Джойс Бренда. Скандальная любовь

   — Но почему же она жалуется на боли во всем теле? — потребовал ответа герцог, разозлившись, что врач не может установить причину недуга.
   — Это вполне может быть грипп. Вы говорите, что раньше у нее ничего подобного не было, не так ли? — спросил доктор.
   — Да, это верно, — ответил герцог.
   Тогда врач посоветовал дать ей немного настойки опиума.
   В понедельник Элизабет уже сидела в кровати и улыбалась—чувствовала себя значительно лучше. Во вторник она со служанкой отправилась по магазинам, — похоже, доктор был прав, у нее был грипп, а уставала она действительно, видимо, из-за слабости сердца. Герцог вздохнул с облегчением. Ухудшение здоровья Элизабет не только тревожило его, но начало пугать. Он привык контролировать себя — у него были железная воля, выдержка и самодисциплина. Если дела выходили из-под контроля и начинали идти непредвиденным образом, он начинал работать без устали до тех пор, пока все не нормализовалось. Уже много лет прошло, как он единолично правил в герцогстве и привык к огромной власти. В случае с недугом Элизабет он почувствовал себя абсолютно бессильным: состояние ее здоровья не было ему подвластно. Наступившее улучшение стало приятной неожиданностью.
   Жизнь герцога из привычной, размеренной и трудовой превратилась в какую-то суматошную и непрогнозируемую. И дело было не только в болезни Элизабет, но и в Николь, к которой он испытывал неослабевающий интерес. Он уже убедился, что никакой самоконтроль у него не сработает, как только дело коснется Николь Шелтон.
   Каждый день у него был заполнен множеством дел, но он вменил себе в обязанность утром и вечером приезжать и справляться о здоровье Элизабет. Он считал, что поступать иначе было бы с его стороны явной неучтивостью.
   Герцог постоянно сравнивал обеих девушек: Элизабет — такая хрупкая, миниатюрная и болезненная, и Николь — здоровая, красивая, полная энергии.
   Однажды, сидя у постели захворавшей Элизабет, герцог поймал себя на мысли, что он не хочет ее как женщину и никогда не хотел. Он даже ни разу ее не поцеловал. Правда, однажды в день рождения, да и то только потому, что она ждала от него этого. Это был очень целомудренный поцелуй.
   С Николь все было по-другому. Он обнимал ее так, будто хотел всю вобрать в себя.
   Но стать его женой должна Элизабет. Она, конечно, будет примерной женой, но представить ее в постели он не мог. Когда дойдет до дела — справлюсь, решил он.
   Она спала в кресле своей маленькой гостиной, а он стоял рядом и смотрел на нее. Какое юное, невинное лицо! Впервые он задумался о правильности обряда помолвки. Их обручили в младенческом возрасте. И все эти сомнения из-за Николь, из-за ее вторжения в его жизнь… Теперь он уже сожалел, что присутствовал на пикнике и спасал ее. Пусть бы это был кто-нибудь другой, но… он знал, что обманывает себя. Если бы…
   Усилием воли герцог прервал ход своих рассуждений. Он считал, что жизнь — вещь конкретная и одно обстоятельство всегда рождает другое, реальность — создает реальность, и фантазировать — это удел слабых, глупых, романтичных людей. Себя он к ним не причислял.
   Как хорошо, что она уехала из Лондона! Ему стало намного легче. Казалось, что одно ее присутствие вызывает в нем страсть, контролировать которую он не способен. Это было обидно, так как он привык гордиться своим чувством самообладания.
   Во вторник вечером они с Элизабет были в гостях у графа Равенсфорда, где собрались самые близкие друзья. Среди них, к немалому удивлению герцога, были граф и графиня Драгмор. Меньше всего ему хотелось сейчас встречаться с ними, но не подойти и не поговорить было бы верхом неприличия. Он решил это сделать перед тем, как будут приглашать к столу.
   Герцог представил им Элизабет, очень дружелюбно поговорил с ними, заметив при этом, что графиня незаметно очень внимательно рассматривает его невесту. Ему стало неловко от мысли, что ей известно больше, чем нужно, о его отношениях с их дочерью. Он постарался быстрее отогнать эту глупую мысль, чтобы не чувствовать за собой вины.
   К концу ужина Элизабет побледнела, ей стало плохо. Заметив это, герцог отвел ее в сторону и поинтересовался, что с ней. В ответ она улыбнулась ему обворожительной улыбкой, заставив улыбнуться и его.
   — Ты обо мне беспокоишься, словно старый ворчун!
   — Может быть, поедем домой? Ты выглядишь очень усталой.
   Элизабет заколебалась:
   — Я боюсь, что мы испортим такой замечательный вечер.
   — Я все объясню хозяину, — сказал герцог.
   Пока герцог прощался с супругами Равенсфорд, Элизабет пошла в туалет. Объяснив причину своего отъезда, герцог стоял в холле рядом со слугой, державшим меховой палантин Элизабет. Неожиданно в холл вошла графиня Драгмор и направилась прямо к нему.
   — Ваше сиятельство, я знаю, что мое желание не совсем уместно, но мне бы очень хотелось с вами поговорить.
   Это было более чем неуместно и необычно, но герцог кивнул в знак согласия.
   Интересно, что ей нужно? И какое неуважение к условностям, какая смелость! Она старше его лет на десять и все еще поразительно хороша. Слуги любят поболтать лишнее. И уж конечно, слуга, который сейчас держит накидку Элизабет, наплетет всяких небылиц о герцоге и графине Драгмор. Однако если ей все равно, что о них будут говорить, то ему и подавно. И еще он подумал, что привычку несоблюдения условностей Николь унаследовала от матери, бывшей актрисы. Герцог попросил дворецкого оставить их на некоторое время.
   — Благодарю вас, — улыбнулась графиня, — мы с мужем хотели выразить вам нашу глубокую признательность за то, что вы сделали на днях на пикнике.
   Герцог молчал.
   — Вы не только помогли нашей дочери в очень неловкой для нее ситуации, но и сделали возможным ее возвращение в общество. Мы не знаем, как отблагодарить вас.
   — Она очень понравилась Элизабет. Я не мог поступить иначе.
   «Как Николь Шелтон может вернуться в общество, если она уехала из Лондона?» — мгновенно возник у него вопрос.
   — Николь тоже в восторге от нее. Я очень рада, что ей стало лучше. Как видите, в Лондоне не может быть секретов.
   — Благодарю вас. — Выражение его лица не изменилось, но он никак не мог поверить, что Элизабет может понравиться Николь.
   Появилась Элизабет. Она поздоровалась с графиней.
   — Извините, я немного подслушала. Мне очень нравится ваша дочь. Передайте ей, пожалуйста, привет от меня и скажите, что я, как только смогу, обязательно к ней заеду.
   Герцог нахмурился и вежливо спросил графиню:
   — Так вы теперь собираетесь в деревню?
   — Не сразу. Николас вернется в Драгмор через несколько дней, а я должна остаться. Мне так редко случается побыть в Лондоне с двумя дочерьми. Конечно, я буду сопровождать их везде.
   — Понятно.
   Значит, она все-таки не уехала. Как ни странно, но он не рассердился. Еще несколько дней назад ее присутствие в Лондоне бесило его. А где же сейчас его злость? Улетучилась, исчезла…
   Интересно знать, специально ли она ему лгала? Инстинктивно он чувствовал, что нет. Не могла она этого сделать. Сначала он не позволял себе вспоминать о пикнике, а теперь только о нем и думает. Что-то случилось с ними тогда. Что-то зажглось в нем и не гасло. Что-то такое, что он боялся рассмотреть поближе и что было значительно большим, чем просто страсть. Вот под влиянием этого чего-то Николь и хотела уехать из Лондона, и он почувствовал облегчение. Но она не уехала.
   Элизабет сразу заметила, что настроение у Хэдриана изменилось, и в карете Клейборо, в которой они ехали к ней домой, она спросила:
   — Ты расстроен, Хэдриан? Я сделала что-нибудь такое, что огорчило тебя? Ты хотел еще остаться в гостях?
   Ему сложно было мгновенно переключиться на свою невесту, и он ответил уклончиво:
   — Ты ничем не могла огорчить меня.
   — Я очень рада. Как только буду лучше себя чувствовать, обязательно навещу леди Шелтон.
   Он уже не справлялся с наплывом чувств и впечатлений. Разбираться в них было бесполезно. Словно огромная волна подхватила его и понесла…
   Неожиданно все ощущения сконцентрировались в два четких образа: Николь на маскараде у Аддерли в вызывающем наряде цыганки, он спас ее, не задумываясь о мотивах, хотя было понятно и дураку, что ей там было уготовано; и Николь на благотворительном пикнике, окаменевшая от унижения, но гордая, скрывающая обиду и боль. Ему не хотелось, чтобы его невеста навещала Николь Шелтон, и в то же время он не хотел отнимать у Николь шанс вновь обрести то положение, которого она несправедливо была лишена.
   — Очень внимательно с твоей стороны, — сказал он.
   Элизабет счастливо улыбалась, а герцог хмурился.
 
   В пятницу в полдень Шелтоны приехали в Мэддингтон, в дом Дауэйджер, герцогини Клейборо. Имение, принадлежавшее Клейборо более пятисот лет, когда-то было огромным земельным владением семьи в Дербошире. Со временем это владение превратилось в небольшое имение, в основном занятое парком площадью не более ста акров. Остальные земли были проданы или перешли к другим владельцам. Поместье было построено еще в период норманнского господства в Англии, но некоторые сооружения хорошо сохранились. Однако за прошедшее время было сделано столько всяких перестроек, что теперь только квалифицированный эксперт по архитектуре мог определить, к какому времени и к какому стилю относится то или иное сооружение.
   Николь и Регину отвели в комнату, специально отведенную для них обеих на эти дни. У родителей тоже была отдельная комната. Затем им объявили, что ужин будет в восемь часов, а пока они могут принять горячую ванну и им будет подан чай. Обе девушки были рады и тому, и другому.
   Регина с разбега прыгнула на огромную кровать, а Николь подошла к балконному окну и выглянула наружу. Под маленьким балконом простирались изумрудно-зеленые лужайки. В комнате было тепло, но Николь трясло от нервного напряжения и страха. Ей очень хотелось знать, приехал ли герцог.
   Когда в середине недели прошел слух, что Элизабет заболела и слегла, Николь подумала, что они не приедут. Она понимала, что глупо надеяться на какую-либо встречу с ним, так как он не отходит от своей невесты. Но пытаться удержать свои чувства для нее было то же, что удерживать взбесившуюся лошадь. Но вот Элизабет поправилась. Николь с показным сочувствием воспринимала все, что становилось известным об этой паре, вызывая тем самым подозрения у Марты и Регины. А по существу, ее интересовал только герцог. Она знала, что он на этой неделе два раза выводил невесту в свет, и предполагала, что у них не будет причин не приехать в Мэддингтон.
   В окно было видно, как к дому подкатила коляска, запряженная шестеркой белых лошадей. Николь не обратила на нее внимание, так как на ней не было гербов с тремя львами.
   — Какой красивый дом, — расслабившись на кровати, заметила Регина. — Леди Изабель славится своей элегантностью.
   Николь кивнула, она даже не заметила, как хороша комната: стены обиты голубой и белой тканью, диван — розовым дамастом, постели покрыты тоже бело-голубым, и на каждой — гора кружевных подушек. Огромный вишневый ковер восточной работы лежал на полу.
   — Она славится еще своим умением вести дела, — добавила Николь. — Вообще мало женщин, умеющих управлять предприятиями, но из них никто не принадлежит к высшему обществу.
   Девушки слышали, что герцогиня умная и сильная женщина, и Николь ожидала увидеть что-то мужеподобное. Но перед ними предстала бесконечно женственная, красивая и чрезвычайно добрая женщина.
   — Говорят, она славится не только этим, — сказала Регина. — Говорят, ей дали имя в честь бабушки, женщины, у которой было семь мужей и которая была любовницей турецкого султана и короля.
   — Турецкого султана? Короля? Какого короля? — смеясь, переспросила Николь, не веря ни единому слову.
   — Ну, полагаю, одного из сыновей Вильгельма Завоевателя. Давным-давно, — сказала Регина.
   Раздался стук копыт, и еще одна карета подъехала к дому. Николь бросилась к окну, но это был не он.
   — Что ты будешь делать, если он приедет с Элизабет? — спросила Регина.
   — Конечно, он приедет с Элизабет.
   — А может быть, и нет. Может быть, он так увлечен тобой, что…
   — Регина, замолчи, пожалуйста! — взмолилась Николь, слегка покраснев.
   Если сестра, как маленькая девочка, начнет фантазировать, то она ее просто сведет с ума, разжигая надежды, которых не должно и быть. И без того больно.
   — Она же не охотится. Зачем же тогда приезжать? — заметила Регина.
   — Ни ты, ни мама завтра также не будете охотиться, тем более что отец в начале недели растянул ногу и врач запретил ему ездить на лошади. Какая уж тут охота.
   — Пожалуй, ты права, — сказала Регина, однако больше добавить ничего не успела, так как стук в дверь прервал ее. Принесли чай.
   Регина оказалась права. Элизабет за ужином не было. Но не было и герцога. В тот день и к ужину он не приехал.

ГЛАВА 14

   Охоту назначили на девять часов утра. До восьми часов был подан обильный завтрак. Настроение у всех было превосходное, слегка приподнятое. Николь вместе со всеми волновалась и радовалась предстоящей охоте, хотя мысли о герцоге помешали ей хорошо выспаться.
   Герцогиня Дауэйджер слыла прекрасной наездницей, и каждый год она устраивала свои великолепные охотничьи недели, получить приглашение на которые считалось большой честью. Ее гостями были члены самых знатных семей Англии. Этот уик-энд не был исключением из правил. Приехали несколько герцогов, полдюжины маркизов, много графов и даже сам принц Уэльский. Были и иностранные гости, среди них — члены королевского общества Габсбургов и два знаменитых русских дворянина, эмигрировавших в Англию. Всех этих людей помимо могущества и знатности их родов объединяла любовь к лошадям.
   После завтрака Изабель позвонила в серебряный колокольчик и, улыбаясь, спросила:
   — Ну как, начнем?
   В ответ послышались возгласы радости. Все направились к выходу. Николь находилась в гуще гостей, она уже не ждала герцога. Еще вчера, поздно вечером, ей стало известно, что они не приедут. Элизабет опять заболела и слегла. Горничная по секрету сообщила Николь, что врачи никак не могут определить, что с леди Элизабет. Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. Повернувшись, она увидела герцога. Это было так неожиданно и в то же время так волнующе, что ее опять затрясло от возбуждения.
   Он с трудом оторвал от Николь взгляд, подошел к матери, поцеловал ее и пожелал ей доброго утра. Его тут же окружили гости, они здоровались с ним и справлялись о здоровье Элизабет. Николь с группой гостей вышла во двор.
   Грумы стали выводить лошадей. Николь хотела привезти с собой своего жеребца, но он не годился для бокового седла, а приличия требовали, чтобы она сидела по-женски. Она взяла с собой огромного черного мерина. Она подошла к нему, взяла под уздцы и погладила по шее. Почувствовав ее возбуждение, конь взрыл копытом землю.
   Теперь она не могла думать ни о чем другом. «Он приехал. Без Элизабет». Стоя спиной к остальным гостям, она с чувством обняла коня за шею. «Боже! Ну что из того, что он приехал один? Это не имеет никакого значения. Они смогут обменяться всего несколькими словами, может быть, удастся минуту-две пробыть вместе. И все, больше ничего…»
   Этот поток мыслей нужно было немедленно остановить. И не только потому, что это было совершенно бесполезным занятием, но и потому, что охота — дело весьма опасное и требует большого внимания. Едва Николь сумела сосредоточиться на охоте, как услышала за спиной:
   — Доброе утро, леди Шелтон!
   В этом обычном вежливом приветствии Николь расслышала нечто большее. Но, решив ничем не выдавать ему своих чувств, она спокойно обернулась. Глаза их встретились, и Николь поняла, что в их отношениях что-то изменилось.
   — Сегодня будет хорошая охота. Погода просто великолепная, — сказала она самым непринужденным тоном.
   — Тем не менее, — сказал он, проверяя подпругу, — у нас очень большая группа. Когда так много охотников, всегда случаются какие-нибудь несчастья. Держитесь на всякий случай сзади.
   Николь сначала хотела возразить. Она никогда не ездила сзади, хотя в обществе предполагалось, что место женщины именно там. Потом она подумала, что герцог печется о ее безопасности, и покраснела от удовольствия, вспомнив, как он спас ее на благотворительном пикнике.
   «Неужели это возможно? Неужели она ему в самом деле не безразлична? Пусть хоть немножко!»
   Они смотрели друг на друга, не отрываясь. Потом герцог помог ей взобраться на коня.
   — Благодарю вас, — сказала Николь, поправляя поводья.
   — Удачной охоты, — учтиво ответил он.
   — Удачной охоты, — пожелала ему Николь, но он уже направился к своему черному и блестящему жеребцу. Николь, чтобы как-то привести свои нервы в порядок, набрала полные легкие воздуха и резко выдохнула. Конь под ней нетерпеливо затанцевал.
   Через несколько минут охота началась. Борзые, почуяв лису, бросились за ней, кони понеслись по лугам за собаками. На старте Николь позволила себя оттеснить назад, к другим дамам, и теперь видела герцога далеко впереди скакавшего галопом. Всеми своими помыслами она устремилась за ним.
   Вот первая преграда — низкая каменная стена — взята. Хоп-хоп-хоп, и лошади одна за другой перелетели через нее. Группа растянулась, так как всадники скакали с разной скоростью, но всадницы все равно держались сзади.
   Николь пустила своего коня вперед.
   Она легко обогнала герцогиню Дауэйджер, которая удивилась этому, но, узнав Николь, улыбнулась.
   Николь догнала группу джентльменов, которые были поражены и шокированы таким соседством. Лишь русский дворянин улыбнулся ей.
   Впереди протекал неширокий ручей. Ее конь красиво перелетел через него, даже не сбившись с ноги, и Николь рассмеялась от удовольствия. Ее охватили охотничий азарт и возбуждение от бешеной скачки. Позади остался еще один всадник, в котором она узнала отца Элизабет — маркиза Стаффорда. Он тоже удивленно посмотрел на нее, но ей это было безразлично. Она вела своего коня в ровном галопе и уверенно приближалась к середине группы всадников. Большой загон для птицы неожиданно преградил дорогу. Два ближайших к ней всадника на гнедых конях с ходу взяли эту преграду, причем первый конь копытами задел за верхнюю планку частокола. Она бросила своего коня в сторону и взяла этот естественный барьер под углом. Вскоре с невероятной легкостью она обошла их обоих.
   Проскакав около двух миль, она почти догнала герцога и егеря, скакавшего рядом с ним в голове кавалькады. Впереди показалась еще одна стена высотой около четырех футов. Она видела, как герцог без всякого труда взял ее в красивом прыжке. Она восхищалась им. Ее конь, обуреваемый жаждой первенства, мчался изо всех сил. Николь, пригнувшись как можно ниже, даже не пыталась сдерживать его. Конь стремительно прыгнул, вытянувшись струной, мягко приземлился и помчался дальше бешеным галопом. Догнав жеребца герцога, он коснулся головой его бока. На лице герцога отразилось неописуемое удивление, когда он увидел Николь. Их кони скакали голова к голове.
   — Назад! — закричал герцог. — Проклятье, придержите коня!
   Копытный стук заглушал его слова.
   — Осторожно! — закричала, смеясь, Николь.
   Они были в трех шагах от следующего препятствия, сложенного из бревен, высотой в четыре фута. У обоих уже не было выбора. Всадники бросили своих коней вперед и с удивительной синхронностью преодолели это препятствие. Посмотрев на Николь, герцог гневно крикнул:
   — Глупая! Вы убьете себя! Немедленно возвращайтесь назад!
   — Я всегда скачу впереди! — дерзко крикнула она в ответ.
   Ей нравилось вот так скакать, нравилось, что он разозлился на нее. Под ней был очень сильный и горячий конь. Николь мастерски управляла им, и он чувствовал каждое движение ее тела. А рядом скакал мужественный, красивый и энергичный герцог, хоть и очень сердитый на нее. Его жеребец был под стать ее коню.
 
   — Осадите коня, — закричал он так, что его голос перекрыл и лай собак, и бешеный топот лошадей, — впереди очень опасные спуски и подъемы!
   Она только усмехнулась и пустила коня еще быстрее. Это препятствие действительно было довольно опасным: между двумя преградами расстояние было всего в один корпус. Николь взяла это препятствие почти играючи. Через секунду герцог несся опять рядом с ней, видимо решив, что самое лучшее в этой ситуации — это скакать с ней рядом. Теперь они мчались вдвоем, двое красивых людей, казалось, созданных друг для друга. Николь наконец была счастлива.
   Через час охота закончилась. Все всадники собрались и поехали в поместье. Николь ехала вместе с остальными женщинами и с трудом сдерживала своего коня, возбужденного скачкой. Ей и самой хотелось продолжать гонку.
   Как только объявили о конце охоты, рассерженный герцог сразу же покинул ее. В том, что он ее как-то накажет, у Николь не было никаких сомнений. Она не заметила, как все дамы, кроме герцогини, мчавшейся впереди всех женщин, сдержанно приняли ее. Но когда Николь поняла, что стала предметом разговоров, ей захотелось рассмеяться им в лицо. Ее, видите ли, осуждали за то, что она хотела получить удовольствие от охоты и скачек в полной мере, как мужчины, за то, что она лучше их может скакать, за то, что она смелее их. Она придержала коня, чтобы дать дамам уехать вперед, в одной компании с ними ей быть не хотелось. Вдруг ее конь захромал. Николь спрыгнула на землю, успокоила коня, погладив его по шее, и внимательно осмотрела его левую ногу. Оказывается, выше копыта с внутренней стороны торчал маленький острый камень. С большим трудом ей удалось извлечь его. Страшно подумать, что могло бы произойти, случись это во время скачки на охоте! Николь осмотрела ранку на ноге коня и произнесла, трепля его за холку:
   — Это ерунда. Ты был великолепен! Просто великолепен!
   Она опять вспомнила о герцоге, тяжело вздохнула и, взяв коня под уздцы, пошла пешком.
 
   Хэдриан ехал немного в стороне от группы. Никто не пытался с ним заговорить, видя, что он мрачен. Герцог был зол. Несомненно, Николь — прекрасная наездница, ему такая еще не встречалась, но она отчаянно глупа! Ему хотелось взять ее за плечи и трясти до тех пор, пока она не признает, что была неправа.
   Смех и голоса всадников нарушали прекрасную мелодию утреннего леса. Они обсуждали различные моменты охоты. Герцог кипел от злости. Такого, как сегодня, с ним еще не случалось никогда: его слово или приказ всегда были законом и для мужчин, и для женщин. Николь же в ответ на его приказ вернуться рассмеялась и понеслась вперед.
   Ей очень повезло в том, что по ее вине не произошел несчастный случай и что она сама себе не свернула шею. Примеров того, как люди калечились или погибали, было сколько угодно. Однажды и с ней произойдет несчастье, если она будет продолжать так себя вести. Бог мой! Такая езда опасна, даже если ты в мужском седле, а она ведь скакала в женском. Это безумие!
   Герцог шумно дышал и никак не мог успокоиться. То, что он видел сегодня, приобрело какой-то нереальный облик. Николь представлялась ему облаченным в женское платье демоном, вырвавшимся на бешеном коне из преисподней. В ушах у него до сих пор звучал ее беспечный, необузданный смех. Он вспомнил, как они бок о бок мчались вдвоем, и легкий озноб прошел волной по телу.
   Да, он должен признать, что в этой варварской скачке она была великолепна. Она столь же великолепна и в постели, подумал он, и ему так ее захотелось, что он был готов хоть сейчас затащить ее в лес.
   Он еще несколько раз глубоко вздохнул, чтобы остудить разгоряченную голову, но так и не успокоившись, огляделся. Но, к его немалому удивлению, ее нигде не было. Он покрутился на месте, затем подъехал к женщинам в самый хвост группы.
   — Где леди Шелтон? — спросил герцог.
   Все стали оглядываться в недоумении.
   — Мы не знаем, ваше сиятельство, — сказала графиня Арондейль, — совсем недавно она была сзади.
   Удивляясь, что могло случиться, Хэдриан поскакал на поиски. Через пять минут он нашел ее в пустынном лесу в миле от группы. Не торопясь, она вела за повод прихрамывающего жеребца. Он подъехал. Им обоим вдруг стало нестерпимо жарко, как будто накалился воздух.
   — Что случилось? — довольно грубо спросил он.
   — Камень попал ему в ногу.
   Герцог тут же слез с коня и передал поводья Николь, при этом пальцы их рук соприкоснулись. Он про себя выругался, присел возле коня и внимательно осмотрел ногу.
   — Не очень опасно, но его надо вести. — Он посмотрел на нее снизу вверх. Она стояла раскрасневшаяся от ветра и солнца. Ее глаза блестели.
   — Я сам поведу коня, — сказал он, отбирая у нее поводья.
   — Вам не нужно этого делать, — ответила она и пошла по тропинке.
   Герцог промолчал и, обогнав ее, пошел впереди крупным шагом, словно она нуждалась в проводнике.
   Лес был тих, лишь легкий ветерок, нарушая тишину, пробегал по листве. Они шли молча.
   Хэдриан, довольно опытный в этих вопросах, чувствовал, что их обоих подавляло тяжелое сексуальное напряжение. Почему он так желал эту женщину? Возможно, потому, что она не может ему принадлежать? Или потому, что она, с одной стороны, такая гордая и сильная, а с другой — такая беззащитная? Он очень хотел найти ответ на эти вопросы.