Брови Джорджа приподнялись. Он выглядел заинтересованным.
   Лорд Монтегю выпрямил скрещенные ноги и стал вставать. Его собственное тело уже давно было в готовности после обозрения всей этой женской плоти. Мысль о девушке, ждущей его в постели наверху, вызывала в нем такое напряжение, что он даже беспокоился, как теперь пройдет через комнату.
   К несчастью, когда стихотворение закончилось, безупречный английский язык девушки перешел в жуткий провинциальный диалект. Джордж моргнул, словно стряхивая с себя дурман. Оглядев ее, он спросил, как она сюда попала. Она вздохнула и потупила глаза. Ее рассказ оказался печальным – мать-вдова, куча младших братишек и сестренок. Притворная слеза скатилась по ее щеке, когда она поведала ему, что приехала в город, чтобы найти работу и тем самым прокормить семью.
   Джордж в ужасе взглянул на отца.
   – Не верь ни единому ее слову, – посоветовал ему Монтегю. – Она хочет, чтобы ты стал ее покровителем. По-моему, ты еще молод для этого, но если хочешь, кое-что можно устроить.
   Джордж не заинтересовался этим предложением. Вместо этого он стал расспрашивать ее, как она попала в «Лордс Дрим».
   Тень страха прошла по лицу девушки. Она встревоженно оглянулась. В это мгновение Джордж заметил крепкого мужчину, который стоял в углу комнаты, скрестив руки на груди. Хотя мужчина был в форме лакея восемнадцатого века и в парике, слегка съехавшем набок, он был крупнее любого из лакеев, которых Джордж когда-либо видел в своей жизни. Его плечи буквально выпирали из-под тонкого черного сукна, а тяжелая челюсть задиристо выдавалась вперед.
   Девушка снова взглянула на Джорджа. Ее лицо под густым слоем краски ничего не выражало.
   – Мне здесь нравится, – заученно произнесла она. – Где еще девушка может встретить таких приятных джентльменов, как вы? – она блеснула призывной улыбкой, открывшей постороннему взору сломанный зуб. – Если вы пойдете со мной наверх, я постараюсь, чтобы вам здесь тоже понравилось.
   Джордж вытащил из кармана свой кошелек.
   – Нет, вряд ли это у вас получится, – он достал оттуда фунтовую бумажку. – Однако спасибо за стихотворение.
   Лакей шагнул вперед, свирепо нахмурив брови.
   – Вот что! У нас так не принято. Ей не разрешается выпрашивать деньги.
   В салоне вдруг наступила тишина. Девушка отпрянула назад.
   – Я не выпрашивала, Берт, клянусь, не выпрашивала. Ему просто понравилось мое стихотворение.
   Джордж встал:
   – Я ухожу, отец. Если ты хочешь остаться здесь, пожалуйста, чувствуй себя свободно. Я пошлю экипаж назад за тобой.
   – Джордж…
   Вслед за ним встала и блондинка, но страх сковал ее движения. Она споткнулась о скамеечку и свалилась набок, прямо к ногам лакея. Тот бросился поднимать ее на ноги, но, на беду, в это же самое время встал и лорд Монтегю. Все трое столкнулись, Монтегю чертыхнулся. Вокруг зазвенел нервный женский смех.
   Полный отвращения, Джордж проскочил мимо них, направляясь к выходу из салона. Пробираясь между завсегдатаями салона к двери, он вдруг заметил поблизости девушку в голубом кружевном пеньюаре, шедшую за ним по пятам. Она шла не совсем за ним, но окружающим в комнате вполне могло показаться, что это именно так.
   Они были почти у самого выхода, когда он остановился и обратился к ней:
   – Я не нуждаюсь в ваших услугах.
   Девушка даже не взглянула на него и не остановилась. Вместо этого она стремглав рванулась к выходу. Джордж недоуменно уставился ей вслед.
   Несколько секунд спустя другой лакей, как две капли воды похожий на первого, приволок ее обратно. Она отчаянно лягалась и размахивала руками, безуспешно пытаясь вырваться из его мертвой хватки, ее скудная одежда выставляла напоказ тонкие ноги и незрелое девичье тело.
   – Перестань. Уймись, – предупреждал ее привратник.
   Всхлипывая, она укусила его за руку.
   Он с проклятием выпустил ее, затем со всего размаха стукнул укушенной рукой. Удар свалил ее с ног, но она тут же вскочила.
   – Он сказал, чтобы я дождалась его экипажа, – вскрикнула она, указывая на Джорджа.
   – Что? – уставился на нее Джордж.
   – Вы мне так сказали. Вы же знаете, что сказали это, – выкрикнула девушка в голубом. В ее глазах стояли слезы. – Пожалуйста, возьмите меня с собой.
   К группе подошла леди Гермиона.
   – Что ты здесь делаешь? – она схватила Мелиссу за руку. – Отведи ее наверх, Берт. Этой девчонке не следовало появляться здесь.
   – Вы правы! – Берт заломил девушке руки за спину, и она вскрикнула от боли.
   – Где Джек? – пожелала узнать леди Гермиона.
   – Я послал его позаботиться о том малом в аллее. Он еще не вернулся, – проворчал Берт краем рта.
   Леди Гермиона закатила глаза.
   – Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне! – зарыдала Мелисса.
   Пара хорошо одетых мужчин направилась к месту скандала. Леди Гермиона повернулась к ним и развела руками:
   – Уверяю вас, джентльмены, ничего страшного. Бедняжка не в себе, потому что узнала о смерти своей матери. Берт поможет ей подняться наверх, а Юника утешит ее.
   Юника послушно направилась на второй этаж. Берт начал толкать сопротивляющуюся девушку перед собой, но Джордж преградил ему дорогу.
   – Подождите-ка минуту. Вы держите здесь эту девушку против ее воли?
   – Конечно, нет, – обернулась к нему леди Гермиона.
   – Да! – вскрикнула девушка. – Да! Да! Пожалуйста, помогите мне.
   – Отпустите ее, – потребовал Джордж. Второй лакей приблизился к молодому человеку. Лорд Монтегю, узнав свою протеже, понял, что обещавший быть приятным вечер быстро превращается в стихийное бедствие. Он подошел к сыну сбоку и, отводя его в сторонку, прошептал на ухо:
   – Тебе не нужно вмешиваться, это их дела.
   – У нас свободная страна, – повернулся к нему Джордж.
   – Лорд Монтегю! – вскрикнула Мелисса. Джордж взглянул на них обоих:
   – Разве она тебя знает?
   – Не будьте смешным, – леди Гермиона властно махнула рукой Берту. – Как может это ничтожное создание знать вашего отца? Она новенькая и…
   – Как вышло, что она знает тебя, отец?
   – Она не знает меня, – стал изворачиваться лорд Монтегю. – Она лжет. Она, наверное, услышала, как кто-то обратился ко мне по имени.
   Леди Гермиона щелкнула пальцами. Берт остановился, подхватил Мелиссу и взвалил себе на плечо. Вместо того, чтобы повиснуть на нем, она выпрямила спину, обращая лицо к лорду Монтегю.
   – Лорд Монтегю, сжальтесь! – протянула она к нему руки.
   – Боже мой, – лицо Джорджа побледнело. – Ты знаешь эту девушку? – снова спросил он.
   – Вот что, Джордж… – лорд Монтегю успокаивающе положил руку ему на плечо.
   Мелисса забилась, сдвинув парик лакею на глаз.
   Около них собрался полукруг жадных до зрелища зевак. Пока Берт медлил, парик съехал ему на глаза и ослепил его.
   – Помогите! – закричала Мелисса, стуча кулаками по его голове. Ее золотые волосы рассыпались по плечам, лицо исказилось от напряжения. Слезы ручьями текли по ее щекам.
   – Боже мой! – уставился на нее Джордж. – Я же узнал ее! Это гувернантка моих сестер.
   – Ну и ну, – заметил один из зевак. – Дрянное дело.
   Джордж бросился на помощь, но вмешался второй охранник и оттолкнул его в сторону. Молодой человек попытался отодвинуть его локтем:
   – Как вы смеете! Отойдите с моей дороги!
   Так называемый лакей схватил его руку и заломил за спину, точно так же, как его коллега проделал это с Мелиссой. Несколько девушек взвизгнули.
   – Прекратите! – скомандовал Монтегю. – Это мой сын.
   Лицо Джорджа побелело от боли. Лакей чуть-чуть ослабил хватку. Этого «чуть-чуть» и хватило Джорджу. Вывернувшись из захвата, он занес кулак и что есть силы ударил в тяжелую челюсть.
   – Отлично сработано! – выкрикнул кто-то из собравшихся.
   – Всыпь ему! – раздался женский голос.
   – Джордж! – крикнул Монтегю.
   Джордж кинулся за Мелиссой, но его противник не дремал. Он так резко встряхнул крепкой головой, что парик свалился с нее. Загородив Джорджу путь, он встал в боксерскую стойку, и его узловатые кулаки превратились в смертоносное оружие. Его левая молнией метнулась вперед и угодила Джорджу в нос.
   Потекла кровь, раздался стон.
   – Он подлый, этот Чарли, – горестно сказала одна из девушек клиенту. – Когда он так разойдется, он не оставит от соперника ничего, кроме мокрого места.
   – Прекратите! – лорд Монтегю встал между ними.
   Джордж вытер текущую из носа струйку крови, оттолкнул отца в сторону и направил кулак правой руки в солнечное сплетение лакея.
   – Боже! Какой великолепный удар!
   – Ставлю пять фунтов на Монтегю.
   – Так тебе, Чарли! – одобрительно воскликнул кто-то из девушек.
   Чарли зарычал. На кону была его репутация, а может быть, даже работа. Он выдал свой лучший удар, прямой правой, со всей силой своего стокилограммового веса. Джордж присел, но кулак попал точно в челюсть лорду Монтегю.
   Тот свалился точно подрубленное дерево.
   – Терри! – в ужасе вскрикнула Гермиона, забыв все приличия. Влепив пощечину своему наемнику, она опустилась на колени рядом с упавшим. – Ох, Терри, дорогой мой.
   Из угла рта лорда Монтегю текла кровь, глаза были полуоткрыты, но без признаков сознания. Его ноги слабо вздрагивали.
   – Терри, – она положила ладонь на его щеку. – Терри, милый.
   Лакей перестал сторожить путь и отступил назад. Он в испуге уставился на свою хозяйку, стоящую на коленях. Слезы ручьем текли по ее щекам.
   Джордж тоже склонился над отцом. Кровь из носа капала на его безукоризненно чистую рубашку.
   – Как вы могли? – взглянула на него леди Гермиона.
   Полукруг распался, и Берт воспользовался этой возможностью, чтобы, сбросив свой парик на пол, умчаться с Мелиссой наверх.
   Когда он, пошатываясь под весом ее безжизненного тела, поднимался на лестничную площадку, Кэйт разразилась торжествующим смехом.

Глава одиннадцатая

   Двое полисменов, дежуря перед домом, где снимала комнату Мария Торн, тщетно притопывали замерзшими ногами и кутались плотнее в свои теплые шерстяные накидки. Пару раз раздергивались занавески в одном из окон, и оттуда выглядывало лицо какой-нибудь старухи. Больше они не увидели ничего.
   Температура воздуха падала, иней разрисовывал стены домов и железные прутья ограды. На каждом выдохе белое облачко оседало вокруг ртов полисменов, пока их усы и подбородки не задубели от мороза.
   Поначалу это их злило. Где же шляется эта Мария Торн? Они проклинали небрежность этой женщины, застрявшей где-то допоздна. Они распаляли себя тем, что повторяли внушения и угрозы, которые следует ей сделать. Затем их разговоры умолкли, потому что кончики их пальцев онемели, а ноги начали ныть.
   В конце концов они съежились и безнадежно замолчали, дожидаясь утра, когда можно будет оставить дежурство и отчитаться в участке.
   Когда наконец свинцовая тьма стала рассеиваться, они потащились прочь, даже не оглянувшись.
   Ухмылка Джека Ронси выставила напоказ выбитые зубы.
   Двух передних верхних у него не было давно, их еще в детстве вышибло камнем, который с огромной силой и точностью был пущен недругом-мальчишкой. Нижний клык не уцелел после удара в челюсть дубинкой констебля темной ночью.
   В промежутке между этими двумя катастрофами Джек Ронси профессионально занимался боксом без перчаток. На ринге он выучился жестокому бою и всем видам ударов в голову и корпус. К несчастью, во время, приходящееся на пик его славы, его противники обнаружили, что точный удар в определенную точку челюсти вырубает его как минимум на час.
   Теперь он предвкушающе ухмыльнулся при виде старого противника из числа тех, кто, по его мнению, вышиб его с ринга на покой. Джек сгорбился и сжал кулаки, глядя, как «святой» Питер, одетый в скромный черный костюм, забирает у почтальона утреннюю почту.
   Пока дворецкий возвращался в дом, Джек свирепо свистнул ему вслед:
   – Теперь ты одет как мальчик Нэнси, а, Пит? – окликнул он. – Я всегда считал, что ты гомик.
   Питер уставился на хама. Его брови поднялись, а на лице проступила мрачная усмешка.
   – Вали отсюда, Джек. Нечего здесь делать таким, как ты.
   – Таким, как ты, здесь тоже делать нечего. Эта леди знает, кто на нее работает?
   Питер выпятил нижнюю челюсть и расправил плечи.
   – Она потому меня и наняла, что знает это, – высокомерно усмехнулся он. – Ей был нужен человек сильный и честный.
   – Сильный! – Джек Ронси зашелся смехом. – Ты? Сильный? Ты нагло обманул ее. Я мог вышибить из тебя дух еще в то время, когда ты был в наилучшей форме.
   Питер встряхнул головой, его крепкая шея побагровела, а большой кулак скомкал корреспонденцию.
   – И честный! – заметив реакцию Питера, продолжал издеваться над ним Джек. – К счастью, она спит с зубами во рту – ты украл бы их, если бы они лежали рядом.
   Питер сошел со ступенек. На краю тротуара он покачнулся, словно зацепившись за невидимую преграду.
   – Проваливай отсюда, проклятый педик, или я позову полицию.
   – Полицию, господин мой? Я так испугался, что надул в ботинки. Я бы тут же убежал отсюда, но у меня есть послание. Почему бы тебе не взобраться обратно на ступеньки и не передать его старой карге, на которую ты работаешь?
   – Мне нечего передавать леди, на которую я работаю. Я знаю, что миссис Шайрс не захочет иметь дело с таким, как ты, – огрызнулся Питер.
   – Ей лучше это знать. Я принес сообщение насчет пташки, которая у нее работает.
   – Миссис Шайрс не знает никаких пташек.
   – Она здесь работает. По крайней мере, она сказала, что работает здесь. Это Мария Торн.
   – Мария Торн – леди, – надменно ответил Питер.
   – Она – пташка, которой нужно подрезать крылышки.
   В это мгновение из двери появилась миссис Шайрс, одетая для утренних визитов.
   – Кто этот человек, Питер? – поинтересовалась она.
   – Никто. Он сейчас уйдет.
   Джек перешел улицу. Стараясь держась на приличном расстоянии от разъяренного Питера, он усмехнулся в лицо миссис Шайрс.
   – Если вы хотите себе добра, леди, предупредите вашу пташку.
   – Пташку?
   – Мисс Торн, – пояснил Джек.
   – Что вы имеете в виду?
   Джек Ронси пошаркал ногой, словно размышляя, как лучше донести свое предупреждение.
   – Дело в том, что она ищет сестру и сует при этом свой нос не туда, куда следует. Она не слушает никаких предупреждений, и это ее последний шанс. Скажите ей, что ее сестра не хочет, чтобы ее искали. Если она не бросит эту затею, мы можем прийти сюда и устроить вам кучу неприятностей.
   Миссис Шайрс уставилась на него сквозь очки в оправе янтарного цвета.
   – Вы не запугаете меня, сэр. Я встречала людей и похуже вас, но пока цела.
   Джек Ронси выпятил грудь-бочонок.
   – Прошу прощения, мэм. Хуже меня вы не встречали. Я здесь хуже всех, – гордо заявил он, презрительно сплюнув в морду каменного льва.
   Питер с ревом напал на него.
   Джек быстро, как пантера, отступил в сторону. Его нога взлетела в воздух и ловко подсекла дворецкого. Питер растянулся на тротуаре. Джек отскочил подальше, чтобы избежать захвата противника, а когда Питер стал подниматься на четвереньки, дал ему пинка в подбородок. Зубы Питера клацнули.
   Когда Джек пнул поверженного в грудь, миссис Шайрс пронзительно закричала. Дворецкий рухнул, его голова ударилась о ступеньку.
   – Питер! – миссис Шайрс бегом сбежала по ступенькам и подняла голову своего дворецкого. Кровь потекла по ее пальцам и закапала на тротуар. В шоке и ярости она подняла взгляд на Джека. – Кто вы такой? Почему вы это сделали?
   Он приподнял перед ней шляпу:
   – Просто скажите вашей пташке, чтобы она оставила это дело в покое.
   – Уверяю вас, мы так не поступим, – глаза старой женщины блеснули гневом.
   Джек рассмеялся.
   – Лучше сделайте, что я сказал, бабуся, или вы еще наплачетесь.
   Пригрозив ей, он удалился развязной походкой.
 
   – Конечно, это не совсем то, к чему ты привыкла, – пробормотал Джоко.
   Мария выжимала тряпку над бадьей холодной воды.
   – Чем дольше я остаюсь с тобой, тем больше нового я узнаю. Ты знаешь способы расширить кругозор женщины.
   – Я не собирался расширять его. В этой части Уайтчапела нет ничего, о чем следует знать леди.
   – Леди нужно знать больше, чем они знали до сих пор. Девятнадцатый век на исходе. Скоро мы добьемся права голоса.
   Она стала бережно вытирать с его волос засохшую кровь. Рана была неглубокой – скорее ссадина, чем порез, требующий наложения швов.
   – Как твоя рука?
   – Болит, – признался он, зажмурившись. – Дьявольски. Но я почти уверен, что она не сломана.
   – А ребра?
   – По-моему, они треснули. Но это ничего, с ними такое уже случалось, – Джоко сделал осторожный вдох, проверяя грудную клетку, и застонал. – Проклятые педики, – не успев подумать, ругнулся он и тут же открыл глаза, чтобы посмотреть, как эти слова подействовали на Марию.
   – Да, они такие, – она усмехнулась и подмигнула ему.
   Джоко закрыл глаза и расслабился, пока Мария обмывала его лицо и шею. Она опустила его правую руку в миску. Он стиснул зубы, когда холодная вода затекла в ссадины на костяшках его пальцев.
   – Наверное, ты хорошо им всыпал, – сказала Мария, разглядывая ссадины.
   – Я очень старался, – криво усмехнулся он. Она вытерла правую руку Джоко, а затем стала тряпочкой обмывать его поврежденную левую. Его лицо побледнело.
   – А почему ты хочешь голосовать? – спросил он натянутым голосом.
   Мария взглянула на него с некоторым удивлением:
   – Потому что это наше право.
   – Это не приносит денег, – пожал он плечами.
   – Косвенно это влияет. Но это не самое важное. Главное, мы сможем сказать, как должны пойти дела.
   – Зачем? Я никогда в жизни не голосовал. Дела идут сами собой.
   – Ты мужчина. Тебе повезло, потому что другие мужчины решают, как для них будет лучше, и голосуют соответственно. Они никогда не голосуют себе во вред – они голосуют преимущественно за то, от чего будет удобнее и им, и тебе.
   Джоко многозначительно оглядел себя.
   – Мне не так уж и удобно.
   – Тогда голосуй, чтобы изменить это, – подсказала Мария.
   – О, само собой. Я поставлю галочку на клочке бумаги и превращусь в этого чертова промышленника.
   Она пожала плечами:
   – Ты можешь проголосовать за человека, который пообещает провести в Уайтчапел воду и поставить здесь газовые фонари на углах.
   Джоко захлопал на нее глазами. Его лицо приняло задумчивое выражение, сменившееся презрительной усмешкой.
   – И кто это сделает?
   – Ты можешь найти кого-нибудь, или отправиться в парламент и попытаться сделать это самому. Ты – мужчина.
   – Ты чокнутая, – фыркнул Джоко. – Знаешь ли ты это? Я еще не слышал, чтобы кто-то рассуждал так же, как ты.
   – Я печатаю все письма миссис Шайрс, – она встала с колен. На грубо сделанной полке над столиком стояла керосинка. Мария проверила ее бачок. К счастью, там еще оставалось немного топлива. Мария оглянулась в поисках спичек.
   – Ты – мужчина, а видишь, сколько всего тебе нужно? Подумай о том, насколько больше нужд у женщины.
   – Считается, что о женских нуждах заботятся мужчины, – заявил Джоко.
   Мария бросила на него взгляд и сказала:
   – Женщинам нужно голосовать, чтобы защитить себя от ущерба. Мужчины закрывают глаза на такие вещи, как похищение. Ты можешь себе представить? Рабство в центре Лондона в конце девятнадцатого столетия! А мужчины в правительстве с преступной халатностью покрывают его. Почему? Потому что они делают на этом деньги. Я уверена, что речь здесь идет о тысячах и тысячах фунтов.
   – Как ты это вычислила? – нахмурился Джоко.
   – Это нетрудно. Взгляни на тех женщин, с которыми ты разговаривал вчера. Одежда на них прекрасная – они, наверное, получают немало. А дома? Их фасады роскошнее дома миссис Шайрс. А экипажи, которые подкатывают к этому… как называется это последнее место, где мы были?
   – «Лордс Дрим». Мария закатила глаза:
   – Некоторые лорды побогаче, наверное, частенько любят поразвлечься. Представляю, сколько денег попадает в такие заведения – и хотелось бы мне знать, кто их получает. Девочки? Конечно, нет – не всем же везет так, как твоей знакомой из…
   – Из заведения мадам де Вере. Пронси.
   – Точно. Это мужчины, которые всеми мыслимыми и немыслимыми способами затаскивают туда девушек, зарабатывают на них.
   Джоко неловко завозился. Мария Торн была чудесной девушкой, но иногда попросту приводила его в смущение. Леди не подобало говорить таких откровенных речей.
   – Тебе не подобает рассуждать о таких заведениях.
   Мария открыла баночку рядом с керосинкой и обрадовалась, обнаружив там кофейные зерна.
   – В этом, мой дорогой, сила мужчин, которые управляют такими заведениями. Они держат женщин в неведении, а несведущая личность – бессильная личность. Их матери, жены, дочери никогда не поддержали бы этого, если бы знали об том. Но они ничего не знают, поэтому мужчины что хотят, то и делают.
   – Это для вашего же блага, – промямлил Джоко.
   – Чепуха, – зерна посыпались в кофейную мельницу. – Не для блага моей сестры, это уж точно.
   Джоко закрыл глаза. Мария была права, но ему не хотелось признавать это.
   – Тебе вообще не следовало влезать в это.
   – Это верно. Никому не следует влезать в это. Этого вообще не должно быть. Я предпочла бы не знать этого, но вопреки желанию узнала и была потрясена. Если бы у нас, женщин, было право голоса, мы могли бы проголосовать за приличных мужчин, таких, как ты. Мы бы знали, что они поставят подобные места вне закона, закроют их все. А если они это не сделают, то наступят следующие выборы, и тогда мы забаллотируем их и проголосуем за другого, кто это сделает. Может быть, даже за женщину!
   Джоко встревоженно приподнялся на локте.
   – Выбрать женщину?!
   – Почему бы нет? Королева нашей страны – женщина. Почему бы женщине не быть и в парламенте? Она добьется уважения женских прав. Подобные заведения…
   – Ну, подобные заведения никому не приносят вреда.
   Мария яростно завертела жернов кофейной мельницы.
   – Они очень даже опасны, а ты лежишь здесь с ушибами и переломами именно из-за этих заведений.
   – Ну, это не то…
   – То самое, – Мария поставила мельницу, склонилась над ним и положила руку ему на плечо. – Ты же человек, Джоко Уолтон. Ты же добрый, хороший человек, – ее голос бы сильным, страстным, чуть взволнованным, глаза горели огнем. Она прижалась губами к ссадине на его виске. – Не тебе бы получать побои.
   Джоко смутился, словно мальчишка.
   – Ладно, брось…
   Мария засмеялась и выпрямилась. Он не мог согнать улыбку с лица все время, пока она готовила кофе.
   – Не такой уж я и хороший, – сказал он наконец.
   – Ты хороший. Просто ты вынужден жить среди дурных людей, таких, как Тилли и те, кто избил тебя. Это им надо бы сидеть в тюрьме, потому что они – похитители людей и убийцы. А эти бедные женщины должны быть на свободе.
   – Чтобы заниматься этим?
   – Почему? Чтобы работать. Джоко уронил голову на подушку:
   – Они работают.
   – Я имела в виду приличную работу.
   – Кто их наймет? – проворчал он. Мария глубоко вздохнула:
   – Вокруг полно нанимателей и навалом работы для женщин.
   Джоко скептически взглянул на нее.
   – Конечно, они должны одеться поприличнее, – Мария разгладила складку на его поношенной черной рубашке. – Многие женщины находят себе приличную работу. Они зарабатывают деньги и не зависят ни от кого, кроме самих себя. Взгляни хоть на меня.
   – А чем ты занимаешься? – полюбопытствовал он.
   – Я – машинистка, – гордо сказала она. Неважно, что она ненавидела эту чертову пишущую машинку. Зато это превосходно доказывало ее точку зрения.
   – Кто?
   – Машинистка. Я работаю на пишущей машинке. Прежде я копировала письма и бумаги вручную, но теперь я работаю на машинке, которая печатает их на листках бумаги. Эти листки теперь выглядят почти как книжные страницы.
   Джоко некоторое время разглядывал ее, холодок отчаяния прошел по его жилам.
   – Наверное, нужно быть очень умной, чтобы это делать.
   – Я выучилась этому сама.
   Джоко закрыл глаза. Господи, помоги ему! Она, оказывается, не только леди, но еще и очень умная. Умнее любой женщины, о которой он когда-либо слышал. Она сама выучилась работать на пишущей машинке – не на какой-то там швейной машинке или ткацком станке, а на пишущей. Где такое было слыхано?
   Мария зажгла керосинку, чтобы вскипятить воду. Эта комнатенка была жалкой и убогой, но сейчас она не придавала этому значения, хотя еще две недели назад посмотрела бы на нее иначе. Ведь это было жилище Джоко.
   Она чувствовала себя непринужденно, оставаясь здесь и заботясь о нем. Она была нужна, она была полезна. Во второй раз за последние дни они с Джоко проснулись вместе. Она больше не была одинокой.
   Мария взглянула на Джоко, лежащего на тюфяке, и ее сердце вздрогнуло. Он снова задремал. Слезы выступили на ее глазах, она на цыпочках подошла к нему и заботливо укрыла его плечи тощими одеялами.
   Его избитое лицо было красивым – таким родным, таким юным, словно у чумазого мальчишки. С гордостью и нежностью она приготовилась ухаживать за ним.
 
   Мария наблюдала, как Джоко просыпается. Сначала он слегка застонал, затем вздрогнул. Она могла только догадываться о боли, которую он испытывает.