Джойс Бренда. Соперник

   – То, что я о нем слышала, – осторожно произнесла Оливия, – всего лишь сплетни, да и то сомнительные. Насколько мне известно, он уже много лет живет на каком-то острове.
   – Десять лет назад граф уехал в добровольную ссылку на остров Барбадос, но теперь он уже в Лондоне. Вернулся, чтобы жениться на мне, – горестно вздохнула девушка.
   Оливия облизнула внезапно пересохшие губы. Ей отчего-то было не по себе.
   – Этому следует только радоваться, разве нет, моя милая? – слабо улыбнулась она.
   – Я выхожу замуж за человека, который убил собственного брата! Чему уж тут радоваться? – опустила голову Сьюзен.
   Оливия не нашлась с ответом.

Глава 2

   Луна светила ярче, чем обычно. Держа Анну за руку, Оливия устало брела к дому. Позади них шла Сьюзен. Несмотря на свое чудесное спасение, она совсем пала духом и всю дорогу тихо плакала.
   Оливия шла молча, сосредоточенно размышляя над возможными последствиями бурных событий ночи. Когда перед ними возникли очертания графского дома, она вздрогнула. Покидая его, она думала только о том, чтобы спасти невинную девушку от смерти, а теперь главное – вернуться незамеченными. Интересно, что сказал бы Арлен, увидев всю троицу в мокрой насквозь одежде и без обуви? К тому же Анна и Оливия были в ночных рубашках. Наверняка муж потребует вразумительных объяснений. Оливия еще крепче сжала руку Анны.
   Перед ступенями, которые вели на террасу, все трое остановились.
   – Сьюзен, ступайте вперед и постарайтесь никого не разбудить. – Оливия слабо улыбнулась удрученной горем девушке. – Кстати, мне кажется, вам не следует рассказывать о событиях этой ночи никому, даже родителям, – многозначительно добавила она.
   Сьюзен равнодушно пожала плечами.
   – Ваш жених не так уж плох, – неожиданно для самой себя пояснила Оливия.
   – Откуда вы знаете? – подняла голову Сьюзен. – Просто вы самая добрая женщина на свете, поэтому готовы защищать любого, даже убийцу. – Помолчав, она добавила: – Может, позавтракаем вместе, миледи? Завтра мы уезжаем в Лондон. – Ее губы снова скривились, словно она едва сдерживала слезы. – Там ждет мой жених…
   – С удовольствием позавтракаю с вами, дорогая, – улыбнулась Оливия. – Не стоит вешать нос, все будет хорошо.
   Сьюзен кивнула и стала подниматься на террасу. За ней волочились мокрые юбки. Через несколько секунд она скрылась в доме.
   – А вдруг папа проснется? – со страхом прошептала Анна, прижимаясь к матери.
   – Ну же, не будь глупой, – с наигранной бодростью отозвалась Оливия.
   И в это мгновение ей показалось, что в одном из окон на втором этаже мелькнул огонек свечи. Нет, только не это! Если кто-нибудь застанет их с Анной в таком виде среди ночи, что она скажет в свое оправдание? У нее учащенно забилось сердце. Скорее бы Арлен возвращался в свой Лондон!
   – Идем, – прошептала Оливия, беря Анну за руку.
   Они быстро поднялись на террасу и прошли в дом через дверь, которую Сьюзен оставила для них открытой. Гостиная тонула во мраке. Оливия ничего не видела перед собой, поэтому вперед пошла Анна. Оставалось лишь удивляться той легкости, с которой слепая девочка вела свою мать через заставленную мебелью комнату. Наконец обе оказались в коридоре.
   И тут их встретил Арлен, державший в руке зажженную свечу. Оливия замерла на месте.
   Арлен молча разглядывал мокрую, растрепанную жену в ночной рубашке и тонком батистовом пеньюаре. Потом перевел взгляд на такую же мокрую и растрепанную дочь.
   – В чем дело? – грозно спросил он, окидывая жену похотливым взглядом.
   Анна инстинктивно прижалась к матери, и та обняла ее за плечи. Ложь легко скользнула с ее губ:
   – Анна бродила во сне. Я зашла к ней в детскую, чтобы проверить, все ли в порядке, но обнаружила пустую постель. Арлен, она упала в чашу фонтана! Слава Богу, не утонула.
   Анна действительно не умела плавать.
   Арлен продолжал молча разглядывать жену. Оливия почувствовала, как внутри у нее все сжалось от страха и недобрых предчувствий. Внезапно она осознала, что мокрая ночная рубашка плотно облепила все ее тело, обрисовывая все изгибы и выпуклости. К тому же мокрый батист стал почти прозрачным… Уже много лет Арлен не прикасался к своей жене, но сейчас жадно смотрел на ее грудь.
   – Значит, ты нырнула вслед за ней, – хрипло произнес он, снова глядя в лицо Оливии.
   Теперь ее била мелкая дрожь. Ей нестерпимо хотелось хоть чем-нибудь прикрыть свою вынужденную наготу. После рождения Анны Арлен потерял всякий интерес к жене как к женщине, однако при одном только воспоминании о том, как грубо и больно его руки тискали ее нежное тело, Оливии стало дурно.
   – Ты превратилась в зрелую женщину, Оливия, – неожиданно произнес Арлен. – Теперь у тебя уже не только кожа да кости…
   – Я бы хотела подняться к себе и переодеться, – перебила его Оливия.
   – Постой, – властно оборвал ее муж, глядя на свою дочь. Анна унаследовала от отца поразительную красоту, однако, на взгляд Оливии, красота Арлена была испорчена злым и жестоким сердцем, скрывавшимся за внешней привлекательной оболочкой. – И давно это у нее? – холодно спросил он, не сводя глаз с девочки.
   Почувствовав недоброе, Оливия еще крепче прижала ее к себе.
   – У детей такое часто бывает… Многие встают и ходят во сне, но с возрастом все проходит, – поспешно объяснила она.
   – Неужели? – недоверчиво поднял одну бровь Арлен. – Но ведь она твоя дочь, Оливия…
   Арлен перевел глаза на грудь Оливии. Соски дерзко выступали сквозь мокрую тонкую ткань.
   – Анна и твоя дочь тоже, разве ты забыл? – неожиданно резко произнесла она.
   Он ударил ее наотмашь. Не очень сильно, но очень больно.
   – Не смей разговаривать со мной в таком тоне, поняла?!
   Оливия инстинктивно схватилась за щеку, чувствуя, как рядом с ней вздрогнула Анна, и молча кивнула: надо держать себя в руках, чтобы не злить мужа. Он уже не первый раз наказывал ее за острый язык; наверняка и эта пощечина не станет последней. Она была достаточно умна и понимала: стоит ей сейчас вступить в словесную перепалку, и он изобьет ее до полусмерти. Зачем лезть на рожон, если не можешь изменить характер человека?
   – Подойди, Анна, – негромко приказал Арлен.
   Девочка напряглась всем телом, как и ее мать.
   – Я сказал, подойди сюда! – повысил голос Арлен.
   У Оливии сильно забилось сердце, ей стало трудно дышать.
   – Арлен, – начала она, не зная, чего ожидать от мужа.
   Взяв Анну за плечо, Арлен оттолкнул ее от матери. Глаза девочки от страха наполнились слезами. Отец наклонился к ней, держа свечу на отлете, и строго спросил:
   – Ты часто ходишь во сне?
   Побелев как полотно, Анна с трудом прошептала непослушным языком:
   – Нет, сегодня первый раз…
   – Если ты лжешь, тебя как следует высекут, – пригрозил ей Арлен.
   – Я не лгу, – пробормотала девочка, чуть не плача.
   – Арлен! – с испугом и одновременно с мольбой в голосе воскликнула Оливия. Она знала, что он и впрямь велит жестоко высечь девочку, если решит, что она ему солгала. Тогда Оливия убьет его!
   Не обращая никакого внимания на возглас жены, Арлен медленно кивнул:
   – Хорошо. Завтра я пошлю за врачом, чтобы он осмотрел тебя. Я доберусь до причины твоей… болезни.
   Облизнув пересохшие губы, Оливия сказала:
   – Арлен, у Анны нет никакой болезни!
   Он резко повернулся в сторону жены.
   – Почему я должен тебе верить? – воскликнул он. – Тебе, которая вышла за меня замуж, скрыв свои проклятые… странности! Ты намеренно обманула меня и мою семью, потому что тебе было ясно: если в обществе узнают о твоих… необычных способностях, никто не захочет взять тебя в жены!
   Его голос становился все громче и громче. Не хватало еще, чтобы проснулись слуги, а то и гости!
   Оливия решила не вступать в бессмысленный спор.
   – Мне очень жаль, что так получилось. Я не хотела обманывать тебя. – Она потупила взгляд, произнеся эту явную ложь.
   Ее родители действительно нарочно обманули жениха и всю его семью. Оливия же не смела ослушаться своего отца, графа Олдхэма. Она знала, что обман рано или поздно вскроется, и тогда последствия для нее будут самыми ужасными, но родители и слышать ничего не хотели. Им важно было сбыть ее с рук, пока всему обществу не открылась правда о ее необычных способностях и даре ясновидения.
   Теперь, после девяти лет замужества, она уже без прежней обиды и боли вспоминала об этом. К тому же после свадьбы родители ни разу не навестили свою дочь. Они не приехали и когда родилась их внучка Анна, даже не удосужились послать поздравительную открытку.
   – В юности я сама не понимала своих способностей, – глухо произнесла Оливия, не смея взглянуть на мужа.
   – Поздно теперь раскаиваться, – саркастически оборвал ее Арлен. – Мы оба втянуты в эту проклятую игру, и оба расплачиваемся за твой проклятый дар!
   Он многозначительно взглянул на Анну.
   Оливия закипела от гнева, но прикусила язык. Анна была не проклятием, а даром Божьим! О, как она ненавидела сейчас своего мужа!
   Арлен шагнул к жене и тихо произнес:
   – В следующий раз, когда у меня в доме будут гости, твоя дочь будет спать в каморке егеря!
   У Оливии широко раскрылись глаза, и она онемела от ужаса.
   Арлен резко повернулся к дочери:
   – Ступай спать!
   Однако Анна не двинулась с места, нерешительно повернув голову в сторону матери.
   Оливия шагнула к дочери и ласково сказала:
   – Иди, детка, я сейчас приду.
   – Нет, сударыня! Вы останетесь со мной! – решительно возразил Арлен.
   Оливия замерла на месте, напрягшись всем телом.
   Арлен нетерпеливо подтолкнул Анну к лестнице. Опустив голову, девочка стала молча подниматься по широким ступеням.
   – Спокойной ночи, детка! – крикнула ей вслед Оливия. – Не забудь переодеться.
   – Хорошо, мамочка, – откликнулась Анна, – не забуду. Спокойной ночи!
   Сердце Оливии разрывалось от горя. Она знала, что Анна, поднявшись к себе в детскую, свернется калачиком на постели и будет тихо плакать, пока не уснет. С трудом подавив в себе нестерпимое желание броситься вслед за дочерью, Оливия повернулась к мужу.
   На лице Арлена играла холодная улыбка.
   – Знаешь, сегодня вечером я так много выпил, что теперь не прочь отведать твоего созревшего тела…
   Оливия затаила дыхание от неожиданности.
   – Сегодня ты выглядишь очень соблазнительно, Оливия, – ухмыльнулся Арлен.
   Оливия инстинктивно прижала руки к груди.
   – Неужели ты хочешь еще одного ребенка? – попыталась она пресечь домогательства ненавистного мужчины.
   – Нет, мне не нужен еще один урод вроде Анны. Но существует много способов избежать зачатия, разве ты не знаешь?
   – Да, милорд, – обреченно пролепетала Оливия.
   Неожиданно Арлен громко расхохотался.
   – Ну-ну, не надо так волноваться, миледи! Я еще не сошел с ума, чтобы ложиться в постель с такой ненормальной, как ты!
   Бросив на жену презрительный взгляд, он удалился.
   Когда его шаги затихли, ноги Оливии подкосились, и она сползла по стене на пол. Подтянув колени к груди и положив голову на скрещенные руки, она разрыдалась.
    Стэнхоуп-сквер, Лондон
   Прошло почти одиннадцать лет с того дня, когда он последний раз бродил по комнатам городского дома Стэнхоупов. Стоя на пороге столовой, украшенной золотом и потолочными фресками, он невольно погрузился в воспоминания – мать пьет кофе в пеньюаре, отец читает свежую газету, рядом двое мальчиков-подростков.
   – Милорд? Что угодно вашей светлости? – вывел его из размышлений появившийся словно из-под земли слуга.
   – Чашку кофе и… больше ничего, – отозвался Гаррик, прикрыв глаза. Вертевшийся под ногами рыжий сеттер ткнулся холодным носом ему в ладонь. На какое-то мгновение Гаррик снова превратился в мальчика в этом самом доме, его брат Лайонел еще жив…
   Лайонела тогда так и не нашли. О нем никто ничего не слышал с того самого пасмурного вечера, когда он внезапно исчез, словно растворился в воздухе.
   Рассердившись на самого себя, Гаррик с усилием отбросил горестные воспоминания. Все эти годы он постоянно винил себя в бесследном исчезновении брата.
   Пригубив предложенный кофе, он поморщился: никакой крепости. Нахмурившись, Гаррик отставил в сторону блюдечко с тонкой фарфоровой чашкой. Зря он вернулся сюда!
   В своем последнем письме – а их за пять лет было всего четыре – граф сообщил ему о неизлечимой болезни сердца, от которой, как говорили врачи, он умрет через год, самое большее через два. Граф умолял сына вернуться в Англию, поскольку перед смертью собирался серьезно поговорить. Гаррик оставил без ответа все предыдущие письма отца, но последнее заставило его пять месяцев назад покинуть остров Барбадос и прибыть домой, в Англию, где он не был почти одиннадцать лет.
   Приезд графа Стэнхоупа в свой дом в Лондоне ожидался с минуты на минуту. Гаррик появился здесь два дня назад, и в тот же день к отцу, находившемуся в отлучке, был послан нарочный с сообщением о приезде сына.
   – Пойдем, – негромко сказал Гаррик, и рыжий сеттер послушно двинулся за хозяином.
   Миновав длинный коридор, Гаррик вышел в сад. Он с удовольствием вдохнул прохладный воздух, чистый и свежий. На Барбадосе юноша привык к обжигающему зною и теперь мог по достоинству оценить прохладу. Сеттер, взвизгнув, вопросительно посмотрел на хозяина. Тот улыбнулся:
   – Гуляй!
   Заливаясь счастливым лаем, пес бросился вперед. Гаррик присел на скамейку у куста душистых роз, которые так любила его мать, и огляделся. Сад сильно изменился: когда-то он был полон самых разнообразных цветов, теперь же повсюду виднелись лишь аккуратно подстриженные кустарники да вьющиеся по деревьям плющи.
   – Гаррик!
   Мама! Гаррик поспешно обернулся, встав со скамьи. Он не видел мать больше десяти лет, и теперь его сердце учащенно забилось. Графиня быстрым шагом пересекла террасу и бросилась в объятия сына.
   – Мой дорогой, почему ты так долго не возвращался?
   Она постарела, но все еще оставалась красавицей и ухоженной женщиной из высшего света.
   – Здравствуй, мама… Я так рад тебя видеть!
   Гаррик ничуть не лукавил. Он никогда не переставал любить свою мать и знал, что его долгое отсутствие сильно огорчало ее.
   Отстранившись, графиня окинула сына внимательным любящим взглядом.
   – Ты стал таким мужественным и красивым, Гаррик. Такой высокий… смуглый. Но, дорогой, тебе следует пудрить волосы. Так сейчас делают все молодые мужчины, следующие моде. И еще тебе нужно сходить к портному.
   Гаррик широко улыбнулся.
   – Там, на Барбадосе, никто не пудрит волосы. И зачем портной? Неужели я так плохо одет?
   – Ну, честно говоря, твой камзол давно вышел из моды… Так уже никто не одевается, – серьезно проговорила Элеонора. – Но не волнуйся, я сама позабочусь о хорошем портном, дорогой мой… Тебе, пожалуй, будет к лицу малиновый цвет, да и немного золотой тесьмы тоже не помешает… – Она неожиданно коснулась его щеки и прошептала: – Я так рада, что ты вернулся!
   В глазах ее стояли слезы.
   Неожиданно Гаррик увидел стоявшего на террасе графа.
   Он не мигая смотрел на сына гипнотизирующим взглядом голубых глаз. Этот взгляд Гаррик не забудет никогда… Его захлестнула волна противоречивых чувств. Он вспомнил, каким тяжелым, обвиняющим взглядом отец окинул сына четырнадцать лет назад у развалин старинной крепости, где пропал Лайонел. Вспомнил гнусные сплетни, которые поползли после исчезновения брата – дескать, раз Лайонел де Вер не найден, значит, он мертв, и Гаррик теперь единственный наследник графа Стэнхоупа.
   Но он не убивал своего брата! И никогда не стремился стать единственным наследником графа Стэнхоупа.
   И тут Гаррик внезапно почувствовал себя виноватым. Ведь в тот злосчастный вечер он хотел оказаться на месте удачливого старшего брата, разве нет?
   Взяв мать под руку, сын ласково произнес:
   – Пойдем в дом, мама.
   Коротким свистом подозвав собаку, они с матерью направились к дому.
   – Какая у тебя чудесная собака, – улыбнулась графиня, наклоняясь, чтобы погладить сеттера.
   – Здравствуй, Гаррик, – почти бесстрастно произнес граф без тени улыбки.
   Гаррик тоже не улыбнулся.
   – Милорд. – Он почтительно склонил голову.
   Арлен опирался на трость, но в остальном он выглядел вполне здоровым. Во всяком случае, он никак не походил на человека, которому осталось жить год-два от силы.
   Граф внимательно оглядел сына с ног до головы и с неодобрением отметил немодного покроя камзол и ненапудренные волосы. Потом, мельком взглянув на собаку, категорическим тоном произнес:
   – Нам необходимо многое обсудить. – Граф двинулся в сторону гостиной.
   Графиня с сыном покорно последовали за ним. Улучив минуту, Гаррик наклонился к матери и поцеловал ее в щеку.
   – Давай потом покатаемся в городском парке? – с улыбкой предложил он.
   Голубые глаза графини радостно просияли.
   – С удовольствием, – тихо ответила она и добавила, понизив голос почти до шепота: – Я так тосковала по тебе, дорогой, и так рада, что ты наконец вернулся!
   Гаррик почувствовал себя безмерно виноватым перед матерью.
   – Я тоже рад, – отозвался он.
   Это было правдой, увы, лишь наполовину.
   Вслед за отцом Гаррик вошел в огромную библиотеку. Граф не спеша опустился в массивное кресло, сел за внушительный дубовый стол. Гаррик молча занял кресло напротив, сеттер лег у его ног.
   Стены библиотеки были до потолка уставлены стеллажами с книгами, и в просторной комнате казалось темно, несмотря на свет огромной хрустальной люстры, свисавшей с высокого потолка.
   – Надеюсь, твое путешествие на сей раз обошлось без приключений? – негромко поинтересовался граф, приподняв бровь. Он заметно поседел за это время.
   – Я добрался до Лондона вполне благополучно. Однако должен сказать, отец, вы не выглядите смертельно больным, – дерзко заметил Гаррик.
   Граф молча откинулся на спинку кресла и, помолчав, произнес:
   – Я дважды пытался заставить тебя вернуться в Англию. Пришлось прибегнуть к хитрости.
   Гаррик с трудом сдержал закипающий гнев.
   – Я не собираюсь слишком долго прохлаждаться в Лондоне. Через две недели я возвращаюсь на Барбадос.
   Глаза графа округлились от удивления.
   – Но ведь ты только что приехал! Тебя не было дома целых десять лет, и ты собираешься покинуть Англию всего через две недели?!
   – Если вы помните, милорд, я уехал на Барбадос по вашему приказу, – холодно заметил Гаррик, воскресив в памяти тот день, когда его удалили из дома за то, что он якобы соблазнил некую юную аристократку.
   – Сумел нашкодить, сумей и отвечать! Ты же не захотел тогда на ней жениться! – гневно выпалил граф.
   – Я был у нее далеко не первым!
   – Она утверждала обратное!
   – Она лгала, но вы всегда были готовы поверить кому угодно, только не собственному сыну, – холодно парировал Гаррик.
   – Признаюсь, я знал, что она солгала. Но ты был слишком упрям и своенравен, не желал признавать отцовской власти, и потому я счел необходимым как следует тебя проучить, – гневно произнес граф. – Кстати, я вовсе не настаивал на том, чтобы ты оставался на Барбадосе целых десять лет. Ты пробыл там так долго исключительно по своей воле. За последние пять лет я несколько раз пытался вернуть тебя домой. Впрочем, я вижу, за эти годы ты нисколько не изменился. Все так же упрямо перечишь каждому моему слову.
   – Честно говоря, я просто не принимаю ваши слова во внимание, – дерзко отозвался Гаррик, хотя и не без некоторого колебания.
   Граф в ярости стукнул тростью об пол и поднялся.
   – Ты – мой единственный наследник! Неужели у тебя начисто отсутствует чувство долга?
   – Похоже, что так, – мрачно ответил Гаррик и тоже встал. Вслед за хозяином вскочил и сеттер.
   Граф заметно покраснел от гнева.
   – Я сделал ошибку, решив, что ты исправишься к лучшему вдали от дома. Тебе никогда не стать хоть немного таким, каким был Лайонел.
   Гаррик вздрогнул как от сильного удара и на какой-то миг потерял способность говорить.
   Медленно обойдя стол и почти не пользуясь тростью, граф понизил голос:
   – Не проходит и дня, чтобы я не вспомнил о Лайонеле… Черт возьми! Ты мой наследник! И я запрещаю тебе возвращаться на остров, в эту забытую Богом дыру!
   Придя в себя, Гаррик тихо, с расстановкой проговорил:
   – Отец, вы можете запрещать мне что угодно, но я уже взрослый мужчина и буду делать то, что хочу.
   – А если я продам эти чертовы сахарные плантации? Что тогда? Станешь работать как поденщик на земле, которая будет принадлежать уже кому-то другому?
   – Я отправлюсь в Америку и начну новую жизнь.
   – На какие деньги?
   В ответ Гаррик молча улыбнулся.
   – Что?! – воскликнул граф. – Ты посмел присваивать себе часть моих доходов?!
   – Это серьезное обвинение, – покачал головой Гаррик. – Вспомните, отец, с тех пор как я стал управлять плантациями, доходы от них выросли в десять раз! Теперь они ежегодно приносят двадцать тысяч фунтов стерлингов, а это очень приличная сумма, и почти вся она регулярно поступает в ваше распоряжение.
   – Почти, но не вся?
   Гаррик предпочел не отвечать.
   – Ну хорошо, – внезапно смягчился граф Стэнхоуп, – признай хотя бы, что здесь, дома, у тебя тоже есть дела, не терпящие отлагательств. Великий Боже, ведь ты – мой наследник, Гаррик, и в один прекрасный день вступишь во владение чуть ли не самым огромным наследством во всей Англии! Нам с тобой действительно необходимо обсудить очень многое.
   Усилием воли подавив внутренний протест, Гаррик кивнул:
   – Хорошо, я согласен, отец, что мое присутствие в Лондоне совершенно необходимо, и надеюсь разрешить все спорные вопросы как можно скорее и к обоюдному удовлетворению. Однако вы отлично выглядите и проживете еще никак не меньше десяти лет. Так зачем вы столь упорно настаиваете на моем немедленном возвращении в Англию? Только не говорите, что близится час смерти и что вы сильно тоскуете без меня.
   Гаррик замолчал, мысленно ругая себя за последние слова. Отец и так не собирался предаваться сентиментальным разглагольствованиям.
   Опершись о край стола, граф наклонился к сыну и сказал:
   – Я бы не прочь пожить еще с десяток-другой лет, если мне удастся. Но, Гаррик, пойми, ты – мой единственный ребенок. – Он сделал ударение на слове «единственный».
   – Увы, я всегда помню об этом, – напрягся всем телом непокорный сын, понимая, куда клонит отец.
   – Ты должен жениться и произвести на свет наследника.
   – Еще успеется, – ухмыльнулся Гаррик.
   – Я хочу как можно скорее убедиться в том, что род де Веров не кончится тобой.
   – Я не могу исполнить ваше желание.
   – Нет? – удивился граф. – Ты не хочешь пойти на компромисс?
   – А почему, собственно, я должен этого хотеть?
   – Потому что если ты сделаешь то, что я хочу, возможно, и я дам тебе то, чего ты хочешь, – неожиданно хитро улыбнулся граф.
   Сердце Гаррика учащенно забилось, но он ничего не ответил.
   – Я уже подобрал тебе невесту, – продолжил граф, внимательно следя за выражением лица сына, – и завтра во всех газетах будет объявлено о вашей помолвке.
   Гаррик покраснел от закипавшего в нем гнева.
   – Отец! Вы зашли слишком далеко и поступили весьма… опрометчиво!
   – Отец невесты – один из богатейших людей Англии. Сэр Джон получил свой титул тринадцать лет назад за особые заслуги, оказанные им королевской семье. Хотя семью невесты вряд ли можно безоговорочно причислить к аристократам, найти для тебя подходящую невесту оказалось делом очень сложным, если не сказать невозможным. Похоже, старые сплетни так и не умерли, Гаррик.
   Сын молчал. Его душил гнев, смешанный с безысходным отчаянием.
   Едва заметно улыбнувшись, граф продолжал:
   – Она не только молода и хороша собой, но очень покладиста и смиренна. При такой жене ты сможешь поступать, как тебе заблагорассудится, не оправдываясь и не объясняясь. Она будет полностью в твоей власти, Гаррик. Уверен, это именно то, что тебе нужно.
   – Как вы могли так поступить, не посоветовавшись сначала со мной? – возмутился Гаррик, и сеттер, почуяв неладное, тихо зарычал.
   После короткой команды хозяина: «Трив, лежать!» – сеттер послушно улегся на пол, насторожив длинные шелковистые уши.
   – В этом не было ровно никакого смысла. Я и так отлично знал, что ты откажешься жениться, если я тебя попрошу.
   – Во-первых, жена мне пока что не нужна, а во-вторых, я презираю кротких женщин!
   – Твои пристрастия, как всегда, необычны, – приподнял от удивления брови граф. – Мой мальчик, пора понять, что жизнь – отнюдь не романы благородного Чосера. В реальном мире никто не женится по любви. Во всяком случае, среди высшей аристократии. Что ты возомнил себе о браке? Если ты искренне хочешь взять в жены какую-нибудь своенравную девицу с горячим темпераментом, упаси Боже, вам не ужиться в одном доме!
   Подойдя к сыну, граф с улыбкой положил руку ему на плечо.
   – Я прожил долгую жизнь, Гаррик. Я хорошо знаю людей и понимаю жизнь. Сьюзен Лейтон – идеальная жена для тебя. Если после свадьбы тебе захочется завести темпераментную любовницу, мисс Лейтон не скажет поперек и слова.
   – Полагаю, именно так вы и жили, отец, – вспылил Гаррик, припомнив безответную мать, которая никогда не перечила графу.
   Глаза графа посуровели.
   – Сейчас мы обсуждаем не мою жизнь, а твою. Честно говоря, из-за гнусных сплетен мне было очень трудно подобрать тебе невесту и объявить о помолвке. Полагаю, ты по достоинству оценишь мою отеческую заботу о твоем будущем.