Страница:
Едва он успел выйти, как из-за драпировки уборной высунулось хитрое лицо капитана.
— Morbleu! — воскликнул он, покручивая усы. — Долго пришлось постоять, но я не жалею! Эта тварь ядовитее, чем я думал. Тысяча чертей! Это не сатана, а мадмуазель де Сент-Ирем в новом виде. Хе-хе! Какая мысль у меня промелькнула!.. Пойду к Макромбишу и Бонкорбо! Честные путешественники теперь, наверное, вернулись.
И капитан величественно вышел из спальни графа.
ГЛАВА XX. Где наконец узнают, кто такой был Клод Обрио
— Morbleu! — воскликнул он, покручивая усы. — Долго пришлось постоять, но я не жалею! Эта тварь ядовитее, чем я думал. Тысяча чертей! Это не сатана, а мадмуазель де Сент-Ирем в новом виде. Хе-хе! Какая мысль у меня промелькнула!.. Пойду к Макромбишу и Бонкорбо! Честные путешественники теперь, наверное, вернулись.
И капитан величественно вышел из спальни графа.
ГЛАВА XX. Где наконец узнают, кто такой был Клод Обрио
Два дня капитан Ватан почти не показывался. Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе исчезли совершенно. На второй день капитан таинственно явился в особняк де Рогана и долго говорил с графиней дю Люк.
О чем они говорили — так и осталось неизвестным. Вернувшись домой, капитан узнал, что Клод Обрио довольно долго пробыл, запершись со своим господином, и затем опять ушел из особняка.
Это, видимо, однако же, не беспокоило капитана. Кроме того, солдаты и Тунеядцы Клер-де-Люня исчезли без всякого следа, и все самые храбрые, самые лучшие: наконец и Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе пропали.
А между тем служба в Монтобане в это время была не тяжелая; солдат хорошо кормили, и делать им было почти нечего.
Странно, что ни граф д'Орваль, ни герцог Делафорс не тревожились этим. Граф дю Люк тоже как-то странно держал себя; он, казалось, ничего не видел и не слышал и даже иногда не отвечал на поклоны.
Часто он целыми часами простаивал перед окнами графини дю Люк, не спуская с них глаз и тяжело вздыхая; когда там все темнело, Оливье задумчиво уходил.
Через три дня после описанного нами разговора графа со своим пажом в осаждающей армии заметили необыкновенное движение; там, видимо, готовились энергично возобновить неприятельские действия, однако же решительного ничего не начинали, только канонада да караулы немножко усилились.
Целый день прошел в постоянном ожидании атаки. Наступила ночь, а с ней увеличилось и беспокойство жителей Монтобана.
Соборный колокол пробил девять. Вся вооруженная масса вдруг как-то дрогнула, точно от электрического удара, и опять все смолкло.
У Сент-Антоненских ворот прохаживался взад и вперед молодой офицер, напевая веселую песенку и представляя собой резкую противоположность грустному настроению жителей Монтобана.
Это был Гастон де Леран. Для него не существовало ни осаждающих, ни осажденных; он думал только о том, что его милая невеста придет, как обещала, рассеять скуку бесконечных часов дежурства. Он не заметил, как на валу показался человек, пошел к бивачному костру, вокруг которого грелись солдаты, но не сел между ними, а опустился поодаль на лафет пушки, куда не достигал свет.
Через несколько минут явился какой-то офицер с несколькими солдатами. Обменявшись паролем с караульным, он подошел к де Лерану и поклонился.
— Здравствуйте, граф! — сказал он.
— А, это вы, капитан Ватан! Здравствуйте, как поживаете?
— Недурно.
— В обход идете?
— Как видите… Брр! Вот ночь-то, а?
— По-моему, отличная, капитан.
— Ну да, вы ведь на седьмом небе, так вам, конечно хорошо. Скажите, пожалуйста, где это граф дю Люк? Битых два часа ищу его и не могу найти. Это прескверно.
— Отчего?
— Так как мы одни, я вам могу сказать.
Капитан искоса хитро взглянул на сидевшего поодаль незнакомого человека.
— Скажите, капитан!
— В совете не совсем спокойны; кажется, чуют измену.
— Что вы?
— Да; говорят, сегодня ночью хотят открыть одни из городских ворот войскам коннетабля.
— Черт возьми! Да неужели это серьезно, капитан?
— Очень серьезно. Прибавляют даже, что откроют именно те ворота, у которых вы дежурите.
— Нет, кроме шуток, капитан! Ведь это прескверно.
— Да уж я тут не виноват.
— Конечно; но эти болваны могли бы выбрать другие ворота, а я именно…
— Что вы именно?
— Ничего, ничего… так. Но при чем же тут граф дю Люк?
— Да ведь он командует нашими отрядами.
— А! Так желаю вам отыскать его, капитан.
Они простились, и капитан ушел. Когда он проходил мимо незнакомца, сидевшего на лафете, тот встал и поспешно пошел к нему навстречу.
— А! Это вы, Оливье! — произнес капитан своим обычным насмешливым тоном.
— Я, мой друг; по некоторым причинам, которые объясню вам после, я хочу остаться здесь всю ночь; замените, пожалуйста, меня при отрядах.
Капитан схватил его за руку и, заставив отойти дальше, к стене, едва слышно скороговоркой шепнул ему на ухо:
— Негодяй Клод Обрио вас выдал; совету все известно, кроме вашего имени; будьте только осторожны, и я за все отвечаю.
— Если так, мне остается только умереть! — с отчаянным жестом воскликнул граф.
— Это никогда не уйдет, — отвечал капитан со своей Л неизменной насмешливостью.
— О, если бы вы знали, друг мой!..
— Все знаю! — отрывисто проговорил капитан. — Что вы меня, за осла, что ли, считаете? До свидания! Мы играем последнюю партию, которую должны выиграть во что бы то ни стало.
— Что такое?
— Ничего, это я сам с собой по обыкновению разговариваю. Так вы остаетесь тут?
— Не тронусь с места.
— И прекрасно. Мне легче будет найти вас. Все к лучшему! Капитан ушел. Граф был сильно озадачен.
То, что он видел заставляло его очень крепко призадуматься. У Сент-Антоненских ворот стояли теперь вместо обыкновенного караула четыре роты полка д'Орваля, к которым беспрестанно присоединялись свежие отряды. Измена действительно стала известна, по-видимому, во всех подробностях, и меры были приняты отличные.
Пробило половину десятого; на валу явились несколько человек, направившихся к графу де Лерану. Когда они проходили ближе к Оливье, он разглядел, что это женщины, закутанные в плащи и капюшоны.
Граф де Леран, видимо, с нетерпением их ожидавший, бросился навстречу и очень почтительно раскланялся.
Оливье стал внимательно прислушиваться.
— Милый граф, — сказала дама, голос которой он не узнал (это была герцогиня де Роган), — у вас непростительные требования. В такую страшную погоду вы заставляете дам приходить к вам развеять вашу скуку!
— Герцогиня, — произнес он, — я в отчаянии от этого, но если бы вы знали, как горячо я люблю, вы, такая добрая, простили бы меня!
— Да, и пожалела бы вас, как ты думаешь, Жанна?
— Не будьте строги к бедному молодому человеку, милая Мари, — прозвучал нежный голос Жанны, — вы ведь знаете, что любовь — деспот, требующий повиновения.
Это были подлинные слова письма, которое так недавно читал Оливье; холодный пот выступил у него на лбу.
— О! — прошептал он.
— Жанна! Ты еще злее меня, — промолвила герцогиня, мило погрозив подруге. — Вы не должны бы так говорить; ведь любовные тайны не выдаются.
— О, простите, герцогиня! Я действительно виновата.
— Мне сегодня всем, кажется, приходится прощать! — весело заключила герцогиня. — Ну, миритесь же с этим красавцем, не спускающим с вас глаз, так как ведь от вас зависит его счастье.
Граф дю Люк с отчаянием опустил голову на руки. Он не знал, что и думать. Неужели же его жена была в одно время любовницей и де Рогана, и де Лерана?
Переломив себя, он поднял голову.
Де Леран стоял поодаль, оживленно разговаривая шепотом с мадам дю Люк, возле которой стояла другая дама, вероятно, камеристка, а герцогиня говорила с третьей дамой, тоже, по-видимому, горничной или компаньонкой.
Граф был, как в пытке.
Его жена, святая, чистая женщина, упала так низко!
Эта мысль сводила его с ума.
— О нет! — страдая и сам борясь с собой, решил он. — Этого быть не может! Это не та женщина, которую я так любил! О, прочь, прочь отсюда!
В эту самую минуту раздался залп из всех пушек на траншеях, захлопали выстрелы из ружей, послышались неистовые крики за стеной:
— В город! Да здравствует король!
— А! Значит, я могу честно умереть со шпагой в руке и своей кровью смыть позор! — вскричал, радостно улыбнувшись, граф и бросился туда, где шум был сильнее.
Со всех сторон горячо бились. Городские стены были ярко освещены огнем.
— Да здравствует де Роган и наши права! — кричали протестанты.
Де Леран смело бился на стене, поручив даму, с которой разговаривал, ее спутницам.
Но самая страшная свалка шла за стенами города. Оливье бросился вперед, захватив всех солдат, попадавшихся ему на дороге, и, велев отворить ворота, кинулся в битву с громким криком:
— Роган! Роган! Наши права!
Он вовремя подоспел: реформаты уже изнемогали. Неприятель, охваченный паническим страхом, стал отступать.
Граф принял тогда начальство над войсками и повернул обратно к городу.
В эту минуту примчалось во весь опор человек сто конных.
— Ну, слава Богу! — воскликнул их начальник. — Я поспел вовремя.
Граф узнал де Рогана.
Герцог соскочил с лошади и, обняв Оливье обеими руками за шею, почти насильно поцеловал.
— Вы всегда нас спасаете! Ах, благодарю, тысячу раз благодарю вас! Чем я могу вам за это отплатить?
— Тем, что сдержите данное обещание, герцог.
— Хорошо! Sang Dieu! — с лихорадочным оживлением произнес де Роган. — Пойдемте! Здесь нам больше нечего делать! Роялисты больше не вернутся.
Войдя в город, герцог пошел к валу.
— Куда же вы? — спросил граф.
— К мадам де Роган; они с мадам дю Люк и мадмуазель де Кастельно, моей приемной дочерью, ждут меня тут недалеко, у караула графа де Лерана. Пойдемте, пойдемте, граф!
— Что? Что вы хотите сказать?
— Пойдемте, говорю вам! Они взошли на вал.
Граф де Леран был слегка ранен, и это делало его счастливым. Он сидел на лафете пушки, и четыре дамы наперебой ухаживали за ним, перевязывая ему рану. За де Роганом и Оливье стояла толпа солдат. Одним словом, вал был заполнен народом.
— На одно слово, герцог, пожалуйста! — сказал граф дю Люк, взяв его за локоть. — Знакомо вам это письмо? — прибавил он, достав из кармана листок бумаги.
— Конечно, граф, — отвечал де Роган, взглянув на обрывок. — Я удивляюсь только, как оно к вам попало.
От множества факелов солдат на валу было светло, как днем.
— Мой паж нашел его у вашего посланного, герцог.
— То есть у одного из моих посланных, потому что я написал три таких письма и отправил с тремя разными курьерами. Это нехорошо с вашей стороны, граф; ведь это письмо к герцогине.
— К герцогине!
— Извините! — прозвучал чей-то насмешливый голос. — Но очаровательный паж, как видно, не отдал вам другую половину письма. Вот она!
Клер-де-Люнь подал графу листок, на оборотной стороне которого, кроме окончания текста, были приписаны следующие слова:
Мадам Мари де Бет юн, герцогине де Роган; курьеру, посланному с этим письмом, велено загнать лошадь, чтобы скорее поспеть в Монтобан; ему надо дать хорошее вознаграждение.
— А теперь, граф, — обратился к нему с улыбкой герцог, — чтобы у вас не оставалось больше ни малейшего сомнения насчет этого письма… Мари, дорогая моя! — он возвысил голос. — Придите-ка сюда, моя душечка!
— Ах, герцог! Милый герцог! — вскричала герцогиня, бросаясь к нему в объятия.
Де Роган крепко обнимал и целовал ее.
— Милая Мари, — спросил он, когда утихло первое волнение, — вы получили письмо, которое я написал вам несколько дней тому назад?
— Иначе разве я была бы здесь, милый Генрих!? — воскликнула она. — Ведь мы назначили свиданье на валу, чтобы скорей увидеться и чтобы вы скорей уверили этого сумасшедшего Гастона де Лерана в вашем согласии на его брак с Бланш!
— Да, душа моя. Сколько у вас дубликатов этого письма?
— Два, милый герцог. Третьего курьера убили или, вероятно, взяли в плен.
— Эти два дубликата, наверное, в вашем кошельке; дайте мне их, пожалуйста.
— О, герцог! — крикнул, протестуя, Оливье.
— Нет, нет, милый граф, мне непременно нужно убедить вас.
— Вот что его убедит лучше всего! — раздался суровый голос. — Надо покончить с этими низостями.
Капитан Ватан втащил за собой какое-то существо в мужском платье, но с лицом женщины.
— Граф дю Люк, вот ваш паж Клод Обрио! Узнаете?
Он грубо толкнул это существо — полумужчину-полуженщину, которое, пошатнувшись, остановилось в двух шагах от графа.
— О! — с ужасом и бешенством закричал Оливье. — Диана де Сент-Ирем? Возможно ли?
Девушка откинула голову и с презрением посмотрела на графа.
— Да, я Диана де Сент-Ирем, — произнесла она, — или ваш паж Клод Обрио. Теперь, когда все знают, что вы изменник, я могу умереть: я отомщена!
— Он изменник?! — вскричала Жанна, бросаясь к мужу. — Он, Оливье?! Ты лжешь, презренная! Он спас всех нас.
— Да, сударыня, — с достоинством подтвердил герцог, — мы обязаны ему тем, что королевские войска не вошли в город.
— О, графиня! — воскликнул Оливье, подойдя к Жанне. Она с улыбкой подала ему обе руки.
— Девушка, — сказал герцог, — все ваши козни, благодарение Богу, рушились. Вы не женщина, с вами и поступят не как с женщиной. Если знаете какую-нибудь молитву, читайте! Через час вы умрете!
— Герцог! — обратилась к нему Жанна, складывая руки и залившись слезами. — Будьте великодушны, прогоните эту презренную; она обличена и не может больше вредить.
— Графиня, ваша честь, честь вашего мужа и моя собственная требуют, чтобы она умерла!
— О, недоставало только сострадания этой дурочки! — со злой улыбкой прошипела Диана. — Да, я адское созданье, я хотела погубить всех вас, взведя на каждого небывалые клеветы… Это правда! Я все ставила на карту, чтобы выиграть, проиграла — и плачу. Но я не одна сойду в ад, из которого вышла!
Быстрее молнии выхватив спрятанный на груди кинжал, она кинулась на графа. Но капитан Ватан знал Диану и следил за ее движениями.
Он быстро загородил собой Оливье; удар достался ему прямо в грудь, но в то же время он разбил ей череп рукояткой кинжала.
Оба упали.
— О! — с бешенством крикнула Диана. — Всегда возле него, чтобы спасти его!
— Как ты, — с усилием проговорил капитан, — всегда была против него, ища его гибели!
— Возьмите эту тварь и сейчас же повесьте! — приказал герцог.
Пять минут спустя труп Дианы де Сент-Ирем качался на самой высокой башне Монтобана.
Капитан чувствовал, что силы быстро оставляют его и смерти приближается.
Оливье, Жанна, герцог и герцогиня плакали, стоя на коленях вокруг него.
— Э! — слабо прошептал он, стараясь улыбнуться. — Я умираю, как солдат, с оружием в руках. Благодарю Бога, что он послал мне такую прекрасную смерть! Будьте счастливы, дети, я очень любил вас!.. Фаншета, — едва внятно прибавил он, обращаясь к мадам Грипнар, — поклянись мне… что она никогда не узнает… никогда… слышишь?., что я был ее отец!
Поднявшись вдруг, он сел, обвел всех каким-то странным взглядом и громко, ясно воззвал:
— В дорогу! Бьют сбор!
И упал навзничь. Все засуетились около него, но все было напрасно. Капитан Ватан умер.
Попытка роялистов овладеть Монтобаном, задуманная Дианой де Сент-Ирем, оказалась последней.
Как известно, заразные болезни подкосили армию коннетабля, он принужден был снять осаду, с реформатами заключили мир.
Через десять дней после снятия осады граф Гастон обвенчался с Бланш.
Граф дю Люк излечился от своей ревности, как говорят мемуары, послужившие источником нашего романа.
Странная вещь! Клер-де-Люнь, вернувшийся в Париж и продолжавший свои скабрезные операции, не был повешен!
Дубль-Эпе женился. Клер-де-Люнь отказался от звания начальника Тунеядцев Нового моста, переехал к своему бывшему адъютанту и нянчился с его детьми, которым, вероятно, внушил некоторые из прекрасных правил, руководивших им всю жизнь.
О чем они говорили — так и осталось неизвестным. Вернувшись домой, капитан узнал, что Клод Обрио довольно долго пробыл, запершись со своим господином, и затем опять ушел из особняка.
Это, видимо, однако же, не беспокоило капитана. Кроме того, солдаты и Тунеядцы Клер-де-Люня исчезли без всякого следа, и все самые храбрые, самые лучшие: наконец и Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе пропали.
А между тем служба в Монтобане в это время была не тяжелая; солдат хорошо кормили, и делать им было почти нечего.
Странно, что ни граф д'Орваль, ни герцог Делафорс не тревожились этим. Граф дю Люк тоже как-то странно держал себя; он, казалось, ничего не видел и не слышал и даже иногда не отвечал на поклоны.
Часто он целыми часами простаивал перед окнами графини дю Люк, не спуская с них глаз и тяжело вздыхая; когда там все темнело, Оливье задумчиво уходил.
Через три дня после описанного нами разговора графа со своим пажом в осаждающей армии заметили необыкновенное движение; там, видимо, готовились энергично возобновить неприятельские действия, однако же решительного ничего не начинали, только канонада да караулы немножко усилились.
Целый день прошел в постоянном ожидании атаки. Наступила ночь, а с ней увеличилось и беспокойство жителей Монтобана.
Соборный колокол пробил девять. Вся вооруженная масса вдруг как-то дрогнула, точно от электрического удара, и опять все смолкло.
У Сент-Антоненских ворот прохаживался взад и вперед молодой офицер, напевая веселую песенку и представляя собой резкую противоположность грустному настроению жителей Монтобана.
Это был Гастон де Леран. Для него не существовало ни осаждающих, ни осажденных; он думал только о том, что его милая невеста придет, как обещала, рассеять скуку бесконечных часов дежурства. Он не заметил, как на валу показался человек, пошел к бивачному костру, вокруг которого грелись солдаты, но не сел между ними, а опустился поодаль на лафет пушки, куда не достигал свет.
Через несколько минут явился какой-то офицер с несколькими солдатами. Обменявшись паролем с караульным, он подошел к де Лерану и поклонился.
— Здравствуйте, граф! — сказал он.
— А, это вы, капитан Ватан! Здравствуйте, как поживаете?
— Недурно.
— В обход идете?
— Как видите… Брр! Вот ночь-то, а?
— По-моему, отличная, капитан.
— Ну да, вы ведь на седьмом небе, так вам, конечно хорошо. Скажите, пожалуйста, где это граф дю Люк? Битых два часа ищу его и не могу найти. Это прескверно.
— Отчего?
— Так как мы одни, я вам могу сказать.
Капитан искоса хитро взглянул на сидевшего поодаль незнакомого человека.
— Скажите, капитан!
— В совете не совсем спокойны; кажется, чуют измену.
— Что вы?
— Да; говорят, сегодня ночью хотят открыть одни из городских ворот войскам коннетабля.
— Черт возьми! Да неужели это серьезно, капитан?
— Очень серьезно. Прибавляют даже, что откроют именно те ворота, у которых вы дежурите.
— Нет, кроме шуток, капитан! Ведь это прескверно.
— Да уж я тут не виноват.
— Конечно; но эти болваны могли бы выбрать другие ворота, а я именно…
— Что вы именно?
— Ничего, ничего… так. Но при чем же тут граф дю Люк?
— Да ведь он командует нашими отрядами.
— А! Так желаю вам отыскать его, капитан.
Они простились, и капитан ушел. Когда он проходил мимо незнакомца, сидевшего на лафете, тот встал и поспешно пошел к нему навстречу.
— А! Это вы, Оливье! — произнес капитан своим обычным насмешливым тоном.
— Я, мой друг; по некоторым причинам, которые объясню вам после, я хочу остаться здесь всю ночь; замените, пожалуйста, меня при отрядах.
Капитан схватил его за руку и, заставив отойти дальше, к стене, едва слышно скороговоркой шепнул ему на ухо:
— Негодяй Клод Обрио вас выдал; совету все известно, кроме вашего имени; будьте только осторожны, и я за все отвечаю.
— Если так, мне остается только умереть! — с отчаянным жестом воскликнул граф.
— Это никогда не уйдет, — отвечал капитан со своей Л неизменной насмешливостью.
— О, если бы вы знали, друг мой!..
— Все знаю! — отрывисто проговорил капитан. — Что вы меня, за осла, что ли, считаете? До свидания! Мы играем последнюю партию, которую должны выиграть во что бы то ни стало.
— Что такое?
— Ничего, это я сам с собой по обыкновению разговариваю. Так вы остаетесь тут?
— Не тронусь с места.
— И прекрасно. Мне легче будет найти вас. Все к лучшему! Капитан ушел. Граф был сильно озадачен.
То, что он видел заставляло его очень крепко призадуматься. У Сент-Антоненских ворот стояли теперь вместо обыкновенного караула четыре роты полка д'Орваля, к которым беспрестанно присоединялись свежие отряды. Измена действительно стала известна, по-видимому, во всех подробностях, и меры были приняты отличные.
Пробило половину десятого; на валу явились несколько человек, направившихся к графу де Лерану. Когда они проходили ближе к Оливье, он разглядел, что это женщины, закутанные в плащи и капюшоны.
Граф де Леран, видимо, с нетерпением их ожидавший, бросился навстречу и очень почтительно раскланялся.
Оливье стал внимательно прислушиваться.
— Милый граф, — сказала дама, голос которой он не узнал (это была герцогиня де Роган), — у вас непростительные требования. В такую страшную погоду вы заставляете дам приходить к вам развеять вашу скуку!
— Герцогиня, — произнес он, — я в отчаянии от этого, но если бы вы знали, как горячо я люблю, вы, такая добрая, простили бы меня!
— Да, и пожалела бы вас, как ты думаешь, Жанна?
— Не будьте строги к бедному молодому человеку, милая Мари, — прозвучал нежный голос Жанны, — вы ведь знаете, что любовь — деспот, требующий повиновения.
Это были подлинные слова письма, которое так недавно читал Оливье; холодный пот выступил у него на лбу.
— О! — прошептал он.
— Жанна! Ты еще злее меня, — промолвила герцогиня, мило погрозив подруге. — Вы не должны бы так говорить; ведь любовные тайны не выдаются.
— О, простите, герцогиня! Я действительно виновата.
— Мне сегодня всем, кажется, приходится прощать! — весело заключила герцогиня. — Ну, миритесь же с этим красавцем, не спускающим с вас глаз, так как ведь от вас зависит его счастье.
Граф дю Люк с отчаянием опустил голову на руки. Он не знал, что и думать. Неужели же его жена была в одно время любовницей и де Рогана, и де Лерана?
Переломив себя, он поднял голову.
Де Леран стоял поодаль, оживленно разговаривая шепотом с мадам дю Люк, возле которой стояла другая дама, вероятно, камеристка, а герцогиня говорила с третьей дамой, тоже, по-видимому, горничной или компаньонкой.
Граф был, как в пытке.
Его жена, святая, чистая женщина, упала так низко!
Эта мысль сводила его с ума.
— О нет! — страдая и сам борясь с собой, решил он. — Этого быть не может! Это не та женщина, которую я так любил! О, прочь, прочь отсюда!
В эту самую минуту раздался залп из всех пушек на траншеях, захлопали выстрелы из ружей, послышались неистовые крики за стеной:
— В город! Да здравствует король!
— А! Значит, я могу честно умереть со шпагой в руке и своей кровью смыть позор! — вскричал, радостно улыбнувшись, граф и бросился туда, где шум был сильнее.
Со всех сторон горячо бились. Городские стены были ярко освещены огнем.
— Да здравствует де Роган и наши права! — кричали протестанты.
Де Леран смело бился на стене, поручив даму, с которой разговаривал, ее спутницам.
Но самая страшная свалка шла за стенами города. Оливье бросился вперед, захватив всех солдат, попадавшихся ему на дороге, и, велев отворить ворота, кинулся в битву с громким криком:
— Роган! Роган! Наши права!
Он вовремя подоспел: реформаты уже изнемогали. Неприятель, охваченный паническим страхом, стал отступать.
Граф принял тогда начальство над войсками и повернул обратно к городу.
В эту минуту примчалось во весь опор человек сто конных.
— Ну, слава Богу! — воскликнул их начальник. — Я поспел вовремя.
Граф узнал де Рогана.
Герцог соскочил с лошади и, обняв Оливье обеими руками за шею, почти насильно поцеловал.
— Вы всегда нас спасаете! Ах, благодарю, тысячу раз благодарю вас! Чем я могу вам за это отплатить?
— Тем, что сдержите данное обещание, герцог.
— Хорошо! Sang Dieu! — с лихорадочным оживлением произнес де Роган. — Пойдемте! Здесь нам больше нечего делать! Роялисты больше не вернутся.
Войдя в город, герцог пошел к валу.
— Куда же вы? — спросил граф.
— К мадам де Роган; они с мадам дю Люк и мадмуазель де Кастельно, моей приемной дочерью, ждут меня тут недалеко, у караула графа де Лерана. Пойдемте, пойдемте, граф!
— Что? Что вы хотите сказать?
— Пойдемте, говорю вам! Они взошли на вал.
Граф де Леран был слегка ранен, и это делало его счастливым. Он сидел на лафете пушки, и четыре дамы наперебой ухаживали за ним, перевязывая ему рану. За де Роганом и Оливье стояла толпа солдат. Одним словом, вал был заполнен народом.
— На одно слово, герцог, пожалуйста! — сказал граф дю Люк, взяв его за локоть. — Знакомо вам это письмо? — прибавил он, достав из кармана листок бумаги.
— Конечно, граф, — отвечал де Роган, взглянув на обрывок. — Я удивляюсь только, как оно к вам попало.
От множества факелов солдат на валу было светло, как днем.
— Мой паж нашел его у вашего посланного, герцог.
— То есть у одного из моих посланных, потому что я написал три таких письма и отправил с тремя разными курьерами. Это нехорошо с вашей стороны, граф; ведь это письмо к герцогине.
— К герцогине!
— Извините! — прозвучал чей-то насмешливый голос. — Но очаровательный паж, как видно, не отдал вам другую половину письма. Вот она!
Клер-де-Люнь подал графу листок, на оборотной стороне которого, кроме окончания текста, были приписаны следующие слова:
Мадам Мари де Бет юн, герцогине де Роган; курьеру, посланному с этим письмом, велено загнать лошадь, чтобы скорее поспеть в Монтобан; ему надо дать хорошее вознаграждение.
— А теперь, граф, — обратился к нему с улыбкой герцог, — чтобы у вас не оставалось больше ни малейшего сомнения насчет этого письма… Мари, дорогая моя! — он возвысил голос. — Придите-ка сюда, моя душечка!
— Ах, герцог! Милый герцог! — вскричала герцогиня, бросаясь к нему в объятия.
Де Роган крепко обнимал и целовал ее.
— Милая Мари, — спросил он, когда утихло первое волнение, — вы получили письмо, которое я написал вам несколько дней тому назад?
— Иначе разве я была бы здесь, милый Генрих!? — воскликнула она. — Ведь мы назначили свиданье на валу, чтобы скорей увидеться и чтобы вы скорей уверили этого сумасшедшего Гастона де Лерана в вашем согласии на его брак с Бланш!
— Да, душа моя. Сколько у вас дубликатов этого письма?
— Два, милый герцог. Третьего курьера убили или, вероятно, взяли в плен.
— Эти два дубликата, наверное, в вашем кошельке; дайте мне их, пожалуйста.
— О, герцог! — крикнул, протестуя, Оливье.
— Нет, нет, милый граф, мне непременно нужно убедить вас.
— Вот что его убедит лучше всего! — раздался суровый голос. — Надо покончить с этими низостями.
Капитан Ватан втащил за собой какое-то существо в мужском платье, но с лицом женщины.
— Граф дю Люк, вот ваш паж Клод Обрио! Узнаете?
Он грубо толкнул это существо — полумужчину-полуженщину, которое, пошатнувшись, остановилось в двух шагах от графа.
— О! — с ужасом и бешенством закричал Оливье. — Диана де Сент-Ирем? Возможно ли?
Девушка откинула голову и с презрением посмотрела на графа.
— Да, я Диана де Сент-Ирем, — произнесла она, — или ваш паж Клод Обрио. Теперь, когда все знают, что вы изменник, я могу умереть: я отомщена!
— Он изменник?! — вскричала Жанна, бросаясь к мужу. — Он, Оливье?! Ты лжешь, презренная! Он спас всех нас.
— Да, сударыня, — с достоинством подтвердил герцог, — мы обязаны ему тем, что королевские войска не вошли в город.
— О, графиня! — воскликнул Оливье, подойдя к Жанне. Она с улыбкой подала ему обе руки.
— Девушка, — сказал герцог, — все ваши козни, благодарение Богу, рушились. Вы не женщина, с вами и поступят не как с женщиной. Если знаете какую-нибудь молитву, читайте! Через час вы умрете!
— Герцог! — обратилась к нему Жанна, складывая руки и залившись слезами. — Будьте великодушны, прогоните эту презренную; она обличена и не может больше вредить.
— Графиня, ваша честь, честь вашего мужа и моя собственная требуют, чтобы она умерла!
— О, недоставало только сострадания этой дурочки! — со злой улыбкой прошипела Диана. — Да, я адское созданье, я хотела погубить всех вас, взведя на каждого небывалые клеветы… Это правда! Я все ставила на карту, чтобы выиграть, проиграла — и плачу. Но я не одна сойду в ад, из которого вышла!
Быстрее молнии выхватив спрятанный на груди кинжал, она кинулась на графа. Но капитан Ватан знал Диану и следил за ее движениями.
Он быстро загородил собой Оливье; удар достался ему прямо в грудь, но в то же время он разбил ей череп рукояткой кинжала.
Оба упали.
— О! — с бешенством крикнула Диана. — Всегда возле него, чтобы спасти его!
— Как ты, — с усилием проговорил капитан, — всегда была против него, ища его гибели!
— Возьмите эту тварь и сейчас же повесьте! — приказал герцог.
Пять минут спустя труп Дианы де Сент-Ирем качался на самой высокой башне Монтобана.
Капитан чувствовал, что силы быстро оставляют его и смерти приближается.
Оливье, Жанна, герцог и герцогиня плакали, стоя на коленях вокруг него.
— Э! — слабо прошептал он, стараясь улыбнуться. — Я умираю, как солдат, с оружием в руках. Благодарю Бога, что он послал мне такую прекрасную смерть! Будьте счастливы, дети, я очень любил вас!.. Фаншета, — едва внятно прибавил он, обращаясь к мадам Грипнар, — поклянись мне… что она никогда не узнает… никогда… слышишь?., что я был ее отец!
Поднявшись вдруг, он сел, обвел всех каким-то странным взглядом и громко, ясно воззвал:
— В дорогу! Бьют сбор!
И упал навзничь. Все засуетились около него, но все было напрасно. Капитан Ватан умер.
Попытка роялистов овладеть Монтобаном, задуманная Дианой де Сент-Ирем, оказалась последней.
Как известно, заразные болезни подкосили армию коннетабля, он принужден был снять осаду, с реформатами заключили мир.
Через десять дней после снятия осады граф Гастон обвенчался с Бланш.
Граф дю Люк излечился от своей ревности, как говорят мемуары, послужившие источником нашего романа.
Странная вещь! Клер-де-Люнь, вернувшийся в Париж и продолжавший свои скабрезные операции, не был повешен!
Дубль-Эпе женился. Клер-де-Люнь отказался от звания начальника Тунеядцев Нового моста, переехал к своему бывшему адъютанту и нянчился с его детьми, которым, вероятно, внушил некоторые из прекрасных правил, руководивших им всю жизнь.