Джойс Бренда. Неукротимое сердце

   Ее лицо пылало.
   — Итак, ты не была замужем за Кинкейдом.
   — Джек, я все объясню.
   Он не сводил с нее холодного взгляда.
   — Если ты не была его женой, как же ему удалось заставить тебя уехать с ним?
   — Джек, прошу тебя, позволь мне объяснить.
   — Я жду.
   — Мы сбежали из дома, но в форте Юма он отказался жениться на мне. Кинкейд заявил, что я нужна ему только как любовница, и попытался изнасиловать меня. Я схватила его пистолет и выстрелила. Я была уверена, что убила его.
   Джек оторопел.
   . — Я так боялась быть повешенной за убийство, что украла коня и ускакала, не убедившись, мертв ли он. Ну а когда Кинкейд объявился, живой и невредимый, я оказалась в ловушке. Репутация моя и так была подмочена. Я просто не могла допустить, чтобы правда вышла наружу после того, как сказала всем, что вышла замуж за Кинкейда. Как ты не понимаешь?
   Последовала долгая пауза.
   — Это все? Или есть еще что-нибудь, чего я не в состоянии понять?
   Кэндис сразу же вспомнила о стирке.
   — Нет. То есть… — Она вспыхнула.
   — Что еще ты скрываешь от меня? Что, Кэндис? Это касается ребенка? — Его глаза сверкнули.
   — Нет!
   — Это мой ребенок?
   — Господи, да! Это насчет стирки!
   Джек мгновенно успокоился и с недоумением посмотрелна нее.
   Кэндис коснулась его щеки.
   — Джек, это наш ребенок. Клянусь тебе.
   — Не представляю, что можно сочинить про стирку. Но что, черт побери, ты стираешь?
   Кэндис прикусила губу.
   — Я беру белье в стирку у солдат и в отеле. Джек замер.
   Кэндис попыталась улыбнуться.
   — Нам нужны деньги. Я хотела немного подработать. Он побагровел.
   — Ты берешь белье в стирку? Моя жена — прачка? Кэндис попятилась.
   — Джек, в этом нет ничего дурного…
   — Даже если бы ты не была беременна, я никогда бы не позволил тебе заниматься этим! Чтобы я больше не видел эту гадость у себя во дворе! Закрывай свою прачечную! — Он ткнул в нее пальцем.
   — А на что мы будем жить? Нам нужны деньги, Джек! Черт бы побрал твою гордость! Я не могу питаться одними яйцами и белками! Нам нужны мука, сахар, кофе, ветчина, мыло, ткани, нитки — и это далеко не все!
   — Верни белье, Кэндис. Ты вернешь все, до последней тряпки, сегодня же. И больше никогда не возьмешь, и точка.
   — Я твоя жена, — дрожащим от ярости голосом промолвила Кэндис, — а не индианка, с которой ты делишь вигвам. Не смей мне приказывать!
   — Ты сегодня же вернешь это чертово белье, Кэндис, — угрожающим тоном произнес Джек, сжав ее плечи.
   — Мы не проживем без этого. Мы нищие!
   Глаза его расширились, на скулах заходили желваки.
   — Джек! Я не хотела…
   Он отпустил ее и выскочил из дома, оглушительно хлопнув дверью. Вся дрожа, Кэндис опустилась на постель. Ей хотелось плакать. Зная Джека, она понимала, какой удар нанесла его гордости.
   Поздно ночью, когда Джек наконец вернулся и лег рядом, он даже не дотронулся до нее.

Часть четвертая
ВОЙНА

Глава 55

   Февраль 1861 года
   Услышав, как отворилась дверь, Кэндис с улыбкой подняла глаза.
   — Ты вовремя. — Увидев угрюмое лицо Джека, она встревожилась: — Что случилось?
   — Плохие новости. Индейцы осадили перевалочную станцию на перевале Апачи. Там застряли отряд солдат и две почтовые кареты с пассажирами. Два человека убиты, и много раненых. По слухам, Кочис захватил трех пленных американцев.
   Кэндис замерла с разделочным ножом в руке, забыв о сочном цыпленке.
   — Очевидно, — добавил Джек, — Кочис вышел на тропу войны.
   Кэндис всмотрелась в сумрачные глаза мужа.
   — И что теперь будет?
   — Говорят, Аури собирается встретиться с представителями военных из форта Брекенридж. Они уже направили солдат в форт Бьюкенен за медицинской помощью и припасами, а теперь набирают добровольцев в Тусоне.
   Аури был агентом почтовой компании Баттерфилда.
   — Но что произошло?
   — Помнишь похищение сына Джона Уордена осенью? На его поиски отрядили солдат.
   Джек опустился на табурет и уставился на огонь.
   — Но ты же говорил, что Кочис не причастен к этому делу, — заметила Кэндис, садясь.
   — Уорден утверждает обратное.
   Быстро взглянув на Кэндис, Джек поразился, увидев сострадание в ее глазах. Неужели она понимает его чувства?
   — Джек? — тревожно спросила Кэндис. — Это война?
   — Да.
   Джек не нуждался в дополнительных сведениях. Ему было ясно: если несколько белых убиты и захвачены в плен, значит, будет война. И только предательство могло заставить Кочиса нарушить слово. Месть обманутого Кочиса будет беспощадной. Джек, как никто другой, представлял себе ее размеры и последствия.
   — Хочешь есть? — мягко спросила Кэндис, с тревогой думая об отце и братьях. За все одиннадцать лет, минувших с тех пор, как их семья перебралась на территорию, они никогда не воевали с апачами. Одно дело — налеты и стычки, но война? Господи, только не это.
   — Ешь, — сказал Джек. — Я не голоден.
   Он вышел из дома, но не занялся обычными делами, а сел на коня и выехал из города. Предоставив вороному выбирать дорогу, Джек погрузился в тяжкие раздумья.
   Он уважал Кочиса и восхищался им. Гордился тем, что Кочис дал ему имя, гордился тем, что сражался плечом к плечу с великим воином и что тот считает его своим другом. Джек лучше, чем кто-либо другой, понимал, что произошло. Кочис искал мира с белыми, чтобы сохранить свой народ. Белые превосходили индейцев не только численностью, но и силой благодаря своим знаниям и технике. Они имели ружья, пушки, бинокли, карты, припасы, и, что самое важное, их было несметное количество. Только мир с ними оставлял апачам надежду выжить.
   Между тем как война могла привести как к свободе… так и к гибели.
   В глубине души Джек знал, что эта война обречена на неудачу, проиграна, даже не начавшись. Знал это и Кочис. Вот почему он заключил мир с белыми, вот почему так цепко держался за него, несмотря на презрение других вождей и недовольство собственных воинов, готовых с оружием в руках отстаивать свой образ жизни, землю и свободу.
   Чем все это кончится? Сколько лет продержатся апачи против белых? Немало индейских племен уже загнали в резервации. А это смерть, пусть не физическая, но смерть народа, его духа и традиций.
   Возвращаясь в город, Джек уже знал, как поступит. У него нет выбора. Он расседлал коня, тщательно его вытер, задал ему зерна и постоял рядом — откладывая неизбежное.
   Когда он вошел в дом, Кэндис подбрасывала полено в огонь. Джек смотрел на жену, одетую в тонкий халатик из розового шелка, накинутый поверх кружевной ночной рубашки. Он нуждался в ней не только физически. Она была смыслом его жизни. Джек горько сожалел о всех недомолвках и недоразумениях, разделявших их, сожалел, что не может повторить и прожить заново каждое мгновение, проведенное с ней.
   — Иди сюда. — Он ласково взял ее за руку.
   — Что с тобой? — спросила Кэндис.
   Джек молчал, глядя в ее разрумянившееся от пламени лицо. Они стояли так близко, что их бедра соприкасались. «Я не хочу ее покидать, я люблю ее», — подумал он. Как вышло, что он так и не сказал Кэндис об этом? Потянувшись к ее поясу, он развязал его и спустил халат с плеч жены.
   — Джек?
   Он притянул ее к себе, не в силах улыбаться.
   — Джек? — повторила Кэндис с беспокойством.
   Он был возбужден, желая ее со всей страстью, порожденной отчаянием. Несмотря на то что Кэндис была напряжена, а ему в грудь упирались ее ладони, Джек притянул жену к себе и прильнул к ее губам. Руки Кэндис скользнули ему на шею. Зарывшись пальцами в его волосы, она пылко откликнулась на зов Джека.
   Он пришел в неистовство, сознавая, что, может быть, в последний раз сжимает ее в объятиях.
   Они упали на кровать. В мгновение ока избавившись от одежды, Джек вонзился в нее. Кэндис вскрикнула, когда он вошел в ее лоно. Не прерывая поцелуя, он мощно двигался, все ускоряя темп, отрешившись от всего, кроме этого мгновения, которое хотел сохранить в памяти навеки…
   — Что с тобой? — прошептала Кэндис, когда все кончилось.
   — Ш-ш. — Джек поцеловал ее.
   Не выпуская жену из объятий, он перекатился на бок, но не расслабился и не закрыл глаза. Его взгляд не отрывался от ее лица. Подавшись вперед, он коснулся губ Кэндис.
   — Джек, что с тобой? — тревожно спросила она.
   — Ш-ш, любовь моя, не сейчас, — прошептал он и снова завладел ее губами.
   Этот вечер принадлежит им, что бы ни случилось в будущем.
   На следующее утро Кэндис разбудили непривычные звуки: Джек ходил по комнате. Потянувшись, она вспомнила прошлую ночь — страсть Джека, его ненасытность, — и ее страхи вернулись. Кэндис села в постели.
   Джек стоял посреди комнаты, полностью одетый и вооруженный, вплоть до перекрещенной портупеи на поясе. На столе лежали его седельные сумки и смена одежды. Заледенев, Кэндис увидела, как он добавил к стопке вещей головную повязку и ожерелье воина.
   — Ты уезжаешь? — выдохнула она. Он поднял на нее глаза.
   — Я еду на перевал Апачи.
   У Кэндис перехватило дыхание.
   — Прошу тебя, не делай этого!
   Джек молча свернул одежду и сунул ее в седельную сумку, где уже лежали запасное одеяло, его набедренная повязка, кремень и немного вяленого мяса. Затем надел ожерелье и спрятал его под рубаху.
   — Я должен, — спокойно отозвался он.
   — Зачем тебе туда ехать? — воскликнула Кэндис. — Что ты можешь сделать? — Ее голос сорвался. — Ты надолго?
   Джек надел головную повязку.
   — Мне нужно увидеться с Кочисом.
   — Ты сошел с ума? Это слишком опасно! Джек, прошу тебя!
   — Ты не понимаешь, Кэндис. Кочиса предали. Я должен быть с ним.
   Она молчала, не сводя с него потрясенного взгляда. Джек подошел к жене и, опустившись на постель, потянулся к ее руке. Она отпрянула.
   — Прости меня, — сказал он. — Я не могу поступить иначе.
   — Как поступить?! — пронзительно выкрикнула она. — Ты что, собираешься воевать на стороне Кочиса?
   Джек кивнул.
   — И ты готов бросить меня здесь, беременную, чтобы сражаться вместе со своими проклятыми апачами?
   Джек вздрогнул.
   — У меня нет выбора.
   — Нет выбора? У каждого человека есть выбор!
   — О Господи! — простонал Джек. — Кэндис, это мой долг. Я не могу поступиться честью и верностью.
   — Долг? Твой долг быть здесь, со мной!
   — Я отвезу тебя домой, к твоим родным. Смысл его слов не сразу дошел до нее.
   — Нет. Я не поеду. Джек, прошу тебя, не уезжай. Ты ничем не поможешь им.
   — Я должен, Кэндис. Неужели ты не понимаешь?
   — Нет! Не понимаю! Ты мой муж, и я жду твоего ребенка! Ты не имеешь права оставлять меня одну!
   — Поэтому я и хочу отвезти тебя на ранчо «Хай-Си».
   — Нет, Джек, я не поеду!
   Он сжал ее холодные руки в своих ладонях.
   — Боишься, что они узнают, что ты ждешь от меня ребенка?
   — Да! Я боюсь встретиться с ними, боюсь того, что они скажут, что подумают — будь ты проклят!
   Джек поднялся и, подойдя к столу, начал складывать вещи в седельную сумку. Кэндис приглушенно всхлипнула. Он вскинул сумку на плечо.
   — Я попрошу сына Сантаны помочь, если тебе что-нибудь понадобится. Здесь сорок долларов. Этого хватит на несколько месяцев, если я не вернусь раньше.
   Кэндис молчала, комкая простыню, на которую капали слезы. Джек подождал, пока она посмотрит на него, а когда понял, что не дождется, двинулся к выходу.
   Кэндис догнала его у самой двери и повисла на нем.
   — Не уходи, Джек, ты нужен мне!
   Он попытался успокаивающе улыбнуться, но это ему не удавалось.
   — Я вернусь, как только смогу.
   — Нет! — всхлипнула Кэндис, с ужасом глядя на мужа. Джек поцеловал ее неподатливые губы и не оглядываясь вышел.
   Кэндис застыла в отчаянии. Что, если его убьют? Что, если она никогда больше не увидит Джека?
   Двигаясь как в тумане, она надела халат. Кэндис чувствовала себя больной и разбитой. Мир ее разваливался на части: мужчина, которого она любит, уезжает на войну, чтобы сражаться против ее народа. Сорвавшись с места, она босиком выбежала из дома. Джек выводил коня из загона. Кэндис бросилась к нему через двор. Он вскочил в седло.
   — Нет! — закричала она, вцепившись в его лодыжку. — Джек, не уезжай!
   — Я должен. — Лицо его казалось непроницаемой маской. — Иди в дом, Кэндис.
   Она залилась слезами.
   — Не уезжай, Джек! Ты не можешь так уехать, черт бы тебя побрал!
   Джек на секунду закрыл глаза.
   — Я люблю тебя, — тихо сказал он и пустил вороного рысью.
   Вцепившись в ограду, Кэндис плакала и долго смотрела вслед темной фигуре.

Глава 56

   На третьи сутки, безжалостно погоняя взмыленного вороного, Джек добрался до перевала Апачи. Чтобы индейцы не убили его, он предупредил о своем прибытии дымовым сигналом. При въезде в лагерь его встретили шесть воинов и проводили к Кочису.
   Лагерь апачей располагался в каньоне Гудвина, в полутора милях от перевалочной станции. Заметив на окрестных кряжах вооруженных до зубов воинов, Джек воочию убедился, что Кочис действительно обложил станцию и держит ее в осаде. Спешившись вместе с сопровождавшими его воинами, он увидел высокую фигуру Нахилзи, торопливо шагавшего к нему. С минуту Нахилзи настороженно молчал, вглядываясь в лицо Джека.
   — Я пришел, как один из вас, как друг и брат, — проговорил Джек.
   Лицо Нахилзи было непроницаемым. Он явно не одобрял появления Джека и сомневался в нем. Не сказав ни слова, Нахилзи повернулся и пошел прочь. Джек последовал за ним, остро ощущая разницу между этой встречей и приемом, оказанным его пару месяцев назад. Его конь нуждался в воде и пище, но никто не предложил позаботиться о нем. Кочис в угрюмом молчании сидел перед своим вигвамом. Он медленно поднялся, завидев Джека и Нахилзи. Он молча ждал.
   — Колючки оказались слишком острыми, — заметил Джек, намекая на слова Кочиса о том, что нельзя бесконечно сидеть на изгороди, разделяющей мир белых и индейцев.
   Кочис улыбнулся.
   — Добро пожаловать. — Он правильно понял Джека. Они обнялись, однако Нахилзи ничуть не расслабился.
   — Прости меня, — обратился он к Кочису. — Но Сальваж белый.
   — Не оскорбляй моего брата недоверием, — уронил он. — Позаботься о его коне.
   Нахилзи подчинился и ушел с рассерженным видом.
   — Похоже, что все на пределе, — заметил Джек.
   — Садись, — сказал Кочис. — Ешь. Пей. Мне достаточно, что ты здесь. Взглянув на тебя, я вижу, что в сердце ты апачи. Кровь не имеет значения. — Он махнул в сторону лагеря. — Мне не хватит пальцев, чтобы пересчитать всех воинов, в жилах которых не течет кровь апачей, но все они настоящие сыновья моего племени.
   Джек осушил чашу хмельного напитка, которую первая жена Кочиса тут же снова наполнила, и жадно принялся за еду. Кочис молчал, глядя на далекие хребты. Закат окрасил небо в лилово-багряные цвета, казавшиеся особенно яркими на фоне выпавшего недавно снега.
   — Что произошло? — спросил Джек, покончив с едой.
   — В моем слове усомнились. Меня назвали лжецом. Меня — и мой народ — предали.
   Джек внимательно слушал, пока Кочис рассказывал, как было дело. Вождь говорил бесстрастно, но глаза его гневно сверкали.
   Четыре дня назад отряд кавалерии под командованием лейтенанта Баскома прибыл на перевал Апачи и разбил лагерь неподалеку от каньона Гудвина. Спустившись на перевалочную станцию, Кочис узнал у служащих, с которыми находился в дружеских отношениях, что военные направляются в Рио-Гранде, но Баском хотел бы повидаться с ним. Он будет ждать Кочиса в своей палатке, вывесив белый флаг. Эта деталь должна была насторожить вождя апачей. Зачем белый флаг, если они не находятся в состоянии войны? Но тогда эта мысль даже не пришла ему в голову.
   Кочис отправился в лагерь вместе со своей второй женой, восьмилетним сыном, братом и двумя взрослыми сыновьями другого брата. Баском вывесил белый флаг на одной из палаток, куда их пригласили войти. Как вскоре выяснилось, все это было тщательно продуманным планом, чтобы заманить вождя в ловушку.
   Баском потребовал, чтобы Кочис вернул сына Уордена и скот, угнанный во время налета. Это было равносильно обвинению в преступлении. Проигнорировав оскорбление, Кочис с достоинством заявил о своей непричастности к похищению и предложил оказать содействие в поисках и последующем выкупе мальчика. Баском пришел в ярость, дважды назвав Кочиса проклятым лжецом, а затем сообщил, что задержит его семью в качестве заложников, чтобы обменять на мальчика. Кочис мгновенно выхватил нож и вспорол палатку. Призвав своих родственников следовать за ним, он прорвался через ряды солдат и устремился в горы. Раздались ружейные залпы, Кочис был ранен, к счастью, легко, но больше никому не удалось бежать.
   — Тем не менее я не собирался воевать с белыми, ибо понимал, что Баском — всего лишь наглый щенок, — сказал Кочис. — С несколькими воинами мы спустились к перевалочной станции, чтобы захватить заложников для обмена. Я поименно вызвал их: Калвера, Уэлча и Уоллеса. Они вышли, поскольку доверяли мне. Однако одно предательство порождает другое, и нам не удалось договориться. Калвер был ранен при попытке к бегству. Уэлча случайно застрелили солдаты, когда он перелезал через стену, окружающую станцию. Мы захватили Уоллеса и отошли.
   Джек мрачно молчал. Кочис еще не кончил.
   С тех пор были предприняты две попытки обменять индейцев на пленного, но Баском упорствовал, требуя выдачи сына Уордена — несмотря на то что апачи напали на караван из девяти фургонов и захватили еще двух заложников.
   Следующая стычка произошла, когда почтовая карета, направлявшаяся из Тусона на восток, попыталась проследовать по перевалу. Два мула были убиты, кондуктор и кучер ранены, однако карета добралась до станции и скрылась за ее стенами. Несколько позже туда беспрепятственно прибыла карета, следовавшая на запад. Все пассажиры были вооружены.
   Назавтра выпал снег, обеспечив осажденных водой. Родники находились в шестистах ярдах от станции и контролировались апачами. Предпринятая днем позже отчаянная попытка отогнать находившийся на ранчо скот на водопой в сопровождении вооруженного конвоя закончилась полным провалом. Два солдата были ранены, один убит, а скот разбежался.
   Кочис умолк, уставившись на огонь.
   Джек тоже молчал. Жена Кочиса, сын, брат, два племянника — в плену. И нет никакого способа выручить их со станции — этой небольшой крепости. Джек на минуту представил себе, что бы с ним стало, если бы Кэндис и их ребенок оказались в числе заложников. Баском — идиот и напрашивается на неприятности.
   — И что дальше?
   — Скажи мне, Ниньо Сальваж, что бы ты сделал на моем месте?
   Джек понимал, что Кочис не просит совета — он уже принял решение.
   — У меня нет твоего терпения, вождь, — со сдержанной яростью отозвался он. — Баском — глупец. Он заманил тебя в свою палатку. Он оскорбил тебя. В довершение ко всему он захватил твою семью. Что бы я сделал на твоем месте? Это трудный выбор. Все апачи — твоя семья. Но у них твоя жена и сын. — Джек холодно улыбнулся: — Попробуй еще раз, а затем покажи им, что такое гнев апачей.
   — В тебе слишком много от белого, — сказал Кочис, — если ты предлагаешь продолжить торг. Мои воины жаждут мести. Им не терпится пролить кровь белых. Но куда важнее жизни пленников последствия убийства американцев.
   — Да.
   — Война.

Глава 57

   На следующий день Джеку представилась возможность увидеть пленных. Он принял приглашение Кочиса переночевать в его вигваме не из-за холодов, которые легко переносил, а чтобы развеять все сомнения по поводу того, на чьей он стороне. Наутро Джек поднялся рано и, позавтракав мясом с бобами, пошел проведать своего коня. Он понимал, что, если останется в лагере, ему придется построить себе вигвам, то есть заняться женской работой. Перед его мысленным взором возник образ Кэндис. Джек тосковал по ней. Он вспомнил, как она плакала, умоляя его остаться, и сердце его болезненно сжалось. Даже не будь она беременна, разве мог он привезти ее сюда, когда вот-вот разразится война? Он запретил себе думать о Кэндис.
   И тут Джек увидел пленных.
   Их привязали к столбам. Двое были в кожаных куртках, но Уоллес — Джек узнал служащего почтовой станции, — одетый только в рубашку и брюки, посинел от холода. У мужчин был измученный вид. Им пришлось провести на ногах всю ночь. Засыпая, они обвисали на веревках, но те впивались в тело, заставляя их просыпаться от боли.
   Один из мужчин уставился на него, пытаясь определить: белый он или апачи. Джек был одет и вооружен, как апачи, но его короткие волосы, а также их цвет внушили пленнику надежду.
   — Помогите нам, — негромко взмолился он. — Ради Бога, помогите!
   Его собратья по несчастью тоже увидели Джека. Глаза Уоллеса округлились.
   — Сэвидж! — Но в следующее мгновение он разглядел его костюм.
   Джек с бесстрастным видом прошел мимо, борясь с желанием остановиться и отдать Уоллесу свою куртку.
   — Сэвидж, стой! — окликнул его Уоллес. — Помоги нам! Мы замерзаем! Мы не ели несколько дней! Сэвидж! Прошу тебя! Помоги!
   Мертвенно-бледный, Джек пошел дальше, не замедляя шага. Он нашел коня и начал его седлать, когда заметил Нахилзи, приближавшегося к нему вместе с другим воином.
   — Уезжаешь? — поинтересовался Нахилзи. Джек спокойно встретил его взгляд.
   — Нет. Хочу объехать окрестности и разобраться в ситуации.
   — Я поеду с тобой, — предложил Нахилзи, ясно давая понять, что не доверяет ему.
   Выражение лица Джека не изменилось.
   — Когда-то ты доверял мне, — сказал он, удержавшись от соблазна врезать ему по носу. Глупо драться друг с другом, когда им предстоит сражаться с войсками. — Неужели у тебя такая короткая память?
   — Тогда ты был апачи, — возразил Нахилзи. — Много зим назад ты ушел к белым. А теперь вернулся к нам в разгар войны. Может, для того, чтобы шпионить?
   Это было прямое оскорбление, спустить которое Джек не мог. Выпустив поводья вороного, он отступил от задних ног коня. Нахилзи последовал за ним. Джек скинул куртку и отбросил ее в сторону. Это был не лучший способ добиться доверия, но слишком многое было поставлено на карту.
   Джек сделал выпад. Они сцепились. Джек был массивнее своего высокого, но худощавого противника, однако Нахилзи был опытным бойцом. Он предугадывал все движения Джека и ловко увертывался. Вскоре оба вспотели и тяжело дышали, но ни одному из противников не удавалось одержать победу.
   — Прекратить!
   Оба узнали голос Кочиса, но прошло несколько секунд, прежде чем они разорвали хватку. Пыхтя и обливаясь потом, они стояли лицом друг к другу в окружении небольшой группы воинов.
   — Неужели я должен наказывать своих лучших воинов, как расшалившихся мальчишек, у которых нет других занятий, кроме того, чтобы драться между собой? Глупцы! Скоро вам представится возможность воевать — но не друг с другом. — Гнев Кочиса заставил обоих драчунов устыдиться. — Чего ради вы затеяли это нелепое состязание?
   Джек и Нахилзи заговорили одновременно, и затем оба замолчали. Кочис посмотрел на Джека.
   — Это моя вина, — сказал Джек. — Я вышел из себя. Кочис посмотрел на Нахилзи.
   — Нет, это я виноват. Я обвинил его в шпионаже. Помолчав, Кочис заговорил, громко и властно:
   — Слушайте внимательно. Ниньо Сальваж — мой брат. Он отважный воин и не раз доказывал, что достоин имени, которое я дал ему когда-то. Я верю ему. А тот, кто сомневается в моей мудрости, пусть прямо скажет. — Кочис оглядел собравшихся, потом посмотрел на Нахилзи, который смущенно поежился. — Выкладывай, что у тебя на уме, или держи язык за зубами.
   — Я не доверяю ему, — сказал Нахилзи. — Много зим назад он покинул свой народ и ушел к белым. А теперь, когда пришла беда, вернулся. Может, у меня нет твоей мудрости, великий вождь, но я все же не так глуп.
   — Боюсь, что глуп, — отрезал Кочис. — Разве Сальваж не сражался с нами и не прославил свое имя? Разве не был женат на наших женщинах? Разве не вернулся, когда наступили тяжелые времена и нам понадобились храбрые воины? Разве не понял он наконец, после долгих поисков и смятения, где и с кем его сердце? Скажи, Нахилзи, — Кочис понизил голос, — может, после стольких зим ты вдруг усомнился в моей мудрости? Может, считаешь, что я больше не способен быть вашим вождем?
   — Нет, — пристыжено ответил тот.
   Кочис повернулся и зашагал прочь. Джек взглянул на Нахилзи, загадочно смотревшего на него.
   — Время покажет, что великий вождь прав, — сказал Джек. — Я хочу произвести разведку местности. Ты мог бы познакомить меня с нашими позициями.
   Это было предложение мира. Нахилзи кивнул и вскоре появился верхом на чистокровном гнедом жеребце, явно украденном с ранчо белых. Мужчины выехали из лагеря в несколько напряженном, но мирном молчании.
   Перевалочная станция находилась в каньоне Сифон, окруженном горами со всех сторон, кроме узкого ущелья, тянувшегося за станцией и рассекавшего горный массив с севера на юг. Воины Кочиса заняли окрестные вершины, обложив станцию с трех сторон. Этого было вполне достаточно, чтобы держать в осаде солдат и пассажиров, а также охранять подступы к родникам.
   Разглядывая станцию с высоты, Джек не заметил снаружи ни души. Солдаты вместе с уцелевшим скотом расположились в тесном дворике, обнесенном каменными стенами высотой в двенадцать футов. Даже если кареты были набиты битком, общее число пассажиров не должно было превышать двадцати человек, включая кучеров и кондукторов. Никого из них, однако, не было видно, все укрылись в здании станции. Вскоре им понадобится вода, если они уже не страдают от жажды. А при попытке добраться до нее их ждет смерть.