Густав Эмар
Закон Линча

   Враждебны, как нож и мясо.
Арабская поговорка


   Homo homini lupus est1.
Плавт

ГЛАВА I. Эллен и дон Пабло

   Около трех часов дня одинокий всадник, одетый в мексиканский костюм, мчался галопом по берегу затерявшейся среди лесов реки, одного из притоков Рио-Хилы, капризные извивы которой заставляли его делать бесчисленные повороты то в одну, то в другую сторону.
   Этот человек, все время не отнимавший руки от оружия и зорко смотревший вперед, чтобы быть наготове при всякой случайности, и движениями, и голосом погонял свою лошадь, как бы торопясь достигнуть конечной цели своей поездки.
   Дул сильный ветер, но тем не менее стоял тяжелый зной. Кузнечики, укрывшиеся в траве и листьях, нестройно стрекотали; птицы медленно описывали в вышине большие круги, временами испуская резкие крики; медно-красного цвета облака то и дело заслоняли собой солнце, лучи которого были слабы и бледны. Одним словом, все предвещало сильную грозу.
   Но путешественник, по-видимому, не замечал ничего. Склонившись к шее своего скакуна и устремив взор вперед, мчался он все быстрее и быстрее и даже не обратил внимания на первые тяжелые капли дождя и отдаленные глухие раскаты грома.
   Между тем этот человек мог бы, если бы пожелал, легко укрыться в густой чаще столетних деревьев девственного леса, мимо которого он ехал уже больше часа, и переждать там в полной безопасности даже самый сильный ураган. Но, очевидно, что-нибудь важное увлекало его вперед, ибо он все погонял лошадь и даже не позаботился оправить свой серапе, чтобы прикрыть им плечи от дождя. При каждом порыве ветра, со свистом проносившегося над его головой, он только поднимал руку, чтобы крепче надвинуть шляпу, повторяя прерывающимся голосом:
   — Adelante! Adelante! 2
   Река между тем все более сужалась, и наконец показалась сплошная непроходимая стена переплетающихся между собой кустарников и лиан, протянувшихся с одного берега на другой и скрывших реку.
   Достигнув этого места, всадник остановился.
   Он спешился, внимательно огляделся и, взяв лошадь под уздцы, отвел ее в кусты, совершенно скрывшие их обоих. Здесь он расседлал своего скакуна, чтобы тому удобнее было есть сочную траву, и привязал его длинным лассо к толстому пню, торчавшему из земли.
   — Оставайся здесь, Негро, — сказал он, слегка похлопав своего коня, — и не надо ржать, неприятель близко.
   Умное животное, казалось, понимало слова своего хозяина. Вытянув шею, оно терлось головой о его грудь.
   — Хорошо, хорошо, Негро, я скоро вернусь.
   Затем незнакомец вынул из седельной кобуры два пистолета, которые заткнул себе за пояс, вскинул на плечо карабин и большими шагами направился к реке. Не задумываясь, он углубился в кусты, окаймлявшие реку, и осторожно начал раздвигать ветви, то и дело преграждавшие ему путь.
   Достигнув воды, он на мгновение остановился, как бы прислушиваясь, нагнулся вперед, затем выпрямился и, прошептав: «Никого!.. Вперед!» — смело ступил на живой мост из переплетающихся лиан, протянувшийся с одного берега на другой. Мост заколыхался под ногами незнакомца, но тем не менее через несколько секунд тот был уже на другом берегу.
   Едва путник ступил на землю, как из чащи леса показалась девушка.
   — Наконец-то! — воскликнула она, быстро подбегая к нему. — А я уже боялась, что вы не придете, дон Пабло.
   — Эллен! — отвечал молодой человек, с любовью глядя на девушку. — Только смерть могла бы задержать меня.
   Это был дон Пабло Сарате, а молодая девушка — Эллен, дочь Красного Кедра.
   — Пойдемте, — проговорила девушка.
   Мексиканец последовал за нею.
   Так шли они несколько минут, не произнося ни слова.
   Выйдя из кустарников, окаймлявших реку, они увидели недалеко впереди жалкую одинокую хижину, прислоненную к скале.
   — Вот мое жилище, — произнесла молодая девушка с грустной улыбкой.
   Дон Пабло вздохнул, но не сказал ничего.
   Они продолжали путь вперед и вскоре вошли в хижину.
   — Садитесь, дон Пабло, — проговорила молодая девушка, указывая на бутаку 3, на которую гость тотчас же опустился, — я одна, отец и оба брата ушли сегодня еще до рассвета,
   — Вы не боитесь, — заметил дон Пабло, — оставаться одна здесь, в глуши, среди бесчисленных опасностей, без надежды на помощь?
   — Что же делать? Да и разве я уже не привыкла к такой жизни?
   — Ваш отец часто так удаляется?
   — Это длится всего несколько дней. Я не знаю, что его тревожит, но и он, и братья кажутся печальными и озабоченными. Они уходят, по-видимому, очень далеко, и когда возвращаются, изнемогая от усталости, то разговаривают со мной очень сурово и мало.
   — Бедное дитя! — произнес дон Пабло. — Я могу назвать вам причину их дальних и продолжительных отлучек.
   — Неужели вы думаете, что я еще не отгадала ее? — возразила она. — Нет, нет, горизонт слишком потемнел вокруг, чтобы я не чувствовала бури, собирающейся на нас обрушиться. Но, — продолжала она с усилием, — поговорим о нашем деле, мгновения драгоценны. Что сделали вы?
   — Ничего, — с унынием отвечал молодой человек. — Все мои поиски были тщетны.
   — Странно, — прошептала девушка. — Не могла же эта шкатулка пропасть.
   — В этом я убежден так же, как и вы. Но в чьи же руки она попала? Вот что я хотел бы знать.
   Молодая девушка задумалась.
   — Когда вы заметили ее исчезновение? — спросил минуту спустя дон Пабло.
   — Всего несколько мгновений спустя после смерти Гарри. Напуганная шумом битвы и грохотом землетрясения, я почти лишилась рассудка, но все же припоминаю одно обстоятельство, которое может навести нас на верный путь.
   — Говорите, Эллен, говорите! Что бы ни пришлось сделать, я готов.
   Девушка несколько мгновений смотрела на него с некоторой нерешительностью. Затем она наклонилась к нему, взяла его за руку и произнесла голосом, нежным как пение птицы:
   — Дон Пабло, нам необходимо прямо и откровенно объясниться!
   — Я не понимаю вас, Эллен, — пробормотал молодой человек, опуская глаза.
   — Нет, — возразила она, грустно улыбнувшись, — вы меня понимаете, дон Пабло. Но так и быть, если вы делаете вид, что не знаете, о чем я говорю, то я выражусь так, чтобы между нами не было никаких недоразумений.
   — Говорите, Эллен. Хоть я и не подозреваю, о чем идет речь, но предчувствую какое-то несчастье.
   — Да, — подтвердила она, — вы правы: несчастье заключается именно в том, о чем я собираюсь вам сказать, если только вы не обещаете оказать мне услугу, о которой я вас умоляю.
   Дон Пабло поднялся.
   — Зачем притворяться дальше? Если я не могу добиться того, чтобы вы отказались от своего плана, то объяснение, которого вы от меня просите, совершенно бесполезно. Неужели вы думаете, — продолжал он, нервно шагая из угла в угол, — что я не рассматривал тысячу раз со всех сторон то странное положение, в котором мы находимся? Судьба свела нас посредством одной из тех случайностей, которых не может предусмотреть никакая мудрость человеческая. Я вас люблю, Эллен, люблю всеми силами души, вас, дочь врага моей семьи, руки которого еще обагрены кровью моей сестры, убитой им без малейшего содрогания, самым низким образом! Я знаю это, я дрожу при мысли о моей любви, которая в глазах предубежденного света может показаться чудовищной! Что бы вы мне ни сказали, все это я уже не раз говорил себе сам. Но роковая сила несет меня по этой наклонной плоскости. Воля, разум, решимость — все разбивается перед надеждой увидеть вас на одну минуту, обменяться с вами несколькими словами! Я люблю вас, Эллен, люблю так сильно, что готов ради вас пренебречь родными, друзьями, отказаться от всего! Меня попытаются заставить отказаться от этой любви, но я не в силах буду этого сделать.
   Молодой человек произнес эти слова задыхающимся голосом, как человек, решение которого бесповоротно.
   Эллен опустила голову, и две слезы медленно скатились по ее побледневшим щекам.
   — Вы плачете! — воскликнул он. — Боже мой! Неужели я ошибся и вы меня не любите?
   — Люблю ли я вас, дон Пабло? — отвечала она с глубоким чувством. — Да, я вас люблю более, чем самое себя. Но, увы! — эта любовь будет нашей гибелью. Непреодолимая преграда разделяет нас.
   — Может быть! — воскликнул он с горестью. — Нет, Эллен, вы ошибаетесь, вы не дочь, вы не можете быть дочерью Красного Кедра. О-о! Эта шкатулка, эта проклятая шкатулка! Я отдал бы половину отпущенной мне жизни, чтобы найти его. В этой шкатулке, я убежден, находятся те доказательства, которые я ищу.
   — Зачем убаюкивать себя напрасной надеждой, дон Пабло? Я сама слишком легко поверила словам, без всякой связи произнесенным скваттером и его женой. Воспоминания моего детства обманули меня, это более чем верно. В этом я убеждена теперь, и это всем подтверждается. Я действительно дочь этого человека.
   Дон Пабло гневно топнул ногой.
   — Пустяки! — воскликнул он. — Это невозможно, коршун не вьет гнезда вместе с голубкой, и демоны не могут создавать ангелов! Нет! Этот злодей не отец вам!.. Слушайте, Эллен. Я не имею никаких доказательств — наоборот, по-видимому, всё должно убеждать меня, что я ошибаюсь, все доказательства всецело против меня, но, каким бы безумством это ни казалось, я уверен, что прав и что сердце не обманывает меня, подсказывая, что этот человек для вас чужой.
   Эллен вздохнула.
   Дон Пабло продолжал:
   — Эллен, мне уже пора покинуть вас. Оставаться с вами дольше значило бы подвергать вас опасности. Дайте же мне те указания, которых я жду.
   — Для чего? — прошептала она с унынием. — Ведь шкатулка пропала.
   — Я не согласен с вами — наоборот, я думаю, что она попала в руки человека, который намерен извлечь из этого пользу для себя. Как именно — я не знаю, но я узнаю, будьте уверены в этом.
   — Если вы требуете, то слушайте, дон Пабло, — хотя то, что я скажу вам, сущие пустяки.
   — Самого слабого света будет для меня достаточно, чтобы выбраться на верный путь и помочь найти то, что я ищу.
   — На то воля Божья! — со вздохом произнесла она. — Вот что я могу сообщить вам… и то я не могу быть уверена, что не ошиблась, ибо в то мгновение я была так потрясена, что не знаю наверное, видела ли я это, или мне только показалось.
   — Что же это, наконец?.. — с нетерпением произнес молодой человек.
   — Когда Гарри упал, пораженный пулей, и корчился в последних конвульсиях, около него было только два человека: один, тоже раненый, ранчеро Андрес Гарот, и другой, который поспешно наклонился над телом и, по-видимому, что-то искал в его одежде…
   — Кто же был этот второй?
   — Брат Амбросио! Мне даже помнится, что он удалился от несчастного охотника с плохо скрываемой радостью и пряча за пазуху какую-то вещь, которой я не могла разглядеть.
   — Нет никакого сомнения в том, что именно он завладел шкатулкой.
   — Вероятно, но я не могу утверждать этого: я была в то время, повторяю вам, друг мой, в таком состоянии, что почти не сознавала, что делается вокруг меня.
   — Но, — произнес дон Пабло, следуя за своей мыслью, — что стало с братом Амбросио затем?
   — Не знаю. После землетрясения мой отец и его товарищи бросились в разные стороны, ища спасения в бегстве. Отец более чем кто-либо должен был желать скрыть свои следы. Монах покинул нас почти немедленно, а после этого я его уже не видела.
   — Красный Кедр не говорил об этом при вас?
   — Никогда.
   — Странно! Все равно, клянусь вам, Эллен, что я отыщу его, хотя бы мне пришлось спуститься в самый ад! Это он, этот негодяй, завладел шкатулкой.
   — Дон Пабло, — сказала девушка, поднимаясь, — солнце скоро сядет, и мой отец и братья не замедлят вернуться. Нам пора расставаться.
   — Вы правы, Эллен, я ухожу.
   — Прощайте, дон Пабло, гроза собирается. Кто знает, доберетесь ли вы целым и невредимым до стоянки ваших друзей!
   — Надеюсь, Эллен, но если вы говорите мне «прощайте», то я вам говорю «до свиданья». Верьте мне, дорогое дитя, надейтесь на Бога. Он один читает в сердцах, и если Он допустил, чтобы мы любили друг друга, то, значит, эта любовь принесет нам счастье.
   В это мгновение молния пронзила облака, и раздался оглушительный удар грома.
   — Буря! — воскликнула молодая девушка. — Ступайте, ступайте, ради Неба!
   — До свиданья, моя дорогая, до свиданья! — крикнул молодой человек, бросаясь вон из хижины. — Надейтесь на Бога!
   — Боже мой! — воскликнула Эллен, опускаясь на колени. — Сделай так, чтобы мой предчувствия не обманули меня, иначе я умру от отчаяния!

ГЛАВА II. В хижине

   После отъезда дона Пабло молодая девушка долгое время была погружена в раздумья, не обращая никакого внимания на яростный рев бури и завывания ветра, каждый порыв которого сотрясал всю хижину до основания, угрожая снести ее.
   Эллен думала о своем разговоре с мексиканцем. Будущее представлялось ей мрачным, темным и исполненным горя.
   Несмотря на все, что сказал ей молодой человек, надежда не проникала в ее сердце, и она чувствовала, что ее помимо воли влечет к краю пропасти, в которую она неминуемо должна будет упасть. Все говорило ей, что близка какая-то катастрофа, что высшее правосудие поразит ужасным и неотвратимым ударом человека, преступления которого переполнили чашу терпения Божьего.
   Около полуночи послышался постепенно приближающийся топот лошадиных копыт, и вскоре несколько всадников остановились перед хижиной.
   Эллен зажгла факел и отворила дверь.
   Вошли три человека.
   Это были Красный Кедр и два его сына, Натан и Сеттер.
   Прошел уже целый месяц, как в действиях и разговорах скваттера произошла большая перемена.
   Этот грубый человек, тонкие губы которого всегда были сложены в ироническую улыбку, из уст которого вылетали только насмешливые и грубые слова, который думал только об убийствах и грабежах и не знал никогда угрызений совести, — этот человек с некоторого времени стал печален и угрюм. Его, казалось, пожирало скрытое беспокойство. Иногда, думая, что никто на него не смотрит, он бросал на девушку долгие внимательные взгляды и глубоко вздыхал, грустно опустив голову.
   Эллен заметила эту перемену, которую она не знала чему приписать и которая только увеличивала ее беспокойство, ибо для того, чтобы такой энергичный и закаленный человек, каким был Красный Кедр, так сильно переживал, необходимы были серьезные причины.
   Но какие же это могли быть причины? Вот чего тщетно доискивалась Эллен — и никак не могла узнать.
   Скваттер, насколько позволяло ему его дикое воспитание, был всегда сравнительно добр к дочери, обращаясь с ней как можно ласковей и стараясь смягчить суровый тон своего голоса каждый раз, когда заговаривал с ней.
   Но с тех пор как в нем произошла описанная перемена, ласка его превратилась в настоящую нежность.
   Он окружил молодую девушку заботами, стараясь доставить ей все возможные при данных обстоятельствах радости и тысячи тех безделиц, которые так нравятся женщинам и которые почти невозможно достать в глуши, вследствие чего безделицы эти имеют в их глазах двойную цену.
   Он был счастлив, когда видел на губах бедного ребенка легкую улыбку, и с беспокойством наблюдал за девушкой, когда ее бледность и покрасневшие глаза говорили ему о бессоннице и слезах, пролитых в его отсутствие.
   Этот человек, в котором, казалось, умерло всякое нежное чувство, вдруг узнал, что его сердце наполнилось новым чувством, о существовании которого он и не подозревал, а именно святым чувством отцовской любви.
   В этом чувстве такого кровожадного человека, каким был Красный Кедр, к нежной и робкой девушке было одновременно что-то и возвышенное, и страшное.
   Сами ласки, которые он расточал, напоминали о ласках хищного зверя. Это была странная смесь материнской нежности и ревности тигра.
   Красный Кедр жил теперь только своей дочерью и ради нее. Вместе с нежным чувством в нем вдруг заговорил стыд. Продолжая вести жизнь бандита, он притворялся перед Эллен, делая вид, что совершенно отказался от этой жизни и занимается охотой.
   Но девушку было не так-то легко провести.
   Он, впрочем, не замечал этого. Всецело поглощенный любовью, он оставался совершенно равнодушным ко всему остальному.
   Скваттер и его сыновья были печальны и, по-видимому, чем-то озабочены, когда вошли в хижину.
   Не произнеся ни одного слова, все сели.
   Эллен поспешила выставить на стол еду, которую она приготовила в их отсутствие.
   — Ужин готов, — сказала она.
   Трое мужчин молча приблизились к столу.
   — А ты не будешь есть с нами, дитя мое? — спросил Красный Кедр.
   — Я не голодна, — ответила девушка.
   Скваттер и оба молодых человека принялись за еду.
   — Гм! — произнес Натан. — На Эллен трудно угодить, она предпочитает мексиканскую кухню нашей.
   Эллен покраснела, но промолчала.
   Красный Кедр гневно ударил кулаком по столу.
   — Замолчи! — закричал он. — Что тебе за дело, ест ли твоя сестра или нет? Я думаю, что она вольна делать все что ей угодно.
   — Я и не отрицаю этого, — проворчал Натан, — но только она, кажется, нарочно не ест с нами.
   — Ты, сын волчицы! Повторяю тебе, что твоя сестра здесь хозяйка и никто не имеет права делать ей замечания.
   Натан злобно опустил голову и продолжал есть молча.
   — Подойди сюда, дитя мое, — обратился Красный Кедр к дочери, стараясь придать своему грубому голосу нежность. — Подойди сюда, я дам тебе маленькую безделушку, которую принес.
   Молодая девушка приблизилась.
   Красный Кедр вытащил из-за пазухи золотые часы на длинной цепочке.
   — Вот, — сказал он, надевая часы на шею дочери, — я знаю, что тебе уже давно хочется иметь часы, поэтому я и купил их у путешественников, которых мы встретили в прерии.
   Произнеся эти слова, скваттер против воли покраснел, ибо он лгал: часы были сняты с трупа женщины, убитой им при нападении на один караван.
   Эллен заметила краску, проступившую на лице отца.
   Она сняла с себя часы и молча возвратила их Красному Кедру.
   — Что ты делаешь, дитя мое? — сказал он, удивленный этим неожиданным для него отказом. — Отчего не хочешь ты взять эту вещицу, которую, повторяю тебе, я раздобыл специально для тебя?
   Девушка в упор посмотрела на отца и твердо ответила:
   — Потому что на этих часах кровь, потому что они результат воровства, а может быть, и убийства!
   Скваттер побледнел. Он машинально взглянул на часы: действительно, пятнышко крови виднелось на крышке.
   Натан грубо и задорно расхохотался.
   — Браво! — воскликнул он. — Великолепно! Малютка сразу отгадала, честное слово!
   Красный Кедр, опустивший голову, услышав упрек от дочери, при этих словах вскочил как ужаленный.
   — А-а! Я предупреждал тебя, чтобы ты молчал! — заревел он яростно и, выхватив из-под себя бутаку, запустил ей в голову сына.
   Тот ловко увернулся от удара и выхватил нож.
   Драка была неминуема.
   Сеттер, прислонившись к стене, со скрещенными на груди руками и с трубкой в зубах, с иронической улыбкой собирался быть зрителем на предстоящей битве.
   Эллен решительно бросилась между скваттером и его сыном.
   — Остановитесь! — закричала она. — Ради Неба, остановитесь! Как, Натан, осмеливаешься ты угрожать отцу, а вы отец, как вы не боитесь поразить своего первенца?
   — Пусть черт свернет шею моему отцу! — отвечал Натан. — Он считает меня, кажется, ребенком! Или он думает, что я согласен выносить его постоянные придирки? Ну нет, мы бандиты, и наше правда заключается в нашей силе, другого мы не знаем. Пусть отец извинится, и тогда увидим, могу ли я его простить.
   — Просить у тебя прощения, щенок? — воскликнул скваттер, и прыгнув как тигр, в одно мгновение очутился около сына и, схватив его за горло, подмял под себя.
   — Ага! — проревел он, придавливая коленом грудь побежденного. — Старый лев еще силен. Твоя жизнь в моих руках. Ну, что теперь скажешь? Будешь ты еще шутить со мной?
   Натан побагровел и извивался как змея, тщетно стараясь вырваться из рук отца.
   Наконец он осознал свое бессилие и признал себя побежденным.
   — Хорошо, — сказал он, — вы сильнее меня и можете меня убить.
   — Нет, — воскликнула Эллен, — этого не будет! Встаньте, отец, и отпустите Натана. А ты, брат, отдай мне свой нож! Допустимы ли подобные драки между отцом и сыном!
   Она нагнулась и подняла оружие, выскользнувшее из рук юноши во время борьбы.
   Красный Кедр встал и выпрямился.
   — Пусть это послужит тебе уроком, — сказал он сыну, — и научит тебя впредь быть осторожнее.
   Молодой человек, ошеломленный и сконфуженный падением, ни слова не говоря, сел на скамью.
   Скваттер обратился к дочери и вторично предложил ей часы.
   — Так берешь? — спросил он ее.
   — Нет, — решительно отвечала она.
   — Хорошо!
   Без видимых признаков гнева он бросил часы на пол и, наступив на них каблуком, раздавил вдребезги.
   Ужин кончился без всяких происшествий.
   Мужчины жадно ели, не произнося ни слова, а Эллен также молча прислуживала.
   Когда все закурили трубки, молодая девушка хотела удалиться в маленькую комнатку, служившую ей спальней.
   — Подожди, дитя мое, — остановил ее Красный Кедр, — мне надо поговорить с тобой.
   Эллен вернулась и в ожидании села в углу хижины.
   Трое мужчин еще долго молча курили.
   Снаружи продолжала бушевать буря.
   Наконец молодые люди вытряхнули из трубок пепел и встали.
   — Итак, — сказал Натан, — это решено?
   — Решено, — ответил Красный Кедр.
   — В котором часу они явятся за нами? — спросил Сеттер.
   — За час до восхода солнца.
   — Хорошо.
   Братья улеглись на полу, закутались в медвежьи шкуры и вскоре заснули.
   Красный Кедр еще некоторое время оставался погруженным в размышления.
   Эллен сидела не шевелясь.
   Наконец он поднял голову.
   — Подойди ко мне, дитя мое, — сказал он.
   Эллен подошла и остановилась перед отцом.
   — Сядь рядом со мной.
   — К чему? Говорите, отец мой, я слушаю вас, — возразила девушка.
   Скваттер, видимо, затруднялся, не зная, с чего начать разговор. Наконец, после нескольких секунд колебания, он произнес:
   — Ты страдаешь, Эллен.
   Молодая девушка грустно улыбнулась.
   — Неужели вы только сегодня заметили это, отец мой? — возразила она.
   — Нет, дочь моя. Твоя печаль уже давно обратила на себя мое внимание. Ты не создана для жизни в прерии.
   — Это правда, — коротко ответила Эллен.
   — Мы скоро покинем прерию, — продолжал Красный Кедр.
   Эллен от неожиданности вздрогнула.
   — Когда? — спросила она.
   — Сегодня же. Через несколько часов мы отправимся в путь.
   Девушка посмотрела на отца.
   — Итак, — сказала она, — мы приблизимся к цивилизованной стране?
   — Да, — произнес он с волнением.
   Эллен снова грустно улыбнулась.
   — Зачем вы обманываете меня, отец? — сказала она.
   — Что ты хочешь этим сказать? — воскликнул он. — Я не понимаю тебя.
   — Напротив, вы отлично меня понимаете, и, право, лучше было бы откровенно сообщить мне о ваших планах, чем стараться обмануть меня с непонятной для меня целью. Увы, — продолжала она вздохнув, — разве я не дочь ваша и не должна стойко переносить последствия той жизни, которую вы себе избрали?
   Скваттер нахмурил брови.
   — Мне кажется, что в твоих словах таится порицание, — сказал он. — Жизнь только начинается для тебя, как же можешь ты судить о действиях человека взрослого!
   — Я не сужу, отец мой. Как вы говорите, жизнь едва открывается передо мною, но как ни мало прожила я, она была для меня одним нескончаемым рядом страданий.
   — Это правда, бедное дитя мое, — тихо произнес скваттер. — Прости меня, я так хотел бы видеть тебя счастливой! Увы! Бог не благословил моих усилий, хотя все, что я делаю, я делаю только для тебя.
   — Не говорите этого, отец мой, — с живостью воскликнула Эллен, — не делайте меня своей сообщницей, ответственной за ваши преступления, которые я ненавижу, а то я буду желать себе смерти!
   — Эллен, Эллен! Ты не поняла того, что я сказал. У меня никогда не было намерения… — произнес он в замешательстве.
   — Покончим с этим, — возразила она, — мы отправляемся, не так ли? Наше убежище открыто и мы должны бежать — не это ли вы хотели сообщить мне?
   — Да, — произнес он, — именно это. Хотя я не могу понять, откуда ты узнала.
   — Это не так важно, отец. В какую же сторону мы отправимся?
   — Первоначально мы углубимся в земли команчей.
   — Для того, чтобы наши преследователи потеряли след?
   — Да, для этого… и еще кое для чего, — прибавил он тихо.
   Но несмотря на это, Эллен услыхала.
   — Для чего же еще? — спросила она.
   — Это тебя не касается, дитя мое. Это уж мое дело.
   — Вы ошибаетесь, отец. Раз я становлюсь вашей сообщницей, я должна знать все, — произнесла она с твердостью. — Кто знает, может быть, я дам вам хороший совет.
   — Я обойдусь и без него.
   — Одно только слово.
   — Говори.
   — У вас много врагов, отец мой?
   — К сожалению, да, — сказал он беспечно.
   — Кто же те, которые заставили вас бежать сегодня?
   — Самый неумолимый из всех.
   — А!
   — Да, дон Мигель Сарате.
   — Это тот, чью дочь вы так подло умертвили?
   Красный Кедр гневно стукнул кулаком.