Страница:
— Зачем ей снотворное? Она и так спит.
— Наркотики опийной группы иногда ведут себя как антагонисты снотворных. Мы не знаем механизмов этого взаимодействия, но результаты обнадеживают. Хотя, повторяю, все это на стадии эксперимента.
— А риск?
— Практически никакого, — пожал плечами Уинн. — Но если этот вариант не пройдет, то стимулирующие препараты потом определенно будут исключены. Может даже случиться, что ваша жена впадет в еще более глубокий сон, такой глубокий, что… Я оставляю выбор за вами, милорд.
— Я уже сделал выбор, — заявил Квил. — Дайте ей опий.
— Вы понимаете, что шансов мало? — Квил молча кивнул.
Уинн достал из саквояжа шприц и ампулу с лекарством. Квил молча наблюдал, как он вводит его жене опий.
— Когда мы узнаем результат?
— Довольно скоро, — спокойно проговорил Уинн. — Милорд, позвольте дать вам совет — постарайтесь влить в жену еще немного воды.
Квил начал вливать Габби в рот воду из ложки, подозревая, что Уинн просто хочет его чем-нибудь занять.
Прошел час.
Квил сидел у кровати, наблюдая за женой. Хоть бы что-то изменилось в ее лице — нет, никаких признаков пробуждения. Горе тяжелым грузом давило на сердце, но разум не соглашался с тем, что ее уже нет.
— Моя жена умерла, — хрипло пробормотал он через час. Уинн, стоявший в ногах кровати, покачал головой:
— Она не умерла, милорд. — Но Квил его не слышал,
— Сейчас вам лучше уйти, — мертвым голосом произнес он. — Опий не подействовал. Я хочу… провести отпущенное мне время наедине с женой.
— Я буду внизу. Если вам потребуется моя помощь, дайте мне знать, — сказал Уинн и вышел из спальни.
Оставшись один, Квил тупо сидел в полной тишине, сколько времени — он совершенно не представлял. Он перестал следить за Габби, за исключением тех минут, когда поил ее. Видеть ее застывшее лицо было невыносимо тяжко. Конечно, гораздо комфортнее воображать ее с золотистым ореолом, сказал он себе. Он вспомнил, как «Габби из сна» проскальзывала сквозь его пальцы, подобно тому розовому свету, который окружал ее тело.
Внезапно из его горла вырвался отчаянный крик:
— Не надо, не надо, Габби! Не становись ангелом! Ты нужна мне здесь!
Квила ничуть не волновало, что его слышит весь дом. Она умерла. Она покинула его. Так быстро, в краткий миг между радостью и ссорой.
— Нет! — Он зарыдал. Он никогда не плакал, но и никогда не испытывал такой боли. Эту боль нельзя было переносить молча. — Ты должна вернуться! Не покидай меня, Габби! Прошу тебя, не уходи. Жизнь… — Слова, рвавшиеся из сердца, застревали в горле, превращаясь в нечленораздельные звуки. От гордыни ничего не осталось. — Жизнь без тебя ничего не стоит. Я люблю тебя. Без тебя мне не с кем говорить. Никто не заставит меня так улыбаться, как делала ты. Все краски померкли…
У него отказал голос, и он лег рядом с ней, положив голову ей на грудь. Ухо уловило слабое сердцебиение. Он прижался теснее к живому кусочку, оставшемуся в этом мире от Габби. Изнеможение и отчаяние взяли свое. Он уснул у нее на груди.
Через несколько часов, а может быть, минут его позвала «Габби из сна».
— Я знал, что ты придешь ко мне, — пробормотал он. — Я знал, что увижу тебя снова.
Квил не расслышал ее ответа. Он попытался открыть глаза, но не смог — настолько он был измотан.
— Моя жена умерла, — пожаловался он ей. — Габби оставила меня, и теперь у меня нет никого, кроме тебя, ангел. — У него перехватило дыхание, но ему все же удалось справиться с голосом. — Ты должна уйти. Я не хочу тебя. Мне не нужен никто. Габби — единственная, кого я люблю.
— Открой же наконец глаза, Квил! — В голосе «Габби из сна» звучало легкое раздражение. Квил покачал головой и повторил:
— Я не хочу тебя. Уходи. Я люблю Габби.
На этот раз голос почему-то захихикал.
Тогда Квил сделал над собой усилие и открыл глаза. Первое, что он увидел, — это лежащую на его груди руку. Он очень хорошо знал эти тонкие, проворные пальчики.
Он изумленно уставился на них.
Он даже перестал дышать.
— Доброе утро, муж, — проговорил знакомый голос, Квил узнал голос своей жены и поднял взгляд. Сверху на него смотрели теплые смеющиеся глаза Габби.
— О Боже! — Молитва и благодарность слились в одном звуке.
Габби подняла бровь.
— Почему бы тебе не сказать своей жене: «Доброе утро. Как ты спала, Габби?» Ты забыл, чему я тебя учила?
— Ты хорошо себя чувствуешь? — хрипло спросил он, все еще не веря в реальность происходящего,
— Нет, — качнула головой Габби, оставляя свой насмешливый тон. — Я вела себя глупо, Квил, и должна извиниться. С тех пор как я проснулась, я только об этом и думаю. Я никогда не буду лгать тебе. И никогда не позволю гонору руководить моими действиями, как в этот раз. Ну а со здоровьем все в порядке. От лекарства Судхакара не могло быть серьезных последствий.
Квил недоверчиво смотрел на нее.
— Ты могла умереть, Габби.
— От лекарства?
— Судхакар говорил, что мы не сможем тебя спасти.
— О, Квил, так ты его разыскал?
— Да. Он сказал, что… — Габби отмахнулась.
— Я не хочу слушать. Вечно он выносит приговор, этот Судхакар. Я чувствую себя прекрасно! Подвинься и отпусти одеяло, чтобы я могла встать с постели.
Ее муж не сводил с нее глаз, не сдвинувшись ни на дюйм.
— Я не могу позволить тебе встать. — Голос его был сиплым от пережитых страданий. — Габби, я так люблю тебя! — Он взял ее лицо в ладони. — Я не могу жить без тебя, ты знаешь это?
— Значит, теперь ты в меня влюблен? — хмыкнула Габби.
— Я не должен был лгать тебе, — повинился Квил, наклоняясь, чтобы ее поцеловать. — Но я рад, что сделал это, потому что, если бы я не обжулил тебя, у меня не было бы сейчас любимой жены.
— Ты не лгал мне, — улыбнулась Габби. Квил задержал рот на волосок от ее губ.
— Ты был влюблен в меня, — продолжала его жена. — Просто ты не знал этого. «Горю я, изнываю и погибну», — прошептала она. — Помнишь?
И он вспомнил жгучее желание, которое испытывал к невесте своего брата, и свои действия, поправшие все правила джентльменского поведения. Он застонал.
— Я полагаю, ты права. Ох, до чего же неудобно иметь смышленую жену! Я влюбился в тебя еще в порту. — Квил слегка задевал ее губами, очень мягко и нежно. — Но между тем, что было и есть, нет даже отдаленного сходства. Сейчас я по уши влюблен в тебя.
— О, Квил, — успела сказать Габби, прежде чем он закрыл ей рот поцелуем. — Подожди. — Она оттолкнула его от себя. — Мне нужно срочно подняться.
Но у него были другие планы.
— Ты вылечила меня, — прошептал он. — Моя любимая жена исцелила меня, и я намерен услаждать ее день и ночь. И все это утро тоже.
Габби затихла. Глаза ее заблестели.
— Я тоже люблю тебя, ты знаешь это? Только человек, которого я полюбила так страстно, мог заставить меня натворить столько глупостей. Теперь я это поняла.
— Я удалю из дома все отравы, — пригрозил Квил. — И тяжелые предметы тоже, раз у меня такая жена. И я в ужасе, — прошептал он около ее губ, — что наши дети унаследуют ее свирепый характер. — Он навалился на нее всей тяжестью своего тела.
— Квил! Мне нужно встать! Пусти меня! — Габби попыталась спихнуть его с себя.
— Не пущу. — Глаза его потемнели от страсти. — Я хочу, чтобы ты осталась со мной в постели.
— Но я не могу! — закричала Габби.
— А я не могу выпустить тебя из поля зрения. Я думаю отныне мы будем жить в постели.
— Квил!
— Тебе это не нравится?
Повалив ее на спину, Квил принялся покрывать ее нос и глаза поцелуями. Она извивалась под ним, пытаясь освободиться. Он плохо слышал, что она говорила, так как был слишком опьянен радостью.
Габби была вынуждена взвыть, чтобы он ее наконец услышал.
— Квил, ты должен отпустить меня! У меня очень специфическая реакция на лекарство Судхакара… мне кажется, будто я выпила целое озеро. Мне срочно нужно в сортир!
Квил разразился хохотом.
Его жена продолжала неистово вырываться, и он испугался за ее бедра, от которых зависела жизнь его будущих детей. И тогда он перекатился на бок и позволил ей встать. Однако это не изменило его планов на день. Нет, на неделю. Он здоровый мужчина, и у него прекрасная жена. У них будет целый выводок ребятишек. Приятная перспектива, разве не так?
Так что впереди у него много работы.
Глава 25
— Наркотики опийной группы иногда ведут себя как антагонисты снотворных. Мы не знаем механизмов этого взаимодействия, но результаты обнадеживают. Хотя, повторяю, все это на стадии эксперимента.
— А риск?
— Практически никакого, — пожал плечами Уинн. — Но если этот вариант не пройдет, то стимулирующие препараты потом определенно будут исключены. Может даже случиться, что ваша жена впадет в еще более глубокий сон, такой глубокий, что… Я оставляю выбор за вами, милорд.
— Я уже сделал выбор, — заявил Квил. — Дайте ей опий.
— Вы понимаете, что шансов мало? — Квил молча кивнул.
Уинн достал из саквояжа шприц и ампулу с лекарством. Квил молча наблюдал, как он вводит его жене опий.
— Когда мы узнаем результат?
— Довольно скоро, — спокойно проговорил Уинн. — Милорд, позвольте дать вам совет — постарайтесь влить в жену еще немного воды.
Квил начал вливать Габби в рот воду из ложки, подозревая, что Уинн просто хочет его чем-нибудь занять.
Прошел час.
Квил сидел у кровати, наблюдая за женой. Хоть бы что-то изменилось в ее лице — нет, никаких признаков пробуждения. Горе тяжелым грузом давило на сердце, но разум не соглашался с тем, что ее уже нет.
— Моя жена умерла, — хрипло пробормотал он через час. Уинн, стоявший в ногах кровати, покачал головой:
— Она не умерла, милорд. — Но Квил его не слышал,
— Сейчас вам лучше уйти, — мертвым голосом произнес он. — Опий не подействовал. Я хочу… провести отпущенное мне время наедине с женой.
— Я буду внизу. Если вам потребуется моя помощь, дайте мне знать, — сказал Уинн и вышел из спальни.
Оставшись один, Квил тупо сидел в полной тишине, сколько времени — он совершенно не представлял. Он перестал следить за Габби, за исключением тех минут, когда поил ее. Видеть ее застывшее лицо было невыносимо тяжко. Конечно, гораздо комфортнее воображать ее с золотистым ореолом, сказал он себе. Он вспомнил, как «Габби из сна» проскальзывала сквозь его пальцы, подобно тому розовому свету, который окружал ее тело.
Внезапно из его горла вырвался отчаянный крик:
— Не надо, не надо, Габби! Не становись ангелом! Ты нужна мне здесь!
Квила ничуть не волновало, что его слышит весь дом. Она умерла. Она покинула его. Так быстро, в краткий миг между радостью и ссорой.
— Нет! — Он зарыдал. Он никогда не плакал, но и никогда не испытывал такой боли. Эту боль нельзя было переносить молча. — Ты должна вернуться! Не покидай меня, Габби! Прошу тебя, не уходи. Жизнь… — Слова, рвавшиеся из сердца, застревали в горле, превращаясь в нечленораздельные звуки. От гордыни ничего не осталось. — Жизнь без тебя ничего не стоит. Я люблю тебя. Без тебя мне не с кем говорить. Никто не заставит меня так улыбаться, как делала ты. Все краски померкли…
У него отказал голос, и он лег рядом с ней, положив голову ей на грудь. Ухо уловило слабое сердцебиение. Он прижался теснее к живому кусочку, оставшемуся в этом мире от Габби. Изнеможение и отчаяние взяли свое. Он уснул у нее на груди.
Через несколько часов, а может быть, минут его позвала «Габби из сна».
— Я знал, что ты придешь ко мне, — пробормотал он. — Я знал, что увижу тебя снова.
Квил не расслышал ее ответа. Он попытался открыть глаза, но не смог — настолько он был измотан.
— Моя жена умерла, — пожаловался он ей. — Габби оставила меня, и теперь у меня нет никого, кроме тебя, ангел. — У него перехватило дыхание, но ему все же удалось справиться с голосом. — Ты должна уйти. Я не хочу тебя. Мне не нужен никто. Габби — единственная, кого я люблю.
— Открой же наконец глаза, Квил! — В голосе «Габби из сна» звучало легкое раздражение. Квил покачал головой и повторил:
— Я не хочу тебя. Уходи. Я люблю Габби.
На этот раз голос почему-то захихикал.
Тогда Квил сделал над собой усилие и открыл глаза. Первое, что он увидел, — это лежащую на его груди руку. Он очень хорошо знал эти тонкие, проворные пальчики.
Он изумленно уставился на них.
Он даже перестал дышать.
— Доброе утро, муж, — проговорил знакомый голос, Квил узнал голос своей жены и поднял взгляд. Сверху на него смотрели теплые смеющиеся глаза Габби.
— О Боже! — Молитва и благодарность слились в одном звуке.
Габби подняла бровь.
— Почему бы тебе не сказать своей жене: «Доброе утро. Как ты спала, Габби?» Ты забыл, чему я тебя учила?
— Ты хорошо себя чувствуешь? — хрипло спросил он, все еще не веря в реальность происходящего,
— Нет, — качнула головой Габби, оставляя свой насмешливый тон. — Я вела себя глупо, Квил, и должна извиниться. С тех пор как я проснулась, я только об этом и думаю. Я никогда не буду лгать тебе. И никогда не позволю гонору руководить моими действиями, как в этот раз. Ну а со здоровьем все в порядке. От лекарства Судхакара не могло быть серьезных последствий.
Квил недоверчиво смотрел на нее.
— Ты могла умереть, Габби.
— От лекарства?
— Судхакар говорил, что мы не сможем тебя спасти.
— О, Квил, так ты его разыскал?
— Да. Он сказал, что… — Габби отмахнулась.
— Я не хочу слушать. Вечно он выносит приговор, этот Судхакар. Я чувствую себя прекрасно! Подвинься и отпусти одеяло, чтобы я могла встать с постели.
Ее муж не сводил с нее глаз, не сдвинувшись ни на дюйм.
— Я не могу позволить тебе встать. — Голос его был сиплым от пережитых страданий. — Габби, я так люблю тебя! — Он взял ее лицо в ладони. — Я не могу жить без тебя, ты знаешь это?
— Значит, теперь ты в меня влюблен? — хмыкнула Габби.
— Я не должен был лгать тебе, — повинился Квил, наклоняясь, чтобы ее поцеловать. — Но я рад, что сделал это, потому что, если бы я не обжулил тебя, у меня не было бы сейчас любимой жены.
— Ты не лгал мне, — улыбнулась Габби. Квил задержал рот на волосок от ее губ.
— Ты был влюблен в меня, — продолжала его жена. — Просто ты не знал этого. «Горю я, изнываю и погибну», — прошептала она. — Помнишь?
И он вспомнил жгучее желание, которое испытывал к невесте своего брата, и свои действия, поправшие все правила джентльменского поведения. Он застонал.
— Я полагаю, ты права. Ох, до чего же неудобно иметь смышленую жену! Я влюбился в тебя еще в порту. — Квил слегка задевал ее губами, очень мягко и нежно. — Но между тем, что было и есть, нет даже отдаленного сходства. Сейчас я по уши влюблен в тебя.
— О, Квил, — успела сказать Габби, прежде чем он закрыл ей рот поцелуем. — Подожди. — Она оттолкнула его от себя. — Мне нужно срочно подняться.
Но у него были другие планы.
— Ты вылечила меня, — прошептал он. — Моя любимая жена исцелила меня, и я намерен услаждать ее день и ночь. И все это утро тоже.
Габби затихла. Глаза ее заблестели.
— Я тоже люблю тебя, ты знаешь это? Только человек, которого я полюбила так страстно, мог заставить меня натворить столько глупостей. Теперь я это поняла.
— Я удалю из дома все отравы, — пригрозил Квил. — И тяжелые предметы тоже, раз у меня такая жена. И я в ужасе, — прошептал он около ее губ, — что наши дети унаследуют ее свирепый характер. — Он навалился на нее всей тяжестью своего тела.
— Квил! Мне нужно встать! Пусти меня! — Габби попыталась спихнуть его с себя.
— Не пущу. — Глаза его потемнели от страсти. — Я хочу, чтобы ты осталась со мной в постели.
— Но я не могу! — закричала Габби.
— А я не могу выпустить тебя из поля зрения. Я думаю отныне мы будем жить в постели.
— Квил!
— Тебе это не нравится?
Повалив ее на спину, Квил принялся покрывать ее нос и глаза поцелуями. Она извивалась под ним, пытаясь освободиться. Он плохо слышал, что она говорила, так как был слишком опьянен радостью.
Габби была вынуждена взвыть, чтобы он ее наконец услышал.
— Квил, ты должен отпустить меня! У меня очень специфическая реакция на лекарство Судхакара… мне кажется, будто я выпила целое озеро. Мне срочно нужно в сортир!
Квил разразился хохотом.
Его жена продолжала неистово вырываться, и он испугался за ее бедра, от которых зависела жизнь его будущих детей. И тогда он перекатился на бок и позволил ей встать. Однако это не изменило его планов на день. Нет, на неделю. Он здоровый мужчина, и у него прекрасная жена. У них будет целый выводок ребятишек. Приятная перспектива, разве не так?
Так что впереди у него много работы.
Глава 25
Однажды Камат, торговец фруктами, наблюдал весьма занятную картину. Взбираясь на гору, он остановился отдохнуть перед крутым подъемом. Когда он случайно взглянул вниз, у него глаза на лоб полезли. На берегу Ганга какая-то пара предавалась любви, вероятно, думая, что их никто не видит. У женщины была жемчужно-белая кожа англичанки. Он слышал, что на Англию с неба падает град величиной с плоды манго и ударяет людей по голове. Оттого англичане такие глупые. Он пригляделся к любовникам — похоже, град не повредил других частей тела этих англичан.
Старый человек понимающе вздохнул и продолжил восхождение по извилистой узкой тропке, ведущей к его дому. Хорошо все-таки, что Дженингем наконец умер. Сумасшедшего англичанина бесили подобные вещи, и из-за этого он изгнал из деревни его дочь Сариту вместе с ее мужем. Камат фыркнул. Конечно, Сарита с мужем вернулись через несколько недель, но уже под другим именем. Он был слеп как крот, этот старый Дженингем. Ничего не видел дальше кончика собственного носа.
А там, внизу, англичанин, чья кожа была не так бела, как у его жены, перекатившись на спину, смотрел на облака над ними.
— Что ты там рассматриваешь? — спросила Габби, пристраивая голову ему на плечо.
— М-м-м… — Квил провел рукой по ее спине и, к своему неудовольствию, обнаружил, что она уже полностью закрыта шелком. — Я ищу мою жену из сна, — признался он. — Она где-то там, со своим розовым ореолом. Она ждет меня, потому что хочет лежать здесь обнаженная, при свете дня, не думая о приличиях,
— Ей повезло, — вздохнула Габби. — Дай мне знать, когда найдешь ее. Я хочу ее предупредить, что потом у нее будут солнечные ожоги.
— Потом у нее ничего не будет, кроме меня, — лениво пробурчал Квил, накрыв ее своим телом. — И пусть мы будем совсем одни — мы двое и вечность.
— Хорошо, — согласилась его жена, озорно подмигивая. — Вечность — это там, где находится столь восхваляемая тобой «Габби из сна», а я прекращаю с тобой знакомство.
— О чем ты говоришь?
— О твоем земном будущем.
— Я не понимаю.
— На следующий год к этому времени ты не будешь так одинок, — пообещала Габби. — И не только ты — я тоже.
Камыши, шелестевшие на слабом ветру, притихли, услышав это признание. Квил прочистил горло.
— Повтори, что ты сказала?
Его жена улыбнулась одними глазами.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
Англичанин перекувырнулся и встал, демонстрируя миру свое обнаженное естество, как будто этому самому миру было интересно его созерцать.
— Мы уезжаем домой, — решил он внезапно, затем поднял с земли панталоны и принялся их натягивать. Его жена приподнялась на локтях и засмеялась:
— Домой — в Джайпур или в Англию?
— Домой — в Англию.
— Я думаю, тебе нужно повременить еще несколько месяцев, чтобы укрепить свои торговые связи с Англией. И Джосент этого хочет. Он очень высоко ценит твою помощь в возвращении княжеских драгоценностей.
Квил присел на корточки рядом со своей хитрой женой и дотронулся пальцем до ее носа.
— Домой — в Англию, девочка. — Габби вздохнула:
— Вот так. И после этого ты будешь утверждать, что неимоверно счастлив?
Квил кивнул.
— Одни жесты. Жить с тобой — все равно что состоять переводчиком при глухонемом. Ты это понимаешь?
— Жить с тобой — это… блаженство. Ты это понимаешь? — Глаза Габби заблестели от слез. Легкий бриз прошелестел в ветвях деревьев, и склоненный над Гангом жасмин рассыпал на воде белые цветы. Квил прижался к ее губам. Сладкий аромат проплывающих мимо лепестков не мог соперничать со сладостью его поцелуя.
Старый человек понимающе вздохнул и продолжил восхождение по извилистой узкой тропке, ведущей к его дому. Хорошо все-таки, что Дженингем наконец умер. Сумасшедшего англичанина бесили подобные вещи, и из-за этого он изгнал из деревни его дочь Сариту вместе с ее мужем. Камат фыркнул. Конечно, Сарита с мужем вернулись через несколько недель, но уже под другим именем. Он был слеп как крот, этот старый Дженингем. Ничего не видел дальше кончика собственного носа.
А там, внизу, англичанин, чья кожа была не так бела, как у его жены, перекатившись на спину, смотрел на облака над ними.
— Что ты там рассматриваешь? — спросила Габби, пристраивая голову ему на плечо.
— М-м-м… — Квил провел рукой по ее спине и, к своему неудовольствию, обнаружил, что она уже полностью закрыта шелком. — Я ищу мою жену из сна, — признался он. — Она где-то там, со своим розовым ореолом. Она ждет меня, потому что хочет лежать здесь обнаженная, при свете дня, не думая о приличиях,
— Ей повезло, — вздохнула Габби. — Дай мне знать, когда найдешь ее. Я хочу ее предупредить, что потом у нее будут солнечные ожоги.
— Потом у нее ничего не будет, кроме меня, — лениво пробурчал Квил, накрыв ее своим телом. — И пусть мы будем совсем одни — мы двое и вечность.
— Хорошо, — согласилась его жена, озорно подмигивая. — Вечность — это там, где находится столь восхваляемая тобой «Габби из сна», а я прекращаю с тобой знакомство.
— О чем ты говоришь?
— О твоем земном будущем.
— Я не понимаю.
— На следующий год к этому времени ты не будешь так одинок, — пообещала Габби. — И не только ты — я тоже.
Камыши, шелестевшие на слабом ветру, притихли, услышав это признание. Квил прочистил горло.
— Повтори, что ты сказала?
Его жена улыбнулась одними глазами.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
Англичанин перекувырнулся и встал, демонстрируя миру свое обнаженное естество, как будто этому самому миру было интересно его созерцать.
— Мы уезжаем домой, — решил он внезапно, затем поднял с земли панталоны и принялся их натягивать. Его жена приподнялась на локтях и засмеялась:
— Домой — в Джайпур или в Англию?
— Домой — в Англию.
— Я думаю, тебе нужно повременить еще несколько месяцев, чтобы укрепить свои торговые связи с Англией. И Джосент этого хочет. Он очень высоко ценит твою помощь в возвращении княжеских драгоценностей.
Квил присел на корточки рядом со своей хитрой женой и дотронулся пальцем до ее носа.
— Домой — в Англию, девочка. — Габби вздохнула:
— Вот так. И после этого ты будешь утверждать, что неимоверно счастлив?
Квил кивнул.
— Одни жесты. Жить с тобой — все равно что состоять переводчиком при глухонемом. Ты это понимаешь?
— Жить с тобой — это… блаженство. Ты это понимаешь? — Глаза Габби заблестели от слез. Легкий бриз прошелестел в ветвях деревьев, и склоненный над Гангом жасмин рассыпал на воде белые цветы. Квил прижался к ее губам. Сладкий аромат проплывающих мимо лепестков не мог соперничать со сладостью его поцелуя.