Страница:
– Ты нарушил… свое обещание. – Голос Малика прошелестел, подобно слабому ветерку, в полумраке походной палатки. – Ты обещал… варвары не убьют меня.
– Тихо, не разговаривай. – Гейдж нежно отвел волосы со лба Малика. – Береги силы.
– На смертном одре… должен высказаться до конца. – Малик не в состоянии был открыть глаза. – Но я не могу думать о… я… не готов.
– Ты не умрешь. Я послал за лекарем.
Малик с большим трудом открыл уже подернутые пленкой небытия глаза.
– Слишком… поздно. Чувствую смерть. Жаль…
Гейдж взял его ладони в свои и крепко сжал.
– Успокойся. Ты не умрешь. Разве я когда-нибудь нарушал свое слово?
Малик поймал взгляд Гейджа и с трудом раздвинул спекшиеся губы в тщетной попытке улыбнуться.
– Нет, мой друг, никогда…
– Тогда помоги мне. Малик закрыл глаза.
– Я постараюсь. Самое интересное… узнать… сдержишь ли ты слово на этот раз. – Он закашлялся, и в горле у него что-то забулькало. – Мы победили?
– Да. Король Гарольд мертв, одни его бароны убиты, другие взяты в плен. Мы держим Англию в кулаке. – И Гейдж выразительно сжал пальцы.
– Я знал… Они никогда, – Малик говорил медленно, с трудом, – не смогли бы дать отпор моему славному мечу.
– И ты был прав. В бою тебе нет равных. Ты непобедим.
– А Вильгельм… посвятил тебя в рыцари?
– Да. Помолчи же, отдохни!
– Отдых… Вечный покой…
Малик затих. Дрожь пробежала по его телу.
Гейджа охватило отчаяние. Неужели друг покидает его? Он склонился над раненым и с облегчением увидел слабо пульсирующую жилку на шее Малика. Пока жив.
***
– Поднимайся!
Вслед за окриком с Бринн сдернули одеяло и рывком подняли с постели.
– В чем дело? – истошно завопил Делмас. – Лорд Ричард, почему вы…
– Заткнись! – рявкнул Ричард. – Мне нужна твоя жена.
Бринн охватил ужас при взгляде на лорда. Ричард тяжело дышал, страх и злоба исказили его красивое лицо, карие глаза дико блестели в отблеске свечей: стоявший позади него солдат держал в руке массивный канделябр.
– Нет!
– Ты еще мне смеешь перечить, грязная девка! – Ричард грубо потянул ее за руку. – Будешь делать все, что я велю тебе!
Бринн потрясла головой, пытаясь прогнать сон. Ее несколько успокоила одежда Ричарда. Он был в боевых доспехах и явно прискакал прямо из лагеря Гарольда. Не похоже, что его обуяла жажда плоти, как ей показалось в первый момент.
– Леди Эдвине хуже? – Тревога охватила Бринн.
– Я не видел ее. – Ричард схватил шаль и набросил ей на плечи. – Теперь это не имеет значения: Эдвина мне больше не нужна.
– Почему вы злитесь? – не унимался Делмас. – Чем мы разгневали вас?
Ричард отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
– Поторопись, женщина, черт тебя побери! Нам надо добраться до лагеря, пока этот мерзавец жив.
– До лагеря? – Бринн быстро надела башмаки и подвязала волосы кожаной лентой. – Вы говорите о лагере короля Гарольда?
– Гарольд мертв. Все убиты. Нас разбили. – Ричард грубо толкнул ее к двери. – Но я не стану рабом этих норманнов. Ты сделаешь все, чтобы вылечить сарацина, или я перережу твое хрупкое горлышко.
– Сарацина? – Бринн ничего не понимала. Норманны победили англичан, а Ричард бредит о язычнике. – Я не могу уехать из Редферна, – пыталась объяснить Бринн. – Вашей жене стало хуже после вашего ухода с Гарольдом. У нее каждую ночь жар, и я должна…
– Дура! Все изменилось. Забудь о ней! Все кончено! Я потерял…
На полуслове он начал выталкивать ее за дверь.
– Постойте, мои травы.
Бринн на ходу схватила большой кожаный мешок. Ричард мигом выпихнул ее из комнаты и потащил через весь зал на задний двор.
Солдат, поставив канделябр на стол возле кровати, где ошарашенный Делмас пытался еще что-то возразить, поспешил за пленным лордом.
Бринн различила в темноте солдат с горящими факелами, чье трепещущее пламя бросало причудливые тени на испуганную челядь, прижавшуюся к стенам домов. Кони нетерпеливо били копытами о мерзлую землю, и на холодном ветру пар валил у них из ноздрей.
Один из всадников выехал вперед – в свете факелов его доспехи зловеще поблескивали.
– Это та женщина?
– Ее зовут Бринн, – уточнил Ричард. – Можем ехать, капитан Лефонт.
Делмас выбежал из дома, в отблесках огня его лицо казалось зеленовато-серым.
– Лорд Ричард, а как же я? Вы не можете забрать ее. Она моя… – Делмас пытался ухватить ее за руку.
– Ты, мерзкая свинья! – Ричард толкнул его в грязь. – Я делаю все что мне угодно. – Он сел на лошадь и рывком вздернул Бринн на седло впереди себя. – Я забираю свое добро. Теперь она послужит мне.
Он пустил лошадь галопом вслед за капитаном норманнов и его войском.
– Мне не следует оставлять вашу жену, – с отчаянием в голосе произнесла Бринн, оглянувшись на поместье, вскоре скрывшееся из виду. – Она может умереть без меня.
– Ну и пусть. Меня это не волнует. Забудь о ней. С сегодняшнего дня ты принадлежишь норманну.
– Какому норманну?
– Лорду Гейджу Дюмонту. Его офицер, сарацин, ранен. Дюмонт переживает за него, и я поклялся, что ты его вылечишь. Ты – мой подарок ему. – Ричард горько усмехнулся. – Впрочем, вряд ли этот заморский дикарь способен на благодарность.
– Вы не можете отдать меня ему. Я не ваша рабыня.
– Твой муж, бестолковый Делмас, – мой раб. Значит, кто ты?
– Я не…
Бринн вскрикнула от боли, когда железные рукавицы цепко обхватили ее, и от таких объятий у нее заныло все тело.
– Слушай меня, Бринн из Фалкаара, и запоминай. Я не буду повторять дважды. Ты вылечишь этого сарацина и будешь делать все, что потребует от тебя норманн. – Ри-чаРД перешел на шепот, уткнувшись губами ей в ухо:
– А если я попаду к нему в милость, то, может, уговорю его вернуть тебя моей хныкающей жене. Я знаю, ты привязана к ней и не захочешь ее смерти по чьему-либо недосмотру.
Гневная дрожь охватила Бринн. Ему наплевать на Эдвину, она стала лишь орудием в его руках для достижения богатства. Да и саму Бринн стремились использовать – Делмас, лорд Ричард, а теперь и этот… норманн.
– Поместье скоро опустеет, – продолжал Ричард. – Все узнают о нашем поражении и о захвате норманнами замков. Слуги разбегутся как овцы, и кому тогда будет нужна Эдвина?
– Лорд Келлз не позволит ей умереть.
– Отец Эдвины в плену и тоже станет рабом норманна. Последняя надежда Бринн рухнула.
– Так что Эдвина на твоей совести. Только ты можешь помочь ей. – Ричард беззастенчиво отрекался от жены.
Бринн сгорала от жгучего желания повернуться и дать ему пощечину. Никогда еще в жизни не чувствовала она себя такой беспомощной и полной ненависти.
– Послужи смиренно норманну, и я постараюсь вернуть тебя в Редферн. Проявишь свой непокорный дьявольский нрав, и Эдвина отойдет в мир иной. – Ричард слегка разжал железные объятия. – Так мы понимаем друг друга?
– Я буду служить норманну… – согласно кивнула Бринн, – пока.
– Пока, – эхом отозвался он. – Ты ведь всегда настоишь на своем, никогда не уступишь, правда? – Ричард злобно рассмеялся. – Проклятая тварь. Сколько раз я в бешенстве оставлял поместье из-за тебя! Ты вынуждала меня бежать. Смотрела сквозь меня своими огромными глазищами, как в пустоту. Как мне хотелось изнасиловать, раздавить, втоптать тебя в грязь! Ты, верно, догадывалась?
– Да.
– И не вздумай проверять свои наглые штучки на норманне. Лорд Келлз теперь ничто и больше не сможет покрывать тебя. – Ричард смаковал каждое слово. – Если ты не спасешь сарацина, то Гейдж вначале попользуется тобой на славу, а потом бросит тебя на утеху своим солдатам. Он жестокий человек и варвар, хуже даже, чем этот самозванец Вильгельм, которому он служит.
Бринн едва удалось совладеть с собой от ужаса, но она постаралась не показать Ричарду, как испугало ее услышанное. Он так жаждал ощутить ее страх, но она не доставит ему такого удовольствия.
– Думаю, разница небольшая между нормандскими варварами и саксонскими дикарями. Вы все на одно лицо.
Он глухо выругался.
***
– Ты, тварь, скоро сполна почувствуешь разницу на своей шкуре!
До Гастингса было еще далеко, когда дыхание ночи донесло до Бринн сладковатое зловоние смердящих трупов и крови. Удушающий запах смерти бросал в холодный пот, комком стоял в горле и не давал ей вздохнуть. Такие муки были выше сил Бринн, и она судорожно забилась в истерике.
– Нет, нет!
– Что с тобой, черт побери?! – рыкнул Ричард, с трудом удерживая ее в седле.
– Смерть…
– Сарацин не должен умереть! – рявкнул Ричард.
– Нет, вы не понимаете. Когда так много мертвых… – Бринн судорожно хватала ртом воздух. – Я ничего не смогу сделать.
– Ты спасешь сарацина, слышишь?
Почему он упрямо твердит об одном человеке, когда вокруг тысячи погибших и умирающих от ран. Тело Бринн сотрясали рыдания.
– В чем дело? – К ним галопом подскакал капитан Лефонт. – Я не позволю причинить ей вред. Послушай, сакс, мне тоже, как и лорду Гейджу, не понравится, если она не справится со своим делом.
– Все в порядке, – торопливо заверил Ричард. – Пустые женские капризы. – Он зашептал ей на ухо:
– Прекрати стонать. Норманн должен поверить, что я привез для него самый дорогой подарок в мире. Будешь…
– Вот его палатка.
Капитан Лефонт спрыгнул с лошади и поспешил к входу.
– Милорд, – заглянул он в палатку, – это я, капитан Лефонт. Малик еще жив? Мы торопились…
– Он жив. Едва. Вы привезли ее?
Лефонт обернулся и щелкнул пальцами.
– Давай сюда женщину, сакс.
Ричард спешился и снял с лошади Бринн.
– Прекрати скулить или, клянусь небом, ты у меня взвоешь по-настоящему, – едва слышно предупредил он.
Все вокруг нагоняло боль и тоску, округа дышала смертью, и даже в море слез не потопить горечь утрат. Она должна овладеть своими чувствами. Эдвина. Надо думать о ней. Бесполезно: Эдвина слишком далеко. Сарацин. Если она отдаст все силы ему, то ей, возможно, удастся держаться от остальных на расстоянии.
– Где она? – снова послышался грубый нетерпеливый голос норманна.
Ричард схватил ее мешок с травами, взял Бринн за локоть и толкнул к палатке.
– Бринн из Фалкаара, как и обещал. Мой подарок, чтобы угодить вам… по вашему вкусу.
– Я сам решаю, что мне нравится.
Гейдж Дюмонт поднялся с колен и повернулся к Бринн. Она внутренне ахнула, и дрожь пробежала по ее телу. Над ней возвышался двухметровый исполин, словно оживший греческий бог. Он был так грозен и так мужествен, что Бринн не смела дышать. Широкие плечи, могучий торс. Казалось, природа, расщедрившись, изваяла это прекрасное тело, вложив в него все искусство прошлых веков и будущих. Рядом с норманном довольно рослый Ричард показался ей вдруг маленьким и неказистым. Иссиня-черные волосы струились по плечам Дюмонта, закрывая его скулы и высвечивая ярко-голубые глаза, излучавшие силу и власть.
– Твой бывший хозяин уверял меня, что ты знахарка. – Он показал на лежавшего на деревянном лежаке человека, – Вылечи его.
– Попробую. – Она взяла у Ричарда мешок с травами и подошла к раненому. – Что с ним?
– Ранен мечом в грудь. – Гейдж пристально посмотрел ей в глаза. – И не попробуешь, а вылечишь. Он не должен умереть, иначе ты пойдешь следом за ним в могилу.
Гейдж Дюмонт и в самом деле оказался не таким, как все. Его убежденность завораживала и пугала. Но Бринн, сталкиваясь лицом к лицу с необычными людьми, научилась бороться со страхом и стойко переносить угрозы. Она посмотрела Гейджу в глаза.
– Ты собираешься мешать мне, запугивая своими глупыми угрозами, или дашь заняться твоим человеком? Легкое удивление пробежало по его лицу.
– Почему глупыми? Ты еще узнаешь, что я не бросаю слов на ветер.
– Простите ее дерзость, – вступил в разговор лорд Ричард, – моя жена обращается с ней как с любимой собачкой, вот она и забыла свое место.
Гейдж вновь опустился на колени у лежака раненого.
– Я сумею ее приручить. Можешь идти.
Щеки Ричарда вспыхнули малиновым румянцем от его ледяного тона, но он сдержал свой гнев.
– Как вы изволили заметить, она еще не привыкла к покорности. Вам может понадобиться моя помощь.
– Мне за свою жизнь еще ни разу не требовались помощники, чтобы справиться с какой-то девкой. Ты отдал ее мне. Или, может, решил забрать свои подарок обратно?
– Нет-нет, но я…
– Иди. Не мозоль мне глаза.
– Я свободен?
Гейдж Дюмонт кивнул в ответ, не отрывая глаз от бледного лица Малика.
– Я прикажу Лефонту доставить тебя невредимым до Редферна. Но не слишком рассиживайся там. Вильгельму понадобится твое поместье и другие владения при раздаче своих долгов.
Лицо Ричарда потемнело от злости, но он все-таки сумел выдавить из себя подобие улыбки.
– Не волнуйся, эта женщина подчинится тебе. Я позаботился, чтобы она поторопилась вылечить сарацина.
Он поднял полог палатки и вышел; на Бринн пахнуло холодом.
– Слышала? – обратился к ней Гейдж. – Так спасай его.
Бринн подошла к сарацину и опустилась перед ним на колени. Дрожащий свет лампы выхватил из темноты удивительно красивое лицо, и даже черная борода не могла скрыть его совершенство. Сарацин поразил ее своей молодостью: ему едва минуло двадцать лет. Бринн почувствовала сильную жалость к этому человеку. Смертельно раненный, в беспамятстве он лежал неподвижно, однако его крепкое тело все еще сохраняло юношескую гибкость.
– Как его зовут?
– Тебе ни к чему имя, чтобы лечить.
– Не указывай мне, что надо делать. Если хочешь, чтобы он выжил, будешь отвечать на все вопросы и дашь мне все, что понадобится, – холодно предупредила она. – Так как его зовут?
После минутного колебания Гейдж ответил:
– Малик Калар.
– Он говорит по-английски?
– По-английски, и по-французски, и по-норвежски, и еще на четырех языках, о которых твои саксы и не слышали. Считаешь, если он не христианин, то невежественный дикарь?
– Да говори он хоть на языке всех ангелов мира, мне до этого нет дела. – Бринн осторожно сняла покрывало. – Просто необходимо, чтобы он понимал меня. – Она сняла повязку. – И потом, я не саксонка. Я из Уэльса.
– Какая разница!
– Большая. Я никогда не буду… – Бринн отпрянула, увидев кровавую открытую рану. – Господь милостивый, ты хочешь, чтобы я вылечила это? Его проткнули, как жаркое на вертеле.
– Все случилось четыре часа назад, а он до сих пор не умер. У Малика очень крепкое здоровье. Помоги ему, и он останется жив.
– Порой умереть не так-то просто и быстро.
Гейдж перегнулся через тело Малика и цепко схватил ее за плечи.
– Не желаю слышать никаких отговорок. Вылечи его, ты должна это сделать! – приказал он, впиваясь глазами в ее лицо.
Его пальцы так вцепились ей в кожу, что Бринн вскрикнула от боли.
– Если ты переломаешь мне кости, то я ничем не смогу ему помочь, – рассердилась она. – Не нравится слушать правду – прочь из палатки. Он умирает. Я сделаю все, что в моих силах, но не по твоему приказанию.
Гейдж криво усмехнулся.
– А по повелению трусливого красавчика лорда Ричарда? Теперь ты будешь подчиняться только мне. Он тебе больше не хозяин.
– Он никогда не был моим хозяином. Ни один мужчина не смеет распоряжаться мной. – Бринн посмотрела ему прямо в глаза. – Не трать попусту время на глупую болтовню. Угрозами меня не запугаешь и не заставишь вылечить этого парня. Так уж я устроена. Я знахарка и знаю свое дело. А теперь прикажи принести горячей воды и чистый холст для перевязки.
Гейдж не сводил с нее глаз.
– Священник уже промыл рану.
Бринн поняла, что победила. Он не будет мешать ей.
– Значит, придется сделать это еще раз. Если сарацину суждено умереть, то я не буду потом упрекать себя за чужие ошибки. По моим наблюдениям, священники не всегда отличаются чистоплотностью. – Она сняла шаль. – Разведите огонь у палатки и дайте мне небольшой горшок с горячей водой. Я приготовлю отвары и снадобья.
– Он может умереть, пока ты возишься со своей стряпней.
– А ты ждешь, что я пошепчу над ним и он выздоровеет? Мне надо промыть рану к смазать ее бальзамом. На первый случай у меня он есть, но понадобится еще. – Она устало добавила:
– Если он переживет ночь.
– Он может не… – Гейдж отвернулся, чтобы Бринн не видела его горя, но дрогнувший голос выдал его боль за друга. – Не думай обо мне плохо. Я отблагодарю тебя, – быстро пообещал он, – дам щедрый подарок, если Малик останется жив.
Он страдал, она чувствовала его отчаяние и страх потерять друга.
Ему и вправду был дорог этот сарацин.
– Как же ты можешь торговаться со мной в обмен на человеческую жизнь?
– Почему бы нет? За сладкий кусок мы все торгуемся еще с колыбели. – Его лицо снова приняло бесстрастное выражение. – С годами в нас возрастает алчность, желание иметь все больше, но и расплачиваться приходится дороже. Ненасытен глаз человека.
Просунув голову в приоткрытый полог палатки, Гейдж продолжал говорить:
– Спустись с холма и взгляни на поле, усеянное мертвыми и искалеченными. Вот цена, которую Гарольд и Вильгельм заплатили за этот клочок саксонской земли. Жизни отданы за бесценок.
Зачем Гейдж напомнил ей о поле битвы! Бринн тогда едва проглотила комок в горле от ужаса. Сейчас ее вновь охватило удушье. Кровь. Боль. Смерть.
Гейдж тихо выругался.
– Что с тобой? Тебе плохо? Ты стала бледная, как снег.
– Все в порядке. – Бринн облизала пересохшие губы. – Принеси мне холст. Пора приниматься за работу.
Гейдж круто повернулся и вышел из палатки.
Раскачиваясь и тихо постанывая, Бринн пыталась сдержать слезы и справиться с темнотой. Сосредоточиться она должна только на сарацине. Впрочем, его имя Малик. Неважно, из каких он краев, главное – он человек. Ей ничем не помочь тем тысячам и тысячам погибших и изувеченных в сегодняшнем сражении, но, может, удастся спасти хотя бы одну эту жизнь.
– Малик, – прошептала она. – Ты слышишь меня? Я знаю, ты чувствуешь, что я рядом с тобой. Я – Бринн из Фалкаара. Я постараюсь вернуть тебя к жизни и сделать все для твоего спасения, но и ты должен помочь мне.
Ни одна жилка не дрогнула на молодом бородатом лице.
Да она и не надеялась на его ответ, он слишком близко подошел к смертному часу. Лишь бы он услышал ее. Ей не дано было знать, что ощущают и чувствуют люди под саваном забытья. Она принялась осторожно ощупывать разорванное тело вокруг раны. Боже, как холодна его кожа!
– Что ты делаешь?
Бринн резко отдернула руки и с вызовом посмотрела через плечо на стоявшего у входа в палатку Гейджа Дюмонта. Снова присев на пятках, пояснила:
– Я проверяю, не застряло ли что-нибудь в ране – грязь, обломок меча. Вроде бы все чисто, но маленькие кусочки металла или одежды могут вызвать нагноение…
– Ты лжешь! – Гейдж не сводил с нее недоверчивых глаз. – Ты щупала его. Я велел привезти тебя не затем, чтобы ты оглаживала и ласкала его. Для этого я мог бы позвать одну из лагерных шлюх. Одному Богу известно, сколько раз в этой кровати он спал едва ли не со всеми ними.
Она удивленно посмотрела на него. Он, конечно, решил, что ее пленили мужские достоинства сарацина.
– Если я дотронулась с нежностью до него, то только из жалости, а не от возбуждения. Надо лишиться рассудка, чтобы желать умирающего. – Она вернулась к главному:
– Где горячая вода?
– Сейчас будет. – Гейдж прошел к Малику и опустился перед ним на колени. – Лефонт принесет воду. Он посмотрел на Малика и вздохнул.
– Черт возьми, он едва дышит.
– Значит, еще есть надежда.
Бринн набралась мужества, решив попросить Гейджа о том, что вряд ли ему понравится, впрочем, как и всем мужчинам, а он был упрямее и настойчивее других.
– Я хочу, чтобы ты оставил меня с ним наедине.
Гейдж даже не взглянул на нее.
– Нет.
– Делай, что я говорю.
– Он вот-вот умрет. Он мой друг, и я не покину его в смертный час.
– Оставь меня наедине с ним, – как можно жестче повторила она, – или я пальцем о палец не ударю.
Гейдж поднял к ней свои ярко-голубые глаза. В них билась такая несокрушимая сила, что страх пробежал по ее телу.
– Что ты сказала?
Бринн облизала враз пересохшие губы.
– Ты отлично слышал. Я не позволю тебе вмешиваться или задавать мне вопросы. Ты должен оставить меня с ним одну.
– Должен? – насмешливым эхом отозвался он. – Мне не нравится это слово. Ко мне оно не подходит.
– Да, должен, – повторила она.
Пресвятая Дева Мария, как он посмотрел на нее! Бринн внутренне сжалась, ожидая удара, который легко бы ее расплющил. Что ж, ей уже приходилось выносить побои, и она осталась жива. Надо постараться выдержать гнев этого чужестранца, его пристальный взгляд, хотя в глубине души она не слишком-то была уверена в своей храбрости.
– Тебе надо, чтобы он остался жив, тогда подчиняйся. Я позову тебя, если замечу, что приближается конец.
– Я не двинусь с места.
Не мигая, он смотрел на нее. Его обуревали гнев и желание вышвырнуть вон эту непокорную девку. Но жизнь Малика! А ей еще никогда не приходилось сталкиваться с более волевым и упорным человеком. Бринн на мгновение ощутила себя хрупкой тростинкой на ветру, согнувшейся под натиском его глаз, но она не могла позволить себе проявить слабость и отступить.
– Ладно, тогда оставайся и смотри, как он умирает. Я и пальцем не шевельну. Ты этого добиваешься?
Его огромные руки сжались и разжались, взгляд задержался на ее горле. Ей показалось, что сейчас он бросится через распростертое тело Малика душить ее.
– Проклятье! – Гейдж встал и направился к выходу из палатки. – До рассвета можешь оставаться с ним.
Он посмотрел на нее через плечо. Бринн с трудом овладела собой, пытаясь не поддаться неподдельному ужасу от его угрожающего тона.
– Мне не нравится, когда мной командуют. Всю жизнь я боролся за право приказывать самому. Когда Малик поправится, я еще тебе припомню.
С этими словами он вышел из палатки.
Глубокий вздох облегчения вырвался из груди Бринн. Его присутствие рядом было подобно грозовой туче: не давало ей дышать. Теперь она займется лечением, не думая о самозащите.
Буря. Именно таким был Гейдж Дюмонт. Вокруг нее, словно не было палатки, сверкали молнии и выл ветер. Бринн сама удивлялась тому радостному возбуждению, с которым ей удалось отразить напор норманна. Сейчас главной наградой ей стали мир и покой. Когда-то, как ей казалось, давным-давно, еще в раннем детстве, она носилась под дождем, испытывая счастье и перед буйством стихии. Но теперь, когда ей пришлось столько пережить за последние три года, ее единственной несбыточной мечтой стала надежда на покой в лесах Гвинтала.
Она склонилась над Маликом и коснулась его виска. Ее пальцы уловили еле пульсирующую жилку.
– Он ушел, – шепотом сообщила она. – Удивительно беспокойный у тебя друг, Малик. Думаю, нам без него будет лучше. Мы просто посидим и поговорим, а пока я приложу свои лекарства к твоей ужасной ране. Ты ведь не хочешь оставаться там, где ты сейчас. Может, там тише и спокойнее, но у тебя еще много дел в этом мире…
Ока положила руку почти на самую рану.
– ..Ну, о чем теперь поговорим? Только не о кровавых сражениях. Я страдаю от таких рассказов не меньше, чем ты от своей раны. Хочешь послушать о моем милом сердцу Гвинтале? Скоро я вернусь туда, думаю, тебе бы там тоже понравилось. Он такой же красивый, как и те места, по которым ты сейчас бродишь, нет, пожалуй, еще прекраснее… Она поудобнее устроилась возле него.
– ..В лесах прохладно и тихо. Каждое дерево таит свои чудесные тайны… ночные цветы или диковинные птицы, которых ты никогда не слышал. В густой чаще вдруг услышишь тихое журчание ручья, сбегают чистейшие струйки его по скалистым утесам, переливаясь в солнечных лучах…
***
Порывы холодного пронизывающего ветра не смогли охладить гневный запал Гейджа. Он едва не придушил эту мерзавку, с трудом поборов страстное желание сдавить руками ее тонкую шею и не разжимать их, пока она не заскулит о пощаде.
– Она выставила тебя? – услышал он голос лорда Ричарда.
Гейдж раздраженно покосился на костер, у которого Ричард грелся, протянув руки к огню.
– Я предполагал, что она и над тобой попытается покомандовать, – притворно посочувствовал Ричард. – Она никогда и никому не позволяла оставаться в комнате жены во время ее лечения. Не будь Бринн подарком моего тестя, я бы проучил ее. Лорд Келлз, отец моей жены, был самым влиятельным бароном на юге Англии, и я не хотел обидеть его, наказав эту женщину. Мне следовало…
– Почему ты до сих пор здесь? – грубо прервал его Гейдж. Он и без того злился и не намерен был терпеть рядом этого смазливого Иуду. – Я думал, ты давно убрался из лагеря.
– Я так и сделал, но с полдороги вернулся в надежде оказаться тебе полезным, – улыбнулся Ричард. – Мне хотелось убедиться, пришелся ли тебе по душе мой подарок?
– Если именно он не придется мне по душе, то ты пожалеешь, что остался, – сквозь зубы процедил Гейдж. – Мне не нравится, что какая-то рабыня занимается лечением друга без меня, и я не потерплю, если Малик умрет на ее руках.
– Поэтому я и вернулся, – едва заметно скривился Ричард. – Уверен, эта женщина вылечит твоего друга, а если нет… – он поднял руку, Гейдж напрягся, – и Господь вдруг решил призвать сарацина к себе, я хотел бы убедиться, что ты понял, насколько она искусна в другом…
– Тихо, не разговаривай. – Гейдж нежно отвел волосы со лба Малика. – Береги силы.
– На смертном одре… должен высказаться до конца. – Малик не в состоянии был открыть глаза. – Но я не могу думать о… я… не готов.
– Ты не умрешь. Я послал за лекарем.
Малик с большим трудом открыл уже подернутые пленкой небытия глаза.
– Слишком… поздно. Чувствую смерть. Жаль…
Гейдж взял его ладони в свои и крепко сжал.
– Успокойся. Ты не умрешь. Разве я когда-нибудь нарушал свое слово?
Малик поймал взгляд Гейджа и с трудом раздвинул спекшиеся губы в тщетной попытке улыбнуться.
– Нет, мой друг, никогда…
– Тогда помоги мне. Малик закрыл глаза.
– Я постараюсь. Самое интересное… узнать… сдержишь ли ты слово на этот раз. – Он закашлялся, и в горле у него что-то забулькало. – Мы победили?
– Да. Король Гарольд мертв, одни его бароны убиты, другие взяты в плен. Мы держим Англию в кулаке. – И Гейдж выразительно сжал пальцы.
– Я знал… Они никогда, – Малик говорил медленно, с трудом, – не смогли бы дать отпор моему славному мечу.
– И ты был прав. В бою тебе нет равных. Ты непобедим.
– А Вильгельм… посвятил тебя в рыцари?
– Да. Помолчи же, отдохни!
– Отдых… Вечный покой…
Малик затих. Дрожь пробежала по его телу.
Гейджа охватило отчаяние. Неужели друг покидает его? Он склонился над раненым и с облегчением увидел слабо пульсирующую жилку на шее Малика. Пока жив.
***
– Поднимайся!
Вслед за окриком с Бринн сдернули одеяло и рывком подняли с постели.
– В чем дело? – истошно завопил Делмас. – Лорд Ричард, почему вы…
– Заткнись! – рявкнул Ричард. – Мне нужна твоя жена.
Бринн охватил ужас при взгляде на лорда. Ричард тяжело дышал, страх и злоба исказили его красивое лицо, карие глаза дико блестели в отблеске свечей: стоявший позади него солдат держал в руке массивный канделябр.
– Нет!
– Ты еще мне смеешь перечить, грязная девка! – Ричард грубо потянул ее за руку. – Будешь делать все, что я велю тебе!
Бринн потрясла головой, пытаясь прогнать сон. Ее несколько успокоила одежда Ричарда. Он был в боевых доспехах и явно прискакал прямо из лагеря Гарольда. Не похоже, что его обуяла жажда плоти, как ей показалось в первый момент.
– Леди Эдвине хуже? – Тревога охватила Бринн.
– Я не видел ее. – Ричард схватил шаль и набросил ей на плечи. – Теперь это не имеет значения: Эдвина мне больше не нужна.
– Почему вы злитесь? – не унимался Делмас. – Чем мы разгневали вас?
Ричард отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
– Поторопись, женщина, черт тебя побери! Нам надо добраться до лагеря, пока этот мерзавец жив.
– До лагеря? – Бринн быстро надела башмаки и подвязала волосы кожаной лентой. – Вы говорите о лагере короля Гарольда?
– Гарольд мертв. Все убиты. Нас разбили. – Ричард грубо толкнул ее к двери. – Но я не стану рабом этих норманнов. Ты сделаешь все, чтобы вылечить сарацина, или я перережу твое хрупкое горлышко.
– Сарацина? – Бринн ничего не понимала. Норманны победили англичан, а Ричард бредит о язычнике. – Я не могу уехать из Редферна, – пыталась объяснить Бринн. – Вашей жене стало хуже после вашего ухода с Гарольдом. У нее каждую ночь жар, и я должна…
– Дура! Все изменилось. Забудь о ней! Все кончено! Я потерял…
На полуслове он начал выталкивать ее за дверь.
– Постойте, мои травы.
Бринн на ходу схватила большой кожаный мешок. Ричард мигом выпихнул ее из комнаты и потащил через весь зал на задний двор.
Солдат, поставив канделябр на стол возле кровати, где ошарашенный Делмас пытался еще что-то возразить, поспешил за пленным лордом.
Бринн различила в темноте солдат с горящими факелами, чье трепещущее пламя бросало причудливые тени на испуганную челядь, прижавшуюся к стенам домов. Кони нетерпеливо били копытами о мерзлую землю, и на холодном ветру пар валил у них из ноздрей.
Один из всадников выехал вперед – в свете факелов его доспехи зловеще поблескивали.
– Это та женщина?
– Ее зовут Бринн, – уточнил Ричард. – Можем ехать, капитан Лефонт.
Делмас выбежал из дома, в отблесках огня его лицо казалось зеленовато-серым.
– Лорд Ричард, а как же я? Вы не можете забрать ее. Она моя… – Делмас пытался ухватить ее за руку.
– Ты, мерзкая свинья! – Ричард толкнул его в грязь. – Я делаю все что мне угодно. – Он сел на лошадь и рывком вздернул Бринн на седло впереди себя. – Я забираю свое добро. Теперь она послужит мне.
Он пустил лошадь галопом вслед за капитаном норманнов и его войском.
– Мне не следует оставлять вашу жену, – с отчаянием в голосе произнесла Бринн, оглянувшись на поместье, вскоре скрывшееся из виду. – Она может умереть без меня.
– Ну и пусть. Меня это не волнует. Забудь о ней. С сегодняшнего дня ты принадлежишь норманну.
– Какому норманну?
– Лорду Гейджу Дюмонту. Его офицер, сарацин, ранен. Дюмонт переживает за него, и я поклялся, что ты его вылечишь. Ты – мой подарок ему. – Ричард горько усмехнулся. – Впрочем, вряд ли этот заморский дикарь способен на благодарность.
– Вы не можете отдать меня ему. Я не ваша рабыня.
– Твой муж, бестолковый Делмас, – мой раб. Значит, кто ты?
– Я не…
Бринн вскрикнула от боли, когда железные рукавицы цепко обхватили ее, и от таких объятий у нее заныло все тело.
– Слушай меня, Бринн из Фалкаара, и запоминай. Я не буду повторять дважды. Ты вылечишь этого сарацина и будешь делать все, что потребует от тебя норманн. – Ри-чаРД перешел на шепот, уткнувшись губами ей в ухо:
– А если я попаду к нему в милость, то, может, уговорю его вернуть тебя моей хныкающей жене. Я знаю, ты привязана к ней и не захочешь ее смерти по чьему-либо недосмотру.
Гневная дрожь охватила Бринн. Ему наплевать на Эдвину, она стала лишь орудием в его руках для достижения богатства. Да и саму Бринн стремились использовать – Делмас, лорд Ричард, а теперь и этот… норманн.
– Поместье скоро опустеет, – продолжал Ричард. – Все узнают о нашем поражении и о захвате норманнами замков. Слуги разбегутся как овцы, и кому тогда будет нужна Эдвина?
– Лорд Келлз не позволит ей умереть.
– Отец Эдвины в плену и тоже станет рабом норманна. Последняя надежда Бринн рухнула.
– Так что Эдвина на твоей совести. Только ты можешь помочь ей. – Ричард беззастенчиво отрекался от жены.
Бринн сгорала от жгучего желания повернуться и дать ему пощечину. Никогда еще в жизни не чувствовала она себя такой беспомощной и полной ненависти.
– Послужи смиренно норманну, и я постараюсь вернуть тебя в Редферн. Проявишь свой непокорный дьявольский нрав, и Эдвина отойдет в мир иной. – Ричард слегка разжал железные объятия. – Так мы понимаем друг друга?
– Я буду служить норманну… – согласно кивнула Бринн, – пока.
– Пока, – эхом отозвался он. – Ты ведь всегда настоишь на своем, никогда не уступишь, правда? – Ричард злобно рассмеялся. – Проклятая тварь. Сколько раз я в бешенстве оставлял поместье из-за тебя! Ты вынуждала меня бежать. Смотрела сквозь меня своими огромными глазищами, как в пустоту. Как мне хотелось изнасиловать, раздавить, втоптать тебя в грязь! Ты, верно, догадывалась?
– Да.
– И не вздумай проверять свои наглые штучки на норманне. Лорд Келлз теперь ничто и больше не сможет покрывать тебя. – Ричард смаковал каждое слово. – Если ты не спасешь сарацина, то Гейдж вначале попользуется тобой на славу, а потом бросит тебя на утеху своим солдатам. Он жестокий человек и варвар, хуже даже, чем этот самозванец Вильгельм, которому он служит.
Бринн едва удалось совладеть с собой от ужаса, но она постаралась не показать Ричарду, как испугало ее услышанное. Он так жаждал ощутить ее страх, но она не доставит ему такого удовольствия.
– Думаю, разница небольшая между нормандскими варварами и саксонскими дикарями. Вы все на одно лицо.
Он глухо выругался.
***
– Ты, тварь, скоро сполна почувствуешь разницу на своей шкуре!
До Гастингса было еще далеко, когда дыхание ночи донесло до Бринн сладковатое зловоние смердящих трупов и крови. Удушающий запах смерти бросал в холодный пот, комком стоял в горле и не давал ей вздохнуть. Такие муки были выше сил Бринн, и она судорожно забилась в истерике.
– Нет, нет!
– Что с тобой, черт побери?! – рыкнул Ричард, с трудом удерживая ее в седле.
– Смерть…
– Сарацин не должен умереть! – рявкнул Ричард.
– Нет, вы не понимаете. Когда так много мертвых… – Бринн судорожно хватала ртом воздух. – Я ничего не смогу сделать.
– Ты спасешь сарацина, слышишь?
Почему он упрямо твердит об одном человеке, когда вокруг тысячи погибших и умирающих от ран. Тело Бринн сотрясали рыдания.
– В чем дело? – К ним галопом подскакал капитан Лефонт. – Я не позволю причинить ей вред. Послушай, сакс, мне тоже, как и лорду Гейджу, не понравится, если она не справится со своим делом.
– Все в порядке, – торопливо заверил Ричард. – Пустые женские капризы. – Он зашептал ей на ухо:
– Прекрати стонать. Норманн должен поверить, что я привез для него самый дорогой подарок в мире. Будешь…
– Вот его палатка.
Капитан Лефонт спрыгнул с лошади и поспешил к входу.
– Милорд, – заглянул он в палатку, – это я, капитан Лефонт. Малик еще жив? Мы торопились…
– Он жив. Едва. Вы привезли ее?
Лефонт обернулся и щелкнул пальцами.
– Давай сюда женщину, сакс.
Ричард спешился и снял с лошади Бринн.
– Прекрати скулить или, клянусь небом, ты у меня взвоешь по-настоящему, – едва слышно предупредил он.
Все вокруг нагоняло боль и тоску, округа дышала смертью, и даже в море слез не потопить горечь утрат. Она должна овладеть своими чувствами. Эдвина. Надо думать о ней. Бесполезно: Эдвина слишком далеко. Сарацин. Если она отдаст все силы ему, то ей, возможно, удастся держаться от остальных на расстоянии.
– Где она? – снова послышался грубый нетерпеливый голос норманна.
Ричард схватил ее мешок с травами, взял Бринн за локоть и толкнул к палатке.
– Бринн из Фалкаара, как и обещал. Мой подарок, чтобы угодить вам… по вашему вкусу.
– Я сам решаю, что мне нравится.
Гейдж Дюмонт поднялся с колен и повернулся к Бринн. Она внутренне ахнула, и дрожь пробежала по ее телу. Над ней возвышался двухметровый исполин, словно оживший греческий бог. Он был так грозен и так мужествен, что Бринн не смела дышать. Широкие плечи, могучий торс. Казалось, природа, расщедрившись, изваяла это прекрасное тело, вложив в него все искусство прошлых веков и будущих. Рядом с норманном довольно рослый Ричард показался ей вдруг маленьким и неказистым. Иссиня-черные волосы струились по плечам Дюмонта, закрывая его скулы и высвечивая ярко-голубые глаза, излучавшие силу и власть.
– Твой бывший хозяин уверял меня, что ты знахарка. – Он показал на лежавшего на деревянном лежаке человека, – Вылечи его.
– Попробую. – Она взяла у Ричарда мешок с травами и подошла к раненому. – Что с ним?
– Ранен мечом в грудь. – Гейдж пристально посмотрел ей в глаза. – И не попробуешь, а вылечишь. Он не должен умереть, иначе ты пойдешь следом за ним в могилу.
Гейдж Дюмонт и в самом деле оказался не таким, как все. Его убежденность завораживала и пугала. Но Бринн, сталкиваясь лицом к лицу с необычными людьми, научилась бороться со страхом и стойко переносить угрозы. Она посмотрела Гейджу в глаза.
– Ты собираешься мешать мне, запугивая своими глупыми угрозами, или дашь заняться твоим человеком? Легкое удивление пробежало по его лицу.
– Почему глупыми? Ты еще узнаешь, что я не бросаю слов на ветер.
– Простите ее дерзость, – вступил в разговор лорд Ричард, – моя жена обращается с ней как с любимой собачкой, вот она и забыла свое место.
Гейдж вновь опустился на колени у лежака раненого.
– Я сумею ее приручить. Можешь идти.
Щеки Ричарда вспыхнули малиновым румянцем от его ледяного тона, но он сдержал свой гнев.
– Как вы изволили заметить, она еще не привыкла к покорности. Вам может понадобиться моя помощь.
– Мне за свою жизнь еще ни разу не требовались помощники, чтобы справиться с какой-то девкой. Ты отдал ее мне. Или, может, решил забрать свои подарок обратно?
– Нет-нет, но я…
– Иди. Не мозоль мне глаза.
– Я свободен?
Гейдж Дюмонт кивнул в ответ, не отрывая глаз от бледного лица Малика.
– Я прикажу Лефонту доставить тебя невредимым до Редферна. Но не слишком рассиживайся там. Вильгельму понадобится твое поместье и другие владения при раздаче своих долгов.
Лицо Ричарда потемнело от злости, но он все-таки сумел выдавить из себя подобие улыбки.
– Не волнуйся, эта женщина подчинится тебе. Я позаботился, чтобы она поторопилась вылечить сарацина.
Он поднял полог палатки и вышел; на Бринн пахнуло холодом.
– Слышала? – обратился к ней Гейдж. – Так спасай его.
Бринн подошла к сарацину и опустилась перед ним на колени. Дрожащий свет лампы выхватил из темноты удивительно красивое лицо, и даже черная борода не могла скрыть его совершенство. Сарацин поразил ее своей молодостью: ему едва минуло двадцать лет. Бринн почувствовала сильную жалость к этому человеку. Смертельно раненный, в беспамятстве он лежал неподвижно, однако его крепкое тело все еще сохраняло юношескую гибкость.
– Как его зовут?
– Тебе ни к чему имя, чтобы лечить.
– Не указывай мне, что надо делать. Если хочешь, чтобы он выжил, будешь отвечать на все вопросы и дашь мне все, что понадобится, – холодно предупредила она. – Так как его зовут?
После минутного колебания Гейдж ответил:
– Малик Калар.
– Он говорит по-английски?
– По-английски, и по-французски, и по-норвежски, и еще на четырех языках, о которых твои саксы и не слышали. Считаешь, если он не христианин, то невежественный дикарь?
– Да говори он хоть на языке всех ангелов мира, мне до этого нет дела. – Бринн осторожно сняла покрывало. – Просто необходимо, чтобы он понимал меня. – Она сняла повязку. – И потом, я не саксонка. Я из Уэльса.
– Какая разница!
– Большая. Я никогда не буду… – Бринн отпрянула, увидев кровавую открытую рану. – Господь милостивый, ты хочешь, чтобы я вылечила это? Его проткнули, как жаркое на вертеле.
– Все случилось четыре часа назад, а он до сих пор не умер. У Малика очень крепкое здоровье. Помоги ему, и он останется жив.
– Порой умереть не так-то просто и быстро.
Гейдж перегнулся через тело Малика и цепко схватил ее за плечи.
– Не желаю слышать никаких отговорок. Вылечи его, ты должна это сделать! – приказал он, впиваясь глазами в ее лицо.
Его пальцы так вцепились ей в кожу, что Бринн вскрикнула от боли.
– Если ты переломаешь мне кости, то я ничем не смогу ему помочь, – рассердилась она. – Не нравится слушать правду – прочь из палатки. Он умирает. Я сделаю все, что в моих силах, но не по твоему приказанию.
Гейдж криво усмехнулся.
– А по повелению трусливого красавчика лорда Ричарда? Теперь ты будешь подчиняться только мне. Он тебе больше не хозяин.
– Он никогда не был моим хозяином. Ни один мужчина не смеет распоряжаться мной. – Бринн посмотрела ему прямо в глаза. – Не трать попусту время на глупую болтовню. Угрозами меня не запугаешь и не заставишь вылечить этого парня. Так уж я устроена. Я знахарка и знаю свое дело. А теперь прикажи принести горячей воды и чистый холст для перевязки.
Гейдж не сводил с нее глаз.
– Священник уже промыл рану.
Бринн поняла, что победила. Он не будет мешать ей.
– Значит, придется сделать это еще раз. Если сарацину суждено умереть, то я не буду потом упрекать себя за чужие ошибки. По моим наблюдениям, священники не всегда отличаются чистоплотностью. – Она сняла шаль. – Разведите огонь у палатки и дайте мне небольшой горшок с горячей водой. Я приготовлю отвары и снадобья.
– Он может умереть, пока ты возишься со своей стряпней.
– А ты ждешь, что я пошепчу над ним и он выздоровеет? Мне надо промыть рану к смазать ее бальзамом. На первый случай у меня он есть, но понадобится еще. – Она устало добавила:
– Если он переживет ночь.
– Он может не… – Гейдж отвернулся, чтобы Бринн не видела его горя, но дрогнувший голос выдал его боль за друга. – Не думай обо мне плохо. Я отблагодарю тебя, – быстро пообещал он, – дам щедрый подарок, если Малик останется жив.
Он страдал, она чувствовала его отчаяние и страх потерять друга.
Ему и вправду был дорог этот сарацин.
– Как же ты можешь торговаться со мной в обмен на человеческую жизнь?
– Почему бы нет? За сладкий кусок мы все торгуемся еще с колыбели. – Его лицо снова приняло бесстрастное выражение. – С годами в нас возрастает алчность, желание иметь все больше, но и расплачиваться приходится дороже. Ненасытен глаз человека.
Просунув голову в приоткрытый полог палатки, Гейдж продолжал говорить:
– Спустись с холма и взгляни на поле, усеянное мертвыми и искалеченными. Вот цена, которую Гарольд и Вильгельм заплатили за этот клочок саксонской земли. Жизни отданы за бесценок.
Зачем Гейдж напомнил ей о поле битвы! Бринн тогда едва проглотила комок в горле от ужаса. Сейчас ее вновь охватило удушье. Кровь. Боль. Смерть.
Гейдж тихо выругался.
– Что с тобой? Тебе плохо? Ты стала бледная, как снег.
– Все в порядке. – Бринн облизала пересохшие губы. – Принеси мне холст. Пора приниматься за работу.
Гейдж круто повернулся и вышел из палатки.
Раскачиваясь и тихо постанывая, Бринн пыталась сдержать слезы и справиться с темнотой. Сосредоточиться она должна только на сарацине. Впрочем, его имя Малик. Неважно, из каких он краев, главное – он человек. Ей ничем не помочь тем тысячам и тысячам погибших и изувеченных в сегодняшнем сражении, но, может, удастся спасти хотя бы одну эту жизнь.
– Малик, – прошептала она. – Ты слышишь меня? Я знаю, ты чувствуешь, что я рядом с тобой. Я – Бринн из Фалкаара. Я постараюсь вернуть тебя к жизни и сделать все для твоего спасения, но и ты должен помочь мне.
Ни одна жилка не дрогнула на молодом бородатом лице.
Да она и не надеялась на его ответ, он слишком близко подошел к смертному часу. Лишь бы он услышал ее. Ей не дано было знать, что ощущают и чувствуют люди под саваном забытья. Она принялась осторожно ощупывать разорванное тело вокруг раны. Боже, как холодна его кожа!
– Что ты делаешь?
Бринн резко отдернула руки и с вызовом посмотрела через плечо на стоявшего у входа в палатку Гейджа Дюмонта. Снова присев на пятках, пояснила:
– Я проверяю, не застряло ли что-нибудь в ране – грязь, обломок меча. Вроде бы все чисто, но маленькие кусочки металла или одежды могут вызвать нагноение…
– Ты лжешь! – Гейдж не сводил с нее недоверчивых глаз. – Ты щупала его. Я велел привезти тебя не затем, чтобы ты оглаживала и ласкала его. Для этого я мог бы позвать одну из лагерных шлюх. Одному Богу известно, сколько раз в этой кровати он спал едва ли не со всеми ними.
Она удивленно посмотрела на него. Он, конечно, решил, что ее пленили мужские достоинства сарацина.
– Если я дотронулась с нежностью до него, то только из жалости, а не от возбуждения. Надо лишиться рассудка, чтобы желать умирающего. – Она вернулась к главному:
– Где горячая вода?
– Сейчас будет. – Гейдж прошел к Малику и опустился перед ним на колени. – Лефонт принесет воду. Он посмотрел на Малика и вздохнул.
– Черт возьми, он едва дышит.
– Значит, еще есть надежда.
Бринн набралась мужества, решив попросить Гейджа о том, что вряд ли ему понравится, впрочем, как и всем мужчинам, а он был упрямее и настойчивее других.
– Я хочу, чтобы ты оставил меня с ним наедине.
Гейдж даже не взглянул на нее.
– Нет.
– Делай, что я говорю.
– Он вот-вот умрет. Он мой друг, и я не покину его в смертный час.
– Оставь меня наедине с ним, – как можно жестче повторила она, – или я пальцем о палец не ударю.
Гейдж поднял к ней свои ярко-голубые глаза. В них билась такая несокрушимая сила, что страх пробежал по ее телу.
– Что ты сказала?
Бринн облизала враз пересохшие губы.
– Ты отлично слышал. Я не позволю тебе вмешиваться или задавать мне вопросы. Ты должен оставить меня с ним одну.
– Должен? – насмешливым эхом отозвался он. – Мне не нравится это слово. Ко мне оно не подходит.
– Да, должен, – повторила она.
Пресвятая Дева Мария, как он посмотрел на нее! Бринн внутренне сжалась, ожидая удара, который легко бы ее расплющил. Что ж, ей уже приходилось выносить побои, и она осталась жива. Надо постараться выдержать гнев этого чужестранца, его пристальный взгляд, хотя в глубине души она не слишком-то была уверена в своей храбрости.
– Тебе надо, чтобы он остался жив, тогда подчиняйся. Я позову тебя, если замечу, что приближается конец.
– Я не двинусь с места.
Не мигая, он смотрел на нее. Его обуревали гнев и желание вышвырнуть вон эту непокорную девку. Но жизнь Малика! А ей еще никогда не приходилось сталкиваться с более волевым и упорным человеком. Бринн на мгновение ощутила себя хрупкой тростинкой на ветру, согнувшейся под натиском его глаз, но она не могла позволить себе проявить слабость и отступить.
– Ладно, тогда оставайся и смотри, как он умирает. Я и пальцем не шевельну. Ты этого добиваешься?
Его огромные руки сжались и разжались, взгляд задержался на ее горле. Ей показалось, что сейчас он бросится через распростертое тело Малика душить ее.
– Проклятье! – Гейдж встал и направился к выходу из палатки. – До рассвета можешь оставаться с ним.
Он посмотрел на нее через плечо. Бринн с трудом овладела собой, пытаясь не поддаться неподдельному ужасу от его угрожающего тона.
– Мне не нравится, когда мной командуют. Всю жизнь я боролся за право приказывать самому. Когда Малик поправится, я еще тебе припомню.
С этими словами он вышел из палатки.
Глубокий вздох облегчения вырвался из груди Бринн. Его присутствие рядом было подобно грозовой туче: не давало ей дышать. Теперь она займется лечением, не думая о самозащите.
Буря. Именно таким был Гейдж Дюмонт. Вокруг нее, словно не было палатки, сверкали молнии и выл ветер. Бринн сама удивлялась тому радостному возбуждению, с которым ей удалось отразить напор норманна. Сейчас главной наградой ей стали мир и покой. Когда-то, как ей казалось, давным-давно, еще в раннем детстве, она носилась под дождем, испытывая счастье и перед буйством стихии. Но теперь, когда ей пришлось столько пережить за последние три года, ее единственной несбыточной мечтой стала надежда на покой в лесах Гвинтала.
Она склонилась над Маликом и коснулась его виска. Ее пальцы уловили еле пульсирующую жилку.
– Он ушел, – шепотом сообщила она. – Удивительно беспокойный у тебя друг, Малик. Думаю, нам без него будет лучше. Мы просто посидим и поговорим, а пока я приложу свои лекарства к твоей ужасной ране. Ты ведь не хочешь оставаться там, где ты сейчас. Может, там тише и спокойнее, но у тебя еще много дел в этом мире…
Ока положила руку почти на самую рану.
– ..Ну, о чем теперь поговорим? Только не о кровавых сражениях. Я страдаю от таких рассказов не меньше, чем ты от своей раны. Хочешь послушать о моем милом сердцу Гвинтале? Скоро я вернусь туда, думаю, тебе бы там тоже понравилось. Он такой же красивый, как и те места, по которым ты сейчас бродишь, нет, пожалуй, еще прекраснее… Она поудобнее устроилась возле него.
– ..В лесах прохладно и тихо. Каждое дерево таит свои чудесные тайны… ночные цветы или диковинные птицы, которых ты никогда не слышал. В густой чаще вдруг услышишь тихое журчание ручья, сбегают чистейшие струйки его по скалистым утесам, переливаясь в солнечных лучах…
***
Порывы холодного пронизывающего ветра не смогли охладить гневный запал Гейджа. Он едва не придушил эту мерзавку, с трудом поборов страстное желание сдавить руками ее тонкую шею и не разжимать их, пока она не заскулит о пощаде.
– Она выставила тебя? – услышал он голос лорда Ричарда.
Гейдж раздраженно покосился на костер, у которого Ричард грелся, протянув руки к огню.
– Я предполагал, что она и над тобой попытается покомандовать, – притворно посочувствовал Ричард. – Она никогда и никому не позволяла оставаться в комнате жены во время ее лечения. Не будь Бринн подарком моего тестя, я бы проучил ее. Лорд Келлз, отец моей жены, был самым влиятельным бароном на юге Англии, и я не хотел обидеть его, наказав эту женщину. Мне следовало…
– Почему ты до сих пор здесь? – грубо прервал его Гейдж. Он и без того злился и не намерен был терпеть рядом этого смазливого Иуду. – Я думал, ты давно убрался из лагеря.
– Я так и сделал, но с полдороги вернулся в надежде оказаться тебе полезным, – улыбнулся Ричард. – Мне хотелось убедиться, пришелся ли тебе по душе мой подарок?
– Если именно он не придется мне по душе, то ты пожалеешь, что остался, – сквозь зубы процедил Гейдж. – Мне не нравится, что какая-то рабыня занимается лечением друга без меня, и я не потерплю, если Малик умрет на ее руках.
– Поэтому я и вернулся, – едва заметно скривился Ричард. – Уверен, эта женщина вылечит твоего друга, а если нет… – он поднял руку, Гейдж напрягся, – и Господь вдруг решил призвать сарацина к себе, я хотел бы убедиться, что ты понял, насколько она искусна в другом…