Джойс Бренда. Неукротимое сердце

   «О, только не это!» — подумала Кэндис.
   — Господи Иисусе, Кэндис! Они пристали ко мне с такими оскорбительными вопросами… — Он побагровел. — Это не сошло бы им с рук, будь они мужчинами!
   — Не обращай внимания, Марк, — сказала Кэндис. — Они просто две сплетницы.
   — Его нельзя оставлять здесь, болен он или нет. Нужно передать его майору Брэдли. Возможно, за его голову назначена цена. Иисусе! А вдруг это так?
   — Марк, он спас мне жизнь, и мы не отдадим его военным, — возразила Кэндис, вспомнив о трех ковбоях, убитых Джеком у нее на глазах. Хладнокровно. Боже правый, неужели за него назначена награда, как за Джеронимо?
   Когда семья собралась за столом, Марк объявил, что собирается вечером в форт Бьюкенен. Кэндис вздрогнула от тревожного предчувствия.
   — Вечером? Зачем? — поинтересовался отец.
   — Мы пустили в дом полукровку, о котором ничего не известно, — запальчиво сказал Марк, не глядя на Кэндис.
   — Он спас мне жизнь, — возразила Кэндис.
   — Сынок, мы в долгу перед ним.
   — Па, Линч говорил мне, что на днях войска обложили шайку Джеронимо, но какой-то полукровка с каштановыми волосами сбил их со следа. Не исключено, что это он. Мы обязаны сообщить о нем, а то, что здесь творится, неправильно.
   Кэндис вскочила, уронив вилку на стол.
   — Неправильно то, что ты задумал, Марк! Мне надоели твои выходки. Я точно знаю, что он не был с Джеронимо!
   Она повернулась и вышла, возмущенная и огорченная. Кэндис не могла отделаться от мысли, что не много найдется полукровок с каштановыми волосами и серыми глазами.
   Если мужчина с такими приметами действительно помешал военным, это наверняка был Джек. Означает ли это, что он заодно с Джеронимо?
   К тому времени как дом погрузился во тьму и все улеглись, Кэндис изгрызла все ногти. Выбравшись из постели, она потихоньку спустилась вниз и поспешила в амбар, притворив за собой дверь, прежде чем зажечь фонарь.
   Джек повернул голову и устремил на нее гневный взгляд. Он лежал со связанными руками. Его лодыжки также были стянуты веревкой.
   Кэндис бросилась к нему, упав на колени:
   — Кто тебя связал?
   — Твой братец со своими подручными.
   Черт бы побрал Марка! Потянувшись к запястьям Джека, Кэндис попыталась развязать узлы, но они оказались прочными и тугими.
   — Без ножа не получится.
   — Мои вещи там, — сказал он.
   Кэндис обернулась и увидела у стены его седельные сумки. Вытащив нож, она снова опустилась на колени и разрезала веревки. В ту же секунду Джек оказался сверху и пригвоздил Кэндис к земле своим весом, одной рукой вцепившись в ее косу, а другой сжимая запястья.
   — Ты хоть понимаешь, сколько беспокойства причинила мне?
   — Мне очень жаль, — искренне сказала она. — Но вы делаете мне больно.
   — Отлично.
   Они не двигались, глядя друг на друга.
   В его глазах, затененных длинными густыми ресницами, мерцали золотые искорки. Лицо его покрылось шетиной, выразительный рот с полной нижней губой приоткрылся, чувственно изогнувшись. Кэндис не могла отвести от Джека взгляда, смутно сознавая, что ее губы увлажнились и раздвинулись.
   Джек склонил голову. Кэндис поняла, что он собирается ее поцеловать, и жаркое пламя разлилось по ее жилам. Она закрыла глаза и потянулась к нему. Их губы соприкоснулись. Это было нежное, едва ощутимое касание.
   Кэндис приоткрыла рот и, приподняв бедра, прижалась к его чреслам. Джек жадно завладел ее губами, изумив девушку страстной силой своего поцелуя. Прихватив зубами ее нижнюю губу, он слегка отстранился, затем снова припал к ее губам, нетерпеливо раздвинул их и глубоко погрузил язык в ее рот. Кэндис обдало жаром. Джек слегка переместился, так что его напряженная плоть расположилась между ее бедрами. Кэндис ахнула и выгнулась дугой.
   Джек выпустил запястья девушки и крепко обхватил ее ягодицы. Его ненасытный рот переместился на подбородок Кэндис и двинулся вниз. Она запрокинула голову, подставляя ему шею. Внезапно его руки накрыли ее груди, и он опустил голову, уткнувшись лицом в ложбинку между ними. В следующее мгновение Джек оставил ее.
   Пораженная, Кэндис открыла глаза. Джек стоял, разрезая веревки на щиколотках. Не глядя на нее, он подошел к стойлу и вывел вороного. Кэндис села, вцепившись в полы халатика, все еще разгоряченная, тяжело дыша. Залившись краской, Кэндис прижала ладонь ко рту. О Боже! Как она могла… как они могли…
   Джек между тем надел портупею, водрузил седло на спину вороного, подтянул подпругу и накинул уздечку. Пока Кэндис поднималась на нетвердые ноги, он ловко приторочил к седлу сумки.
   — Тебе придется открыть мне ворота, — проронил он, не удостоив Кэндис взглядом.
   Он поцеловал ее! И она позволила ему это.
   — Я жду, — бросил Джек, повернувшись к ней. Кэндис не шелохнулась, уставившись на него расширившимися глазами. Джек невесело усмехнулся:
   — У меня нет желания быть повешенным.
   Это отрезвило ее. Сдерживая слезы, Кэндис вышла в темный двор и торопливо направилась к воротам, слыша за спиной тихое постукивание копыт вороного.
   Часового не было, поскольку апачи редко нападали ночью, а на их защищенное ранчо — никогда. Джек склонился над Кэндис, отодвигая тяжелый засов, и ее сердце гулко отозвалось на прикосновение его теплой груди. Общими усилиями они отворили тяжелые деревянные ворота.
   Повернувшись, Кэндис увидела, что Джек уже вскочил в седло. Он смотрел на нее. Она обхватила себя руками, сожалея, что не может разглядеть в темноте его лицо. Джек помедлил еще секунду, не сводя с Кэндис сверкающего взгляда, затем пришпорил коня и скрылся во тьме.

Глава 16

   Джек ехал без остановки всю ночь и следующий день.
   Он хотел оказаться как можно дальше от Кэндис — и как можно скорее, надеясь тем самым вытравить ее образ из своей памяти. Джек больше не испытывал ожесточения. Гнев его утих, когда, мягкая и податливая, она лежала под ним, прижимаясь к нему разгоряченным телом. Кэндис хотела его.
   Если бы он мог забыть о ней!
   Прежде чем появиться в лагере, Джек просигналил факелом. Сообщение было простым: приближается друг с дурной вестью.
   Племя Шоцки насчитывало более двух дюжин вигвамов, рассеянных по каньону, расцвеченному яркими красками осени. Быстрый ручей, стекавший с гор, питал небольшой водоем. За лагерем тянулся возделанный участок земли, изрезанный ирригационными канавами. На ухоженных полях зрел урожай тыквы и маиса. В воздухе висел густой запах коптившегося мяса и свежевыделанных шкур, сушившихся на солнце. От врытых в землю глиняных печей тянуло пряным ароматом лепешек. Джек с наслаждением вдохнул знакомые запахи.
   Его узнали, едва он въехал в лагерь. Воины и их жены приветливо улыбались, какая-то женщина помчалась вперед, оповещая всех, что второй сын Мучи вернулся и выглядит как белый. Джек усмехнулся. С точки зрения белых, он выглядел как апачи.
   Соскочив с коня, Джек увидел спешившего к нему брата.
   Высокий статус вождя не позволял Шоцки бежать. Он размашисто шагал в мокасинах и набедренной повязке. Его имя означало «белый медведь». Он не уступал Джеку в росте и ширине плеч. Кожаный ремешок перехватывал его длинные черные волосы, на шее красовалось такое же, как у Джека, ожерелье, с той лишь разницей, что, помимо бирюзы, в него была вплетена вторая нить, с нанизанными на нее волчьими зубами. Широко улыбнувшись, он обнял Джека.
   — Здравствуй, брат. Вижу, боги позаботились о тебе.
   — Многих тебе зим, брат, — отозвался Джек, хлопая Шоцки по спине.
   — Что это такое? — поинтересовался тот с деланным простодушием, указывая на потрепанный стетсон Джека, свисавший с луки седла.
   Джек подавил улыбку.
   — Шляпа.
   — Шляпа белого человека?
   Шоцки с важным видом напялил стетсон себе на голову и расхохотался. Он перестал дурачиться и ткнул пальцем в грудь Джека:
   — А это что? Смех затих.
   — Ты прекрасно знаешь, что это. У тебя такое же.
   — Ожерелье воина, — сказал Шоцки. Джек промолчал.
   — Воина-апачи, — веско добавил Шоцки и, выдержав многозначительную паузу, нахлобучил стетсон на голову Джека. — Разве шляпа сделает тебя белым?
   — Я и так белый, — тихо отозвался Джек.
   — Тогда зачем носишь ожерелье?
   — Потому что я также апачи.
   — Шляпа не идет к ожерелью, — заявил Шоцки.
   — Идет, если я так решил, — мрачно возразил Джек.
   С минуту они молча смотрели друг на друга, затем Шоцки сдернул шляпу с головы названого брата.
   — Ладно, только не надевай ее, пока ты здесь. — Он повесил шляпу на луку седла. — Я уж думал, что ты никогда не вернешься. — Шоцки стиснул Джека в коротком, но крепком объятии.
   Джек вздохнул:
   — Долго же меня не было.
   — Слишком долго. Три зимы, — уточнил Шоцки.
   — Если ты полагаешь, что я испытываю чувство вины…
   — Ты нашел то, что искал?
   — Нет, — коротко ответил Джек, закрывая тему. Лицо его приняло суровое выражение. — Я похоронил Сына Воды.
   — Рассказывай, — потребовал Шоцки. Когда Джек закончил, в полуночно-темных глазах брата вспыхнул гнев. — Эти люди должны заплатить, — сказал он.
   — Трое уже заплатили, а четвертому я прострелил плечо. С такой приметой его нетрудно найти.
   Шоцки кивнул.
   — Как мама?
   Шоцки положил руку ему на плечо.
   — Она неважно себя чувствует. — В ответ на обеспокоенный взгляд Джека он добавил: — Отец зовет ее к себе.
   Нали лежала в вигваме на постели из шкур. Джек опустился на колени рядом с ее ложем. Старая женщина спала. Джек слышал, что в юности она была быстроногой, как мальчишка, и славилась красотой. Ее лицо с высокими скулами и гордыми чертами и сейчас оставалось красивым. Во сне морщины разгладились, и Джек представил себе, какой она была в юности. Сердце его нестерпимо ныло. Он любил Нали.
   Когда их свела судьба, Джек был испуганным недоверчивым ребенком. Он не знал испанского — а тем более языка апачей — и не понимал, что вождь преподнес его этой женщине в дар.
   Склонившись над вырастившей его женщиной, Джек взял ее за руку. Ресницы Нали затрепетали и приоткрылись. Он нежно улыбнулся ей и был вознагражден ответной улыбкой.
   — Я знала, что ты придешь.
   — Да, мама, — взволнованно отозвался Джек. Она была ему как родная мать и никогда не отдавала Шоцки предпочтения перед ним. — Я могу что-нибудь сделать для тебя?
   — Нет, дорогой. Теперь у меня есть все. — Протянув руку, Нали погладила его по щеке. — Как долго тебя не было.
   — Мне очень жаль, — искренне отозвался он.
   Нали похудела, хотя по-прежнему была крупной женщиной. Джек крепче сжал ее руку.
   — Теперь я могу уйти с миром, — тихо вымолвила она. — Мучи ждет. — Нали слабо улыбнулась: — Я так устала.
   — Нет, мама. — Голос Джека дрогнул. — Не уходи. Отец ждал до сих пор. Подождет еще немного. — Слезы навернулись ему на глаза.
   — Я задержалась только для того, чтобы попрощаться с тобой. — Ее взгляд вдруг стал необыкновенно ясным. — Как ты жил с белыми людьми, сынок?
   — Хорошо, — напряженно ответил Джек.
   Он не мог сказать ей правду. Не мог признаться в том, как тяжело жить в двух мирах — белых и апачей — и не принадлежать ни к одному из них.
   — Ты выбрал себе имя воина, сын? Пора тебе носить гордое славное имя.
   — Да, — неохотно признался он.
   — Назови мне его, — улыбнулась Нали.
   — Джек Сэвидж.
   В ее глазах отразилось разочарование.
   — Это имя белых.
   — Да.
   — Вначале ты покинул свое племя, чтобы жить в мире белых, а теперь взял их имя. Неужели ты готов повернуться спиной к своему народу, ко всему, чему учили тебя родители?
   — Нет, мама, нет.
   Нали устало вздохнула, пытаясь приподняться на постели. Джек поддержал ее, и по его щеке скатилась слеза.
   — Не расстраивайся, мама. Это не так уж важно, — сказал он, сознавая, что лукавит.
   — Как может быть не важно, что мой сын вернулся домой с именем белого человека? Не забывай, ты в такой же степени апачи, как и белый.
   — Поверь, я никогда этого не забуду, — отозвался он.
   — Джек — это имя, которое дал тебе твой настоящий отец, — задумчиво промолвила Нали, поглаживая его руку. — Великий воин Кочис назвал тебя Ниньо Сальваж. Отныне я буду звать тебя Сальваж.
   Джек подавил подступившие к горлу рыдания.
   — Ты собираешься жениться? — с надеждой спросила Нали.
   — Нет, мама. Нет женщины, которую бы я хотел.
   — Так найди ее, Сальваж. Ты слишком хорош, ты должен иметь сыновей.
   Упоминание о женщине, которая могла бы родить ему сыновей, усугубило его горе, вызвав мучительное воспоминание о неподвижных телах его первой жены Чипы, лежащей в луже собственной крови, и их мертворожденной дочери. Но властный тон Нали не позволял ослушаться.
   — Хорошо, мама, — почтительно отозвался Джек.
   — Дати все еще хочет тебя. Она была бы рада снова стать твоей женой.
   Джек покорно кивнул, подавив внутренний протест.
   — Но сердце подсказывает мне, что на этот раз ты возьмешь белую жену. Я не понимаю этого. Пусть в твоих жилах смешались белая и красная кровь, в душе ты апачи. — Нали закрыла глаза. — Когда-нибудь, сынок, тебе придется сделать выбор.
   Джек поднес ее руку к губам, чувствуя, как глаза застилают слезы.
   — Я видела Мучи, — вымолвила она. — Он такой же красивый, как в тот день, когда мы встретились.
   Джек погладил ее по голове.
   — Да, мама.
   — Отец зовет меня. Он очень счастлив, — еле слышно промолвила она.
   Спустя час Нали умерла. Дыхание ее внезапно замедлилось и оборвалось.
   Когда тело подготовили к погребению, Нали вместе с немногими принадлежавшими ей вещами водрузили на лошадь, и процессия, состоявшая из Джека, Шоцки и их двоюродных братьев, двинулась в сторону скал. Следуя обычаю, могилу заложили камнями, а лошадь убили. К тому времени, когда они вернулись в лагерь, солнце уже стояло высоко в небе.
   Джек спустился к бурному потоку, протекавшему через каньон. Вода была ледяной, но горе притупило все ощущения. Он разделся и вошел в поток. Печаль не проходила. Джек разделял веру апачей, что Нали ушла в другой мир, соединившись с мужем, но хотел, чтобы она вернулась.
   Выйдя из воды, он настороженно замер. Кто-то прятался за сосной. Его револьвер лежал на земле рядом с одеждой. Сделав длинный прыжок, Джек схватил чужака.
   Это была Дати. Она вскрикнула от боли. Джек изумленно уставился на девушку, все еще сжимая ее руку. Длинные черные волосы Дати были распущены и переливались на солнце яркими бликами. Она была одной из самых красивых девушек в племени: с высокими скулами, глубоко посаженными глазами, прямым носом с легкой горбинкой, стройной, длинноногой, с небольшой, но соблазнительной грудью. Она была младшей сестрой Чилы, и Джек выполнил свой долг, женившись на ней через год после смерти первой жены.
   А когда ушел из племени, развелся, чтобы Дати могла выйти замуж за другого воина, который позаботится о ней.
   — Что ты здесь делаешь? — спросил он, выпустив ее руку. — Ты могла попасть в большую беду, если бы кто-нибудь увидел, как ты подглядываешь.
   — Мне все равно, — тихо сказала она. — У тебя горе. Я хочу утешить тебя.
   Джек отвернулся.
   — Ты не можешь утешить меня. И никто не может.
   — Пожалуйста, — выдохнула она. — Я ждала целый год, пока ты вернешься, прежде чем вышла замуж. Но теперь я вдова. Позволь мне любить тебя. Это поможет тебе забыться.
   — Я не хочу забывать, — отрывисто бросил Джек. Губы Дати задрожали.
   — Я хочу быть твоей женщиной.
   Джек натянул кожаные штаны и застегнул ремень с торчавшим из кобуры «кольтом». — У меня уже есть женщина, — сказал он.
   — Белая? — В ее голосе прозвучали слезы.
   — Да, — солгал Джек, желая положить конец этой затянувшейся влюбленности.

Глава 17

   Джек сидел под деревом у ручья, предаваясь воспоминаниям. После ухода Дати никто из соплеменников не беспокоил его. Помимо свойственной апачам деликатности, их останавливал страх. Они полагали, что дух умершего витает рядом с тем, чьи мысли заняты покойным.
   Неслышно подошел Шоцки. Джек даже не заметил его приближения. В детстве они часто играли в охотника и его добычу. Побеждал тот, кто мог подкрасться бесшумно. Джеку никогда не удавалось одержать вверх над Шоцки, хотя брат уверял его, что он двигается не хуже любого апачи.
   Увидев брата, Джек слабо улыбнулся:
   — Опять я проиграл тебе.
   Шоцки опустился на землю рядом с ним.
   — Не думаю, что ты бы проворонил меня сейчас, если бы не горе. — Он протянул Джеку глиняный кувшин с маисовой водкой.
   Хлебнув из кувшина, он вернул его брату. Тот сделал большой глоток.
   — Мне уже не хватает ее, — сказал Джек немного погодя, не упоминая имени матери.
   Говорить о мертвых считалось дурной приметой, особенно называть их по имени.
   — Мое сердце тоже скорбит.
   В молчании они пили, передавая друг другу кувшин. Ветер шевелил траву, раскачивал ветви сосен. Где-то ухнула сова. Мужчины вздрогнули и переглянулись. Все знали, что духи обычно возвращаются в облике сов или койотов. Спустя некоторое время Джек промолвил:
   — По крайней мере она теперь с отцом.
   Шоцки кивнул.
   — Или будет там, — пробормотал он, когда снова заухала сова. Средь бела дня! — Она хотела, чтобы у тебя были сыновья.
   Вздрогнув, Джек повернулся к брату:
   — Знаю.
   — У нас много прекрасных девушек.
   — Двух раз вполне достаточно. — Яркий образ Кэндис Картер предстал перед глазами Джека, и его охватила пронзительная тоска.
   Шоцки помотал головой, пытаясь избавиться от хмеля. Кувшин был наполовину пуст.
   — Жить без женщины так же вредно, как и иметь слишком много женщин.
   — Верно. — Джек кивнул.
   Алкоголь несколько притупил его горе. Апачи воспитывались в духе сексуальной умеренности, но Джеку не удавалось соблюдать ее со своими двумя женами. В глубине души он полагал, что причиной тому его белая кровь. Джек попытался представить Кэндис Картер своей женой. Никакая сила не удержала бы его вдали от ее постели.
   — Твоя вторая жена сохнет по тебе.
   — Возможно.
   — Может, у тебя кто-нибудь есть?
   — Нет, — скрипнул зубами Джек, посмотрев на брата в упор. — Хотя… В общем, она белая. Тебе этого не понять.
   — Пойму, если расскажешь.
   — Нечего рассказывать. Для нее я не мужчина, а так, полукровка.
   — Тогда убеди ее, что она ошибается. Джек задумался над словами брата.
   — Неужели женщина может одержать верх над Ниньо Сальважем?
   — Эта может.
   — Почему-то я так не думаю, — заметил Шоцки.
   — Как твоя жена? — спросил Джек, резко меняя тему. Однако слова брата «убеди ее» застряли в его мозгу.
   — О-о! — Шоцки широко улыбнулся. — Совершенно невыносима. Приходится колотить ее дважды в день.
   Джек рассмеялся. Шоцки женился на одной из самых красивых девушек, каких он видел. Ее звали Луси.
   Они были женаты четыре года. Джек никогда не видел, чтобы два человека были настолько близки.
   Их с Чилой никогда не связывали столь глубокие чувства, как те, что светились в глазах брата и его жены.
   — Она хорошая женщина, Шоцки, — промолвил он.
   — Да.
   Шоцки приглашал его в свой вигвам, но Джек отказался. Больше всего он любил спать под звездным небом, вдыхая свежий горный воздух. Расстелив скатку, он лег и моментально заснул.
   Ему снился восхитительный сон. К спине Джека прижималась женщина, покрывая поцелуями его шею и ухо, руки гладили его поросшую волосами грудь. Затем спустились ниже, легкие и проворные, и Джек испытал блаженство. Повернувшись к искусительнице лицом, он заключил ее в объятия и нашел ее губы. Все казалось таким реальным. Слишком реальным. Джек проснулся.
   Женщина была настоящей. Длинные прямые волосы рассыпались по его рукам, ласкавшим ее спину. Твердые соски возбуждающе терлись о его грудь. Ее бедра призывно выгнулись. Дрожа всем телом, Джек вонзился в ее лоно. Она выкрикнула его имя, и он понял, что это Дати.
   Когда Джек проснулся, ее уже не было.
   Джек сразу подумал о матери, и его сердце сжалось от тоски. Вспомнив о Дати, он разозлился на нее — за то, что воспользовалась его состоянием.
   Мысли Джека переключились на трех убитых им белых, замучивших юного апачи, и на четвертого, которого он прикончил выстрелом. Месть не заставит себя ждать. Не пройдет и нескольких дней, как группа воинов выступит в поход.
   С мрачным чувством Джек начал упаковывать свои вещи. Он подтягивал подпругу, когда услышал шаги и, полуобернувшись, увидел Дати, Шоцки и Луси. Дати бросилась к нему.
   — Ты уезжаешь!
   Джек вперил в нее жесткий взгляд:
   — К тебе это не имеет никакого отношения.
   — Не сердись, — мягко сказала Дати. Джек промолчал.
   — Я больше не выйду замуж, — продолжила она серьезным тоном. — Теперь я твоя и буду ждать твоего возвращения.
   Джек стиснул зубы.
   — Не стоит, Дати. Ты не моя женщина.
   Шоцки обеспокоенно смотрел на брата.
   — Надеюсь, когда-нибудь ты объяснишь мне, что все это значит.
   — Я должен найти свое место в жизни.
   — Твое место здесь.
   — Место труса? — горько спросил Джек.
   — Ты не трус.
   — Я не могу пойти против собственной крови.
   — У апачей много врагов: команчи, юта, мексиканцы. Не только белые.
   — Ты хочешь сказать, что, оставшись здесь, я смогу выбирать войну по своему вкусу? А вдруг мы встретим синие мундиры? Полагаешь, я буду отсиживаться в кустах и смотреть, как умирают апачи?
   — Тогда уходи! — запальчиво воскликнул Шоцки. — Иди к белым и оставайся с ними. — Он сердито пошел прочь.
   Неужели так будет всегда? Неужели боль и разлука — его вечный удел? Наконец он вскочил в седло и, развернув коня, поскакал прочь.

Глава 18

   Джек понимал, что ему не следует здесь задерживаться. Но и спешить было некуда.
   Перед ним лежал Тусон. Выжженное солнцем скопление глинобитных домишек и обветшалых загонов для скота было окружено ветхими крепостными стенами. Над караульной башней реял американский флаг, водруженный в марте 1856 года после ухода мексиканских властей.
   Джек въехал в город, облаченный с ног до головы в кожу. Он настороженно озирался из-под полей надвинутой на глаза шляпы. Как всегда, Тусон кишел бродягами всех мастей: горняками и ковбоями, индейцами и полукровками, шулерами и бандитами. Встречались также поселенцы, направлявшиеся к неосвоенным землям, и солдаты из находившегося неподалеку форта Бьюкенен. Последних Джек опасался. Появиться в городе с риском наткнуться на военных было не самым умным поступком, но он не устоял.
   Вдруг она в городе?
   Разозлившись на себя за неотвязные мысли о Кэндис, Джек направил коня к ближайшему салуну.
   Джек уселся у стены и заказал виски. Услышав слово «апачи», произнесенное одним из ковбоев, он навострил уши.
   — Ты уверен?
   — Уорден утверждает, что это был Кочис.
   — Вот черт, — нахмурился первый ковбой, парень лет двадцати. — Если Кочис украл сына Уордена, жди заварухи. Но зачем он им понадобился?
   — Обычный налет, наверное. Они увели несколько коров. А мальчишка, кстати, сын даже не Уордена, а мексиканки, с которой тот живет. Уорден шел по их следу до реки Сан-Педро. Я слышал, он был в форте, просил помощи. Но майор сказал, что не может выделить солдат.
   — Проклятие! — скривился первый. — Ну да ладно. Думаю, пока не о чем беспокоиться. — Он поднялся. — Придешь завтра на барбекю к Бастасам?
   — Чтобы я пропустил такое событие? Весь Тусон соберется там. Может, удастся потанцевать с Кэндис Картер.
   Первый нахмурился.
   — Не заводись, Магро, я пошутил. И потом, она в трауре по Кинкейду. Не думаю, что Кэндис станет танцевать, даже с тобой. — Он захохотал.
   Магро выругался и выскочил из салуна, опрокинув стул.
   Джек смотрел ему вслед.
   Он потягивал виски, представляя себе Кэндис в объятиях темноволосого парня по имени Магро, веселую, отплясывающую танцы белых людей. Его охватили злость и возбуждение; совет Шоцки прозвучал в мозгу: «Убеди ее».
   Это будет чистым безумием с его стороны. Одно дело — сидеть в салуне в Тусоне и совсем другое — заявиться на вечеринку на ранчо. Но Джек хотел увидеть ее.
   Решительно поднявшись, Джек бросил несколько монет девушке и вышел наружу. Помедлив на ярком утреннем солнце, он посмотрел на магазин, располагавшийся напротив, и пересек пыльную улицу. Две матроны и молодая женщина шарахнулись в сторону. Джек открыл дверь.
   В магазине было пусто. Единственная покупательница, грузная мексиканка, перебирала рулоны ткани. За прилавком, склонившись над расходной книгой, стоял худощавый белый мужчина. Услышав звон колокольчика, он поднял голову и закрыл гроссбух. Джек с небрежным видом вошел.
   — Я вас слушаю! — сказал мужчина.
   — Мне нужна одежда, — отозвался Джек. — Брюки, сорочка. Новая шляпа и, пожалуй, шейный платок. Красный.

Глава 19

   Приготовления к вечеринке шли полным ходом. Позади повозок и лошадей, на открытом огне жарились громадная туша быка и боров. Длинные столы ломились от еды: маисовых лепешек, тушеных бобов и печеной тыквы, засахаренных фруктов и всевозможных пудингов.
   Картеры недавно прибыли, и хотя Кэндис ожидала, что ее появление заинтересует общество, но и представить себе не могла насколько.
   Кэндис вздернула подбородок. Она была в трауре: в сером шелковом платье, отделанном черными кружевами, и соломенной шляпке с черной лентой.
   Когда они приблизились к гостям, те отвели глаза. Вечеринку, кроме семьи Бастас и их соседей, почтили своим присутствием все четыре ранчеро из долины Санта-Крус с семьями, а также цвет тусонского общества — торговцы, адвокат, горный инженер и почтальон, женами и детьми. Приехали два офицера, служившие в форте Бьюкенен, находившемся в сорока милях от фазенды Бастасов.