Страница:
Кэндис не находила себе места от тревоги. Неужели «Хай-Си» ждет такая же участь?
Если Джек примет участие в нападении на ее близких — всему конец. Она никогда не простит его. Никогда!
Кэндис сознавала: пройдут годы, прежде чем она получит развод. Не исключено, что придется поехать в Калифорнию или даже в Техас. Территория Нью-Мексико, хотя и вошла в состав Соединенных Штатов, не получила федерального статуса, поэтому не имела органов власти и судей. К тому же Кэндис не знала, необходимо ли присутствие Джека при получении развода. Если да, ей никогда не удастся освободиться от него.
При мысли о том, что надо освободиться от Джека, она чуть не заплакала.
Почему они не могут жить вместе, как нормальная семья? Они могли бы уехать куда-нибудь далеко, где нет апачей. Где никто их не знает, где можно жить спокойно и счастливо, растить их ребенка. Почему бы Джеку не взяться за ум?
Кэндис казалось, что хуже быть не может, но, как вскоре выяснилось, она ошибалась.
Солнце высоко стояло в безоблачном небе. На кустарнике, росшем во дворе, проклюнулись почки. Было так тепло, что Кэндис сняла шаль и закатала рукава до локтей. Она нагнулась, чтобы набрать дров для очага, когда чья-то рука придержала ее сзади и знакомый голос сказал:
— Позвольте помочь вам, юная леди.
Кэндис с улыбкой обернулась и изумилась, узнав проповедника, который поженил их с Джеком. Вскоре после этого он уехал из города.
— Доброе утро, — улыбнулась она. — Вы очень любезны. Он усмехнулся.
— К вашим услугам. — Несмотря на исходивший от него запах виски, проповедник не был пьян. — Я слышал, ваш муж уехал. Сдается, вам не помешает помощь.
Кожа Кэндис покрылась мурашками. Проповедник внушал ей отвращение. Она никогда не видела, чтобы у служителя Бога был такой запущенный и неопрятный вид.
— Да, спасибо.
Ей следовало бы предложить ему перекусить, но мысль о том, чтобы пригласить его в пустой дом, пугала Кэндис.
— Пахнет кофе, — ухмыльнулся проповедник, поднимая охапку дров.
Кэндис прикусила губу.
— Не хотите ли войти и выпить чашечку?
— С превеликим удовольствием, — хмыкнул он и последовал за ней в дом. — Сколько вашему малышу?
Кэндис замерла. Мужчины не задают подобных вопросов малознакомым женщинам.
— Пять месяцев. Вы не положите дрова вон туда?
Проповедник сложил поленья у очага. Кэндис потянулась к кофейнику, надеясь, что он не задержится надолго. Она наливала кофе, когда почувствовала его руки на своей располневшей талии.
— Это еще что! — закричала Кэндис, оттолкнув его.
Рассмеявшись, он усилил хватку и, развернув, прижал ее к себе.
— Готов поспорить, что такой бабенке, как ты, скучно без теплого мужика под боком, а?
Задохнувшись, Кэндис уперлась ладонями ему в грудь, но он впился в ее губы, заглушив протестующий возглас. Несмотря на худобу, мужчина был намного сильнее, и оттолкнуть его оказалось ничуть не легче, чем сдвинуть каменную глыбу. Кэндис лихорадочно вырывалась, уворачиваясь от его слюнявых губ.
— Ты мне сразу приглянулась, — выдохнул он, сжав рукой ее грудь.
— Прекратите, прекратите сию же минуту! — закричала Кэндис, борясь с ним.
— Нечего притворяться. Я знаю, что ты была у Лорны до того, как нашла себе мужика. Ну давай, детка, тебе понравится. — Он сжал лицо Кэндис ладонями и снова впился в ее губы.
«Он же проповедник», — промелькнуло в голове у Кэндис, однако она выхватила из кармана фартука револьвер и прижала дуло к его груди. Он замер.
— Двигай назад, — бросила она.
Он подчинился, настороженно уставившись на нее.
— Что за шутки, детка? — озадаченно пробормотал негодяй. — Убери эту игрушку, пока она не выстрелила.
— Убирайся, если не хочешь, чтобы я разнесла твою башку вдребезги, — процедила Кэндис.
С минуту он оценивающе смотрел на нее, затем ухмыльнулся и, подняв руки, попятился к двери.
— Чтобы ноги твоей здесь больше не было! — крикнула Кэндис. — Только сунься ко мне во двор, и я пристрелю тебя как собаку!
Все так же пятясь, он выскочил за порог.
Кэндис подбежала к двери и задвинула засов, затем бросилась к окну и проследила за ним. Ее трясло. Пот заливал лицо.
Спустя три дня проповедник был арестован техасскими рейнджерами за убийство человека в Корпус-Кристи. Выяснилось также, что он находился в розыске за убийство, совершенное ранее в Новом Орлеане. Его звали Бенджамин Грейди, он не был служителем Бога и маскировался под проповедника, чтобы уйти от преследователей.
Из чего следовало, что Кэндис и Джек никогда не были женаты.
Глава 65
Глава 66
Глава 67
Глава 68
Если Джек примет участие в нападении на ее близких — всему конец. Она никогда не простит его. Никогда!
Кэндис сознавала: пройдут годы, прежде чем она получит развод. Не исключено, что придется поехать в Калифорнию или даже в Техас. Территория Нью-Мексико, хотя и вошла в состав Соединенных Штатов, не получила федерального статуса, поэтому не имела органов власти и судей. К тому же Кэндис не знала, необходимо ли присутствие Джека при получении развода. Если да, ей никогда не удастся освободиться от него.
При мысли о том, что надо освободиться от Джека, она чуть не заплакала.
Почему они не могут жить вместе, как нормальная семья? Они могли бы уехать куда-нибудь далеко, где нет апачей. Где никто их не знает, где можно жить спокойно и счастливо, растить их ребенка. Почему бы Джеку не взяться за ум?
Кэндис казалось, что хуже быть не может, но, как вскоре выяснилось, она ошибалась.
Солнце высоко стояло в безоблачном небе. На кустарнике, росшем во дворе, проклюнулись почки. Было так тепло, что Кэндис сняла шаль и закатала рукава до локтей. Она нагнулась, чтобы набрать дров для очага, когда чья-то рука придержала ее сзади и знакомый голос сказал:
— Позвольте помочь вам, юная леди.
Кэндис с улыбкой обернулась и изумилась, узнав проповедника, который поженил их с Джеком. Вскоре после этого он уехал из города.
— Доброе утро, — улыбнулась она. — Вы очень любезны. Он усмехнулся.
— К вашим услугам. — Несмотря на исходивший от него запах виски, проповедник не был пьян. — Я слышал, ваш муж уехал. Сдается, вам не помешает помощь.
Кожа Кэндис покрылась мурашками. Проповедник внушал ей отвращение. Она никогда не видела, чтобы у служителя Бога был такой запущенный и неопрятный вид.
— Да, спасибо.
Ей следовало бы предложить ему перекусить, но мысль о том, чтобы пригласить его в пустой дом, пугала Кэндис.
— Пахнет кофе, — ухмыльнулся проповедник, поднимая охапку дров.
Кэндис прикусила губу.
— Не хотите ли войти и выпить чашечку?
— С превеликим удовольствием, — хмыкнул он и последовал за ней в дом. — Сколько вашему малышу?
Кэндис замерла. Мужчины не задают подобных вопросов малознакомым женщинам.
— Пять месяцев. Вы не положите дрова вон туда?
Проповедник сложил поленья у очага. Кэндис потянулась к кофейнику, надеясь, что он не задержится надолго. Она наливала кофе, когда почувствовала его руки на своей располневшей талии.
— Это еще что! — закричала Кэндис, оттолкнув его.
Рассмеявшись, он усилил хватку и, развернув, прижал ее к себе.
— Готов поспорить, что такой бабенке, как ты, скучно без теплого мужика под боком, а?
Задохнувшись, Кэндис уперлась ладонями ему в грудь, но он впился в ее губы, заглушив протестующий возглас. Несмотря на худобу, мужчина был намного сильнее, и оттолкнуть его оказалось ничуть не легче, чем сдвинуть каменную глыбу. Кэндис лихорадочно вырывалась, уворачиваясь от его слюнявых губ.
— Ты мне сразу приглянулась, — выдохнул он, сжав рукой ее грудь.
— Прекратите, прекратите сию же минуту! — закричала Кэндис, борясь с ним.
— Нечего притворяться. Я знаю, что ты была у Лорны до того, как нашла себе мужика. Ну давай, детка, тебе понравится. — Он сжал лицо Кэндис ладонями и снова впился в ее губы.
«Он же проповедник», — промелькнуло в голове у Кэндис, однако она выхватила из кармана фартука револьвер и прижала дуло к его груди. Он замер.
— Двигай назад, — бросила она.
Он подчинился, настороженно уставившись на нее.
— Что за шутки, детка? — озадаченно пробормотал негодяй. — Убери эту игрушку, пока она не выстрелила.
— Убирайся, если не хочешь, чтобы я разнесла твою башку вдребезги, — процедила Кэндис.
С минуту он оценивающе смотрел на нее, затем ухмыльнулся и, подняв руки, попятился к двери.
— Чтобы ноги твоей здесь больше не было! — крикнула Кэндис. — Только сунься ко мне во двор, и я пристрелю тебя как собаку!
Все так же пятясь, он выскочил за порог.
Кэндис подбежала к двери и задвинула засов, затем бросилась к окну и проследила за ним. Ее трясло. Пот заливал лицо.
Спустя три дня проповедник был арестован техасскими рейнджерами за убийство человека в Корпус-Кристи. Выяснилось также, что он находился в розыске за убийство, совершенное ранее в Новом Орлеане. Его звали Бенджамин Грейди, он не был служителем Бога и маскировался под проповедника, чтобы уйти от преследователей.
Из чего следовало, что Кэндис и Джек никогда не были женаты.
Глава 65
Джек был слишком слаб, чтобы подняться с постели, однако заявил, что поест сам. Пошел второй день, как спала лихорадка, трепавшая его трое суток. Он не помнил, как возвращался назад. Кто-то — Нахилзи, по словам Дати, — привязал его к седлу. К тому времени когда они добрались до стойбища, Джек был без сознания от потери крови.
Он лежал в своем вигваме на постели из шкур и одеял, укрытый до пояса. На чистой ткани, обмотанной вокруг его груди, не было крови. Дати заверила его, что рана заживает, но Джек с нетерпением ждал следующей перевязки, желая убедиться в этом сам. Опираясь на подложенное под спину седло, он уписывал за обе щеки тушеную белку с бобами.
— Откуда белка? — поинтересовался он.
— Великий вождь прислал, — улыбнулась Дати. — И не только это. Я горжусь тобой. Все только и говорят о твоем подвиге.
— Не я убил Уордена.
— Но ты первый ворвался в дом. — Ее глаза сияли. — Вождь и его самый доверенный воин — оба прославляли твою храбрость в своем танце.
Джек не улыбнулся, хотя ему было приятно. Дати имела в виду торжества, устроенные в честь успешного завершения похода и одержанных побед. После хвалы богам, вознесенной шаманом, каждый воин выходил в круг и языком пантомимы излагал свою версию событий. Кочис и Нахилзи включили в свое повествование поступки Джека.
Когда он очистил миску, Дати забрала ее и вышла, вернувшись вскоре с большим кувшином воды. Джек задремал, утомленный едой, но, почувствовав на своем лице прохладную ткань, открыл глаза.
— Я не мыла тебя с тех пор, как спал жар, — сказала Дати.
Джек закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями женских рук, и его мысли переключились на жену. Он отправится к Кэндис, как только встанет на ноги. Как же он скучает по ней! Но будь он проклят, если позволит втянуть себя в очередную ссору! В то, что Кэндис не хочет его возвращения, Джек не верил — чего не скажешь сгоряча! — хотя ее слова и поразили его в самое сердце. Но даже если это так, она его жена и пусть выбросит из головы все мысли о разводе.
Дати отжала тряпку и протерла его грудь и живот.
Джек спросил ее о походе, и она рассказала о подвигах воинов, многих из которых он знал. Старший сын Кочиса, Тази, во главе тридцати воинов запутал следы основного отряда и увел солдат в каньон, кончавшийся тупиком. Там апачи скрылись от преследователей, поднявшись по почти отвесной скале, поросшей соснами.
Дати откинула одеяло, укрывавшее его ниже пояса.
— Им пришлось спешиться и вести лошадей за собой. Когда три лошади сломали ноги, их пристрелили, а трупы спрятали, чтобы солдаты не обнаружили тропу, по которой они ушли. Хотя все равно ни один белый не решился бы вскарабкаться по такой круче. Кроме тебя.
Джеку было не до комплиментов. Дати омывала его гениталии, и, судя по его реакции, Джек был недалек от полного выздоровления. В ответ на изумленный взгляд Дати он вздохнул:
— Прошло слишком много времени.
— Здесь полно вдов и разведенных женщин. Ты можешь выбрать любую, когда наберешься сил. Нет никакой необходимости отказывать себе в этом, — деловито заметила Дати.
Джек испытал некоторое облегчение, когда она перешла на бедра, но напряжение в чреслах не прошло. Совет Дати найти себе женщину вполне соответствовал обычаям апачей. Мужья не спали с женами с начала беременности и до конца периода кормления, который продолжался два года. Поэтому считалось в порядке вещей, что мужчины ублажают себя с вдовами и разведенными женщинами — разумеется, с согласия последних. Обычно такого рода совокупления происходили во время различных празднеств и торжеств.
Апачи исповедовали умеренность во всем, включая секс. Уважающему себя мужчине полагалось проявлять выдержку и здравомыслие, награждая жену ребенком не чаще, чем раз в четыре года. Муж женщины, рожавшей с меньшим интервалом, считался невоздержанным и слабовольным, поскольку не мог обуздать свою похоть. Ну а две беременные жены сразу тем более не делали чести мужу. Джек улыбнулся, вспомнив выражение лица Нахилзи, когда тот узнал, что первая жена Джека тоже ждет ребенка.
Нет, он не станет искать замену беременной жене. Он поедет на восток, к Кэндис, единственной женщине, которая ему нужна. Не говоря уже о том, что ему необходимо убедиться, что с ней все в порядке.
Он лежал в своем вигваме на постели из шкур и одеял, укрытый до пояса. На чистой ткани, обмотанной вокруг его груди, не было крови. Дати заверила его, что рана заживает, но Джек с нетерпением ждал следующей перевязки, желая убедиться в этом сам. Опираясь на подложенное под спину седло, он уписывал за обе щеки тушеную белку с бобами.
— Откуда белка? — поинтересовался он.
— Великий вождь прислал, — улыбнулась Дати. — И не только это. Я горжусь тобой. Все только и говорят о твоем подвиге.
— Не я убил Уордена.
— Но ты первый ворвался в дом. — Ее глаза сияли. — Вождь и его самый доверенный воин — оба прославляли твою храбрость в своем танце.
Джек не улыбнулся, хотя ему было приятно. Дати имела в виду торжества, устроенные в честь успешного завершения похода и одержанных побед. После хвалы богам, вознесенной шаманом, каждый воин выходил в круг и языком пантомимы излагал свою версию событий. Кочис и Нахилзи включили в свое повествование поступки Джека.
Когда он очистил миску, Дати забрала ее и вышла, вернувшись вскоре с большим кувшином воды. Джек задремал, утомленный едой, но, почувствовав на своем лице прохладную ткань, открыл глаза.
— Я не мыла тебя с тех пор, как спал жар, — сказала Дати.
Джек закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями женских рук, и его мысли переключились на жену. Он отправится к Кэндис, как только встанет на ноги. Как же он скучает по ней! Но будь он проклят, если позволит втянуть себя в очередную ссору! В то, что Кэндис не хочет его возвращения, Джек не верил — чего не скажешь сгоряча! — хотя ее слова и поразили его в самое сердце. Но даже если это так, она его жена и пусть выбросит из головы все мысли о разводе.
Дати отжала тряпку и протерла его грудь и живот.
Джек спросил ее о походе, и она рассказала о подвигах воинов, многих из которых он знал. Старший сын Кочиса, Тази, во главе тридцати воинов запутал следы основного отряда и увел солдат в каньон, кончавшийся тупиком. Там апачи скрылись от преследователей, поднявшись по почти отвесной скале, поросшей соснами.
Дати откинула одеяло, укрывавшее его ниже пояса.
— Им пришлось спешиться и вести лошадей за собой. Когда три лошади сломали ноги, их пристрелили, а трупы спрятали, чтобы солдаты не обнаружили тропу, по которой они ушли. Хотя все равно ни один белый не решился бы вскарабкаться по такой круче. Кроме тебя.
Джеку было не до комплиментов. Дати омывала его гениталии, и, судя по его реакции, Джек был недалек от полного выздоровления. В ответ на изумленный взгляд Дати он вздохнул:
— Прошло слишком много времени.
— Здесь полно вдов и разведенных женщин. Ты можешь выбрать любую, когда наберешься сил. Нет никакой необходимости отказывать себе в этом, — деловито заметила Дати.
Джек испытал некоторое облегчение, когда она перешла на бедра, но напряжение в чреслах не прошло. Совет Дати найти себе женщину вполне соответствовал обычаям апачей. Мужья не спали с женами с начала беременности и до конца периода кормления, который продолжался два года. Поэтому считалось в порядке вещей, что мужчины ублажают себя с вдовами и разведенными женщинами — разумеется, с согласия последних. Обычно такого рода совокупления происходили во время различных празднеств и торжеств.
Апачи исповедовали умеренность во всем, включая секс. Уважающему себя мужчине полагалось проявлять выдержку и здравомыслие, награждая жену ребенком не чаще, чем раз в четыре года. Муж женщины, рожавшей с меньшим интервалом, считался невоздержанным и слабовольным, поскольку не мог обуздать свою похоть. Ну а две беременные жены сразу тем более не делали чести мужу. Джек улыбнулся, вспомнив выражение лица Нахилзи, когда тот узнал, что первая жена Джека тоже ждет ребенка.
Нет, он не станет искать замену беременной жене. Он поедет на восток, к Кэндис, единственной женщине, которая ему нужна. Не говоря уже о том, что ему необходимо убедиться, что с ней все в порядке.
Глава 66
— Мне было бы спокойнее, Кэндис, если бы вы чуточку прибавили в весе.
Кэндис вздохнула:
— Я ем достаточно, док.
— Постарайтесь не перенапрягаться, — сказал док Харрис, бросив многозначительный взгляд в окно на серые конфедератские мундиры, развешанные на солнце.
31 марта Форт-Блисс без особого сопротивления сдался войскам Конфедерации, но Кэндис это не волновало, лишь бы солдаты по-прежнему нуждались в ее услугах. Война между штатами казалась далекой и несущественной.
— Хорошо, — кивнула Кэндис, с горечью подумав, что, будь муж рядом, ей не пришлось бы гнуть спину, зарабатывая деньги, чтобы начать с ребенком новую жизнь. Впрочем, спохватилась она, он ей даже не муж.
«О, Джек!»
— От него не было известий?
Вопрос дока Харриса не вызвал у Кэндис раздражения. Он спрашивал из сочувствия, а не из праздного любопытства.
— Ни одного, с тех пор как он приезжал в прошлом месяце.
В глазах доктора мелькнула жалость. Проводив его, Кэндис тяжело опустилась на стул. Каждую неделю поступали все новые сведения о нападениях апачей на поселения белых. Хотя события развивались к востоку от «Хай-Си», было ясно, что рано или поздно они перекинутся на долину Санта-Крус. Нападение на укрепленное ранчо было бы чистым безумием со стороны индейцев. Кэндис, однако, опасалась худшего и с замиранием сердца встречала каждого солдата, приносившего ей белье и новости.
По городу поползли слухи, что Джек сражается на стороне Кочиса. Его считали предателем. Отправившись в магазин за покупками, Кэндис оказалась мишенью злобных пересудов. Горожане чурались ее и разве что не в лицо называли «подстилкой полукровки». Дошло до того, что Кэндис боялась выходить из дома. Ее рука все чаще тянулась к револьверу, спрятанному в кармане фартука. Она ненавидела этот город, а потому хотела убраться отсюда, как только родится малыш. На востоке никто не назовет ее ребенка полукровкой или ублюдком. Она направится на восток, а если денег не хватит, чтобы добраться до Сент-Луиса, уедет туда, куда позволят средства.
Кэндис встала и потянулась, положив ладони на поясницу. Спина ныла. В последнее время она постоянно ощущала недомогание, часто плакала и стала невероятно чувствительной. Любой пустяк выводил ее из равновесия, в особенности мысли о муже — вернее, о Джеке.
Услышав топот копыт, Кэндис подошла к окну. Наверное, это док Харрис. И оцепенела.
Джек вернулся! Наконец-то!
Головокружение прошло. Залившись румянцем, Кэндис с привычным восторгом взирала на него. Джек похудел и осунулся, но гордо держался в седле. Он был великолепен, и как бы Кэндис ни сердилась, она радовалась его приезду, хотя и не собиралась признаваться ему в этом.
Джек смотрел на серые мундиры, развевавшиеся, словно знамена, на ветру.
Он спешился и повернулся к распахнувшейся двери. На лице его застыло жесткое, почти гневное выражение.
Кэндис вызывающе выпрямилась. Постепенно — пока они смотрели друг на друга — взгляд его смягчился, в серых глазах засверкали серебристые искры, а затем вспыхнуло жаркое пламя. Судорожно сглотнув, Кэндис отступила на шаг. При одном взгляде на Джека она забыла обо всем. И зачем только она полюбила этого человека?
Джек подошел к ней:
— Кэндис.
Она отступила еще на шаг.
— Проклятие! Джек, если ты думаешь, что можно заявиться…
Он сжал плечи Кэндис и посмотрел так, что все слова мигом вылетели у нее из головы.
— О Боже, — выдохнул он и прильнул к ее губам. Сердце Кэндис неистово забилось. Она закрыла глаза, не сопротивляясь, но и не отвечая на его поцелуй. Джек поднял голову и, дождавшись, пока Кэндис откроет глаза, хрипло спросил:
— И это все, что я заслужил после долгой разлуки?
— Ты вообще ничего не заслужил.
— Я делаю все, что в моих силах.
Внезапно Кэндис ощутила всю боль Джека, и ей захотелось только одного — утешить и ободрить его.
— Джек, — вымолвила она.
Но он уже смотрел на болтавшиеся на ветру мундиры.
— Это то, что я думаю? Кэндис вырвалась из его рук.
— Да.
— Так вот зачем приходил к тебе капрал, — проговорил Джек, холодно глядя на нее.
— Да.
Лицо его исказилось. Кэндис, испуганно попятившись, наткнулась спиной на дверь. Он схватил ее за подбородок и крепко сжал.
— И что мне делать с такой непослушной женой?
— Я тебе не жена.
Даже если бы она ударила его, то не добилась бы большего эффекта. Он побелел. «Она получила развод», — пронеслось в его мозгу.
— Что?
Кэндис прикусила губу. Не так она собиралась сообщить ему об этом. И не в разгар ссоры.
— Что ты сказала?
— Будь ты проклят! — закричала она. — Мы не женаты и никогда не были в браке. Того проповедника арестовали несколько недель назад за убийство. Он преступник, Джек, переодевшийся проповедником.
Джек молча смотрел на нее.
Кэндис вбежала в дом, борясь со слезами. Услышав за спиной тяжелые шаги, она лихорадочно смахнула их рукой.
— Ты, должно быть, шутишь. — Джек не верил своим ушам.
— Нет! Это правда, спроси любого! Его губы сжались.
— Ты мояжена, Кэндис. И ребенок, которого ты носишь, — мой.
— Нет! Я больше не желаю быть твоей женой! — Кэндис разразилась рыданиями.
Джек отвернулся и долго смотрел в окно, потом перевел взгляд на ее содрогавшуюся от рыданий спину.
— Я не отпущу тебя.
— Как ты смеешь! — Кэндис резко повернулась к нему. — Как ты смеешь говорить, что не отпустишь меня, после того как бросил нас?
— Думаешь, мне легко было уехать, оставив тебя здесь одну?
— Однако ты сделал это.
— Я предлагал отвезти тебя на ранчо «Хай-Си», но ты отказалась.
— Мне нужен ты, а не они.
Они яростно сверлили друг друга взглядами.
— Ты опять вернешься к Кочису? — спросила Кэндис.
— Да.
— Отлично, — бросила она и, повернувшись к нему спиной, снова заплакала.
Джек подошел к ней и взял за плечи. Кэндис попыталась стряхнуть его руки.
— Но на сей раз ты поедешь со мной, — сказал он. Кэндис замерла.
— Что?
— Я был дураком, — горько признался Джек. — Женщина должна быть там, где ее муж. Мне не следовало покидать тебя. Я думал, что так будет лучше, но я ошибался. Ты поедешь со мной.
— Чтобы жить в лагере апачей?
— Да.
— Я не поеду.
— Я же сказал, что не отпущу тебя.
— Апачи убивают моих соотечественников. И ты полагаешь, что я буду жить с ними только из-за твоего извращенного представления о чести и верности?
Джек молча подошел к плетеному сундучку и открыл его. Вывалив содержимое на постель, он начал перебирать вещи.
— Я не поеду, — повторила Кэндис, встревожившись. — Вначале ты сделал меня своей любовницей, а теперь хочешь превратить в индианку? Я не намерена рожать ребенка в лагере апачей!
Джек молча отобрал часть ее вещей, завернул их в одеяло и положил сверток у двери.
— В нашем распоряжении полдня, до того как стемнеет, — заметил он, не глядя на нее. — Лучше отправиться прямо сейчас.
Кэндис не двинулась с места.
— Я передумала, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты отвез меня в «Хай-Си».
Он не обратил внимания на ее слова.
— Пойдем, Кэндис.
— Я не поеду, Джек. Не надейся, что я приму в этом участие. Я не стану жить среди врагов.
Он двинулся к ней.
— Ты хочешь, чтобы я связал тебя?
Кэндис вытащила револьвер и направила ему в грудь.
— Да, — ответила она, сверкнув глазами. — Тебе придется похитить меня, чтобы заставить уехать с тобой.
Джек остановился, переводя взгляд с револьвера на ее решительное лицо.
— Неужели ты так ненавидишь меня, Кэндис, что способна выстрелить?
— Я не ненавижу тебя. — Лицо ее исказила боль.
— Я так и думал. — Джек снова двинулся к ней.
— Не вынуждай меня стрелять, — взмолилась Кэндис. — Я не могу рожать там ребенка.
— Если твое сердце настолько ожесточилось, что ты способна застрелить меня, — сказал он, остановившись перед ней, — стреляй — я не хочу жить.
Приглушенное рыдание вырвалось из ее груди, рука опустилась.
Джек забрал у нее револьвер и сунул его в карман фартука.
— Поехали, Кэндис, — нежно сказал он. — Отныне и навсегда ты будешь там, где должна была быть, — со мной.
Кэндис вздохнула:
— Я ем достаточно, док.
— Постарайтесь не перенапрягаться, — сказал док Харрис, бросив многозначительный взгляд в окно на серые конфедератские мундиры, развешанные на солнце.
31 марта Форт-Блисс без особого сопротивления сдался войскам Конфедерации, но Кэндис это не волновало, лишь бы солдаты по-прежнему нуждались в ее услугах. Война между штатами казалась далекой и несущественной.
— Хорошо, — кивнула Кэндис, с горечью подумав, что, будь муж рядом, ей не пришлось бы гнуть спину, зарабатывая деньги, чтобы начать с ребенком новую жизнь. Впрочем, спохватилась она, он ей даже не муж.
«О, Джек!»
— От него не было известий?
Вопрос дока Харриса не вызвал у Кэндис раздражения. Он спрашивал из сочувствия, а не из праздного любопытства.
— Ни одного, с тех пор как он приезжал в прошлом месяце.
В глазах доктора мелькнула жалость. Проводив его, Кэндис тяжело опустилась на стул. Каждую неделю поступали все новые сведения о нападениях апачей на поселения белых. Хотя события развивались к востоку от «Хай-Си», было ясно, что рано или поздно они перекинутся на долину Санта-Крус. Нападение на укрепленное ранчо было бы чистым безумием со стороны индейцев. Кэндис, однако, опасалась худшего и с замиранием сердца встречала каждого солдата, приносившего ей белье и новости.
По городу поползли слухи, что Джек сражается на стороне Кочиса. Его считали предателем. Отправившись в магазин за покупками, Кэндис оказалась мишенью злобных пересудов. Горожане чурались ее и разве что не в лицо называли «подстилкой полукровки». Дошло до того, что Кэндис боялась выходить из дома. Ее рука все чаще тянулась к револьверу, спрятанному в кармане фартука. Она ненавидела этот город, а потому хотела убраться отсюда, как только родится малыш. На востоке никто не назовет ее ребенка полукровкой или ублюдком. Она направится на восток, а если денег не хватит, чтобы добраться до Сент-Луиса, уедет туда, куда позволят средства.
Кэндис встала и потянулась, положив ладони на поясницу. Спина ныла. В последнее время она постоянно ощущала недомогание, часто плакала и стала невероятно чувствительной. Любой пустяк выводил ее из равновесия, в особенности мысли о муже — вернее, о Джеке.
Услышав топот копыт, Кэндис подошла к окну. Наверное, это док Харрис. И оцепенела.
Джек вернулся! Наконец-то!
Головокружение прошло. Залившись румянцем, Кэндис с привычным восторгом взирала на него. Джек похудел и осунулся, но гордо держался в седле. Он был великолепен, и как бы Кэндис ни сердилась, она радовалась его приезду, хотя и не собиралась признаваться ему в этом.
Джек смотрел на серые мундиры, развевавшиеся, словно знамена, на ветру.
Он спешился и повернулся к распахнувшейся двери. На лице его застыло жесткое, почти гневное выражение.
Кэндис вызывающе выпрямилась. Постепенно — пока они смотрели друг на друга — взгляд его смягчился, в серых глазах засверкали серебристые искры, а затем вспыхнуло жаркое пламя. Судорожно сглотнув, Кэндис отступила на шаг. При одном взгляде на Джека она забыла обо всем. И зачем только она полюбила этого человека?
Джек подошел к ней:
— Кэндис.
Она отступила еще на шаг.
— Проклятие! Джек, если ты думаешь, что можно заявиться…
Он сжал плечи Кэндис и посмотрел так, что все слова мигом вылетели у нее из головы.
— О Боже, — выдохнул он и прильнул к ее губам. Сердце Кэндис неистово забилось. Она закрыла глаза, не сопротивляясь, но и не отвечая на его поцелуй. Джек поднял голову и, дождавшись, пока Кэндис откроет глаза, хрипло спросил:
— И это все, что я заслужил после долгой разлуки?
— Ты вообще ничего не заслужил.
— Я делаю все, что в моих силах.
Внезапно Кэндис ощутила всю боль Джека, и ей захотелось только одного — утешить и ободрить его.
— Джек, — вымолвила она.
Но он уже смотрел на болтавшиеся на ветру мундиры.
— Это то, что я думаю? Кэндис вырвалась из его рук.
— Да.
— Так вот зачем приходил к тебе капрал, — проговорил Джек, холодно глядя на нее.
— Да.
Лицо его исказилось. Кэндис, испуганно попятившись, наткнулась спиной на дверь. Он схватил ее за подбородок и крепко сжал.
— И что мне делать с такой непослушной женой?
— Я тебе не жена.
Даже если бы она ударила его, то не добилась бы большего эффекта. Он побелел. «Она получила развод», — пронеслось в его мозгу.
— Что?
Кэндис прикусила губу. Не так она собиралась сообщить ему об этом. И не в разгар ссоры.
— Что ты сказала?
— Будь ты проклят! — закричала она. — Мы не женаты и никогда не были в браке. Того проповедника арестовали несколько недель назад за убийство. Он преступник, Джек, переодевшийся проповедником.
Джек молча смотрел на нее.
Кэндис вбежала в дом, борясь со слезами. Услышав за спиной тяжелые шаги, она лихорадочно смахнула их рукой.
— Ты, должно быть, шутишь. — Джек не верил своим ушам.
— Нет! Это правда, спроси любого! Его губы сжались.
— Ты мояжена, Кэндис. И ребенок, которого ты носишь, — мой.
— Нет! Я больше не желаю быть твоей женой! — Кэндис разразилась рыданиями.
Джек отвернулся и долго смотрел в окно, потом перевел взгляд на ее содрогавшуюся от рыданий спину.
— Я не отпущу тебя.
— Как ты смеешь! — Кэндис резко повернулась к нему. — Как ты смеешь говорить, что не отпустишь меня, после того как бросил нас?
— Думаешь, мне легко было уехать, оставив тебя здесь одну?
— Однако ты сделал это.
— Я предлагал отвезти тебя на ранчо «Хай-Си», но ты отказалась.
— Мне нужен ты, а не они.
Они яростно сверлили друг друга взглядами.
— Ты опять вернешься к Кочису? — спросила Кэндис.
— Да.
— Отлично, — бросила она и, повернувшись к нему спиной, снова заплакала.
Джек подошел к ней и взял за плечи. Кэндис попыталась стряхнуть его руки.
— Но на сей раз ты поедешь со мной, — сказал он. Кэндис замерла.
— Что?
— Я был дураком, — горько признался Джек. — Женщина должна быть там, где ее муж. Мне не следовало покидать тебя. Я думал, что так будет лучше, но я ошибался. Ты поедешь со мной.
— Чтобы жить в лагере апачей?
— Да.
— Я не поеду.
— Я же сказал, что не отпущу тебя.
— Апачи убивают моих соотечественников. И ты полагаешь, что я буду жить с ними только из-за твоего извращенного представления о чести и верности?
Джек молча подошел к плетеному сундучку и открыл его. Вывалив содержимое на постель, он начал перебирать вещи.
— Я не поеду, — повторила Кэндис, встревожившись. — Вначале ты сделал меня своей любовницей, а теперь хочешь превратить в индианку? Я не намерена рожать ребенка в лагере апачей!
Джек молча отобрал часть ее вещей, завернул их в одеяло и положил сверток у двери.
— В нашем распоряжении полдня, до того как стемнеет, — заметил он, не глядя на нее. — Лучше отправиться прямо сейчас.
Кэндис не двинулась с места.
— Я передумала, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты отвез меня в «Хай-Си».
Он не обратил внимания на ее слова.
— Пойдем, Кэндис.
— Я не поеду, Джек. Не надейся, что я приму в этом участие. Я не стану жить среди врагов.
Он двинулся к ней.
— Ты хочешь, чтобы я связал тебя?
Кэндис вытащила револьвер и направила ему в грудь.
— Да, — ответила она, сверкнув глазами. — Тебе придется похитить меня, чтобы заставить уехать с тобой.
Джек остановился, переводя взгляд с револьвера на ее решительное лицо.
— Неужели ты так ненавидишь меня, Кэндис, что способна выстрелить?
— Я не ненавижу тебя. — Лицо ее исказила боль.
— Я так и думал. — Джек снова двинулся к ней.
— Не вынуждай меня стрелять, — взмолилась Кэндис. — Я не могу рожать там ребенка.
— Если твое сердце настолько ожесточилось, что ты способна застрелить меня, — сказал он, остановившись перед ней, — стреляй — я не хочу жить.
Приглушенное рыдание вырвалось из ее груди, рука опустилась.
Джек забрал у нее револьвер и сунул его в карман фартука.
— Поехали, Кэндис, — нежно сказал он. — Отныне и навсегда ты будешь там, где должна была быть, — со мной.
Глава 67
Еще не добравшись до середины Мейн-стрит, они заметили толпу.
При виде вооруженных мужчин Кэндис с леденящей душу ясностью поняла, что им нужен Джек, а Джек преисполнился холодной решимости любой ценой спасти жену и еще не родившегося ребенка.
Он остановил жеребца.
— Что нам делать? — прошептала Кэндис.
Джек вытащил ружье из чехла и оглянулся. Путь назад преграждали возбужденные горожане. Мужчины размахивали револьверами, женщины потрясали камнями.
— Бросай ружье, краснокожий! — выкрикнул дюжий верзила. — Брось, кому сказано.
— Моя жена беременна, — спокойно сказал Джек. — Дайте ей уйти.
— Ага, беременна твоим индейским отродьем! — заорал кто-то.
— Сама виновата, раз спит с полукровкой! — добавил другой.
— Вздернуть обоих!
Толпа одобрительно заревела.
Кэндис стало страшно. Джек склонился к ней и прошептал:
— Когда я спрыгну и начну стрелять, скачи на запад, как будто за тобой сам черт гонится. Я найду тебя, если смогу.
— Нет, Джек. У тебя нет ни малейшего шанса. Но он уже спрыгнул с коня, закричав:
— Скачи, черт бы тебя побрал! — И шлепнул вороного по боку. Тот рванулся вперед.
Джек успел нырнуть за поилку для скота, когда кто-то завопил:
— Держи шлюху, пока не удрала!
Кэндис вцепилась в гриву вороного, который, взяв с места в карьер, понесся прямо на толпу, бросившуюся врассыпную из-под его копыт. Подобрав поводья, она попыталась остановить коня, как вдруг раздались выстрелы и крики. Жеребец закусил удила и помчался еще быстрее. Кэндис тщетно натягивала поводья. Оглянувшись, она увидела неясные фигуры стрелявших мужчин и женщин, разбегавшихся в поисках укрытия.
Наконец жеребец, раздраженно крутя головой, замедлил бег. Почувствовав, что конь повинуется ее руке, Кэндис свернула в первый же переулок и поскакала назад, на звуки выстрелов. Бросить Джека сейчас значило бы обречь его на верную гибель. Осадив вороного в квартале от Мейн-стрит, Кэндис прислушалась. Сердце ее бешено колотилось, дыхание с шумом вырывалось из груди, живот внезапно скрутила такая боль, что она застонала.
— Не дайте ему уйти! — раздался крик, вслед за которым загрохотали выстрелы.
Вонзив каблуки в бока вороного, Кэндис понеслась к месту перестрелки. Спустя мгновение она увидела Джека, мчавшегося стремглав по боковой улочке. По пятам за ним гналась толпа, паля на ходу в живую мишень. Это было самое настоящее убийство.
— Джек! — закричала Кэндис, пришпорив коня.
Джек пригнулся, и ей на мгновение показалось, что пуля достала его.
— Джек!
Он выпрямился и побежал к ней. Кэндис резко натянула поводья, но не смогла остановить обезумевшего коня. Джек ухватился за седло, но промахнулся и вцепился в стремя. Конь скакал навстречу толпе, увлекая за собой Джека. Перехватив поводья в одну руку, Кэндис вытащила револьвер. Вокруг свистели пули, что-то обожгло ее щеку. Тщательно прицелившись, она выстрелила в мужчину, который перезаряжал револьвер. Он упал. Вороной заржал и взвился на дыбы. Не успели его передние копыта коснуться земли, как Джек оказался за спиной Кэндис. Схватив поводья, он резко развернул коня, и тот понесся галопом в противоположном направлении, прочь от разъяренной толпы.
Они мчались со скоростью ветра.
Только оказавшись за пределами Эль-Пасо, Кэндис осознала, что щека ее болезненно пульсирует и залита кровью. Город остался позади, вокруг расстилалась холмистая пустыня. Усталый конь замедлил бег. Крепкие руки Джека обнимали ее. И они были живы. Кэндис прислонилась к нему и застонала, снова ощутив спазм в животе.
— Кэндис, у тебя кровь! — воскликнул Джек и осадил вороного.
Соскочив с коня, он осторожно опустил ее на землю.
— Твое лицо, — сказал он, коснувшись ее щеки. Кэндис всхлипнула.
— Ничего страшного, царапина, — выдохнул он. — Проклятие! Разве я не велел тебе скакать очертя голову? Ты когда-нибудь будешь делать то, что тебе велят?
— О, Джек! — выдохнула Кэндис.
Опустившись на колени, он обнял ее и ненадолго замер. Затем отпустил Кэндис и выпрямился.
— Нужно заняться твоей раной. — Джек направился к коню.
Кэндис кивнула, с ужасом ожидая очередного приступа боли. Молясь, чтобы он не наступил, она начала массировать живот. Услышав приглушенный возглас, она посмотрела на Джека. Он громко выругался.
— Что случилось?
— Конь ранен, — отозвался он. — Ну-ну, полегче, милый, полегче, — ласково проговорил Джек, успокаивая вороного, а затем перешел на язык апачей.
Приподнявшись, Кэндис увидела, что круп жеребца сильно кровоточит.
— О, Джек, его подстрелили!
— Всего лишь царапина, но ему, должно быть, чертовски больно. — Он погладил коня по холке. — Бедняга, такое мужество не часто встретишь.
Вернувшись к Кэндис, Джек осторожно стер кровь с ее лица и перевязал рану.
— Он сможет нас выдержать?
— Да, но недолго. Ему нужно отдохнуть, и тебе это тоже необходимо. Ты очень бледна, Кэндис. С тобой все в порядке?
Со слезами на глазах Кэндис коснулась его лица.
— Я так боялась, что они убьют тебя.
— Чтобы я оставил тебя? — пошутил он. — Да никогда!
— Джек, у меня начались схватки. Он насторожился:
— Ты должна лечь. Сейчас же. Что ты чувствуешь?
— Слабость. Облегчение. В общем, ничего особенного. Он выругался.
— Начать с того, что я не должен был оставлять тебя там. Мы проведем ночь здесь.
— Но это слишком близко от города.
— Мы не можем рисковать жизнью ребенка. Холмы — неплохое укрытие, да и я покараулю. К тому же толпа труслива. Они охочи до того, что легко дается. Я ранил четверых, и еще один на твоем счету. Сомневаюсь, что они решатся нас преследовать, а если и решатся, то пожалеют об этом.
Глаза Кэндис слипались. Она чувствовала себя безмерно измученной. Джек расстелил скатку и уложил на нее жену. Рука его нежно коснулась ее волос. Кэндис прижалась щекой к его ладони и погрузилась в сон.
Джек смазывал бок жеребца, и его руки вдруг затряслись. Он посмотрел на Кэндис. Случись что-нибудь с ней… Он никогда себе этого не простит. Никогда.
Решив взять с собой Кэндис, Джек действовал сгоряча, поддавшись собственническому инстинкту. Независимо оттого, был ли проповедник самозванцем, Кэндис принадлежит ему, как и ребенок, которого она носит. Ничто и никто не может изменить этого. Однако теперь, когда способность разумно мыслить вернулась к Джеку, он понял, что увяз. По самое горло.
Как, к дьяволу, он объяснит Кэндис присутствие Дати в его вигваме?
И дело не только в этом. Джек понимал, что, хотя стычка с толпой примирила их, конфликт далеко не исчерпан. Кэндис ясно выразилась, что не хочет рожать ребенка в лагере апачей, и поехала с ним отнюдь не добровольно. Но теперь слишком поздно. Ему остается только подчиниться обстоятельствам.
В поисках выхода из положения Джек перебрал в уме дюжину способов, как рассказать Кэндис о Дати, но все они наносили непоправимый удар по их отношениям. Он решил, что посвятит ее в детали их будущей жизни позже — скажем, завтра вечером, а то и послезавтра.
Всю ночь Джек не смыкал глаз, то и дело поглядывая на беспокойно метавшуюся во сне Кэндис. Лишь под утро, с первыми проблесками рассвета, он осторожно прилег рядом с женой на скатку, прижал ее к себе и заснул.
При виде вооруженных мужчин Кэндис с леденящей душу ясностью поняла, что им нужен Джек, а Джек преисполнился холодной решимости любой ценой спасти жену и еще не родившегося ребенка.
Он остановил жеребца.
— Что нам делать? — прошептала Кэндис.
Джек вытащил ружье из чехла и оглянулся. Путь назад преграждали возбужденные горожане. Мужчины размахивали револьверами, женщины потрясали камнями.
— Бросай ружье, краснокожий! — выкрикнул дюжий верзила. — Брось, кому сказано.
— Моя жена беременна, — спокойно сказал Джек. — Дайте ей уйти.
— Ага, беременна твоим индейским отродьем! — заорал кто-то.
— Сама виновата, раз спит с полукровкой! — добавил другой.
— Вздернуть обоих!
Толпа одобрительно заревела.
Кэндис стало страшно. Джек склонился к ней и прошептал:
— Когда я спрыгну и начну стрелять, скачи на запад, как будто за тобой сам черт гонится. Я найду тебя, если смогу.
— Нет, Джек. У тебя нет ни малейшего шанса. Но он уже спрыгнул с коня, закричав:
— Скачи, черт бы тебя побрал! — И шлепнул вороного по боку. Тот рванулся вперед.
Джек успел нырнуть за поилку для скота, когда кто-то завопил:
— Держи шлюху, пока не удрала!
Кэндис вцепилась в гриву вороного, который, взяв с места в карьер, понесся прямо на толпу, бросившуюся врассыпную из-под его копыт. Подобрав поводья, она попыталась остановить коня, как вдруг раздались выстрелы и крики. Жеребец закусил удила и помчался еще быстрее. Кэндис тщетно натягивала поводья. Оглянувшись, она увидела неясные фигуры стрелявших мужчин и женщин, разбегавшихся в поисках укрытия.
Наконец жеребец, раздраженно крутя головой, замедлил бег. Почувствовав, что конь повинуется ее руке, Кэндис свернула в первый же переулок и поскакала назад, на звуки выстрелов. Бросить Джека сейчас значило бы обречь его на верную гибель. Осадив вороного в квартале от Мейн-стрит, Кэндис прислушалась. Сердце ее бешено колотилось, дыхание с шумом вырывалось из груди, живот внезапно скрутила такая боль, что она застонала.
— Не дайте ему уйти! — раздался крик, вслед за которым загрохотали выстрелы.
Вонзив каблуки в бока вороного, Кэндис понеслась к месту перестрелки. Спустя мгновение она увидела Джека, мчавшегося стремглав по боковой улочке. По пятам за ним гналась толпа, паля на ходу в живую мишень. Это было самое настоящее убийство.
— Джек! — закричала Кэндис, пришпорив коня.
Джек пригнулся, и ей на мгновение показалось, что пуля достала его.
— Джек!
Он выпрямился и побежал к ней. Кэндис резко натянула поводья, но не смогла остановить обезумевшего коня. Джек ухватился за седло, но промахнулся и вцепился в стремя. Конь скакал навстречу толпе, увлекая за собой Джека. Перехватив поводья в одну руку, Кэндис вытащила револьвер. Вокруг свистели пули, что-то обожгло ее щеку. Тщательно прицелившись, она выстрелила в мужчину, который перезаряжал револьвер. Он упал. Вороной заржал и взвился на дыбы. Не успели его передние копыта коснуться земли, как Джек оказался за спиной Кэндис. Схватив поводья, он резко развернул коня, и тот понесся галопом в противоположном направлении, прочь от разъяренной толпы.
Они мчались со скоростью ветра.
Только оказавшись за пределами Эль-Пасо, Кэндис осознала, что щека ее болезненно пульсирует и залита кровью. Город остался позади, вокруг расстилалась холмистая пустыня. Усталый конь замедлил бег. Крепкие руки Джека обнимали ее. И они были живы. Кэндис прислонилась к нему и застонала, снова ощутив спазм в животе.
— Кэндис, у тебя кровь! — воскликнул Джек и осадил вороного.
Соскочив с коня, он осторожно опустил ее на землю.
— Твое лицо, — сказал он, коснувшись ее щеки. Кэндис всхлипнула.
— Ничего страшного, царапина, — выдохнул он. — Проклятие! Разве я не велел тебе скакать очертя голову? Ты когда-нибудь будешь делать то, что тебе велят?
— О, Джек! — выдохнула Кэндис.
Опустившись на колени, он обнял ее и ненадолго замер. Затем отпустил Кэндис и выпрямился.
— Нужно заняться твоей раной. — Джек направился к коню.
Кэндис кивнула, с ужасом ожидая очередного приступа боли. Молясь, чтобы он не наступил, она начала массировать живот. Услышав приглушенный возглас, она посмотрела на Джека. Он громко выругался.
— Что случилось?
— Конь ранен, — отозвался он. — Ну-ну, полегче, милый, полегче, — ласково проговорил Джек, успокаивая вороного, а затем перешел на язык апачей.
Приподнявшись, Кэндис увидела, что круп жеребца сильно кровоточит.
— О, Джек, его подстрелили!
— Всего лишь царапина, но ему, должно быть, чертовски больно. — Он погладил коня по холке. — Бедняга, такое мужество не часто встретишь.
Вернувшись к Кэндис, Джек осторожно стер кровь с ее лица и перевязал рану.
— Он сможет нас выдержать?
— Да, но недолго. Ему нужно отдохнуть, и тебе это тоже необходимо. Ты очень бледна, Кэндис. С тобой все в порядке?
Со слезами на глазах Кэндис коснулась его лица.
— Я так боялась, что они убьют тебя.
— Чтобы я оставил тебя? — пошутил он. — Да никогда!
— Джек, у меня начались схватки. Он насторожился:
— Ты должна лечь. Сейчас же. Что ты чувствуешь?
— Слабость. Облегчение. В общем, ничего особенного. Он выругался.
— Начать с того, что я не должен был оставлять тебя там. Мы проведем ночь здесь.
— Но это слишком близко от города.
— Мы не можем рисковать жизнью ребенка. Холмы — неплохое укрытие, да и я покараулю. К тому же толпа труслива. Они охочи до того, что легко дается. Я ранил четверых, и еще один на твоем счету. Сомневаюсь, что они решатся нас преследовать, а если и решатся, то пожалеют об этом.
Глаза Кэндис слипались. Она чувствовала себя безмерно измученной. Джек расстелил скатку и уложил на нее жену. Рука его нежно коснулась ее волос. Кэндис прижалась щекой к его ладони и погрузилась в сон.
Джек смазывал бок жеребца, и его руки вдруг затряслись. Он посмотрел на Кэндис. Случись что-нибудь с ней… Он никогда себе этого не простит. Никогда.
Решив взять с собой Кэндис, Джек действовал сгоряча, поддавшись собственническому инстинкту. Независимо оттого, был ли проповедник самозванцем, Кэндис принадлежит ему, как и ребенок, которого она носит. Ничто и никто не может изменить этого. Однако теперь, когда способность разумно мыслить вернулась к Джеку, он понял, что увяз. По самое горло.
Как, к дьяволу, он объяснит Кэндис присутствие Дати в его вигваме?
И дело не только в этом. Джек понимал, что, хотя стычка с толпой примирила их, конфликт далеко не исчерпан. Кэндис ясно выразилась, что не хочет рожать ребенка в лагере апачей, и поехала с ним отнюдь не добровольно. Но теперь слишком поздно. Ему остается только подчиниться обстоятельствам.
В поисках выхода из положения Джек перебрал в уме дюжину способов, как рассказать Кэндис о Дати, но все они наносили непоправимый удар по их отношениям. Он решил, что посвятит ее в детали их будущей жизни позже — скажем, завтра вечером, а то и послезавтра.
Всю ночь Джек не смыкал глаз, то и дело поглядывая на беспокойно метавшуюся во сне Кэндис. Лишь под утро, с первыми проблесками рассвета, он осторожно прилег рядом с женой на скатку, прижал ее к себе и заснул.
Глава 68
Кэндис разбудило утреннее солнце, обещавшее погожий весенний день. Она лежала в теплых объятиях Джека. Инстинктивно прижавшись к нему теснее, она вдруг вспомнила, где она и почему. Джек вернулся, но лишь затем, чтобы увезти ее с собой. В свете нового дня и пережитого накануне ужаса собственное положение показалось Кэндис особенно мрачным и безысходным. Так нельзя. Она не может жить среди апачей, которые ведут войну с ее соотечественниками.