Джеймс Дина. Любимый плут

   – Не забито гвоздями, – отметил он. – Видимо, здесь в этом нет нужды.
   – Да, сэр, – голос Марии прозвучал глухо.
   – Вы плачете, мисс Торн? – мягко спросил он ее.
   – Я представить не могла, что на свете бывают такие ужасы.
   – Я тоже.
   Джоко положил ей руку на плечи:
   – Хочешь уйти отсюда?
   Она отрицательно покачала головой:
   – Ты только будь со мной, и я смогу выдержать это.
   Ревилл выглянул в окно.
   – Миссис Бьюфорти, Стид, – позвал он. – Леди Клариса, если у вас есть желание, можете тоже взглянуть.
   Леди Гермиона нерешительно подошла к нему. Вильям Стид мгновенно оказался рядом с ним. Провинциальная, оглушенная пережитым, молодая жена Монтегю последовала за ними, ожидая самого худшего.
   – Смотрите, – указал Ревилл.
   Стид покачал головой и отошел. Леди Гермиона взглянула туда, куда показывал палец инспектора:
   – Ох, нет. Ох, Джордж… ох, нет… – словно слепая она прошла через комнату и вышла в коридор. Никто из присутствующих не сомневался, что ее сердце было разбито.
   – Бедный Джордж, – пробормотала леди Клариса. Опустив голову, чтобы не видеть окружающие ее ужасы, она вышла в коридор.
   – Мисс Торн, – голос Ревилла прозвучал устало.
   – Да, инспектор.
   – Пожалуйста, запишите то, что я вам сейчас продиктую. Мы осматривали небольшую область, где край выступа отломился. Если посмотреть на камень, он обломился совсем недавно. Повреждение выглядит свежим, нет никаких затемнений или признаков воздействия сырости. Ниже мы видим сломанный водосточный желоб. В точке излома металл светлый и блестящий.
   – Я записываю, инспектор, – прислонясь к сильной груди Джоко, дрожащей рукой она вписала в блокнот точные слова Ревилла.
   – Когда ты шел здесь, Уолтон, тебе чертовски повезло, что еще один кусок не отломился у тебя под ногами, – заметил Ревилл.
   Джоко отстранился от Марии, чтобы выглянуть за окно. Он мрачно кивнул:
   – Я прислонялся к крыше, инспектор, и не смотрел под ноги. Это слепое везение, что я не прошел дальше.
   – Без сомнения, это слепая удача. Тебе повезло – бедняге Монтегю не повезло.
   – Записала, Рия? – мотнул головой Джоко.
   – Все до слова, – слезы блеснули в глазах Марии. – Ты тоже мог погибнуть, – она спрятала лицо у него на груди.
   – Я не сомневаюсь, что если мы подойдем к кухне, то найдем рядом с ней куски камня и обломки желоба, – продолжил Ревилл. – Утром я пошлю констебля взглянуть туда.
   Бережно, словно благословляя, инспектор закрыл окно и запер на задвижку. Снова покачав головой, он вышел в коридор вслед за Джоко и Рией.
   – Вы удовлетворены, миссис Бьюфорти? – спросил он в коридоре.
   Плач Гермионы превратился в поток громких, захлебывающихся рыданий. Она с трудом заставила себя кивнуть.
   – А вы удовлетворены тем, что видели, мистер Стид?
   – Я не вижу других объяснений случившемуся.
   – Тогда я оставлю заключение прежним – Джордж Монтегю нашел свою смерть в результате несчастного случая.

Глава двадцать четвертая

   Ревилл и Стид взяли Гермиону под руки и повели по коридору. Если прежде жажда мести придавала ей силы, то теперь она совершенно обессилела, потому что ничто уже не поддерживало ее. Ее рыдания было страшно слышать – идущие из самой глубины души, задыхающиеся, разрывающие грудь.
   Остальные молча последовали за ними. Джоко обнял за плечи Марию и Мелиссу, и девушки прижались к нему.
   Тихие слезы текли по щекам Мелиссы.
   – Она действительно его мать? – спросила она. Джоко крепче прижал ее к себе:
   – Боюсь, что да.
   – Значит, для нее это еще ужаснее. Невысказанная мысль повисла между ними – юноша погиб на крыше «Лордс Дрим», пытаясь спасти Мелиссу от судьбы проститутки, которую ей бессердечно предназначала леди Гермиона.
   «Святой» Питер предупредительно вышел вперед. На лестничной площадке он принял официальную позу привратника и поклонился:
   – Изволите спуститься в салон?
   Все трое улыбнулись. Джоко хмыкнул.
   – Хорошая идея, Питер, – ответила Мария. – Нам не следует заставлять миссис Шайрс ждать.
   – И я в точности так же думаю, мисс Торн. В коридоре остались только двое, лицом к лицу.
   Кэйт приняла вызывающую позу, ее черная одежда, словно по мановению руки, стала выглядеть угрожающе. Она встряхнула головой, собираясь уйти. Герцогиня крепко схватила ее за руку:
   – Где мои дети?
   Уголок пухлого рта Кэйт изогнулся вверх.
   – Иди за мной, – она вернулась к комнате посреди коридора и открыла ее.
   Едва переступив порог, Герцогиня почувствовала еле уловимое движение сбоку. К счастью, она успела пригнуться, иначе табуретка попала бы ей в голову. За промахом последовало проклятие, произнесенное голоском десятилетнего ребенка. Обернувшись, она успела перехватить железный поднос, край которого целил ей в голень.
   – Это же я! Панси! Бетти! Это я, Герцогиня! – вскричала она.
   – Герцогиня! – с радостным криком Панси стрелой выскочила из-за двери и бросилась Герцогине в объятия. – Бет! Это Герцогиня!
   – Герцогиня! – Бет расплакалась. Она слезла со стула и обняла Герцогиню за талию. – Ты нас нашла.
   – Конечно, нашла, – Панси запечатлела мокрый поцелуй на щеке Герцогини. – Я говорила ей, но она такая трусливая.
   Бет отпустила Герцогиню и уперлась руками в бедра:
   – Врунья! Ты промочила мне всю одежду своим ревом. Господи, она чуть не утопила меня.
   Не успела Панси ответить, как Герцогиня закрыла ей ротик рукой:
   – Идемте домой. Там вы наговоритесь, сколько душе угодно.
   Кэйт с любопытством наблюдала за этим разговором:
   – Ты действительно хочешь забрать этих маленьких дикарок?
   – Конечно, – подняла брови Герцогиня.
   – Мы ее любим, – Пан повисла па Герцогине. – А она любит нас.
   И этим закончилось все дело.
 
   В главном салоне Клариса пыталась вывести лорда Монтегю из пьяного забытья. Приоткрыв один глаз, он уставился на молодую женщину.
   – Кто ты?
   – Клариса, – она стала поднимать его на ноги.
   – Никогда о такой не слышал, – слюна потекла из уголка его рта. Закатив глаза, он покачал головой. Попытка Кларисы сдвинуть его с места рассердила Монтегю. Он мотнул головой и посмотрел на жену так, будто никогда в жизни ее не видел, а потом отпихнул ее от себя.
   Ревилл и Стид довели Гермиону до подножия лестницы. Русский протянул к ней руки.
   – Ярослав, – прошептала она.
   Тот, не говоря ни слова, прижал ее к себе. Его большая ладонь погладила Гермиону по голове. Он стал убаюкивать ее, как отец ребенка.
   Ревилл и Стид отошли, радуясь, что о впавшей в истерику женщине теперь позаботится кто-то другой.
   Джоко привел Марию с Мелиссой вниз. «Святой» Питер» шагал вслед за ними. Миссис Шайрс увлеченно разговаривала с Бертом, улыбаясь его словам. Ему попался хороший спарринг-партнер.
   Взгляд Монтегю, уставившегося на русского и Гермиону, поначалу ничего не выражал. Затем в его глазах мелькнула искра узнавания.
   – Эй, ты! Отойди от этой женщины! – пробормотал он пьяным голосом. – Убери от нее руки!
   Встав с кресла, он, пошатываясь, направился к ним через комнату. Клариса вскрикнула. Ревилл шагнул к нему, чтобы удержать, но Джоко оказался быстрее.
   – Подожди. Не лезь туда, – вор схватил его за плечо.
   – Не указывай мне, что делать! – лорд начал размахивать кулаками. Джоко поймал его за руки выше запястий.
   – Хорошо сделано, – одобрил Чарли. Джоко был слишком занят, чтобы выслушивать комплименты. Он увернулся от удара пьяного, схватил его правую руку и завернул за спину. В мгновение ока Монтегю оказался в болезненной ловушке.
   – Кто-нибудь возьмите этого лорда, я не хочу марать о него свои руки.
   Монтегю завопил в бессильной ярости. Ругань полилась из его рта – грязные обвинения, злобные сравнения, бредовые крики.
   – Мой сын! – повторял он между потоками этих слов. – Мой сын! Мой сын!
   Гермиона высвободилась из рук русского. Она была без макияжа, кожа ее щек была тонкой и серой, как пергамент, и усеянной массой мелких морщинок. Она выглядела глубокой старухой.
   – Терри, – прошептала она.
   Он продолжал кричать и ругаться.
   – Терри!
   Монтегю притих. Он дышал часто и тяжело, словно внутри у него работал кузнечный мех.
   – Терри, теперь уже все кончено. Он умер. Но я хочу, чтобы ты знал – Джордж был моим сыном, но не твоим. Теперь это уже все равно. Джордж не твой сын. Ты понимаешь меня? Джордж был моим сыном, но не твоим, – хотя ее голос был очень хриплым, слова звучали ясно и отчетливо.
   Монтегю скривил рот и затрясся всем телом, словно пытаясь отогнать надвигающийся кошмар.
   – Ты лжешь!
   – Я понимала, что ты не мог дать мне мальчика, Теренс. У меня не было такого шанса, но я не могла упустить тебя. Ты был слишком важен для моих планов. Если бы я не дала тебе сына, я была бы сброшена со счетов. Точно так же, как бедная Эвелин, – она взглянула на Кларису. – Можно не сомневаться, ты не способен никому из нас дать мальчика.
   Рот Кларисы поджался. Она едва заметно повела плечами.
   Джоко отпустил запястья Монтегю. Тот безвольно опустил руки и тупо огляделся вокруг.
   – Эвелин, – прошептал он. – Эвелин.
   – Кто? – спросил Стид.
   – Его первая жена, – сообщила Гермиона. – Она была рада умереть и навеки избавиться от него.
   Клариса зябко обхватила себя за талию:
   – Легко понять, почему.
   Герцогиня спускалась вниз, на ее руках висели Бет и Панси. Элегантно одетая и изысканно причесанная, она составляла полный контраст с оборванной парочкой. Она хотела увести их отсюда, не привлекая ничьего внимания, но Монтегю заметил ее.
   – Эвелин! Где ты была?
   Герцогиня попыталась отвернуться, но Гермиона схватила ее за руку и вытащила вперед.
   – Забирай ее, Терри. Вот она. Это не Эвелин, старый дурак. Эвелин давно умерла. Это ее дочь – ты поменял ее на моего сына. Мой сын был от другого мужчины. Ох, это все деньги, деньги! А теперь он умер из-за нас, из-за нашей алчности. А вот эта уличная шлюха – твоя дочь, твоя законная наследница. Если ты сумеешь хоть кого-нибудь заставить признать ее.
   Монтегю застыл на месте, ошеломленно мотая головой.
   – Я заплатила за ее обучение в школе, как ты настаивал, но ее я заставила заплатить за разлуку с моим сыном. Я каждый день говорила ей, кто она и почему она здесь. Мне нравилось рассказывать ей, как ее ненавидели отец и мать, как они отправили ее в дом терпимости за то, что она не родилась мальчиком. Она разлучила меня с Джорджем, и я ненавидела ее за это. Когда она сбежала, я не стала возвращать ее обратно. Мне было приятно сознавать, что она – уличная бродяжка.
   Ревилл с возрастающим интересом взглянул на Герцогиню. Стид полностью исписал блокнот и перешел на обложку.
   – Я любил тебя, – промямлил Монтегю. Было непонятно, кому он это сказал – то ли образу Эвелин, то ли Гермионе.
   Содержательница борделя презрительно повела плечами:
   – Не слишком, – возразила она. – Всегда – не слишком.
   Глаза Монтегю закатились ко лбу. Он резко опрокинулся навзничь и с глухим стуком растянулся на полу. Оцепенев от неожиданности, уставшие люди могли только смотреть, как его тело трясется и вздрагивает в каком-то приступе.
   – Видишь, что ты наделала, – мягко упрекнул ее русский.
   – Так ему и надо, – злорадно усмехнулась Гермиона. Она отвернулась от этого зрелища и взяла русского за руки: – Ты проводишь меня отсюда, Ярослав?
 
   – Не оставляй меня, пока это не закончится, – умоляла Герцогиня.
   – Ни за что, – Джоко обнял ее за плечи.
   – Я хочу уйти, – пояснила она, – но чувствую, что должна остаться, сама не знаю, почему. В конце концов, все это меня не касается.
   – Он гной отец, – напомнила Мария. Молодая девушка неуважительно фыркнула:
   – Я даже не ношу его имя. Просто мне любопытно, чем все кончится.
   – Мы останемся с тобой.
   – В таком случае мы с Питером увезем Мелиссу и детей, – предложила Эйвори. – Тогда вы не будете беспокоиться за них, пока все эти неприятности не закончатся. Бедным детям давно пора спать.
   Лицо старой леди было неприятного серого оттенка – верный признак того, что она измучена физически. Однако ее глаза сверкали необычным интересом и любопытством.
   Пан и Бет сидели на красном плюшевом диване, прижавшись друг к другу. Их глаза были закрыты.
   – О да, пожалуйста, – Мария взяла свою хозяйку за руки. – Я не знаю, чем мне отплатить вам за все.
   – Чепуха, – Эйвори наклонилась и поцеловала Марию в щеку. – Такого захватывающего времяпрепровождения у меня не было в течение долгих лет. Я думала, что для меня все кончено. Я была уверена, что до конца своих дней обречена писать письма, – она оценивающе оглядела занавески из красного бархата и с золотыми кистями. – А теперь я побывала в таких местах и повидала такое… Да еще в компании красивого жулика, – она ласково погладила щеку Джоко и, улыбаясь, отошла от них. – Идем, Питер. Возьми на руки младшую девочку. Как ее зовут?
   – Панси, – сказала Герцогиня.
   – Да, возьми Панси. А ты, Берт, возьми…
   – Бетти.
   – …Бетти. Идем, Мелисса. Нам всем нужно хорошо выспаться.
   В салоне появился доктор. Он оглядел пациента, его рот сложился в неодобрительную гримасу.
   – Дорогая леди, – вздохнул он, обращаясь исключительно к леди Кларисе, которая встала ему навстречу. – По моему мнению, он слишком нездоров, чтобы его было можно перевозить.
   – О нет!
   – Его состояние угрожающее. Я опасаюсь, что поврежден мозг. У него на правом виске вмятина более дюйма в диаметре и в четверть дюйма глубины.
   – Вмятина?
   – Да, мэм. По-моему, одна из костей его черепа сдвинулась. Несомненно, с ним случился удар.
   Клариса потрясенно опустилась на стул.
   – Боже милостивый! Он сможет жить с этим?
   – В общем, да. Остается ждать, полностью он оправится, частично или совсем не оправится.
   – Его можно оставить здесь, – сказала Кэйт.
   – Это бордель, – с трудом выговорила леди Клариса.
   – Будет только справедливо, если он останется здесь. Он владелец этого здания и имеет долю в бизнесе, – Кэйт сидела в кресле перед камином, том самом, с которого встал Монтегю, чтобы выслушать тираду, приведшую его к удару. Она встала с него – строгая фигурка в черном, с белым от пудры лицом и кроваво-красными от помады губами. Ею словно бы руководила какая-то цель. – Это хороший бизнес. Он получает с него много денег.
   Доктор неодобрительно огляделся вокруг, затем смирился с неизбежностью:
   – Так будет лучше всего, хотя бы на первое время.
   – Мы обеспечим ему хороший уход, – сказала Кэйт. – Чарли будет купать его, а девочки будут по очереди кормить. Я буду давать ему лекарства.
   – Но это такая обуза, – заметила леди Клариса.
   – Вовсе нет, – Кэйт по-кошачьи улыбнулась. – В каком-то смысле это его дом. В документах везде стоит его имя.
 
   Клариса неуверенно взглянула на Герцогиню:
   – Вы моя падчерица.
   – Забудьте это.
   – Но я не могу. У Теренса большое состояние. Часть его по праву принадлежит вам, – она сглотнула. – Бетани и Джульетта наполовину ваши сестры.
   – Я не прикоснусь ни к единому пенни из этих денег, – заверила ее Герцогиня. – Пусть они считают, что Джордж был их братом. Пусть скандал заглохнет.
   Клариса облегченно улыбнулась, но затем напряглась:
   – Этого слишком мало. Я скажу юристам Теренса, чтобы вам выплатили четверть суммы.
   – На самом деле вы этого не сделаете.
   – Сделаю. Как вас зовут?
   – У меня нет имени, – отвела взгляд Герцогиня.
   – Нет имени? – Клариса приложила руку ко рту.
   – На улицах меня зовут Герцогиней.
   – Но как вас звали здесь? Как вас звала эта женщина?
   – Отродьем.
   Леди Монтегю повернулась к Ревиллу и Стиду:
   – Я еще не слышала ничего чудовищнее. Я уверена, что вы, джентльмены, согласитесь со мной. Я призываю вас в свидетели, и вас, Мария Торн, и вас…
   – Джоко Уолтон.
   – Да. Будьте все свидетелями этого. Если потребуется, вы придете в суд, когда я буду оформлять бумаги.
   Все кивнули.
   Затем она обратилась к Герцогине: – На счете, который я прикажу юристам открыть для вас, должно быть имя. Вы можете взять их или оставить, но положенная вам доля будет выплачена и помещена в банк на имя Эвелин Монтегю.
 
   Когда все вышли на улицу, уже светало.
   Стид, прощаясь, приподнял шляпу, поймал кеб и отправился в «Гэзетт». У него была самая великолепная статья за всю свою карьеру и еще больше пищи для рассуждений на эту тему. Мысли о том, что девочек вроде Панси и Бетти могут совершенно безнаказанно похитить для проституции и нет законов, которые защитят их, густо роились в его мозгу.
   Что-то нужно было делать. Влияние прессы должно быть приведено в действие. Пока он ехал по пробуждающимся улицам, образ кампании по борьбе с этим беззаконием складывался у него в голове.
 
   – Я заберу у вас этого вора, мисс Торн, – сказал Ревилл в пространство, глядя на удаляющегося журналиста.
   Джоко опустил плечи.
   – Я всего лишь выполнял то, что вы мне приказали, – запротестовал он. – Вы не можете жаловаться…
   – У меня есть подписанное вами признание, – напомнил Ревилл.
   – Вы можете поступить с этим признанием по-доброму, – Мария вздернула подбородок и взглянула на инспектора в упор. – Или, еще лучше, найдете другой лист и напишете на нем рекомендацию.
   – Рекомендацию?
   – Правильно. Мистер Джоко Уолтон должен быть срочно взят на честную работу. У него большой опыт работы в правоохранительных органах. Вы использовали его бесплатно. Пора вам начать платить ему.
   – Мисс Горн, в одном вы были правы.
   – В чем, инспектор?
   Он беспомощно потряс головой:
   – Я был бы рад видеть вас в последний раз.
   – Я обещаю вам, что не буду вмешиваться в его дела после того, как он начнет работать в Скотленд-Ярде, – улыбнулась Мария.
   – Вор будет ловить воров, – Ревилл не выглядел смущенным этой идеей.
   – Вот именно. Он приступит к работе сразу же после того, как мы поженимся и совершим короткое свадебное путешествие.
   – Так вот откуда дует ветер!
   – Рия, – предупредил Джоко. – Незачем говорить об этом так безапелляционно.
   – Что ты понимаешь под «говорить безапелляционно», Джоко Уолтон? – она остановилась перед ними обоими и помахала пальцем перед носом Джоко. – Ты имеешь в виду, что не собираешься сделать меня честной женщиной? После того, как ты соблазнил меня?
   – Рия! – Джоко встряхнул ее за плечи, пытаясь заставить замолчать. – Послушайте, инспектор, она…
   Ревилл сдержал смешок. Его нос сморщился, но лицо осталось суровым.
   – Он соблазнил меня, – громко заявила она. – Он нашел ко мне подход.
   – Мария Торн!
   – Ну, не я же его нашла. Ты женишься на мне и сделаешь меня честной женщиной, а себя – честным мужчиной.
   – Похоже, ты должен подчиниться ее требованию, мистер Уолтон, – буркнул Ревилл. – А я оставлю у себя твое признание, пока ты не поступишь с этой девушкой как порядочный мужчина.
   – О Боже! – только и успел сказать Джоко. Мария обняла его за шею и крепко поцеловала прямо на улице перед «Лордс Дрим».
 
   – Мария…
   – Джоко.
   Он заключил ее в объятия, его рука, утонув в ее волосах, опустилась ей на шею. Их губы соприкоснулись, поцелуй длился и длился нескончаемо. От счастья он опьянел, у него закружилась голова. На мгновение их уста разомкнулись, и в этот миг он снова прошептал ее имя.
   – Не говори ничего, – прошептала она в ответ.
 
   Обитатели Уайтчапела, бродяги и нищие, взлелеяли для себя миф. Об этом они судачили, за это они пили холодными ночами в мрачных притонах. Ссылаясь на это, они утешали тех, кто начинал роптать. Об этом они вспоминали, когда мимо них проезжали важные господа в роскошных каретах, а честные торговцы прогоняли их от своих дверей.
   Они считали, что под внешним лоском и приятными манерами богачей скрываются зачастую порочные и мелкие душонки, что леди и джентльмены по своей сути так же ничтожны, как и они сами. Только по воле случая Виктория родилась королевой, а Нельсон был возведен в ранг героя.
   Теперь этот миф был развенчан. Джоко держал в объятиях леди… и она была не такой, как другие женщины, которых он знал. Совсем не такой.
   Она была небесами – небесами, которых он и не надеялся достичь. Но когда он коснулся устами ее щеки, ее губы снова стали искать его рот. И тогда он понял…
   Он понял, что любит ее.

Эпилог первый

   Более дюжины свидетелей собрались в церкви Святого Бонифация, чтобы посмотреть, как Мария Торн в последний раз распишется своим девичьим именем в регистрационной книге. Джоко поставил свое имя вслед за ней. Затем, когда миссис Эйвори Шайрс и детектив инспектор Ревилл расписались в качестве свидетелей, он заключил новобрачную в объятия. Его поцелуй был залогом долгой и счастливой совместной жизни.
   – Мне кажется, что это сон, – прошептал он.
   – Я люблю тебя, – прошептала в ответ Мария. Бет и Панси хихикнули.
   Миссис Шайрс подтолкнула Ревилла локтем:
   – Вот и нет больше жулика. Верно, инспектор?
   – Полное и окончательное исправление, – кивнул ее спутник, раздуваясь от гордости.
   Затем вор повел свою леди в розовом подвенечном платье и отделанной кружевами шляпке к выходу из портала, на солнечный свет.
   Перед ними шли две девочки-цветочницы, одетые в бледно-розовые платьица и кружевные передники. Они несли корзинки с лепестками роз, которые разбрасывали на пути новобрачных. На их головках были розовые чепчики, отделанные атласными лентами, их улыбки сияли как два маленьких солнышка.
   – Мне все так нравится! Джоко такой красивый, – счастливо лепетала Панси. – Я хочу замуж.
   – Сначала вырасти, – с терпеливым видом объяснила ей Бет. – Подожди, пока вырастешь.
   – Я почти выросла, – Панси встала на цыпочки и выпятила тощую грудку. – Семь – это почти уже взрослая.
   – Вовсе не взрослая.
   – Но теперь я уже хожу в школу. Я больше не ребенок.
   Герцогиня, одетая в прелестный шерстяной костюм с модным турнюром, положила руки на плечи своим питомицам и шепнула им на ушко, что в такой счастливый день, как сегодня, нельзя пререкаться друг с другом.
   Леди Клариса сдержала свое слово. Чек с причитающейся долей, положенный на имя Эвелин Монтегю, обеспечил обучение в школе этих малышек и помог Герцогине пристроить других питомиц. Однако имя Эвелин Монтегю осталось только на счете. Хотя Герцогиня поселилась в удобных, пусть и скромных комнатах, она все равно носила свои лохмотья и бродила по улицам, высматривая девочек, попавших в беду.
   – Ты выглядишь такой красавицей, Мария, – Мелисса обняла свою сестру, а затем и зятя. – Джоко, ты тоже выглядишь замечательно. Ты понимаешь, как тебе повезло?
   Волосы Джоко были расчесаны до золотого блеска, лицо сияло счастьем. Он крепко прижал к себе Марию.
   – Кажется, понимаю. Она красива, как ангел, и очень умная. Я женился на машинистке.
   Мария лучезарно улыбнулась ему:
   – Скажу то же и про тебя, милок, – сказала она на уличном жаргоне. – Ловкий как кнут. Крутой. О-о, я вышла замуж за проклятого легавого!
   Герцогиня положила ладонь на руку Марии:
   – Ты заботься о нем получше.
   Они обменялись красноречивыми взглядами.
   – Надеюсь, что буду, – вздернула подбородок Мария.
   Длинные ресницы Герцогини опустились, а затем снова поднялись.
   – Уверена, что будешь, Мария Уолтон. По-моему, ты даже позволишь ему красть, если ему этого захочется.
   Мария улыбнулась ей, и каждая из них прикоснулась губами к щеке другой. Затем Герцогиня встала на цыпочки и звонко чмокнула Джоко. Тот наклонился, чтобы обнять Пан и Бет, а те восторженно расцеловали его.
   Питер радостно кивнул им с кучерского сиденья экипажа миссис Шайрс. Берт с глубоким поклоном и широкой улыбкой распахнул перед ними дверцу.
   На ступеньках экипажа Мария отдала Мелиссе букет и помахала всем рукой. Джоко поставил ногу на ступеньку, но рука Ревилла жестко легла на его плечо. Вор замер.
   Усмехнувшись, инспектор протянул ему свою правую. Джоко потряс ее. Раздался шорох бумаги.
   – Мой дополнительный подарок, – сказал Ревилл в ответ на вопросительный взгляд Джоко. – Кое-что, в чем больше я не нуждаюсь.
   Когда экипаж отъехал, Джоко развернул бумагу.
   – Что там, любимый?
   Не сказав ни слова, он подал ей листок. Ревилл вернул ему признание.
 
   Не помня себя, Мария положила руки на горячие, влажные плечи Джоко. Губами и языком он ласкал ей грудь. Ее сосок пульсировал и ныл от сладкой муки.
   Джоко двигался внутри нее длинными, осторожными толчками. Они начинались у отверстия в ее теле и обжигающей лаской погружались в самые глубины ее влажного чрева. Глубоко внутри себя она предвкушала его силу и стонала каждый раз, когда он прикасался к самой сокровенной точке ее тела.
   – Не надо, – выдохнула она. – Ох, пожалуйста… не надо…
   – Не надо? – прошептал Джоко, ухватив зубами ее сосок.
   – …не надо останавливаться… ох, пожалуйста… не останавливайся.
   Он промычал что-то в знак согласия и перешел к ее другой груди. Мария запустила пальцы в его волосы и выгнулась дугой.
   – Любимый… любимый…
   Джоко встал на колени, подняв ее за собой, она обхватила ногами его бедра.
   – Так лучше? Так тебе нравится?
   Мария открыла глаза, невидящим взглядом обведя уютную комнату, погружавшуюся в сумерки, потому что за кружевными занавесками опускался вечер. Все ее чувства сосредоточились на изысканном наслаждении, пока Джоко резко отодвигал ее от себя и снова привлекал к себе.