Джойс Бренда. Скандальная любовь

   — Может быть, ты уже подарил мне, по крайней мере, одного ребенка. — Отчаяние охватило ее.
   — Ты не вернешься к нему. — Это было и не утверждение, и не вопрос.
   — Как мне от него отделаться! — запричитала она.
   Это его удивило.
   — Ты любишь меня. Тот негодяй — я не знаю, что он с тобой делает, — но он разбил твое сердце. Тебе нельзя к нему возвращаться.
   — Убежать? — Это была мысль, которую она старательно избегала.
   — Так что, все это — игра? — возмутился он.
   — Нет! Это не было игрой! Я люблю тебя. Но, Хэдриан, ведь я — де Варенн.
   — Ты хочешь сказать, что проклятый титул герцогини значит для тебя больше, чем я, так?
   — Нет, это значит, что де Варенн выполняют свой долг, каким бы тяжким он ни был.
   Де Варенн не уходят от мужей, от своей жизни. И она не сможет уйти.
   — О Бог мой! — воскликнул Хэдриан, когда понял, что она самым искренним образом верит в то, о чем только что говорила.
   — Так ты серьезно? Серьезно?!
   Изабель закрыла глаза. Она была одной из де Варенн. Она всегда была ею. А сейчас она еще и Клейборо. Она верила в такие понятия, как верность, честь, долг. И не будь в ней этой веры, она, конечно, не была бы Изабель де Варенн Брекстон-Лоувел, она стала бы никем.
   Он выскочил из каюты. Теперь он знал, что никогда не получит ее, что у них никогда не будет детей.
 
   Изабель провела в Вирджинии вместе с Хэдрианом Стоуном три месяца. Это была горькая радость. Они оба заставляли себя не думать о расставании, отчаянно старались жить только сегодняшним днем.
   Ко времени отплытия Изабель из Америки он и она сроднились так, как это бывает только у очень любящих друг друга людей. Он больше не просил ее уйти от Френсиса, он знал, как ей трудно. Хэдриан проводил ее на пристань.
   Изабель решила ни в коем случае не плакать, иначе она не сдержала бы проявления своих бурных эмоций. Было бы так легко остаться с ним, отвернуться от того, кто и что она. Любой ценой Изабель была обязана не думать ни о каком выборе, у нее не может быть никакого выбора.
   Он обнял ее за плечи. Сзади покачивалось на волнах судно, которое должно было ее унести. Это было жалкое подобие «Морского дракона». Над ними распростерлось голубое, без единого облачка, небо. В природе была весна, но… не в их сердцах.
   — Я люблю тебя и очень уважаю, — произнес он наконец, глядя ей прямо в глаза. — Поэтому я даю тебе возможность принять самое главное в твоей жизни решение. Если ты делаешь то, что должна делать, то я поддерживаю тебя.
   Больше у нее не осталось сил сдерживаться, и слезы полились рекой.
   — Я всегда буду любить тебя, — сказал он хрипло, — и я всегда здесь. Если ты передумаешь на будущий год, через два года, десять лет — я всегда здесь и всегда буду ждать тебя. Больше у меня никогда и никого не будет, Изабель.
   — Я не хочу, чтобы ты ждал меня, — пыталась она как-то возразить, но они знали, что это ложь.
   — У меня больше никого не будет, Изабель, — сказал он. — Я люблю тебя.
   Изабель взошла на корабль, не видя от слез трапа. Она оставляла в Америке свое сердце, которое теперь будет принадлежать Хэдриану Стоуну. В Англию возвращалась женщина, которая уже никогда не будет прежней Изабель.
 
   Он был уверен, что плохо ее расслышал.
   — Прости, мама.
   Изабель была бледнее привидения.
   — Хэдриан, я давно должна была тебе рассказать. Твой отец не Френсис.
   Герцог Клейборо смотрел и ждал. Они только что закончили ужин и удалились в одну из самых уютных маленьких гостиных, где вдовствующая герцогиня могла бы — вопреки бытующему мнению, что леди не пьет ничего крепче шерри, — выпить рюмочку портвейна. Изабель попросила сына присесть. Когда он подчинился, она повторила слова своего признания.
   — Это не совсем удачная шутка! — Сердце в его груди колотилось так, что он не услышал собственного голоса.
   — Нет, это не шутка. Френсис, — она судорожно глотнула воздух, — не твой отец.
   Хэдриан сидел как каменное изваяние. Пульс, и без того бешеный, участился. Слова матери громом отозвались в голове.
   «Френсис не твой отец». Невероятно трудно поверить. Осуществилось самое сокровенное неосознанное желание человека, который вообще никогда не мечтал.
   — С тобой все в порядке? — испросила Изабель с тревогой. — Вот, глотни этого. — Она наклонилась над ним, предлагая рюмку портвейна. Руки у нее тряслись.
   Хэдриан, не думая, что делает матери больно, с силой сжал ее руку.
   — Он не мой отец?
   — Нет.
   Хэдриан встал, продолжая держать мать за руку.
   — А кто же?
   — Мне больно, — с трудом произнесла Изабель.
   Он увидел ее бледное лицо и слезы в глазах и немедленно отпустил ее руку.
   — Боже, мама! Прости, я не соображаю, что делаю.
   — Нечего мне прощать, сын, — сказала она печально.
   — Кто мой отец? — повторил он вопрос, все еще с трудом справляясь со своими чувствами.
   — Его зовут Хэдриан Стоун. Американец из Бостона. Капитан судна.
   Герцог удивленно смотрел на мать. Он подошел к камину и уставился на танцующее пламя. Немало времени прошло, прежде чем он смог усвоить услышанное. Френсис не его отец — слава Богу! Его отец — американец по имени Хэдриан Стоун, морской капитан. Все было так странно. Он не мог поверить, что это не сон.
   — С тобой все в порядке? — еще раз спросила Изабель.
   Он медленно повернулся и посмотрел на нее:
   — Мне хотелось бы услышать всю историю, мама.
   Она кивнула, ломая руки.
   Хэдриан стоял у камина не шелохнувшись, пока мать рассказывала ему историю его рождения.
 
   «Не может быть. В это трудно поверить», — думал он.
   Изабель кончила свой рассказ. Хэдриан внешне выглядел очень спокойным.
   — Этим все объясняется, — сказал он в тяжело нависшей тишине.
   Изабель все еще была бледна как смерть. Она сидела на краю дивана и смотрела на сына в ожидании приговора, нервно теребя складки платья на коленях. Изабель пыталась по выражению его лица определить, что он думает. Но он, казалось, ничего не видел и ничего не замечал.
   — Не удивительно, что он ненавидел меня и тебя…
   Изабель прикусила губу.
   — Он ненавидел меня еще задолго до того, как мы встретились с твоим отцом. Он ненавидел меня, когда я взяла всю ответственность за наши владения на себя, а это было его делом. Его ненависть росла после каждого случая, когда я спасала его от долгов.
   — Да, я знаю все это. — Сначала Хэдриан стоял, а теперь стал ходить по комнате. — Господи, ты должна была мне про это рассказать давным-давно! — Он все еще злился.
   — Я знаю, ты злишься на меня, — тихо сказала она.
   — Я пытаюсь не злиться. Я пытаюсь понять, как ты хотела сохранить свою любовь в тайне, даже от меня. Но, Боже правый, разве нельзя было мне раньше знать, что этот негодяй не мой отец?
   Он в сильном волнении забегал по комнате, потом резко остановился и подошел к ней. Он был слишком взволнован, чтобы заметить, что мать вот-вот расплачется.
   — Что случилось после твоего возвращения из Америки? Ты что-нибудь слышала о нем?
   Бешено стучавшее сердце Изабель стало давать сбои ритма.
   — О чем ты думаешь?
   — Если он еще жив, то я должен его найти. Это несомненно. Он жив? — требовательно спросил он.
   — Сначала я получала от него известия, но вот уже двадцать лет, как я о нем ничего не знаю.
   — Объясни, пожалуйста.
   — Вернувшись в Англию, я получила письмо, короткое, безличное. В нем некто интересовался моим здоровьем. Несколько лет он присылал мне такие письма-записки, а по почтовой марке я всегда могла определить, где он находится. Его постоянный адрес был в Бостоне, во всяком случае на момент нашего знакомства.
   — А потом, что случилось потом?
   Изабель еле выдерживала этот разговор. Воспоминания больно били по сердцу, а еще больше ранили резкие, беспощадные вопросы сына. Было видно, что он невероятно сердит на нее. Что последует за этим? Его презрение? Она говорила мягко, стараясь сдержать волнение в голосе:
   — Я знаю, что вначале он хотел, чтобы я постоянно знала, где он находится, таким образом он напоминал мне, что он рядом, что ждет меня в том случае, если я передумаю и уйду от мужа. Потом письма приходить перестали…
   Тут голос ее дрогнул, и слезы потекли из глаз.
   — Может быть, он женился, может, умер, я не знаю.
   Вдруг Хэдриана осенило, он удивленно посмотрел на мать:
   — Так ты его все еще любишь?
   Изабель поискала носовой платок и вытерла глаза, отчаянно пытаясь взять себя в руки. Хэдриан подошел к ней и положил руку ей на плечо.
   — Я знаю, тебе трудно говорить мне об этом, мама, но для меня это чрезвычайно важно. Мне нужен этот адрес в Бостоне.
   — Да, разумеется, — сказала она, и в ее голосе послышалась слабая надежда.
   Хэдриан отвернулся. Не обращаясь ни к кому, он сказал:
   — Я напишу ему письмо, немедленно. Я найму частных сыщиков и отправлю одного из них в Бостон. Если он жив, я найду его.
   Изабель опять стало плохо: горло перехватил спазм. Она приготовилась нанести сыну еще один, последний удар.
   — Хэдриан, он ничего не знает о тебе. Я никогда ничего ему о тебе не сообщала. Он даже не имеет представления, что у него есть сын.
 
   Это откровение действительно было сокрушающим. В этот вечер после ухода матери Хэдриан сидел в библиотеке один с собакой у камина и думал. Он с трудом привыкал к тому, что услышал сегодня от матери.
   Он был очень зол на мать, очень. И как он ни старался ее понять, не мог подавить в себе злобу. Она не только ему ничего не говорила, хотя обязана была это сделать давным-давно, но она и отцу ничего не сказала о нем.
   Он не переставая думал о таинственном американце, который был его настоящим отцом. Хэдриан Стоун. Его самого мать назвала в честь своего любовника. Каков из себя этот американец? Он морской капитан. Просто трудно представить себе мать с морским капитаном. Морской капитан в его представлении должен быть коренастым, седым человеком, волосы ежиком, в полосатой рубахе и темно-синих штанах. Он просил ее рассказать подробности об отце, но она отказалась. Он понимал, что расстраивает ее, но ничего не мог с собой поделать. Разве у него нет права хоть что-нибудь знать об отце?
   Наконец она призналась, что он совсем не был похож на Френсиса, и с этими словами решительно покинула его дом. Хэдриану стало стыдно за свое поведение. Однако снова появилась мысль найти отца.
   Хэдриан громко расхохотался. Теперь он может ругать Френсиса сколько ему захочется. Но самое главное, он теперь знает, почему Френсис презирал его. Именно этот вопрос преследовал Хэдриана всю жизнь, а теперь он знает на него ответ.

ГЛАВА 25

   Хэдриан не спал всю ночь. Утром, полный надежд найти отца живым и здоровым, он нанял детективов, которые тотчас взялись за дело. Теперь оставалось только ждать результатов начатого расследования.
   В этот же день Хэдриан навестил свою невесту. Скандал, начатый его помолвкой, потихоньку разрастался. Чтобы уберечь Николь от сплетен, им непременно надо бывать в обществе, где бы он показал себя безумно влюбленным поклонником. Он был полон решимости остановить злые разговоры, которые были слишком близки к истине. Что бы там ни было, но сейчас он больше чем когда-либо хотел оградить свою невесту от злословия и добиться того, чтобы ее принимали в обществе. Она это вполне заслужила.
   Большая черная карета с гербами, на которых были изображены три льва, остановилась у дома Шелтонов на Тэвисток-сквер. Герцог вышел из кареты и легкой походкой направился в дом. Сегодня его походка была особенно легка. Открывший дверь Олдрик уставился на герцога с удивлением, так как никогда еще не видел его сиятельство весело улыбающимся. Хэдриан отдавал себе отчет в том, что улыбается как идиот, но не мог спрятать улыбку.
   Но постепенно, по мере ожидания в гостиной Николь, его хорошее настроение стало пропадать. Она не появлялась. Пятнадцать минут перешли в тридцать, л затем в три четверти часа. Его умиротворенность стала переходить в раздражение, и наконец, в ярость. Как он мог забыть хоть на минуту, что, несмотря на самый невероятный поворот его судьбы, невеста не желает выходить за него замуж! Последний раз они встретились у Линдслеев: там она была на него очень сердита. Вчера ей удалось избежать с ним встречи. Может быть, она и сегодня хочет проделать то же самое? Но нельзя же быть до такой степени глупой!
   Он вышел из гостиной и увидел Олдрика, который с озабоченным выражением на лице слонялся по коридору.
   — Ваша светлость! Вам принести еще закусок?
   — Где ее комната? — строго спросил герцог.
   — На втором этаже, пятая дверь налево! — на одном выдохе ответил слуга, вытаращив глаза.
   Герцог через две ступени взбежал на второй этаж и два раза постучал в указанную дверь. Не дожидаясь ответа, которого могло и не быть, резко распахнул дверь и вошел.
   Николь была в нижнем белье. На кровати в большом беспорядке лежали куски шелка, шифона, тафты, кашемира, бархата, шерсти и даже меха. Плюмажи, ленты, кружева и другие аксессуары валялись по всей комнате. Коробки со шляпками открыты, везде разбросаны перчатки. У кровати громоздилась целая гора сумочек разной формы, разных размеров и таких различных цветов и оттенков, что это представлялось неправдоподобным. Знаменитая портниха мадам Леви стояла на коленях, примеряя на Николь яркую, золотого цвета нижнюю юбку. Еще две портнихи сидели в углу и что-то шили. Увидев вошедшего герцога, все замерли.
   Николь первая пришла в себя. Прикрывая руками выпиравшую из-под кружевного корсета грудь, она крикнула:
   — Выйдите!
   Хэдриану потребовалась доля секунды, чтобы понять, что она и не собиралась спускаться к нему.
   — Уходите все, немедленно! — резко скомандовал он.
   Через секунду в комнате, кроме герцога и его невесты, никого не было.
   Держа руки перед грудью, Николь пятилась назад, наступая на драгоценные тонкие ткани.
   — Вам здесь нельзя находиться. Вы усугубляете и без того скандальную ситуацию!
   — Скандальная ситуация? — усмехнулся он. — Они теперь будут говорить, что у нас скандальная любовь!
   — О! Как же я посмела забыть об игре, в которую вы все время играете?
   Хэдриан улыбнулся не самой своей приятной улыбкой.
   — Как долго вы намерены заставлять ждать себя внизу, Николь?
   — Всю жизнь.
   Он улыбнулся, не изменив серьезного выражения лица.
   — Не очень умное поведение.
   Взгляд опять упал на нее, и его тело вдруг ощутило, что они одни в этой комнате. Кровать была не дальше одного фута от них.
   — Вы должны уйти. Уже сейчас не оберешься разговоров о том, что вы вошли в мою комнату. — Голос ее срывался.
   — Хорошо, — сказал он, делая к ней шаг, такой же напряженный, как и все его большое тело. — Они будут говорить, что я без ума от вас и преследую вас даже в вашей спальне, потеряв всякую учтивость, которую должен проявлять жених…
   Николь быстро перебежала на другую сторону кровати.
   — Вы сумасшедший!
   — А вы, моя прелесть, трусиха, — говорил герцог, подкрадываясь к ней.
   — Я не трусиха, — проскрежетала она сквозь сжатые зубы, вцепившись в колонну, поддерживавшую полог кровати. Грудь ее высоко вздымалась от волнения. — Это вы трус! За моей спиной тайком просите у отца моей руки, после того как я вам отказала!
   Он замер. Но через секунду оказался около нее, схватил за руки и стал оттаскивать ее от колонны. Она кричала, он ее тряс. С жадным любопытством он смотрел на ее грудь, которая совсем вылезла из корсета.
   — Наоборот, — сказал он ей на ухо неестественным голосом, — любого, кто решается жениться на вас, можно считать самым храбрым человеком.
   Николь вывернулась от него, схватила с постели первую попавшую ткань и прикрылась ею.
   — Тогда считайте себя свободным и объявите о расторжении помолвки. Я не обижусь! — крикнула она.
   Он говорил себе, что ведет себя так лишь из необходимости заставить ее замолчать. Но он знал в тот момент, когда тащил ее к себе, когда прижимал ее к себе, что это — полуправда. Он уже изрядно устал от всех этих игр и от ее сопротивления.
   — Значит, ваши чувства сильнее моих. Я предупреждаю, Николь, что очень быстро обижаюсь на тех, кто относится ко мне без достаточного уважения. — Говоря это, он крепко поцеловал ее в губы.
   Она отчаянно сопротивлялась; пытаясь отбиться от него, и почти преуспела в этом, но тут он взял ее за запястья и толкнул на груду шикарных и очень дорогих тканей, лежавших на кровати.
   — Я не вижу обиды в ваших глазах! Почему же не признать свою уязвимость? Почему вы меня так сильно толкаете? Как вам удается заставлять меня забыться? Конечно, во всем виновата я! — крикнула Николь, но не двигалась, лежа на кровати. Своим телом он просто припечатал ее, раздвигая ногами ее ноги.
   Ничего не отвечая, он своевольно содрал с нее красный шифон. Ее глаза округлились, она дернулась, пытаясь его сбросить, но он крепко держал ее за запястья.
   Какое-то время она лежала тихо, не шевелясь, только обнаженная грудь тяжело вздымалась и опускалась под его накрахмаленной манишкой.
   — Может быть, мы когда-нибудь прекратим эти глупости? — требовательным голосом спросил он.
   Она перевела взгляд на его рот, а затем быстро опять на глаза.
   — На карту поставлено мое будущее, и я не считаю это такой уж глупостью.
   — Наше будущее поставлено на карту, наше, — поправил он.
   Она еще раз дернулась под ним.
   — Как вы смеете так со мной поступать? — прошипела она.
   Его взгляд упал на ее обнаженную грудь. Он понял, что ее вопрос относится и к тому, как он сейчас с ней расправляется, и к тому, что принуждает ее выйти замуж.
   — Сдавайтесь, Николь, вы уже проиграли. Принимайте то, что должно случиться. Смиритесь с фактом, что через несколько дней вы станете моей женой.
   Она вся напряглась под ним. Он знал, что причиняет ей боль, так как продолжал крепко сжимать ее руки, знал, что она, так же как и он, ощущает его, так как его возбудившийся член находился у нее между ног, в паху.
   — Я никогда не смирюсь с этим.
   Он не засмеялся. Ничего смешного в том, что она продолжает упорствовать и сопротивляться его воле, нет.
   Никогда не знаешь… — начал он. Пот выступил у него на лбу. Он боролся с самим собой и — проиграл. Сила его желания была сокрушающей. Его начало трясти. Он знал, что должен уступить страсти, бушевавшей в нем. Вдруг он почувствовал, что и сопротивление Николь прекратилось. Вскрикнув, она выгнулась дугой, закрыла глаза и прижалась к его телу.
   Хэдриана не нужно было подстегивать. Он развел ей ноги и впился губами в ее губы. Николь в страстном ритме двигалась под ним, искала языком его язык. Он грубо бросал на нее свое тело.
   Вдруг кто-то требовательно постучал в дверь.
   Мгновенно Хэдриан оказался на ногах и застегнул ей корсет. Николь смотрела на него затуманенными от страсти глазами.
   — Кто-то идет, — прошептал он, поднимая ее на ноги, а затем тряхнул ее так, что сознание стало возвращаться к ней.
   Оставив ее, он заправил рубашку в брюки, поправил галстук и пошел к двери. Он открыл ее, как только раздался повторный стук.
   Это была графиня. Хэдриан нисколько не сомневался, что ему не удалось одурачить ее, хоть на лице у нее и была довольно приятная улыбка.
   — Здравствуйте, герцог. Я подумала, что, может быть, мне стоит принести каких-нибудь закусок, пока вы у моей дочери.
   — Как это мило с вашей стороны, — пробормотал он, глядя на Николь. Она стояла к ним спиной и смотрела в окно. На ней уже был зеленый махровый халат. На душе у герцога стало легче.
   Джейн поставила поднос на стеклянный столик, сказала какие-то любезности гостю и ушла, оставив дверь широко открытой. Хэдриан повернулся к невесте. Она сердито смотрела на него. Было видно, что ее настроение не улучшилось.
   — Надеюсь, вы удовлетворены? — неосторожно бросила она.
   — Вовсе не удовлетворен.
   Она покраснела. Руки сами собой поднялись вверх, как бы прикрывая грудь.
   — Зачем вы пришли? Посыпать соль на мои раны?
   — Какие раны? — сухо спросил он, отворачиваясь. Теперь, когда они вновь остались одни, у него в паху опять заныло.
   Он налил в чашки чай, пытаясь отвлечься от желания.
   — Вы знаете, какие раны, — резко выпалила она. —
   Почему вы настаиваете на этом смешном браке? Я всей душой разделяю ваше мнение, что вы круглый дурак, если собираетесь жениться на мне.
   — Я не говорил этого, Николь.
   — Я не смогу быть герцогиней, как вам самому известно, — продолжала Николь, как бы его не слыша.
   — Может быть, вы скоро продадите себя.
   Глаза у нее округлились. Он спокойно потягивал чай, не отрывая от нее взгляда. Она опомнилась.
   — Хэдриан, зачем вы настаиваете на этом браке? Если то, что между нами произошло, ничего не значит для меня, то почему это должно что-то значить для вас? Странно.
   Он пристально посмотрел на нее. Эта грубость его не смутила. Ему захотелось узнать — неужели то, что произошло между ними в библиотеке несколько дней назад, не имеет для нее значения?
   — Вы знаете почему. Возможно, у вас будет от меня ребенок.
   Он опять стал мрачным.
   — Я не изменю своего решения. Я непоколебим.
   — Что же, вы получите герцогиню, которая не имеет никакого желания быть таковой, — сказала она ледяным тоном.
   — Вы смеете угрожать мне?
   — Я не угрожаю, я предупреждаю.
   — Вы лжете, — сказал он со спокойствием, которое давалось ему все трудней, и поставил на столик чашку с блюдцем.
   — Мы оба знаем, как на самом деле вы не имеете никакого желания. Доказательство тому дано пять минут назад.
   Она покраснела от смущения или от злости, а может быть, и от того и от другого.
   — Пусть у меня иной раз и возникает желание, но у меня его нет, когда дело касается замужества.
   Ее бритва резанула его с безошибочной точностью, и ему не понравилось, что рана оказалась слишком глубока. Она ни на йоту не смягчилась относительно перспективы замужества. Она не могла знать, что Френсис не был его отцом, если это вообще интересовало ее, но он был слишком горд, чтобы ей об этом рассказывать. А главное, он не доверял ей. Пока не доверял, и поэтому не мог так рисковать репутацией своей матери.
   — Я в самом деле настолько одиозен?
   Она была бледна, но ее злость постепенно уходила.
   — Проблема не в том, считаю ли я вас одиозным, — осторожно ответила она.
   — Но вы считаете меня одиозным? — упорствовал он.
   — Нет.
   Он замер. Ему с трудом удавалось сдерживать улыбку.
   — Значит, я не такой уж страшный? — Он попытался заглянуть ей в глаза.
   Ее губы задрожали:
   — Не женитесь на мне против моей воли.
   — Николь, уже слишком поздно.
   — Еще не слишком поздно. Вы можете все отменить. Люди скажут, что наконец-то к вам вернулось благоразумие!
   Он не мог не почувствовать ее отчаяния, и ему стало не до улыбок. Какая бы причина ни была, но она по-прежнему выступает против их брака.
   — Я предлагаю вам изменить свое решение, — сказал он холодно.
   — Я не хочу стать жертвой вашей благородной идеи долга.
   — Вы уже достаточно ясно выразились, — сквозь зубы процедил он. — На самом деле я чертовски устал слушать один и тот же мотив. Истина одна — мне безразлично, чего вы хотите.
   — Черт с вами, — прошипела она. — Вы любите только себя. Вы холодный, бессердечный, такой, как о вас говорят!
   Хэдриан криво улыбнулся. Его чувства были оскорблены, и его разбирала злость потому, что он действительно очень уязвим там, где дело касалось Николь.
   — Я намеревался пригласить вас на сегодняшний бал, но теперь вижу, что это будет неразумно.
   — Да, это будет неразумно, — согласилась она, ожесточившись. — Я бы отказалась. У меня совсем нет желания идти с вами.
   Своей враждебностью по отношению к нему она бы вызвала еще большие сплетни. Было бы чудом, если бы она согласилась сохранять внешние приличия и вести себя, как полагается невесте.
   — Встретимся в церкви. — Он направился к двери, но ее слова остановили его на полпути.
   — И не надейтесь! — крикнула она ему вслед.
   Он не спеша повернулся, больше не скрывая своих чувств.
   — Я не Перси Хемпстед, — сказал он, медленно и очень отчетливо выговаривая слова. — Позвольте мне это довести до вашего сведения.
   Она не двигалась и почти не дышала.
   — Я не двадцатидвухлетний мальчишка и не законченный дурак. Если вы вздумаете посмеяться надо мной, то прежде хорошо подумайте. Я не побегу с опущенным хвостом в другую сторону. О нет! Я найду вас и волоком притащу к алтарю, если это понадобится. Ни ваши крики, ни скандал меня не остановят.
   Она стояла и смотрела на него. Он угрожающе улыбнулся:
   — И никто не осудит меня, потому что я — герцог Клейборо, и еще потому что я — мужчина. В то время как вы — женщина, к тому же — эксцентричная. Женщина, про которую говорят, что ей нужна крепкая мужская рука и хорошая порка.
   Николь открыла было рот, чтобы возразить.
   — Мои действия будут одобрены, а ваши осуждены, — сказал он жестко.
   — Я презираю вас. — Это все, что смогла сказать Николь.
   Он криво улыбнулся:
   — Если вы выбираете скандал, что ж, пусть так и будет. Я умываю руки от всех этих хлопот и предоставляю вас самой себе. Мое великодушие заходит слишком далеко.
   — Убирайтесь!
   Ничего не ответив, он быстро вышел из комнаты.

ГЛАВА 26

   Герцог Клейборо нервничал.
   Наступил день его свадьбы.
   Он не виделся с Николь с тех пор, как ездил к ней пригласить ее на бал. В этом был свой резон. Всякий раз она давала ему понять, что чувствует по отношению к нему, и он всякий раз взрывался и возбуждался. Поэтому, гораздо безопаснее было не вступать с ней в контакт, пока они не поженятся.