– Искусна?
   – …в сделает все, чтобы утешить тебя в твоем горе. Она ведь очень привлекательна, не правда ли?
   – Нисколько. Я не помню, как она выглядит.
   Гейдж действительно не увидел ее, вернее, не обратил внимания на ее внешность. Для него она прежде всего оставалась знахаркой и, возможно, единственным спасителем Малика. И все-таки интерес к ней худосочного Иуды заставил и его напрячь память. С трудом возник облик высокой худой женщины в коричневой шали из грубой шерсти. Вспомнились золотисто-карие глаза, гордо, с достоинством и без испуга смотревшие на него. Гневная дрожь пробежала по его телу. Эта девка выставила его из палатки.
   – Она слишком дерзкая и непокорная, – высказал недовольство Гейдж.
   – Из-за своего низкого уэльского происхождения. Она вполне безобидна, – поторопился успокоить его Ричард. – А непокорность разжигает, особенно во время любовных забав… Такую нелегко приручить, но зато победа будет слаще.
   По лицу Ричарда расплылась похотливая улыбка, а голос опустился почти до неслышного шепота.
   – Она умеет трогать мужчин и любит, когда прикасаются к ней. Она поддается выделке подобно нежной оленьей коже и. я убедился сам, знает способы, как отвлечь мужчину от скуки в постели.
   – А что делала твоя жена, пока ты брал уроки у этой женщины?
   Ричард пожал плечами.
   – Я же не затаскивал Бринн в ту же самую кровать. Жена нужна, чтобы рожать детей, а такая женщина, как Бринн, чтобы покувыркаться в любовных играх. Завидую, тебе еще предстоит ее распробовать, а я остался ни с чем.
   Лорд вызывал у Гейджа отвращение. Не секрет, что женщины-рабыни нередко служили для любовных утех, но отношение Ричарда к свой жене показалось Гейджу омерзительным. У этого пленного нет ничего святого. Он способен на любую подлость. «Измена для него – смена хозяина», – такое чувство вызывал у него лорд. Он напоминал Гейджу Хасна, главного торговца на рынке рабов в Константинополе.
   – Мне не нужна рабыня в постели. Мне необходимо ее знахарское умение для спасения друга, – ответил Гейдж ледяным тоном, давая понять, что не желает говорить с Ричардом.
   – Да-да, конечно, – поспешно согласился лорд. – Я только подумал, что тебе будет интересно узнать о Бринн.
   «И заранее обезопасить собственную шкуру, если Малик умрет у нее на руках», – мысленно досказал за него Гейдж. Только сакс заблуждается: заменить потерянного друга не в состоянии ни одна женщина.
   – Считай, что ты уже вдоволь поговорил, и теперь тебе пора убираться отсюда.
   – Может, мне лучше остаться и… – Ричард умолк на полуслове, увидев выражение лица Гейджа. – Ну, если ты настаиваешь… – Он встал и улыбнулся. – И все-таки, милорд, я уверен, эта встреча у нас не последняя.
   Гейдж молча подсел к костру погреться. Ричард перестал для него существовать, уедет ли он или останется. Какая разница! Все его мысля заняли умирающий Малик и эта дьяволица, осмелившаяся прогнать его от постели друга.
 
   ***
 
   Едва озарился восток и бледно-розовые тени нежными перьями протянулись по небу, причудливо ложась на землю, как Гейдж стремительно ворвался в палатку.
   Женщина, сидя у постели Малика, холодно бросила ему навстречу:
   – Ты зачем здесь?
   Боже, как она недоверчива! Но что, черт побери, она делала с Маликом, проводя с ним целую ночь и лишь временами торопливо пробегая из палатки к костру за водой и обратно со своими снадобьями.
   – Проклятие! – выругался Гейдж. – Я же предупредил, что ты наедине с ним останешься только до первой зари. – Он склонился над кроватью. – Как он?
   – Жив. – Бринн пятерней пригладила свои вьющиеся каштановые волосы. – Думаю, ему стало лучше.
   – Что-то непохоже. – Гейдж напряженно всматривался в лицо Малика. – Он очнулся?
   – Нет.
   – Говорил? Хотя бы в беспамятстве?
   – Нет.
   – Тогда с чего ты взяла, что ему лучше?
   – Я просто… чувствую его.
   Гейдж смотрел на нее недоверчиво.
   – Мне трудно объяснить тебе, почему и как. – В ответ на его скептическое выражение лица Бринн пожала плечами. – Мне наплевать, веришь ты мне или нет, но он вне опасности. До конца дня он очнется, и я дам ему укрепляющий отвар…
   Она зевнула и устало повела плечами.
   – А теперь мне надо поспать. – Она легла на полу у кровати Малика. – Думаю, и тебе не мешало бы отдохнуть. Ты выглядишь более усталым, чем твой друг, а у меня нет сил лечить сразу двух больных.
   – Ты не можешь спать, – нахмурился Гейдж. – А если ему понадобится твоя помощь?
   – Я не спала две ночи. Если я буду ему нужна, то я рядом. – Бринн положила свою руку на грудь Малика повыше раны, устроилась поудобнее и закрыла глаза. – Он выздоровеет. Ему сейчас никто не нужен – ни ты, ни я. Ступай.
   – Ты забываешь, что я хозяин этой палатки!
   – Тогда ложись где-нибудь и успокойся…
   «Заснула чертова знахарка», – с раздражением подумал Гейдж. Первый порыв толкнул его к Бринн, но внезапно что-то заставило его замереть на месте. Неужели на щеках Малика появился слабый румянец? С трудом верилось в чудо, но, похоже, небо даровало ему жизнь.
   Господи! В глазах Гейджа сверкнули слезы. Впервые с того момента, как он увидел сраженного мечом Малика, появилась трепещущая надежда, такая невидимая и непрочная нить жизни. Гейдж продолжал всматриваться в родные черты друга, пытаясь отыскать еще хоть один добрый знак.
   Ничего.
   Тогда он расстелил одеяло на полу поперек палатки и сел. Может, знахарка и почувствовала уверенность, что смерть отошла от Малика, но Гейдж не сдвинется с места, пока тот не проснется.
 
   ***
 
   – Кто… – Шепот доносился с лежака.
   Бринн приоткрыла тяжелые веки.
   На нее не отрываясь смотрели огромные черные глаза.
   Быть может, такими они казались на изможденном страданием лице.
   Сна как не бывало. Сарацин вернулся в этот мир!
   – Кто… – снова прошелестел голос Малика.
   – Бринн, – в унисон ему ответила она. – Я – Бринн из Фалкаара.
   Он напряженно смотрел на нее.
   – Прости, – с трудом заговорил он снова, – но я не… помню… чтобы мы пришли сюда вместе с тобой.
   – Ш-ш. Тебе надо отдохнуть.
   – Он очнулся! – Гейдж Дюмонт стремительно навис над ней, как темная грозовая туча.
   – Гейдж? – вопросительно посмотрел на него Малик.
   – Да, вто я. – Гейдж опустился возле него на колени. – Как ты?
   – Все тело болит. – Малик попытался улыбнуться. – Слабый, как новорожденный младенец… Что же случилось со мной? – Малик снова перевел взгляд на Бринн. – Боюсь, я не сумел доставить удовольствие этой симпатичной милашке. Ты новенькая, или нет?
   – Она не шлюха, – облегченно рассмеялся Гейдж. Его друг остался прежним. – Вынужден огорчить тебя: из-за раны ты даже лишился мужской силы.
   – Рана, – попытался вспомнить Малик. Его лицо осветила догадка:
   – Сражение?
   – Битва, – кивнул Гейдж. – Страшная битва, где ты храбро сражался с саксами. – Его жесткое лицо осветила задорная мальчишеская улыбка. Он с любовью смотрел на Малика. Бринн невольно почувствовала горькую зависть, видя их глубокую и искреннюю привязанность друг к другу. У нее на всем белом свете не было ни одной родной души. Она почувствовала себя такой одинокой и никому не нужной. Ничего страшного, у нее есть Гвинтал, в его лесах она обретет покои, но когда она сможет туда вернуться?
   – Хватит разговаривать. Ты утомляешь его, – поднялась с пола Бринн. – Я иду готовить бульон.
   Быстро выскользнув из палатки, она добежала до лагерного костра и повесила на место котелка с горячей водой, висевшего всю ночь над огнем, другой. «Не отвлекайся. Постарайся не думать о смерти и страданиях тех, кто распростерт за тем холмом», – внушала себе Бринн. Рядом с Маликом ей удавалось победить тошноту и ужас смерти, но здесь ветер наносил трупный запах, слышались стоны раненых. Она закусила до крови губу: не расплакаться бы снова. Может, она сумеет уговорить норманна перевезти Малика подальше от этого гиблого места, но это позже, когда ему станет лучше. А пока надо терпеть.
   Вспомнилась Эдвина, как-то она там обходится без нее? Ричард понимает, что, пока его жена жива, Бринн его рабыня. Она придавила кончиками пальцев пульсирующие виски. Подумать только, еще вчера она жила в Редферне и лечила Эдвину, но грянул бой, и жизнь ее сорвалась с места, и теперь каждый день или даже час мог стать последним. Ее бросили сюда, в его проклятое место, где норманн считает ее своей рабыней. Что же будет с ней дальше?
   Но она не из тех, кто хнычет и кого можно заставить молча терпеть унижение. Но вдруг судьба улыбнется ей, а норманн поможет вернуться в благословенный Гвинтал? Ей совсем не нужен Редферн. Но ведь там Эдвина, к которой она глубоко привязалась, и ее долг – помочь бедняжке.
   Бринн постаралась отогнать бредовые мысли о Гвинтале. Это было бы слишком хорошо, чтобы сбыться. Надо жить одним днем, делать то, что можешь, а там будь что будет. Может, все само образуется.
   Малик с нескрываемым удивлением посмотрел вслед выскользнувшей из палатки Бринн.
   – Я прежде не слышал, чтобы женщина распоряжалась тобой. Кто она?
   Гейдж криво усмехнулся.
   – Моя рабыня.
   – Не может быть, – удивленно моргнул Малик. – Ей кто-нибудь говорил об этом? Сдается мне, она тебя считает своим рабом.
   – Очень скоро я положу этому конец. – Гейдж заботливо укрыл Малика покрывалом. «Господи, да святится имя твое, он будет жить! Все идет слишком хорошо, чтобы быть правдой». – Тебе не надо разговаривать. Ты еще очень слаб.
   – Она тоже так считает. – Малик по-прежнему неотрывно следил за входом в палатку. – Мне гораздо лучше, с каждой минутой я все больше хочу знать о ней все. Расскажи мне.
   – Да благословят тебя святые небеса, – вздохнул Гейдж. – Она была рабыней лорда Ричарда Редфернского. Мы взяли его в плен во время битвы, и он отдал нам эту женщину в обмен на свою свободу, уверяя, что она знахарка и очень хороший лекарь. И это оказалось правдой. Я бы ни за что не поручился, что ты переживешь ночь.
   – Она спасла меня?
   – Похоже на то.
   – Да-да, у моих ног сидел ангел, – горячо подтвердил Малик. – Я узнал его, когда увидел ее лицо. Оно все сияет.
   – Сияет?
   – Разве ты не видишь?
   – Она не улыбается. Она не умеет этого делать.
   – Не правда, – нахмурился Малик, – она улыбалась мне так тепло, будто солнечный луч коснулся моего тела и согрел его.
   – Ты бредишь.
   – Нет-нет. – Малик говорил убежденно. – Я узнаю, когда увижу ее.
   – Узнаешь что?
   – Ангел ли спас меня.
   – У тебя начинается жар!
   – Ты ничего не понимаешь.
   Малик всегда смотрел на все иначе и видел все вокруг по-другому. Гейдж почувствовал неладное.
   – Она не ангел, – четко выговаривая каждое слово, дабы вбить сказанное в голову друга, произнес он. – В свободное от забот о жене лорда Ричарда время она делит постель со своим хозяином. Он уверяет, что она очень хорошо с этим справляется и во многом преуспела.
   – Бедная девочка.
   – У этой несчастной язык оставляет шрамы в душе.
   – А чем еще защищаться несчастной рабыне? Ее слово, тело… – Малик вопросительно взглянул на Гейджа. – Обычно ты не так жесток в обращении с теми, кому меньше повезло в жизни. Так почему с этой женщиной…
   – Я же запретила тебе разговаривать с ним, – стремительно вошла в палатку Бринн с деревянной миской в руках. – Он слишком слаб, и болтовня только повредит ему. Ты хочешь, чтобы все мои старания пошли прахом? Я больше не позволю тебе оставаться с ним наедине.
   – Он сказал, что ему стало полегче.
   «Боже праведный, неужели он опять оправдывается перед этой рабыней?», – подумал Гейдж о себе с отвращением.
   – Разумеется, лучше, но он еще слишком слаб, а мы должны поддерживать его силы. – Бринн присела у кровати Малика, и ее голос стал глубоким, зазвучал нежно и ласково:
   – А теперь я напою тебя крепким бульоном, постарайся хорошо поесть. Я знаю, тебе не хочется, но каждая капля подкрепит тебя. Ладно?
   Малик согласно кивнул, не сводя глаз с ее лица.
   Бринн принялась аккуратно кормить его с ложки.
   Потоптавшись у кровати друга, Гейдж почувствовал себя никому не нужным. Женщина не желала его видеть, а Малик был полностью поглощен бульоном и своим ангелом.
   Гейдж вернулся к своей подстилке, разостланной посреди палатки. Сев на нее, он решил понаблюдать за кормившей Малика женщиной. Как мог его друг разглядеть в ней ангела? Сияние? Ну уж нет, только в полком бреду он мог увидеть такое в этой Бринн из Фалкаара.
   В ней, несомненно, светился живой ум, но скорее всего язвительный. Лицо ее было неприветливым и властным. В его выражении не проскальзывало ни доброты, ни мягкости. Она казалась погруженной в свои мысли, хмурилась, но неукротимое влечение к ней владело им с тех пор, как она впервые вошла в палатку. Впрочем, повнимательнее присмотревшись к ней, Гейдж заметил сходство с тем соблазнительным образом, который пытался нарисовать ему лорд Ричард. Светло-каштановые вьющиеся волосы, тщательно зачесанные назад, густыми волнами ниспадали почти до пояса; выцветшее коричневое платье облегало налитую грудь и покатые плечи, обрисовывая стройное гибкое тело. Большой яркий рот, горделиво изогнутая линия алых губ. Тонкие черные брови выгибались изящной дугой. Лучистые золотисто-карие глаза выделялись на ее лице. Матово-смуглое, оно поблескивало в полумраке палатки. Наверное, из-за этого Малику и почудилось небесное сияние.
   Гейдж не сводил с нее глаз, и Бринн это почувствовала. Отвернувшись от Малика, она посмотрела ему прямо в глаза. Их взгляды скрестились всего на миг, но в ее взоре отражался вызов ему и… страх?
   Пожалуй, Малик прав, в ее нелегком положении ей трудно защитить себя.
   Гейдж поймал себя на мысли, что был бы рад, если бы она боялась его. Глупости. Малик прав: нельзя бороться против беззащитных женщин. Даже если она и раздражает его, он не должен пользоваться своим положением и подавлять ее, надо преодолеть это чувство.
   И все же он ничего не мог с собой поделать. Проклятие!
   С самого первого раза, когда она взглянула на него, он почувствовал неприязнь к ней и… влечение.
   – Вот и хорошо. – Бринн поставила миску и нежно обтерла губы Малика салфеткой. – Теперь можешь еще поспать.
   – Я не хочу… – поспешил возразить Малик, но тут же устало зевнул. – Впрочем… я немного устал.
   – Ну конечно. – Она нежно прикоснулась к его вискам. – Твоему телу предстоит еще долго бороться за здоровье и надо дать ему отдохнуть.
   – А ты будешь здесь, когда я проснусь?
   – Я никуда не уйду от тебя. – Бринн положила руку на его рану. – Как видишь, мы будем спать вместе.
   – Только спать? Какое бесполезное… – он дотронулся указательным пальцем до ее щеки, – сияние… – Закрыл глаза и тут же глубоко заснул.
   Но она не могла спать. Бринн кожей чувствовала, что Гейдж с трудом удерживается от желания кинуться к ней.
   – Что ты уставился на меня? – свистящим шепотом спросила она.
   – Потому что мне так хочется. Ты мне кажешься… необычной.
   Она глубоко вздохнула, и он снова удивился необычайной выдержке этой женщины.
   – Во мне нет ничего необычного, и мне не нравится, когда меня разглядывают. Твой друг вне опасности. Разве тебе нечем больше заняться?
   – Нет ничего важнее Малика. – Гейдж растянулся на своей подстилке, не спуская с нее глаз. – И потом я тоже устал. Ты с Маликом, может, и поспала днем, а я нет.
   – Сам виноват. Я же говорила тебе, что ему будет лучше.
   – Я не поверил тебе.
   – А ты вообще-то кому-нибудь веришь?
   Он улыбнулся.
   – Конечно. Малику.
   – Тогда радуйся, что он жив. – Бринн опечалилась. – Страшно никому не доверять.
   – А кому веришь ты?
   Бринн долго молчала.
   – Я верю Селбару, – с некоторой заминкой ответила она.
   – Кто такой этот Селбар?
   – Неважно. – Она словно пожалела о своей откровенности, быстро заговорив о себе:
   – Глупо с твоей стороны не доверять мне, когда ты и себя-то не можешь вылечить.
   – У меня хватает ума не поддаваться панике, когда пустозвоны уверяют меня, что надежды нет.
   – Ты прав. Надежда до последнего должна оставаться с нами. – Бринн закрыла глаза. – Похоже, ты не такой темный, каким показался мне сначала.
   – Благодарю вас, – иронично ответил Гейдж.
   Негодование вновь затопило его. Правда, Малик выздоравливал, и это делало Гейджа счастливым. Однако эта женщина выводила его из себя. Даже то, что она лежала в постели рядом с Маликом, еле удерживало его от желания встать и…
   …И что?
   Он еще не понимал, что впервые в душе его зарождалось дикое и страстное чувство, оно ломало и мучило его, и он ничего не мог поделать. Обычно он властвовал над собой и обстоятельствами, но теперь он оказался бессилен что-либо изменить, оставалось только взять себя в руки.
   Ничего, скоро все образуется. Малик поправится, и тогда Гейдж снова станет хозяином положения. Он закрыл глаза и приказал себе заснуть.
   «Селбар. Кто такой этот, черт побери, Селбар?» – билось в мозгу.

3

16 октября 1066
Редферн, Англия
 
   – Простите, что нарушаю ваш покой, милорд, – робко произнес Делмас, останавливаясь в дверях и не решаясь войти в зал. – Но я хотел бы поговорить с вами о моей жене.
   Ричард недовольно оторвался от кубка с элем. Господи, разве мало он натерпелся в последнее время, чтобы выслушивать еще и этого скулящего паршивого зайца! Битых два дня не отстает от него, сразу с тех пор, как он вернулся в Редферн.
   – Пошел вон, иначе я поджарю тебя на вертеле, как поросенка.
   Делмас вздрогнул, но ни на шаг не отступил.
   – Вы должны вернуть ее мне.
   – Должен? – Ричард хлебнул большой глоток эля. – Я… должен? – с угрозой повторил он, поднимаясь с кресла.
   – Нехорошо разлучать мужа и жену, милорд.
   – Правда? – Ричард неуверенной походкой пересек зал. Жаль, что он так накачался элем и теперь не сможет проучить эту нахальную свинью. – Ты смеешь учить меня, что хорошо, а что плохо?!
   – Я только… – Делмас облизал пересохшие губы. – Что вы, милорд! Вы, как всегда, правы, самое лучшее для вашей свободы – подарить Бринн норманну, просто мне кажется… Она должна вернуться ко мне, – решительно проговорил он.
   – Молодая жена – слишком жаркий огонь для такого старика, как ты, – колко заметил Ричард. – Такой лакомый кусочек лучше приберечь для норманна.
   – А как же ваша госпожа? – нерешительно прибегнул к последнему доводу Делмас, – Эдвина не сможет обходиться без Бринн.
   Резким ударом Ричард свалил его на пол.
   – Моя жена – моя забота, паршивый заяц.
   Святые угодники, как ему опротивели осуждающие взгляды ничтожной челяди! Даже Алиса посмела противиться ему, когда он решил затащить ее к себе в постель, оторвав от забот об Эдвине. Ничего, он проучил дрянную девчонку, а теперь заставит уважать себя и эту трясущуюся крысу.
   – Твоя, значит! – Он ударил Делмаса плашмя по шее. – Заткнись, иначе…
   – Простите меня, милорд. – Делмас поспешно отполз на безопасное расстояние. – Я только подумал, что здесь для вас будет больше пользы от Бринн. Может, вы захотите от нее еще чего-нибудь…
   Он поднялся на ноги и полными отчаяния и ужаса глазами смотрел, как Ричард в ярости снова направляется к нему. Делмас глубоко вздохнул и решился:
   – Я просто хотел сберечь для вас клад. Норманны и так уж почти до нитки обобрали нас.
   – Клад? – замер на полпути Ричард. – Ты его о чем?
   – Моя жена знает, где спрятаны сокровища.
   – Гнусное вранье!
   – Нет-нет, чистая правда, – на всякий случай он отступил на шаг. – Мне не удалось выпытать у нее, где лежит его богатство, но вы сумеете разговорить ее. Подумайте, милорд, Вильгельму достанется всего лишь Редферн. Если вы возьмете клад, то, спрятав его от Вильгельма, вы потом сможете обменять его на свое прежнее состояние.
   Даже если этот раб врет, то все равно вопросы не помешают.
   – Где клад?
   – В Гвинтале.
   Название ничего не говорило Ричарду.
   – В Уэльсе?
   Делмас в нерешительности помялся.
   – Не уверен, что именно там.
   – Так ты ничего не знаешь? Только болтаешь!
   – Я встретил Бринн в лесу, далеко от маленькой деревушки под названием Кайт в Уэльсе. Мне не удалось заставить ее рассказать о Гвинтале.
   – Тогда откуда тебе известно о кладе?
   – Все в деревне знают о Гвинтале и зарытых там сокровищах. Ее отец проболтался об этом в сильном подпитии. Он вечно бубнил о каком-то небольшом острове.
   – Остров! – недоверчиво поморщился Ричард. – Разве может простая женщина отыскать маленький остров в огромном море? Или ты предлагаешь мне наугад бороздить моря?
   – Я уже сказал вам, милорд, что встретил Бринн в лесу, далеко от Кайта. Она шла по дороге к деревне Селкирка, которая стоит у моря. Значит, она-то уж наверняка знает, где лежит остров.
   – Может быть.
   Заметив интерес в глазах Ричарда, Делмас осмелился приблизиться к нему еще на шаг.
   – Вот видите, – подобострастно прошепелявил он, – нам непременно нужно вернуть Бринн.
   Нам. Неужели этот слизняк и в самом деле думает, что он поделится с ним, попади к нему клад? Впрочем, разумнее не подавать виду, что ему очень захотелось поверить Делмасу, ведь тот знал не только ту уэльскую деревню, но и по-прежнему оставался мужем Бринн, а значит, мог применить к ней свою власть. Ричард подошел к своему креслу. Поступь его стала тверже, должно быть, сногсшибательная новость о кладе отрезвила его. Боже, проясни его ум, чтобы отличить правду от выдумки!
   Клад. Не слишком ли простой выход из его плачевного положения? Впрочем, тут же мысленно возразил он себе, разве не заслужил он хоть толику везения после столь ужасных ударов судьбы? Никчемная женщина, доставшаяся ему в жены, король, неспособный защитить земли своих рыцарей от проклятых норманнов. Может, теперь для Ричарда наступила пора успешных действий.
   Не без садистского удовольствия разглядывал он кислую мину Делмаса. Мерзкая скотина. Как же низко ему, лорду, пришлось опуститься, что он готов иметь дело с этим мерзавцем! Ричард откинулся на спинку кресла и изобразил на лице подобие улыбки.
   – Если ты не врешь, то я попытаюсь забрать у норманна твою жену обратно.
   – Истинная правда, клянусь вам!
   – Твои клятвы гроша ломаного не стоят. Ты обманом хочешь вернуть ее назад.
   Переминаясь, Делмас достал что-то из-за пояса.
   – Вот доказательство. Когда я встретил ее, рубин на цепочке висел на ее шее, и она схватилась со мной, как молодая волчица, не желая его отдавать.
   Небольшой великолепный рубин на ладони Делмаса кроваво поблескивал при свете свечей.
   – Мелковат немного, – осторожно отозвался Ричард, боясь показать свой внезапно вспыхнувший интерес, – но прозрачный и прекрасного чистого цвета. Откуда такое сокровище у простой деревенской девчонки?
   Ричард взял камень и поднес его поближе к свету. Рубин оказался превосходным. Древние ценили его выше алмаза за мистическое свойство – рождать влечение к великому. Однако только благородного человека он ведет к победам и подвигам. Значит, и Ричарда могут ожидать подвиги во имя собственной славы.
   – Действительно, откуда? – вслух повторил он и вытянулся в кресле. – Но я хотел бы узнать побольше обо всем, прежде чем решить, что привело тебя к откровенности – желание позабавиться с Бринн в постели или отыскать клад. Расскажи-ка мне поподробнее о Гвинтале и о своей встрече с Бринн из Фалкаара.
 
   ***
 
   – А где же этот Гвинтал? – спросил Малик.
   Бринн замерла над его раной, перестав ее перевязывать.
   – О чем ты? – Голос ее звучал спокойно.
   – Гвинтал. Ты ведь родилась там?
   – Да. – Она зачерпнула из горшка немного целебного бальзама. – Но я не помню, чтобы говорила тебе о нем.
   – Она ничего не рассказывала тебе, – вступил в разговор Гейдж Дюмонт, сидя на своей подстилке. – Иначе бы я помнил.
   – Может, тебя в это время не было. – Малик нахмурился, пытаясь вспомнить.
   – Я почти не отходил от тебя после первой ночи, – отозвался Гейдж, непонятно почему ревнуя Малика к Бринн, вернее, к тому, что друг о ней знает больше.
   «Истинная правда», – подумала Бринн. Постоянное волевое присутствие Гейджа довлело над ней с тех пор, как Малик пришел в себя. Он прослеживал каждый ее шаг, контролируя каждый ее жест, подбадривая друга. Временами ей казалось, что именно его жесткая воля помогла Малику выбраться из тьмы небытия.
   Малик по-прежнему не мог ничего понять.
   – В лесах прохладно и тихо… Ночные цветы или диковинные птицы, – бормотал он.
   Это были ее собственные слова, сказанные той первой ночью, когда она пыталась достучаться до его сознания.
   – Разве я выдумываю, Бринн? – спросил Малик.
   – Конечно, нет, – улыбнулась она. – Я рассказывала тебе о Гвинтале и не думала, что ты запомнишь мои снова.
   – А я и не запоминал, – зевнул Малик. – Твои слова сами пришли ко мне.
   – Но ты же уверяла, что Малик не просыпался той ночью, – осторожно начал Гейдж Дюмонт. – Или ты солгала мне?
   – Я сказала правду. – Бринн смазала бальзамом холст и снова принялась бинтовать рану. – Просто я пытаюсь объяснять тем, кто уходит в иной мир, что мы очень хотим, чтобы они вернулись обратно. Тогда мне приходится проникать глубоко в душу, как его удалось е Маликом.
   – Не слишком ли смело сказано? – недоверчиво заметил норманн. – Не высоко ли ты занеслась?