Джеймс Элоиза. Пленительные наслаждения

   Люсьен нервно ерзал в кресле. Уже несколько лет он не испытывал подобного влечения ни к одной женщине — с тех пор как овдовел. Чем она его приворожила, эта худосочная сердитая Эмили, так не похожая на его жену, миловидную толстушку?
   Луиза тем временем достала из шкафа исписанную стопку и стала торжественно читать новейшее творение, дирижируя правой рукой:
   — Мода. Со вкусом от наития, однако — надуманная, немилосердная, но — боготворимая, она вознеслась на Олимп наслаждения и восседает на флюгере величественного купола, как на троне. Чародейка, подчиняющая себе нашу жизнь, безапелляционный властелин, она диктует нам, ее приверженцам, и ткань жилета, и фасон шейного платка. Это идол, который…
   — Луиза! Ради Бога…
   — Подожди, Эмили. Это только начало, сейчас я найду самый интересный кусочек, где говорится об Одухотворенной Моде.
   Луиза перелистывала свои бумаги.
   — К сожалению, я должна уйти. — Эмили встала из-за стола. — Извините, мистер Бош, у меня на сегодня много работы.
   — О нет, мама! — воскликнула Феба. — Ты пропустишь крем. Я сама взбивала яйца, все пять!
   — Дитя мое, я не очень голодна. — Эмили наклонилась и поцеловала девочку. — А твои уроки я проверю позже, хорошо?
   Они с Люсьеном обменялась рукопожатием, Эмили коротко улыбнулась и удалилась.
   Побежать бы за ней — и целовать ее, целовать, пока напряжение не уйдет из этих прекрасных серых глаз!
   Люсьен осадил себя.
   Служанка принесла блюдо со спекшимися завитками.
   — Кажется, крем удался, — похвалила она Фебу.
   — Яйца взбиты замечательно, видно с первого взгляда. — Луиза взъерошила волосы Фебы.
   — Осмелюсь спросить, — осторожно начал Люсьен, — вашу сестру поджимают сроки?
   — «Ля бель ассамбле» выходит каждый месяц, вы знаете. Сейчас мы где-то на полпути. Но вообще приходится довольно трудно. Ведь Эмили не бывает в обществе. Приходится добывать информацию из разных источников, кто в чем был одет накануне вечером. Мы выписываем приблизительно четырнадцать газет. И каждый раз перед главным мероприятием Эмили становится особенно нервной. В данный момент, я думаю, она волнуется из-за бала леди Фестер. По сути, это первый вечер в малом сезоне. Там будет только избранный круг.
   — Я не понимаю, почему миссии Юинг так волнуется?
   — Эмили должна объявить, какая леди была одета элегантнее других. Но получить точные данные нелегко. Она всегда беспокоится, вдруг кто-то из ее регулярных осведомителей не получит приглашение на бал для особо важных персон.
   — Так у нее есть шпионы?
   — Это не шпионы! — возмутилась Луиза. — Обычно это немолодые дамы, которые интересуются модой и за небольшую плату сообщают разного рода подробности. Ну, вы понимаете, большинство благородных леди носят нижние юбки с фестончатой каймой и всякими, — Луиза взмахнула рукой, — финтифлюшками.
   — Почему миссис Юинг сама не посещает вечера?
   — А как она это сделает? Нас не приглашают.
   — Что так? — Люсьен отбросил все предосторожности. — Простите меня за дерзость, непозволительную для столь короткого знакомства, но для меня очевидно, что вы с сестрой из приличной семьи.
   — Мой отец — очень вспыльчивый человек. Когда мне было пятнадцать лет, — Луиза быстро взглянула на маленькую Фебу, — он выгнал меня из дома. Эмили, награди ее Бог за доброе сердце, встала на мою защиту. И тоже оказалась за порогом. С тех пор так и живем.
   Люсьен хотел узнать подробности, но сдержался.
   — Я приглашен к леди Фестер. Как вы думаете, ваша сестра не откажет мне, если я приглашу ее пойти со мной на бал?
   — Понятия не имею, как она решит.
   У Луизы были такие же серые глаза, как у Эмили, но Люсьена они почему-то не трогали. Она рассматривала его так внимательно, как мужчина, выбирающий новую лошадь.
   — Я считаю, ей нужно пойти с вами, мистер Бош, — произнесла вдруг Феба певучим голоском. — Это гораздо приятнее, чем выслушивать мистера Хизлопа.
   — А ты откуда знаешь? — испуганно спросила Луиза.
   — Я слышала, как мама говорила Салли держать ухо востро, если он попытается ее поцеловать. Салли назвала мистера Хизлопа отвратительным человеком, и мама согласилась, но сказала, что его нельзя оскорблять.
   У Люсьена засвербело под ложечкой. Он повернулся к Луизе.
   — А вы уверяли, что у миссис Юинг в шпионах одни дамы.
   — Большинство, — покраснела Луиза. — Но мистера Хизлопа, кажется, приглашают всюду. И нам не приходится платить ему за сообщения, потому что, потому что…
   — Он вам их сам навязывает. — Люсьен удивился своим ледяным интонациям. — Сейчас Эмили тоже с ним встречается? — Как-то незаметно для себя он назвал миссис Юинг по имени.
   Луиза взвешивала ответ. Люсьену показалось, что глаза ее чуточку смягчились.
   — Мистер Хизлоп обычно приходит по вторникам. Около одиннадцати утра. Да, Феба? — Мисс Торп поднялась. — Надеюсь, вы найдете время передать сестре ваше приглашение, мистер Бош?
   Люсьен тут же встал из-за стола.
   — Я полагаю, во вторник утром. — Их глаза сошлись в полном согласии.
   — Тогда — успеха вам в вашем начинании. — Луиза сделала реверанс — по-королевски красиво, как молодая леди, выросшая не в этой обшарпанной комнате, а в шикарном дворце.
   Несколько минут спустя Люсьен сидел в своей карете и, тупо уставившись на шелковую обивку, размышлял о странной паре — обнищавших аристократках сестрах Торп. И где это мистер Юинг, если он вообще не плод больного воображения? Скромная, боязливая Эмили совсем не походила на вдову. Кто-кто, а уж он-то разбирался в подобных вещах. Вот у него действительно вид вдовца.
   Люсьен вдруг почувствовал себя слишком старым, чтобы претендовать на вечер с очаровательной миссис Юинг. Почти сорок лет. И усталость как у настоящего вдовца. Женитьба на милой Фелиции казалась таким далеким событием, что он начинал забывать ее лицо. Мишеля он помнил лучше. Пухлые щечки. Маленький ротик, похожий на розовый бутон. Они нашли убежище в его сердце, и воспоминания о них время от времени подступали комом к горлу.
   Он сердито стукнул в крышу и велел кучеру ехать в клуб, так как приучил себя не возвращаться в пустой дом, когда память завладевала его сердцем.
   Разумеется, он не станет приглашать Эмили на бал к Фестерам. Во-первых, общество давно изгнало ее из своих рядов, и ей там будет неуютно. И во-вторых, она слишком молода. Она заслуживает другого мужчину. Не такого как он, — состарившегося душой, обремененного нескончаемым горем и мучительными воспоминаниями.
 
   Мадам Карем пожелала лично удостовериться, насколько ее клиентке подходит новый гардероб.
   К этому времени Габби уже буквально сходила с ума от одиночества. Последние несколько недель были ужасно тяжкими. Леди Сильвия отсутствовала целыми днями, нанося визиты друзьям.
   — Не в этой одежде, — фыркала она, пожимая плечами, когда Габби жалобно просила взять ее с собой. — Да, девушка.
   Квил ничем себя не проявлял, разве что своим отсутствием. Он дважды ездил на почтовых в Бат, но каждый раз только на ночь. И разумеется, никогда не предлагал Габби покататься по Лондону. Видимо, его тоже бросало в дрожь от ее белых платьев. Не хотел, чтобы его видели с ней даже в Тауэре, — других предположений у нее просто не было.
   Ежедневно читая «Морнинг пост», Габби знала, что небольшие вечера кое-где устраиваются, хотя так называемый сезон еще не наступил. Но Квил никуда ее не приглашал. Известия о здоровье своего отца он передавал ей регулярно. Иногда присоединялся к ней и леди Сильвии за ужином и педантично расспрашивал о проведенном дне. Однако никогда не предлагал встретиться с его друзьями или сходить в театр.
   Поэтому визит мадам Карем и ее словоохотливых помощниц стал для Габби настоящим праздником. Но платья, увы, ее не порадовали.
   — Я не смогу это надеть! — вскричала она; — Просто не смогу!
   Ее тревога не произвела на мадам никакого впечатления. В своей жизни она повидала много клиенток, которых смелые фасоны ее моделей приводили в шоковое состояние.
   — Мисс Дженингем, поймите, вы выходите замуж за месье Дьюленда. Вас будут судить строго, зная, как сам он безукоризнен в одежде. Вы должны продемонстрировать высокий стиль. Но так как вы лишены исключительного вкуса месье Дьюленда, он благоразумно вверил вас в мои руки.
   Габби выслушала мадам Карем без возмущения, Однако продолжала настаивать на своем:
   — Но увидят в этом платье меня!
   — Не просто увидят, — не замедлила с ответом мадам, — а будут боготворить! Мужчины будут стлаться у ваших ног.
   Ничего не скажешь — заманчиво! Но видел бы ее новые наряды отец! Габби содрогнулась от этой мысли.
   — Я использовала более тяжелую ткань, чем сейчас носят, — живо продолжала мадам. — Она скроет очертания ваших бедер.
   Габби растерянно заморгала. Ее вполне устраивали очертания ее бедер. И Квила, кажется, тоже. Она вспомнила, как он ее гладил.
   — Ваша грудь — величайшая ценность, — развивала свою мысль мадам. — Ее мы подчеркнем, также как и ваш derriere^[6]. Для этого каждое платье, дневное или вечернее, мы украсим небольшим шлейфом. Я придумала такой покрой, чтобы ткань при ходьбе слегка колыхалась.
   Грудь и впрямь выставлена на всеобщее обозрение, подумала Габби, примеряя вечернее платье.
   — Теперь вы можете появиться на публике, — удовлетворенно произнесла мадам. — Месье Дьюленд будет доволен.
   — Безусловно, — поспешила согласиться Габби. — Но, мадам, — встревожилась она вдруг, — что, если лиф упадет?
   — Упадет? Куда упадет?
   Габби пошевелила плечами, доказав это на деле. Мадам с вызовом посмотрела на выглянувший из-под кружев бледно-розовый сосок.
   — Все мои клиентки ходят в таких платьях, даже те, кому нечего показать. Вы должны благодарить природу за вашу грудь, мисс Дженингем! Вам не нужно ничего поддевать. Нижнее белье нарушит мою задумку — складки на лифе будут лежать уже не так. Вы только не вертите плечами, и тогда все будет в порядке. Мои клиентки не егозят.
   «Еще бы, — подумала Габби. — Они замирают от ужаса». Но если мадам Карем заберет платья на переделку, ей придется опять сидеть дома. Поэтому Габби и надела утреннее платье с лютиками и попрощалась с модисткой.
   — Такой красивой пелерины я еще не видела, — восхищенно протянула горничная, прилаживая поверх платья неопределенного цвета пелерину на розовой подкладке и с большим, отделанным бахромой капюшоном. — Как мадам называет этот цвет?
   — Цветок персика. Но не важно, что говорит мадам, Маргарет. Это просто ее словесные выкрутасы.
   — О мисс Габби, они там все непременно захотят это услышать. И все захотят носить такой же цвет!
   Маргарет протянула хозяйке шелковый носовой платок с каемочкой такого же персикового цвета.
   Проект мадам Карем превзошел все ожидания. Первое подтверждение Габби получила в крошечной гостиной миссис Юинг. В последнее время у них сложились почти дружеские отношения. Габби продолжала два раза в неделю забирать Фебу повидаться с Кази-Рао.
   Приемная мать девочки даже замедлила шаг. У Габби едва не вырвался ликующий крик. Рядом с миссис Юинг, всегда элегантно одетой, она казалось себе последней неряхой.
   — Не могу не отметить, мисс Дженингем, у вас очень красивое платье. Сегодня вы исключительно элегантны.
   — Облагодетельствована мадам Карем, — улыбнулась Габби.
   — Она сделала даже небольшой шлейф, — удивилась миссис Юинг, рассматривая платье. — Какой нестандартный подход! А эта пелерина из мериносовой шерсти, не так ли?
   — Понятия не имею. Я только знаю, что мадам Карем предпочитает данный цвет. Она заявила, что обычный розовый — это цвет черни. — Габби наклонилась к миссис Юинг и доверительно шепнула: — Естественно, мне было приятно услышать, что у меня персиковый цвет. — Миссис Юинг засмеялась, впервые на памяти Габби. — Жуткий снобизм, не правда ли? — продолжала Габби. — Когда мы встретились в первый раз, я пришла от нее в ужас.
   — Мисс Габби… — Феба подбежала к ним, уже в новой длинной мантилье, и на ходу присела в реверансе. В руках у нее была небольшая корзиночка. — Мне очень жаль, что я заставила вас ждать. Я помогала готовить пирог для Кази-Рао.
   — Иди скорее ко мне, гусенок мой! — Феба бросилась к Габби в объятия.
   — Я сама испекла. Почти сама. — Девочка отвернула салфетку. — Вы думаете, ему понравится?
   — Он будет в восторге, — уверила ее Габби. — Так мы поедем, если вы не возражаете? — Она улыбнулась миссис Юинг. — Я привезу Фебу обратно через несколько часов.
   — Большое вам спасибо, вы очень добры.
   По прибытии на Сэквил-стрит выяснилось, что для Кази это был особенно трудный день. Фебе потребовалось полчаса, чтобы выманить мальчика из чулана, где он сидел, забившись в самый темный угол.
   — Мисс, тут приходил управляющий и с ним несколько человек, — горестно поведала миссис Мэлбрайт. — Они занимались сбором пожертвований. Пока я сообразила, они уже прошли в дом. Я думала, Кази наверху. Он играл в гостиной — и вдруг входят четверо мужчин. Один из них здоровается с ним — надо сказать, очень приветливо. Но для бедного малютки и этого было слишком много. С тех пор так и сидит в чулане.
   — Я вас прекрасно понимаю, миссис Мэлбрайт, — вздохнула Габби. — Такой уж он есть. Я сама часами его уговаривала. И мой отец довольно упорно пытался искоренить в нем эту привычку.
   — Ваш отец как раз и объяснял мне, что это надо делать, мисс Дженингем. — Женщина мяла в руках фартук. — Один раз я вывела Кази из спальни, так он так разволновался, что…
   — Не продолжайте, я все знаю, — понимающе улыбнулась Габби. — Я абсолютно с вами согласна, миссис Мэлбрайт, нет смысла его мучить. Но посмотрите на него сейчас! — Кази, сидя на диване, с наслаждением уплетал пирог Фебы и слушал ее лепет. — Он уже обо всем забыл, — успокоила ее Габби. — Если ему позволять выходить по своей воле, когда ему захочется, он будет счастлив.
   — О, это поистине добрая душа, — подтвердила миссис Мэлбрайт. — Когда мы одни дома, он весел, но среди незнакомых ужасно смущается. Непонятно! Во всяком случае, раньше такого не бывало.
 
   К вечеру Габби специально надела одно из новых платьев. Волочащийся шлейф обязывал к своеобразной «ныряющей» походке. Габби старалась помнить наставления мадам Карем, что в таком наряде желательно только слегка покачивать бедрами, но ни в коем случае не крутить всем что выше. По правде говоря, ощущения были не из неприятных. Она позволила себе «нырнуть» чуть резче. «Нырнула» и направилась прямо в библиотеку. Тихонько постучала в дверь и вошла.
   Квил поднял глаза. В полумраке его лицо выглядело суровым и неприветливым. Жаль, что за это время она начала забывать, как он оттопыривает губу, когда размышляет. Ей нравилась эта его привычка. Удивительно, какие они с Питером разные. В отличие от хрупкого брата в Квиле все было крупное и мускулистое, даже нога, доставлявшая ему столько неудобств.
   — Тут у вас темновато, — весело проговорила Габби. Забыв на секунду о походке, она прошла в комнату обычным шагом. Затем снова «нырнула» и начала прибавлять без надобности все фитили подряд. К концу ее обхода глаза Квила заметно потемнели. Впрочем, именно этого она и добивалась.
   — Квил, я бы хотела сегодня куда-нибудь съездить.
   Он страшно удивился — только что не разинул рот. Не «стелился», как предрекала мадам, но был весьма близок к этому.
   — Съездить?
   — Съездить, — четко повторила Габби. — В театр или на вечер. У леди Стоукс сегодня небольшая вечеринка с картами и танцами. У нас есть приглашение! — Она протянула Квилу одну из тисненых карточек, приходивших Питеру каждый день. Кодсуолл аккуратно складывал их на каминную полку.
   — На вечеринку? — тупо произнес Квил. — Это невозможно. Я никогда не участвую в подобных мероприятиях.
   — Но почему?
   Квил воздержался от ответа. Если она не догадывается, то ему незачем ей объяснять.
   — В театр еще куда ни шло, — нехотя согласился он.
   Габби поблагодарила его улыбкой, и, продрейфовав к его столу, уселась на край. Она хотела узнать, произвел ли впечатление лиф мадам Карем.
   Через секунду стало совершенно ясно, что произвел. В мазах Квила вскипал опасный сумрачный огонь. У Габби кружилась голова от сознания собственного всемогущества. Она слегка наклонилась.
   — Я бы охотно сходила в «Дорсет-Гарденс» на «Укрощение строптивой». Из шекспировских пьес она одна из самых моих любимых.
   Что ни скажет, будто предложение делает, подумал Квил. Он чувствовал, как его самообладание трещит по всем швам. Питер собирался жениться на девушке, у которой даже голос звучал многообещающе.
   Питер. Брат.
   Квил взял себя в руки,
   — К сожалению, я упустил из виду одно важное мероприятие, — заявил он, отодвигая кресло подальше от стола. — Я вынужден извиниться, Габби.
   Это было так нелепо.
   Лицо ее мгновенно увяло, и прелестная чаровница превратилась в обиженного ребенка.
   — Ну Квил, ну пожалуйста! Я так устала сидеть дома все дни одна!
   — Питер скоро вернется.
   — В его ежедневных посланиях — ни слова о возвращении, — рассердилась Габби. — Впрочем, разумеется, сейчас он нужен вашей матери.
   — Она больше не нуждается в его утешениях, — резко возразил Квил. — Отец чувствует себя достаточно хорошо — насколько это возможно в его положении. Я напишу Питеру, чтобы он возвращался немедленно.
   Виконт Дьюленд находился в лучшей гостинице Бата и был окружен заботой и вниманием своей жены, сына и медицинских сестер. Конечно, ходить он уже не будет, и врачи не были уверены, что к нему вернется речь. Но так или иначе, он был в здравом уме и вовсю черкал гневливые записки своим опекунам.
   — Судя по сообщениям Питера, — добавил Квил, — отец может оставаться в таком состоянии годы.
   — Прошу вас, — увещевала Габби, — не пишите Питеру. Мне не хотелось бы, чтобы он оставлял мать одну, когда она так в нем нуждается. — Но Квила это не убеждало. — Поймите, — она протянула руку и дотронулась до его плеча, — мы с Питером собираемся связать наши жизни на долгое время. Если я встану между ним и его матерью, это может сыграть роковую роль. Я наблюдала подобные ситуации дома, в Индии. Они неизменно приводят к напряжению в отношениях мужа и жены.
   Квила душили спазмы. Ему становилось все труднее даже просто находиться рядом с ней, особенно сейчас, когда она говорила таким проникновенным тоном и глаза ее светились так ласково.
   — Я извещу брата, что вы желаете сходить в театр. — Квил отодвинул кресло еще дальше и добавил: — Я уверен, когда Питер узнает, как вы теперь одеты, — он показал на ее платье, — он сразу же примчится, чтобы представить вас своим друзьям.
   — Вы так думаете? — Габби проигнорировала легкий сарказм в посуровевшем голосе будущего деверя. Она всегда считала, что лучше не обращать внимания на перепады в настроении людей. А Квил — для мужчины — был сильно им подвержен. — Но платья мадам и в самом деле очаровательны, не правда ли?
   Она явно вытягивала из него комплимент. Квил не мог позволить себе сорваться и раскритиковать ее наряд. Черт побери, она прекрасно знала, что ее платье — откровенная провокация! Эта продувная бестия, мадам Карем, поняла, что Габби не соответствует образу болезненной английской барышни, и поэтому подыграла ее хрипловатому голосу, рубенсовским формам и необычайной женственности. В туалетах мадам Карем Габби представляла собой угрозу для всей мужской половины рода человеческого.
   — Вечером я пошлю нарочного с письмом к Питеру. — Квил с ужасом услышал дребезжание в своем голосе. Начать бы проверку фирм на Ямайке. Или в Занзибаре, потому что Ямайка слишком близко. Он вообразил, как бы она танцевала на том балу, который ей так хотелось посетить. Нетрудно представить, как бы она таяла в руках мужчин.
   Он встал так резко, что его кресло чуть не опрокинулось.
   — Покорнейше прошу меня извинить. Я уже опаздываю. — Он церемонно поклонился.
   — О Квил! Можно мне пойти с вами?
   — Ни в коем случае! — испугался он. — Леди никогда не сопровождают мужчин на приватные мероприятия.
   — Почему? — Ресницы Габби были темные вблизи век, каштановые посередине и темно-золотые на загибающихся концах — как раз под стать ее волосам.
   — Леди не спрашивает джентльмена о таких вещах.
   — О, я понимаю. — Лицо Габби просветлело, и она улыбнулась. — Вы собираетесь посетить свою chere amie^[7] Как мило, что у вас есть женщина! Какая она? Мне бы она понравилась?
   — О Боже, — тяжело вздохнул Квил. — Габби… — Ее нестандартность и непосредственность не укладывались ни в какие рамки — она была так же естественна, как сама природа, Может, ему открыть какую-нибудь фирму в Антарктиде? Или начать торговать шкурами полярных медведей? — У меня нет chere amie, — отрезал он. — И вообще это не самая подходящая тема для дискуссии.
   — Хорошо, — добродушно согласилась Габби, пополняя свои знания английских правил, хотя их свод, видимо, был бесконечен. — Но все-таки почему, Квил?
   — Что «почему»?
   — Почему у вас нет подружки? — пояснила Габби. — В Индии у всех английских джентльменов есть. Во всяком случае, я об этом слышала. Я ни с кем этого обсуждала, — быстро добавила она, — только с вами, Квил. Но мы ведь почти родственники, так что это не в счет.
   Удивительно, как много для нее «не в счет» — только потому, что они родственники, уныло подумал Квил.
   — Я не буду обсуждать с вами этот вопрос, — пророкотал он так грозно, что Габби не могла списать это на дурное настроение.
   — Но я спросила чисто по-дружески!
   — Вы б еще таким же образом спросили о Питере! — засмеялся он.
   В ответ Габби изобразила оскорбленную добродетель, и это прекрасно у нее получилось.
   — Я считаю вас своим другом, Квил. Единственным моим другом в Англии, — проникновенно проговорила она. — Если не вы, то кто еще подскажет мне, как себя вести?
   — Питер, — решительно отрезал Квил. — Мой брат чрезвычайно преуспел в подобных делах. — Впервые он ощутил себя вполне счастливым, представив Питера возвращающимся из Бата.
   Габби слезла с письменного стола и принялась расхаживать по библиотеке, так как Квил уже начал сочинять записку Питеру.
   «Сейчас твоя будущая жена одета подобающе (от Карем) и требует представить ее обществу. Прошу тебя, возвращайся немедленно — или я буду вынужден ввести ее туда сам.
   Квил. У»
   Записка возымела действие — как он и ожидал. Мысль, что не он, а кто-то другой будет представлять Габби лондонской элите, привела Питера в содрогание. Более того, когда он представил в этой роли своего старшего брата, такого небрежного и неделикатного, у него волосы встали дыбом.
   Виконтесса Дьюленд полностью разделяла его чувства:
   — Дорогой мой, ты должен немедленно вернуться в Лондон. Твой отец в хорошем состоянии. Квил — прекрасный сын, но ему недостает тонкости.
   Питер кивнул.
   И на следующий же день он уже возвращался в Лондон. Как раз кстати, думал он, сидя в углу кареты. На левой подошве с внутренней стороны появилась довольно глубокая царапина. Нужно срочно менять ботфорты, а в Бате ничего пристойного не купишь. Только Хоби умеет тачать сапоги, сообразуясь с модой.

Глава 9

   Наводить справки об очаровательных сестрах Торп было бы верхом бестактности. Что касается молодого человека — знатока моды, — тут Люсьен не колебался. И его худшие подозрения не замедлили оправдаться. Мистер Хизлоп слыл законченным развратником. Поэтому вопреки своим представлениям о приличии Люсьен во вторник отправился с визитом к миссис Юинг.
   Ровно в одиннадцать он стоял перед ее маленьким домиком с твердым намерением взглянуть на нечестивца. Пока что он делал это единственно из доброго к ней отношения. Друг семьи — максимум, на что способен мужчина далеко не первой молодости и с сердцем вдовца. К такому выводу он склонялся во время своих грустных размышлений, ставших частыми в последние дни.
   Салли сделала ему реверанс и сказала, что гостей они не принимают. Однако, не устояв перед шиллингом, указала на дверь кабинета и шепотом добавила, что миссис Юинг ждет одного человека. Затем удалилась, сжимая монету и оправдывая свое неразумие мыслью, что хозяйке неплохо бы выйти замуж за красивого джентльмена, хоть он и француз.
   Эмили с некоторым раздражением посмотрела на распахнувшуюся дверь кабинета. Надо сказать Хизлопу, чтобы объявлял о себе надлежащим образом, а то он уже мнит себя неотъемлемой частью этого дома.
   Но это был не Хизлоп, а другой. Мужчина, занимавший ее мысли слишком часто в последнее время.
   — Мистер Бош? — Эмили встала из-за письменного стола. — Чем могу быть полезна? — Изящным движением она сняла фартук, оберегавший ее муслиновое платье от случайных брызг. Рука ее была опять испачкана чернилами. — Извините, но, к сожалению, не смогу уделить вам много времени. Я ожидаю посетителя.
   Люсьен растерялся. Он готовился сразить дракона, но его здесь пока не было.
   — Я пришел предложить вам пойти вместе со мной на бал к леди Фестер.
   Мистер Бош, кажется, не собирается сманивать ее в другой журнал!
   — Я не бываю в свете, — пробормотала она, опустив голову.
   Люсьен удивленно поднял бровь.
   — Могу я узнать почему? — Люсьен знал, что джентльмену непростительно задавать леди подобные вопросы. Но нужно было продолжить беседу, чтобы дождаться Хизлопа.