Эмар Густав. Закон Линча

   — Да услышит вас Бог, друг мой. Я отдал бы жизнь, чтобы отомстить этому чудовищу.
   — Скоро, могу вас уверить, он будет в нашей власти.
   В это мгновение Курумилла положил свою руку на плечо Валентина.
   — В чем дело, вождь? — спросил тот.
   — Слушайте, — произнес индеец.
   Охотники стали прислушиваться. Вскоре они услышали отдаленные крики, которые понемногу приближались и наконец превратились в ужасный рев.
   — Что бы это могло быть? — спросил Валентин в недоумении.
   Крики все усиливались. Странный свет озарил лес и вспугнул его пернатых обитателей.
   — Внимание! — произнес охотник. — Постараемся узнать, в чем дело.
   Недолго находились они в неизвестности. Валентин вдруг перестал прятаться и испустил долгий шипящий звук, в ответ на который снизу опять послышался рев.
   — В чем же дело? — спросил дон Мигель.
   — Это Единорог! — отвечал Валентин.

ГЛАВА XXXIV. Хитрость против хитрости

   Бегство Натана было обнаружено случайно.
   Команчи, как и остальные индейские племена, не имеют ночных патрулей, выдуманных цивилизованными народами и в прериях вовсе неизвестных. По всей вероятности, индейцы только утром заметили бы исчезновение пленника.
   Натан рассчитывал именно на это. Он слишком хорошо знал обычаи индейцев, чтобы ошибиться в это отношении. Но он упустил из виду ненависть, этого бдительного часового, которого ничто не может усыпить.
   Около часа спустя после бегства сына скваттера Белая Газель, проснувшись то ли от холода, то ли, что еще вероятнее, от желания удостовериться, что пленник лишен возможности бежать, пробралась через весь лагерь, перешагивая через спящих воинов и с трудом ориентируясь во мраке, так как уже почти все костры погасли. Движимая каким-то инстинктом, она скоро добралась до того дерева, к которому был привязан пленник.
   Но около дерева никого не было. Веревки, которыми был связан Натан, валялись на земле.
   Белая Газель на мгновение оцепенела от неожиданности.
   — О! — прошептала она в ярости. — Это семья дьяволов! Но как мог он убежать? Как удалось ему это?
   Она внимательно осмотрелась.
   — Эти негодяи спокойно спят, — сказала она, увидев двух воинов, распростертых на земле, — а тот, каждое движение которого они должны были караулить, теперь уже далеко и смеется над ними.
   Она с презрением толкнула ближайшего воина ногой.
   — Проклятые собаки! — крикнула она. — Проснитесь. Пленник убежал!
   Но воины не пошевельнулись.
   — Что это значит? — прошептала она.
   Нагнувшись к одному из воинов, она поняла все.
   — Он убил их! — воскликнула она в ужасе и побежала через весь лагерь к громким криком:
   — К оружию! Пленник убежал!
   Все моментально пришло в движение. Единорог одним из первых схватился за оружие и бросился к ней, спрашивая, что означают ее крики.
   В нескольких словах Белая Газель объяснила ему, в чем дело, и Единорог, взбешенный еще больше, чем она, разбудил воинов и разослал их во все стороны в погоню за Натаном.
   Но мы знаем уже, что пока сыну скваттера нечего было опасаться погони.
   Это удивительное бегство человека, сумевшего уйти из лагеря никем не замеченным, было так необыкновенно, что команчи, суеверные, как и все дикари, недалеки были от мысли об участии в этом злого духа.
   В лагере, между тем, царил переполох. Индейцы бесцельно носились туда и сюда, потрясая горящими факелами. Освещенный круг все расширялся, и многие воины уже углубились в чащу леса.
   Вдруг послышался шипящий звук.
   Все моментально остановились.
   Единорог испустил резкий возглас, последняя нота которого была подхвачена и повторена всеми его воинами.
   — Что это значит? — спросила Белая Газель.
   — Это Кутонепи, мой брат, — коротко ответил Единорог, повторяя сигнал.
   — Поспешим ему навстречу, — воскликнула молодая девушка.
   — Хорошо, — согласился вождь, и они устремились вперед, сопровождаемые десятком воинов.
   Через несколько мгновений они были около того дерева, на котором находились Валентин и его товарищи.
   Охотник увидел их и позвал.
   — Где вы? — спросил Единорог.
   — Мы здесь, на дереве. Остановитесь и взгляните, — крикнул Валентин.
   Индейцы с удивлением подняли головы.
   — О-о-а! — воскликнул Единорог. — Что позабыл там мой брат?
   — Сейчас скажу, но помогите мне сперва спуститься вниз, а то так неудобно разговаривать.
   — Хорошо, я жду моего брата.
   Валентин привязал к ветке свое лассо и собрался уже спуститься вниз, но Курумилла внезапно положил ему на плечо руку.
   — Что вы хотите, вождь? — спросил его охотник.
   — Мой брат спускается? — произнес Курумилла.
   — Как видите, — отвечал охотник.
   Курумилла с недовольным видом покачал головой.
   — А Красный Кедр? — произнес он.
   — Canarios! — воскликнул охотник, хлопнув себя по лбу. — Я об этом и не подумал. Честно слово, вождь, вы бесценный человек, ничто от вас не ускользнет.
   С этими словами Валентин приложил обе руки ко рту наподобие трубы и крикнул вниз:
   — Вождь!
   — Чего желает мой брат? — спросил снизу Единорог.
   — Поднимайтесь сюда.
   — Хорошо.
   Единорог ухватился за лассо и, пользуясь одними руками, взобрался на ту ветвь, на которой находились Валентин и Курумилла.
   — Вот и я, — сказал он.
   — По какому случаю охотитесь вы в лесу в такое позднее время? — спросил его охотник.
   Единорог в нескольких словах рассказал Валентину обо всем, что произошло.
   Выслушав его, Валентин нахмурил брови. Затем он, в свою очередь, сообщил индейцу все, что сделал.
   — Это очень важно, — сказал Единорог, задумчиво покачав головой.
   — Да, — произнес Валентин. — Очевидно, что те, кого мы ищем, находятся недалеко отсюда и, может быть, даже слышат нас.
   — Возможно, — согласился Единорог, — но что можем мы сделать в такой темноте?
   — Постараемся не уступать им в хитрости. Сколько у вас внизу воинов?
   — Десять, кажется.
   — Хорошо. Есть между ними такие, на которых можно положиться?
   — Положиться можно на всех, — с гордостью ответил вождь.
   — Я говорю не об их храбрости, а об их опытности.
   — Ага! Со мной Паук.
   — Вот это дело. Он заменит нас с теми воинами, которых вы ему дадите под команду, и отрежет здесь отступление, а я с товарищами последую за вами. Мне бы хотелось осмотреть то место, где находился ваш пленник.
   Все было устроено так, как посоветовал Валентин.
   Паук с десятью воинами устроился на ветвях, а Валентин с товарищами собрался следовать за Единорогом в лагерь.
   Но и на этот раз Курумилла воспротивился.
   — Зачем спускаться? — сказал он.
   Валентин настолько привык к краткости выражений своего товарища, что понимал его с полуслова.
   — Это верно, — сказал он Единорогу, — оправимся в лагерь по деревьям. Курумилла прав, и если Красный Кедр скрывается поблизости, то мы его обнаружим.
   Команчский вождь склонил голову в знак согласия, и они отправились в путь.
   Идти пришлось недолго.
   Не прошло и получаса, как Курумилла, шедший впереди, остановился и издал глухой звук.
   Охотники подняли головы ив нескольких метрах над собой увидели большую черную массу, беспечно покачивающуюся на ветви.
   — Что это? — спросил Валентин.
   — Медведь, — отвечал Курумилла.
   — В самом деле, — сказал дон Пабло, — это великолепный черный медведь.
   — Подстрелим-ка его, — сказал дон Мигель.
   — Нет, нет, — воскликнул дон Пабло, — звук выстрела и огонь выдадут наше присутствие тем, которого мы ищем!
   — А мне очень хотелось бы завладеть им, — произнес Валентин, — хотя бы ради его шкуры.
   — Нет, — возразил молчавший до тех пор Единорог, — медведи — наши добрые родственники.
   — Тогда другое дело, — произнес охотник, с трудом скрывая насмешливую улыбку.
   Коренные обитатели прерий, как мы, кажется, уже говорили, чрезвычайно суеверны. Между прочим, они верят, что произошли от тех или иных животных, которых они поэтому почитают как родственников, что, впрочем, не мешает им иногда убить подобного «родственника», если их побуждает к тому голод. Но в таком случае они предварительно просят у такого «родственника» прощения и объясняют ему, что только нужда заставляет их поступить с ним так не по-родственному.
   Единорог не имел в настоящее время недостатка в припасах, так как в лагере они были в изобилии. Поэтому он обошелся со своим мохнатым «родственником» крайне почтительно.
   Он поклонился ему и несколько минут говорил ему разные приветствия. Но медведь не обратил на все это никакого внимания и продолжал покачиваться на ветви.
   Тогда Единорог, немного обиженный таким невниманием, откланялся медведю и продолжал путь.
   Несколько минут все шли молча.
   — Не знаю почему, — сказал вдруг Валентин, обращаясь к Единорогу, — но мне вдруг очень захотелось завладеть шкурой этого вашего «кузена».
   — О-о-а! — произнес Единорог. — У нас в лагере достаточно мяса бизонов.
   — Я знаю, — возразил охотник, — но дело не в том.
   — В чем же?
   — Этот медведь показался мне подозрительным — он точно ненастоящий.
   — Мой брат шутит?
   — Нет, вождь, честное слово, я не шучу. Я хотел бы даже возвратиться, чтобы удостовериться.
   — Значит, мой брат принимает Единорога за ребенка, который не умеет различать животных? — заносчиво произнес индейский вождь.
   — Боже меня сохрани от этого! Я знаю, что вы опытный воин, вождь, но и самый мудрый человека может иногда ошибаться.
   — О-о-а! Что же предлагает мой брат?
   — Хотите, чтобы я откровенно высказал свое мнение?
   — Да, пусть мой брат говорит. Он великий охотник, его мудрость беспредельна.
   — Нет, я далеко не таков, но я тщательно изучал обычаи зверей.
   — И что же? — заметил дон Мигель. — Вы думаете, что этот медведь…
   — Или Красный Кедр, или один из его сыновей, — досказал Валентин.
   — Почему вы так думаете?
   — Во-первых, в это время звери уходят на водопой. Но предположим, что этот медведь уже напился, — разве вы не знаете, что все животные бегут от человека. Тем более должен был спасаться бегством этот медведь, которого должны были напугать внезапный свет и крики, а он, между тем, преспокойно качался на ветви, да еще на такой тонкой, какой умный медведь никогда не доверится. Вот почему чем больше я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что это был не медведь, а человек.
   Все охотники и сам Единорог, внимательно слушавший Валентина, были поражены правильностью его замечаний. Теперь в их памяти всплыла масса подробностей, на которые они до тех пор не обращали внимания.
   — Это похоже на правду, — сказал дон Мигель, — и я готов вам поверить.
   — Вы понимаете сами, — продолжал Валентин, — что в такую темную ночь и на таком расстоянии вождь легко мог ошибиться, несмотря на всю свою опытность. Мы сделали большую ошибку, что удалились, не удостоверившись в справедливости моих подозрений.
   — Да, — произнес Единорог, — мой брат прав. Он очень мудр.
   — Теперь слишком поздно возвращаться, он успел, наверное, убежать, — произнес Валентин задумчиво. — Но где же Курумилла? — спросил он, оглядываясь.
   В ту же минуту охотники услышали невдалеке от себя треск ветвей и сдавленный крик.
   — О-о! — произнес Валентин. — Что могло случиться?
   В это мгновение послышался крик сороки.
   — Это сигнал Курумиллы, — сказал Валентин, — что ему надо?
   — Вернемся и узнаем, — произнес дон Мигель.
   — Неужели же вы думали, что я покину так своего товарища? — воскликнул Валентин.
   Все поспешно двинулись в обратный путь и через несколько мгновений увидели Курумиллу, удобно расположившегося на толстом суку и беззвучно смеющегося.
   Смех Курумиллы, да еще в такое неподходящее время, показался Валентину вещью настолько странной, что он готов был подумать, не сошел ли его друг с ума.
   — Почему вы так смеетесь, вождь? — спросил он, осматриваясь кругом. — Я не прочь последовать вашему примеру, если вы объясните мне причину вашего смеха.
   — Курумилла доволен, — отвечал индеец, продолжая смеяться.
   — Я вижу это, — сказал Валентин, — но чем же вождь так доволен?
   — Курумилла убил медведя.
   — Ах вот что! — произнес Валентин с удивлением.
   — Пусть мой брат посмотрит — вон там «родственник» Единорога.
   Единорог сделал недовольный жест.
   Валентин и его друзья посмотрели вниз, куда показывал Курумилла.
   Лассо индейца одним концом было привязано к ветви, на которой они находились, а на другом, спущенном вниз, качалась черная бесформенная масса.
   Это был труп медведя.
   Курумилла во время разговора Единорога с «родственником» внимательно следил за движениями медведя, и они показались ему, как и Валентину, неестественными. Решив удостовериться, он дал товарищам уйти, привязал затем лассо к ветви и, когда медведь, ничего не подозревая, начал спускаться, ловко накинул ему на шею петлю. От неожиданности медведь поскользнулся, потерял равновесие и полетел вниз, но, не долетев до земли, повис в петле, стянувшей ему горло.
   Теперь охотники общими усилиями постарались втащить его наверх, и через несколько мгновений труп медведя лежал перед ними.
   Валентин поспешно наклонился к нему, но тотчас же выпрямился.
   — Я так и знал! — воскликнул он и пнул голову медведя ногой.
   Голова отделилась от туловища и полетела вниз, а под ней обнаружилось страшно исказившееся лицо Натана.
   — Натан?! — воскликнули охотники в один голос.
   — Да, старший сын Красного Кедра, — сказал Валентин.
   — Один! — мрачно произнес дон Мигель.
   Бедному Натану не повезло с переодеванием: в первый раз его чуть не сожгли живьем, а во второй — он удавился.

ГЛАВА XXXV. Охота продолжается

   Охотники несколько минут стояли молча, вперив взоры в труп врага.
   Первым пришел в себя Единорог, который был особенно зол на Натана за ту штуку, которую сыграл с ним сын Красного Кедра, нарядившись медведем. Единорог вынул нож и, ни слова не говоря, молниеносно снял скальп с убитого.
   — Теперь его лживый язык никого уже не обманет, — произнес он, деловито прикрепляя кровавый трофей к своему поясу.
   Валентин, между тем, был погружен в размышления.
   — Что нам теперь делать? — спросил дон Мигель.
   — Конечно, немедленно броситься в погоню за Красным Кедром! — воскликнул дон Пабло.
   — Что скажет мой брат? — спросил Единорог, почтительно обращаясь к Валентину.
   Охотник поднял голову.
   — На сегодняшнюю ночь достаточно, — сказал он. — Этому человеку поручено было отвлечь нас, чтобы его друзья могли скрыться. Стараться догнать их теперь было бы безумием: они слишком далеко успели уйти вперед. Кроме того, теперь очень темно. Оставим караульных на их местах, а завтра соберем совет и решим, что нам делать.
   Все согласились с этим мнением и отправились в обратный путь к лагерю.
   Сойдя на землю, Единорог дотронулся до плеча Валентина.
   — Я желаю сказать кое-что моему брату, — произнес он.
   — Я слушаю, — отвечал охотник, — голос моего брата для меня — музыка, которая меня всегда радует.
   — Мой брат обрадуется еще больше, когда узнает, что я хочу сообщить ему.
   — Какие же вести сообщит вождь?
   — Солнечный Луч явилась сегодня вечером в лагерь.
   Валентин вздрогнул.
   — Одна? — спросил он поспешно.
   — Одна она не посмела бы явиться, — возразил вождь не без гордости.
   — Это верно. Но что же моя мать?..
   — Мать охотника здесь. Я уступил ей свой вигвам.
   — Благодарю, вождь! — воскликнул охотник с чувством. — Вы мне настоящий брат.
   — Великий белый охотник — сын нашего племени и брат нам всем.
   — О, моя мать! Моя добрая мать! Как она явилась сюда? Бегу к ней!
   — Вот она, — произнес Курумилла.
   Индеец при первых словах Единорога отправился за матерью охотника, зная, как это обрадует его друга.
   — Сын мой! — воскликнула старушка, сжимая Валентина в объятиях.
   Когда первое волнение от неожиданной встречи улеглось, Валентин взял свою мать под руку и бережно отвел ее обратно в вигвам.
   — Вы неосторожны, матушка, — сказал он тоном упрека. — Зачем вы покинули селение? Время теперь холодное, вы не знаете здешнего климата. Ваше здоровье и так слабо, и вы должны беречь его, хотя бы ради меня. Что будет со мной, если с вами что-нибудь случится?
   — Как я счастлива, дорогое дитя мое, что ты меня так любишь! То, что я чувствую теперь, вполне вознаграждает меня за страдания, перенесенные в твое отсутствие. Но предоставь мне делать так, как я хочу. В мои годы нельзя быть уверенной в завтрашнем дне, и теперь я не оставлю тебя, чтобы хоть умереть на твоих руках.
   Валентин внимательно посмотрел на свою мать. Ее последние слова поразили его в самое сердце. Он был, кроме того, встревожен выражением ее лица, которое осунулось до неузнаваемости.
   Мать охотника заметила впечатление, произведенное ею на сына, и грустно улыбнулась.
   — Ты видишь сам, — произнесла она, — что я не долго буду тебе в тягость. Скоро Господь призовет меня к себе.
   — О, не говорите этого, матушка! Отгоните эти мысли. Я надеюсь, что мы с вами проведем вместе еще много дней.
   Старушка покачала головой.
   — Не обманывай себя, сын мой, — сказала она. — Будь мужчиной и приготовься к близкой и неизбежной разлуке, но только обещай мне одно.
   — Говорите, матушка.
   — Что бы ни случилось, поклянись не оставлять меня.
   — Матушка, — произнес он, колеблясь.
   — Что, ты отказываешь мне? — воскликнула она с горестью.
   Валентин почувствовал, как его сердце сжалось. Он не в силах был противиться.
   — Хорошо, — прошептал он со слезами в голосе, — раз вы этого требуете, то будьте спокойны. Клянусь вам, что мы не будем больше разлучаться.
   Луч радости осветил бледное лицо старушки.
   — Будь благословен, сын мой, — сказал она. — Ты делаешь меня счастливой, согласившись на мою просьбу.
   — Да, если вы этого хотите, то я исполню вашу волю, и пусть Бог не накажет меня за то, что я повинуюсь вам. А теперь позвольте и мне, в свою очередь, попросить вас.
   — Что ты хочешь?
   — Я хочу, чтобы вы немедленно пошли отдохнуть от усталости и всех тревог этого дня.
   — А ты, дитя мое?
   — Я тоже пойду спать, матушка. Завтра опять предстоит тяжелый день.
   Старушка нежно обняла своего сына и улеглась на постель, которую позаботилась приготовить для нее Солнечный Луч.
   Валентин вышел из вигвама и направился к своим друзьям, которые отдыхали вокруг костра.
   Но вместо того, чтобы лечь, охотник подбросил в огонь еще хворосту, опустился на землю и, прислонившись спиной к дереву, погрузился в глубокие размышления.
   Так провел он почти всю ночь. Костер начал уже снова гаснуть, когда охотник очнулся.
   — Надо все-таки поспать, — сказал он.
   С этими словами он завернулся в бизонью шкуру, лег и закрыл глаза.
   Но только он начал засыпать, как чья-то рука опустилась на его плечо и кто-то тихо окликнул его по имени.
   — Кто здесь? — спросил он.
   — Это я, Белая Газель.
   Действительно, около охотника стояла молодая девушка.
   Валентин тотчас же отбросил бизонью шкуру, встал и встряхнулся.
   — К вашим услугам, — сказал он. — Что вам угодно?
   — Я хочу посоветоваться с вами.
   — Говорите, я вас слушаю.
   — В эту ночь, в то время, как вы и Единорог искали Красного Кедра с одной стороны, мы с Черным Котом искали его с другой.
   — Ну и как, вы узнали, где он? — с живостью спросил охотник.
   — Нет, но я кое о чем подозреваю.
   Валентин бросил на нее пытливый взгляд, который она твердо выдержала.
   — Вы ведь знаете, что я теперь вам вполне предана, — сказала она.
   — Простите, я был неправ. Продолжайте, прошу вас.
   — Я ошиблась, сказав, что хочу с вами посоветоваться, — я хочу попросить вас.
   — Поверьте, что если это в моих силах, то я не замедлю исполнить вашу просьбу.
   Белая Газель какое-то мгновение колебалась. Затем, сделав над собой усилие, она продолжала решительно:
   — Лично вы не питаете ненависти к Красному Кедру?
   — Простите, Красный Кедр — негодяй, повергший в горе и слезы любимую мной семью. Он умертвил юную девушку, которая была мне очень дорога, и был причиной смерти моего друга.
   Белая Газель невольно сделала нетерпеливое движение.
   — Итак? — сказала она.
   — Если он попадется мне, я убью его без всякой жалости.
   — А между тем есть человек, который уже много лет ждет случая отомстить Красному Кедру.
   — О ком вы говорите?
   — О Сыне Крови.
   — Это верно. Он говорил мне, что ему надо свести счеты с этим бандитом.
   — Так вот, — продолжала она с живостью, — будьте добры, предоставьте моему дяде, я хочу сказать, Сыну Крови, завладеть Красным Кедром.
   — Почему вы просите об этом?
   — Потому что настало время.
   — Объяснитесь.
   — С тех пор как бандит углубился в горы, без надежды оттуда выбраться, дядя поручил мне просить вас, когда настанет время, уступить ему поимку бандита.
   — А если он его упустит? — сказал Валентин.
   — Этого не может случиться, — возразила она, — вы не знаете, что такое ненависть, которая длится двадцать лет.
   Она произнесла эти слова с таким выражением, что охотник, несмотря на всю свою твердость, вздрогнул.
   Белая Газель не спускала с него глаз, с тревогой следя за выражением его лица и стараясь угадать его решение.
   — Что же? — спросила она наконец.
   — Что надо сделать? — спросил он.
   — Предоставить мне действовать, окружить бандита так, чтобы он не мог проскользнуть, и ждать, ничего не предпринимая.
   — Долго ждать?
   — Дня два — три. Разве это много?
   — Нет, если только вы сдержите свое обещание.
   — Я сдержу его, или, точнее сказать, мой дядя сдержит его за меня.
   — Это одно и то же.
   — Тем лучше. Значит, вы согласны?
   — Еще одно слово.
   — Говорите.
   — Вы знаете, что мой друг дон Мигель перенес много горя из-за Красного Кедра?
   — Знаю.
   — Вы знаете, что этот негодяй убил его дочь?
   — Да, — произнесла она с дрожью в голосе, — я знаю это. Но положитесь на меня, дон Валентин. Клянусь вам, что дон Мигель будет отомщен так, как ему и не снилось.
   — Хорошо. Но если через три дня над злодеем не свершится правосудие, то я сам примусь за дело.
   — Благодарю, дон Валентин. Мой дядя рассчитывает на ваше слово. Теперь я отправляюсь.
   — Сейчас?
   — Сию минуту.
   — Куда?
   — К Сыну Крови, передать ему ваш ответ.
   Белая Газель вскочила на лошадь, которая была привязана к дереву в нескольких шагах от нее, и с места помчалась в галоп.
   — Странная особа! — прошептал Валентин и, заметив, что уже наступает утро, направился к вигваму Единорога, чтобы собрать совет.
   Как только охотник вошел в вигвам, дон Пабло, лежавший неподвижно и, по-видимому, спавший, поспешно поднялся.
   — Боже мой! — воскликнул он. — Как спасти несчастную Эллен? Если она попадет в руки этой фурии, то она погибла!
   Затем, подумав мгновение, он бегом бросился к вигваму Единорога. Как раз в эту минуту Валентин выходил оттуда.
   — Куда вы так бежите, мой друг? — спросил он дона Пабло.
   — Мне нужна лошадь, — отвечал мексиканец.
   — Лошадь? — произнес Валентин. — Для чего?
   Дон Пабло бросил на него странный взгляд.
   — Чтобы поехать к Сыну Крови, — ответил он решительно.
   Печальная улыбка появилась на губах француза. Он пожал руку молодого человека и произнес:
   — Бедное дитя!
   — Позвольте мне ехать, дон Валентин, прошу вас, — умоляюще произнес дон Пабло.
   Охотник отвязал лошадь, которая мирно паслась около вигвама.
   — Поезжайте, — сказал он с грустью, — поезжайте туда, куда влечет вас судьба.
   Молодой человек взволнованно поблагодарил его, вскочил на лошадь и, вонзив ей в бока шпоры, помчался во весь опор.
   Валентин долго провожал его взглядом, пока он не скрылся вдали. Затем он тяжело вздохнул и произнес вполголоса:
   — От так любит!.. Несчастный!
   После этого он направился в вигвам к своей матери, чтобы пожелать ей доброго утра.

ГЛАВА XXXVI. Последнее убежище

   Теперь мы должны возвратиться к Красному Кедру и его друзьям.
   Когда скваттер услышал дикие крики краснокожих и увидел сквозь листву красноватое пламя факелов, то в первую минуту решил, что они обнаружены и все погибло. В отчаянии он закрыл лицо руками и, наверное, свалился бы на землю, если бы брат Амбросио вовремя не удержал его.
   — Demonios! — воскликнул монах. — Будьте осторожнее, compadre, здесь нельзя так горячо жестикулировать.
   Но отчаяние скваттера уже почти прошло, и он произнес твердо:
   — Мы все-таки спасемся!
   — Прекрасно, compadre, вот это хорошо сказано! — воскликнул монах. — Однако надо действовать.
   — Вперед! — скомандовал скваттер.
   — Как вперед? — с удивлением произнес монах. — Ведь впереди лагерь краснокожих.
   — Вперед, говорю я вам.
   — Вперед, так вперед, и пусть спасет нас сам дьявол! — проворчал брат Амбросио.
   Скваттер уже бодро шел вперед.
   Вскоре они достигли того места, где Красный Кедр спустил вниз для Натана лассо и спас его.
   Скваттер раздвинул ветви и посмотрел вниз.