Джоансен Айрис. Полночный воин (Хранительница сокровищ)

   – Но почему?
   – Потому что он каждый раз… Не стану, и все! – Эдвина окликнула Алису, разговаривавшую с Лефонтом. Рядом стоял Малик. – Нам есть где укрыться, Алиса. – Эдвина с вызовом посмотрела на Малика. – И наверняка там найдется теплый уютный очаг.
   – Не сомневаюсь, – мрачно заметил Малик.
   Эдвина пробормотала что-то себе под нос и направилась к домику.
   – Она сердится? – спросила Алиса, подойдя к Бринн.
   – Понятия не имею, – уклонилась от разговора Бринн. Между Маликом и Эдвиной сложились непростые отношения, и порой трудно было понять их взаимные чувства. – Почему бы тебе не спросить у нее самой?
   – Мне она вряд ли скажет, – ответила Алиса. – Она не разговаривает со мной о Малике.
   На них обрушился сильный порыв ветра. Алиса поежилась и торопливо зашагала к домику.
   Алиса полнеет день ото дня, посмотрела ей вслед Бринн. Поездка пошла подневольной любовнице на пользу. И держаться Алиса стала уверенно, с чувством собственного достоинства. Куда и девалась робкая, забитая служанка Эдвины, что боялась собственной тени! Обе женщины вели себя как настоящие подруги, и им обеим такая дружба пошла на пользу.
   Бринн бросила взгляд на берег. Там сидел Гейдж на перевернутой рыбацкой лодке, разговаривая с небольшой группой деревенских жителей, собравшихся около него. Он яростно жестикулировал, иногда улыбался, стараясь убедить и перехитрить их. Его волосы отливали густым иссиня-черным цветом. Под серым безрадостным небом ветер безжалостно трепал шевелюру Гейджа. Уж если его ураганные порывы пронизывали Бринн, укрывшуюся возле домика, то у воды он наверняка просто сбивал с ног и резал, как кинжал. Гейдж продрогнет до костей, а если верить Малику, вернется он, похоже, не скоро.
   Своим ожиданием на ветру и волнением Гейджу не поможешь, и Бринн быстро зашагала к домику, на который ей показал Малик.
   Гейдж вернулся с побережья только с наступлением темноты.
   Бринн стояла у очага. Увидев его, заволновалась.
   – Ты ужасно выглядишь! Закрывай дверь и иди к огню. – Она поспешила навстречу.
   Щеки Гейджа обветрились, а в уголках рта от усталости пролегли глубокие морщины.
   – Огонь? А что это такое? – Он пытался улыбнуться, но застывшие губы плохо повиновались. Он потянулся к очагу. Почувствовав тепло, закрыл глаза. – Ага, теперь припоминаю.
   Бринн расстегнула его накидку и положила на стул.
   – Снимай доспехи.
   – Подожди.
   – Снимай. Ты просто валишься с ног от усталости. Мне не стащить с тебя эту тяжелую кольчугу.
   Он попытался было развязать кожаные ремешки, но пальцы не гнулись.
   – Стой спокойно! – Бринн приподнялась на носки и развязала кольчугу на его плечах, а потом расстегнула остальные петли. – Теперь разденься совсем, а я велю принести воды.
   – Воды?
   – Чтобы ты вымылся. Час назад Лефонт приказал своим солдатам нагреть ее.
   Он смотрел на нее непонимающим взглядом.
   – Как мило с его стороны! Я не замечал раньше, чтобы Лефонт так заботился обо мне.
   – Разденешься – полезай туда. – Бринн кивнула на неглубокий деревянный бочонок, который ей удалось выпросить в деревне. – Он, правда, попахивает вином, но больше мне ничего не удалось найти. Женщины приняли меня за сумасшедшую, когда я сказала, что буду мыться в нем.
   – Уж пусть лучше пахнет вином, чем рыбой, которой от меня несет весь день.
   Бринн потянула носом. С ним вместе вошел и рыбный дух.
   – Тебе пришлось нелегко, – сказала она и, открыв дверь, вышла.
   Вернувшись, Бринн застала Гейджа сидящим в бочонке. Он хмурился от нетерпения.
   – Давай скорее! – сказал он. – Я чертовски устал и боюсь, что вообще не выберусь из этого корыта, так я окоченел.
   – Ничего, на этот случай у нас есть топоры. – Она показала на двух солдат, внесших вслед за ней котлы с водой – из котлов валил густой пар.
   Окунувшись в горячую воду, Гейдж через четверть часа со вздохом облегчения привалился к стенке бочонка.
   – Согрелся? – Бринн намылила его широкую спину и окатила водой.
   – Да, а то я уже и верить перестал, что вообще согреюсь когда-нибудь. Господи, какой жуткий ветер!
   – Ты же привык к холоду. Ведь Норвегия не в теплых же краях?
   – Верно, но я давно уехал оттуда. В Византии тепло, а в Нормандии вполне сносно. Интересно, и зачем понадобилось Гевальду забираться так далеко на север в поисках своей земли обетованной?
   – В Гвинтале не так холодно. Я говорила тебе, что остров защищен высокими скалами. – Бринн поднялась с колен. – Чище мне тебя не вымыть в этом маленьком бочонке. Вставай, я вытру тебя.
   Недовольно ворча, Гейдж вылез из бочонка.
   – Еле-еле.
   – Что ты сказал? – спокойно спросила Бринн, растирая его полотном.
   – Еще чуть-чуть, и тебе пришлось бы звать Лефонта с топором.
   Она обернула его в большой сухой кусок полотна.
   – Хорошо еще, что вообще удалось найти хоть что-то. Не надо было вырастать таким огромным.
   – Это наследственное. Хардраада был выше двух метров ростом.
   Она покачала головой.
   – Поразительно! Посиди у огня. Сейчас солдаты унесут бочонок, а потом я накормлю тебя похлебкой.
   Гейдж устроился поближе к очагу и привалился к теплым камням.
   – Могу я узнать, с чего это ты так добра ко мне?
   – Я отдохнула и согрелась, а ты нет.
   – Раньше ты не очень-то думала о нас обоих.
   – Как нелегко быть с тобой! Вечно ты стремишься все дотошно выяснить. Даже заботу о себе воспринимаешь подозрительно. Как трудно тебе предлагать свою помощь! – Бринн открыла дверь, чтобы позвать солдат, и в комнату ворвался резкий ветер. – Не снимай полотна. – И она вышла.
   Бочонок солдаты унесли. Бринн вернулась встревоженная.
   – Малик сидит на пороге у домика Эдвины.
   – Знаю. Я подходил к нему, когда шел мимо, но он ответил, что так надо.
   – Какая глупость! На улице ледяной холод. Наверное, Эдвина права, я заставлю его пройти в дом.
   – Оставь их в покое. Малику не понравится, что ты вмешиваешься.
   «Похоже, он прав», – подумала Бринн. Малик обычно знал, что делает.
   – Давай ужинать, – поторопил ее Гейдж. Она наклонилась над огнем, к котлу с кипящей похлебкой.
   – Удалось достать лодки?
   – Всего четыре. – Гейдж взял у нее из рук деревянную ложку и миску. – И то совсем маленькие. На каждую едва поместится человек восемь, так что придется оставить здесь часть людей Лефонта и всех лошадей.
   – В Гвинтале тебе не понадобится армия.
   – Надеюсь! – Он доел похлебку, а потом сказал:
   – Но все в жизни меняется, и Гвинтал, может, уже не тот спокойный остров, каким ты знала его.
   – Там все по-прежнему, – поспешила уверить его Бринн. – Гвинтал никогда не изменится. Еще похлебки?
   – Нет! – Он поставил миску на пол. – Мне надо кое о чем рассказать тебе.
   У Бринн тревожно забилось сердце.
   – Что случилось?
   Он снял с себя полотно и встал.
   – Мне надо показать тебе кое-что. – Гейдж, не одеваясь, подошел к своей одежде, лежавшей на стуле, и достал кожаный кошелек. – Похоже, мы не первые чужестранцы в этой прибрежной деревне. Неделю назад здесь был некто молодой светловолосый и симпатичный.
   – Ричард?
   – Он не назвался. – Гейдж открыл кошелек. – Но он хотел попасть на остров к северу отсюда. Взял лодку и молодого мужчину в помощь, а заплатил вот этим.
   Взглянув на его ладонь, Бринн увидела свой небольшой рубин.
   – Твой? – спросил он.
   – Да. Делмас, как я и думала, отдал его Ричарду.
   – Ты права. – Он вложил рубин ей в руку. – Этот юноша, Уолтер, оставил камень отцу, чтобы тот сохранил рубин до его возвращения. Он будто предчувствовал, что, отправляясь в путь с Ричардом, не стоит брать с собой ничего ценного.
   От камня веяло холодом и враждебностью. Совершенно чужой камень. Она носила рубин с самого детства, но сейчас она не могла избавиться от странного ощущения, будто не имеет к нему никакого отношения: он не принадлежит ей после того, как послужил жаждой наживы Делмасу и хитрому коварству Ричарда.
   – Этот Уолтер наверняка повез Ричарда в Гвинтал, но он не сумеет пристать к берегу.
   – Если Ричарду все же удастся попасть на остров, то нам, возможно, придется столкнуться с неприятной неожиданностью, когда мы окажемся там.
   – Он не сумеет найти дорогу! – уверенно повторила она и, подойдя к своей кожаной сумке в углу, положила туда рубин. Вряд ли она сможет надеть его снова на шею. – Гвинтал находится в безопасном месте от него.
   И все же, как она ни старалась успокоить Гейджа, возможное появление Ричарда смутило ее. Он шел не вслед за ними, а опередил их и явно готовился к неожиданной встрече.
   Взяв в охапку шерстяные одеяла, сваленные в углу, Бринн поднесла их к камину.
   – Это наши собственные. Я вытрясла их сегодня днем. На кровати одеяла грязноватые, боюсь, в них могут оказаться насекомые. – Она расстелила их у огня. – Мы отправляемся завтра?
   – Да, рано на рассвете.
   – Тогда спать. – Она сняла платье и легла. – Ну, что стоишь? Ты ведь устал.
   – Ладно. – Гейдж лег и отвернулся от нее. – Спокойной ночи.
   Бринн не понимала, что происходит. Он отказался от нее, не может быть. Она устроилась поудобнее, стараясь не дотрагиваться до него.
   – Спокойной ночи.
   В комнате сгустилось молчание, и только хруст потрескивавших поленьев нарушал тишину.
   – Почему? – тихо спросил он.
   Она сама едва не задала ему тот же вопрос, когда он повернулся к ней спиной.
   – Почему ты так ласкова со мной сегодня? – снова спросил он.
   – А почему ты был так добр ко мне в Кайте?
   – Так, значит, в благодарность?
   – И да, и нет. Тебе было тяжело, и мне захотелось помочь. – Она помолчала, а потом неуверенно спросила:
   – Почему ты не обнимешь меня? Слишком устал?
   – Я никогда не видел тебя такой, как в Кайте, тебе было так плохо, и я подумал, что тебе необходимо время, чтобы оправиться.
   Снова доброта.
   – Когда ты обнимаешь меня… мне приятно. Я чувствую себя очень одинокой и немного испуганной. Если тебя не очень затруднит…
   Его руки обвились вокруг нее. Тяжелые, теплые, оберегающие.
   – Не затруднит, – хрипло проговорил он.
   – Спасибо. – Она крепко прижалась к Гейджу. Волосы на его груди попахивали мылом и травами, которые она добавила в воду. – Я не хочу мешать тебе.
   – Напрасные старания. Ты всегда волнуешь меня. – Его руки крепко обняли ее. – Спи. Тебе надо отдохнуть. Завтра нам предстоит неприятное путешествие по этому холодному морю.
   – Да… – Она обняла его. Ей хотелось поговорить с ним, но она понимала, что должна лежать спокойно, не мешая ему заснуть. Гейдж вынес весь этот ужасный холод и ветер ради нее. – Нам обоим надо выспаться.
   Сквозь сон она слышала могучие удары волн о скалистый берег и мрачное завывание ветра. Разбушевавшаяся стихия только усиливала удовольствие от тепла, исходившего от жаркого очага, и от защищенности, которую она испытывала, тесно прижавшись к Гейджу.
 
   ***
 
   Малик изо всех сил удерживал на плечах накидку. Порывы ветра поднимали ее, пытаясь вырвать из рук.
   – Этот сумасшедший бросил себя на порог, словно мешок с ячменем! – с отчаянием проговорила Эдвина, выглянув в окно. – Алиса, позови его в дом.
   – Сама и скажи. Решайте все сами, – зевнула в ответ Алиса, направляясь к своему лежаку у задней стены комнаты. – Я ложусь спать. Мне и ребенку надо отдохнуть.
   Алиса оставалась последней надеждой Эдвины, не желавшей ввязываться в безумную выходку Малика. И Бринн, и Алиса отступили, оставив решение за ней. Раз так, она ничего не скажет ему, решила Эдвина. Прогнать Малика с порога ей не удастся. Для него имели большое значение символы, и позволь она ему переступить порог своего дома… Он придаст ее предложению далеко идущий глубокий смысл, а она больше не хотела знать ни одного мужчину.
   Он может просидеть у порога всю ночь. Она не хотела впускать в свою жизнь другого человека, пока не избавится от первого. Теперь она впервые почувствовала свободу, радовалась новому ощущению, какого прежде не знала. Зачем ей шут, ничего всерьез не воспринимающий?
   Ветер завыл с новой силой, Малик весь съежился. Ему уже стало совсем не под силу справляться в одиночку с резкими порывами. Он прятал голову в плечи, вжимал ее в шею.
   Днем Эдвина на несколько минут выходила из дома и с огромной радостью вернулась обратно. С тех пор ветер усилился и наверняка резко похолодало.
   Малик говорил, что у него на родине нет таких холодных, резких ветров.
   Вот и пускай отправляется к себе в Византию, ему не место среди чужестранцев. Кроме Гейджа Дюмонта, здесь у него никого нет, Эдвина чувствовала это. Зачем он пришел в страну, где на него смотрят как на дикого варвара, пока не узнают поближе. Она и сама была уверена, что сарацины – невежественный народ. Однако она никогда не признавалась Малику, что его острый ум и глубокие познания поразили ее. Рядом с ним она чувствовала себя полной невеждой. После замужества Эдвина почти все время болела и не покидала свою комнату. В отчаянии она попросила священника обучить ее хоть чему-нибудь из того, что должна знать женщина. К ее величайшему удивлению, Малик опроверг многое из того, чему ее учили, и терпеливо занимался с ней при любой возможности.
   Гром.
   «Неужели пошел дождь? Нет, просто волна с силой двинула о берег», – с облегчением подумала она. Какая разница! Пускай из-за своего упрямства коченеет до костей, только тогда она, может, и пригласит его в дом.
   И в самом деле разразился ливень. Крупные капли дождя стучали о порог, били в дрожащее тело Малика. Мокрая накидка облепила плечи.
   – Матерь Божья! – Она быстро приоткрыла дверь. – Заходи!
   Малик вскочил на ноги.
   – Я думал, что не дождусь, пока ты меня позовешь, – радостно улыбнулся он. – Я уж было думал, что мне придется у твоего порога врасти в землю. Правда, я плохо представляю себе, как что-то здесь может пустить корни при такой неблагодатной погоде. Должно быть…
   – Успокойся! – Схватив его за руку, Эдвина потянула его в дом – он позволил себя увести – и захлопнула дверь. – Не шуми, Алиса пытается заснуть! – Она подвела его к огню. – Я ни за что бы не уступила, не пойди такой ливень.
   Он согласно кивнул.
   – Ко мне с небес сошла благодать. Господь всегда хранит меня в правом деле. – Малик протянул руки к огню и довольно выдохнул:
   – … И посылает тебе.
   Она хмуро посмотрела на него.
   – Ты ел?
   – Да, я знал, что должен подкрепить свои силы перед сражением. – Он сел у огня и вытянул ноги. Все его движения отличались грацией и изяществом. До чего же был он гибок и хорош! Эдвина отвела взгляд. – Пусть так и будет.
   – Я не собираюсь бороться с тобой. Когда согреешься – уходи.
   – Мне придется здесь долго оставаться. Я промерз. Из-за тебя я просидел целую вечность на этом ужасном ветру.
   – Я тут ни при чем.
   – Я ведь страдал на пороге ради тебя.
   – Из-за моего случайного слова «неженка»? Я просто пошутила, мне и в голову не могло такое прийти, что ты решишься на подобное безумие.
   – Это не безумие. – Малик, не отрываясь, смотрел на огонь. – Я не очень-то уважаю воинов Вильгельма из-за их кровожадности, но признаю их рыцарский обычай сражаться на турнирах во славу своих дам и посвящать им свои подвиги.
   – При чем тут это?
   – Я сражался с ветром и холодом и посвящаю битву тебе. – Он повернулся и посмотрел ей в глаза. – Ты окажешь мне свою милость?
   Эдвина почувствовала волнение. Он был так прекрасен в отблесках огня! Нет, он был великолепен…
   – Я все еще замужем.
   – Дамы при дворе Вильгельма не считают это препятствием, – решительно тряхнул он головой. – Но я понимаю, как для тебя это важно. Не беспокойся, я терпелив и думаю, скоро все решится!
   Она не могла оторвать от него глаз. Благородство и нежность. Юмор и страсть. Все это скрывается за внешностью небожителя, которой она так боялась.
   – Позволь мне прислониться к стене, Эдвина.
   – Глупости! – сдавленным голосом сказала она. – Я не награда, за которую стоит бороться. Отдай свои льстивые речи и красивое личико женщине, которая…
   – Так вот в чем дело! – перебил он ее. – Тебе противно смотреть на меня?
   – Да нет же.
   – Если мое лицо не нравится тебе, то с этим надо что-то делать. – Малик нагнулся к огню, осторожно взял полусгоревшую ветку и зажег ее от пламени. – Тебе ненавистно видеть эту красоту. Что ж, мы это исправим. Обгорелая щека, или ожог над бровью…
   – Что ты делаешь?
   Эдвина с ужасом смотрела, как он подносит горящую ветку к щеке.
   – Сражаюсь с шелухой. – Он улыбнулся, едва пламя коснулось его бородатого лица. – Трудно…
   – Сумасшедший! – Она вырвала ветку из его рук. – Дурак! Ты и вправду сделал бы это?
   – С огромным отвращением. Я терпеть не могу боль. – Он поднял брови. – Мне было бы легче, если бы ты сама это сделала.
   – Я? Ты хочешь, чтобы я прижгла тебе лицо?
   – Конечно. Раз мое лицо оскорбляет твой взгляд, то нам надо избавиться от этого недостатка.
   Он и вправду сделал бы это. Именно потому, что он просидел четыре часа на ледяном холоде.
   – Ты ненормальный! Ты… – Слезы хлынули у нее из глаз. – Неужели тебе не жаль… Обещай мне, что не будешь…
   – Успокойся… Значит, оно тебе не так уж противно?
   – Обещай мне.
   Его пальцы дотронулись до ее щеки, проведя по мокрой от слез дорожке.
   – Если пообещаешь видеть за лицом человека, если оно не будет тебе заслонять мою персону… – Он шутливо склонил голову. – Тогда я позволю этой ветке сгореть.
   Она кивнула.
   Малик посерьезнел.
   – Ух, еще одно препятствие преодолено без потерь!
   О себе она не могла сказать то же самое. Эдвина себя не понимала. Почему ей вдруг стало горько до слез, старая боль дает о себе знать и не пускает в душу уверенность в себе? Она не чувствовала себя по-женски всесильной. Напротив, была растеряна. Ей пришлось отступить, защищаться. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и постаралась заговорить уверенно, с иронией:
   – Не совсем без потерь. Ты обжег бороду.
   – Завтра я ее вообще соскоблю, – нахмурился он, – но к добру это не приведет.
   – Почему?
   Его глаза хитро загорелись.
   – Без бороды я подобен несравненному Адонису. Мужчины готовы расправиться со мной из зависти, а дамы все хотят стать Афродитами, дабы любить меня. Солнце скрывается в облаках из-за сияния моего…
   – Слышать не могу! – Эдвина невольно улыбнулась.
   – Хорошо, что ты повеселела.
   – Мне очень не понравилось быть женой. Я хочу жить свободно. – Эдвина говорила серьезно.
   – Ты ничего не видела хорошего с этим… Уж я постараюсь доказать тебе, что быть женой – счастье. – Он наклонился и взял ее руку. – Я дам тебе радость, Эдвина.
   Она едва не поверила ему. От его прикосновения обжигающие волны странного, незнакомого доселе чувства прокатились по телу, наполнив ее смущением. Она отняла руку.
   – Алиса рассказывала мне, что среди солдат ходят легенды о твоем умении приносить радость женщинам. Я не стану одной из многих.
   – Ты не будешь одной из… – Он осторожно подбирал слова. – Не стоит отрицать, что я был с этими женщинами. Мне хотелось найти свой идеал. Они приносили мне радость. Я люблю женщин. Я считаю, что у них прекрасное тело, они сильнее нас, несчастных мужчин, и ближе к божественному совершенству. – Эдвина собралась ответить, но он жестом остановил ее. – Но когда я увидел тебя, то понял, что ты та женщина, которую я так долго искал. Ты мой идеал. И мы непременно будем вместе. – Он снова протянул к ней руку. – Ты разобьешь мне сердце, если не окажешь милость, Эдвина.
   Она не могла прикоснуться к нему. Если она даст ему свою руку, то проиграет все, чего добилась за эту ночь. Она не должна отказываться от своей свободы.
   Но она осторожно коснулась его руки.
   – Это ничего не значит, – прошептала она. – Не хочу лгать тебе. Я ничего не обещаю. Он сжал ей руку.
   – Мне ничего не надо больше. Просто посидим у огня, держась за руки, и станем радоваться, что мы вместе. Ты сольешься со мной, а я – с тобой. Ты увидишь, как это приятно.
   Близость. Сладкая истома. На душе птицы поют. Слияние без соединения тел.
   – Чувствуешь? – спросил Малик.
   – Можно спросить? – как во сне сказала она.
   – Все что угодно.
   – Ты и вправду вдвое краше без бороды?
   – Нет. Я соврал! – Он помолчал. – Вчетверо. Поэтому я и отрастил бороду. Я не вынес бы такой отчаянной ревности между…
   Эдвина рассмеялась.
   – Ты, наверное, так же уродлив, как и грешен. Не сомневаюсь, что твоя борода скрывает безвольный подбородок и бахвальство…
   Она замолчала. Как многому научил он ее за эту ночь! Юмор, и слезы, и эта упоительная близость, когда просто рука в руке – такого она никогда не чувствовала.
   Эдвина закрыла глаза и с отчаянием произнесла:
   – Я не даю никаких обещаний!
   Но она не смогла заставить себя отнять у него свою руку.

12

   Гейдж!
   Бринн в испуге открыла глаза, сердце колотилось в горле.
   Кровь. Гейдж. Смерть.
   Нет!
   Окончательно проснувшись, она облегченно вздохнула. Сон. Всего лишь сон.
   Гейдж лежал рядом, лицом к огню, его дыхание было глубоким и ровным, а руки по-прежнему крепко обнимали ее. Не шевелясь, она вглядывалась в его лицо, такое ей дорогое.
   Гейдж, шатаясь, идет вперед, рукоятка кинжала торчит у него в спине, он падает…
   Только сон. Он не всегда сбывается. Только некоторые из ее снов стали явью. Она засыпала с тревожными мыслями о Ричарде, и наверняка из-за ее страхов ей приснился такой кошмар.
   А что, если он окажется вещим? Неужели Гейджу не избежать столь ужасной смерти?
   Боль в ее груди стала нестерпимой.
   Словно услышав ее муки, Гейдж открыл глаза.
   – Бринн?
   Дрожащей рукой она дотронулась до его лица. Твердое, теплое, живое.
   – Что случилось? – спросил Гейдж.
   Она не хотела рассказывать, ведь ей просто приснился сон. И потом, он вообще не верит в них. Забудь об этом! Спрячь подальше.
   – Прости, что разбудила тебя. – Ее пальцы слегка дотронулись до его губ. – Сон, и больше ничего.
   – Скорее ночной кошмар, ты вся дрожишь.
   – Да. – Она прижалась плотнее к его теплому, крепкому телу. – Но уже все прошло.
   – Правда?
   – Почти. – Бринн зарылась лицом в его плечо. – Но он не вернется.
   – Потому что тебе так хочется! – усмехнулся он.
   Она же сильная, она сумеет защитить его. Не надо ей бояться. С судьбой можно бороться. Каждый раз, сражаясь с недугами, ей удавалось одерживать верх над драконами, и кому как не ей знать, что многие из больных без ее вмешательства отправились бы в мир иной? Даже если сны предсказывают будущее, кто осмелится обвинить ее в неумении отвести злой рок?
   – Верно. Потому что мне так хочется. А если она проиграет? Что, если сейчас они последний раз вместе?
   Оба молчали, только дрова потрескивали в печи.
   – Если ты хочешь, если надо… Я не отвергну тебя, – едва слышно сказала она.
   – Надо? – напрягся он. Она не ответила.
   – Неужели желание? – спросил он. – Интересно, почему после стольких дней отказа я удостоился столь дорогого подарка? А как быть с твоей виной? Или я уже не такой жуткий убийца? Неужели ангелы спустились с небес возвестить тебе о моей невиновности?
   – Нет! – резко возразила она. – Зачем тебе знать? Ты хочешь этого, так возьми.
   – Почему? – настойчиво продолжал допытываться он. – Как быть с твоей собственной виной? Получается, ты не считаешь себя больше Батшебе?
   – Считаю и не перестану винить себя. Вечно. – Бринн судорожно вздохнула. – Зачем ты споришь со мной? Ты сам говорил, что мне надо смириться с тем, что произошло. Я сделала так, как ты сказал, и давай на этом закончим.
   – Да, но почему ты смирилась? – Он взял ее за подбородок. – Почему именно сейчас?
   Слезы застилали ей глаза, и она едва могла различать его лицо.
   – Я поняла… что чувствую к тебе… привязанность.
   – Какую привязанность?
   Он не отстанет, осознала она, и бесполезно пытаться увести его от разговора.
   – Я поверила… что я… люблю тебя.
   Воздух с шумом вырвался из его груди.
   – Я давно понял это, и, слава Богу, к тебе тоже пришло прозрение! Ну и что же нам теперь делать?
   – Я уже сказала, что можешь делать ты.
   – С твоего разрешения излить мое семя в твое тело? Не слишком удачное решение.
   – Позапрошлой ночью ты так не думал.
   – То было раньше. Ты выйдешь за меня замуж?
   – Нет, я не могу.
   – Можешь и выйдешь! Ты же сказала, что принимаешь мой грех. Сделай следующий шаг.
   – Ты просишь о невозможном.
   – Не больше, чем даю взамен.
   – Тебе легче. У тебя нет… – Она замолчала, не решаясь продолжать.
   – Чести? Совести?
   Бринн несогласно покачала головой.
   – Честь у тебя есть, но мы слишком разные.
   – Так научи меня смотреть на мир твоими глазами! – Он невесело усмехнулся. – Конечно, мне трудно будет с тобой во многом согласиться. Но знаешь, Бринн, я все время стараюсь тебя понять, узнать получше.
   Он уже разобрался, кем была ее мать, поверил, что есть божественный дар, но никогда не сможет смотреть на мир ее глазами.
   – Я все сказала тебе и что смогла предложила. Берешь или нет?
   Он испытующе посмотрел на нее. – Нет!
   Она вздрогнула, как будто ее ударили. Он дал ей почувствовать боль, так бывает, когда получаешь отказ в ответ на страстное желание.
   – Удивлена? – Он перестал ее обнимать и повернулся спиной. – Спокойной ночи, Бринн!
   – Как быстро ты меняешь свои решения! – Она не верила своим ушам. – И сам не знаешь, чего хочешь. Он продолжал лежать спиной к ней.