– Извини, – прошептал он, – не нужно бы тебе появляться здесь.
   Дверь со скрипом открылась.
   Мария вцепилась в Джоко так крепко, что ему стало трудно дышать. Положительным моментом в ее хватке было только то, что его поврежденные ребра получили поддержку.
   – Это ты здесь живешь? – слабым голосом спросила она. Было слышно, как стучат ее зубы.
   Сделав три шага по комнате, Джоко подошел к столу. Вопреки давней привычке он нашел свечу в подсвечнике, а рядом с ней – спички. Обычно он предпочитал темноту. Установив подсвечник, он чиркнул спичкой.
   Мария замигала от света. Джоко наблюдал за ее лицом, пока она оглядывалась вокруг. К его боли добавилось смущение. Он отдал бы все, что имел, всю свою драгоценную мелочь, лишь бы скрыть от нее это.
   Стол меньше ярда в поперечнике, пара разных стульев, крохотная двустворчатая тумбочка, гвозди для одежды в стене, соломенный тюфяк на полу. И больше ничего, совсем ничего.
   Полный недоумения взгляд Марии вернулся на его лицо.
   – Сними пальто, – это были ее единственные слова.
   Джоко послушно начал расстегивать пуговицы. Мария отвела его руки в стороны и сделала это за него. Затем, зайдя ему за спину, она стащила тяжелое пальто с его плеч.
   – Здесь можно как-нибудь согреть воду? Джоко почувствовал, что его лицо загорелось.
   – Воды нет.
   – Как нет?
   – Нет воды, – повторил он громче. Мария беспомощно огляделась вокруг. В тени тумбочки ее глаза наткнулись на ведро.
   – Здесь поблизости, за углом, есть колонка, – пояснил Джоко. – Но тебе нельзя туда идти.
   Мария вздернула подбородок, словно собираясь возражать.
   – Ты не сумеешь найти ее в тумане, – сказал он.
   После этих слов она бессильно опустилась на стул. Пару минут они смотрели друг на друга. Мария ужасно боялась, что выглядит не лучше Джоко, если не считать крови. Его явно чем-то ударили сбоку по голове. Две струйки крови резко выделялись на его щеке, светлые волосы с одной стороны лица были взлохмачены. Еще один синяк вспух на его челюсти. Но самым ужасным было то, как он сгорбился всем телом.
   – Что нам делать с твоей рукой?
   Джоко приподнял руку на пару дюймов. Его лицо побледнело от напряжения, по лбу потек пот.
   – Видишь – она, кажется, не сломана.
   – Пожалуйста, не надо.
   – Чего?
   – Не храбрись. Тебя ранили, и все это из-за меня.
   Он нагнулся, чтобы снять ботинки. Они, казалось, приросли к его ногам. Вдруг Мария опустилась перед ним на колени и стала развязывать шнурки.
   – Отойди, – раздраженно крикнул он. Мария подняла на него взгляд. При свете свечи ее бледное лицо с обведенными темными кругами глазами, с потрескавшимися губами выглядело некрасивым. Ее потемневшие от сырости волосы беспорядочно свисали вдоль лица.
   – Я помогу тебе разуться, а потом уложу тебя на тюфяк. Утром я найду колонку.
   – Утром… – Джоко не смог продолжать. Его голова закружилась, по телу прошла волна слабости. Он покачнулся на стуле.
   Мария подхватила его и довела до тюфяка. Он со вздохом улегся на жесткой подстилке. Мария подсунула ему под голову единственную подушку и сняла с него ботинки. У него было два одеяла. Она укрыла ими Джоко и взяла его пальто, чтобы накинуть себе на плечи.
   – Иди сюда, – его шепот был таким тихим, что она наклонилась, чтобы получше его расслышать.
   – Я завернусь в твое пальто и посижу на стуле.
   – Нет, – его голова повернулась на подушке. – Со мной.
   – Ты ранен, – возразила Мария. – Здесь нет места.
   – Я подвинусь.
   – Тюфяк узкий…
   – Я привык к нему, – Джоко протянул к ней здоровую руку. – Пожалуйста, согрей меня.
   Мария задула свечу. Комната немедленно погрузилась в кромешную тьму.
   – Иди сюда, – позвал Джоко. – Иди на голос.
   – А вдруг я споткнусь о тебя?
   – Тогда ты обнаружишь, где я лежу, – хмыкнул он.
   Он услышал, как Мария пробирается по полу. Коснувшись тюфяка, она опустилась на колени. Очень осторожно, стараясь не задеть Джоко, она пристроилась на краешке тюфяка, почти сползая на пол. Она натянула одеяла повыше на плечи Джоко.
   – Двигайся ближе ко мне, – пробормотал он, дыша у нее над ухом.
   – Я задену тебя.
   – Я это выдержу. Чего я не выдержу, так это спать, не обнимая тебя, такую теплую и мягкую.
   Она выдохнула сквозь сжатые зубы и послушно придвинулась к нему.
   – Двигай ближе.
   – Ты же говорил, что очень сильно ранен?
   – Я ранен, Рия, но не убит, – он вытащил из-под головы подушку и попытался пристроить ее Марии под голову.
   Мария приютилась у его груди, положив голову на его плечо.
   – Если я сделаю тебе больно, сразу же отодвинь меня, – с этими словами она провалилась в глубокий сон.
   Вздрагивая избитым телом, Джоко лежал без сна и вслушивался в ее дыхание. Он, кажется, попал в переделку, но не в ту, о которой предполагала Мария Торн. Она считала, что его главная проблема – полиция.
   Однако он не слишком переживал из-за того, что они его побили. Прежде ему доставалось и похуже. Он был слишком мелок, незначителен для того, чтобы они пришли за ним. Они не питали к нему злобы – просто это была их работа.
   Что же касается Тилли, Джека Ронси и всего этого племени сутенеров и поставщиков развлечений, то все они быстро гневались, но и быстро забывали свой гнев.
   Нет, переделка, в которую он попал, была неожиданной и непрошенной, от нее не было спасения.
   Джоко наклонил голову на дюйм вперед. Его губы коснулись волос Марии. Спутанные и растрепанные, ее волосы все-таки были мягче шелка. Они пахли чистотой и хорошим мылом.
 
   Обитатели Уайтчапела, бродяги и нищие, взлелеяли для себя миф. Об этом они судачили, за это они пили холодными ночами в мрачных притонах. Ссылаясь на это, они утешали тех, кто начинал роптать. Об этом они вспоминали, когда мимо них проезжали важные господа в роскошных каретах, а честные торговцы прогоняли их от своих дверей.
   Они считали, что под внешним лоском и приятными манерами богачей скрываются зачастую порочные и мелкие душонки, что леди и джентльмены по своей сути так же ничтожны, как и они сами. Только по воле случая Виктория родилась королевой, а Нельсон был возведен в ранг героя. И потому поднимали тосты «За удачу!»
   «Заберите у них богатые особняки да ссадите их с породистых лошадей, вот тогда и увидите, как слетит с них вся эта мишура», – говорили бродяги и нищие.
   Теперь Джоко в это не верил.
   Леди в его объятиях была не в своем особняке и не на породистой лошади, но все же она оставалась леди, оставалась такой же отважной и преданной. Она опустилась перед ним на колени, чтобы снять с него ботинки, хотя он был недостоин целовать ее туфли. Она обходилась с ним как со светским щеголем, хотя была в десять раз лучше его, и пусть он провалится в ад, если теперь будет вести себя не как светский щеголь.
   Перед ним встала нравственная дилемма, первая в его короткой жизни. Она была небесами – небесами, которых он даже не мечтал достигнуть. Он предвидел простирающуюся перед ним одинокую жизнь.
   Чтоб пусто было Ревиллу, втянувшему его в это дело! Джоко был обыкновенным, легкомысленным, беспечным вором, срезавшим кошельки или обиравшим квартиры. Теперь его сердце ныло, отягощенное ответственностью и заботой.
   Он прижался губами к волосам Марии. Она что-то пробормотала и зашевелилась во сне.
   Боже! Как же он влип!
   Он влюбился в нее.

Глава десятая

   – Лорд Монтегю?
   – Гермиона, дорогая моя. Ты выглядишь прекрасно, как всегда, – он с искренней теплотой улыбнулся и низко поклонился стоящей перед ним пышной даме.
   – Спасибо. – Леди Гермиона была одета в малиновое атласное платье новомодного покроя, с огромным турнюром сзади и облаком кружевных рюшей, обрамлявших ее пышные белые плечи. Ее черные как ночь волосы были искусно уложены в прическу-помпадур высотой дюймов в шесть. С приветливой улыбкой она протянула ему руку в черной перчатке.
   Она смотрела на лорда Монтегю, пока тот обозревал комнату за ее спиной, но вдруг уголки ее малиновых губ дрогнули – позади него она увидела высокую фигуру молодого человека. Леди Гермиона напряглась всем телом, улыбка исчезла с ее лица, словно по нему пробежала тень.
   Лорд Монтегю проследил за ее взглядом, и его улыбка стала шире.
   – Джордж, не будь увальнем, подойди сюда. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
   Замешкавшись под аркой, Джордж Монтегю остался стоять там, высокий и угловатый, его большие ладони неловко свисали из-под белых полотняных манжет. Он был на полголовы выше своего отца, его светлые волосы беспорядочно падали на лоб. Нервным движением, превратившимся в отрицательный жест, он отбросил их назад. Его холодные серые глаза, словно удар хлыста, скользнули по женщине.
   – Терри… – леди Гермиона запнулась. – Лорд Монтегю, вы привели сюда сына, – она в смятении взглянула на отпрыска Монтегю, не зная, как скрыть набеленное лицо, ярко накрашенные губы и щеки, кричащую одежду. Они недвусмысленно говорили о ее занятии, которого юный Джордж явно не одобрял.
   Хмыкнув, лорд Монтегю схватил сына за руку и потащил в главный салон.
   – Удивлена? – спросил он ее. – А могла бы и не удивляться. Он уже совсем взрослый. – Он заставил юношу сделать еще шаг. – Он просто стесняется.
   И женщина, и молодой человек с отвращением взглянули на него.
   – Сегодня будет твоя ночь, мой мальчик, – продолжал отец. Ничего не заметив, он похлопал сына по спине, изображая сердечность. – Тебе пора становиться мужчиной. Эта леди знает, как это делается. Леди Гермиона, это мой сын Джордж.
   В ледяном молчании, наступившем за этими словами, содержательница борделя оглядела фигуру и лицо молодого человека. Когда их взгляды встретились, он свирепо сверкнул глазами. Леди Гермиона торопливо отвернулась и безуспешно попыталась прокашляться. Ее голос сорвался, когда она окликнула, чтобы подали шампанское.
   – Очень кстати, – согласился Теренс. – Но не слишком много – молодо-зелено, знаешь ли. Может не встать.
   Лицо Джорджа стало кирпично-красным. Его руки сжались в кулаки.
   – Юника, – леди Гермиона подошла к молодой женщине в переднике с белыми оборочками. Она могла бы оказаться просто горничной, если бы на ее черном платье не было такого шокирующе-глубокого выреза. Широко улыбаясь, она приблизилась к новым гостям с подносом, на котором стояли наполненные фужеры. С особо вызывающим движением она, глубоко вздохнув, подала шампанское Джорджу.
   Вместо того, чтобы заглядеться на ее грудь, Джордж взглянул ей в глаза. Их жесткий, настороженный блеск показался ему отталкивающим. Его хмурое лицо помрачнело еще больше. Он попытался что-то сказать, но не смог, и на его лице только напряженно заходили желваки. Оглядев через плечо Юники просторный салон, он с трудом перевел дух.
   На стенах панели красного цвета чередовались с панелями, на которых были изображены розовые обнаженные тела, мужские и женские, в объятиях страсти. Под этими рисунками на плюшевых диванах и креслах артистично расселась дюжина женщин. Все они были в различной степени deshabille [5]– белые груди, руки, ноги были выставлены напоказ из-под шелкового белья и кружев. Одна из них, задрапированная в совершенно прозрачные шелка нежного оттенка, наигрывала на гитаре протяжную мелодию. Жар, идущий не менее чем от трех каминов, создавал в салоне духоту.
   «Горничная» вразвалочку отошла, открывая на всеобщее обозрение белые икры, от черного кружева, окаймляющего нижний край ее панталон, до черных ботинок, доходящих до середины икр. Материал, составляющий переднюю часть ее юбки, сзади был собран в огромный черный атласный турнюр, шелестевший при каждом шаге ее чувственной походки.
   Глаза Джорджа широко раскрылись. Краска на его щеках стала еще гуще.
   – Высматриваешь, кто тебе особенно приглянется, мой мальчик? – Теренс фамильярно положил руку на плечи Гермионе.
   – Терри, пожалуйста… – вопреки обыкновению она попыталась выбраться из-под его руки, но он не заметил этого.
   Вместо этого он похотливо подмигнул и рассмеялся:
   – Сегодня твой выбор, мой мальчик. Сегодня ты должен быть доволен.
   Молодой человек возмущенно уставился на них обоих. Шлюха и распутник. До него начинало доходить, насколько он не похож ни по вкусам, ни по характеру на отца, привычки которого плохо знал.
   Как большинство джентльменов его круга, лорд Монтегю не занимался воспитанием своего сына, переложив это ответственное дело на плечи других людей. Благодаря шотландской няне – пресвитерианке, молившейся суровому, но всепрощающему Богу – Джордж был воспитан в строгих моральных устоях. Его школьное воспитание соответствовало скорее Нетер Стоу, чем Итону или Харроу.
   В итоге Джордж сейчас смотрел на отца как на чудовище. В смущении и отвращении он опустил глаза, сосредоточившись на пузырьках, поднимающихся со дна бокала шампанского.
   Теренс раздраженно пожал плечами. Он наклонился к уху Гермионы:
   – Моя… хм… протеже прибыла благополучно? Она кивнула.
   – Цела и здорова, но очень несчастна. Он сделал большой глоток шампанского.
   – Это пройдет, – Теренс предвкушающе улыбнулся. – Я не могу ждать, когда ее настроение изменится. Покажи, где ты ее поместила. – Обернувшись к сыну, он похлопал юношу по плечу. – Давай, мой мальчик, повеселись. Узнай, что такое женщина.
   Вдруг Гермиона переменилась в лице и высвободилась из-под руки Теренса. К несчастью, она не успела остановить Кэйт.
   – Лорд Монтегю, – громко обратилась к нему девица в черном. – Добро пожаловать в «Лордс Дрим».
   Лорд Монтегю остолбенел. Его глаза предостерегающе блеснули, скользнув по хрупкой фигуре и безупречной коже, вызывающе белой по контрасту с угольно-черным атласом и кружевом.
   – Кто это? – обратился он с вопросом к Гермионе.
   Хозяйка борделя закрыла глаза и прижала пальцы к вискам.
   – Одна из девушек. Не обращайте…
   – На самом деле я – нечто другое, – Кэйт встряхнула головой, потревожив густые черные волосы, каскадом спускающиеся по ее спине. – Меня зовут Геката, мой лорд. Знаете – так звали ведьму. Но я взяла себе имя Кэйт. Еще шампанского, Юника. Сегодня торжественный вечер.
   – Кэйт, пожалуйста, – пробормотала леди Гермиона. – Сейчас не время.
   Медленной походкой Кэйт подошла поближе к лорду Монтегю. Протянув ему руку, она улыбнулась:
   – Мы еще не встречались с вами, ваша светлость. Но теперь, кажется, настало время познакомиться. Думаю, что я могу представиться сама.
   Остолбенение Теренса перешло в рассчитанную усмешку. Он поднял руку ко рту и пригладил жидкие усы.
   – Вы – нахалка, юная леди. Вас нужно поучить манерам получше. Очень жаль, но на этот вечер у меня другие планы.
   – Очень жаль. Я с таким же удовольствием поговорила бы с вами и о манерах, и о кое-чем другом.
   – Кэйт! – взмолилась леди Гермиона.
   – Может быть, вашему сыну будет интересно побеседовать со мной? – продолжала Кэйт. – Почему бы вам не представить нас друг другу? Я столько слышала о вас, Джордж.
   Прежде чем Гермиона успела вмешаться, Кэйт прошла мимо нее и закинула руки молодому человеку на шею. Если бы это были гадюки, он не мог бы отшатнуться от них с большим отвращением. Она усмехнулась, видя его растерянность:
   – Какая честь приветствовать здесь наследника собственной персоной, да еще в вечер вашей инициации. Как кстати!
   – Кэйт! – вскричала Гермиона. – Прекрати! Гитаристка перестала играть. Разговоры стихли, затем возобновились уже на более высоких тонах.
   – Я счастлива, что наконец встретилась с вами, – не замолкала Кэйт.
   – Кто эта тварь? Понимает ли она, что делает? – пожелал узнать Теренс.
   Джордж уставился на лицо, находившееся так близко от него. Дрожь прошла по его телу.
   – Снимите с меня руки, мадам. Мы не знакомы друг с другом и вряд ли будем поддерживать знакомство.
   Кэйт вздрогнула всем телом, ее усмешка превратилась в оскал. Откровенная ярость вспыхнула на ее лице. Грубо оттолкнув его, она отступила на шаг назад.
   – Чтоб ты сгнил, проклятый педик! – она величаво отошла от него.
   В салоне наступило молчание. Мужчины перестали развлекаться. Девушки, открыв рты, уставились на Кэйт.
   – Извините ее, лорд Монтегю, – простонала Гермиона.
   – Нет, – его рука мертвой хваткой сжала фужер. – Я больше не хочу ее видеть. Выгони ее.
   – Не нужно, – высказался Джордж. – По-моему, нам лучше уйти и оставить этих… тварей заниматься своими делами.
   Какое-то мгновение лорд Монтегю выглядел соблазнившимся этим предложением. Но Кэйт быстро исчезла из салона и разговоры восстановились, а где-то наверху его дожидалась протеже.
   – Пустяки, – улыбнулся он.
 
   Мелисса дергалась в растяжках, пока не ободрала себе все запястья. Ее слезы давно уже высохли, румянец на щеках поблек. Все ее попытки освободиться оказались тщетны. Тело девушки ныло от затянувшегося растянутого положения.
   Кроме того ее мучения усиливали доносившиеся из-за двери голоса проходящих по коридору людей. Каждый раз, когда шаги приближались к двери ее комнаты, страх Мелиссы удваивался, а звуки, доходившие до нее через тонкие стенки по обе стороны комнаты, приводили в ужас.
   Вздохи и стоны, женское хихикание и мужские крики, скрип пружин кроватей – все это ясно долетало до ее ушей. Она бессильно лежала на постели, вся разбитая, повторяя полузабытые молитвы, в которые уже не верила.
   Снаружи донесся цокот высоких каблучков – кто-то поднимался из холла. В замке повернулся ключ, затем открылась дверь. Мелисса приподняла голову с подушки. Там стояла Кэйт, с холодной маской гнева на лице. Закрыв за собой дверь, она склонилась над Мелиссой.
   – Ты прекрасно выглядишь, протеже. Мелисса уронила голову назад и молча уставилась на трещину в потолке.
   – Твой покровитель здесь.
   Пленница содрогнулась. Вопреки намерению лежать смирно, она приподняла плечи и задергалась в растяжках.
   – Этим ты ничего не добьешься, – усмехнулась Кэйт. – Леди Гермиона покупает только самый лучший шелк. Прочный как ременная упряжь.
   Она прошлась по комнате.
   – Его можно только разрезать. Может быть, это сделает твой покровитель… – она указала Мелиссе на серебряные ножницы, лежащие на прикроватном столике, – …но только если ты обольешь слезами свои бледные щеки и пообещаешь ему упасть перед ним на колени и целовать его ноги.
   Мелисса отвернулась.
   – А если не пообещаю, он убьет меня?
   – Убьет тебя? – Кэйт громко расхохоталась. Словно вихрь черного кружева она пронеслась из угла в угол и, плеснув себе немного бренди, залпом проглотила. – Женщины от этого не умирают, – она подняла бокал к потолку: – В конце концов, Бог тоже мужчина. Он не допустит, чтобы испортили удовольствие другому мужчине.
   Мелисса не ответила.
   – Удовольствие, – губы Кэйт искривились на этом слове. Она вернулась к кровати, где лежала Мелисса. – Хочешь заставить их сначала хорошенько побегать за ним?
   – Да, – Мелисса вскинула голову.
   – Знаешь, это у тебя никак не получится.
   – Я попробую.
   – Тебя побьют, если поймают.
   – Может быть, меня не поймают.
   Кэйт встряхнула головой и взяла ножницы. Когда до растяжек Мелиссы остался какой-то дюйм, она остановилась:
   – Когда тебя поймают, ты расскажешь, кто тебя выпустил.
   – Нет, – Мелисса в отчаянии вытянула шею. – Меня не поймают. Я лучше убью себя!
   Кэйт убрала ножницы и медленно покачала головой:
   – Пожалуй, я не буду этого делать.
   – Прошу тебя! – захрипела Мелисса. – Сделай это, сделай! Разрежь их и отпусти меня. Я или освобожусь, или умру – клянусь тебе.
   – Но все-таки обещай мне…
   – Я никогда не скажу, что это сделала ты. Никогда, клянусь Богом.
   – О, это великая клятва, – презрительно усмехнулась Кэйт.
   Когда она подсунула острие ножниц под шелк, кончик оцарапал запястье Мелиссы. Капелька яркой крови выступила на белой коже. Обе в оцепенении уставились на нее.
   – Извини, – пробормотала Кэйт.
   – Я ничего не почувствовала.
   Кэйт разрезала другие три растяжки у столбиков кровати более удачно. Не прошло и минуты, как Мелисса освободилась. Рассудок побуждал ее вскочить на ноги и выбежать прочь из комнаты, но на деле она сумела только сесть и с усилием свести перед собой руки. С гримасой боли она сдвинула ноги вместе и спустила их с кровати.
   Кэйт отступила от нее на шаг:
   – Твое тело слишком затекло, чтобы ты могла двигаться, – проворчала она. – Зря ты все это затеяла, а я зря потратила время.
   Мелисса с трудом поднялась на ноги и пошатнулась.
   – Через минуту все пройдет, – сказала она.
   – У тебя и есть не больше минуты, – Кэйт шагнула к двери и выглянула наружу. – В коридоре пусто.
   – А как же одежда? – Мелисса сделала несколько шагов от кровати. Ее голова кружилась, перед глазами расплывались черные пятна. Она глубоко вздохнула, чтобы не потерять сознание.
   – Что – одежда?
   Мелисса уставилась на свои бедра, просвечивающие сквозь бледно-голубое кружево.
   – Я же почти голая.
   – Если не хочешь попытаться, ложись обратно. Он будет приятно заинтригован, увидев, что ты ждешь его.
   Мелисса стащила с кровати простыню и завернулась в нее. Она засунула угол за верхушку корсета и перебросила другой край через плечо на манер тоги. Затем она, осторожно переставляя ноги, добралась до бренди.
   Жидкость расплескалась, пока Мелисса наливала ее, но большая часть все-таки попала в бокал. Выпив все залпом, Мелисса почувствовала, что онемение в руках быстро проходит. Спирт обжег ей горло, глаза заслезились, но она сдержала кашель и не издала ни слова жалобы.
   – Покажи мне, где задняя дверь.
   – Здесь нет задней двери, – пожала плечами Кэйт.
   – Нет черного хода?
   – Леди Гермиона не любит, когда кто-нибудь сматывается тайком, не уплатив денег. Еще она не любит, когда девочки пытаются сбежать.
   – А окно?
   – Все окна наглухо замурованы.
   – Значит, мне придется выбираться отсюда через салон. – Мелисса задрожала каждым суставом. Ее зубы застучали, желудок сжался, словно бренди сожгло его. Она сглотнула, потому что оно готово было выскочить обратно.
   – Идем за мной. – Кэйт взяла ее под руку.
   Дьявольское наслаждение озаряло ее лицо, когда она вела Мелиссу по коридору. Они завернули за угол и вышли на верх широкой лестницы в ярко освещенном коридоре. Кэйт отступила вбок и издевательски поклонилась:
   – Салон внизу.
   Мелисса услышала музыку и звуки разговоров. Она попятилась назад.
   – Удачи тебе, – злобно засмеялась Кэйт. – Не забудь, ты обещала не выдавать меня.
   – Я не выдам.
   Кэйт открыла дверь в свою комнату и прислонилась к косяку.
   Мелисса неподвижно стояла в коридоре. Кровь стучала у нее в висках. На стене появились две тени, за ними последовали их создатели. Дородный мужчина в вечерней одежде, отдуваясь, поднимался по лестнице, его галстук был развязан и концы свисали на грудь наподобие шарфа. Он широко улыбался своей спутнице – девице в розовом неглиже, а она, смеясь, спешила впереди него. При виде Мелиссы в простыне она замерла на месте. Ее клиент мясистой рукой похлопал ее по пышному заду. Она хихикнула и отпрянула от него.
   Мелисса вжалась в стену. Простыня выдавала ее. Без нее она была бы одета точно так же, как другие. Тогда она смогла бы незамеченной спуститься в нижние комнаты. Возможно, Кэйт солгала ей – отсюда должен быть более чем один выход.
   Однако она не могла найти его, укрываясь здесь. Пока черноволосая девица ухмылялась как демон, Мелисса сбросила простыню и пошла вдоль перил, безуспешно пытаясь оглядеть комнату внизу. Судя по тому, что доносилось оттуда наверх, там было очень шумно. Это могло оказаться к лучшему – может быть, никто не заметит ее.
   Но если она выйдет из здания незамеченной и окажется на улице – что тогда?
   Мелисса взглянула на свою одежду. Краска бросилась ей в лицо, она запахнула кружевной халат поплотнее, до самой шеи. Она выглядела почти голой, но, возможно, это было и к лучшему. Ей не придется далеко бежать, пока полисмен не арестует ее. Мелисса очень надеялась на это. Если ее посадят под арест, в тюрьме она будет в безопасности, пока Мария не придет за ней.
   Мария… – Мелисса закрыла глаза, черпая мужество из мыслей о сестре. Затем она открыла их. Мария с радостью приютит ее у себя. В этой жизни они были друг для друга единственной отрадой.
   Она опустила на перила руку, холодную как лед.
 
   Лорд Монтегю хмуро уставился на своего сына.
   Джордж вел себя совсем не так, как подобалось его сыну и наследнику. Они оба сидели на стульях с высокими спинками, перед ними стояла вторая бутылка шампанского. Девочки леди Гермионы одна за другой демонстрировали себя Джорджу, но тот забраковал их всех.
   Монтегю быстро приходил в ярость.
   Что же не так с его мальчиком? Здесь были самые лучшие девочки Гермионы, способные распалить даже труп девятидневной давности. Что ему еще нужно, чтобы он завелся?
   Вытирая лоб, Монтегю украдкой огляделся. Или ему кажется, что несколько мужчин в комнате смотрят на них и обсуждают? Если мальчик быстро не выберет, он рискует заслужить неблагоприятную репутацию среди присутствующих здесь мужчин – а некоторые из них были приятелями Монтегю.
   Его светлость взглянул на карманные часы. Боже! Сколько еще можно тянуть?
   Маленькая блондинка в светло-розовом, под цвет ее сосков, с притворной скромностью уселась на скамеечку у ног Джорджа. Она взяла его за руку, заглянула ему в глаза и низким, хриплым голосом стала читать слегка неприличное любовное стихотворение.