг, запряженный восемью волами, разрыхляет дерн стоявшего под паром поля, приготавливая его к посеву озимой пшеницы.
– Что это ты нашла такого удивительного в поле? – спросил я.
– Поле! – воскликнула Мелюзина. – Оно выглядит как целое графство. Оно уходит в бесконечность!
Я озадаченно посмотрел на нее. Поля Нортумберленда были маленькими по сравнению с теми, что распахивались на плодородном юге. Выезжая вместе с королевой, Мелюзина должна была много раз видеть подобные пространства, засеянные различными культурами. Однако выражение ее лица было несомненно искренним. Мелюзина не могла на этом этапе нашего брака снова начать играть полоумную, что она делала первые шесть месяцев, или могла? В любом случае, я не приму ее игру.
– Если ты так удивляешься, – ответил я, – то поля Улля, должно быть, очень маленькие?
– В сравнении с этими да, – сразу согласилась Ме-люзина. – Я не припомню, чтобы я видела плуг, запряженный восемью волами. Обычно мы используем двух, иногда четырех, когда надо вспахать целину.
– Там легкая почва?
– Не знаю, – ответила Мелюзина, подняв брови. – Я никогда не наблюдала за работой на фермах, а только приезжала измерить урожай и нашу долю в нем. У меня, конечно, есть собственный сад для лекарственных трав и пряностей, но…
– А в поместье выращивается зерно, горох и бобы для запасов на целую зиму? – перебил я Мелюзину. – Вы покупаете зерно? И на какие деньги?
– В Улле немного людей, и нам хватает, – сказала Мелюзина отсутствующим голосом. Ее мысли были где-то далеко. – Нам хватает средств для торговли или, точнее, хватало, пока король не разогнал людей, – добавила она, как бы нехотя.
Я помолчал, а потом ответил:
– Ты попала в свою же ловушку. Я был с армией короля, когда она двигалась через Камберленд, и армии был дан строгий приказ не злоупотреблять грабежом по отношению к людям, которые не оказывали сопротивления. На севере у нас были трудности, и те, кто создал их, были наказаны. Но я точно знаю, что из Улля никого не выгоняли. Там не было никого, кого бы можно было выгнать.
– Все люди еще раньше разбежались в страхе, – дерзко ответила Мелюзина, глядя мне прямо в глаза.
– По твоему приказу? – спросил я.
– Да, – ответила Мелюзина с легким вызовом в голосе. – Я должна была остаться. Я не собиралась сдавать его. Все взятое силой (особенно у слабой женщины) может вызвать гнев справедливого сюзерена.
– Справедливого сюзерена? Короля Дэвида? – Я повысил голос, но Мелюзина не отвела глаз.
– Если бы у него была власть вернуть мне Улль, то да! – Потом она пожала плечами. – Но если у него ее нет, то я с такой же радостью приму его из рук Стефана.
Услышав последнюю фразу, я почувствовал некоторое облегчение и вспомнил, что когда я был в Улле, он был пуст. По-видимому, думал я, люди разбежались в панике в последнюю минуту. Но из Улля было вывезено абсолютно все ценное. Значит, ее слова о том, что она приказала своим людям уходить, это действительно правда. Но тогда возникает противоречие. Ведь несколько дней назад она говорила о приказе своим людям подчиняться королевскому управляющему.
– Ты по-моему запуталась, – наступал я. – То ты приказываешь своим людям уходить, то приказываешь им же повиноваться королевскому управляющему. Где же правда, Мелюзина?
Она улыбнулась мне, но ее улыбка не смягчила мое сердце.
– Не будь дураком. Почему и то, и другое не может быть правдой? Да, мои люди скрылись от армии, ну а когда она ушла, почему им не вернуться. Тогда была зима, и трудности, которые им пришлось бы перенести, могли оказаться куда большие, чем от бесчувственного отношения управляющего. К тому же они всегда могут снова уйти весной, если к ним будут относиться слишком жестоко.
Я никогда не бил женщин (если не считать нескольких легких шлепков по рукам Одрис, когда она была еще ребенком), но тогда я был на грани того, чтобы побить Мелюзину. То, что она сказала, могло быть правдой до последнего слова, но что-то в ее рассказе звучало как ложь. Я был слишком зол, чтобы продолжать разговор, и отъехал на время вперед. Но с любой точки зрения, даже независимо от того, правду ли сказала Мелюзина или солгала, я не мог усмотреть в ее действиях политических целей. В Камберленде нет ни войны, ни шотландских войск, которых могли бы поддерживать и снабжать провизией люди Мелюзины. Нет там и людей Стефана (за исключением охраны, живущей в самом Улле), которым они могли бы повредить.
Потом мне пришла в голову мысль, что, может быть, Мелюзина боится наказания за то, что она сделала. Я подумал о тех людях, у которых Стефан конфисковал земли и которых он выслал вместе с их семьями. Возможно, они попросили у нее оружие и припасы, и получили через тех людей, которым она приказала «бежать». Но это было почти год назад, и теперь уже не имеет никакого значения. Все, о чем я беспокоился, так это о действиях Мелюзины в будущем.
Но я ничем не выдал этого беспокойства Мелюзине. Она была в хорошем настроении, снова шутила и восхищалась местностью, которая уроженцу юга показалась бы слишком дикой и бесплодной. Только тогда, когда мы проезжали мимо Карлайла, Мелюзина притихла, стала печальной и молчаливой. Пожалев Мелюзину я не стал останавливаться на ночлег в крепости, а послал Мервина вперед, чтобы он нашел приличное место, где бы мы могли переночевать. Я не собирался беспокоить Мелюзину этой ночью, но она ласкалась ко мне, и я занимался с ней любовью, пока она не устала (я тоже устал) и не заснула. На следующий день я поехал по той дороге, по которой шла армия: на запад к побережью, потом в глубь страны и снова на север. Я не знал другой дороги. Но когда я повернул на запад, Мелюзина подозвала меня и удивленно спросила, почему я не хочу ехать в Улль, а потом сказала мне, что есть более короткий путь. Она объяснила, что путь в Улль по длинной дороге займет не менее трех дней (я знал, что это правда, потому что армия шла по нему больше недели), но мы можем приехать в Улль еще до сумерек, если поедем по пути, который укажет она. Было что-то странное в том, как она выглядела и вела себя со времени ее сегодняшнего пробуждения. Вначале, когда она говорила о короткой дороге в Улль, я подумал, что ее мучают грустные воспоминания, но потом стал сомневаться в этом. Конечно, я не мог поверить, что она настолько глупа; что попытается убежать от меня или завести нас в засаду, и согласился поехать ее дорогой, но все же приготовился к неприятностям и предупредил своих людей, что мы вступили в дикую и опасную местность.
Сначала между старой дорогой на Пенрит и той, по которой мы ехали из Джернейва, не ощущалось большой разницы, но когда мы проехали какое-то расстояние от города и поднялись на возвышение, Корми позвал меня голосом, в котором явно чувствовался страх. Я положил руку на эфес меча, прежде чем посмотрел туда, куда он указывал, а Мервин, стоявший ближе ко мне, пробормотал:
– Волшебство!
– Волшебство? – переспросил я.
Мы увидели круглую поляну. На ней не было ни единого куста, а выглядела так, как если бы ее аккуратно косили. – Но волшебство – это дело маленького народа. А поляна была около двадцати ярдов в диаметре, и на ней был глубокий ров и канава. Однако я сомневался, что этот ров и канава предназначены для обороны. Во-первых они были слишком велики и глубоки, чтобы быть делом рук маленького народа, и к тому же недостаточно глубоки, чтобы ж скрыть защитников. Во-вторых я видел вершину насыпного |укрытия, но там не было следов от частокола. Более того я видел, что там была приглашающая тропинка из зеленого дерна, которая вела в круг. Я вопросительно посмотрел на Мелюзину.
– Я не знаю что это, – сказала Мелюзина, отвечая на мой вопрос. – Но я проезжала здесь много раз, и со мной не случалось ничего плохого.
Ее голос был ровный, как если бы ее не интересовало это странное место. Но мне показалось, что она знает больше, чем говорит.
– Это страна леди Мелюзины, – сказал я людям. – И это место безопасно…
– Нет, я не говорила этого, – перебила Мелюзина. – Я знаю, что один человек может здесь пройти днем в безопасности. Но это все, что я знаю. Я не хочу, чтобы кто-нибудь попал в беду из-за того, что я успокоила его больше, чем могла.
Ее слова заставили меня задать себе вопрос, не намеренно ли Мелюзина предупреждает нас, чтобы мы быстрее уходили, потому что этот круг – условное место встречи мятежников. Я осмотрел снова это место, когда мы спустились с холма, и посмеялся над своей глупостью. Какой здравомыслящий человек придет, задумывая какой-то заговор, в это странное место, когда он может встретиться со своими сообщниками у своего же костра, в безопасном лесу или в поле, где у него меньше шансов быть замеченным. Мелюзина, должно быть, сказала правду об этом круге, даже если она и не говорит все, что знает.
Когда мы спустились вниз, лужайка оказалась спрятанной деревьями, которые росли по краям дороги. Мы осторожно проехали это место легким галопом, но долго удержать эту скорость не смогли. Мелюзина (а ее, кажется, забавляла наша осторожность: она впервые за этот день развеселилась) вскоре крикнула нам, чтобы мы разворачивались. Она остановила Кусачку у начала узкой дорожки, которую я посчитал тропинкой для игр. Дорожка вела на юго-запад, туда, где, казалось, была лишь непроходимая глушь. Но мы не проехали и мили, как выбрались из зарослей и тропинка повела вдоль маленькой речки. Я понял, что это не дорожка для игр. Низкие ветви были обрублены настолько, чтобы здесь могли проехать нагруженные лошади, но видимо, это происходило редко, потому что, как я заметил, свежая поросль не была срублена. Мелюзина это тоже заметила, но что она подумала, я не знаю: ее лицо стало непроницаемым, темным и печальным.
Дорожка хоть и была узкая, но хорошо расчищенная и по ней было легко ехать. Примерно с час мы продвигались без всяких неожиданностей, пока на невысокой возвышенности нашему взору не открылся небольшой луг. Даже у меня перехватило дыхание и я не мог оторвать глаз от раскинувшейся перед нами красоты. Мелюзина остановилась рядом со мной. Я услышал, как из ее груди вырвался звук похожий на всхлипывание, и, не посмотрев на Мелюзину, похлопал ее по руке. А перед нами лежало озеро, отсвечивающее серебром под светло-серым небом. Оно тянулось до отвесных холмов, складками переходивших из одного в другой. Леса отражались в водной глади, и рядом с нами она казалось зеленой, а вдалеке – голубой и фиолетовой. За исключением нескольких овец, пасущихся на лужайке, четырех маленьких домиков, какой-то постройки вроде конюшни и огороженного загона для лошадей около воды, там не было никаких следов деятельности человека. А на восточном берегу озера (я, конечно, не был уверен, но мне казалось) холмы отвесно падали в воду.
Хотя берег и казался отвесным, но там, видимо, была складка земли, за которой должна быть пашня. Однако поскольку дорожка снова повернула на восток и повела нас за какими-то строениями, то мы не могли увидеть этого.
Затем дорожка повела на юг, вдоль западного берега озера, и Мелюзина уверенно пустила Кусачку рысью через северную часть равнины, а потом прямо к озеру. Когда Мелюзина резко повернула направо и исчезла я окликнул ее, опасаясь, что она может упасть в воду. Но не услышал всплеска воды, и поэтому довольно спокойно ехал вперед, пока не оказался на тропинке, которая была не шире туловища Барбе и висела прямо над водой. Правда, здесь было невысоко – четыре или пять футов, но впереди я увидел место, где дорожка не была ограничена огромными деревьями и висела на высоте более сотни футов.
Фечин, смотревший по направлению моего взгляда, пробормотал:
– Нам нужны пауки, а не лошади, чтобы проехать здесь.
Мелюзина была уже довольно далеко впереди, и я только пожал плечами и мягко тронул Барбе вперед. Он охотно пошел вперед, и я догадался, что тропинка достаточно твердая и ровная.
– Не смотрите вниз! – крикнул я через плечо. – Смотрите вперед и на дорогу, чтобы на ней не было ямок и камней.
Я поехал вперед за быстро удаляющейся Мелюзиной и закричал ей, чтобы она остановилась. Но ее чертова лошадь, вместо того чтобы остановиться, пошла вперед рысью. Мелюзина не сдерживала ее, а я не мог ехать за ней с такой скоростью, да и Корми уже кричал мне, что нужно помочь Эдне. Я ругал Мелюзину, пока возвращал Барбе на несколько шагов назад к более широкому месту, чтобы развернуть его. Мелюзина не могла уехать далеко, но я был охвачен страхом, что она использовала первый же представившийся шанс, чтобы убежать.
Я обругал Эдну, хотя она, бедняжка, не заслужила этого. Честно говоря, я удивлялся, с какой легкостью она принимает все неудобства нашей долгой поездки. Она оказалась очень привязанной к Мелюзине и обладала стоической выдержкой в этом путешествии. А у Эдны было лишь несколько часов, чтобы научиться сидеть в седле. Мы уже проехали почти сорок миль от Джернейва, когда Эдна спешилась на ночлег прошлой ночью, Мелюзина обратила внимание на ее одеревеневшие ноги и попросила меня послать человека за мазью, чтобы смазать воспаленное тело Эдны. И придя утром помочь Мелюзине одеться, Эдна уже чувствовала себя лучше, хотя все еще не слишком хорошо. Она не жаловалась, когда Фечин помог ей сесть в седло Мервина и потом, когда пересела в седло Корми, чтобы дать отдых лошади Мервина. Наверное, она чувствовала слабость от боли и усталости, поэтому увидев извивающуюся по утесам тропинку, настолько испугалась, что чуть не упала в обморок.
– Разрешите мне идти пешком, – умоляла Эдна, когда я спросил ее, сможет ли она двигаться дальше после небольшого отдыха.
– Я смело пойду. Я побегу, чтобы не отстать, но я не могу сидеть так высоко в седле и смотреть в бездну.
– Милорд… – начал Фечин и вдруг остановился, обратив свой взгляд за мое плечо.
Я быстро повернулся и увидел Мелюзину, возвращающуюся к нам быстрой рысью. Я еле сдержал крик радости. Моя жена (как приятно звучало это слово, хотя я никогда не произносил его вслух) не воспользовалась возможностью скрыться.
Фечин покачал головой и посмотрел на меня.
– Ваша жена делает из нас дураков, – сказал он, – но нам будет легче пройти здесь пешком.
По-видимому, Мелюзина услышала его, потому что воскликнула:
– О, простите меня!
Это действительно звучало как раскаяние, а в какой-то степени и смущенно. Мелюзина протянула мне руку, и я мягко пожал ее. Бели бы там не было мужчин, я бы поцеловал ее. Мое облегчение было так велико, что во мне опять проснулось желание, и, если бы я мог, я бы спешился, снял Мелюзину с лошади и прямо там занялся с ней любовью. Мелюзина, должно быть, прочла это на моем лице (я надеюсь, что не заметили остальные), потому что она слегка улыбнулась мне.
– Я… я думала о другом, – сказала Мелюзина. – Я забыла, что твои люди не привыкли к нашим дорогам. Эта дорога совершенно безопасна, честное слово, но твои люди могут пойти пешком, если хотят. – Мелюзина посмотрела на Фечина и улыбнулась. – Вам только нужно никуда не сворачивать с дороги и ехать вдоль озера. Здесь есть четыре поворота, но все они сворачивают от озера. Улль находится отсюда менее чем в трех лье. Поезжайте по дороге вдоль озера, и вы не заблудитесь.
Мужчины спешились со вздохами облегчения, а я повернул Барбе и поехал за Мелюзиной. На этот раз Мелюзина не позволила Кусачке ускорять шаг, и я не отставал от нее. Дальше дорога повернула, стала более ровной и широкой, так что я смог ехать рядом с Мелюзиной.
– Ты не пригласила меня на эту прогулку, – заметил я, – но знай, что дрожу в своих стременах и надеюсь, что ты будешь двигаться с умеренной скоростью.
Мелюзина сделала умно, посмотрев на Барбе, а не на меня. Лошадь не проявляла нервозности (а Барбе был нервный конь), и Мелюзина решила, что и я ничего не чувствую.
– Я не думала, что ты допустишь, чтобы я ехала в одиночестве, – сказала она, – да я и не хочу ехать одна весь этот путь.
– А что, есть какие-то причины, по которым мне не следует оставлять тебя одну? – спросил я.
Наступило короткое молчание. Мелюзина первая прервала его, мягко сказав:
– Извини, что не вернулась сразу, когда ты меня позвал. Я услышала твой приказ остановиться, и это разозлило меня. Я ведь не поняла, что у вас что-то случилось, а подумала, что ты решил, будто я пытаюсь убежать. Но я не стану убегать от тебя. Я держу свое слово.
– А тебе не пришло в голову, что могут быть другие причины, по которым я не хочу оставлять тебя одну? Ты мне очень дорога, Мелюзина, а это – дикая страна…
– Только не для меня, – перебила, улыбаясь, Мелюзина. – Здесь нет бандитов, – ее улыбка внезапно растворилась, – или не было. Возможно, хорошие люди были вынуждены заниматься разбоем с тех пор, как я уехала, но никто из них не тронет меня.
– Мне очень жаль, если хорошие люди стали разбойниками. Королю тоже будет жаль, – сказал я Мелюзине. – Он не хотел этого. И если я увижу, что к людям плохо относятся, то сделаю все что могу, чтобы изменить это.
Мне показалось, что последние мои слова не понравились ей. По-видимому Мелюзина не хотела, чтобы я выражал интерес или сочувствие к ее людям. Это вызвало у меня новое опасение. Королева хотела, выдать Мелюзину замуж для того, чтобы ни один камберлендский лорд, верный королю Дэвиду, не смог жениться на ней и добиваться через нее ее земель. А сейчас мне пришло в голову, что вдова будет так же пригодна для этой цели, как и незамужняя девушка. Наверное, я посмотрел на нее как-то странно. Не знаю, что было написано на моем лице, но Мелюзина вдруг отвернулась от меня и я увидел слезы в ее глазах. Это окончательно смутило меня, и я обрадовался, когда дорожка опять сузилась и пришлось снова ехать вслед за Мелюзиной.
Вскоре я стал склоняться к мысли, что мои сомнения просто глупы. У Мелюзины не было причин желать другого мужа. Ее желание заниматься любовью и увлечение супружеской постелью были подлинными. Если Мелюзина хочет избавиться от меня, то почему она сделала наш брак полным в Джернейве? Если она хотела заменить меня другим мужчиной, то могла бы отказывать мне намного дольше. И, видит Бог, это возвращение домой должно быть для нее очень тяжким. У Мелюзины много причин для слез. К тому времени, как дорога стала достаточно широкой, чтобы ехать рядом, я отбросил в сторону все свои сомнения и беспокоился только об одном: как примет Мелюзина свое возвращение в Улль. К счастью, это оказалось легче, чем я предполагал. Худшей частью дороги был Стайбаров Утес. На протяжении четверти мили дорога висела над водой и была настолько узкой, что там невозможно было повернуть лошадь. В этом месте один человек мог бы сдерживать целую армию, если бы он, конечно, не уставал. Но с другой стороны, лучники, особенно опасные в этой дикой лесистой стране, были бы здесь бессильны, потому что холмы возвышались над дорогой и было лишь несколько мест, где стрела могла бы достичь цели. Мои мысли были заняты невозможностью провести армию по этой дороге, и я удивленно натянул поводья, потому что Барбе внезапно остановился. За поворотом, я ожидал увидеть новое расширение, а обнаружил обработанное и удобное поместье. Казалось, оно игрушечных размеров.
Я смотрел вниз на крошечные поля, каждое из которых было не больше половины или даже четверти акра с тем же удивлением, с которым Мелюзина смотрела в Джернейве на плуг, запряженный восемью волами. Поля казались такими с расстояния нескольких миль, а под нами на берегу озера стояло настоящее большое поместье. Потом я узнал его! Это Улль!
Я обратил свой взгляд на Мелюзину, она, не останавливаясь, оглядывала поля и озеро. Я надеялся, что их вид не вызывает у нее слишком горестных воспоминаний. Если бы она посмотрела на меня, я бы попытался ее успокоить, но чувствовал какое-то облегчение, оттого что Мелюзина не обернулась. Я не знал, что говорить. Я даже не знал, изменилось ли что-нибудь с той поры, когда она была здесь хозяйкой. Я вспомнил, что, когда вел армию Стефана в Улль земля была покрыта снегом – вот почему эт» крошечные поля и не врезались мне в память.
Все, что я мог сделать, так это ускорить шаг Барбе, чтобы ехать рядом с Мелюзиной. Я погладил ее руку, но она даже не посмотрела на меня, и я не стал больше нарушать ее спокойствие. Мы встретили только одного человека, который тащился по дороге, с охапкой хвороста за спиной. Он смотрел на нас, открыв рот, а потом сошел с дороги, не сводя удивленного взгляда.
– Добрый день, Том, – поприветствовала его Мелюзина. – Я приехала с визитом. И надеюсь, что все было хорошо во время моего отсутствия?
– Не так уж и хорошо, – ответил он и, посмотрев на меня, добавил: – Но не так уж и плохо, миледи.
– Это мой муж, сэр Бруно Джернейвский, – представила меня. Мелюзина и поехала дальше.
– Добрый день, – сказал я и тоже проехал мимо. Когда прошел шок, равнодушие на лице этого человека сменилось радостью. Я это сразу заметил, но не успел подумать, потому что когда мы подъезжали к поместью все мои мысли обратились к Мелюзине. Ворота были подняты и не охранялись, а это означало, что у них не было проблем, по крайней мере с местными жителями. Я почувствовал облегчение, но удивило то, что приезд Мелюзины не вызвал ничего, кроме нескольких любопытных взглядов. Только охранник во дворе посмотрел на меня с раскрытым от удивления ртом, а потом догадался позвать слугу, чтобы взять наших лошадей, и сказал, что доложит управляющему о приезде гостей.
Я спешился и помог Мелюзине слезть с лошади. Ее лицо было непроницаемо, а в глазах стоял страх.
– А где старые слуги? – прошептала она.
– Мелюзина! – воскликнул я. – Те, кто был здесь, когда приехал король, оставались здесь же, когда он уезжал. Ты ведь знаешь, что, мы никому не причинили вреда, за исключением старых дураков, которые вздумали сопротивляться нам.
Мелюзина покачала головой.
– А где же они сейчас?
– Я не знаю, дорогая, но выясню, – пообещал я и, продолжая обнимать Мелюзину за талию, повернулся к человеку, который стал выкрикивать сердечные приветствия, как только вышел из дому.
– Добро пожаловать! – кричал он, – я сэр Джайлс де Монтейбл. Я никого не вижу здесь месяцами и действительно рад приветствовать вас здесь, на краю света.
– Для нас это не край света, сэр Джайлс, – сказал я. – Я сэр Бруно Джернейвский, рыцарь-телохранитель короля Стефана, но сейчас я в отпуске, и мой приезд сюда не связан с делами короля. А это моя жена, леди Мелюзина Улльская, и я привез ее сюда, потому что она очень скучает по своему дому. Я надеюсь, вы не против.
– Я был бы не против, даже если бы вы были сатаной и привезли с собой Иуду, – бурно приветствовал нас сэр Джайлс. – А если эта леди – ваша жена и вы хотите пожить здесь и предоставить мне возможность уехать, то я буду переполнен радостью.