Страница:
Продавец снова начал поносить Кэтлин, когда Кемаль обернулся к нему и сказал что-то такое на турецком, отчего тот широко раскрыл глаза, замолчал и отошел прочь.
– МакМиллан… никакой полиции.
Кэтлин всматривалась в лицо Алекса. Его глаза были раскрыты, а губы пытались выговорить какие-то слова. Она склонилась над ним.
– МакМиллан. Доктор… скажи им… Феррацо. – Алекс закрыл глаза и потерял сознание.
Без сознания, но еще жив!
Отчаяние Кэтлин сменилось надеждой.
– Сейчас здесь будет полиция, – сказал Кемаль. – Надо уходить как можно быстрее.
Она не знала, что делать. Алекс сказал, никакой полиции.
– Ты сможешь нести его?
Кемаль кивнул:
– Конечно. Я очень сильный. – Но бравада слетела с него, когда он поднял Алекса на руки. – Что ж, уходим, смотри, чтобы по дороге нам не нарваться на полицию. Я покажу тебе несколько безопасных улочек. Несем его к вам в дом?
Кэтлин поднялась с колен, глядя на Кемаля, сгибавшегося под тяжестью своей ноши. – Куда же еще?
Кэтлин пришлось сделать четыре разных телефонных звонка в Квантико, прежде чем ее соединили с МакМилланом. Когда она наконец дозвонилась, то тут же приступила к делу без лишних объяснений.
– В Алекса Каразова стреляли.
Молчание на другом конце провода.
– Он мертв?
– Нет, но нужна медицинская помощь, а он не желает вмешивать полицию.
– Он все еще в Стамбуле?
– Да. – Она кратко обрисовала ему, что случилось. – Он просил передать, это сделал Феррацо.
– Дайте мне ваш адрес и телефон. Я организую что-нибудь в течение сорока пяти минут и пришлю к вам надежного человека. – МакМиллан помолчал. – Вы Кэтлин Вазаро?
– Да.
– Убирайтесь от него ко всем чертям!
Она крепче сжала телефонную трубку: – Что?
– Сначала кошмар в Вазаро, теперь это… Мишень Ледфорда – именно вы. Я не желаю, чтобы Каразов был рядом с вами, это опасно для него, черт побери.
Кэтлин положила трубку, ничего не ответив.
– Кто-нибудь придет? – Кемаль вышел из спальни Алекса, неся таз с водой. – Он все еще без сознания.
– МакМиллан сказал, что через сорок пять минут будет доктор.
– Хорошо. Это сделал человек Ледфорда?
– Да. Его имя Феррацо. Это он убил мою мать и Питера Масквела.
– И ранил ту красивую девочку на фотографии?
Кэтлин кивнула.
– Мерзавец. – Кемаль донес тазик до кухни и начал выливать окрашенную кровью воду в раковину. – Это мой провал. Я привел его к вам.
– Он все равно нашел бы нас каким-то образом.
Кемаль покачал головой.
– Я не был достаточно осторожен и даже не заметил «хвоста» за собой. – Он поставил тазик на раковину. – Возможно, я вовсе не так хорош, как привык думать о себе. Печальное отрезвление.
– Каждый может совершить промах.
– Но не такой. – Выражение его лица было необычно серьезным и подавленным. – Ты могла умереть. Алекс чуть не умер. Я виноват, Кэтлин.
– Теперь уже ничего не поделаешь. Надо лишь впредь, постараться избегать ошибок. Это относится ко всем нам.
Он печально улыбнулся.
– Ты слишком великодушна.
Она вдруг поняла, что это неправда, она не была великодушной с Алексом. На словах она признавала себя виноватой за все случившееся в Вазаро, но в глубине души не думала так, не могла принять всю тяжесть этой вины на одну себя.
Я хочу подарить тебе что-нибудь.
Это были слова Алекса, произнесенные им до того, как она различила в толпе лицо Феррацо. Что ж, он успел сделать это, он подарил ей жизнь, рискуя своей, и неизвестно еще, сможет ли он выжить.
– Нет. – Она тряхнула головой. – Ты ошибаешься. Я совсем не великодушна.
Отвернувшись от Кемаля, она пошла в спальню Алекса.
Алекс не приходил в сознание до четырех часов утра. Кэтлин дремала в кресле рядом с его постелью и вдруг неожиданно пробудилась.
Алекс смотрел на нее, его голубые глаза блестели в свете лампы.
– Хелло. – Она встряхнула головой, прогоняя остатки сна. – С тобой все в порядке, пуля лишь задела висок, хотя и достаточно серьезно. Доктор говорит, что это можно сравнить с сильным ударом. У тебя небольшое сотрясение, и ты должен оставаться в постели всю неделю.
– Феррацо?
– Он растворился в толпе сразу же после выстрела.
– Ты говорила с МакМилланом?
Она кивнула:
– Да. Это он прислал доктора.
Алекс кисло улыбнулся:
– Надеюсь, он сделал это достаточно быстро?
– Он сказал мне, чтобы я убиралась от тебя.
Его улыбка исчезла.
– К черту. Забудь. Я не позволю тебе сделать это. Ты будешь со мной, пока все не закончится.
Она помолчала, потом спросила нерешительно:
– Как ты себя чувствуешь?
– Мне кажется, будто моя голова готова взорваться.
Она вздрогнула.
– Это чуть не произошло. Я все время думаю о маме…
– Катрин… – С минуту Алекс, прикрыв глаза, молчал, потом заговорил снова: – Я хочу, чтобы утром ты позвонила Джонатану. Не говори ему пока о том, что со мной случилось, скажи лишь, что мы можем схватить Ледфорда во время объявленной им встречи по консолидации сил Объединенной Европы. Мне может понадобиться его помощь. – Алекс устало закрыл глаза. – И оставайся в коттедже до тех пор, пока не… – Он прервался.
– Пока что?
– Дай МакМиллану время заняться Феррацо.
Заняться Феррацо? Это значило дать МакМиллану время убить Феррацо. Она вздрогнула, поняв смысл этих слов.
Алекс, должно быть, почувствовал ее состояние, потому что снова открыл глаза.
– Необходимость. Он обязательно повторит свою попытку.
– Я не спорю, думаю, что без Феррацо мир станет лишь лучше.
Искра изумления пробежала в глазах Алекса, прежде чем его губы изогнулись в слабой улыбке.
– Возможно, после всего, что случилось, ты сможешь найти место для себя и в моем, реальном, а не придуманном тобой мире.
Его глаза снова закрылись, и в следующий момент он уже спал глубоким сном.
Кэтлин, откинувшись в кресле, изучала выражение его лица.
Его мир. Ее мир. Ей вдруг стало казаться, что их границы стираются, что эти миры сливаются в один. Она уже не знала точно, к какому из них принадлежит.
Было время, когда ничего, кроме Вазаро, не существовало для нее. И после пожара и смерти матери ей казалось, что жизнь кончена. Теперь это чувство сгладилось, притупилось. И за пределами Вазаро была жизнь, и ей предстояло найти свое место в ней. Она была жестока, эта жизнь. Кэтлин вспомнила базарную площадь, истекавшего кровью Алекса и безучастные лица вокруг. Никто, кроме Кемаля, не пришел ей на помощь. И все-таки, как бы то ни было, надо выстоять, надо спасти себя и Алекса.
17
– МакМиллан… никакой полиции.
Кэтлин всматривалась в лицо Алекса. Его глаза были раскрыты, а губы пытались выговорить какие-то слова. Она склонилась над ним.
– МакМиллан. Доктор… скажи им… Феррацо. – Алекс закрыл глаза и потерял сознание.
Без сознания, но еще жив!
Отчаяние Кэтлин сменилось надеждой.
– Сейчас здесь будет полиция, – сказал Кемаль. – Надо уходить как можно быстрее.
Она не знала, что делать. Алекс сказал, никакой полиции.
– Ты сможешь нести его?
Кемаль кивнул:
– Конечно. Я очень сильный. – Но бравада слетела с него, когда он поднял Алекса на руки. – Что ж, уходим, смотри, чтобы по дороге нам не нарваться на полицию. Я покажу тебе несколько безопасных улочек. Несем его к вам в дом?
Кэтлин поднялась с колен, глядя на Кемаля, сгибавшегося под тяжестью своей ноши. – Куда же еще?
Кэтлин пришлось сделать четыре разных телефонных звонка в Квантико, прежде чем ее соединили с МакМилланом. Когда она наконец дозвонилась, то тут же приступила к делу без лишних объяснений.
– В Алекса Каразова стреляли.
Молчание на другом конце провода.
– Он мертв?
– Нет, но нужна медицинская помощь, а он не желает вмешивать полицию.
– Он все еще в Стамбуле?
– Да. – Она кратко обрисовала ему, что случилось. – Он просил передать, это сделал Феррацо.
– Дайте мне ваш адрес и телефон. Я организую что-нибудь в течение сорока пяти минут и пришлю к вам надежного человека. – МакМиллан помолчал. – Вы Кэтлин Вазаро?
– Да.
– Убирайтесь от него ко всем чертям!
Она крепче сжала телефонную трубку: – Что?
– Сначала кошмар в Вазаро, теперь это… Мишень Ледфорда – именно вы. Я не желаю, чтобы Каразов был рядом с вами, это опасно для него, черт побери.
Кэтлин положила трубку, ничего не ответив.
– Кто-нибудь придет? – Кемаль вышел из спальни Алекса, неся таз с водой. – Он все еще без сознания.
– МакМиллан сказал, что через сорок пять минут будет доктор.
– Хорошо. Это сделал человек Ледфорда?
– Да. Его имя Феррацо. Это он убил мою мать и Питера Масквела.
– И ранил ту красивую девочку на фотографии?
Кэтлин кивнула.
– Мерзавец. – Кемаль донес тазик до кухни и начал выливать окрашенную кровью воду в раковину. – Это мой провал. Я привел его к вам.
– Он все равно нашел бы нас каким-то образом.
Кемаль покачал головой.
– Я не был достаточно осторожен и даже не заметил «хвоста» за собой. – Он поставил тазик на раковину. – Возможно, я вовсе не так хорош, как привык думать о себе. Печальное отрезвление.
– Каждый может совершить промах.
– Но не такой. – Выражение его лица было необычно серьезным и подавленным. – Ты могла умереть. Алекс чуть не умер. Я виноват, Кэтлин.
– Теперь уже ничего не поделаешь. Надо лишь впредь, постараться избегать ошибок. Это относится ко всем нам.
Он печально улыбнулся.
– Ты слишком великодушна.
Она вдруг поняла, что это неправда, она не была великодушной с Алексом. На словах она признавала себя виноватой за все случившееся в Вазаро, но в глубине души не думала так, не могла принять всю тяжесть этой вины на одну себя.
Я хочу подарить тебе что-нибудь.
Это были слова Алекса, произнесенные им до того, как она различила в толпе лицо Феррацо. Что ж, он успел сделать это, он подарил ей жизнь, рискуя своей, и неизвестно еще, сможет ли он выжить.
– Нет. – Она тряхнула головой. – Ты ошибаешься. Я совсем не великодушна.
Отвернувшись от Кемаля, она пошла в спальню Алекса.
Алекс не приходил в сознание до четырех часов утра. Кэтлин дремала в кресле рядом с его постелью и вдруг неожиданно пробудилась.
Алекс смотрел на нее, его голубые глаза блестели в свете лампы.
– Хелло. – Она встряхнула головой, прогоняя остатки сна. – С тобой все в порядке, пуля лишь задела висок, хотя и достаточно серьезно. Доктор говорит, что это можно сравнить с сильным ударом. У тебя небольшое сотрясение, и ты должен оставаться в постели всю неделю.
– Феррацо?
– Он растворился в толпе сразу же после выстрела.
– Ты говорила с МакМилланом?
Она кивнула:
– Да. Это он прислал доктора.
Алекс кисло улыбнулся:
– Надеюсь, он сделал это достаточно быстро?
– Он сказал мне, чтобы я убиралась от тебя.
Его улыбка исчезла.
– К черту. Забудь. Я не позволю тебе сделать это. Ты будешь со мной, пока все не закончится.
Она помолчала, потом спросила нерешительно:
– Как ты себя чувствуешь?
– Мне кажется, будто моя голова готова взорваться.
Она вздрогнула.
– Это чуть не произошло. Я все время думаю о маме…
– Катрин… – С минуту Алекс, прикрыв глаза, молчал, потом заговорил снова: – Я хочу, чтобы утром ты позвонила Джонатану. Не говори ему пока о том, что со мной случилось, скажи лишь, что мы можем схватить Ледфорда во время объявленной им встречи по консолидации сил Объединенной Европы. Мне может понадобиться его помощь. – Алекс устало закрыл глаза. – И оставайся в коттедже до тех пор, пока не… – Он прервался.
– Пока что?
– Дай МакМиллану время заняться Феррацо.
Заняться Феррацо? Это значило дать МакМиллану время убить Феррацо. Она вздрогнула, поняв смысл этих слов.
Алекс, должно быть, почувствовал ее состояние, потому что снова открыл глаза.
– Необходимость. Он обязательно повторит свою попытку.
– Я не спорю, думаю, что без Феррацо мир станет лишь лучше.
Искра изумления пробежала в глазах Алекса, прежде чем его губы изогнулись в слабой улыбке.
– Возможно, после всего, что случилось, ты сможешь найти место для себя и в моем, реальном, а не придуманном тобой мире.
Его глаза снова закрылись, и в следующий момент он уже спал глубоким сном.
Кэтлин, откинувшись в кресле, изучала выражение его лица.
Его мир. Ее мир. Ей вдруг стало казаться, что их границы стираются, что эти миры сливаются в один. Она уже не знала точно, к какому из них принадлежит.
Было время, когда ничего, кроме Вазаро, не существовало для нее. И после пожара и смерти матери ей казалось, что жизнь кончена. Теперь это чувство сгладилось, притупилось. И за пределами Вазаро была жизнь, и ей предстояло найти свое место в ней. Она была жестока, эта жизнь. Кэтлин вспомнила базарную площадь, истекавшего кровью Алекса и безучастные лица вокруг. Никто, кроме Кемаля, не пришел ей на помощь. И все-таки, как бы то ни было, надо выстоять, надо спасти себя и Алекса.
17
– Ты не должен вставать с постели. – Кэтлин с неудовольствием подняла глаза на Алекса, появившегося полностью одетым на пороге своей комнаты. – Доктор сказал, что ты должен лежать целую неделю, а прошло всего четыре дня.
– Я уже достаточно хорошо себя чувствую и не желаю оставаться в этой проклятой постели ни единой минуты. – Он направился к ней в гостиную. – Что ты читаешь?
– «Ньюсуик». Здесь статья о Кракове.
– А что с дневником?
– Я перечитала его уже четыре раза, и теперь мне необходимо время, чтобы все обдумать. Кемаль притащил мне целую охапку книг и журналов. – Она тревожно наблюдала за Алексом, подхватившим комплект «Пари-матч». Лучи послеполуденного солнца проникали в комнату, искрясь в темных волосах Алекса, освещая белую повязку, закрывавшую его висок. – Тебе нельзя читать. Доктора запретили это.
– Что за ерунда, – говорил он, складывая журналы небрежной стопкой на кофейном столике. – Я же не тепличное растение. Мне нужно просмотреть их.
Грустная картина всплыла в памяти Кэтлин. Алекс, набирающий охапку книг с полок ее парфюмерной студии в Вазаро, его тяжелый взгляд, выражающий бесконечную усталость и боль, как и сейчас.
– Нет. – Она встала и забрала у него журналы. – Может быть, завтра. Утром будет доктор, и я спрошу у него, можно ли тебе читать.
Он нахмурился.
– Тогда я буду звонить Джонатану. Этот чертов компьютер должен бы уже и прибыть.
– Он уже здесь. Кемаль принес его из «Америкэн экспресс» пару дней назад. Я распорядилась поставить его в студии.
– Почему ничего не сказала мне?
– Потому что я знала, что ты захочешь включить его. Лучше сядь поудобней, а я приготовлю тебе чашку чаю. – Она направилась в кухню. – А после чая – отправляйся в постель!
– Но это же пустяковая рана. В спецназе я бы провалялся с ней не больше чем полдня.
– Я всегда была о спецназе не лучшего мнения, – презрительно фыркнула Кэтлин.
Алекс продолжал стоять, разглядывая ее.
– Ты сядешь наконец? – раздраженно проговорила она. – Ты сейчас не со своими друзьями-солдатами и не обязан разыгрывать супермена. Никто не требует от тебя этого. Ты когда-нибудь можешь быть просто интеллигентным человеком, умеющим рассуждать здраво?
Искра изумления пробежала по его лицу, он усмехнулся, опускаясь в кресло, на которое ему указала Кэтлин.
– Так-то лучше. – Чайник начал посвистывать, она сняла его с огня и приготовила заварку.
Он чуть прищурился, внимательно разглядывая ее.
– Ты стала другая, – наконец медленно произнес он. – Совершенно переменилась.
– В самом деле? – Она поставила поднос с чайными приборами на маленький столик.
Алекс рассеянно смотрел, как она разливает чай.
– Не старайся задеть меня, я все равно не обижусь.
Она осторожно взглянула на него.
– О чем ты?
– Ты все еще не можешь простить мне Вазаро. Что ж, ты имеешь на это право.
– Что это? Приступ раскаяния и самокритики?
– Да, такое со мной тоже случается.
Алекс взял свою чашку и не спеша начал потягивать чай.
– Скоро ты будешь занята настолько, что у тебя не останется времени вспоминать прошлое. – Он поставил чашку на столик и откинулся на спинку кресла. Внезапно Алекс показался ей ожившим и бодрым, от его грусти и усталости не осталось и следа, вернулась его прирожденная, чуть ли не королевская самоуверенность. Это всегда стесняло Кэтлин.
– Если ты закончил пить свой чай, – сказала она сухо, – то можешь отправляться в постель.
– Через несколько минут.
– Скоро стемнеет. Надо зажечь свет.
Ей казалось, что сумерки делают обстановку слишком интимной. Она встала и пошла к выключателю. Теплый золотистый свет озарил комнату.
– Почему спецназ? – неожиданно спросила она.
– Снова о том же? – Он пожал плечами. – Это особые элитные войска, туда берут далеко не каждого. Для отца при его амбициях это было предметом гордости, все равно как перо на шляпе, – сын в спецназе… – Алекс остановился и взглянул на Кэтлин, внимательно слушавшую его. – Тебе это действительно интересно?
Она кивнула.
– Тогда я начну с самого начала. Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Мы жили тогда в Бухаресте. Уже в это время я демонстрировал незаурядные интеллектуальные способности, и меня готовили к карьере государственного чиновника. Но когда мне исполнилось шестнадцать, отец вдруг вспомнил о моем существовании и выразил недовольство тем, что я воспитываюсь вдали от него. Он заявился в Бухарест и заставил меня уйти из школы. Он решил взять меня с собой в Россию.
– И как ты к этому отнесся?
– С одной стороны, мне не хотелось возражать отцу. У меня еще сохранялись юношеские иллюзии о доме и семье. И в то же время я был расстроен, потому что представлял себе будущее совершенно по-другому.
– А где ты встретил Павла?
– В спецназе. Мы вместе проходили обучение. – Он помолчал. – Я отвечу на все твои вопросы, но давай не будем говорить о Павле.
– Почему?
– Он был моим другом. И я не смог уберечь его. Мне тяжело говорить об этом. Прошу тебя, давай о чем-нибудь другом.
– Ты не хотел отвечать и на некоторые другие вопросы.
– Да, это так. Я вообще не склонен откровенничать, как ты успела заметить. И все же что еще ты хотела бы знать?
Она покачала головой и встала.
– Ладно, это не мое дело.
– Ты спрашивала однажды, почему я ушел из КГБ. Мне надоело, что меня используют, и я думал, что в Америке смогу жить собственной жизнью. Но увы! – Он пожал плечами. – Я лишь поменял одного хозяина на другого.
Ничего удивительного в том, что Алекс думал, будто в этом мире каждый ищет выгоду. С самого детства его использовали: родители, школа, правительство, – часто с беспощадной жестокостью. Даже она сама пыталась использовать его. Кэтлин вдруг поняла это. Она упрекала его за то, что он пытался манипулировать ею. Но разве она не стремилась использовать его интеллект и деньги ради своего Вазаро? Она поставила чашки на поднос и понесла на кухню.
– Иди в постель. Ты ничего не должен говорить мне больше.
Алекс поднялся и подхватил два журнала со столика.
– Нет, – сказала она, обернувшись. – Оставь их.
Он улыбнулся и отложил журналы.
– Кемаль собирался зайти попозже. Он может поиграть с тобой в карты.
– Почему бы тебе не поиграть со мной?
– Нет. – Опять какое-то отчуждение пролегло между ними. Кэтлин чувствовала, что он закрылся, ушел в себя, и это ее обижало. – Тебе придется подождать Кемаля.
Алекс внимательно посмотрел на нее, видно угадав ее настроение, но Кэтлин поспешно отвернулась, так что ее лицо оказалось в тени.
– Я могу подождать, – мягко сказал он, отправляясь в свою комнату.
Кемаль вытащил колоду карт и весело улыбнулся.
– Я собираюсь разбить тебя в пух и прах, а то ты что-то слишком хорошо выглядишь.
– Вряд ли я тебе это позволю. – Алекс смотрел на ловкие пальцы Кемаля, тасующие колоду. – Я звонил МакМиллану сегодня вечером, хотел убедиться, что он обезопасил Феррацо.
– И что сказал наш очаровательный МакМиллан?
– Он в замешательстве, ничего не может понять.
– Это участь всех недальновидных людей.
– Ночью того дня, когда я был ранен, Феррацо убили в его комнате в отеле.
– Разве ты не этого хотел? Теперь Кэтлин в безопасности.
– Но люди МакМиллана не делали этого.
– Нет?
– Мне необходимо узнать, кто это сделал.
– Не все ли равно, раз его уже нет.
– Мне не нравится появление на сцене нового персонажа.
Кемаль усмехнулся и встряхнул головой.
– Это сделал я.
Алекс замер.
– Ты убил Феррацо?
Кемаль пожал плечами.
– Мне почему-то показалось, что человек МакМиллана будет действовать недостаточно быстро.
Алекс изучающе смотрел на него.
– Но мы не договаривались об этом.
– Он использовал меня, чтобы выйти на вас, – спокойно сказал Кемаль. – Я ненавижу, когда меня используют. Думаю, что и ты тоже, не так ли?
Алекс помолчал с минуту.
– Да, это так. Но ты слишком много взял на себя. МакМиллан будет недоволен. Он не любит, когда кто-то вмешивается в его игру.
– Это был особый случай, и я вовсе не собираюсь действовать в таком духе и впредь. Мне не нравится убивать. У меня очень нежная душа. – Он выкинул трех королей. – На, бей их.
Алекс посмотрел на карты в своей руке.
– Нежная, как у тигра.
– Только когда нет другого выхода. – Выражение лица Кемаля вдруг стало суровым. – У каждого из нас в душе есть что-то жестокое. Поэтому каждый день мы выбираем между любовью и ненавистью, добром и злом. Мы все каждый день совершаем свой выбор.
– И что предпочитаешь ты?
– Это зависит от обстоятельств. Иногда хочется быть хорошим, а иногда приходится идти на компромисс.
– И Феррацо – это твой компромисс?
– Нет, – жестко сказал Кемаль. – Это была необходимость. Он использовал меня и причинил вред моему другу.
Алекс сжал карты в руке.
– Твоему другу?
– Ты мой друг, – сказал Кемаль, – разве ты не знал этого?
Алекс смотрел на него, не говоря ни слова.
– Ты можешь не отвечать, – произнес Кемаль. – Я знаю, что поставил тебя в затруднительное положение.
– А что ты считаешь трудным для меня?
– Доверять кому-то настолько, чтобы назвать его другом. У меня такой же комплекс. – Кемаль хитро усмехнулся. – Но, разумеется, мне приятно, когда кто-то в этом мире очарован моими замечательными качествами и хочет иметь меня своим другом.
– Замечательными? Что-то не помню, чтобы я когда-нибудь употреблял это слово.
– Как? Разве ты не согласен, что я – очаровательный, блестящий, изобретательный?
– Это все?
– Красивый, талантливый, красноречи…
– Я больше не выдержу. Тут уже становится трудно дышать.
– К тому же не слишком самоуверенный и в меру честный. – Кемаль откинулся в своем кресле. – А ты честен со мной?
– В том, что касается оценки твоих замечательных качеств?
– Нет. – Кемаль кивнул на кучку карт на покрывале постели. – Я отбился три раза. С твоей фотографической памятью ты мог запомнить карты, вышедшие из игры, и знать теперь, какие остались. Собираешься обыграть меня?
– Нет. – Алекс внимательно просматривал карты. – Умение использовать память – это большой талант, но я решил заблокировать его.
– Почему?
– В игре должен быть элемент риска, это делает ее более интересной.
Губы Кемаля изогнулись в понимающей улыбке.
– И кроме того, – добавил Алекс, – это служит установлению взаимопонимания… – Он улыбнулся и мягко добавил: – Между друзьями.
– Проснись, Кэтлин.
Кэтлин приподнялась и села в постели, ее сердце учащенно билось. В свете лампы она разглядела силуэт Алекса в дверном проеме.
– Что случилось? Ледфорд?
– Нет, ничего страшного. Просто я не мог спать и решил, что нам необходимо поговорить.
Она посмотрела на часы, стоявшие на столике у постели.
– В половине пятого утра?
– Можешь ты одеться и пойти со мной? Кэтлин потерла глаза.
– А подождать нельзя? Это так важно?
– Сделай это для меня.
Кэтлин помедлила с минуту и отбросила одеяло.
– Дай мне пятнадцать минут.
Алекс повернулся к двери и, выходя, напомнил:
– Не забудь надеть пальто или теплый жакет. На улице еще холодно.
– Мост Галатеи? Алекс, ты поднял меня среди ночи, чтобы посмотреть на мост Галатеи? Кемаль уже показывал мне его. Это был номер один в его списке достопримечательностей.
– Ты видела мост на заре?
– Нет, при свете дня.
– Многие туристы приходят сюда днем или вечером, но я полагаю, что они просто не знают, как все здесь выглядит на заре. – Алекс взял ее за руку и бережно повел за собой. – Когда над ним восходит солнце, это так же прекрасно, как… Вазаро.
Она вся напряглась.
– Трудно найти что-нибудь менее похожее – Стамбул и Вазаро.
– Не надо, не злись на меня, вот увидишь – тебе понравится. – Облокотившись на чугунные перила, Алекс смотрел вниз на воды Золотого Рога. – Я хотел поговорить с тобой о Вазаро.
– Мне совсем не хочется говорить о нем.
– Я знаю, – спокойно сказал Алекс. – Но это сделать необходимо. Ты хоронишь его, но оно ведь вовсе не умерло. Я говорил с Жаком, оказывается, он собрал достаточно черенков и цветочных клубней, чтобы начать все заново.
– Вазаро уже никогда не будет прежним.
– Возможно. – Руки Алекса сжали перила моста. – Но ведь оно может возродиться снова. Меня всегда восхищала твоя привязанность к нему, ты была похожа на маленького отважного воина, сражавшегося за каждую его пядь. Это зачаровывало и удивляло меня. – Она собралась было запротестовать, но он опередил ее: – Конечно, я понимаю, ты пережила страшное потрясение, но почему бы теперь тебе не отнестись ко всему более спокойно и по-деловому, как это делает Жак. Ты должна работать и возродить твое Вазаро снова. Прошлой ночью я долго думал об этом. Тебе мешает этот твой настрой, твоя установка.
– Моя установка?
Алекс кивнул.
– Я помню, как ты говорила мне, что твоей обязанностью с детства было оберегать Вазаро, ты должна была продолжать дело предыдущих поколений. Тебе не удалось сберечь его. Но что из того? Зато теперь у тебя появилась возможность сотворить свое собственное Вазаро таким, как ты его видишь.
Кэтлин нерешительно посмотрела на него.
– Все это звучит очень заманчиво, но…
– Надежда есть, Кэтлин. Мы возродим Вазаро снова.
– Мы?
– Да, разумеется. Я хочу помочь тебе.
Кэтлин перевела взгляд на изящнейший минарет вдали.
– Возможно, ты и прав. Но я еще не успела опомниться от всего этого, и у меня нет сил взяться задело по-новому.
– Очень хорошо. Забудем о Вазаро. Поговорим о твоих духах.
Кэтлин резко рассмеялась.
– Мой бог, это уже совсем смешно. Моих духов больше нет, они канули в темные воды вечности.
– Я не согласен с этим, не так трудно исправить положение.
– Алекс, наших запасов хватит месяцев на тринадцать, после чего мои духи должны будут исчезнуть с рынка и из памяти.
– Ерунда. Я уже все обдумал. – Алекс наморщил лоб. – Если мы сделаем все правильно, «Вазаро» станут первыми духами в мире.
– И как же ты думаешь добиться этого?
– Сыграв на одном из самых элементарных свойств человеческой натуры.
– И что же это такое?
– Желание обладать чем-то необычным и редким. Больше всего ценится то, что трудно достать – бриллианты, изумруды, золото: Почему так поднимаются в цене полотна художника после его смерти?
Кэтлин начинала понемногу понимать, что он имел в виду.
– Ты хочешь сказать, что раз мы имеем запасов всего на тринадцать месяцев…
– На десять лет, – прервал ее Алекс.
– Что?
– Мы будем продавать твои духи как воду в пустыне, как последние ее остатки на обезвоженной планете. – Алекс наклонился к ней, глаза его заблестели. – Мы распределим их между самыми шикарными магазинами мира. Они будут драться между собой за наши поставки. Мы продадим твои духи… – Он помолчал. – По тысяче долларов за унцию.
Кэтлин широко раскрыла глаза, пораженная.
– Вряд ли это получится.
– Мы можем назначить любую цену, вплоть до самой фантастической, – сказал Алекс. – Как ни горько это звучит, но разрушение Вазаро сыграет нам на руку. Вся эта шумиха вокруг «Черной Медины» и пожара сработает посильнее любой рекламной кампании, тут уж никто не посмеет сказать, что это очередная газетная утка для выкачивания денег из простодушных обывателей. Духи действительно уникальны и невосполнимы в течение ряда лет.
– Десяти?
– Жак оценивает этот промежуток в семь лет, но я думаю, что для пущей рекламы к ним надо будет накинуть еще три. Так мы и заявим повсюду. Но полагаю, что даже раньше, чем через семь лет, каждая женщина будет уверена в том, что «Вазаро» величайшая редкость и роскошь в мире. Тут мы и выпустим нашу продукцию на широкий рынок. Кто откажет себе в радости приобрести флакончик «Вазаро»?
Только тот, у кого не будет денег. Кэтлин удивленно посмотрела на него.
– Ты уже все спланировал.
Он улыбнулся.
– Последнее время ты ничего не позволяла мне делать, я валялся в постели и обдумывал этот план. – Он в задумчивости нахмурил брови. – Надо вплотную заняться нашей рекламной кампанией с Челси, усилив акцент на особенной редкости статуэтки и духов. После коммерческой презентации надо будет заказать рекламу на телевидении, но только в самые оптимальные часы, когда все у экранов. А еще… – Алекс усмехнулся. – Думаю, неплохая идея, если глава одного государства подарит флакончик твоих духов главе другого. Допустим, женская особа очень высокого ранга во Франции подарит их… ну, скажем, королеве Елизавете. Почему ты смеешься?
– Потому что я вдруг почувствовала себя виноватой перед королевой Елизаветой. – В глазах Кэтлин сверкнули озорные искры. – Что, если бедная женщина не поймет нашего стремления вовлечь ее в эту рекламную кампанию, а воспримет эти духи как обычный подарок?
Алекс усмехнулся.
– Мы найдем то, что она хочет, и дадим ей это. Взамен она сделает то, что нужно нам.
– Ты и в самом деле намерен всерьез продолжать заниматься всем этим?
– Конечно, я уже звонил в рекламное агентство и заказал себе время с десятого декабря. Разумеется, мы больше будем торговать воздухом, чем духами, но почему бы и нет?
– Не забывай еще о Ледфорде. Он может нарушить все твои грандиозные планы.
– С Ледфордом я справлюсь. Он скоро появится здесь, и тогда уже я буду диктовать ему условия игры. Все образуется, Кэтлин. Ты веришь мне?
Она начинала верить ему. Слабый огонек надежды разгорался в ее душе, но она боялась признаться в этом даже самой себе. Нового разочарования она не вынесет.
Алекс понял ее состояние.
– Не бойся верить в хорошее. Тебе необходимо Вазаро и твои духи. И то, и другое – часть тебя. Вы – единое целое. Помнишь эти строки? – И, глядя в сторону, он процитировал:
– Я уже достаточно хорошо себя чувствую и не желаю оставаться в этой проклятой постели ни единой минуты. – Он направился к ней в гостиную. – Что ты читаешь?
– «Ньюсуик». Здесь статья о Кракове.
– А что с дневником?
– Я перечитала его уже четыре раза, и теперь мне необходимо время, чтобы все обдумать. Кемаль притащил мне целую охапку книг и журналов. – Она тревожно наблюдала за Алексом, подхватившим комплект «Пари-матч». Лучи послеполуденного солнца проникали в комнату, искрясь в темных волосах Алекса, освещая белую повязку, закрывавшую его висок. – Тебе нельзя читать. Доктора запретили это.
– Что за ерунда, – говорил он, складывая журналы небрежной стопкой на кофейном столике. – Я же не тепличное растение. Мне нужно просмотреть их.
Грустная картина всплыла в памяти Кэтлин. Алекс, набирающий охапку книг с полок ее парфюмерной студии в Вазаро, его тяжелый взгляд, выражающий бесконечную усталость и боль, как и сейчас.
– Нет. – Она встала и забрала у него журналы. – Может быть, завтра. Утром будет доктор, и я спрошу у него, можно ли тебе читать.
Он нахмурился.
– Тогда я буду звонить Джонатану. Этот чертов компьютер должен бы уже и прибыть.
– Он уже здесь. Кемаль принес его из «Америкэн экспресс» пару дней назад. Я распорядилась поставить его в студии.
– Почему ничего не сказала мне?
– Потому что я знала, что ты захочешь включить его. Лучше сядь поудобней, а я приготовлю тебе чашку чаю. – Она направилась в кухню. – А после чая – отправляйся в постель!
– Но это же пустяковая рана. В спецназе я бы провалялся с ней не больше чем полдня.
– Я всегда была о спецназе не лучшего мнения, – презрительно фыркнула Кэтлин.
Алекс продолжал стоять, разглядывая ее.
– Ты сядешь наконец? – раздраженно проговорила она. – Ты сейчас не со своими друзьями-солдатами и не обязан разыгрывать супермена. Никто не требует от тебя этого. Ты когда-нибудь можешь быть просто интеллигентным человеком, умеющим рассуждать здраво?
Искра изумления пробежала по его лицу, он усмехнулся, опускаясь в кресло, на которое ему указала Кэтлин.
– Так-то лучше. – Чайник начал посвистывать, она сняла его с огня и приготовила заварку.
Он чуть прищурился, внимательно разглядывая ее.
– Ты стала другая, – наконец медленно произнес он. – Совершенно переменилась.
– В самом деле? – Она поставила поднос с чайными приборами на маленький столик.
Алекс рассеянно смотрел, как она разливает чай.
– Не старайся задеть меня, я все равно не обижусь.
Она осторожно взглянула на него.
– О чем ты?
– Ты все еще не можешь простить мне Вазаро. Что ж, ты имеешь на это право.
– Что это? Приступ раскаяния и самокритики?
– Да, такое со мной тоже случается.
Алекс взял свою чашку и не спеша начал потягивать чай.
– Скоро ты будешь занята настолько, что у тебя не останется времени вспоминать прошлое. – Он поставил чашку на столик и откинулся на спинку кресла. Внезапно Алекс показался ей ожившим и бодрым, от его грусти и усталости не осталось и следа, вернулась его прирожденная, чуть ли не королевская самоуверенность. Это всегда стесняло Кэтлин.
– Если ты закончил пить свой чай, – сказала она сухо, – то можешь отправляться в постель.
– Через несколько минут.
– Скоро стемнеет. Надо зажечь свет.
Ей казалось, что сумерки делают обстановку слишком интимной. Она встала и пошла к выключателю. Теплый золотистый свет озарил комнату.
– Почему спецназ? – неожиданно спросила она.
– Снова о том же? – Он пожал плечами. – Это особые элитные войска, туда берут далеко не каждого. Для отца при его амбициях это было предметом гордости, все равно как перо на шляпе, – сын в спецназе… – Алекс остановился и взглянул на Кэтлин, внимательно слушавшую его. – Тебе это действительно интересно?
Она кивнула.
– Тогда я начну с самого начала. Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Мы жили тогда в Бухаресте. Уже в это время я демонстрировал незаурядные интеллектуальные способности, и меня готовили к карьере государственного чиновника. Но когда мне исполнилось шестнадцать, отец вдруг вспомнил о моем существовании и выразил недовольство тем, что я воспитываюсь вдали от него. Он заявился в Бухарест и заставил меня уйти из школы. Он решил взять меня с собой в Россию.
– И как ты к этому отнесся?
– С одной стороны, мне не хотелось возражать отцу. У меня еще сохранялись юношеские иллюзии о доме и семье. И в то же время я был расстроен, потому что представлял себе будущее совершенно по-другому.
– А где ты встретил Павла?
– В спецназе. Мы вместе проходили обучение. – Он помолчал. – Я отвечу на все твои вопросы, но давай не будем говорить о Павле.
– Почему?
– Он был моим другом. И я не смог уберечь его. Мне тяжело говорить об этом. Прошу тебя, давай о чем-нибудь другом.
– Ты не хотел отвечать и на некоторые другие вопросы.
– Да, это так. Я вообще не склонен откровенничать, как ты успела заметить. И все же что еще ты хотела бы знать?
Она покачала головой и встала.
– Ладно, это не мое дело.
– Ты спрашивала однажды, почему я ушел из КГБ. Мне надоело, что меня используют, и я думал, что в Америке смогу жить собственной жизнью. Но увы! – Он пожал плечами. – Я лишь поменял одного хозяина на другого.
Ничего удивительного в том, что Алекс думал, будто в этом мире каждый ищет выгоду. С самого детства его использовали: родители, школа, правительство, – часто с беспощадной жестокостью. Даже она сама пыталась использовать его. Кэтлин вдруг поняла это. Она упрекала его за то, что он пытался манипулировать ею. Но разве она не стремилась использовать его интеллект и деньги ради своего Вазаро? Она поставила чашки на поднос и понесла на кухню.
– Иди в постель. Ты ничего не должен говорить мне больше.
Алекс поднялся и подхватил два журнала со столика.
– Нет, – сказала она, обернувшись. – Оставь их.
Он улыбнулся и отложил журналы.
– Кемаль собирался зайти попозже. Он может поиграть с тобой в карты.
– Почему бы тебе не поиграть со мной?
– Нет. – Опять какое-то отчуждение пролегло между ними. Кэтлин чувствовала, что он закрылся, ушел в себя, и это ее обижало. – Тебе придется подождать Кемаля.
Алекс внимательно посмотрел на нее, видно угадав ее настроение, но Кэтлин поспешно отвернулась, так что ее лицо оказалось в тени.
– Я могу подождать, – мягко сказал он, отправляясь в свою комнату.
Кемаль вытащил колоду карт и весело улыбнулся.
– Я собираюсь разбить тебя в пух и прах, а то ты что-то слишком хорошо выглядишь.
– Вряд ли я тебе это позволю. – Алекс смотрел на ловкие пальцы Кемаля, тасующие колоду. – Я звонил МакМиллану сегодня вечером, хотел убедиться, что он обезопасил Феррацо.
– И что сказал наш очаровательный МакМиллан?
– Он в замешательстве, ничего не может понять.
– Это участь всех недальновидных людей.
– Ночью того дня, когда я был ранен, Феррацо убили в его комнате в отеле.
– Разве ты не этого хотел? Теперь Кэтлин в безопасности.
– Но люди МакМиллана не делали этого.
– Нет?
– Мне необходимо узнать, кто это сделал.
– Не все ли равно, раз его уже нет.
– Мне не нравится появление на сцене нового персонажа.
Кемаль усмехнулся и встряхнул головой.
– Это сделал я.
Алекс замер.
– Ты убил Феррацо?
Кемаль пожал плечами.
– Мне почему-то показалось, что человек МакМиллана будет действовать недостаточно быстро.
Алекс изучающе смотрел на него.
– Но мы не договаривались об этом.
– Он использовал меня, чтобы выйти на вас, – спокойно сказал Кемаль. – Я ненавижу, когда меня используют. Думаю, что и ты тоже, не так ли?
Алекс помолчал с минуту.
– Да, это так. Но ты слишком много взял на себя. МакМиллан будет недоволен. Он не любит, когда кто-то вмешивается в его игру.
– Это был особый случай, и я вовсе не собираюсь действовать в таком духе и впредь. Мне не нравится убивать. У меня очень нежная душа. – Он выкинул трех королей. – На, бей их.
Алекс посмотрел на карты в своей руке.
– Нежная, как у тигра.
– Только когда нет другого выхода. – Выражение лица Кемаля вдруг стало суровым. – У каждого из нас в душе есть что-то жестокое. Поэтому каждый день мы выбираем между любовью и ненавистью, добром и злом. Мы все каждый день совершаем свой выбор.
– И что предпочитаешь ты?
– Это зависит от обстоятельств. Иногда хочется быть хорошим, а иногда приходится идти на компромисс.
– И Феррацо – это твой компромисс?
– Нет, – жестко сказал Кемаль. – Это была необходимость. Он использовал меня и причинил вред моему другу.
Алекс сжал карты в руке.
– Твоему другу?
– Ты мой друг, – сказал Кемаль, – разве ты не знал этого?
Алекс смотрел на него, не говоря ни слова.
– Ты можешь не отвечать, – произнес Кемаль. – Я знаю, что поставил тебя в затруднительное положение.
– А что ты считаешь трудным для меня?
– Доверять кому-то настолько, чтобы назвать его другом. У меня такой же комплекс. – Кемаль хитро усмехнулся. – Но, разумеется, мне приятно, когда кто-то в этом мире очарован моими замечательными качествами и хочет иметь меня своим другом.
– Замечательными? Что-то не помню, чтобы я когда-нибудь употреблял это слово.
– Как? Разве ты не согласен, что я – очаровательный, блестящий, изобретательный?
– Это все?
– Красивый, талантливый, красноречи…
– Я больше не выдержу. Тут уже становится трудно дышать.
– К тому же не слишком самоуверенный и в меру честный. – Кемаль откинулся в своем кресле. – А ты честен со мной?
– В том, что касается оценки твоих замечательных качеств?
– Нет. – Кемаль кивнул на кучку карт на покрывале постели. – Я отбился три раза. С твоей фотографической памятью ты мог запомнить карты, вышедшие из игры, и знать теперь, какие остались. Собираешься обыграть меня?
– Нет. – Алекс внимательно просматривал карты. – Умение использовать память – это большой талант, но я решил заблокировать его.
– Почему?
– В игре должен быть элемент риска, это делает ее более интересной.
Губы Кемаля изогнулись в понимающей улыбке.
– И кроме того, – добавил Алекс, – это служит установлению взаимопонимания… – Он улыбнулся и мягко добавил: – Между друзьями.
– Проснись, Кэтлин.
Кэтлин приподнялась и села в постели, ее сердце учащенно билось. В свете лампы она разглядела силуэт Алекса в дверном проеме.
– Что случилось? Ледфорд?
– Нет, ничего страшного. Просто я не мог спать и решил, что нам необходимо поговорить.
Она посмотрела на часы, стоявшие на столике у постели.
– В половине пятого утра?
– Можешь ты одеться и пойти со мной? Кэтлин потерла глаза.
– А подождать нельзя? Это так важно?
– Сделай это для меня.
Кэтлин помедлила с минуту и отбросила одеяло.
– Дай мне пятнадцать минут.
Алекс повернулся к двери и, выходя, напомнил:
– Не забудь надеть пальто или теплый жакет. На улице еще холодно.
– Мост Галатеи? Алекс, ты поднял меня среди ночи, чтобы посмотреть на мост Галатеи? Кемаль уже показывал мне его. Это был номер один в его списке достопримечательностей.
– Ты видела мост на заре?
– Нет, при свете дня.
– Многие туристы приходят сюда днем или вечером, но я полагаю, что они просто не знают, как все здесь выглядит на заре. – Алекс взял ее за руку и бережно повел за собой. – Когда над ним восходит солнце, это так же прекрасно, как… Вазаро.
Она вся напряглась.
– Трудно найти что-нибудь менее похожее – Стамбул и Вазаро.
– Не надо, не злись на меня, вот увидишь – тебе понравится. – Облокотившись на чугунные перила, Алекс смотрел вниз на воды Золотого Рога. – Я хотел поговорить с тобой о Вазаро.
– Мне совсем не хочется говорить о нем.
– Я знаю, – спокойно сказал Алекс. – Но это сделать необходимо. Ты хоронишь его, но оно ведь вовсе не умерло. Я говорил с Жаком, оказывается, он собрал достаточно черенков и цветочных клубней, чтобы начать все заново.
– Вазаро уже никогда не будет прежним.
– Возможно. – Руки Алекса сжали перила моста. – Но ведь оно может возродиться снова. Меня всегда восхищала твоя привязанность к нему, ты была похожа на маленького отважного воина, сражавшегося за каждую его пядь. Это зачаровывало и удивляло меня. – Она собралась было запротестовать, но он опередил ее: – Конечно, я понимаю, ты пережила страшное потрясение, но почему бы теперь тебе не отнестись ко всему более спокойно и по-деловому, как это делает Жак. Ты должна работать и возродить твое Вазаро снова. Прошлой ночью я долго думал об этом. Тебе мешает этот твой настрой, твоя установка.
– Моя установка?
Алекс кивнул.
– Я помню, как ты говорила мне, что твоей обязанностью с детства было оберегать Вазаро, ты должна была продолжать дело предыдущих поколений. Тебе не удалось сберечь его. Но что из того? Зато теперь у тебя появилась возможность сотворить свое собственное Вазаро таким, как ты его видишь.
Кэтлин нерешительно посмотрела на него.
– Все это звучит очень заманчиво, но…
– Надежда есть, Кэтлин. Мы возродим Вазаро снова.
– Мы?
– Да, разумеется. Я хочу помочь тебе.
Кэтлин перевела взгляд на изящнейший минарет вдали.
– Возможно, ты и прав. Но я еще не успела опомниться от всего этого, и у меня нет сил взяться задело по-новому.
– Очень хорошо. Забудем о Вазаро. Поговорим о твоих духах.
Кэтлин резко рассмеялась.
– Мой бог, это уже совсем смешно. Моих духов больше нет, они канули в темные воды вечности.
– Я не согласен с этим, не так трудно исправить положение.
– Алекс, наших запасов хватит месяцев на тринадцать, после чего мои духи должны будут исчезнуть с рынка и из памяти.
– Ерунда. Я уже все обдумал. – Алекс наморщил лоб. – Если мы сделаем все правильно, «Вазаро» станут первыми духами в мире.
– И как же ты думаешь добиться этого?
– Сыграв на одном из самых элементарных свойств человеческой натуры.
– И что же это такое?
– Желание обладать чем-то необычным и редким. Больше всего ценится то, что трудно достать – бриллианты, изумруды, золото: Почему так поднимаются в цене полотна художника после его смерти?
Кэтлин начинала понемногу понимать, что он имел в виду.
– Ты хочешь сказать, что раз мы имеем запасов всего на тринадцать месяцев…
– На десять лет, – прервал ее Алекс.
– Что?
– Мы будем продавать твои духи как воду в пустыне, как последние ее остатки на обезвоженной планете. – Алекс наклонился к ней, глаза его заблестели. – Мы распределим их между самыми шикарными магазинами мира. Они будут драться между собой за наши поставки. Мы продадим твои духи… – Он помолчал. – По тысяче долларов за унцию.
Кэтлин широко раскрыла глаза, пораженная.
– Вряд ли это получится.
– Мы можем назначить любую цену, вплоть до самой фантастической, – сказал Алекс. – Как ни горько это звучит, но разрушение Вазаро сыграет нам на руку. Вся эта шумиха вокруг «Черной Медины» и пожара сработает посильнее любой рекламной кампании, тут уж никто не посмеет сказать, что это очередная газетная утка для выкачивания денег из простодушных обывателей. Духи действительно уникальны и невосполнимы в течение ряда лет.
– Десяти?
– Жак оценивает этот промежуток в семь лет, но я думаю, что для пущей рекламы к ним надо будет накинуть еще три. Так мы и заявим повсюду. Но полагаю, что даже раньше, чем через семь лет, каждая женщина будет уверена в том, что «Вазаро» величайшая редкость и роскошь в мире. Тут мы и выпустим нашу продукцию на широкий рынок. Кто откажет себе в радости приобрести флакончик «Вазаро»?
Только тот, у кого не будет денег. Кэтлин удивленно посмотрела на него.
– Ты уже все спланировал.
Он улыбнулся.
– Последнее время ты ничего не позволяла мне делать, я валялся в постели и обдумывал этот план. – Он в задумчивости нахмурил брови. – Надо вплотную заняться нашей рекламной кампанией с Челси, усилив акцент на особенной редкости статуэтки и духов. После коммерческой презентации надо будет заказать рекламу на телевидении, но только в самые оптимальные часы, когда все у экранов. А еще… – Алекс усмехнулся. – Думаю, неплохая идея, если глава одного государства подарит флакончик твоих духов главе другого. Допустим, женская особа очень высокого ранга во Франции подарит их… ну, скажем, королеве Елизавете. Почему ты смеешься?
– Потому что я вдруг почувствовала себя виноватой перед королевой Елизаветой. – В глазах Кэтлин сверкнули озорные искры. – Что, если бедная женщина не поймет нашего стремления вовлечь ее в эту рекламную кампанию, а воспримет эти духи как обычный подарок?
Алекс усмехнулся.
– Мы найдем то, что она хочет, и дадим ей это. Взамен она сделает то, что нужно нам.
– Ты и в самом деле намерен всерьез продолжать заниматься всем этим?
– Конечно, я уже звонил в рекламное агентство и заказал себе время с десятого декабря. Разумеется, мы больше будем торговать воздухом, чем духами, но почему бы и нет?
– Не забывай еще о Ледфорде. Он может нарушить все твои грандиозные планы.
– С Ледфордом я справлюсь. Он скоро появится здесь, и тогда уже я буду диктовать ему условия игры. Все образуется, Кэтлин. Ты веришь мне?
Она начинала верить ему. Слабый огонек надежды разгорался в ее душе, но она боялась признаться в этом даже самой себе. Нового разочарования она не вынесет.
Алекс понял ее состояние.
– Не бойся верить в хорошее. Тебе необходимо Вазаро и твои духи. И то, и другое – часть тебя. Вы – единое целое. Помнишь эти строки? – И, глядя в сторону, он процитировал:
– Гимн Соломона, – удивленно прошептала Кэтлин.
Что за дивная комета, прилетевшая из пустыни, окутанная благоуханием мирры и ладана.
Каких только тонких ароматов нет у тебя!
Все, что может предложить лавка изворотливого торговца, вообразить прихоть ленивца.
О, Искусительница!
Твоя любовь слаще вина моего, твои духи прекрасней аромата пряностей на моем столе,
шафрана и корицы, пальмового масла и нарда.
Ты фонтан, заставляющий цвести и плодоносить мой сад,
родник живой воды, бегущий из Ливана, напоенный всеми благовониями его.
Вставай, Северный ветер,
Южный ветер, проснись!
Пролетите над моим садом, развейте сладкий аромат по всему миру.
Пусть все узнают о красоте твоей, пусть позавидуют нашей любви…