Джеймс Дина. Любимый плут

   Мария покачала головой из стороны в сторону.
   Смутно, из глубины своего несчастья, она наконец заметила, что вокруг нее воцарилось молчание. Притихли даже Бет и Панси. Ей стало стыдно за свою слабость. Такое отсутствие самообладания могло повредить и ей, и ее сестре.
   Она должна быть сильной. Она должна выпрямиться и подобающим образом сесть на бочонок, положив руки на колени. Мария попыталась заставить себя сделать это, но тело отказалось повиноваться ей.
   – Дать тебе что-нибудь выпить? – откуда-то издали донесся спокойный голос Герцогини.
   Мария снова попыталась поднять голову. Сверхусилием она разогнула спину и встала на колени.
   – Через минуту я буду в порядке, – ее голос еще дрожал, когда она говорила это.
   – Я предлагаю на остаток вечера забыть об этом, – посоветовала Герцогиня. – Вы оба обессилены, вам нужно выспаться. Ты, Джоко, выглядишь так, будто провел двадцать раундов с Джоном Сулливаном.
   Он уже снова улегся на матрац.
   – Может, и тридцать.
   Мария встала на ноги и присела на бочонок.
   – Я не могу спать, – прошептала она. – Я снова и снова представляю Мелиссу в руках таких же людей, какие избили Джоко. Меня просто мутит от этого.
   Герцогиня налила всем по унции джина. Одну чашку она подала Джоко, который с легким кивком принял ее. Другую она подвинула через стол Марии:
   – Выпей это не спеша.
   Мария взглянула на джин, собираясь отказаться, но Герцогиня взяла ее за руку и вложила чашку ей в пальцы.
   – Выпей это, а затем все мы славно уснем.
   – Единственные посторонние, кто входит в «Лордс Дрим» – это новые девочки и разгоряченные мужчины с деньгами.
   Герцогиня раздала ломти теплого свежего хлеба, украденного со стойки булочной несколько минут назад.
   – Может быть, мне притвориться одной из этих девушек? – высказала предложение Мария. – Тогда я смогу войти туда и встретиться со всеми другими девушками.
   И Джоко, и Герцогиня с жалостью взглянули на нее.
   – Это идея, – настаивала она.
   – Не слишком блестящая, – заметила Герцогиня.
   – Наконец…
   Джоко потянулся с матраца и взял ее за руку.
   – Рассуждая о том, что ты войдешь туда – чего не получится хотя бы потому, что ты слишком стара для этого – ты подумала, как оттуда выйдешь?
   Мария вспыхнула от откровенного заявления Джоко, но продолжала настаивать на своем плане.
   – Мне не потребуется выходить оттуда. Я подожду там и буду защищать Мелиссу, пока вы не приведете за мной полицию.
   – Нам никогда не уговорить их прийти, – разумно отметила Герцогиня. – Если же они все-таки согласятся пойти, леди Гермиона скажет им, что ты вошла туда добровольно. После этого они уйдут, а ты останешься там навсегда.
   Снова наступило молчание. Наконец Мария предложила:
   – Я могу переодеться мужчиной и войти туда.
   – Слишком маленький рост, – покачал головой Джоко. – Слишком высокий голос. И слишком много приятных округлостей.
   Мария снова вспыхнула.
   – Не нужно бросаться в крайности, – посоветовала Герцогиня.
   – Но если моя сестра там, мы должны как-то вытащить ее оттуда.
   – А что, если она не там? Мария растерялась.
   – Но, нарядившись мужчиной, я смогу взглянуть на всех девушек. Если я не увижу ее, то скажу, что ни одна из девушек мне не понравилась, и уйду.
   – Объясни ей, Джоко, – покачала головой Герцогиня.
   Джоко устало простонал:
   – Они дадут тебе в зубы и отберут у тебя все деньги. Раз ты туда вошла, ты обязана кого-то выбрать.
   – Мелисса…
   – Она может в это время оказаться с другим клиентом. Ее может не оказаться в борделе. Если в тот вечер, когда избили Джоко, она была там, то теперь ее могут послать в другое место.
   Мария почувствовала, что вот-вот заплачет.
   – Я пойду туда, – заявила она. – Мне все равно, что вы говорите. Моя сестра…
   Дверь со скрипом отворилась. Одна из старших девочек затопала по ступенькам. Она была высокой и коротко подстриженной, лицом напоминавшая мальчишку. Одеждой ей служили мужские лохмотья, скрывающие все остальное.
   – Что ты слышала, Алиса?
   – Мужчина, который назвался святым Питером, разыскивает Джоко.
   – «Святой» Питер! – вскинула голову Мария. – Наверное, меня хочет видеть миссис Шайрс, – она взволнованно вскочила с бочонка. – Идем к ней.
   – Не сейчас, – поймала ее за руку Герцогиня.
   – Почему не сейчас?
   Герцогиня встала и увела Марию от стола. В дальнем углу она повернула ее к себе и взяла за плечи:
   – Выслушай меня и выслушай внимательно. Тебе пора начать задумываться о том, что ты можешь натворить.
   – Моя сестра…
   – А как насчет твоего дружка?
   Сначала Мария не поняла ее. Она насторожилась.
   – Как насчет Джоко? – голос Герцогини был тихим и напряженным. – Его же избили.
   В первый раз Мария критически взглянула на фигуру, лежащую на матраце. Джоко лежал совершенно неподвижно, скорчившись вокруг больной руки, здоровая была подложена под голову вместо подушки.
   – Он в неподходящей форме, чтобы связываться с Джеком Ронси и другим штатом «Лордс Дрим». Но он сделает это, если ты его туда потащишь.
   – Я не буду заставлять его…
   – Да, ты не будешь заставлять его, но он это сделает. Он защищал тебя, водил тебя везде, даже пошел с тобой к Ревиллу. Дай ты ему наконец отдохнуть.
   – Я не подумала, – на глаза Марии снова стали навертываться слезы.
   Герцогиня отпустила ее плечи.
   – Тебе и самой нужно отдохнуть. Почему бы тебе не улечься рядом с Джоко? Я уведу Панси и Бетти на улицу, чтобы они не мешали вам. Там мы узнаем все, что можно выяснить. Мы можем даже поговорить с этим святым Питером. Почему вы его так называете? – Пока Мария собиралась ответить, она махнула на нее рукой: – Неважно, я спрошу его об этом сама.
 
   На следующий день, в два часа дня, «святой» Питер открыл перед ними дверь дома миссис Шайрс. Мария вошла первой, Герцогиня, чьи лохмотья были прикрыты длинной накидкой Марии, с холодной самоуверенностью последовала за ней. Взволнованный Джоко вошел последним.
   – Дорогие мои, как я рада, что вы наконец здесь, – миссис Шайрс немедленно приказала подать чай. – Вы и представить себе не можете, как я беспокоилась. Я послала за вами Питера, как только выяснилось, что его ранения не опасны. Боже, как этот человек вынослив!
   – Благодарю вас, мэм, – расцвел дворецкий.
   – Я убедила Дадли, что будет неправильно увозить меня в провинцию. Это было нетрудно, – пояснила она с сияющей улыбкой. – Он ненавидит эту провинцию.
   – Он одобрит, что мы пришли сюда? – спросила Мария.
   Эйвори фыркнула.
   – Он с десяти лет не одобряет все, что я делаю. Какое значение может иметь еще один поступок?
   – Нам не хотелось бы навязываться вам, – возразила Мария.
   – Вы и не навязываетесь, – старая женщина с негодованием опровергла ее слова. – Я даже и рассказывать вам не хочу, в какой я была ярости, когда Дадли вытащил меня из кабинета инспектора Ревилла. Его поведение было недопустимым, так я ему и сказала. Я, кажется, никогда еще не была так возмущена.
   – Мне очень жаль, – смущенно извинилась Мария. – Это все из-за меня.
   – Какая нелепость, – Эйвори отмела ее заявление взмахом своего кружевного платка. – Это мне на пользу. Это так волнующе – снова сражаться на передовой. Боюсь, мои преклонные годы расслабили меня.
   – Если бы не я, вы не оказались бы в полицейском участке.
   – Я и прежде сталкивалась с полицией, – напомнила ей Эйвори. – Не забудь, я ходила на демонстрации и несла там плакаты. Нет, Дадли не подорвать моего духа, как и его отцу. Тот был консервативным бизнесменом. Я была наказанием для Седрика, а теперь мой сын получил в наследство меня и мои бунтарские наклонности, – она засмеялась.
   Джоко настороженно сидел в кресле, обитом бордовой парчой. Его глаза тревожно бегали из стороны в сторону, с кашмирской шали, покрывающей фортепиано, на стаффордширские орнаменты и дюжину фотографий в серебряных рамках, расставленных на боковом столике. По сравнению с его жилищем или даже комнаткой Марии это место выглядело очень впечатляющим.
   Более того, вид всех этих вещей заставлял его чувствовать себя неудобно. А вдруг какая-нибудь из них потеряется после его ухода? Несомненно, он закончит свои дни в Дартмуре.
   Герцогиня удостоила комнату более чем беглым взглядом, ее красивое лицо выглядело скептическим. Возможно, миссис Шайрс была серьезно настроена помочь им. Но, вероятнее всего, что она, как и большинство благотворительниц ее сословия, удовлетворится этой встречей, чтобы затем рассказывать о ней, производя впечатление на приятельниц.
   На лице Марии отражалась смесь вины и надежды. Она была убеждена, что они очень близки к спасению Мелиссы. Тем не менее, она не могла забыть, как жалко вздрагивали губы миссис Шайрс, когда она окликнула ее в полицейском участке. Она не забыла и холодную как лед, даже сквозь перчатку, руку своей нанимательницы, когда та ухватилась за ее руку. А когда «святой» Питер с тяжело нагруженным серебряным подносом вновь появился в комнате, белый бинт отчетливо виднелся на его голове.
   Берясь за чайник, леди Эйвори заговорщически подмигнула своим гостям:
   – Ну-ну, расскажите-ка мне, что вы собираетесь делать и чем я могу помочь вам.
   Герцогиня и Джоко переглянулись. Герцогиня подняла свои совершенные, изогнутые дугами брови, вор слегка пожал плечами и прокашлялся:
   – Мы договорились, что кому-нибудь из нас нужно пробраться в «Лордс Дрим» и найти там сестру Рии. Логично было бы, чтобы это сделал я, но… – он развел руками, указав на свою одежду. Она, безусловно, видала лучшие деньки. Кроме того, дешевый костюмчик Джоко пострадал от неаккуратного обращения с ним в последние двое суток. – В таком виде я не гожусь, – продолжал он, – но, приодевшись, я бы лучше справился с этим. Мария говорит, что вам не будет затруднительно одолжить мне пальто или шляпу, – он завлекательно улыбнулся, придавая лицу то ясное, открытое выражение, с каким в детские годы срезал кошельки у богатеев.
   – Может быть, нам лучше занять пальто и жилет у Питера… – прервала его Мария.
   Миссис Шайрс нацепила очки на нос и наметанным взглядом окинула стройную фигуру Джоко.
   – Питер гораздо крупнее вас, молодой человек. Мне кажется, его одежда не подойдет вам, – она склонила голову набок и улыбнулась. – Неужели вы действительно жулик?
   Краска выступила на щеках Джоко. Его улыбка дрогнула, голубые глаза опустились вниз.
   – Ох, только не примите это за критику. В свое время я знавала кое-кого из жуликов, – из ее груди вырвался вздох. – К несчастью, я не вышла замуж ни за одного из них.
   Джоко бросил на Марию смущенный взгляд, та покачала головой. Герцогиня просто улыбнулась.
   – Я буду счастлива помочь вам, – миссис Шайрс подошла к столу. – Пейте чай, мои дорогие. Нам потребуется немало посуетиться перед вашим сегодняшним появлением в «Лордс Дрим».
 
   – Отец, я требую объяснений, – Джордж Монтегю стоял перед отцом, негодующе поджав губы.
   Лорд Монтегю не сводил глаз с огня в камине. Злость, чувство вины, досада боролись внутри него. В настоящее время чувство вины побеждало. Он пролежал в постели как можно дольше, притворяясь, что ушиб, полученный в «Лордс Дрим», оказался серьезнее, чем предполагали вначале. Его камердинер не впускал к нему сына, а еду ему приносили в постель.
   – Отец!
   Теренс страдальчески вздохнул.
   – Не приставай ко мне, – сварливо потребовал он. – У меня все еще синяк на челюсти. Два моих зуба, определенно, пропали. Ты для меня просто наказание, Джордж.
   – Отец, что гувернантка моих сестер делает в этом заведении?
   Лорд Монтегю скрестил ноги и вжался глубже в кресло.
   – Я полагаю, что она там делает то, чем ей давно хотелось заниматься. Моя жена, твоя мачеха, была вынуждена уволить ее.
   – За что?
   – За неподобающее поведение, – огрызнулся лорд Монтегю. – И очевидно, что заслуженно. Ты же видишь, как она кончила? Мне осталось только надеяться, что на твоих дорогих сестер не повлияли пагубно ее аморальные…
   – Отец, она не хотела оставаться там, – напомнил ему Джордж.
   Лорд Монтегю встряхнул головой.
   – Она умоляла тебя помочь, она пыталась сбежать оттуда.
   – Ну, она, без сомнения, поняла, что эта работа оказалась не совсем такой, как она ожидала, – слабо улыбнулся Монтегю. – Видишь ли, леди Гермиона прекрасно ведет заведение.
   – Она ведет бордель, – решительно возразил ему сын. – Она заполняет его ужасными, мерзкими женщинами, гадкими, невежественными и, без сомнения, с дурными болезнями.
   – Джордж! Давай не будем говорить об этом.
   – Значит, у тебя нет намерений что-то сделать для этой бедной девушки?
   Лорд Монтегю съежился в кресле.
   – Это меня не касается. Она мне – никто. И тебе тоже.
   – Отец, я вернусь в «Лордс Дрим» и выясню, что можно сделать для этой бедняжки.
   В страхе от того, что Джордж может раскрыть его тайну, лорд Монтегю вскочил на ноги:
   – Ты этого не сделаешь! Я категорически запрещаю тебе это!
   – Как ее зовут? – стал допытываться Джордж.
   – Я не помню. Не можешь же ты вернуться туда и потребовать эту девушку.
   – Несомненно, могу, – улыбнулся Джордж. – В конце концов, а что там делают другие мужчины?
   С этими словами он повернулся и пошел к двери.
   – Джордж! Я настоятельно требую, чтобы ноги твоей больше не было в этом заведении!
   Но дверь уже захлопнулась за сыном и наследником Монтегю.
 
   – Пожертвование, леди Гермиона, за слово молитвы о вашей душе и за слово предостережения.
   – Динсмор, ты проповедник не больше, чем я. Почему я должна давать тебе пенни на твои делишки?
   Выражение лица Динсмора осталось елейным.
   – Потому что у меня есть свои источники, дорогая моя.
   – Сообщения с небес, – насмешливо сказала Гермиона.
   – Аминь, – ответил он в тон ей. – Например, в данном случае, одна маленькая, очень маленькая птичка сообщила мне, что у вашего недавнего приобретения есть сестра, которая уже дважды обращалась в полицию.
   – Она этим мало чего добьется.
   – Дураки рвутся туда, куда опасаются заглядывать и ангелы.
   – Объяснитесь.
   Священник протянул ей бледную ладонь. Леди Гермиона открыла письменный стол и достала оттуда коробочку. Повернув ее так, чтобы Динсмор не мог заглянуть внутрь, она вытащила оттуда фунтовую банкноту и вложила ему в ладонь. Тот не шевельнулся.
   – Рвач! – она добавила еще четыре.
   – Имя лорда Теренса Монтегю не однажды упоминалось в рапортах Ревилла. Инспектор не дурак. Слово предостережения может сослужить вам хорошую службу, леди Гермиона. Хорошо бы вам передать его достойному барону.
 
   – Это не подойдет, – вяло запротестовал Джоко.
   – Конечно, подойдет, мой дорогой мальчик, – ответила Эйвори, похлопав его по плечу.
   – О Боже, не могу же я…
   – По-моему, это пальто будет смотреться на нем великолепно, – продавец отдела мужской одежды в «Хародсе» подал ему прекрасное пальто из черной шерсти.
   Джоко в страхе попятился от него, оказавшись вплотную у примерочного зеркала в полный человеческий рост.
   – Замечательно, – Эйвори подтвердила свое согласие кивком.
   – В самом деле, мадам, это пальто новейшего стиля, сшитое по лучшим выкройкам. Обратите внимание на примечательную особенность – шалевый воротник.
   – Оно стоит чертову уйму денег, – снова запротестовал Джоко.
   – Чепуха, – заявила Эйвори. – Если вы хотите хорошо выглядеть, молодой человек, вы должны быть соответственно одеты.
   Джоко поднял руку и поскреб голову. Она шла кругом – не от наполовину заживших ранений, а от взбудораженных нервов. Ему было не по себе в лучшем универмаге Лондона. Он боялся, что никогда не расплатится за все это.
   – Просуньте, пожалуйста, руки в рукава, – обратился к нему продавец, заходя со спины и подавая ему пальто.
   – У меня повреждена рука, – сказал Джоко.
   – Которая?
   – Э-ээ… левая.
   – Тогда мы наденем рукав сначала на нее. Никакие придуманные им отговорки не могли их остановить. Продавец мужской одежды решительно облачил его в новомодное пальто черной шерсти и прекрасные кожаные мужские туфли. Когда он тщательно водрузил на светлые кудри Джоко шелковый черный цилиндр, молодой человек жалобно простонал:
   – Нет!..
   Но Эйвори Шайрс зааплодировала:
   – Великолепно. Выбросите это старье.
   – Да, мэм.
   Она подставила Джоко локоть:
   – Теперь, – сказала она, – ты выглядишь настоящим модным джентльменом. В таком виде тебя с восторгом примут везде – в самых лучших домах, в парламенте, даже на приеме у королевы – и, как это ни печально, в «Лордс Дрим».
   – Я выгляжу полным идиотом, – подытожил ее подопечный.
 
   Мария не глядя поставила чашку на блюдце.
   – Ненавижу ожидание, – сказала она.
   Герцогиня, чьи лохмотья были прикрыты длинной накидкой Марии, улыбнулась своей обычной холодной улыбкой.
   – Бывают вещи и похуже.
   Мария пыталась скрыть свое разочарование и досаду. К тому же у нее болела голова и ее слегка подташнивало. Миссис Шайрс повела Джоко в «Хародс», а они сидели у окна в небольшом кафе при магазине, пили чай и глядели на транспорт, проезжающий по Бромптом Роуд.
   Пока Мария сидела здесь, время для нее неслось быстрее, чем люди на улицах, спешащие по своим делам, быстрее, чем лошади, которые мелкой рысцой тянули за собой грохочущие экипажи и фургоны. Мелисса все глубже и глубже увязала в ужасной яме, которая оставит след на ее будущем.
   Она встретилась взглядом с Герцогиней:
   – Не знаю, что может быть хуже ожидания.
   – Быть там, – с горькой иронией ответила Герцогиня, – если бы это случилось с тобой.
   Лицо Марии исказилось. Она прижала к губам салфетку, затем опустила руки на колени и потупила взгляд. Казалось, она чувствовала покалывание нервов под кожей. Ей хотелось закричать, побежать к «Лордс Дрим» и что есть силы застучать в его двери.
   – Может быть, твоя сестра и не в «Лордс Дрим», – мягко напомнила ей Герцогиня. Эти слова холодом отдались в голове Марии.
   Вдруг Герцогиня улыбнулась, и выражение ее лица полностью изменилось. Снова Марию поразила ее красота.
   – Я не читаю мыслей, но понимаю, что ты чувствуешь, – сказала Герцогиня.
   – У тебя есть сестра?
   – Множество, – Герцогиня отхлебнула чая, поморщилась и поставила чашку. Ее рот поджался. – Иногда мне кажется, что у меня их тысячи. Хотя знаю наверняка, что их не меньше нескольких сотен.
   – Таких, как Панси?
   – И как твоя сестра. Я мало чем могу помочь им. Я совершенно одна. Кроме того, я знаю, что если начну делать слишком много, то Джек Ронси пошлет кого-нибудь, чтобы меня убрали, – она больше не смотрела на Марию. Ее отсутствующий взгляд был устремлен в окно на дорогу, набитую транспортом и пешеходами.
   Атласная кожа Герцогини скульптурно обтянула скулы. Мария чувствовала себя дурнушкой рядом с ней. Даже Мелисса, юная и свежая как весна, не могла сравниться с этой врожденной элегантностью. Марию распирало любопытство, но хорошие манеры не позволяли ей задавать щекотливые вопросы. Вместо этого она сказала:
   – Значит, ты заботишься о нескольких. Как это мило с твоей стороны.
   – Может быть, да. Может быть, нет. Озадаченная ее загадочным ответом, Мария постаралась поточнее задать следующий вопрос:
   – Вы с Джоко давно знакомы?
   – Отчасти.
   И снова Герцогиня ответила недомолвкой. Мария расправила салфетку на коленях.
   – Он – хороший человек. Герцогиня наклонила голову набок:
   – Нет, он не хороший человек, в том смысле, какой ты имеешь в виду. Не называй его хорошим. Он – один из лучших воров. Но хороший? Нет. Только не Джоко Уолтон.
   Щеки Марии залил румянец. Она поднесла чашку к губам, пытаясь за ее ободком скрыть свое замешательство.
   – Ты говоришь, что он – вор, он говорит, что он – вор, но я не верю этому. Вы оба, конечно, преувеличиваете.
   – О нет, – Герцогиня улыбнулась по-кошачьи, без тени веселья. – Он был вором с детства. Это его профессия, которой его научил отчим. Он с матерью тогда умирал с голода.
   – Джоко рассказывал мне о мистере Мак-Нагтене, – сообщила Мария. Она заметила, что улыбка Герцогини стала натянутой. – Он был очень честен со мной. Я сказала ему, что ему больше не следует заниматься этим, – Мария выпрямилась на стуле. – Я была хорошей переписчицей, а теперь я машинистка. Он молодой, он еще может измениться.
   – По жизненному опыту он старше тебя, – усмехнулась Герцогиня. – По сравнению с ним ты еще девчонка.
   – И все-таки я утверждаю, что он может измениться. Он может стать кем угодно.
   – Неужели? – в голосе Герцогини прозвучала горечь, а лицо приобрело холодное выражение. – А зачем ему этого хотеть?
   – Потому что… – запинаясь, выговорила Мария, – этого же все хотят… это… это…
   – Нет, – наклонилась к ней Герцогиня. – Не говори о вещах, в которых ты ничего не понимаешь. Джоко Уолтон выучился правильной речи для того, чтобы свободно обращаться с людьми, имеющими ценные вещи, которые можно украсть.
   – Но почему бы ему не получить честную работу?
   Вдруг Герцогиня потеряла терпение. Сжав руки в кулаки, она перегнулась через стол.
   – Честная работа существует только для людей, у которых подходящее происхождение, или для тех, у которых не хватает ума ни на что другое, кроме как гнуть спину.
   Глаза Марии расширились:
   – Это не так. Бывает всякая работа…
   – Послушай меня, – прошипела ее мучительница. – Отчим Джоко научил его воровать, потому что больше ничему не мог научить. Мак-Нагтен был в своем деле одним из лучших. Он увидел возможности Джоко. Когда Джоко был еще голубоглазым, кудрявым ребенком, он уже был лучшим уличным карманником. Богатые шишки давали ему на чай за то, что он присматривал за их лошадьми, а он срезал у них кошельки, когда помогал им у экипажей. Он хорошо зарабатывал на жизнь, а Мак-Нагтен брал у него проценты с добычи. Когда он вырос, джентльмены перестали ему позволять вертеться около них, поэтому он начал взламывать дома, пока Ревилл не поймал его.
   – Это отвратительно, – Мария не сказала, что наиболее отвратительным ей показалось то, что Мак-Нагтен использовал Джоко. И Ревилл тоже использовал Джоко. А теперь и она сама использовала Джоко. Когда она поняла это, ей стало тошно.
   Герцогиня пожала плечами:
   – Для тебя – возможно. Но он благодаря этому выжил. Он с Мак-Нагтеном заботился о своей матери до самого ее смертного часа.
   – Джоко с таким обожанием отзывался о нем, хотя тот его использовал, – вздохнула Мария. – Но ведь его мать могла бы, наверное, и не оставаться с этим злодеем. Есть и другие возможности, я все время читала о них в письмах миссис Шайрс. Общества социальной помощи, например. А как же ее церковь?
   Герцогиня пренебрежительно фыркнула.
   – Бродяги в Сохо не допускаются в церковь. Разве что в миссию. Но они все равно будут там голодать и замерзать от холода, пока эти ханжи-проповедники трезвонят в колокола к заутрене, обедне и вечерне. На улицах они, по крайней мере, могут сыскать теплый ночлег, горячую пищу и кружку пива.
   – Я даже не знаю, что сказать.
   – Не говори ничего. Просто слушай. И не смотри больше на нас сверху вниз, не жалей нас. Не считай себя лучше нас. – Глаза Герцогини вспыхнули ярко и светло, словно холодная сталь. Она вздернула подбородок, ожидая, осмелится ли Мария возразить ей.
   – Я никогда не посмотрела бы сверху вниз на Джоко или на тебя, – сбивчиво пробормотала Мария.
   – Вижу, что не стала бы. Мы самым лучшим образом делаем то, что умеем. У Джоко нет даже школьного образования. Он с трудом читает и пишет. Он не сможет печатать на машинке или быть банковским клерком. Знаешь, чем он еще может заниматься?
   Мария тупо покачала головой.
   – Он может ломать спину, работая портовым грузчиком в доках, или чистить конюшни и выносить помои в каком-нибудь богатом доме. Вот и вся работа, какую он может найти без рекомендации.
   Несколько секунд две женщины пристально смотрели друг на дружку. Герцогиня тяжело дышала. Но через несколько мгновений краска с ее лица сошла и она отвела глаза. Ее гнев улетучился. Мария лихорадочно размышляла, отыскивая хоть какие-нибудь подходящие слова.
   Герцогиня сглотнула. То, что она сказала после этого, было для Марии совершенно неожиданным.
   – Ты – наверное, самое худшее из того, что могло случиться с Джоко Уолтоном.
   – Из-за Джека Ронси?
   – Нет.
   – Тогда я не понимаю.
   – Ты подорвешь его дух, и сила оставит его. Ты заставишь его стыдиться себя. Он попытается измениться, чтобы порадовать тебя, и это разобьет его сердце.
   – Я хочу, чтобы он изменился, – признала Мария. – Ему нужно избавиться от вины, чтобы свободно заниматься тем, чем он хочет сам, вместо того, что его заставляют делать другие. Но я не принуждаю его меняться.
   – Нужно быть храбрым добротворцем, чтобы позволить вору красть, – неприятно рассмеялась Герцогиня. – Не могу дождаться, чтобы посмотреть, как ты себя поведешь, когда вернешь свою сестру. Скорее всего, каждую ночь ее насиловали десять или двенадцать мужчин. Через пару месяцев ты, возможно, обнаружишь, что она беременна.
   Будущее выглядело невообразимо унылым. Мария любила дух Джоко, его отвагу, его сильное тело, светлую улыбку. Но как она могла любить его профессию? А что, если Мелисса сошла с ума? Что, если она заболела? Что, если…
   Ее мысли, наверное, отразились на ее лице. Герцогиня села на место, ее губы изогнулись в усмешке: