Страница:
Он устало покачал головой.
– Нет, этого я не могу.
– Я так и думала.
Она вошла в свою комнату и закрыла за собой дверь.
Закончив разговор, Питер заметил стоявшую рядом с ним Маризу.
– Она очень скучает по дому, – объяснил он. Мариза сочувственно кивнула.
– Я понимаю ее. У меня никогда не было своего дома, мы с мамой все время переезжали с места на место. Но даже я за то короткое время, что провела здесь, успела полюбить эти чудесные места. Мне кажется, что, уехав, я тоже буду всю жизнь тосковать по Вазаро. – Потом, уже другим тоном, добавила: – Знаешь, Питер, сегодня я смогу тебе помогать всего несколько часов утром, потом мне надо паковать вещи и перебираться в деревню. – Мариза улыбнулась ему. – Нам было так хорошо здесь, в нашем уединении, вдали от надоедливых репортеров, сплетников и просто любопытных. Мы оба знаем, как дорого иногда приходится платить за известность.
Спускаясь по ступенькам, она доверчиво протянула ему руку.
– Мне так приятно бывать с тобой, Питер.
Его сердце билось неровными толчками, когда он взял ее под руку, но внешне он казался совершенно спокойным. Все это время Питер выдерживал мучительную внутреннюю борьбу. «Шестнадцать и сорок», – постоянно повторял он себе. Юная девушка, почти ребенок, и пожилой инвалид, состояние которого может ухудшиться в любую минуту. Она испытывает к нему симпатию, ей нравится бывать в его обществе. За эти дни они стали друзьями, долгие часы проводя вместе за работой. Доверие, понимание, дружба – вот на что он может рассчитывать. Все остальное – не для него.
И, глядя в безмятежные глаза девушки, он мягко сказал:
– Мне тоже было очень хорошо с тобой, Мариза.
– Я не полезу на это дерево, Поль. – Тон Челси был решительным. – Ты уже заставлял меня босиком карабкаться на утесы, бегать между рядами роз, танцевать на виноградниках. – Она сделала гримасу. – Неплохо бы тебе самому попробовать все это. Ты хотя бы знаешь, как скользит земля под ногами?
– Но у тебя такие дивные пальчики, мой ангел. – Поль пустил в ход испытанное средство – лесть. – Ты же знаешь, что наш успех зависит от тебя и что мы должны сделать как можно больше снимков, прежде чем соберем вещички и отправимся в Ниццу. – Он показал на дерево в нескольких ярдах от них. – Сейчас я тебе объясню, как мне все это представляется. Ты – Нереида, сидящая на нижней ветке этого апельсинового дерева. Мы направим сюда вентилятор, сделаем маленький ветерок, и твоя воздушная юбка изящно взметнется, а на твою очаровательную головку упадут апельсиновые цветы, равно как и на Танцующий Ветер, который будет стоять здесь под деревом.
– Но дерево даже не в цвету.
– Мы прикрепим искусственные. Я купил несколько в Ницце. Кто требует, чтобы цветы были натуральными? Эти шелковые лепестки великолепны, они еще красивее настоящих.
– Но у нас нет Танцующего Ветра.
– Зато мы можем сделать специальный фотоэффект, мой ангел. Я вклею снимок Танцующего Ветра и окружу его таинственной дымкой. Это будет нечто волшебное.
Челси услышала приглушенный смешок Джонатана, но она не смотрела в его сторону. Поль слишком донимал ее в эти последние два дня, и она вовсе не была в восторге от его идей.
– Не желаю лазить ни на какие деревья.
Поль мгновенно переменил тон:
– Ты устала, бедняжка. Я, идиот, не подумал, как тяжело тебе пришлось в эти два дня. Все, отдыхай, детка, – ласково промурлыкал он. – Пятнадцать минут перерыва, а потом мы снова приступим к работе.
– Пятнадцать минут? Я так вымотана, а ты даешь мне… – Челси остановилась, поняв, что говорит в пустоту. Поль уже шел к оператору, сидевшему на подъемнике, а вся остальная часть группы сосредоточилась возле стола с закусками, который Катрин распорядилась накрыть в апельсиновой роще.
– Нереида? – Джонатан вопросительно вскинул брови. – Я этого не вижу, у тебя другой образ, более осмысленный.
– Скажи это Полю. – Она двинулась через рощу. – Как он еще не догадался меня вообразить матерью-землей Деметрой! – Она подняла подол своего платья и показала босые ноги. – Хожу разутой целый день. Мне кажется, он просто помешался на босых ногах.
– Интересная мысль. – Джонатан усмехнулся и взял ее под руку. – Не хочешь ли что-нибудь выпить?
– Я хочу уйти подальше и закончить на сегодня со съемками. Он третирует меня, как слабоумную девчонку.
– Однако у него получилось несколько замечательных снимков. Особенно мне нравится тот, где ты склонилась над ручейком в прекрасном золотом платье. – Он ласково улыбнулся ей. – Ты проделала фантастическую работу. Я горжусь тобой.
Его лицо светилось такой нежностью, что вся ее усталость и раздражение вдруг улетучились.
– В самом деле? – Челси усмехнулась. – Эти последние дни прошли как во сне. Здесь, в Вазаро, я как будто попала в волшебную сказку. – Ей с трудом верилось, что всего в нескольких милях отсюда существует реальный мир с его рекламой, супермаркетами, дешевыми газетными листками, готовыми растиражировать новые подробности ее личной жизни, ее и Джонатана. – Мы потеряли сегодня целое утро, мне не удалось прийти к тебе.
– Ничего, я смог хотя бы немного позаниматься делами: позвонил в Интерпол, потом мы с Питером подписали несколько контрактов, пришедших по почте.
– Оставь на время свои дела, – нежно улыбнулась ему Челси. – Когда еще нам выдастся случай побыть вместе!
Улыбка Джонатана погасла.
– Какого черта! Мы будем вместе постоянно, когда поженимся.
– Нет. Ты же знаешь, я не могу. – Она пристально смотрела на толпу, собравшуюся вокруг стола. – Мне нравится Питер. Он действительно очень приятный человек, как ты и говорил. Он знает о нас?
– Я ничего не говорил ему, но он достаточно проницательный человек, и думаю – догадывается. Возможно, он и понял, что я люблю тебя. – Он помолчал, прежде чем добавить: – И что ты любишь меня.
– Я никогда не говорила этого, – возразила Челси, ускоряя шаг.
– Почему ты так упорно отказываешься от того, чтобы мы были вместе?
– Я не отказываюсь. Просто у меня своя жизнь и работа…
– Извини, что беспокою, Джонатан, но тебя к телефону. Будет лучше, если ты подойдешь.
Они обернулись и увидели спешащего к ним Питера. Джонатан раздраженно нахмурился.
– Неужели нельзя было сообщить мне об этом звонке позже?
– Но это Дженнингс, он звонит из Канн.
– Какого черта ему здесь надо?
– Не думаю, что он проделал эту поездку ради удовольствия. – Питер осторожно взглянул на Челси. – Он говорит, что хочет увидеться с тобой у него в отеле завтра после полудня.
Челси вздохнула. Вот то, чего она боялась. Счастье не может продолжаться слишком долго.
– Думаю, ты обязательно должен пойти.
– Но если мне не хочется? – Джонатан поджал губы. – Я вовсе не обязан бежать, едва Дженнингс щелкнет пальцами.
– Глупости, – сказала Челси. – Я знаю, кто такой Дженнингс. Это известный сенатор из Южной Каролины, который хлопотал о твоем выдвижении. Разумеется, нужно пойти. – Она твердо встретила его взгляд. – И мы оба понимаем причину его приезда. Он пытается спасти твою политическую репутацию. Должно быть, многие видели те снимки, где мы с тобой вместе на вечере в Версале. Я зря разрешила тебе представлять меня. Я должна была предвидеть…
– Твое решение ничего бы не изменило, – сухо заметил Джонатан.
Питер в растерянности переводил глаза с одного на другого.
– Сказать ему, что я не нашел тебя?
– Нет. – Джонатан твердо встретил взгляд Челси. – Скажи, что я буду рад увидеться с ним завтра, мы приедем вместе с миссис Бенедикт.
– Нет! – Челси затрясла головой. – Избавь меня от этого.
– Почему? Разве в твоем участии в вечере было что-то неприличное, недозволенное?
– Нет! Но я считаю, что мне не следует туда идти.
– Ты пойдешь, потому что я этого хочу, – мягко, но твердо сказал Джонатан. – А если ты не собираешься этого сделать, то я буду вынужден послать уважаемого сенатора к черту.
Он в самом деле мог поступить так. Челси чувствовала его раздражение.
– Но что, если там будут репортеры?
– Челси, бога ради, ты не должна прятаться. – Он повернулся к Питеру. – Ладно, скажи Дженнингсу, что я встречусь с ним, если там не будет ни одного репортера. – Он снова обернулся к Челси. – О’кей?
Питер вздохнул с облегчением.
– Хорошо, я скажу ему.
Он повернулся и быстро пошел к дому. Челси воинственно расправила плечи.
– Ладно, пожалуй, я все-таки залезу на это дерево, раз завтра мы будем заняты с самого полудня. – Она глянула на Джонатана. – Хочешь посмотреть?
– Не могу же я пропустить такое зрелище: тебя на дереве. – Улыбка скользнула по его губам. – Я непременно буду рядом.
– Твоя мать с Джонатаном собираются завтра в Канны на деловое свидание, – сказал Питер. – А съемочная группа отправится туда уже сегодня вечером. Здесь станет тихо, и Вазаро опять будет только нашим.
– Отлично, – улыбнулась Мариза. – Если не считать Катрин, Жака и рабочих.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.
– Да, я понимаю. Ты хочешь снова окунуться в свои дневники. – Мариза прислонилась спиной к оливковому дереву, следя глазами за оранжево-золотистыми крыльями бабочки, парящей над багряным ковром фиалок. – Почему эти рукописи столь важны для тебя, Питер? Ты говорил, что Кэтлин хочет расшифровать надпись, а что интересует тебя?
Питер захлопнул дневник в коричневом кожаном переплете и посмотрел в лицо Маризе.
– Не знаю. Возможно, я испытываю какую-то странную привязанность к людям, писавшим их… нет, это не совсем так… Мне иногда кажется, что все эти события происходят со мной. Это как грезы наяву.
Мариза сорвала травинку и поднесла к губам.
– И что же это за грезы? Он ничего не ответил.
– О Танцующем Ветре?
– Не совсем.
Она встряхнула головой.
– Почему я должна вытягивать из тебя каждое слово?
«Зря я заговорил об этом», – подумал он растерянно.
Она явно почувствовала беспокойство в его голосе и теперь будет настаивать на объяснении. Он знал, что Мариза больше всего на свете ценила чистоту и ясность в отношениях между людьми, особенно бывшими с ней рядом. Она чувствовала потребность постоянно заботиться о тех, кто был ей дорог.
– Я думаю о Парадигне.
– О ком?
– Не помнишь? О Парадигне, брате царя Трои, о том, кто дал Андросу Танцующий Ветер и помог бежать из Трои накануне ее падения.
– О да. Сам он решил остаться и погибнуть от рук врагов.
Питер кивнул.
– Мне приснился сон об этом.
– Что за сон?
– Очень странный. Парадигн, сидящий в большом кресле, похожем на трон. Его голова касается резной спинки, глаза закрыты. Он ждет чего-то.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. – Питер беспомощно пожал плечами. – Я смотрел на него и вдруг почувствовал, что он – это я, потому что ощутил его боль, терпение и ожидание смерти.
– Но все это вовсе не похоже на плохой сон. Почему он беспокоит тебя?
– Потому что я знаю, он собирается открыть глаза и посмотреть на меня. Какой-то совершенно сумасшедший сон.
Мариза отодвинулась от ствола и наклонилась к нему.
– Послушай меня. Это приснилось тебе потому, что последние четыре дня ты не отрываясь сидел над дневниками. Ты грезишь легендами. И если тебе снова приснится этот глупый сон, скажи себе, что между тобой и Парадигном нет ничего похожего. Ты не стал бы сидеть и ждать, когда ворвутся греки и убьют тебя. Ты бы бежал вместе с Андросом, или нет… ты бы придумал что-то и спас Трою.
Он усмехнулся.
– Мне приятно, что ты такого высокого мнения обо мне.
– Да. И если сегодня ночью Парадигн снова придет, скажи ему, что он должен спасаться.
– Непременно.
Мариза всегда руководствовалась здравым смыслом. Он не мог объяснить ей, какие чувства вызывал в нем этот страшный сон, девушка заблуждалась, считая, что они так уж различны. Она видела в Питере то, что хотела видеть – человека, всегда готового к борьбе, не понимая, что ему это совершенно не свойственно. В подобной ситуации он бы принял скорее позицию Парадигна.
Кроме того, у них с Парадигном было еще нечто общее, о чем не догадывалась Мариза: они оба страдали тяжелым недугом. Этот старый человек просто не мог бежать или сражаться. Он был калека. «Как и я», – горько подумал Питер.
Но вслух он сказал другое:
– Ты права, я скоро подскажу ему, как надо вести себя при таких обстоятельствах. – Питер встал и подал руку Маризе. – Пойдем. Поедешь со мной в Грасс. Я уже упаковал посылку для Кэтлин и должен теперь отправить ее.
Она кивнула и зашагала рядом с ним.
– Минутку. – Он остановился и отошел от нее на несколько шагов. – Если бы ты знала, какое чудное сияние над твоей головой от этих солнечных лучей, пробивающихся сквозь ветви деревьев! – Он снял «Никон», висевший у него на шее, и навел на нее. – Фантастический эффект. Ангел, спустившийся на землю.
– Ты уже сделал кучу снимков, – запротестовала Мариза. – И я хочу быть на них такой, какая я в жизни. Я вовсе никакой не ангел.
– Я знаю.
Подобно матери, Мариза всегда обладала живым чувством реальности. Нет, не ангел. Девушка, прекрасная и желанная, лучезарная, как этот солнечный день.
Мариза и Питер остановились посреди поля герани, чтобы поболтать с Жаком.
– Ты нанял столько новых людей, – отметила Мариза. – Зачем? Герань уже почти собрана.
Жак пожал плечами.
– Анис скоро ждет ребенка, ей больше нельзя работать в поле, Пьер собирается в Лион помочь матери в магазине. Пришлось нанять позавчера пару временных рабочих. Но эти долго не задержатся, не очень-то они привыкли пачкать пальцы в земле или жарить спину на солнце.
– Почему ты не сказал мне? Я могла бы приходить сюда по утрам. – Она обернулась к Питеру, который уже прицеливался своей камерой, выбрав красивый вид. – Завтра я приду к тебе в студию не утром, а после полудня.
– Что? – проговорил он, щелкая камерой и не вслушиваясь в ее слова. – О’кей. Замечательно.
– Ты понял меня?
– Ты собираешься стать рабыней в полях Элизия, – пошутил он, беря в кадр суровое лицо Жака. – Я тоже могу присоединиться.
– Забудь об этом. У тебя есть своя работа. – Мариза смотрела на двух мужчин в самом конце ряда. Жак был прав. Эти двое не могли двигаться размеренно, в лад с другими рабочими. Они больше зубоскалили, чем собирали. Высокий светловолосый парень походил на англичанина и, возможно, подрабатывал на каникулах. Другой был постарше, где-то чуть за тридцать, низенький, коренастый и смуглый. – Думаю, что я одна буду работать лучше, чем эти двое, Жак. Они не слишком-то вспотели.
– Я избавлюсь от них. – При взгляде в их сторону губы Жака твердо сжались. – Пусть тогда сами выбирают, когда им потеть и когда отдыхать. Эй! Кембро, ты что, в саду прохлаждаешься? Мы собираем цветы, а не нюхаем их.
Светловолосый глянул на Жака и стал двигаться несколько живее.
– Ну а ты, Феррацо! – крикнул Жак второму. – Ты хотел работы. Так делай ее.
Феррацо поднял голову на Жака и слегка улыбнулся. Он с любопытством оглядел Маризу и Питера и задумчиво опустил глаза вниз на красновато-оранжевые цветы герани.
Вечером этого дня Феррацо позвонил Ледфорду в Париж.
– Меня, кажется, сняли на пленку сегодня. Этот Масквел, который гостит у них… – выпалил Феррацо, как только Ледфорд снял трубку. – Мне это не нравится.
– Что-нибудь подозреваешь?
– Нет, он повсюду носится со своим аппаратом и щелкает все подряд.
– Значит, можно не беспокоиться, – сказал Ледфорд, медленно откидываясь в кресле. – Это все?
Феррацо продолжал воинственно:
– Нет, мне не слишком нравится потеть кверху задом на этих полях. Я здесь уже почти неделю и не вижу ничего интересного для нас.
– Потерпи еще чуть-чуть. А что делает женщина с тех пор как вернулась?
– Ее здесь нет.
Ледфорд резко выпрямился в кресле.
– Что это значит? Ты соображаешь, что говоришь? Она отбыла из отеля четыре дня назад рейсом на Ниццу.
– Но ее нет здесь. Только съемочная группа, и Масквел, и…
– Какого черта ты сразу не сказал мне, что ее нет в Вазаро?
– Я думал, ты знаешь, – защищался Феррацо. – Ты приказал мне сообщать все, что она делает, но ведь ее здесь нет!
Алекс сумел переправить ее в Стамбул, чтобы она была рядом с ним. Он перехватил инициативу, обманув двух людей Ледфорда, да и его самого. Как он, должно быть, теперь смеется над ними. Ледфорд внезапно вновь вспомнил о своем поражении в Квантико, гнев душил его.
Он был в ярости и долго не мог обрести способность соображать. Его провели. Как это удалось Алексу? Он получил преимущество в их блестящей игре. Никаких сомнений, Каразов решил спрятаться, уйти в подполье. Джипси не удалось найти его следы в Стамбуле в первые два дня. Как он, Ледфорд, мог позволить себе совершить такую оплошность? Ведь Алекс был уже в его руках, в любой момент он мог приказать Феррацо убить его, и вот как изменилась ситуация. Ледфорд проговорил сквозь стиснутые зубы:
– Черт побери твою глупость. Я говорил тебе, что хочу знать все об этой женщине.
– Я четко выполнял все твои приказы. Не понимаю, чем ты недоволен. Надо ли мне еще оставаться здесь, в Вазаро?
– Что? – Ледфорд попытался взять себя в руки. – Откуда ты звонишь?
– Из аптеки в деревне.
– Дай мне номер и жди на месте. Я перезвоню.
Ледфорд записал номер и опустил трубку.
Кэтлин Вазаро. Ледфорд видел ее фото в газетах, поместивших репортаж о вечере в Версале. Но тогда он плохо запомнил ее. У него осталось лишь туманное впечатление о высокой женщине с тонкими чертами лица. До сих пор она была лишь пешкой в их игре, но теперь вдруг стала приобретать значение важной фигуры. Она не испугалась и не стала прятаться после его, Ледфорда, предупреждения. Напротив, агрессивно вступила в игру, сумев обмануть его. Опасно, что она оказывает огромное влияние на Алекса, раздавленного смертью Павла. Эта женщина встала между ним, Ледфордом, и Алексом. Это с ней Алекс изменил ему.
Он потянулся было за телефоном, но тут же отдернул руку. Надо отключиться от всего этого. Сначала он должен успешно выполнить это дело в Лувре. Он не может позволить себе горячиться, когда у него такие ставки. Он должен строго контролировать себя, а не беситься, как мальчишка.
Ледфорд выпрямился в кресле и попытался освободиться от ненужных эмоций. Необходимо было трезво обдумать, как показать Алексу, что он ничего не выиграл своим обманом, что опасно становиться поперек дороги такому человеку, как Брайэн Ледфорд.
Алекс стоял в дверях, когда Кэтлин подошла к коттеджу.
– Ну и где тебя черт носил?
Заметив мрачное выражение его лица, Кэтлин решила не обострять обстановку. Она положила сумочку и блокнот на столик в прихожей и сняла темные очки.
– В археологическом музее. – Подойдя к холодильнику, она открыла его и достала бутылку лимонада. – Хелло, Кемаль. Ты давно пришел?
– Добрый день, Кэтлин, – улыбнулся он ей, поднимаясь с кушетки. – Приятно провела время?
– Не слишком. У меня болит голова, и я страшно устала. – Она налила лимонад в стакан и поставила бутылку назад в холодильник. – И я не желаю выносить допросов инквизиции.
– Ну и ну! – возмутился Алекс. – Ты уходишь из дома, пока я еще сплю, возвращаешься к трем часам, и я еще ничего не должен спрашивать!
– Нечто среднее между выговором школьного учителя и грозного мужа. Ни одна из этих ролей тебе не подходит.
– Он беспокоился, Кэтлин, – вступился Кемаль. – Он думал, что ты со мной, а тут вдруг я являюсь к завтраку.
– Я согласился на то, чтобы ты ходила с ним, – сказал Алекс, – но мы не договаривались, что ты будешь разгуливать одна по Стамбулу, даже не предупредив никого.
– Я же оставила записку.
– В которой сказано лишь одно: «Вернусь через пару часов».
– Я не ожидала, что это затянется так надолго. По дороге в музей я не заметила за собой никакой слежки. – Она поднесла стакан к губам и сделала глоток. – Кроме того, Кемалю было бы там скучно.
– С тобой? Никогда.
– Заткнись, Кемаль, – сказал Алекс. Кемаль кивнул.
– Вполне уместное замечание. – Он сел на стул, облокотясь о стойку бара, отделявшего комнату от кухни. – Прошу вас, продолжайте.
Кэтлин обошла бар кругом и опустилась в кресло перед кушеткой.
– Я не собираюсь выпрашивать прощения, Алекс. Ледфорду не удастся так просто захватить меня. К тому же он уверен, что я в Ницце, ему не придет в голову искать меня здесь. Мне захотелось в музей, и я пошла.
– Без всякой защиты.
– Я хожу здесь повсюду уже три дня вместе с Кемалем, и до сих пор ничего не случилось.
– Да, никто не посмеет приблизиться к тебе, пока рядом такой тигр, как я… – Кемаль перехватил взгляд Алекса и встряхнул головой. – Думаю, будет лучше, если я пойду. Я не могу не вмешиваться, к тому же не знаю, чью сторону лучше принять. А так как я всегда выигрываю в любом деле, то будет несправедливо, если я вообще приму чью-то сторону. – Он открыл дверь. – Всего хорошего. Увидимся завтра.
– Он просто невозможен, – рассмеялась Кэтлин.
– Этот мир создан для него. – Алекс попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривая. – Он действительно беспокоился, Кэтлин. Я волновался, даже когда ты уходила с ним, но то, что ты позволила себе сегодня, совсем уж плохо. Ты становишься слишком самоуверенной.
– Возможно. – Она откинулась на спинку кресла. – Но я не могу все время сидеть здесь. Я должна что-то делать.
– И что же ты делала?
– Рассматривала таблички возле экспонатов в музее. Затем я пошла к директору, месье Модуху, и убедила его позволить мне пройти в запасники.
– Неудивительно, что ты устала.
– Там было несколько табличек, похожих на ту, что у Танцующего Ветра, но надписи на них ближе к греческому.
– Ты ожидала встретить там разгадку?
– Нет. – Она отпила глоток лимонада и сделала несколько круговых движений шеей, чтобы снять боль в мышцах. – В те времена, когда был создан Танцующий Ветер, существовало столько различных языков и культур. В музее тоже есть три нерасшифрованные таблички. В свое время Розетте Стоунз не удалось разгадать эти надписи. А я даже не знаю, с чего начать.
– Ты уже начала.
– Да, но этот путь отбрасывания бесполезных вариантов меня не слишком устраивает, Я показала директору несколько снимков с надписью, и он сказал, что эти буквы ему что-то отдаленно напоминают.
– Подними голову, – вдруг решительно сказал Алекс. Он стоял рядом с ее креслом.
– Что?
Он не стал ждать, когда она подчинится ему. Его руки были уже у нее на затылке, а большими пальцами он медленно массировал ее шею.
Она напряглась. Ее мускулы словно одеревенели.
– Перестань, – резко сказал он. – Я лишь хочу помочь тебе. Закрой глаза и расслабься. – Подушечки его пальцев растирали связки на шее, и сладостная дрожь прошла по всему телу, как только напряжение оставило ее. – Но он не сказал тебе, где мог видеть их?
Она закрыла глаза, чувствуя лишь удовольствие от прикосновения его пальцев, и даже не сразу вспомнила, о чем они говорили до этого.
– Нет. Он сказал, что подумает об этом. Я обещала зайти к нему завтра.
Его пальцы надавили на мышцы ее затылка.
– Будет лучше, если в следующий раз, когда ты пойдешь в музей, ты возьмешь меня или Кемаля в качестве сопровождающих. – Его руки уже массировали мышцы возле ее ключиц, она чувствовала, как кровь быстрей побежала по жилам.
– Когда я одна, мне гораздо легче сосредоточиться.
– Но не когда ты уже мертвая.
Эти слова нарушили ее сонное забытье, но не вывели до конца из состояния приятной расслабленности. Она чувствовала тепло и покалывание в области шеи и плеч.
– Я знаю, опасность существует, но она очень невелика. На самом деле, скорее всего, мне ничего не грозит. Невозможно, чтобы человек, совсем не знавший меня, стремился к убийству… это лишено всякого смысла.
– Кэтлин, черт побери, нельзя же быть такой глупой и безрассудной. Ледфорд выбирает для нападения как раз тот момент, когда жертва начинает чувствовать себя в безопасности. Я уже сталкивался с этим прежде. – Голос Алекса был мягким, убеждающим. Она чувствовала знакомый запах лайма в его лосьоне после бритья. – Я не стану ни во что вмешиваться, лишь позволь мне быть рядом.
Ее мышцы уже отдохнули и расслабились, но она по-прежнему не двигалась. Она хотела, чтобы он продолжал касаться ее, чтобы его руки скользнули ниже, к ее груди, а губы его прижались к ее губам… Она вдруг резко отпрянула от него и вскочила на ноги. Боже, как она все же глупа! Она посмотрела ему в лицо.
– Ну и хорош же ты, Алекс! Думаешь, я опять попадусь в твою ловушку?
– О чем ты? – Он смотрел на нее невинным взором. – Я хотел только помочь тебе.
– «Дай им то, что они хотят, и получишь то, что хочешь ты». Все тот же знакомый подход?
– Да. А что в этом плохого? Тебе и сейчас этого хочется, сколько бы ты ни спорила против очевидного. Моя откровенность тебя устраивает?
Кэтлин возмущенно отвернулась.
13
– Нет, этого я не могу.
– Я так и думала.
Она вошла в свою комнату и закрыла за собой дверь.
Закончив разговор, Питер заметил стоявшую рядом с ним Маризу.
– Она очень скучает по дому, – объяснил он. Мариза сочувственно кивнула.
– Я понимаю ее. У меня никогда не было своего дома, мы с мамой все время переезжали с места на место. Но даже я за то короткое время, что провела здесь, успела полюбить эти чудесные места. Мне кажется, что, уехав, я тоже буду всю жизнь тосковать по Вазаро. – Потом, уже другим тоном, добавила: – Знаешь, Питер, сегодня я смогу тебе помогать всего несколько часов утром, потом мне надо паковать вещи и перебираться в деревню. – Мариза улыбнулась ему. – Нам было так хорошо здесь, в нашем уединении, вдали от надоедливых репортеров, сплетников и просто любопытных. Мы оба знаем, как дорого иногда приходится платить за известность.
Спускаясь по ступенькам, она доверчиво протянула ему руку.
– Мне так приятно бывать с тобой, Питер.
Его сердце билось неровными толчками, когда он взял ее под руку, но внешне он казался совершенно спокойным. Все это время Питер выдерживал мучительную внутреннюю борьбу. «Шестнадцать и сорок», – постоянно повторял он себе. Юная девушка, почти ребенок, и пожилой инвалид, состояние которого может ухудшиться в любую минуту. Она испытывает к нему симпатию, ей нравится бывать в его обществе. За эти дни они стали друзьями, долгие часы проводя вместе за работой. Доверие, понимание, дружба – вот на что он может рассчитывать. Все остальное – не для него.
И, глядя в безмятежные глаза девушки, он мягко сказал:
– Мне тоже было очень хорошо с тобой, Мариза.
– Я не полезу на это дерево, Поль. – Тон Челси был решительным. – Ты уже заставлял меня босиком карабкаться на утесы, бегать между рядами роз, танцевать на виноградниках. – Она сделала гримасу. – Неплохо бы тебе самому попробовать все это. Ты хотя бы знаешь, как скользит земля под ногами?
– Но у тебя такие дивные пальчики, мой ангел. – Поль пустил в ход испытанное средство – лесть. – Ты же знаешь, что наш успех зависит от тебя и что мы должны сделать как можно больше снимков, прежде чем соберем вещички и отправимся в Ниццу. – Он показал на дерево в нескольких ярдах от них. – Сейчас я тебе объясню, как мне все это представляется. Ты – Нереида, сидящая на нижней ветке этого апельсинового дерева. Мы направим сюда вентилятор, сделаем маленький ветерок, и твоя воздушная юбка изящно взметнется, а на твою очаровательную головку упадут апельсиновые цветы, равно как и на Танцующий Ветер, который будет стоять здесь под деревом.
– Но дерево даже не в цвету.
– Мы прикрепим искусственные. Я купил несколько в Ницце. Кто требует, чтобы цветы были натуральными? Эти шелковые лепестки великолепны, они еще красивее настоящих.
– Но у нас нет Танцующего Ветра.
– Зато мы можем сделать специальный фотоэффект, мой ангел. Я вклею снимок Танцующего Ветра и окружу его таинственной дымкой. Это будет нечто волшебное.
Челси услышала приглушенный смешок Джонатана, но она не смотрела в его сторону. Поль слишком донимал ее в эти последние два дня, и она вовсе не была в восторге от его идей.
– Не желаю лазить ни на какие деревья.
Поль мгновенно переменил тон:
– Ты устала, бедняжка. Я, идиот, не подумал, как тяжело тебе пришлось в эти два дня. Все, отдыхай, детка, – ласково промурлыкал он. – Пятнадцать минут перерыва, а потом мы снова приступим к работе.
– Пятнадцать минут? Я так вымотана, а ты даешь мне… – Челси остановилась, поняв, что говорит в пустоту. Поль уже шел к оператору, сидевшему на подъемнике, а вся остальная часть группы сосредоточилась возле стола с закусками, который Катрин распорядилась накрыть в апельсиновой роще.
– Нереида? – Джонатан вопросительно вскинул брови. – Я этого не вижу, у тебя другой образ, более осмысленный.
– Скажи это Полю. – Она двинулась через рощу. – Как он еще не догадался меня вообразить матерью-землей Деметрой! – Она подняла подол своего платья и показала босые ноги. – Хожу разутой целый день. Мне кажется, он просто помешался на босых ногах.
– Интересная мысль. – Джонатан усмехнулся и взял ее под руку. – Не хочешь ли что-нибудь выпить?
– Я хочу уйти подальше и закончить на сегодня со съемками. Он третирует меня, как слабоумную девчонку.
– Однако у него получилось несколько замечательных снимков. Особенно мне нравится тот, где ты склонилась над ручейком в прекрасном золотом платье. – Он ласково улыбнулся ей. – Ты проделала фантастическую работу. Я горжусь тобой.
Его лицо светилось такой нежностью, что вся ее усталость и раздражение вдруг улетучились.
– В самом деле? – Челси усмехнулась. – Эти последние дни прошли как во сне. Здесь, в Вазаро, я как будто попала в волшебную сказку. – Ей с трудом верилось, что всего в нескольких милях отсюда существует реальный мир с его рекламой, супермаркетами, дешевыми газетными листками, готовыми растиражировать новые подробности ее личной жизни, ее и Джонатана. – Мы потеряли сегодня целое утро, мне не удалось прийти к тебе.
– Ничего, я смог хотя бы немного позаниматься делами: позвонил в Интерпол, потом мы с Питером подписали несколько контрактов, пришедших по почте.
– Оставь на время свои дела, – нежно улыбнулась ему Челси. – Когда еще нам выдастся случай побыть вместе!
Улыбка Джонатана погасла.
– Какого черта! Мы будем вместе постоянно, когда поженимся.
– Нет. Ты же знаешь, я не могу. – Она пристально смотрела на толпу, собравшуюся вокруг стола. – Мне нравится Питер. Он действительно очень приятный человек, как ты и говорил. Он знает о нас?
– Я ничего не говорил ему, но он достаточно проницательный человек, и думаю – догадывается. Возможно, он и понял, что я люблю тебя. – Он помолчал, прежде чем добавить: – И что ты любишь меня.
– Я никогда не говорила этого, – возразила Челси, ускоряя шаг.
– Почему ты так упорно отказываешься от того, чтобы мы были вместе?
– Я не отказываюсь. Просто у меня своя жизнь и работа…
– Извини, что беспокою, Джонатан, но тебя к телефону. Будет лучше, если ты подойдешь.
Они обернулись и увидели спешащего к ним Питера. Джонатан раздраженно нахмурился.
– Неужели нельзя было сообщить мне об этом звонке позже?
– Но это Дженнингс, он звонит из Канн.
– Какого черта ему здесь надо?
– Не думаю, что он проделал эту поездку ради удовольствия. – Питер осторожно взглянул на Челси. – Он говорит, что хочет увидеться с тобой у него в отеле завтра после полудня.
Челси вздохнула. Вот то, чего она боялась. Счастье не может продолжаться слишком долго.
– Думаю, ты обязательно должен пойти.
– Но если мне не хочется? – Джонатан поджал губы. – Я вовсе не обязан бежать, едва Дженнингс щелкнет пальцами.
– Глупости, – сказала Челси. – Я знаю, кто такой Дженнингс. Это известный сенатор из Южной Каролины, который хлопотал о твоем выдвижении. Разумеется, нужно пойти. – Она твердо встретила его взгляд. – И мы оба понимаем причину его приезда. Он пытается спасти твою политическую репутацию. Должно быть, многие видели те снимки, где мы с тобой вместе на вечере в Версале. Я зря разрешила тебе представлять меня. Я должна была предвидеть…
– Твое решение ничего бы не изменило, – сухо заметил Джонатан.
Питер в растерянности переводил глаза с одного на другого.
– Сказать ему, что я не нашел тебя?
– Нет. – Джонатан твердо встретил взгляд Челси. – Скажи, что я буду рад увидеться с ним завтра, мы приедем вместе с миссис Бенедикт.
– Нет! – Челси затрясла головой. – Избавь меня от этого.
– Почему? Разве в твоем участии в вечере было что-то неприличное, недозволенное?
– Нет! Но я считаю, что мне не следует туда идти.
– Ты пойдешь, потому что я этого хочу, – мягко, но твердо сказал Джонатан. – А если ты не собираешься этого сделать, то я буду вынужден послать уважаемого сенатора к черту.
Он в самом деле мог поступить так. Челси чувствовала его раздражение.
– Но что, если там будут репортеры?
– Челси, бога ради, ты не должна прятаться. – Он повернулся к Питеру. – Ладно, скажи Дженнингсу, что я встречусь с ним, если там не будет ни одного репортера. – Он снова обернулся к Челси. – О’кей?
Питер вздохнул с облегчением.
– Хорошо, я скажу ему.
Он повернулся и быстро пошел к дому. Челси воинственно расправила плечи.
– Ладно, пожалуй, я все-таки залезу на это дерево, раз завтра мы будем заняты с самого полудня. – Она глянула на Джонатана. – Хочешь посмотреть?
– Не могу же я пропустить такое зрелище: тебя на дереве. – Улыбка скользнула по его губам. – Я непременно буду рядом.
– Твоя мать с Джонатаном собираются завтра в Канны на деловое свидание, – сказал Питер. – А съемочная группа отправится туда уже сегодня вечером. Здесь станет тихо, и Вазаро опять будет только нашим.
– Отлично, – улыбнулась Мариза. – Если не считать Катрин, Жака и рабочих.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.
– Да, я понимаю. Ты хочешь снова окунуться в свои дневники. – Мариза прислонилась спиной к оливковому дереву, следя глазами за оранжево-золотистыми крыльями бабочки, парящей над багряным ковром фиалок. – Почему эти рукописи столь важны для тебя, Питер? Ты говорил, что Кэтлин хочет расшифровать надпись, а что интересует тебя?
Питер захлопнул дневник в коричневом кожаном переплете и посмотрел в лицо Маризе.
– Не знаю. Возможно, я испытываю какую-то странную привязанность к людям, писавшим их… нет, это не совсем так… Мне иногда кажется, что все эти события происходят со мной. Это как грезы наяву.
Мариза сорвала травинку и поднесла к губам.
– И что же это за грезы? Он ничего не ответил.
– О Танцующем Ветре?
– Не совсем.
Она встряхнула головой.
– Почему я должна вытягивать из тебя каждое слово?
«Зря я заговорил об этом», – подумал он растерянно.
Она явно почувствовала беспокойство в его голосе и теперь будет настаивать на объяснении. Он знал, что Мариза больше всего на свете ценила чистоту и ясность в отношениях между людьми, особенно бывшими с ней рядом. Она чувствовала потребность постоянно заботиться о тех, кто был ей дорог.
– Я думаю о Парадигне.
– О ком?
– Не помнишь? О Парадигне, брате царя Трои, о том, кто дал Андросу Танцующий Ветер и помог бежать из Трои накануне ее падения.
– О да. Сам он решил остаться и погибнуть от рук врагов.
Питер кивнул.
– Мне приснился сон об этом.
– Что за сон?
– Очень странный. Парадигн, сидящий в большом кресле, похожем на трон. Его голова касается резной спинки, глаза закрыты. Он ждет чего-то.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. – Питер беспомощно пожал плечами. – Я смотрел на него и вдруг почувствовал, что он – это я, потому что ощутил его боль, терпение и ожидание смерти.
– Но все это вовсе не похоже на плохой сон. Почему он беспокоит тебя?
– Потому что я знаю, он собирается открыть глаза и посмотреть на меня. Какой-то совершенно сумасшедший сон.
Мариза отодвинулась от ствола и наклонилась к нему.
– Послушай меня. Это приснилось тебе потому, что последние четыре дня ты не отрываясь сидел над дневниками. Ты грезишь легендами. И если тебе снова приснится этот глупый сон, скажи себе, что между тобой и Парадигном нет ничего похожего. Ты не стал бы сидеть и ждать, когда ворвутся греки и убьют тебя. Ты бы бежал вместе с Андросом, или нет… ты бы придумал что-то и спас Трою.
Он усмехнулся.
– Мне приятно, что ты такого высокого мнения обо мне.
– Да. И если сегодня ночью Парадигн снова придет, скажи ему, что он должен спасаться.
– Непременно.
Мариза всегда руководствовалась здравым смыслом. Он не мог объяснить ей, какие чувства вызывал в нем этот страшный сон, девушка заблуждалась, считая, что они так уж различны. Она видела в Питере то, что хотела видеть – человека, всегда готового к борьбе, не понимая, что ему это совершенно не свойственно. В подобной ситуации он бы принял скорее позицию Парадигна.
Кроме того, у них с Парадигном было еще нечто общее, о чем не догадывалась Мариза: они оба страдали тяжелым недугом. Этот старый человек просто не мог бежать или сражаться. Он был калека. «Как и я», – горько подумал Питер.
Но вслух он сказал другое:
– Ты права, я скоро подскажу ему, как надо вести себя при таких обстоятельствах. – Питер встал и подал руку Маризе. – Пойдем. Поедешь со мной в Грасс. Я уже упаковал посылку для Кэтлин и должен теперь отправить ее.
Она кивнула и зашагала рядом с ним.
– Минутку. – Он остановился и отошел от нее на несколько шагов. – Если бы ты знала, какое чудное сияние над твоей головой от этих солнечных лучей, пробивающихся сквозь ветви деревьев! – Он снял «Никон», висевший у него на шее, и навел на нее. – Фантастический эффект. Ангел, спустившийся на землю.
– Ты уже сделал кучу снимков, – запротестовала Мариза. – И я хочу быть на них такой, какая я в жизни. Я вовсе никакой не ангел.
– Я знаю.
Подобно матери, Мариза всегда обладала живым чувством реальности. Нет, не ангел. Девушка, прекрасная и желанная, лучезарная, как этот солнечный день.
Мариза и Питер остановились посреди поля герани, чтобы поболтать с Жаком.
– Ты нанял столько новых людей, – отметила Мариза. – Зачем? Герань уже почти собрана.
Жак пожал плечами.
– Анис скоро ждет ребенка, ей больше нельзя работать в поле, Пьер собирается в Лион помочь матери в магазине. Пришлось нанять позавчера пару временных рабочих. Но эти долго не задержатся, не очень-то они привыкли пачкать пальцы в земле или жарить спину на солнце.
– Почему ты не сказал мне? Я могла бы приходить сюда по утрам. – Она обернулась к Питеру, который уже прицеливался своей камерой, выбрав красивый вид. – Завтра я приду к тебе в студию не утром, а после полудня.
– Что? – проговорил он, щелкая камерой и не вслушиваясь в ее слова. – О’кей. Замечательно.
– Ты понял меня?
– Ты собираешься стать рабыней в полях Элизия, – пошутил он, беря в кадр суровое лицо Жака. – Я тоже могу присоединиться.
– Забудь об этом. У тебя есть своя работа. – Мариза смотрела на двух мужчин в самом конце ряда. Жак был прав. Эти двое не могли двигаться размеренно, в лад с другими рабочими. Они больше зубоскалили, чем собирали. Высокий светловолосый парень походил на англичанина и, возможно, подрабатывал на каникулах. Другой был постарше, где-то чуть за тридцать, низенький, коренастый и смуглый. – Думаю, что я одна буду работать лучше, чем эти двое, Жак. Они не слишком-то вспотели.
– Я избавлюсь от них. – При взгляде в их сторону губы Жака твердо сжались. – Пусть тогда сами выбирают, когда им потеть и когда отдыхать. Эй! Кембро, ты что, в саду прохлаждаешься? Мы собираем цветы, а не нюхаем их.
Светловолосый глянул на Жака и стал двигаться несколько живее.
– Ну а ты, Феррацо! – крикнул Жак второму. – Ты хотел работы. Так делай ее.
Феррацо поднял голову на Жака и слегка улыбнулся. Он с любопытством оглядел Маризу и Питера и задумчиво опустил глаза вниз на красновато-оранжевые цветы герани.
Вечером этого дня Феррацо позвонил Ледфорду в Париж.
– Меня, кажется, сняли на пленку сегодня. Этот Масквел, который гостит у них… – выпалил Феррацо, как только Ледфорд снял трубку. – Мне это не нравится.
– Что-нибудь подозреваешь?
– Нет, он повсюду носится со своим аппаратом и щелкает все подряд.
– Значит, можно не беспокоиться, – сказал Ледфорд, медленно откидываясь в кресле. – Это все?
Феррацо продолжал воинственно:
– Нет, мне не слишком нравится потеть кверху задом на этих полях. Я здесь уже почти неделю и не вижу ничего интересного для нас.
– Потерпи еще чуть-чуть. А что делает женщина с тех пор как вернулась?
– Ее здесь нет.
Ледфорд резко выпрямился в кресле.
– Что это значит? Ты соображаешь, что говоришь? Она отбыла из отеля четыре дня назад рейсом на Ниццу.
– Но ее нет здесь. Только съемочная группа, и Масквел, и…
– Какого черта ты сразу не сказал мне, что ее нет в Вазаро?
– Я думал, ты знаешь, – защищался Феррацо. – Ты приказал мне сообщать все, что она делает, но ведь ее здесь нет!
Алекс сумел переправить ее в Стамбул, чтобы она была рядом с ним. Он перехватил инициативу, обманув двух людей Ледфорда, да и его самого. Как он, должно быть, теперь смеется над ними. Ледфорд внезапно вновь вспомнил о своем поражении в Квантико, гнев душил его.
Он был в ярости и долго не мог обрести способность соображать. Его провели. Как это удалось Алексу? Он получил преимущество в их блестящей игре. Никаких сомнений, Каразов решил спрятаться, уйти в подполье. Джипси не удалось найти его следы в Стамбуле в первые два дня. Как он, Ледфорд, мог позволить себе совершить такую оплошность? Ведь Алекс был уже в его руках, в любой момент он мог приказать Феррацо убить его, и вот как изменилась ситуация. Ледфорд проговорил сквозь стиснутые зубы:
– Черт побери твою глупость. Я говорил тебе, что хочу знать все об этой женщине.
– Я четко выполнял все твои приказы. Не понимаю, чем ты недоволен. Надо ли мне еще оставаться здесь, в Вазаро?
– Что? – Ледфорд попытался взять себя в руки. – Откуда ты звонишь?
– Из аптеки в деревне.
– Дай мне номер и жди на месте. Я перезвоню.
Ледфорд записал номер и опустил трубку.
Кэтлин Вазаро. Ледфорд видел ее фото в газетах, поместивших репортаж о вечере в Версале. Но тогда он плохо запомнил ее. У него осталось лишь туманное впечатление о высокой женщине с тонкими чертами лица. До сих пор она была лишь пешкой в их игре, но теперь вдруг стала приобретать значение важной фигуры. Она не испугалась и не стала прятаться после его, Ледфорда, предупреждения. Напротив, агрессивно вступила в игру, сумев обмануть его. Опасно, что она оказывает огромное влияние на Алекса, раздавленного смертью Павла. Эта женщина встала между ним, Ледфордом, и Алексом. Это с ней Алекс изменил ему.
Он потянулся было за телефоном, но тут же отдернул руку. Надо отключиться от всего этого. Сначала он должен успешно выполнить это дело в Лувре. Он не может позволить себе горячиться, когда у него такие ставки. Он должен строго контролировать себя, а не беситься, как мальчишка.
Ледфорд выпрямился в кресле и попытался освободиться от ненужных эмоций. Необходимо было трезво обдумать, как показать Алексу, что он ничего не выиграл своим обманом, что опасно становиться поперек дороги такому человеку, как Брайэн Ледфорд.
Алекс стоял в дверях, когда Кэтлин подошла к коттеджу.
– Ну и где тебя черт носил?
Заметив мрачное выражение его лица, Кэтлин решила не обострять обстановку. Она положила сумочку и блокнот на столик в прихожей и сняла темные очки.
– В археологическом музее. – Подойдя к холодильнику, она открыла его и достала бутылку лимонада. – Хелло, Кемаль. Ты давно пришел?
– Добрый день, Кэтлин, – улыбнулся он ей, поднимаясь с кушетки. – Приятно провела время?
– Не слишком. У меня болит голова, и я страшно устала. – Она налила лимонад в стакан и поставила бутылку назад в холодильник. – И я не желаю выносить допросов инквизиции.
– Ну и ну! – возмутился Алекс. – Ты уходишь из дома, пока я еще сплю, возвращаешься к трем часам, и я еще ничего не должен спрашивать!
– Нечто среднее между выговором школьного учителя и грозного мужа. Ни одна из этих ролей тебе не подходит.
– Он беспокоился, Кэтлин, – вступился Кемаль. – Он думал, что ты со мной, а тут вдруг я являюсь к завтраку.
– Я согласился на то, чтобы ты ходила с ним, – сказал Алекс, – но мы не договаривались, что ты будешь разгуливать одна по Стамбулу, даже не предупредив никого.
– Я же оставила записку.
– В которой сказано лишь одно: «Вернусь через пару часов».
– Я не ожидала, что это затянется так надолго. По дороге в музей я не заметила за собой никакой слежки. – Она поднесла стакан к губам и сделала глоток. – Кроме того, Кемалю было бы там скучно.
– С тобой? Никогда.
– Заткнись, Кемаль, – сказал Алекс. Кемаль кивнул.
– Вполне уместное замечание. – Он сел на стул, облокотясь о стойку бара, отделявшего комнату от кухни. – Прошу вас, продолжайте.
Кэтлин обошла бар кругом и опустилась в кресло перед кушеткой.
– Я не собираюсь выпрашивать прощения, Алекс. Ледфорду не удастся так просто захватить меня. К тому же он уверен, что я в Ницце, ему не придет в голову искать меня здесь. Мне захотелось в музей, и я пошла.
– Без всякой защиты.
– Я хожу здесь повсюду уже три дня вместе с Кемалем, и до сих пор ничего не случилось.
– Да, никто не посмеет приблизиться к тебе, пока рядом такой тигр, как я… – Кемаль перехватил взгляд Алекса и встряхнул головой. – Думаю, будет лучше, если я пойду. Я не могу не вмешиваться, к тому же не знаю, чью сторону лучше принять. А так как я всегда выигрываю в любом деле, то будет несправедливо, если я вообще приму чью-то сторону. – Он открыл дверь. – Всего хорошего. Увидимся завтра.
– Он просто невозможен, – рассмеялась Кэтлин.
– Этот мир создан для него. – Алекс попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривая. – Он действительно беспокоился, Кэтлин. Я волновался, даже когда ты уходила с ним, но то, что ты позволила себе сегодня, совсем уж плохо. Ты становишься слишком самоуверенной.
– Возможно. – Она откинулась на спинку кресла. – Но я не могу все время сидеть здесь. Я должна что-то делать.
– И что же ты делала?
– Рассматривала таблички возле экспонатов в музее. Затем я пошла к директору, месье Модуху, и убедила его позволить мне пройти в запасники.
– Неудивительно, что ты устала.
– Там было несколько табличек, похожих на ту, что у Танцующего Ветра, но надписи на них ближе к греческому.
– Ты ожидала встретить там разгадку?
– Нет. – Она отпила глоток лимонада и сделала несколько круговых движений шеей, чтобы снять боль в мышцах. – В те времена, когда был создан Танцующий Ветер, существовало столько различных языков и культур. В музее тоже есть три нерасшифрованные таблички. В свое время Розетте Стоунз не удалось разгадать эти надписи. А я даже не знаю, с чего начать.
– Ты уже начала.
– Да, но этот путь отбрасывания бесполезных вариантов меня не слишком устраивает, Я показала директору несколько снимков с надписью, и он сказал, что эти буквы ему что-то отдаленно напоминают.
– Подними голову, – вдруг решительно сказал Алекс. Он стоял рядом с ее креслом.
– Что?
Он не стал ждать, когда она подчинится ему. Его руки были уже у нее на затылке, а большими пальцами он медленно массировал ее шею.
Она напряглась. Ее мускулы словно одеревенели.
– Перестань, – резко сказал он. – Я лишь хочу помочь тебе. Закрой глаза и расслабься. – Подушечки его пальцев растирали связки на шее, и сладостная дрожь прошла по всему телу, как только напряжение оставило ее. – Но он не сказал тебе, где мог видеть их?
Она закрыла глаза, чувствуя лишь удовольствие от прикосновения его пальцев, и даже не сразу вспомнила, о чем они говорили до этого.
– Нет. Он сказал, что подумает об этом. Я обещала зайти к нему завтра.
Его пальцы надавили на мышцы ее затылка.
– Будет лучше, если в следующий раз, когда ты пойдешь в музей, ты возьмешь меня или Кемаля в качестве сопровождающих. – Его руки уже массировали мышцы возле ее ключиц, она чувствовала, как кровь быстрей побежала по жилам.
– Когда я одна, мне гораздо легче сосредоточиться.
– Но не когда ты уже мертвая.
Эти слова нарушили ее сонное забытье, но не вывели до конца из состояния приятной расслабленности. Она чувствовала тепло и покалывание в области шеи и плеч.
– Я знаю, опасность существует, но она очень невелика. На самом деле, скорее всего, мне ничего не грозит. Невозможно, чтобы человек, совсем не знавший меня, стремился к убийству… это лишено всякого смысла.
– Кэтлин, черт побери, нельзя же быть такой глупой и безрассудной. Ледфорд выбирает для нападения как раз тот момент, когда жертва начинает чувствовать себя в безопасности. Я уже сталкивался с этим прежде. – Голос Алекса был мягким, убеждающим. Она чувствовала знакомый запах лайма в его лосьоне после бритья. – Я не стану ни во что вмешиваться, лишь позволь мне быть рядом.
Ее мышцы уже отдохнули и расслабились, но она по-прежнему не двигалась. Она хотела, чтобы он продолжал касаться ее, чтобы его руки скользнули ниже, к ее груди, а губы его прижались к ее губам… Она вдруг резко отпрянула от него и вскочила на ноги. Боже, как она все же глупа! Она посмотрела ему в лицо.
– Ну и хорош же ты, Алекс! Думаешь, я опять попадусь в твою ловушку?
– О чем ты? – Он смотрел на нее невинным взором. – Я хотел только помочь тебе.
– «Дай им то, что они хотят, и получишь то, что хочешь ты». Все тот же знакомый подход?
– Да. А что в этом плохого? Тебе и сейчас этого хочется, сколько бы ты ни спорила против очевидного. Моя откровенность тебя устраивает?
Кэтлин возмущенно отвернулась.
13
Машина плавно скользила по Королевскому мосту.
– Мне не нравится это, – говорил Ганс, не отрывая взгляда от темных вод Сены за окном. – Ты дал слишком мало людей.
– Трое – это более чем достаточно. – Ледфорд посмотрел на Ганса. – Мы хотим взорвать его, а не выкрадывать картины.
– Мне не нравится это, – говорил Ганс, не отрывая взгляда от темных вод Сены за окном. – Ты дал слишком мало людей.
– Трое – это более чем достаточно. – Ледфорд посмотрел на Ганса. – Мы хотим взорвать его, а не выкрадывать картины.