– Ты нарушил… свое обещание. – Голос Малика прошелестел, подобно слабому ветерку, в полумраке походной палатки. – Ты обещал… варвары не убьют меня.
   – Тихо, не разговаривай. – Гейдж нежно отвел волосы со лба Малика. – Береги силы.
   – На смертном одре… должен высказаться до конца. – Малик не в состоянии был открыть глаза. – Но я не могу думать о… я… не готов.
   – Ты не умрешь. Я послал за лекарем.
   Малик с большим трудом открыл уже подернутые пленкой небытия глаза.
   – Слишком… поздно. Чувствую смерть. Жаль…
   Гейдж взял его ладони в свои и крепко сжал.
   – Успокойся. Ты не умрешь. Разве я когда-нибудь нарушал свое слово?
   Малик поймал взгляд Гейджа и с трудом раздвинул спекшиеся губы в тщетной попытке улыбнуться.
   – Нет, мой друг, никогда…
   – Тогда помоги мне. Малик закрыл глаза.
   – Я постараюсь. Самое интересное… узнать… сдержишь ли ты слово на этот раз. – Он закашлялся, и в горле у него что-то забулькало. – Мы победили?
   – Да. Король Гарольд мертв, одни его бароны убиты, другие взяты в плен. Мы держим Англию в кулаке. – И Гейдж выразительно сжал пальцы.
   – Я знал… Они никогда, – Малик говорил медленно, с трудом, – не смогли бы дать отпор моему славному мечу.
   – И ты был прав. В бою тебе нет равных. Ты непобедим.
   – А Вильгельм… посвятил тебя в рыцари?
   – Да. Помолчи же, отдохни!
   – Отдых… Вечный покой…
   Малик затих. Дрожь пробежала по его телу.
   Гейджа охватило отчаяние. Неужели друг покидает его? Он склонился над раненым и с облегчением увидел слабо пульсирующую жилку на шее Малика. Пока жив.
 
   ***
 
   – Поднимайся!
   Вслед за окриком с Бринн сдернули одеяло и рывком подняли с постели.
   – В чем дело? – истошно завопил Делмас. – Лорд Ричард, почему вы…
   – Заткнись! – рявкнул Ричард. – Мне нужна твоя жена.
   Бринн охватил ужас при взгляде на лорда. Ричард тяжело дышал, страх и злоба исказили его красивое лицо, карие глаза дико блестели в отблеске свечей: стоявший позади него солдат держал в руке массивный канделябр.
   – Нет!
   – Ты еще мне смеешь перечить, грязная девка! – Ричард грубо потянул ее за руку. – Будешь делать все, что я велю тебе!
   Бринн потрясла головой, пытаясь прогнать сон. Ее несколько успокоила одежда Ричарда. Он был в боевых доспехах и явно прискакал прямо из лагеря Гарольда. Не похоже, что его обуяла жажда плоти, как ей показалось в первый момент.
   – Леди Эдвине хуже? – Тревога охватила Бринн.
   – Я не видел ее. – Ричард схватил шаль и набросил ей на плечи. – Теперь это не имеет значения: Эдвина мне больше не нужна.
   – Почему вы злитесь? – не унимался Делмас. – Чем мы разгневали вас?
   Ричард отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
   – Поторопись, женщина, черт тебя побери! Нам надо добраться до лагеря, пока этот мерзавец жив.
   – До лагеря? – Бринн быстро надела башмаки и подвязала волосы кожаной лентой. – Вы говорите о лагере короля Гарольда?
   – Гарольд мертв. Все убиты. Нас разбили. – Ричард грубо толкнул ее к двери. – Но я не стану рабом этих норманнов. Ты сделаешь все, чтобы вылечить сарацина, или я перережу твое хрупкое горлышко.
   – Сарацина? – Бринн ничего не понимала. Норманны победили англичан, а Ричард бредит о язычнике. – Я не могу уехать из Редферна, – пыталась объяснить Бринн. – Вашей жене стало хуже после вашего ухода с Гарольдом. У нее каждую ночь жар, и я должна…
   – Дура! Все изменилось. Забудь о ней! Все кончено! Я потерял…
   На полуслове он начал выталкивать ее за дверь.
   – Постойте, мои травы.
   Бринн на ходу схватила большой кожаный мешок. Ричард мигом выпихнул ее из комнаты и потащил через весь зал на задний двор.
   Солдат, поставив канделябр на стол возле кровати, где ошарашенный Делмас пытался еще что-то возразить, поспешил за пленным лордом.
   Бринн различила в темноте солдат с горящими факелами, чье трепещущее пламя бросало причудливые тени на испуганную челядь, прижавшуюся к стенам домов. Кони нетерпеливо били копытами о мерзлую землю, и на холодном ветру пар валил у них из ноздрей.
   Один из всадников выехал вперед – в свете факелов его доспехи зловеще поблескивали.
   – Это та женщина?
   – Ее зовут Бринн, – уточнил Ричард. – Можем ехать, капитан Лефонт.
   Делмас выбежал из дома, в отблесках огня его лицо казалось зеленовато-серым.
   – Лорд Ричард, а как же я? Вы не можете забрать ее. Она моя… – Делмас пытался ухватить ее за руку.
   – Ты, мерзкая свинья! – Ричард толкнул его в грязь. – Я делаю все что мне угодно. – Он сел на лошадь и рывком вздернул Бринн на седло впереди себя. – Я забираю свое добро. Теперь она послужит мне.
   Он пустил лошадь галопом вслед за капитаном норманнов и его войском.
   – Мне не следует оставлять вашу жену, – с отчаянием в голосе произнесла Бринн, оглянувшись на поместье, вскоре скрывшееся из виду. – Она может умереть без меня.
   – Ну и пусть. Меня это не волнует. Забудь о ней. С сегодняшнего дня ты принадлежишь норманну.
   – Какому норманну?
   – Лорду Гейджу Дюмонту. Его офицер, сарацин, ранен. Дюмонт переживает за него, и я поклялся, что ты его вылечишь. Ты – мой подарок ему. – Ричард горько усмехнулся. – Впрочем, вряд ли этот заморский дикарь способен на благодарность.
   – Вы не можете отдать меня ему. Я не ваша рабыня.
   – Твой муж, бестолковый Делмас, – мой раб. Значит, кто ты?
   – Я не…
   Бринн вскрикнула от боли, когда железные рукавицы цепко обхватили ее, и от таких объятий у нее заныло все тело.
   – Слушай меня, Бринн из Фалкаара, и запоминай. Я не буду повторять дважды. Ты вылечишь этого сарацина и будешь делать все, что потребует от тебя норманн. – Ри-чаРД перешел на шепот, уткнувшись губами ей в ухо:
   – А если я попаду к нему в милость, то, может, уговорю его вернуть тебя моей хныкающей жене. Я знаю, ты привязана к ней и не захочешь ее смерти по чьему-либо недосмотру.
   Гневная дрожь охватила Бринн. Ему наплевать на Эдвину, она стала лишь орудием в его руках для достижения богатства. Да и саму Бринн стремились использовать – Делмас, лорд Ричард, а теперь и этот… норманн.
   – Поместье скоро опустеет, – продолжал Ричард. – Все узнают о нашем поражении и о захвате норманнами замков. Слуги разбегутся как овцы, и кому тогда будет нужна Эдвина?
   – Лорд Келлз не позволит ей умереть.
   – Отец Эдвины в плену и тоже станет рабом норманна. Последняя надежда Бринн рухнула.
   – Так что Эдвина на твоей совести. Только ты можешь помочь ей. – Ричард беззастенчиво отрекался от жены.
   Бринн сгорала от жгучего желания повернуться и дать ему пощечину. Никогда еще в жизни не чувствовала она себя такой беспомощной и полной ненависти.
   – Послужи смиренно норманну, и я постараюсь вернуть тебя в Редферн. Проявишь свой непокорный дьявольский нрав, и Эдвина отойдет в мир иной. – Ричард слегка разжал железные объятия. – Так мы понимаем друг друга?
   – Я буду служить норманну… – согласно кивнула Бринн, – пока.
   – Пока, – эхом отозвался он. – Ты ведь всегда настоишь на своем, никогда не уступишь, правда? – Ричард злобно рассмеялся. – Проклятая тварь. Сколько раз я в бешенстве оставлял поместье из-за тебя! Ты вынуждала меня бежать. Смотрела сквозь меня своими огромными глазищами, как в пустоту. Как мне хотелось изнасиловать, раздавить, втоптать тебя в грязь! Ты, верно, догадывалась?
   – Да.
   – И не вздумай проверять свои наглые штучки на норманне. Лорд Келлз теперь ничто и больше не сможет покрывать тебя. – Ричард смаковал каждое слово. – Если ты не спасешь сарацина, то Гейдж вначале попользуется тобой на славу, а потом бросит тебя на утеху своим солдатам. Он жестокий человек и варвар, хуже даже, чем этот самозванец Вильгельм, которому он служит.
   Бринн едва удалось совладеть с собой от ужаса, но она постаралась не показать Ричарду, как испугало ее услышанное. Он так жаждал ощутить ее страх, но она не доставит ему такого удовольствия.
   – Думаю, разница небольшая между нормандскими варварами и саксонскими дикарями. Вы все на одно лицо.
   Он глухо выругался.
 
   ***
 
   – Ты, тварь, скоро сполна почувствуешь разницу на своей шкуре!
   До Гастингса было еще далеко, когда дыхание ночи донесло до Бринн сладковатое зловоние смердящих трупов и крови. Удушающий запах смерти бросал в холодный пот, комком стоял в горле и не давал ей вздохнуть. Такие муки были выше сил Бринн, и она судорожно забилась в истерике.
   – Нет, нет!
   – Что с тобой, черт побери?! – рыкнул Ричард, с трудом удерживая ее в седле.
   – Смерть…
   – Сарацин не должен умереть! – рявкнул Ричард.
   – Нет, вы не понимаете. Когда так много мертвых… – Бринн судорожно хватала ртом воздух. – Я ничего не смогу сделать.
   – Ты спасешь сарацина, слышишь?
   Почему он упрямо твердит об одном человеке, когда вокруг тысячи погибших и умирающих от ран. Тело Бринн сотрясали рыдания.
   – В чем дело? – К ним галопом подскакал капитан Лефонт. – Я не позволю причинить ей вред. Послушай, сакс, мне тоже, как и лорду Гейджу, не понравится, если она не справится со своим делом.
   – Все в порядке, – торопливо заверил Ричард. – Пустые женские капризы. – Он зашептал ей на ухо:
   – Прекрати стонать. Норманн должен поверить, что я привез для него самый дорогой подарок в мире. Будешь…
   – Вот его палатка.
   Капитан Лефонт спрыгнул с лошади и поспешил к входу.
   – Милорд, – заглянул он в палатку, – это я, капитан Лефонт. Малик еще жив? Мы торопились…
   – Он жив. Едва. Вы привезли ее?
   Лефонт обернулся и щелкнул пальцами.
   – Давай сюда женщину, сакс.
   Ричард спешился и снял с лошади Бринн.
   – Прекрати скулить или, клянусь небом, ты у меня взвоешь по-настоящему, – едва слышно предупредил он.
   Все вокруг нагоняло боль и тоску, округа дышала смертью, и даже в море слез не потопить горечь утрат. Она должна овладеть своими чувствами. Эдвина. Надо думать о ней. Бесполезно: Эдвина слишком далеко. Сарацин. Если она отдаст все силы ему, то ей, возможно, удастся держаться от остальных на расстоянии.
   – Где она? – снова послышался грубый нетерпеливый голос норманна.
   Ричард схватил ее мешок с травами, взял Бринн за локоть и толкнул к палатке.
   – Бринн из Фалкаара, как и обещал. Мой подарок, чтобы угодить вам… по вашему вкусу.
   – Я сам решаю, что мне нравится.
   Гейдж Дюмонт поднялся с колен и повернулся к Бринн. Она внутренне ахнула, и дрожь пробежала по ее телу. Над ней возвышался двухметровый исполин, словно оживший греческий бог. Он был так грозен и так мужествен, что Бринн не смела дышать. Широкие плечи, могучий торс. Казалось, природа, расщедрившись, изваяла это прекрасное тело, вложив в него все искусство прошлых веков и будущих. Рядом с норманном довольно рослый Ричард показался ей вдруг маленьким и неказистым. Иссиня-черные волосы струились по плечам Дюмонта, закрывая его скулы и высвечивая ярко-голубые глаза, излучавшие силу и власть.
   – Твой бывший хозяин уверял меня, что ты знахарка. – Он показал на лежавшего на деревянном лежаке человека, – Вылечи его.
   – Попробую. – Она взяла у Ричарда мешок с травами и подошла к раненому. – Что с ним?
   – Ранен мечом в грудь. – Гейдж пристально посмотрел ей в глаза. – И не попробуешь, а вылечишь. Он не должен умереть, иначе ты пойдешь следом за ним в могилу.
   Гейдж Дюмонт и в самом деле оказался не таким, как все. Его убежденность завораживала и пугала. Но Бринн, сталкиваясь лицом к лицу с необычными людьми, научилась бороться со страхом и стойко переносить угрозы. Она посмотрела Гейджу в глаза.
   – Ты собираешься мешать мне, запугивая своими глупыми угрозами, или дашь заняться твоим человеком? Легкое удивление пробежало по его лицу.
   – Почему глупыми? Ты еще узнаешь, что я не бросаю слов на ветер.
   – Простите ее дерзость, – вступил в разговор лорд Ричард, – моя жена обращается с ней как с любимой собачкой, вот она и забыла свое место.
   Гейдж вновь опустился на колени у лежака раненого.
   – Я сумею ее приручить. Можешь идти.
   Щеки Ричарда вспыхнули малиновым румянцем от его ледяного тона, но он сдержал свой гнев.
   – Как вы изволили заметить, она еще не привыкла к покорности. Вам может понадобиться моя помощь.
   – Мне за свою жизнь еще ни разу не требовались помощники, чтобы справиться с какой-то девкой. Ты отдал ее мне. Или, может, решил забрать свои подарок обратно?
   – Нет-нет, но я…
   – Иди. Не мозоль мне глаза.
   – Я свободен?
   Гейдж Дюмонт кивнул в ответ, не отрывая глаз от бледного лица Малика.
   – Я прикажу Лефонту доставить тебя невредимым до Редферна. Но не слишком рассиживайся там. Вильгельму понадобится твое поместье и другие владения при раздаче своих долгов.
   Лицо Ричарда потемнело от злости, но он все-таки сумел выдавить из себя подобие улыбки.
   – Не волнуйся, эта женщина подчинится тебе. Я позаботился, чтобы она поторопилась вылечить сарацина.
   Он поднял полог палатки и вышел; на Бринн пахнуло холодом.
   – Слышала? – обратился к ней Гейдж. – Так спасай его.
   Бринн подошла к сарацину и опустилась перед ним на колени. Дрожащий свет лампы выхватил из темноты удивительно красивое лицо, и даже черная борода не могла скрыть его совершенство. Сарацин поразил ее своей молодостью: ему едва минуло двадцать лет. Бринн почувствовала сильную жалость к этому человеку. Смертельно раненный, в беспамятстве он лежал неподвижно, однако его крепкое тело все еще сохраняло юношескую гибкость.
   – Как его зовут?
   – Тебе ни к чему имя, чтобы лечить.
   – Не указывай мне, что надо делать. Если хочешь, чтобы он выжил, будешь отвечать на все вопросы и дашь мне все, что понадобится, – холодно предупредила она. – Так как его зовут?
   После минутного колебания Гейдж ответил:
   – Малик Калар.
   – Он говорит по-английски?
   – По-английски, и по-французски, и по-норвежски, и еще на четырех языках, о которых твои саксы и не слышали. Считаешь, если он не христианин, то невежественный дикарь?
   – Да говори он хоть на языке всех ангелов мира, мне до этого нет дела. – Бринн осторожно сняла покрывало. – Просто необходимо, чтобы он понимал меня. – Она сняла повязку. – И потом, я не саксонка. Я из Уэльса.
   – Какая разница!
   – Большая. Я никогда не буду… – Бринн отпрянула, увидев кровавую открытую рану. – Господь милостивый, ты хочешь, чтобы я вылечила это? Его проткнули, как жаркое на вертеле.
   – Все случилось четыре часа назад, а он до сих пор не умер. У Малика очень крепкое здоровье. Помоги ему, и он останется жив.
   – Порой умереть не так-то просто и быстро.
   Гейдж перегнулся через тело Малика и цепко схватил ее за плечи.
   – Не желаю слышать никаких отговорок. Вылечи его, ты должна это сделать! – приказал он, впиваясь глазами в ее лицо.
   Его пальцы так вцепились ей в кожу, что Бринн вскрикнула от боли.
   – Если ты переломаешь мне кости, то я ничем не смогу ему помочь, – рассердилась она. – Не нравится слушать правду – прочь из палатки. Он умирает. Я сделаю все, что в моих силах, но не по твоему приказанию.
   Гейдж криво усмехнулся.
   – А по повелению трусливого красавчика лорда Ричарда? Теперь ты будешь подчиняться только мне. Он тебе больше не хозяин.
   – Он никогда не был моим хозяином. Ни один мужчина не смеет распоряжаться мной. – Бринн посмотрела ему прямо в глаза. – Не трать попусту время на глупую болтовню. Угрозами меня не запугаешь и не заставишь вылечить этого парня. Так уж я устроена. Я знахарка и знаю свое дело. А теперь прикажи принести горячей воды и чистый холст для перевязки.
   Гейдж не сводил с нее глаз.
   – Священник уже промыл рану.
   Бринн поняла, что победила. Он не будет мешать ей.
   – Значит, придется сделать это еще раз. Если сарацину суждено умереть, то я не буду потом упрекать себя за чужие ошибки. По моим наблюдениям, священники не всегда отличаются чистоплотностью. – Она сняла шаль. – Разведите огонь у палатки и дайте мне небольшой горшок с горячей водой. Я приготовлю отвары и снадобья.
   – Он может умереть, пока ты возишься со своей стряпней.
   – А ты ждешь, что я пошепчу над ним и он выздоровеет? Мне надо промыть рану к смазать ее бальзамом. На первый случай у меня он есть, но понадобится еще. – Она устало добавила:
   – Если он переживет ночь.
   – Он может не… – Гейдж отвернулся, чтобы Бринн не видела его горя, но дрогнувший голос выдал его боль за друга. – Не думай обо мне плохо. Я отблагодарю тебя, – быстро пообещал он, – дам щедрый подарок, если Малик останется жив.
   Он страдал, она чувствовала его отчаяние и страх потерять друга.
   Ему и вправду был дорог этот сарацин.
   – Как же ты можешь торговаться со мной в обмен на человеческую жизнь?
   – Почему бы нет? За сладкий кусок мы все торгуемся еще с колыбели. – Его лицо снова приняло бесстрастное выражение. – С годами в нас возрастает алчность, желание иметь все больше, но и расплачиваться приходится дороже. Ненасытен глаз человека.
   Просунув голову в приоткрытый полог палатки, Гейдж продолжал говорить:
   – Спустись с холма и взгляни на поле, усеянное мертвыми и искалеченными. Вот цена, которую Гарольд и Вильгельм заплатили за этот клочок саксонской земли. Жизни отданы за бесценок.
   Зачем Гейдж напомнил ей о поле битвы! Бринн тогда едва проглотила комок в горле от ужаса. Сейчас ее вновь охватило удушье. Кровь. Боль. Смерть.
   Гейдж тихо выругался.
   – Что с тобой? Тебе плохо? Ты стала бледная, как снег.
   – Все в порядке. – Бринн облизала пересохшие губы. – Принеси мне холст. Пора приниматься за работу.
   Гейдж круто повернулся и вышел из палатки.
   Раскачиваясь и тихо постанывая, Бринн пыталась сдержать слезы и справиться с темнотой. Сосредоточиться она должна только на сарацине. Впрочем, его имя Малик. Неважно, из каких он краев, главное – он человек. Ей ничем не помочь тем тысячам и тысячам погибших и изувеченных в сегодняшнем сражении, но, может, удастся спасти хотя бы одну эту жизнь.
   – Малик, – прошептала она. – Ты слышишь меня? Я знаю, ты чувствуешь, что я рядом с тобой. Я – Бринн из Фалкаара. Я постараюсь вернуть тебя к жизни и сделать все для твоего спасения, но и ты должен помочь мне.
   Ни одна жилка не дрогнула на молодом бородатом лице.
   Да она и не надеялась на его ответ, он слишком близко подошел к смертному часу. Лишь бы он услышал ее. Ей не дано было знать, что ощущают и чувствуют люди под саваном забытья. Она принялась осторожно ощупывать разорванное тело вокруг раны. Боже, как холодна его кожа!
   – Что ты делаешь?
   Бринн резко отдернула руки и с вызовом посмотрела через плечо на стоявшего у входа в палатку Гейджа Дюмонта. Снова присев на пятках, пояснила:
   – Я проверяю, не застряло ли что-нибудь в ране – грязь, обломок меча. Вроде бы все чисто, но маленькие кусочки металла или одежды могут вызвать нагноение…
   – Ты лжешь! – Гейдж не сводил с нее недоверчивых глаз. – Ты щупала его. Я велел привезти тебя не затем, чтобы ты оглаживала и ласкала его. Для этого я мог бы позвать одну из лагерных шлюх. Одному Богу известно, сколько раз в этой кровати он спал едва ли не со всеми ними.
   Она удивленно посмотрела на него. Он, конечно, решил, что ее пленили мужские достоинства сарацина.
   – Если я дотронулась с нежностью до него, то только из жалости, а не от возбуждения. Надо лишиться рассудка, чтобы желать умирающего. – Она вернулась к главному:
   – Где горячая вода?
   – Сейчас будет. – Гейдж прошел к Малику и опустился перед ним на колени. – Лефонт принесет воду. Он посмотрел на Малика и вздохнул.
   – Черт возьми, он едва дышит.
   – Значит, еще есть надежда.
   Бринн набралась мужества, решив попросить Гейджа о том, что вряд ли ему понравится, впрочем, как и всем мужчинам, а он был упрямее и настойчивее других.
   – Я хочу, чтобы ты оставил меня с ним наедине.
   Гейдж даже не взглянул на нее.
   – Нет.
   – Делай, что я говорю.
   – Он вот-вот умрет. Он мой друг, и я не покину его в смертный час.
   – Оставь меня наедине с ним, – как можно жестче повторила она, – или я пальцем о палец не ударю.
   Гейдж поднял к ней свои ярко-голубые глаза. В них билась такая несокрушимая сила, что страх пробежал по ее телу.
   – Что ты сказала?
   Бринн облизала враз пересохшие губы.
   – Ты отлично слышал. Я не позволю тебе вмешиваться или задавать мне вопросы. Ты должен оставить меня с ним одну.
   – Должен? – насмешливым эхом отозвался он. – Мне не нравится это слово. Ко мне оно не подходит.
   – Да, должен, – повторила она.
   Пресвятая Дева Мария, как он посмотрел на нее! Бринн внутренне сжалась, ожидая удара, который легко бы ее расплющил. Что ж, ей уже приходилось выносить побои, и она осталась жива. Надо постараться выдержать гнев этого чужестранца, его пристальный взгляд, хотя в глубине души она не слишком-то была уверена в своей храбрости.
   – Тебе надо, чтобы он остался жив, тогда подчиняйся. Я позову тебя, если замечу, что приближается конец.
   – Я не двинусь с места.
   Не мигая, он смотрел на нее. Его обуревали гнев и желание вышвырнуть вон эту непокорную девку. Но жизнь Малика! А ей еще никогда не приходилось сталкиваться с более волевым и упорным человеком. Бринн на мгновение ощутила себя хрупкой тростинкой на ветру, согнувшейся под натиском его глаз, но она не могла позволить себе проявить слабость и отступить.
   – Ладно, тогда оставайся и смотри, как он умирает. Я и пальцем не шевельну. Ты этого добиваешься?
   Его огромные руки сжались и разжались, взгляд задержался на ее горле. Ей показалось, что сейчас он бросится через распростертое тело Малика душить ее.
   – Проклятье! – Гейдж встал и направился к выходу из палатки. – До рассвета можешь оставаться с ним.
   Он посмотрел на нее через плечо. Бринн с трудом овладела собой, пытаясь не поддаться неподдельному ужасу от его угрожающего тона.
   – Мне не нравится, когда мной командуют. Всю жизнь я боролся за право приказывать самому. Когда Малик поправится, я еще тебе припомню.
   С этими словами он вышел из палатки.
   Глубокий вздох облегчения вырвался из груди Бринн. Его присутствие рядом было подобно грозовой туче: не давало ей дышать. Теперь она займется лечением, не думая о самозащите.
   Буря. Именно таким был Гейдж Дюмонт. Вокруг нее, словно не было палатки, сверкали молнии и выл ветер. Бринн сама удивлялась тому радостному возбуждению, с которым ей удалось отразить напор норманна. Сейчас главной наградой ей стали мир и покой. Когда-то, как ей казалось, давным-давно, еще в раннем детстве, она носилась под дождем, испытывая счастье и перед буйством стихии. Но теперь, когда ей пришлось столько пережить за последние три года, ее единственной несбыточной мечтой стала надежда на покой в лесах Гвинтала.
   Она склонилась над Маликом и коснулась его виска. Ее пальцы уловили еле пульсирующую жилку.
   – Он ушел, – шепотом сообщила она. – Удивительно беспокойный у тебя друг, Малик. Думаю, нам без него будет лучше. Мы просто посидим и поговорим, а пока я приложу свои лекарства к твоей ужасной ране. Ты ведь не хочешь оставаться там, где ты сейчас. Может, там тише и спокойнее, но у тебя еще много дел в этом мире…
   Ока положила руку почти на самую рану.
   – ..Ну, о чем теперь поговорим? Только не о кровавых сражениях. Я страдаю от таких рассказов не меньше, чем ты от своей раны. Хочешь послушать о моем милом сердцу Гвинтале? Скоро я вернусь туда, думаю, тебе бы там тоже понравилось. Он такой же красивый, как и те места, по которым ты сейчас бродишь, нет, пожалуй, еще прекраснее… Она поудобнее устроилась возле него.
   – ..В лесах прохладно и тихо. Каждое дерево таит свои чудесные тайны… ночные цветы или диковинные птицы, которых ты никогда не слышал. В густой чаще вдруг услышишь тихое журчание ручья, сбегают чистейшие струйки его по скалистым утесам, переливаясь в солнечных лучах…
 
   ***
 
   Порывы холодного пронизывающего ветра не смогли охладить гневный запал Гейджа. Он едва не придушил эту мерзавку, с трудом поборов страстное желание сдавить руками ее тонкую шею и не разжимать их, пока она не заскулит о пощаде.
   – Она выставила тебя? – услышал он голос лорда Ричарда.
   Гейдж раздраженно покосился на костер, у которого Ричард грелся, протянув руки к огню.
   – Я предполагал, что она и над тобой попытается покомандовать, – притворно посочувствовал Ричард. – Она никогда и никому не позволяла оставаться в комнате жены во время ее лечения. Не будь Бринн подарком моего тестя, я бы проучил ее. Лорд Келлз, отец моей жены, был самым влиятельным бароном на юге Англии, и я не хотел обидеть его, наказав эту женщину. Мне следовало…
   – Почему ты до сих пор здесь? – грубо прервал его Гейдж. Он и без того злился и не намерен был терпеть рядом этого смазливого Иуду. – Я думал, ты давно убрался из лагеря.
   – Я так и сделал, но с полдороги вернулся в надежде оказаться тебе полезным, – улыбнулся Ричард. – Мне хотелось убедиться, пришелся ли тебе по душе мой подарок?
   – Если именно он не придется мне по душе, то ты пожалеешь, что остался, – сквозь зубы процедил Гейдж. – Мне не нравится, что какая-то рабыня занимается лечением друга без меня, и я не потерплю, если Малик умрет на ее руках.
   – Поэтому я и вернулся, – едва заметно скривился Ричард. – Уверен, эта женщина вылечит твоего друга, а если нет… – он поднял руку, Гейдж напрягся, – и Господь вдруг решил призвать сарацина к себе, я хотел бы убедиться, что ты понял, насколько она искусна в другом…