Элиот Джордж. Миддлмарч

   Однажды утром около одиннадцати Доротея сидела в будуаре, разложив перед собой карту поместья и прочие бумаги, которые намеревалась изучить, чтобы составить представление о положении своих дел и доходе. Она еще не приступала к работе и сидела, сложив руки на коленях и глядя на луга, раскинувшиеся вдали за липовой аллеей. Сияло солнце, ни один листок не шевелился, знакомый ландшафт выглядел столь же неизменным, каким представлялось Доротее ее будущее существование, бесцельное и полное покоя... бесцельное, если только она сама не найдет, на что излить свою кипучую энергию. Вдовий чепец, сшитый по моде тех времен, окружал ее лицо овальной рамкой и увенчивался стоячей оборкой на маковке. Черное платье, на которое не пожалели крепа, воплощало глубочайший траур, но суровая торжественность одежды еще больше оттеняла свежесть молодого лица и пытливую бесхитростность взгляда.
   Ее вывело из задумчивости появление Тэнтрип, пришедшей доложить, что мистер Ладислав внизу и просит разрешения повидать госпожу, если не слишком рано.
   - Я приму его, - сказала Доротея, тотчас встав, - проводите его в гостиную.
   Из всех комнат в доме гостиная менее всего напоминала ей о тяготах ее супружеской жизни - на узорчатой ткани обоев красиво выделялась белая с золотом мебель; в комнате было два высоких зеркала, пустые столы... иными словами, гостиная была одной из тех комнат, в которых совершенно безразлично, где сидеть. Она находилась под будуаром, и в ней также имелось окно-фонарь, выходившее на липовую аллею. Когда Прэтт проводил Уилла Ладислава в гостиную, окно было открыто и незваные крылатые гости, которые по временам с жужжанием влетали в комнату, придавали ей обитаемый и менее официальный вид.
   - Рад снова видеть вас здесь, сэр, - сказал Прэтт, задержавшись, чтобы поправить штору.
   - Я пришел только попрощаться, Прэтт, - сказал Уилл, желая известить даже дворецкого, что гордость не позволяет ему увиваться вокруг миссис Кейсобон, когда она стала богатой вдовой.
   - Очень печально слышать это, сэр, - сказал Прэтт и удалился.
   Поскольку прислугу не полагалось посвящать в господские дела, Прэтт, разумеется, уже был наслышан об обстоятельстве, о котором ничего не ведал Ладислав, и пришел к определенным выводам. Он, собственно, был согласен со своей невестой Тэнтрип, заявившей:
   - Твой хозяин был ревнив, как бес, и, к слову, напрасно. Не такого полета птица мистер Ладислав, чтобы хозяйка до него снизошла, уж я-то ее знаю. Горничная миссис Кэдуолледер говорит, сюда едет какой-то лорд, чтобы на ней жениться, когда окончится траур.
   Уиллу не пришлось в ожидании Доротеи долго расхаживать по комнате со шляпой в руке. Эта встреча очень отличалась от их первой встречи в Риме, когда Уилл был охвачен смущением, а Доротея спокойна. На сей раз глубоко удрученный Уилл был, однако, полон решимости, зато Доротея не могла скрыть волнения. Перед самым порогом гостиной она ощутила, как нелегка для нее будет долгожданная беседа, и, когда Уилл к ней приблизился, мучительно покраснела, что случалось с ней не часто. Сами не зная почему, они оба молчали. Доротея на мгновение протянула ему руку, затем они сели друг против друга у окна, на маленьких козетках. Уилл чувствовал себя крайне неловко: ему трудно было предположить, что Доротея так к нему переменилась лишь потому, что овдовела. Казалось бы, ничто не могло повлиять на ее отношение к нему... разве только - эта мысль возникла сразу - родственники внушили ей дурное мнение о нем.
   - Надеюсь, вы не считаете мой визит непозволительной вольностью, сказал Уилл. - Покидая эти края и вступая в новую жизнь, я не мог не попрощаться с вами.
   - Вольностью? Конечно, нет. Вы огорчили бы меня, если бы не пожелали со мной проститься, - ответила Доротея, чья привычка говорить с предельной искренностью возобладала над неуверенностью и волнением. - И скоро вы едете?
   - Думаю, очень скоро. Я намерен изучить юриспруденцию в столице, поскольку, как я слышал, это единственный путь к общественной деятельности. В ближайшее время на политическом поприще предстоит сделать многое, и я намерен внести свою лепту. Некоторым людям удается достичь высокого положения, не имея ни связей, ни денег.
   - И это еще больше их возвышает, - с жаром сказала Доротея. - К тому же у вас столько дарований. Дядя рассказывал, какой вы прекрасный оратор, что ваши речи можно слушать без конца и как отлично вы умеете объяснить все непонятное. К тому же вы добиваетесь справедливости для всех людей. Это меня радует. Когда мы встречались в Риме, мне казалось, вас занимает только поэзия, искусство и все иное, украшающее жизнь обеспеченных людей, таких как мы. И вот я узнаю, что вас заботит участь всего человечества.
   Говоря это, Доротея преодолела смущение и стала такой, как всегда. Она смотрела на Уилла полным восхищения, доверчивым взглядом.
   - Значит, вы довольны, что я уезжаю на многие годы и вернусь, только добившись положения в свете? - спросил Уилл, в одно и то же время усиленно стараясь не уронить своего достоинства и растрогать Доротею.
   Она не заметила, как долго ему пришлось ждать ответа. Отвернувшись к окну, она смотрела на розовые кусты, и ей виделись в них долгие - из лета в лето - годы, которые она проведет здесь в отсутствие Уилла. Опрометчивое поведение. Но Доротея не привыкла думать о том, как она ведет себя, она думала только о том, как печальна предстоящая разлука с Уиллом. Когда в начале разговора он рассказал о своих планах, ей показалось, что она все понимает: Уилл знает, решила она, о последнем распоряжении мистера Кейсобона и потрясен им так же, как она сама. Он испытывает к ней лишь дружеские чувства, он и не помышлял ни о чем таком, что могло дать основание ее мужу так оскорбить их обоих; эти дружеские чувства он испытывает к ней и сейчас. Подавив беззвучное рыдание, Доротея проговорила ясным голосом, который дрогнул под конец, - так он был слаб и мягок:
   - Я думаю, вы приняли правильное решение. Я счастлива буду узнать, что вы добились признания. Но будьте терпеливы. Оно, возможно, придет не скоро.
   Уилл не мог понять, как он удержался от того, чтобы не упасть к ее ногам, когда нежно дрогнувший голос вымолвил: "не скоро". Впоследствии он говорил, что мрачный цвет и изобилие траурного крепа на ее платье, очевидно, помогли ему обуздать этот порыв. Он не шелохнулся и сказал:
   - Я ничего не буду знать о вас. А вы меня забудете.
   - Нет, - сказала Доротея. - Я никогда вас не забуду. Я не забываю людей, с которыми меня свела судьба. Моя жизнь бедна событиями и едва ли изменится. Чем еще заниматься в Лоуике, кроме как вспоминать да вспоминать, ведь правда?
   Она улыбнулась.
   - Боже милостивый! - не выдержав, вскрикнул Уилл, встал, все еще держа в руке шляпу, подошел к мраморному столику и, внезапно повернувшись, прислонился к нему спиной. Кровь прихлынула к лицу и шее Уилла, казалось, он чуть ли не взбешен. У него возникло впечатление, что они оба медленно превращаются в мрамор и только сердца их живы и глаза полны тоски. Но выхода он не видел. Что она о нем подумает, если он, с отчаянной решимостью шедший сюда прощаться, закончит разговор признанием, из-за которого его могут счесть охотником за приданым? Мало того, он не на шутку опасался, что такое признание произведет неблагоприятное впечатление и на Доротею.
   Она встревоженно всматривалась в него, испугавшись, не обидела ли его. А тем временем ей не давали покоя мысли, что ему, наверное, нужны деньги, и она не в состоянии ему помочь. Если бы хоть дядюшка остался здесь, можно было бы обратиться к нему за содействием! Терзаясь мыслью, что Уилл нуждается в деньгах, а ей досталась причитающаяся ему доля, и видя, как упорно он отворачивается и молчит, она предложила:
   - Я подумала, не захотите ли вы взять миниатюру, что висит наверху... ту великолепную миниатюру, где изображена ваша бабушка. Если у вас есть желание ее иметь, мне кажется, я не вправе оставлять ее у себя. Она поразительно на вас похожа.
   - Вы очень любезны, - раздражительно ответил Уилл. - Нет, я не испытываю такого желания. Не так уж утешительно иметь при себе изображение, которое на тебя похоже. Гораздо утешительнее, если его хотят иметь другие.
   - Я подумала, что вам дорога ее память... я подумала... - тут Доротея осеклась, решив не касаться истории тетушки Джулии, - право же, вам следовало бы взять эту миниатюру как семейную реликвию.
   - Зачем мне брать ее, когда у меня ничего больше нет? Человек, все имущество которого помещается в чемодане, должен хранить в памяти семейные реликвии.
   Уилл сказал это не думая, просто не сдержал раздражения - кто не вспылит, если в такую минуту тебе предлагают бабушкин портрет. Но Доротею больно задели его слова. Она встала и, сдерживая гнев, холодно проговорила:
   - Вы гораздо счастливее меня, мистер Ладислав, именно потому, что у вас ничего нет.
   Уилл испугался. Тон, которым это было произнесено, ясно указывал, что ему больше нечего здесь делать. Выпрямившись, он направился к Доротее. Их взгляды встретились, вопросительно и печально. Им не удавалось объясниться откровенно, и они могли только строить догадки о мыслях друг друга. Уилл, которому не приходило в голову, что он имеет право на полученное Доротеей наследство, не сумел бы без посторонней помощи понять чувства, владевшие ею в эту минуту.
   - До сих пор меня не огорчала моя бедность, - сказал он. - Но она делается хуже проказы, если разлучает человека с тем, что для него всего дороже.
   У Доротеи сжалось сердце, и ее негодование утихло. Она ответила сочувственно и грустно:
   - Беда приходит разными путями. Два года назад я не подозревала об этом... не знала, как неожиданно может нагрянуть горе, как оно связывает тебе руки и заставляет молчать, хотя слова рвутся наружу. Я даже презирала женщин за то, что они не пытаются изменить свою жизнь и не стремятся к лучшему. Мне очень нравилось поступать по-своему, но от этого занятия я почти отказалась, - весело улыбаясь, закончила она.
   - Я не отказался, но мне редко приходится поступать по-своему, - сказал Уилл. Он стоял в двух шагах от нее, обуреваемый противоречивыми стремлениями и желаниями... ему хотелось заручиться неопровержимым доказательством ее любви, и он с ужасом представлял себе, в каком положении окажется, получив такое доказательство. - Бывает так, что мы не можем добиться самого желанного для нас, ибо преграды непреодолимы, оскорбительны.
   Вошел Прэтт и доложил:
   - Сэр Джеймс Четтем дожидается в библиотеке, сударыня.
   - Попросите сэра Джеймса сюда, - немедленно сказала Доротея.
   И Доротею, и Уилла в этот миг словно пронизало электрическим током. В обоих запылала гордость, и, не глядя друг на друга, они ждали сэра Джеймса.
   Пожав руку Доротее, сэр Джеймс нарочито небрежно кивнул Ладиславу, который с такой же мерой небрежности ответил на кивок, а затем подошел к Доротее и сказал:
   - Должен проститься с вами, миссис Кейсобон, и, вероятно, надолго.
   Доротея протянула в ответ руку и сердечно с ним попрощалась. Пренебрежительное и невежливое обращение сэра Джеймса с Уиллом задело ее самолюбие и вернуло ей решительность и твердость; от ее замешательства не осталось ни следа. А когда Уилл вышел из комнаты, она с таким спокойным самообладанием взглянула на сэра Джеймса, спросив: "Как Селия?", что он вынужден был скрыть досаду. Да и что было толку ее обнаруживать? Представить себе Ладислава в роли возлюбленного Доротеи сэру Джеймсу было столь неприятно, что он предпочел скрыть свое недовольство и тем самым отмести возможность подобных предположений. Если бы кто-нибудь спросил, что именно его так ужасает, очень вероятно, что на первых порах он бы не дал более полного и внятного ответа, чем нечто вроде "этот Ладислав!"... хотя, поразмыслив, возможно, сослался бы на приписку к завещанию Кейсобона, которая, предусматривая для Доротеи особую кару, если она вздумает выйти замуж за Уилла, делала недопустимыми любые отношения между ними. Ощущение собственного бессилия только увеличивало его антипатию к Уиллу.
   Сэр Джеймс и не догадывался о важности своей роли. Он вошел в гостиную как олицетворение сил, побуждающих Уилла расстаться с Доротеей, дабы не уронить свою гордость.
   55
   В ней есть изъян? Когда б он был у вас!
   Изъян - вина прекрасного броженье,
   Изъян - всеочищающий огонь.
   Преображающий густую тверди тьму
   В хрустальный путь сияющего солнца.
   Если молодость называют порой надежд, то часто только потому, что молодое поколение внушает надежды старшему; ни в каком возрасте, кроме юности, люди не бывают так склонны считать неповторимым и последним любое чувство, решение, разлуку. Каждый поворот судьбы представляется им окончательным лишь потому, что он для них в новинку. Говорят, пожилые перуанцы так и не приобретают привычки хладнокровно относиться к землетрясениям, но, вероятно, они допускают, что за очередным толчком последуют и другие.
   Для Доротеи, еще не пережившей ту пору юности, когда опушенные длинными ресницами глаза, омывшись ливнем слез, сохраняют чистоту и свежесть, только что раскрывшегося цветка, прощание с Уиллом знаменовало полный разрыв отношений. Он уезжает бог весть на сколько лет и, если когда и вернется, то уже совсем иным. Ей неведомо было его истинное умонастроение - гордая решимость не позволить никому заподозрить в нем корыстного авантюриста, домогающегося благосклонности богатой вдовы, - и перемену в его обращении Доротея объяснила тем, что Уилл, как и она сама, счел приписку к завещанию мистера Кейсобона грубым и жестоким запретом, наложенным на их дружбу. Никому, кроме них двоих, не интересные беседы, которыми они наслаждались со всем восторженным пылом молодости, навеки отошли в прошлое, став драгоценным воспоминанием. И она предалась воспоминаниям, не сдерживаясь более. В этом горьком наслаждении тоже не было ни проблеска надежды, и Доротея погрузилась в его сумрачную глубину, без слез выплакивая боль. Она сняла со стены миниатюру, чего никогда не делала прежде, и держала перед собой, упиваясь сходством между этой женщиной, в свое время так же безжалостно осужденной людьми, и ее внуком, осуждению которого она противилась и сердцем и умом. Сможет ли кто-нибудь, согретый нежностью женского сердца, упрекнуть ее за то, что она держала на ладони овальную миниатюру и прижималась к ней щекой, словно надеясь таким образом утешить безвинно осужденных? Она тогда еще не знала, что это Любовь посетила ее, как озаренный отблеском рассвета краткий сон накануне пробуждения, - что это Любовь свою оплакивала она, когда таял перед ее взором милый образ, изгоняемый суровой явью дня. Она только чувствовала, что ее судьба непоправимо изменилась, утрачено нечто важное, и еще более отчетливо, чем прежде, представляла себе свое будущее. Люди с пылким сердцем в поисках непроторенного пути нередко посвящают жизнь осуществлению своих призрачных замыслов.
   Однажды, когда Доротея наведалась во Фрешит, согласно обещанию намереваясь там переночевать и присутствовать при купании дитяти, к обеду явилась миссис Кэдуолледер, чей супруг отправился на рыбную ловлю. Стоял теплый вечер, и даже в уютной гостиной, из распахнутого окна которой открывался вид на пологий зеленый берег заросшего лилиями маленького пруда и яркие клумбы, была такая духота, что Селия, порхающая по комнате в белом кисейном платьице и с непокрытой кудрявой головкой, призадумалась, каково же приходится ее сестре во вдовьем чепце и траурном платье. Правда, мысль эта возникла лишь после того, как кончилась возня с младенцем, и Селия могла себе позволить думать о постороннем. Она немного посидела, обмахиваясь веером, затем проворковала:
   - Додо, душечка, сними чепец. Как тебе только дурно не делается в таком наряде!
   - Я привыкла к этому чепцу, он для меня все равно что раковина для улитки, - с улыбкой отозвалась Доротея. - Без него я чувствую себя неловко, как раздетая.
   - Нет, душечка, его необходимо снять: на тебя смотреть и то жарко, сказала Селия и, положив веер, подошла к Доротее. Очаровательное зрелище являла собой эта юная мать в белом кисейном платье, когда, сняв чепец с высокой, более осанистой сестры, бросила его на кресло. В тот миг, когда темно-каштановые косы упали, распустившись, на плечи Доротеи, в комнату вошел сэр Джеймс. Он взглянул на освобожденную от неизменного убора головку и удовлетворенно сказал: "О!"
   - Это я сняла его, Джеймс, - сообщила Селия. - Додо совсем не нужно так рабски блюсти траур. Вовсе незачем ей носить чепец в кругу семьи.
   - Селия, дружок мой, - возразила леди Четтем. - Вдове положено носить траур по крайней мере год.
   - Если она не выйдет за это время замуж, - сказала миссис Кэдуолледер, любившая иногда ужаснуть подобными высказываниями свою добрую приятельницу, вдовствующую леди.
   Раздосадованный сэр Джеймс, нагнувшись, принялся играть с болонкой Селии.
   - Надеюсь, это бывает весьма редко, - сказала леди Четтем тоном, предостерегающим от таких крайностей. - Кроме миссис Бивор, никто из наших родственников не вел себя подобным образом, и лорд Гринзел очень огорчился, когда она так поступила. Ее первый брак не был удачным, тем более странно, что она поспешила замуж вторично. Расплата оказалась жестокой. Говорят, капитан Бивор таскал ее за волосы и целился в нее из заряженного пистолета.
   - Значит, плохо выбирала! - сказала миссис Кэдуолледер, в которую словно какой-то бес вселился. - Если плохо выбрать мужа, брак не может быть удачным, не важно, первый он или второй. Не особая заслуга быть первым мужем у жены, если заслуга эта - единственная. Я предпочла бы хорошего второго мужа плохонькому первому.
   - Ради красного словца вы чего только не наговорите, моя милая, сказала леди Четтем. - Не сомневаюсь, что уж вы-то не стали бы преждевременно вступать в брак, если бы скончался наш милейший мистер Кэдуолледер.
   - О, я зароков не даю, а что, если иначе не сведешь концов с концами? Закон, по-моему, не запрещает выходить замуж второй раз, мы все же христиане, а не индусы. Разумеется, если женщина сделала неудачный выбор, ей приходится мириться с последствиями, а те, кто совершает подобную оплошность дважды, не заслуживают лучшей участи. Но если жених родовит, красив, отважен - с богом, чем скорей, тем лучше.
   - Я думаю, мы неудачно выбрали тему разговора, - недовольно произнес сэр Джеймс. - Что, если нам ее переменить?
   - Из-за меня не стоит, - сказала Доротея, сочтя момент удобным для того, чтобы отвести туманные намеки по поводу блестящих партий. - Если вы хлопочете ради меня, то уверяю вас, трудно найти вопрос, который волновал бы меня меньше, нежели замужество. Он занимает меня в той же мере, как разговор о женщинах, принимающих участие в охоте на лисиц: ими можно восхищаться, но их примеру я не последую. Так пусть же миссис Кэдуолледер развлекается этим предметом, если для нее он интереснее других.
   - Любезнейшая миссис Кейсобон, - сказала леди Четтем самым величественным своим тоном, - вы, надеюсь, не подумали, что, упоминая миссис Бивор, я намекала на вас. Мне просто вспомнился этот случай. Она была падчерицей лорда Гринзела, женатого вторым браком на миссис Теверой. К вам это не имеет ни малейшего отношения.
   - Ну, конечно, - сказала Селия. - Мы совершенно случайно начали этот разговор - из-за чепца Додо. А миссис Кэдуолледер говорит чистую правду. Во вдовьем чепце не выходят замуж, Джеймс.
   - Тс-с, милочка, - сказала миссис Кэдуолледер, - теперь я буду осмотрительнее. Я даже не стану поминать Дидону и Зенобию (*151). Только вот о чем нам разговаривать? Я, к примеру, не позволю обсуждать природу человеческую, коль скоро это природа и жен священников.
   Вечером, после отъезда миссис Кэдуолледер, Селия сказала, оставшись с Доротеей наедине:
   - Право, Додо, как только я сняла с тебя чепец, ты стала такой, как прежде, и не только по наружности. Сразу же заговорила точь-в-точь, как в те времена, когда тебя так и тянуло со всеми спорить. Я только не поняла, Джеймсу ты возражала или миссис Кэдуолледер.
   - Ни ему, ни ей, - сказала Доротея. - Джеймс стремился пощадить мои чувства, но он ошибся, думая, что меня встревожили слова миссис Кэдуолледер. Я встревожилась бы лишь в том случае, если бы существовал закон, обязывающий меня выйти замуж за образчик родовитости и красоты, который мне предложит эта дама или кто-либо другой.
   - Это так, только знаешь, Додо, если все же ты выйдешь замуж, то лучше уж за родовитого и красивого, - сказала Селия, у которой мелькнула мысль, что мистер Кейсобон не был щедро наделен этими достоинствами, а потому не мешало бы на сей раз заблаговременно предостеречь Доротею.
   - Успокойся, Киска, у меня совсем другие планы. Замуж я больше не пойду, - сказала Доротея, тронув сестру за подбородок и с ласковой нежностью глядя на нее. Селия укладывала младенца, и Доротея зашла к ней пожелать спокойной ночи.
   - В самом деле никогда? - спросила Селия. - Ни за кого на свете, даже если он будет само совершенство?
   Доротея медленно покачала головой.
   - Ни за кого на свете. У меня замечательные проекты. Я намереваюсь осушить обширный участок земли и основать небольшую колонию, где все будут трудиться, и непременно - добросовестно. Я буду знать там каждого, я стану их другом. Только сперва необходимо все подробно обсудить с мистером Гартом, он может рассказать мне очень многое из того, что я хочу узнать.
   - Ну, если у тебя есть проект, ты будешь счастлива, Додо, - сказала Селия. - Может быть, маленькому Артуру, когда он вырастет, тоже понравится составлять проекты, и он станет тебе помогать.
   Тем же вечером сэра Джеймса известили, что Доротея и впрямь твердо решила не выходить больше замуж и намерена посвятить себя "всяческим проектам", наподобие тех, какие замышляла прежде. Сэр Джеймс на это ничего не сказал. В глубине души он испытывал отвращение к женщинам, вступающим вторично в брак, и сватовство любого жениха, домогающегося руки Доротеи, представлялось ему кощунством. Он понимал, что это чувство выглядит нелепо в глазах света, в особенности когда речь идет о женщине двадцати лет; свет на вторичное замужество молодой вдовы смотрит как на дело вполне дозволенное, с которым, пожалуй, не следует медлить, и понимающе улыбается, когда вдова поступает соответственно. Однако если бы Доротея предпочла остаться одинокой, этот выбор более приличествовал бы ей.
   56
   Взгляните, сколько счастлив тот,
   Кто не слуга ни у кого:
   Правдивый ум - его оплот,
   И честность - ремесло его.
   Не знает жажды славы он
   И пред опалой не дрожит.
   Пускай именья он лишен
   Он сам себе принадлежит.
   Генри Уоттон (*152)
   Доверие, которым прониклась Доротея к познаниям Кэлеба Гарта, узнав, что он одобрительно отозвался о ее домах, возросло еще сильней, когда во время ее пребывания во Фрешите сэр Джеймс уговорил ее объехать вместе с ним и Кэлебом оба поместья, после чего Кэлеб, преисполнившись столь же глубоким почтением к ней, сказал жене, что миссис Кейсобон обладает поразительным для женщины деловым складом ума. Вспомним, что под словом "деловой" Кэлеб разумел не коммерческие таланты, а умелое приложение труда.
   - Поразительным! - повторил Кэлеб. - Она высказала одну мысль, которая и мне не давала покоя, когда я еще был молодым пареньком. "Мистер Гарт, сказала она, - я буду спокойнее чувствовать себя на старости лет, если в течение своей жизни осушу и сделаю плодородным большой участок земли и выстрою на нем множество хороших домов, ибо труд этот полезен тем, кто его будет выполнять, а результаты принесут людям благо". Именно так она сказала, таковы ее взгляды.
   - Они, надеюсь, не лишают ее женственности, - сказала миссис Гарт, заподозрив, что миссис Кейсобон не придерживается подобающих даме принципов субординации.
   - Она необыкновенно женственна, - ответил Кэлеб, встряхнув головой. Ты бы послушала, как она разговаривает, Сьюзен. Самыми простыми словами, а голос словно музыка. Боже милостивый! Будто слушаешь "Мессию" (*153) и "тотчас явилось воинство небесное, восхваляя господа и говоря". Звук ее голоса ласкает слух.
   Кэлеб очень любил музыку и, когда ему выпадала возможность прослушать какую-нибудь ораторию, возвращался домой полный глубокого преклонения перед этим монументальным сооружением из звуков и тонов и сидел в задумчивости, глядя в пол и держа пространные, беззвучные речи, обращенные, по всей видимости, к собственным ладоням.
   При такой общности взглядов неудивительно, что Доротея попросила мистера Гарта взять на себя ведение всех дел, связанных с тремя фермами и множеством входящих в Лоуик-Мэнор участков арендуемой земли. Короче говоря, надежда Кэлеба трудиться в обоих поместьях теперь осуществилась. "Дело ширилось", употребляя его же слова. Ширились разные дела, и самым новым из них была постройка железных дорог. Согласно проекту, колею намеревались проложить по землям Лоуикского прихода, где паслась скотина, чей покой дотоле не смущали новшества; так случилось, что рождение железных дорог проникло в сферу деятельности Кэлеба Гарта и определило жизненный путь двоих участников нашей истории, особо близких его сердцу.