Страница:
— Как вы скоро меня полюбили, душечка! — насмешливо проговорил он.
— Может быть!.. Теперь ты пошел бы за мной, если бы я тебе велела?
— Отчего же нет! Я ведь дал честное слово.
— Хорошо, я не забуду, ты скоро получишь от меня известие.
— Извольте. За ваше здоровье!
Не успел он сделать двух глотков, как она выхватила у него стакан, выпила до половины и остальное выплеснула влицо его товарищам.
— А вы все — подлецы! — объявила она.
Вельможи бешено вскочили с мест и вырвали из ножен шпаги.
Дама, быстро отступив, схватила серебряный свисток и пронзительно свистнула. Дверь мигом шумно распахнулась, и в комнату вбежали человек пятнадцать в масках и вооруженных с головы до ног; окружив семерых вельмож, они прицелились в них.
— Видите, я не боялась вас, господа! — с колкой иронией произнесла дама. — Прощайте! Веселитесь! А ты, Оливье дю Люк де Мовер, не забывай!
— Sang Dieu! Еще бы, моя прелесть! — вскричал он, рассмеявшись. — Ангел ты или демон, клянусь, я до безумия влюблен в тебя!
Незнакомка отвечала ему только прерывистым смехом, походившим на рыдание, и исчезла в сопровождении своих таинственных защитников.
Вельможи с минуту стояли, как ошеломленные, потом переглянулись, точно очнувшись от страшного кошмара, не говоря ни слова, накинули плащи и вышли.
Но они ничего не увидали. Незнакомка пропала совершенно бесследно.
Едва они успели уйти, как из внутренней двери осторожно вышли Жак де Сент-Ирем с сестрой.
— Ну, что, Диана? Довольна ты сюрпризом? — спросил он, подсмеиваясь.
— О да, братец! — задумчиво отвечала она. — То, что мы сейчас видели и слышали, может, пожалуй, принести нам большую пользу.
— Оттого-то я тебя сюда и привел, сестрица. Теперь, я думаю, можно и домой?
— Пойдем! — сказала она. Они ушли.
ГЛАВА IX. В какое странное место Клер-де-Люнь повел графа дю Люка
ГЛАВА X. Где доказывается, что не все свиданья одинаковы
— Может быть!.. Теперь ты пошел бы за мной, если бы я тебе велела?
— Отчего же нет! Я ведь дал честное слово.
— Хорошо, я не забуду, ты скоро получишь от меня известие.
— Извольте. За ваше здоровье!
Не успел он сделать двух глотков, как она выхватила у него стакан, выпила до половины и остальное выплеснула влицо его товарищам.
— А вы все — подлецы! — объявила она.
Вельможи бешено вскочили с мест и вырвали из ножен шпаги.
Дама, быстро отступив, схватила серебряный свисток и пронзительно свистнула. Дверь мигом шумно распахнулась, и в комнату вбежали человек пятнадцать в масках и вооруженных с головы до ног; окружив семерых вельмож, они прицелились в них.
— Видите, я не боялась вас, господа! — с колкой иронией произнесла дама. — Прощайте! Веселитесь! А ты, Оливье дю Люк де Мовер, не забывай!
— Sang Dieu! Еще бы, моя прелесть! — вскричал он, рассмеявшись. — Ангел ты или демон, клянусь, я до безумия влюблен в тебя!
Незнакомка отвечала ему только прерывистым смехом, походившим на рыдание, и исчезла в сопровождении своих таинственных защитников.
Вельможи с минуту стояли, как ошеломленные, потом переглянулись, точно очнувшись от страшного кошмара, не говоря ни слова, накинули плащи и вышли.
Но они ничего не увидали. Незнакомка пропала совершенно бесследно.
Едва они успели уйти, как из внутренней двери осторожно вышли Жак де Сент-Ирем с сестрой.
— Ну, что, Диана? Довольна ты сюрпризом? — спросил он, подсмеиваясь.
— О да, братец! — задумчиво отвечала она. — То, что мы сейчас видели и слышали, может, пожалуй, принести нам большую пользу.
— Оттого-то я тебя сюда и привел, сестрица. Теперь, я думаю, можно и домой?
— Пойдем! — сказала она. Они ушли.
ГЛАВА IX. В какое странное место Клер-де-Люнь повел графа дю Люка
Переехав жить в Париж, граф дю Люк, не хотевший расставаться с Грипнарами, нанял у них весь первый этаж; тут была отдельная спальня для капитана, много комнат, потайная лестница во двор, где помещались конюшни, и отдельные выходы от капитана и от Оливье. И тот и другой могли принимать у себя кого хотели, уходить и приходить так, что ни хозяин гостиницы, ни его прислуга ничего бы и не узнали.
Как-то утром через несколько дней после рассказанного в предыдущей главе, когда Оливье, вернувшийся по обыкновению на рассвете, еще крепко спал, дверь вдруг отворилась и вошел капитан Ватан, гремя рапирой. Внезапно разбуженный граф рассердился.
— Есть что-нибудь новое? — спросил он, рассмеявшись вскоре юмористическим замечаниям капитана.
— Да ведь всегда есть что-нибудь новое, мой друг, когда участвуешь в заговоре, — отвечал капитан.
— Тс-с! Говорите тише! — вскричал граф, садясь на постели.
— Да ведь мы одни здесь. Кстати, вы не знаете, что король вернулся из Сен-Жермена?
— Так мне-то что до этого?
— Ну, я вижу, вы не расположены разговаривать, я ухожу.
— Ах, черт возьми! Да дайте немножко опомниться.
— Ладно! Вставайте же.
— Сейчас.
Велев камердинеру Мишелю подать капитану ликеру, граф выпил с ним вместе рюмку и, накинув халат, вышел в уборную одеваться.
— A propos, — заметил Ватан, — одевайтесь так, чтобы выйти из дома.
— Э! Что это значит?
— Ничего, просто совет.
— Но объясните же…
— Ничего не стану объяснять. Одевайтесь скорее. Оставшись один, капитан как-то машинально выпил две
рюмки ликера, потом внимательно осмотрелся и, отодвинув в одном месте драпировку, прижал пружину. Отворилась потайная дверь. Капитан заглянул туда.
— Ты здесь, Клер-де-Люнь? — позвал он шепотом.
— Уже полчаса жду, — отозвался, подходя к нему, tire—laine.
— Мы через пять минут выйдем. Все ли ты так сделал, как я говорил?
— Все, будьте спокойны.
— Ну, так помни же свою роль и утекай! Клер-де-Люнь исчез, а капитан снова стал пить и курить.
Через полчаса вышел граф.
— Ну что? Не долго я заставил вас дожидаться? — обратился он к авантюристу.
— Черт возьми! Я был в слишком приятной компании, чтобы заметить время, — засмеялся капитан.
— Еще по рюмке, капитан?
— Нет, — наставительно произнес Ватан. — Довольно, нам надо поговорить о серьезных вещах. Не позавтракаем ли? Теперь половина десятого.
— Уже вам есть захотелось?
— Мне всегда хочется есть.
— Ну, хорошо, позавтракаем. Здесь?
— Нет, сойдем вниз, там аппетитнее естся. A propos, вы забыли кое-что взять с собой.
— Что такое?
Капитан откинул полы своего плаща. У него за поясом было два пистолета, а у графа их не было.
— А! Так дело-то, значит, серьезно? — заключил Оливье.
— Не то чтобы очень, но может сделаться серьезным. Оливье зарядил два больших пистолета и заткнул их себе за пояс.
Они сошли в общую залу гостиницы. Все столы были заняты. Фаншета приветливо им улыбнулась и указала на свободный стол несколько поодаль от других. В одно время с графом и капитаном из противоположных дверей вошли Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе.
— А! Вот странная встреча! — вскричал с притворным удивлением капитан.
Они поздоровались.
— Вы собираетесь куда-нибудь, господа?
— Нет, завтракать хотим, — возразил капитан. — А вы?
— И мы тоже; кроме того, мне нужно было вам сказать несколько слов, господа.
— Так и прекрасно! — сказал капитан. — Позавтракаем вместе.
Дубль-Эпе поздоровался с матерью и пошел попросить отца накормить их хорошенько.
Мэтр Грипнар сам подал им завтрак.
— Граф, на одно слово! — Клер-де-Люнь, или шевалье де Ларш-Нев, как он придумал себя называть, чтобы не привлекать внимания слишком известным именем Клер-де-Люнь, наклонился к Оливье.
— Сделайте одолжение, — отвечал Оливье.
— Граф, одна особа, которую вы хорошо знаете и которую не нужно называть здесь, желает сообщить вам важное известие.
— Несмотря на мое доверие к вам, — произнес, улыбаясь, Оливье, — я все-таки хотел бы знать, по крайней мере, что это за особа?
— Никак не могу сказать, граф; мне позволено передать вам только, что она послана великим изгнанником с приказаниями, не терпящими отлагательства.
Граф задумался на минуту.
— Хорошо, я приду, — согласился он потом. — Где мне найти эту особу?
— Если позволите, я буду иметь честь проводить вас?
— Ого! Какие предосторожности! — заметил Оливье.
— Необходимые, к несчастью, граф. Тут и вы, и эта особа рискуете жизнью. Я даже не один буду сопровождать вас; с нами пойдут капитан, Дубль-Эпе и еще двое надежных людей, которые ждут на улице.
— Да вы в разбойничий притон, что ли, меня ведете? — рассмеялся граф дю Люк.
— Хуже, граф.
— Вы как думаете, капитан? — обратился к нему Оливье.
— Я думаю, что прогулка после сытного завтрака очень полезна, — проговорил Ватан.
— Так пойдемте! — воскликнул граф. — В котором часу надо быть там?
— В двенадцать, граф, — пояснил Клер-де-Люнь, — а теперь еще только десять.
Они стали весело есть и пить и в половине двенадцатого отправились.
Клер-де-Люнь прошел вперед и обменялся несколькими словами с двумя довольно подозрительными личностями, вооруженными с головы до ног.
— Все в порядке, — сообщил он, вернувшись к графу и его спутникам, — можем идти.
— Что же это у нас за экспедиция? — поинтересовался капитан. — Ты, верно, знаешь, Дубль-Эпе?
— Ей-Богу, ничего не знаю! Сегодня утром Клер-де-Люнь пришел просить меня помочь ему в одной экспедиции, которая, как он говорил, предстояла графу дю Люку. Я оделся и пошел. Вот и все.
Они между тем повернули на улицу Будю-Монд. Граф остановился.
— Послушайте, куда же это мы идем? — спросил он.
— Теперь я могу вам признаться, что мы идем во Двор Чудес; до него остается несколько шагов.
— Но в который? Их ведь много.
— В самый знаменитый и, следовательно, самый опасный.
— Однако туда ведь нелегко пройти!
— Пройдем, граф, если вы позволите мне действовать по своему усмотрению.
— Сделайте одолжение, мой милейший, но предупреждаю вас, что если кто-нибудь из этих мошенников только тронет меня, так я его убью.
— О, со мной ни один вас не тронет, граф!
— Скажите, пожалуйста! Да кто же вы наконец такой? — с удивлением произнес Оливье.
— К сожалению, граф, не могу вам этого сказать. Говорю только одно: кто бы я ни был, я вам всей душой предан.
— Ну, не стану настаивать. Идемте!
Клер-де-Люнь пошел вперед, поговорил с тремя или четырьмя подозрительными личностями и попросил своих спутников проходить за ним скорее.
Они вскоре очутились в одной из отвратительных, грязных ям, которых было так много в Париже при Людовике XIV и которые назывались Дворами Чудес. В один из типичных между ними Клер-де-Люнь и привел графа. Это был глухой переулок, немощеный, изрытый ямами с грязной водой, в которых валялись разлагавшиеся трупы животных. Кое-где стояли покривившиеся, грязные землянки с масляной бумагой вместо оконных стекол и паутиной по всем углам.
Клер-де-Люнь подошел к самому большому и комфортабельному из прелестных домиков, тоже скривившемуся на один бок и сверху донизу покрытому грязью. Тут жило, однако, человек пятьдесят женщин, мужчин и детей.
Весь живший в этой местности люд носил на себе отпечаток нищеты в самом ужасном, отвратительном ее виде. Тут вечно грабили и резали друг друга, хотя тоже признавали Бога. Женщины и девушки каждый день бормотали молитвы перед статуей Бога-Отца, украденной в какой-то церкви. Но эта поломанная, забрызганная грязью статуя не раз уж валялась на земле во время ссор и драк. Много высыпало любопытных посмотреть на спутников Клер-де-Люня, но они не позволяли себе никаких оскорблений по отношению к ним, а, напротив, даже кланялись.
Это было такое место, что его боялась сама полиция; отряды солдат ничего тут не могли сделать и должны были уйти.
Граф и капитан, несмотря на всю свою храбрость, вошли сюда, чуть не дрожа, но Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе шли совершенно спокойно. Они всех здесь знали и пользовались уважением.
— Вот мы и пришли, — объявил Клер-де-Люнь, подходя к дому посредине отвратительной площади. — Я сейчас скажу ожидающей вас особе; если только вы не хотите войти сами?
— Нет, нет! Мы здесь подождем, — отвечал дю Люк. Клер-де-Люнь шепнул что-то одному, шедшему за ними по пятам человеку; тот утвердительно кивнул головой и вошел в гадкую землянку.
По знаку Клер-де-Люня собравшаяся толпа любопытных разбежалась. Во Дворе Чудес, казалось, никого не было, а между тем из каждого окна, из щели каждой двери за ними следили и на них смотрели. Самая тишина Двора таила в себе что-то пугающее. Напрасно успокаивали графа и капитана Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе, наши герои не отходили друг от друга и не отнимали рук от эфесов своих шпаг.
Клер-де-Люнь и его адъютант поговорили шепотом между собой, и Дубль-Эпе пошел к хижине с еловой веткой над дверьми, означавшей, что это трактир.
Как только Дубль-Эпе вошел туда, все грязные посетители мигом выбежали, толкаясь в дверях. Через четверть часа оттуда вышел человек, закутанный в плащ и в надвинутой на глаза шляпе.
Он хотел поклониться графу, но Клер-де-Люнь остановил его.
— Господа, — сказал он, — не забудьте, что мы здесь в разбойничьем притоне; не показывайте вида, что вы друг друга знаете. Вон Дубль-Эпе делает мне знак, что нашел удобное место, где вы могли бы переговорить без свидетелей.
Действительно, Дубль-Эпе звал их в трактир.
— Пока вы будете говорить там втроем с капитаном, — прибавил Клер-де-Люнь, — мы вас покараулим.
— Так пойдемте, если вам угодно, — предложил Оливье незнакомцу.
Тот молча поклонился в знак согласия, и они вошли втроем с Ватаном в душную, засаленную комнату.
Клер-де-Люнь зажег факел и воткнул его в железный обруч, приделанный к стене.
Когда он ушел, незнакомец сбросил плащ и шляпу.
— Здравствуйте, граф! Вы не ожидали, конечно, встретить меня здесь?
— Вы, мсье де Лектур! — с удивлением вскричал граф.
— Сейчас все вам объясню; но, извините, я, кажется, не имею чести знать…
Он взглянул на капитана.
Оливье рекомендовал его как друга, от которого не имеет тайн. Де Лектур сказал, что много слышал о капитане от герцога Делафорса. Капитан отвечал, что ему в сущности все равно до всех партий на свете; что его дело — только наносить или получать удары, а главное, наживать деньги; что он на пять месяцев обязался служить гугенотам и не изменит им, хотя в былое время они его раз чуть было не повесили.
— Так вы, по-моему, сделали удачную ставку, присоединившись теперь к нам, — произнес, смеясь, де Лектур.
— И я думаю так же, — согласился капитан.
— Я вам сейчас все объясню. Вы говорите на каком-нибудь иностранном языке?
— Я говорю на всевозможных европейских языках, — отвечал капитан.
— А я, — сообщил граф, — на испанском, итальянском и английском.
— Так будем говорить по-английски, — продолжал де Лектур. — Я должен передать вам серьезные вещи, господа. Десять дней тому назад был большой совет вождей партии под председательством герцога де Рогана. Король, то есть его министр де Люинь, забывая услуги, оказанные протестантами Франции, все больше и больше притесняет нас, понемногу отнимая привилегии, данные нам Нантским эдиктом. Нас хотят довести до полного возмущения и заставить употребить силу против силы. Пора положить конец этим несправедливостям и напомнить Людовику Тринадцатому, что он своим троном обязан именно гугенотам, которых так теснят!
— Так готовится война? — спросил граф дю Люк.
— Да; но я еще не все вам сказал. У нас много надежных крепостей, особенно, например, Монтобан и Ла-Рошель; много прольется крови, пока их у нас отнимут. Но прежде, нежели окончательно поднять знамя бунта, мы сделаем еще последнюю попытку, и в этом случае рассчитываем на вас, граф, и на вас, капитан.
— Что же надо делать? — поинтересовались оба.
— Я уж два дня в Париже…
— А мы до сих пор ничего не знали?
— Я скрывался; меня преследовала полиция; я бы непременно попал ей в руки, но меня выручил один славный малый, хотя он глава всех парижских Тунеядцев. Это Клер-де-Люнь. Лет двадцать тому назад я спас его от петли за какую-то проделку; он не забыл этого и спрятал меня от моих преследователей во Дворе Чудес, куда ни один дозорный не решится прийти искать кого-нибудь.
— Но кто же этот таинственный Клер-де-Люнь? — полюбопытствовал Оливье.
— Да все тот же шевалье де Ларш-Нев, которого вы знаете, друг мой, — отвечал капитан.
Графа заметно покоробило; но когда Ватан и де Лектур объяснили ему, какой это бескорыстно благодарный и добрый малый, несмотря на все свои недостатки, он примирился с ним в душе.
— И моя голова оценена, как и голова герцога, — продолжал де Лектур, — и хотя не так же дорого, но сумма, которую за нее назначают, все-таки может соблазнить какого-нибудь негодяя. Клер-де-Люнь это знал и тем не менее спас меня.
— О, это меня окончательно с ним мирит! — вскричал Оливье.
— Так возвращаюсь к нашему делу, господа, — проговорил де Лектур. — Совет решил поручить вам одно предприятие, которое могло бы помочь избежать кровопролития и вместе с тем навсегда избавить нас от постыдного ига. Герцог де Роган получил все ваши депеши, граф, и знает, что вы оказали огромные услуги. Вы склонили многих влиятельных дворян нашей партии принять деятельное участие в настоящих событиях, то есть отстаивать интересы своих собратьев.
— Действительно, мне посчастливилось устроить это.
— Как велико число тех, кто готов дать отпор двору?
— Их шестьдесят человек.
— Они готовы действовать всеми средствами?
— Всеми, даже взяться за оружие.
— А на скольких из них можно вполне положиться?
— На всех.
— Ого! Да это значительно облегчает дело. А кроме них, есть у вас под рукой люд помельче… Как бы вам сказать?.. Вроде нашего приятеля Клер-де-Люня, например?
— Есть, только это уж по части капитана Ватана.
— Я набрал довольно порядочное число молодцов, — сказал капитан, поклонившись. — Если у них немножко горяча кровь и легка нравственность, так зато они чужды всяких предрассудков. Я за них, как за себя, ручаюсь.
— Ого! Это отлично. И много у вас этих неоцененных шалопаев, любезный капитан?
— Триста двадцать один человек.
— Прекрасно!
— Надеюсь еще увеличить их число, — скромно добавил капитан. — Париж неисчерпаем в этом отношении.
— Это правда. Так вот в чем дело: Людовик Тринадцатый, как вам известно, страстный охотник. Его любимые места — Сен-Жерменский замок с его громадным лесом и не то домик, не то мельница, которая называется Версалем; это милях в пяти от Парижа. Знаете вы Версаль?
— Нет, — ответил Оливье.
— Я знаю, — произнес капитан. — Это холмистое пустое место.
— Да, и совершенно лишенное воды.
Сказав это, де Лектур подошел к двери и отворил ее, чтобы удостовериться, что никто их не подслушивает.
— Никого нет, — сообщил он, понижая голос. — На короля находят минуты грусти и отвращения ко всему; тогда он уезжает из Сен-Жермена, совершенно бросает двор и целые недели проводит в Версале. Поняли вы меня, господа?
— Совершенно. Надо во время пребывания его в Версале или на пути его туда или обратно…
— Так, так! — поспешно перебил де Лектур.
— А если в одни сети захватить и королеву-мать или коннетабля Люиня? — насмешливо спросил капитан.
— Или даже монсеньора Люсонского, — сказал де Лектур, — было бы очень не худо. Так вы готовы повиноваться, господа?
— Конечно, — с достоинством проговорил граф, — но на одном условии.
— На условии? — переспросил де Лектур, быстро вскинув голову.
— Да, господин де Лектур. Вы теперь же дадите мне слово, что в тот час и день, который я назову, с улицы или из церкви, больной или здоровый, герцог де Роган придет туда, где я его буду ожидать для объяснения по одному делу, которое не относится к политике и касается только лично меня и его. Согласны вы, господин де Лектур, дать это слово за герцога?
На несколько секунд наступило молчание.
— Бедное человечество! — прошептал наконец де Лектур. — Даже и у самых честных, благородных людей на первом плане непременно личный интерес! Извольте, граф дю Люк де Мовер, — обратился он к Оливье, пристально глядя ему в глаза, — я даю вам слово, что герцог де Роган сдержит налагаемые вами на него условия.
— О! Я не налагаю условий, а прошу согласиться на них.
— Да, граф, но просите при таких обстоятельствах, что отказ невозможен.
— Господин де Лектур! — вскричал Оливье, схватившись за шпагу.
— Что же? Вы и меня собираетесь вызвать на дуэль?
— Это правда, я виноват; простите меня; исполняйте свое дело, но, клянусь, мы с вами увидимся!
— Очень буду рад, граф.
— Morbleu! Господа, — вмешался молчавший до тех пор капитан, — теперь не время ссориться и петушиться. Дело серьезное. Покушение на короля и его министров есть оскорбление величества. Мы готовы повиноваться, но чем вы нас при этом гарантируете?
— То есть как это, капитан?
— Я хочу сказать, что мы с графом, вполне доверяя вашим словам, все-таки ничего не станем делать без приказа. Всякий ведь за себя в этом мире; наша обязанность будет опасная, и тот, кто ее налагает на нас, должен нести за это ответственность.
— Извольте, господа, — отвечал де Лектур, снял перчатку, распорол ее пополам и, вынув оттуда сложенную вчетверо бумагу, подал Оливье. — Вот приказ! Теперь жизнь герцога де Рогана полностью у вас в руках, — горько прибавил он.
Граф прочел, подошел к факелу и сжег бумагу.
— Что же это вы делаете, граф? — воскликнул де Лектур.
— Герцог де Роган, — ледяным тоном проговорил Оливье, — дает мне этот приказ, чтобы оградить меня от ответственности, а мой долг — сжечь бумагу, подписанную его именем, чтобы оградить его честь. Дай Бог, чтобы теперь моя не погибла из-за него!
— О, граф! Вы истинный дворянин!
— Вы в этом разве сомневались? — гордо спросил Оливье. В это время на улице раздались крики и затем выстрелы.
В трактир вошел улыбающийся Клер-де-Люнь.
— Господа, — сообщил он, — можете спокойно продолжать разговор. Дозорные и полиция атакуют Двор Чудес; но они слишком боятся его, чтобы ворваться сюда; ведь им по опыту известно, что они уж живые ни за что не выйдут.
— Все это прекрасно, Клер-де-Люнь, но как же мы-то отсюда выйдем? — озабоченно произнес капитан.
— О, не беспокойтесь, капитан! На все будет свое время. Говорите еще хоть целый час.
— Но мы уже кончили, дружище, — сказал де Лектур.
— Так отправимся, господин де Лектур, и будьте уверены, что вас никто не будет преследовать.
Они пошли за ним.
Площадь Двора Чудес буквально кишела народом; весь этот грязный, оборванный люд кричал, жестикулировал и кидал чем попало в полицейских, перья на шляпах которых развевались наверху, над головами, которыми был усеян двор.
В сопровождении Клер-де-Люня, Дубль-Эпе и двух Тунеядцев наши герои быстро свернули в узенький переулок и после' нескольких поворотов подошли к городским стенам; это заняло у них всего несколько минут; страх ведь, говорят, придает крылья.
У городского вала Клер-де-Люнь остановился и прижал пружину. Дверь отворилась, и они очутились в подземном ходе, вероятно давно забытом. Их ждали семь оседланных лошадей, которых стерег какой-то нищий.
— Эльзас! — шепнул ему Клер-де-Люнь.
— Богемия! — отозвался он.
— Едем, господа! — объявил Клер-де-Люнь. — Вся надежда теперь на быстроту ног наших лошадей.
Через пять минут они неслись во весь опор к Сен-Лазарской заставе.
А за ними во Дворе Чудес все еще раздавалась ружейная пальба.
Как-то утром через несколько дней после рассказанного в предыдущей главе, когда Оливье, вернувшийся по обыкновению на рассвете, еще крепко спал, дверь вдруг отворилась и вошел капитан Ватан, гремя рапирой. Внезапно разбуженный граф рассердился.
— Есть что-нибудь новое? — спросил он, рассмеявшись вскоре юмористическим замечаниям капитана.
— Да ведь всегда есть что-нибудь новое, мой друг, когда участвуешь в заговоре, — отвечал капитан.
— Тс-с! Говорите тише! — вскричал граф, садясь на постели.
— Да ведь мы одни здесь. Кстати, вы не знаете, что король вернулся из Сен-Жермена?
— Так мне-то что до этого?
— Ну, я вижу, вы не расположены разговаривать, я ухожу.
— Ах, черт возьми! Да дайте немножко опомниться.
— Ладно! Вставайте же.
— Сейчас.
Велев камердинеру Мишелю подать капитану ликеру, граф выпил с ним вместе рюмку и, накинув халат, вышел в уборную одеваться.
— A propos, — заметил Ватан, — одевайтесь так, чтобы выйти из дома.
— Э! Что это значит?
— Ничего, просто совет.
— Но объясните же…
— Ничего не стану объяснять. Одевайтесь скорее. Оставшись один, капитан как-то машинально выпил две
рюмки ликера, потом внимательно осмотрелся и, отодвинув в одном месте драпировку, прижал пружину. Отворилась потайная дверь. Капитан заглянул туда.
— Ты здесь, Клер-де-Люнь? — позвал он шепотом.
— Уже полчаса жду, — отозвался, подходя к нему, tire—laine.
— Мы через пять минут выйдем. Все ли ты так сделал, как я говорил?
— Все, будьте спокойны.
— Ну, так помни же свою роль и утекай! Клер-де-Люнь исчез, а капитан снова стал пить и курить.
Через полчаса вышел граф.
— Ну что? Не долго я заставил вас дожидаться? — обратился он к авантюристу.
— Черт возьми! Я был в слишком приятной компании, чтобы заметить время, — засмеялся капитан.
— Еще по рюмке, капитан?
— Нет, — наставительно произнес Ватан. — Довольно, нам надо поговорить о серьезных вещах. Не позавтракаем ли? Теперь половина десятого.
— Уже вам есть захотелось?
— Мне всегда хочется есть.
— Ну, хорошо, позавтракаем. Здесь?
— Нет, сойдем вниз, там аппетитнее естся. A propos, вы забыли кое-что взять с собой.
— Что такое?
Капитан откинул полы своего плаща. У него за поясом было два пистолета, а у графа их не было.
— А! Так дело-то, значит, серьезно? — заключил Оливье.
— Не то чтобы очень, но может сделаться серьезным. Оливье зарядил два больших пистолета и заткнул их себе за пояс.
Они сошли в общую залу гостиницы. Все столы были заняты. Фаншета приветливо им улыбнулась и указала на свободный стол несколько поодаль от других. В одно время с графом и капитаном из противоположных дверей вошли Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе.
— А! Вот странная встреча! — вскричал с притворным удивлением капитан.
Они поздоровались.
— Вы собираетесь куда-нибудь, господа?
— Нет, завтракать хотим, — возразил капитан. — А вы?
— И мы тоже; кроме того, мне нужно было вам сказать несколько слов, господа.
— Так и прекрасно! — сказал капитан. — Позавтракаем вместе.
Дубль-Эпе поздоровался с матерью и пошел попросить отца накормить их хорошенько.
Мэтр Грипнар сам подал им завтрак.
— Граф, на одно слово! — Клер-де-Люнь, или шевалье де Ларш-Нев, как он придумал себя называть, чтобы не привлекать внимания слишком известным именем Клер-де-Люнь, наклонился к Оливье.
— Сделайте одолжение, — отвечал Оливье.
— Граф, одна особа, которую вы хорошо знаете и которую не нужно называть здесь, желает сообщить вам важное известие.
— Несмотря на мое доверие к вам, — произнес, улыбаясь, Оливье, — я все-таки хотел бы знать, по крайней мере, что это за особа?
— Никак не могу сказать, граф; мне позволено передать вам только, что она послана великим изгнанником с приказаниями, не терпящими отлагательства.
Граф задумался на минуту.
— Хорошо, я приду, — согласился он потом. — Где мне найти эту особу?
— Если позволите, я буду иметь честь проводить вас?
— Ого! Какие предосторожности! — заметил Оливье.
— Необходимые, к несчастью, граф. Тут и вы, и эта особа рискуете жизнью. Я даже не один буду сопровождать вас; с нами пойдут капитан, Дубль-Эпе и еще двое надежных людей, которые ждут на улице.
— Да вы в разбойничий притон, что ли, меня ведете? — рассмеялся граф дю Люк.
— Хуже, граф.
— Вы как думаете, капитан? — обратился к нему Оливье.
— Я думаю, что прогулка после сытного завтрака очень полезна, — проговорил Ватан.
— Так пойдемте! — воскликнул граф. — В котором часу надо быть там?
— В двенадцать, граф, — пояснил Клер-де-Люнь, — а теперь еще только десять.
Они стали весело есть и пить и в половине двенадцатого отправились.
Клер-де-Люнь прошел вперед и обменялся несколькими словами с двумя довольно подозрительными личностями, вооруженными с головы до ног.
— Все в порядке, — сообщил он, вернувшись к графу и его спутникам, — можем идти.
— Что же это у нас за экспедиция? — поинтересовался капитан. — Ты, верно, знаешь, Дубль-Эпе?
— Ей-Богу, ничего не знаю! Сегодня утром Клер-де-Люнь пришел просить меня помочь ему в одной экспедиции, которая, как он говорил, предстояла графу дю Люку. Я оделся и пошел. Вот и все.
Они между тем повернули на улицу Будю-Монд. Граф остановился.
— Послушайте, куда же это мы идем? — спросил он.
— Теперь я могу вам признаться, что мы идем во Двор Чудес; до него остается несколько шагов.
— Но в который? Их ведь много.
— В самый знаменитый и, следовательно, самый опасный.
— Однако туда ведь нелегко пройти!
— Пройдем, граф, если вы позволите мне действовать по своему усмотрению.
— Сделайте одолжение, мой милейший, но предупреждаю вас, что если кто-нибудь из этих мошенников только тронет меня, так я его убью.
— О, со мной ни один вас не тронет, граф!
— Скажите, пожалуйста! Да кто же вы наконец такой? — с удивлением произнес Оливье.
— К сожалению, граф, не могу вам этого сказать. Говорю только одно: кто бы я ни был, я вам всей душой предан.
— Ну, не стану настаивать. Идемте!
Клер-де-Люнь пошел вперед, поговорил с тремя или четырьмя подозрительными личностями и попросил своих спутников проходить за ним скорее.
Они вскоре очутились в одной из отвратительных, грязных ям, которых было так много в Париже при Людовике XIV и которые назывались Дворами Чудес. В один из типичных между ними Клер-де-Люнь и привел графа. Это был глухой переулок, немощеный, изрытый ямами с грязной водой, в которых валялись разлагавшиеся трупы животных. Кое-где стояли покривившиеся, грязные землянки с масляной бумагой вместо оконных стекол и паутиной по всем углам.
Клер-де-Люнь подошел к самому большому и комфортабельному из прелестных домиков, тоже скривившемуся на один бок и сверху донизу покрытому грязью. Тут жило, однако, человек пятьдесят женщин, мужчин и детей.
Весь живший в этой местности люд носил на себе отпечаток нищеты в самом ужасном, отвратительном ее виде. Тут вечно грабили и резали друг друга, хотя тоже признавали Бога. Женщины и девушки каждый день бормотали молитвы перед статуей Бога-Отца, украденной в какой-то церкви. Но эта поломанная, забрызганная грязью статуя не раз уж валялась на земле во время ссор и драк. Много высыпало любопытных посмотреть на спутников Клер-де-Люня, но они не позволяли себе никаких оскорблений по отношению к ним, а, напротив, даже кланялись.
Это было такое место, что его боялась сама полиция; отряды солдат ничего тут не могли сделать и должны были уйти.
Граф и капитан, несмотря на всю свою храбрость, вошли сюда, чуть не дрожа, но Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе шли совершенно спокойно. Они всех здесь знали и пользовались уважением.
— Вот мы и пришли, — объявил Клер-де-Люнь, подходя к дому посредине отвратительной площади. — Я сейчас скажу ожидающей вас особе; если только вы не хотите войти сами?
— Нет, нет! Мы здесь подождем, — отвечал дю Люк. Клер-де-Люнь шепнул что-то одному, шедшему за ними по пятам человеку; тот утвердительно кивнул головой и вошел в гадкую землянку.
По знаку Клер-де-Люня собравшаяся толпа любопытных разбежалась. Во Дворе Чудес, казалось, никого не было, а между тем из каждого окна, из щели каждой двери за ними следили и на них смотрели. Самая тишина Двора таила в себе что-то пугающее. Напрасно успокаивали графа и капитана Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе, наши герои не отходили друг от друга и не отнимали рук от эфесов своих шпаг.
Клер-де-Люнь и его адъютант поговорили шепотом между собой, и Дубль-Эпе пошел к хижине с еловой веткой над дверьми, означавшей, что это трактир.
Как только Дубль-Эпе вошел туда, все грязные посетители мигом выбежали, толкаясь в дверях. Через четверть часа оттуда вышел человек, закутанный в плащ и в надвинутой на глаза шляпе.
Он хотел поклониться графу, но Клер-де-Люнь остановил его.
— Господа, — сказал он, — не забудьте, что мы здесь в разбойничьем притоне; не показывайте вида, что вы друг друга знаете. Вон Дубль-Эпе делает мне знак, что нашел удобное место, где вы могли бы переговорить без свидетелей.
Действительно, Дубль-Эпе звал их в трактир.
— Пока вы будете говорить там втроем с капитаном, — прибавил Клер-де-Люнь, — мы вас покараулим.
— Так пойдемте, если вам угодно, — предложил Оливье незнакомцу.
Тот молча поклонился в знак согласия, и они вошли втроем с Ватаном в душную, засаленную комнату.
Клер-де-Люнь зажег факел и воткнул его в железный обруч, приделанный к стене.
Когда он ушел, незнакомец сбросил плащ и шляпу.
— Здравствуйте, граф! Вы не ожидали, конечно, встретить меня здесь?
— Вы, мсье де Лектур! — с удивлением вскричал граф.
— Сейчас все вам объясню; но, извините, я, кажется, не имею чести знать…
Он взглянул на капитана.
Оливье рекомендовал его как друга, от которого не имеет тайн. Де Лектур сказал, что много слышал о капитане от герцога Делафорса. Капитан отвечал, что ему в сущности все равно до всех партий на свете; что его дело — только наносить или получать удары, а главное, наживать деньги; что он на пять месяцев обязался служить гугенотам и не изменит им, хотя в былое время они его раз чуть было не повесили.
— Так вы, по-моему, сделали удачную ставку, присоединившись теперь к нам, — произнес, смеясь, де Лектур.
— И я думаю так же, — согласился капитан.
— Я вам сейчас все объясню. Вы говорите на каком-нибудь иностранном языке?
— Я говорю на всевозможных европейских языках, — отвечал капитан.
— А я, — сообщил граф, — на испанском, итальянском и английском.
— Так будем говорить по-английски, — продолжал де Лектур. — Я должен передать вам серьезные вещи, господа. Десять дней тому назад был большой совет вождей партии под председательством герцога де Рогана. Король, то есть его министр де Люинь, забывая услуги, оказанные протестантами Франции, все больше и больше притесняет нас, понемногу отнимая привилегии, данные нам Нантским эдиктом. Нас хотят довести до полного возмущения и заставить употребить силу против силы. Пора положить конец этим несправедливостям и напомнить Людовику Тринадцатому, что он своим троном обязан именно гугенотам, которых так теснят!
— Так готовится война? — спросил граф дю Люк.
— Да; но я еще не все вам сказал. У нас много надежных крепостей, особенно, например, Монтобан и Ла-Рошель; много прольется крови, пока их у нас отнимут. Но прежде, нежели окончательно поднять знамя бунта, мы сделаем еще последнюю попытку, и в этом случае рассчитываем на вас, граф, и на вас, капитан.
— Что же надо делать? — поинтересовались оба.
— Я уж два дня в Париже…
— А мы до сих пор ничего не знали?
— Я скрывался; меня преследовала полиция; я бы непременно попал ей в руки, но меня выручил один славный малый, хотя он глава всех парижских Тунеядцев. Это Клер-де-Люнь. Лет двадцать тому назад я спас его от петли за какую-то проделку; он не забыл этого и спрятал меня от моих преследователей во Дворе Чудес, куда ни один дозорный не решится прийти искать кого-нибудь.
— Но кто же этот таинственный Клер-де-Люнь? — полюбопытствовал Оливье.
— Да все тот же шевалье де Ларш-Нев, которого вы знаете, друг мой, — отвечал капитан.
Графа заметно покоробило; но когда Ватан и де Лектур объяснили ему, какой это бескорыстно благодарный и добрый малый, несмотря на все свои недостатки, он примирился с ним в душе.
— И моя голова оценена, как и голова герцога, — продолжал де Лектур, — и хотя не так же дорого, но сумма, которую за нее назначают, все-таки может соблазнить какого-нибудь негодяя. Клер-де-Люнь это знал и тем не менее спас меня.
— О, это меня окончательно с ним мирит! — вскричал Оливье.
— Так возвращаюсь к нашему делу, господа, — проговорил де Лектур. — Совет решил поручить вам одно предприятие, которое могло бы помочь избежать кровопролития и вместе с тем навсегда избавить нас от постыдного ига. Герцог де Роган получил все ваши депеши, граф, и знает, что вы оказали огромные услуги. Вы склонили многих влиятельных дворян нашей партии принять деятельное участие в настоящих событиях, то есть отстаивать интересы своих собратьев.
— Действительно, мне посчастливилось устроить это.
— Как велико число тех, кто готов дать отпор двору?
— Их шестьдесят человек.
— Они готовы действовать всеми средствами?
— Всеми, даже взяться за оружие.
— А на скольких из них можно вполне положиться?
— На всех.
— Ого! Да это значительно облегчает дело. А кроме них, есть у вас под рукой люд помельче… Как бы вам сказать?.. Вроде нашего приятеля Клер-де-Люня, например?
— Есть, только это уж по части капитана Ватана.
— Я набрал довольно порядочное число молодцов, — сказал капитан, поклонившись. — Если у них немножко горяча кровь и легка нравственность, так зато они чужды всяких предрассудков. Я за них, как за себя, ручаюсь.
— Ого! Это отлично. И много у вас этих неоцененных шалопаев, любезный капитан?
— Триста двадцать один человек.
— Прекрасно!
— Надеюсь еще увеличить их число, — скромно добавил капитан. — Париж неисчерпаем в этом отношении.
— Это правда. Так вот в чем дело: Людовик Тринадцатый, как вам известно, страстный охотник. Его любимые места — Сен-Жерменский замок с его громадным лесом и не то домик, не то мельница, которая называется Версалем; это милях в пяти от Парижа. Знаете вы Версаль?
— Нет, — ответил Оливье.
— Я знаю, — произнес капитан. — Это холмистое пустое место.
— Да, и совершенно лишенное воды.
Сказав это, де Лектур подошел к двери и отворил ее, чтобы удостовериться, что никто их не подслушивает.
— Никого нет, — сообщил он, понижая голос. — На короля находят минуты грусти и отвращения ко всему; тогда он уезжает из Сен-Жермена, совершенно бросает двор и целые недели проводит в Версале. Поняли вы меня, господа?
— Совершенно. Надо во время пребывания его в Версале или на пути его туда или обратно…
— Так, так! — поспешно перебил де Лектур.
— А если в одни сети захватить и королеву-мать или коннетабля Люиня? — насмешливо спросил капитан.
— Или даже монсеньора Люсонского, — сказал де Лектур, — было бы очень не худо. Так вы готовы повиноваться, господа?
— Конечно, — с достоинством проговорил граф, — но на одном условии.
— На условии? — переспросил де Лектур, быстро вскинув голову.
— Да, господин де Лектур. Вы теперь же дадите мне слово, что в тот час и день, который я назову, с улицы или из церкви, больной или здоровый, герцог де Роган придет туда, где я его буду ожидать для объяснения по одному делу, которое не относится к политике и касается только лично меня и его. Согласны вы, господин де Лектур, дать это слово за герцога?
На несколько секунд наступило молчание.
— Бедное человечество! — прошептал наконец де Лектур. — Даже и у самых честных, благородных людей на первом плане непременно личный интерес! Извольте, граф дю Люк де Мовер, — обратился он к Оливье, пристально глядя ему в глаза, — я даю вам слово, что герцог де Роган сдержит налагаемые вами на него условия.
— О! Я не налагаю условий, а прошу согласиться на них.
— Да, граф, но просите при таких обстоятельствах, что отказ невозможен.
— Господин де Лектур! — вскричал Оливье, схватившись за шпагу.
— Что же? Вы и меня собираетесь вызвать на дуэль?
— Это правда, я виноват; простите меня; исполняйте свое дело, но, клянусь, мы с вами увидимся!
— Очень буду рад, граф.
— Morbleu! Господа, — вмешался молчавший до тех пор капитан, — теперь не время ссориться и петушиться. Дело серьезное. Покушение на короля и его министров есть оскорбление величества. Мы готовы повиноваться, но чем вы нас при этом гарантируете?
— То есть как это, капитан?
— Я хочу сказать, что мы с графом, вполне доверяя вашим словам, все-таки ничего не станем делать без приказа. Всякий ведь за себя в этом мире; наша обязанность будет опасная, и тот, кто ее налагает на нас, должен нести за это ответственность.
— Извольте, господа, — отвечал де Лектур, снял перчатку, распорол ее пополам и, вынув оттуда сложенную вчетверо бумагу, подал Оливье. — Вот приказ! Теперь жизнь герцога де Рогана полностью у вас в руках, — горько прибавил он.
Граф прочел, подошел к факелу и сжег бумагу.
— Что же это вы делаете, граф? — воскликнул де Лектур.
— Герцог де Роган, — ледяным тоном проговорил Оливье, — дает мне этот приказ, чтобы оградить меня от ответственности, а мой долг — сжечь бумагу, подписанную его именем, чтобы оградить его честь. Дай Бог, чтобы теперь моя не погибла из-за него!
— О, граф! Вы истинный дворянин!
— Вы в этом разве сомневались? — гордо спросил Оливье. В это время на улице раздались крики и затем выстрелы.
В трактир вошел улыбающийся Клер-де-Люнь.
— Господа, — сообщил он, — можете спокойно продолжать разговор. Дозорные и полиция атакуют Двор Чудес; но они слишком боятся его, чтобы ворваться сюда; ведь им по опыту известно, что они уж живые ни за что не выйдут.
— Все это прекрасно, Клер-де-Люнь, но как же мы-то отсюда выйдем? — озабоченно произнес капитан.
— О, не беспокойтесь, капитан! На все будет свое время. Говорите еще хоть целый час.
— Но мы уже кончили, дружище, — сказал де Лектур.
— Так отправимся, господин де Лектур, и будьте уверены, что вас никто не будет преследовать.
Они пошли за ним.
Площадь Двора Чудес буквально кишела народом; весь этот грязный, оборванный люд кричал, жестикулировал и кидал чем попало в полицейских, перья на шляпах которых развевались наверху, над головами, которыми был усеян двор.
В сопровождении Клер-де-Люня, Дубль-Эпе и двух Тунеядцев наши герои быстро свернули в узенький переулок и после' нескольких поворотов подошли к городским стенам; это заняло у них всего несколько минут; страх ведь, говорят, придает крылья.
У городского вала Клер-де-Люнь остановился и прижал пружину. Дверь отворилась, и они очутились в подземном ходе, вероятно давно забытом. Их ждали семь оседланных лошадей, которых стерег какой-то нищий.
— Эльзас! — шепнул ему Клер-де-Люнь.
— Богемия! — отозвался он.
— Едем, господа! — объявил Клер-де-Люнь. — Вся надежда теперь на быстроту ног наших лошадей.
Через пять минут они неслись во весь опор к Сен-Лазарской заставе.
А за ними во Дворе Чудес все еще раздавалась ружейная пальба.
ГЛАВА X. Где доказывается, что не все свиданья одинаковы
Минут двадцать они неслись сломя голову. Наконец Клер-де-Люнь сдержал свою лошадь и спросил капитана, куда же это они едут. Капитан и сам не знал.
— Господа, — сказал он, — приостановимся немного и решим, по крайней мере, стоит ли нам так торопиться?
— По-моему, не стоит, — отвечал дю Люк, — а вы как думаете, мсье де Лектур?
— Я думаю иначе, — возразил де Лектур. — Я тороплюсь к нашим друзьям дать им отчет в том, что я сделал. Поэтому позвольте мне проститься с вами здесь. Что ты возьмешь с меня за твою лошадь, Клер-де-Люнь?
— Я ее не продам вам, сударь, а променяю, пожалуй, на вашу. Будьте спокойны: она надежная. Кроме того, откровенно вам скажу, дорога до Сен-Лазарской заставы будет для вас не совсем безопасна, так я отправлю с вами двоих проводников. Ваша лошадь будет ждать вас на некотором расстоянии за заставой; там уж вы поедете один.
Де Лектур поблагодарил Клер-де-Люня, и вельможи расстались, повторив еще раз друг другу обоюдные условия.
— Куда же мы теперь? — спросил графа капитан Ватан.
— По-моему, окончим день каким-нибудь развлечением, так как на сегодня, по-видимому, наши дела окончены, — предложил Оливье.
Остальная компания согласилась, и они отправились в маленькую деревеньку, за Сен-Клу и Севром, где, по указанию капитана, в одном трактире подавали особенно вкусное вино.
Проехав Севр, они остановили на минуту лошадей.
— Вон этот трактир, о котором я вам говорил, — показал, потирая руки, капитан, — он на вершине горы перед нами.
Стали взбираться по ее крутому, скалистому склону. Лошади совсем выдохлись, добравшись до вершины.
В нескольких шагах, у самой дороги, стоял чистенький, белый домик с зелеными ставнями. У ворот было несколько телег; лошади ели овес из мешков; из окон слышались веселые восклицания извозчиков, остановившихся по дороге в Париж или из Парижа. Безграмотная вывеска объявляла, что в трактире Рассвет» и конный, и пеший могут получить все, что им нужно.
Всадники остановились и были радушно встречены толстым, веселым хозяином, мэтром Гогелю, и его гарсонами.
Извозчики в это время садились в свои телеги, собираясь ехать дальше.
Капитан, войдя с товарищами в опрятную залу, подозвал хозяина и заказал ему обед, прося поторопиться. Через час все было готово. Капитан между тем условился, чтобы Оливье назывался графом де Сен-Клером, Дубль-Эпе — маркизом де Ла Бланш-Ландом, а Клер-де-Люнь — шевалье дю Пон де Ларшем.
Обед им подали в комнате самого хозяина.
— Что же это значит? — полюбопытствовал капитан.
— Я не хотел, — объяснил хозяин, — чтобы такие хорошие господа сидели рядом с неучами, которые у меня беспрестанно бывают.
Его поблагодарили за внимание и в награду попросили отобедать вместе. Обед был отличный.
— У вас, должно быть, хорошо идут дела, — произнес с видимым равнодушием капитан.
— Не могу жаловаться, господа; но прежде было лучше. Мой отец устроил это заведение лет пятнадцать тому назад, и во время смут после того, как покойный Генрих Четвертый уехал из столицы, дела отца шли отлично. Теперь я живу главным образом посещениями придворных; если бы не они, мне пришлось бы запереть лавочку.
— Как! У вас бывают придворные? — удивился капитан. — Да ведь король, кажется, когда не живет в Париже, всегда уезжает в Сен-Жермен?
— Нет, — возразил, улыбаясь, трактирщик, — он иногда ездит и в Версаль.
— Parbleu! Любезный хозяин, я провинциал и не знаю, что делается в столице; скажите мне, пожалуйста, что это такое Версаль?
— Господа, — сказал он, — приостановимся немного и решим, по крайней мере, стоит ли нам так торопиться?
— По-моему, не стоит, — отвечал дю Люк, — а вы как думаете, мсье де Лектур?
— Я думаю иначе, — возразил де Лектур. — Я тороплюсь к нашим друзьям дать им отчет в том, что я сделал. Поэтому позвольте мне проститься с вами здесь. Что ты возьмешь с меня за твою лошадь, Клер-де-Люнь?
— Я ее не продам вам, сударь, а променяю, пожалуй, на вашу. Будьте спокойны: она надежная. Кроме того, откровенно вам скажу, дорога до Сен-Лазарской заставы будет для вас не совсем безопасна, так я отправлю с вами двоих проводников. Ваша лошадь будет ждать вас на некотором расстоянии за заставой; там уж вы поедете один.
Де Лектур поблагодарил Клер-де-Люня, и вельможи расстались, повторив еще раз друг другу обоюдные условия.
— Куда же мы теперь? — спросил графа капитан Ватан.
— По-моему, окончим день каким-нибудь развлечением, так как на сегодня, по-видимому, наши дела окончены, — предложил Оливье.
Остальная компания согласилась, и они отправились в маленькую деревеньку, за Сен-Клу и Севром, где, по указанию капитана, в одном трактире подавали особенно вкусное вино.
Проехав Севр, они остановили на минуту лошадей.
— Вон этот трактир, о котором я вам говорил, — показал, потирая руки, капитан, — он на вершине горы перед нами.
Стали взбираться по ее крутому, скалистому склону. Лошади совсем выдохлись, добравшись до вершины.
В нескольких шагах, у самой дороги, стоял чистенький, белый домик с зелеными ставнями. У ворот было несколько телег; лошади ели овес из мешков; из окон слышались веселые восклицания извозчиков, остановившихся по дороге в Париж или из Парижа. Безграмотная вывеска объявляла, что в трактире Рассвет» и конный, и пеший могут получить все, что им нужно.
Всадники остановились и были радушно встречены толстым, веселым хозяином, мэтром Гогелю, и его гарсонами.
Извозчики в это время садились в свои телеги, собираясь ехать дальше.
Капитан, войдя с товарищами в опрятную залу, подозвал хозяина и заказал ему обед, прося поторопиться. Через час все было готово. Капитан между тем условился, чтобы Оливье назывался графом де Сен-Клером, Дубль-Эпе — маркизом де Ла Бланш-Ландом, а Клер-де-Люнь — шевалье дю Пон де Ларшем.
Обед им подали в комнате самого хозяина.
— Что же это значит? — полюбопытствовал капитан.
— Я не хотел, — объяснил хозяин, — чтобы такие хорошие господа сидели рядом с неучами, которые у меня беспрестанно бывают.
Его поблагодарили за внимание и в награду попросили отобедать вместе. Обед был отличный.
— У вас, должно быть, хорошо идут дела, — произнес с видимым равнодушием капитан.
— Не могу жаловаться, господа; но прежде было лучше. Мой отец устроил это заведение лет пятнадцать тому назад, и во время смут после того, как покойный Генрих Четвертый уехал из столицы, дела отца шли отлично. Теперь я живу главным образом посещениями придворных; если бы не они, мне пришлось бы запереть лавочку.
— Как! У вас бывают придворные? — удивился капитан. — Да ведь король, кажется, когда не живет в Париже, всегда уезжает в Сен-Жермен?
— Нет, — возразил, улыбаясь, трактирщик, — он иногда ездит и в Версаль.
— Parbleu! Любезный хозяин, я провинциал и не знаю, что делается в столице; скажите мне, пожалуйста, что это такое Версаль?