Эмар Густав. Закон Линча

   Это открытие подействовало на молодую девушку как удар грома. Она поняла, что теперь ей не вывести из заблуждения того, кого она хотела спасти, и не убедить его в своей невиновности ввиду столь очевидного доказательства ее коварства.
   Она в изнеможении опустилась на землю у ног молодого человека.
   — О! — с отвращением произнес он. — Эта несчастная — мой злой гений!
   С этими словами он сделал движение, собираясь удалиться.
   — Одну минуту! — воскликнул Валентин, удерживая его. — Этого нельзя так оставить. Покончим раз и навсегда с этой тварью, пока она не позвала своих сообщников, чтобы предать нас.
   С этими словами он выхватил пистолет и хладнокровно приставил его дуло к виску молодой девушки, которая даже не шелохнулась, чтобы спастись.
   Но дон Пабло схватил Валентина за руку.
   — Валентин, друг мой, что хотите вы сделать?
   — Это правда, — сказал охотник, — я не опозорю себя перед смертью убийством этой несчастной.
   — Вот это правильно, брат! — воскликнул дон Пабло, бросив презрительный взгляд на Белую Газель, которая напрасно умоляла его. — Такие мужчины, как мы, не убивают женщин. Оставим эту несчастную и постараемся подороже продать нашу жизнь.
   — О-о! Смерть, может быть, и не так близка к нам, как вы думаете. Что касается меня, то я еще не потерял надежды выбраться из этой ловушки.
   Они тщательно осмотрелись кругом.
   Мрак почти рассеялся. Солнце, еще невидимое, уже окрасило небо в розоватые тона.
   Далеко вокруг, насколько можно было видеть, равнина была занята многочисленными отрядами индейцев.
   Оба поняли, что им остается очень мало шансов вернуться в укрепления. Но так как они привыкли к опасностям, то не пали духом перед лицом почти неизбежной гибели.
   Пожав друг другу в последний раз руки, они мужественно двинулись вперед, навстречу опасности.
   — Остановитесь, ради всего святого! — воскликнула молодая девушка, на коленях подползая к дону Пабло.
   — Оставьте меня! — воскликнул он. — Дайте нам спокойно умереть!
   — Я не хочу, чтобы вы умерли! — с раздирающим душу криком произнесла она. — Повторяю вас, что я хочу вас спасти, если только вы согласны.
   — Спасти нас? Один Бог может сделать это, — печально произнес молодой человек. — Радуйтесь тому, что мы не захотели обагрить своих рук вашей нечистой кровью, и не надоедайте нам больше.
   — О, значит, ничто не может убедить вас? — сказал она в отчаянии.
   — Ничто, — отвечал мексиканец.
   — Ах! — радостно воскликнула она. — Я придумала!.. Следуйте за мной, и вы вернетесь к своим товарищам!
   Дон Пабло, который уже отошел на несколько шагов, в нерешительности остановился.
   — Чего вы боитесь? — продолжала она. — Ведь вы всегда можете убить меня, если я вас обману. Что для меня смерть, если только я спасу вас!
   — В самом деле, — заметил Валентин, — она права. Хуже для нас, во всяком случае, не будет. Кто знает, может быть, она говорит правду.
   — Да, да! — с мольбой воскликнула девушка. — Доверьтесь мне!
   — Что же, попробуем, — сказал Валентин.
   — Идите вперед, — лаконично приказал дон Пабло, — мы пойдем за вами.
   — О, благодарю, благодарю! — воскликнула девушка, покрывая поцелуями и слезами руку молодого человека, которую тот напрасно старался вырвать. — Вы увидите, что я спасу вас!
   — Странное создание! — пробормотал охотник. — Черт ее разберет, может быть, она и выполнит то, о чем говорит.
   — Может быть, — согласился дон Пабло, грустно покачав головой, — но положение наше все-таки совсем плохое, мой друг.
   — Умирают только один раз, в конце концов! — философски заметил охотник, вскидывая ружье на плечо. — Мне очень хотелось бы, однако, знать, чем все это для нас кончится.
   — Пойдемте! — сказала мексиканка.

ГЛАВА Х. Военная хитрость

   Все трое, не говоря ни слова, начали медленно спускаться с холма, прячась в высокой траве и принимая все меры предосторожности, чтобы не быть замеченными или выслеженными индейскими разведчиками. Эти разведчики были рассыпаны вокруг в большом количестве, чтобы следить за передвижениями бледнолицых, которые могли явиться на помощь осажденным. Белая Газель бодро и уверенно шла впереди охотников, озираясь во все стороны, иногда останавливаясь, чтобы прислушаться к малейшему подозрительному шуму в чаще. Затем, успокоившись, она снова продолжала путь, бросив своим спутниками ободряющую улыбку.
   — Попались! — внезапно произнес Валентин, со смехом опуская приклад ружья на землю. — Малютка оказалась хитрее, чем я думал.
   Оба внезапно увидели, что окружены большой толпой индейцев.
   Дон Пабло не сказал ни слова. Он только смотрел на мексиканку, которая продолжала улыбаться.
   — Что ж, — философски произнес про себя француз, — я всегда сумею уложить человек семь или восемь, а там и умереть не страшно.
   Вполне успокоенный этим утешительным размышлением, он пришел опять в хорошее расположение духа и начал с любопытством осматриваться.
   Оказалось, что они окружены военным отрядом Черного Кота.
   Вскоре и сам старый вождь подошел к охотнику.
   — Мой брат дорогой гость среди своих краснокожих друзей Бизонов, — с благородством сказал он.
   — Зачем насмехаться, вождь? — возразил Валентин. — Я ваш пленник. Делайте со мной что вам будет угодно.
   — Черный Кот не смеется. Великий бледнолицый охотник не пленник, а друг. Пусть он приказывает, и Черный Кот исполнит его приказания.
   — Что означают эти слова? — с удивлением воскликнул француз. — Разве вы явились сюда не для того, чтобы овладеть мною и моими друзьями, как и все остальные ваши соплеменники?
   — Таково, действительно, было мое намерение, когда я несколько дней тому назад оставил свое селение. Но чувства мои изменились с тех пор, как мой брат спас мне жизнь. Он уже мог заметить это. Если же я пришел сюда, то не для того, чтобы сражаться с ним, а чтобы спасти его и его друзей. Пусть же мой брат доверится мне — мое племя будет повиноваться ему, как мне самому.
   Валентин подумал одно мгновение и затем пристально посмотрел на вождя.
   — А что потребует Черный Кот в награду за помощь, которую он хочет оказать мне? — спросил он.
   — Ничего. Бледнолицый охотник — мой брат. Если нам удастся наш план, то он может поступить по своему желанию.
   — Прекрасно. Все к лучшему, — сказал француз и, обратившись к девушке, добавил: — Я ошибся, сеньорита, будьте добры принять мои извинения.
   Белая Газель вспыхнула от счастья при этих словах охотника.
   — Итак, — продолжал Валентин, снова обращаясь к индейскому вождю, — я могу вполне располагать вашими молодыми воинами?
   — Вполне.
   — И они будут повиноваться мне?
   — Я сказал уже: как мне самому.
   — Прекрасно! — воскликнул охотник, лицо которого осветилось радостью. — Сколько у вас воинов?
   Черный Кот десять раз поднял руки, растопырив все пальцы.
   — Сто? — сказал Валентин.
   — Да, — отвечал вождь, — и еще восемь.
   — Но остальные племена гораздо многочисленнее, чем ваше?
   — Они составляют войско, которое в двадцать два и семь раз многочисленнее моего отряда.
   — Гм! Это много, не считая еще и бандитов.
   — О-о-а! Длинных Ножей с востока там в три раза больше, чем у меня пальцев на обеих руках.
   — Я опасаюсь, — заметил дон Пабло, — что в конце концов мы будем раздавлены численностью врагов.
   — Может быть, — ответил Валентин, задумавшись. — А где Красный Кедр?
   — Красный Кедр со своими сыновьями присоединился к отряду Станапата.
   В эту минуту на равнине раздался громкий боевой клич апачей.
   Вслед за тем загремел оглушительный залп, и холм Бешеного Бизона окутался дымом и огнем.
   Сражение началось.
   Индейцы отважно шли на приступ. Апачи двигались к холму, не переставая стрелять из ружей и пускать тучи стрел в своих невидимых врагов.
   В том месте, где цепь холмов подходит к Рио-Хиле, виднелись вновь прибывающие отряды апачей.
   Они мчались в галоп группами от трех до двадцати человек. Их лошади были покрыты пеной, из чего можно было заключить, что они прибыли издалека.
   Апачи были одеты в лучшие одежды, покрыты украшениями и оружием, с колчанами и луками за спиной и с ружьями в руках. Головы их были украшены перьями, преимущественно орлиными, белыми и черными, причем у некоторых одно перо спускалось на спину. Все они сидели на хороших лошадях, покрытых попонами из шкуры пантеры, на красной шерстяной подкладке, а сами имели на плечах волчьи шкуры.
   Все это придавало им величественный вид, поражающий воображение и наводящий страх.
   Многие их них с песнями и криками немедленно перевалили через гряду холмов, погоняя усталых лошадей, чтобы поскорее вступить в бой.
   Около палисадов происходило, по-видимому, самое ожесточенное сражение.
   Оба мексиканца и Курумилла, прикрытые ретраншементами, отвечали убийственным огнем на залпы апачей, ободряя друг друга и решив умереть с оружием в руках.
   Уже на равнине тут и там валялись многочисленные трупы, метались лошади без седоков, и стоны раненых сливались с вызывающими криками осаждающих.
   Валентин и дон Пабло в несколько секунд уяснили положение дел.
   — Что же, вождь, — с живостью сказал охотник, — мы должны присоединиться к нашим друзьям. Помогите нам, иначе они погибнут.
   — Хорошо, — отвечал Черный Кот, — пусть бледнолицый охотник поместится со своим другом в середине моего отряда. Через несколько секунд он будет на холме. Главное, пусть белые вожди предоставят мне действовать.
   — Отлично, действуйте! Я вполне полагаюсь на вас.
   Черный Кот тихо произнес несколько слов, обращаясь к сопровождавшим его воинам. Те немедленно сгруппировались вокруг обоих охотников, совершенно скрыв их.
   — О-о! — с беспокойством произнес дон Пабло. — Что они делают, мой друг?
   Валентин улыбнулся и взял его за руку.
   — Я отгадал намерение вождя, — сказал он. — Он употребит единственное возможное для прорыва средство. Не беспокойтесь, все идет к лучшему.
   Черный Кот стал, между тем, во главе отряда и подал знак.
   Воздух огласился пронзительными криками. Это был боевой клич племени Бизонов.
   Индейцы, увлекая за собой обоих белых, стремительно понеслись к холму.
   Валентин и дон Пабло еще не успели дать себе отчета в том, что произошло, как уже были около своих друзей, между тем как воины Черного Кота подобно лавине понеслись вниз, делая вид, что охвачены паническим страхом.
   Но битва еще не кончилась.
   Индейцы Станапата, подобно тиграм, с диким ревом наседали на палисады и падали десятками, но не отступали ни на шаг.
   Если бы бой продолжался при таких условиях еще некоторое время, то он кончился бы роковым для белых образом, так как силы их уже истощались.
   Станапат и Красный Кедр понимали это, а потому удвоили усилия, чтобы сломить сопротивление врагов.
   Вдруг, в ту минуту, когда апачи сделали последнюю попытку и с яростью кинулись на белых, раздался боевой крик племени корасов, сопровождаемый ружейными выстрелами. Не ожидавшие этого апачи заколебались.
   Красный Кедр с проклятием посмотрел вокруг себя.
   Боевой клич команчей раздавался в тылу у осаждающих.
   — Вперед! Вперед, несмотря ни на что! — проревел Красный Кедр и, сопровождаемый сыновьями и несколькими союзниками, ринулся к холму.
   Но обстановка вдруг резко изменилась.
   Черный Кот, увидав, что к его друзьям явилась помощь, присоединился к Единорогу, и их объединенные силы напали на апачей с фланга, между тем как Моокапек во главе двухсот отборных воинов своего племени атаковал их с тыла.
   Неприятель дружно обратился в бегство, и вскоре Красный Кедр остался только с несколькими союзниками.
   Толпа воинов вокруг все более и более теснила их.
   Из осаждающих они превратились в осажденных. Необходимо было на что-нибудь решиться, так как еще несколько секунд, и путь к отступлению был бы отрезан.
   — Ура! — крикнул Красный Кедр, размахивая прикладом как дубиной. — Смерть этим собакам! Возьмем их скальпы!
   — Возьмем их скальпы! — повторили его союзники и, последовав его примеру, стали пробиваться сквозь стену врагов, медленно приближаясь к реке.
   Вдруг какой-то воин бросился к Красному Кедру.
   Это был Моокапек.
   — Вот тебе мой скальп! — крикнул он. — Бледнолицая собака! — и индеец взмахнул топором.
   — Благодарю! — отвечал Красный Кедр, отражая удар.
   Тогда Орлиное Перо прыгнул вперед, как гиена, и прежде чем противник успел защититься, вонзил ему нож в бедро.
   Красный Кедр яростно заревел, почувствовав, что ранен. Выхватив одной рукой нож, он другой рукой схватил противника за горло.
   Последний понял, что погиб. Клинок сверкнул над его головой и по рукоять вошел в его грудь.
   — Ага! — произнес Красный Кедр, отпуская врага, который упал на землю. — Я думаю, что на этот раз наши счеты сведены.
   — Нет еще! — с торжествующим смехом воскликнул индеец и, сделав последнее усилие, выстрелил в бандита почти в упор.
   Красный Кедр выпустил поводья и упал возле индейца.
   — Я умираю отомщенным! — прошептал Орлиное Перо, корчась в последних конвульсиях.
   — Я еще жив! — возразил Красный Кедр, поднявшись на одно колено и опуская тяжелый приклад на голову врага. — Еще можно спастись!
   Плечо его было раздроблено пулей, но при помощи друзей, которые не отступили ни на один шаг, он снова сел на лошадь.
   Натан и Сеттер привязали его к седлу.
   — Назад! Назад! — крикнул он. — Или мы погибнем! Спасайся, кто может! Каждый сам по себе!
   Бандиты исполнили его приказание и бросились врассыпную, преследуемые команчами и корасами.
   Однако одним из них удалось достигнуть девственного леса, в котором они и скрылись, другим — берега реки, через которую они переправились вплавь.
   Красный Кедр был в числе первых. Валентин и его друзья, как только заметили, что, благодаря столь счастливо явившейся к ним помощи, победа склонилась на их сторону, немедленно покинули холм Бешеного Бизона и быстро спустились на равнину с намерением захватить в плен Красного Кедра.
   К несчастью, они явились слишком поздно и могли только увидеть, как он скрылся вдали.
   Тем не менее неожиданный успех битвы оказал им неизмеримую услугу, так как благодаря ему не только они вышли из крайне затруднительного положения, но и был уничтожен союз Indios Bravos, которые, устрашенные огромными потерями, понесенными при осаде, без сомнения, не будут больше вмешиваться в раздоры белых.
   Что касается Красного Кедра, то его шайка была рассеяна и почти уничтожена, а он один, притом тяжело раненый, не мог внушать опасений.
   Поимка этого человека, вынужденного отныне бродить по прерии, подобно хищному зверю, сделалось только вопросом времени.
   Станапат с несколькими своими воинами также спасся, и никто не знал, в какую сторону он удалился.
   Три соединившихся отряда победителей разбили лагерь на поле битвы.
   По своему обычаю, индейцы прежде всего оскальпировали трупы своих врагов.
   Странное дело, победители не захватили ни одного пленного.
   Битва была такая ожесточенная, что каждый, кто принимал в ней участие, старался убить как можно больше врагов, не думая о взятии их в плен.
   Тело Моокапека было с почетом поднято и погребено на холме Бешеного Бизона, рядом с могилой страшного вождя, который сам избрал это место для своего захоронения.
   Солнце уже садилось, когда были отданы последние почести павшим в бою воинам племени команчей и племени корасов.
   Затем запылали огни совета.
   Когда все уселись вокруг них и трубки мира прошли по полному кругу, Валентин встал, чтобы сказать речь.
   — Вожди, — сказал он, — я и мои друзья благодарим вас за ваши старания освободить прерии Дикого Запада от бандита, который так долго опустошал их. Нашей целью было не одно только мщение, но и дело человеколюбия: этот негодяй позорит имя человека и расу, к которой он принадлежит. Не много же у него остается товарищей из той многочисленной шайки, которая его сопровождала. Этой шайки бандитов, наводившей страх на прерии, больше не существует, а скоро и глава ее, в этом я уверен, попадет в наши руки. Будьте готовы, когда понадобится, прийти к нам на помощь, как вы сделали это сегодня, а пока возвращайтесь в ваши селения. Знайте, что где бы мы ни находились, мы будем помнить об услугах, оказанных нам, и вы всегда можете рассчитывать на нас, как мы всегда и везде рассчитываем на вас.
   Произнеся эту речь, на которую индейцы ответили одобрительными возгласами, Валентин снова сел.
   Наступило продолжительное молчание, в течение которого индейцы сосредоточенно курили свои трубки.
   Первым заговорил Черный Кот.
   — Пусть мои братья слушают, — сказал он. — Слова, которыми полна моя грудь, внушены мне Владыкой Жизни. Облако, омрачавшее мой дух, рассеялось, когда мои братья корасы и команчи, эти два храбрых племени, дали мне место, на которое я теперь имею право, у своих огней совета. Единорог — мудрый вождь, и его дружба для меня драгоценна. Я надеюсь, что Владыка Жизни никогда не допустит, чтобы между мною и им — так же, как между моими и его воинами, — возникло в течение тысячи и пятидесяти месяцев, считая от сегодняшнего дня, малейшее недоразумение, которое могло бы нарушить доброе согласие, царящее в настоящее время.
   Единорог вынул изо рта свою трубку, с улыбкой поклонился Черному Коту и ответил:
   — Мой брат Черный Кот хорошо говорил. Мое сердце дрожало от радости, слушая его. Почему бы нам не быть друзьями? Разве прерия не достаточно велика и просторна для нас? Разве бизоны в ней не достаточно многочисленны? Пусть мои братья слушают. Я тщетно ищу вокруг себя топор войны — он так глубоко вошел в землю, что даже дети внуков наших детей никогда не отроют его.
   После этого другими вождями было произнесено еще несколько речей. Самое доброе согласие не переставало царить между союзными племенами.
   На рассвете вожди расстались самым сердечным образом, направившись каждый к своему селению.
   Валентин, Курумилла, генерал Ибаньес, дон Пабло и дон Мигель остались одни.
   Белая Газель стояла в нескольких шагах от них, в задумчивости прислонившись к стволу дерева.

ГЛАВА XI. В лесной глуши

   Красный Кедр, между тем, все мчался и мчался вперед, уносимый с поля битвы бешено скакавшей лошадью, которой он был не в силах управлять. Он пребывал почти в бессознательном состоянии.
   Этот человек, до тех пор такой твердый и энергичный, был теперь совершенно беспомощен. Потеря крови и бешеная скачка лишили его сознания. Если бы он не был так крепко привязан к седлу, то давно свалился бы с лошади.
   Руки его безжизненно повисли вдоль тела, туловище наклонилось к шее лошади, глаза были наполовину закрыты. Он не осознавал того, что произошло с ним, и не трудился даже припоминать. Он видел, как справа и слева проносились мимо него кусты, деревья и скалы, но ничего не понимал.
   Тем временем приближалась ночь.
   Лошадь продолжала бешено мчаться, перепрыгивая через встречавшиеся препятствия, преследуемая стаей воющих койотов и тщетно стараясь освободиться от ноши.
   Наконец она споткнулась и упала вместе с бесчувственным седоком, испуская жалобное ржанье.
   До этого момента Красный Кедр все-таки сознавал еще, что он жив, но когда его лошадь упала, он на мгновение почувствовал жестокую боль в голове и, прошептав последнее проклятие, потерял сознание.
   Он не мог сказать, сколько времени продолжался его обморок.
   Когда он под влиянием какого-то странного ощущения открыл глаза, то увидел над собой сквозь листву деревьев ярко сверкающее солнце и услышал радостное щебетание птиц.
   Красный Кедр с облегчением вздохнул и отуманенным взором посмотрел вокруг. В нескольких шагах от него лежала его павшая лошадь.
   Сам он сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева. Склонившись над ним, на коленях стояла Эллен и робко следила за тем, как он возвращается к жизни.
   — О-о-х! О-о-х! — пробормотал бандит слабым голосом. — Значит, я еще жив!
   — Да, благодарение Богу, отец мой, — тихо прошептала Эллен.
   Бандит посмотрел на нее.
   — Бог! — прошептал он. — Бог! — повторил он громче с насмешливой улыбкой.
   — Это Он спас вас, отец мой, — сказала молодая девушка.
   — Дитя, — прошептал Красный Кедр, положив руку ей на голову. — Бог — это только слово. Никогда больше не говори мне о нем.
   Она опустила голову.
   К раненому, между тем, вместе с ощущением жизни вернулась и боль.
   — О, как я страдаю! — произнес он.
   — Вы опасно ранены, отец мой. Увы! Я сделала все что могла, чтобы облегчить ваши страдания, но я — несчастная, ничего не знающая девушка, и очень возможно, что все мои старания вовсе не то, что вам надо.
   Красный Кедр повернул к ней свое бледное лицо, и нежность мелькнула в его потухшем взоре.
   — Значит, ты все-таки любишь меня? — спросил он.
   — Разве это не моя обязанность, отец?
   Бандит ничего не ответил, и только обычная насмешливая улыбка искривила его посиневшие губы.
   — Я давно искала вас, отец, и лишь случайно нашла в эту ночь.
   — Да, ты хорошая дочь, Эллен. Теперь у меня нет никого, кроме тебя. Я не знаю, что сталось с моими сыновьями, — продолжал он с внезапной яростью, — это все проклятый брат Амбросио, он один виноват во всем. Если бы не он, то я до сих пор находился бы в окрестностях Пасо-дель-Норте, в лесах, где чувствовал себя полновластным хозяином.
   — Не думайте больше об этом, отец мой, ваше состояние требует полного спокойствия. Постарайтесь поспать несколько часов, это принесет вам пользу.
   — Поспать! — произнес бандит. — Разве я могу спать? О нет, нет! — продолжал он с отвращением. — Я хочу бодрствовать. Когда глаза мои смыкаются, то я вижу… Нет, нет, только бы не заснуть!..
   Он замолчал.
   Эллен с жалостью и ужасом смотрела на него.
   Бандит, обессиленный потерей крови и лихорадкой, вызванной ранами, чувствовал в себе незнакомое ему до сих пор ощущение — ему было страшно.
   Может быть, его мучили угрызения совести за содеянные им преступления.
   Долгое время длилось молчание.
   Эллен, не спуская глаз, следила за каждым движением отца, который вследствие лихорадки периодически впадал в забытье, но порой начинал дрожать и, произнося какие-то невнятные слова, бросал вокруг себя испуганные взоры.
   К вечеру бандит почувствовал себя лучше и раскрыл глаза, взгляд которых был теперь уже не таким блуждающим. Речь также стала менее отрывистой.
   — Благодарю, дитя мое. — произнес он, — ты доброе существо. А где мы находимся?
   — Я не знаю, отец мой, этот лес кажется мне бесконечным. Повторяю, это Бог привел меня к вам.
   — Нет, нет, ты ошибаешься, Эллен, — отвечал он со своей обычной насмешливой улыбкой, — не Бог привел тебя сюда, а демон, который боялся потерять такого преданного друга, как я.
   — Не говорите так, отец мой, — с грустью сказала девушка. — Наступает ночь, и скоро нас окутает мрак. Позвольте мне помолиться Богу, чтобы Он отвел опасности, которые могут нам угрожать в темноте.
   — Дитя, неужели тебе так страшно провести ночь в лесу, тебе, жизнь которой все время протекала в лесной глуши? Разведи костер из сухих сучьев, чтобы отогнать хищных зверей, и положи возле меня мои пистолеты. Эти предосторожности, поверь мне, гораздо действеннее всех твоих молитв.
   — Не богохульствуйте, отец мой, — с живостью возразила молодая девушка. — Вы ранены и почти умираете, я слаба и не в состоянии защитить вас. Наша жизнь в руках Того, Чье могущество вы напрасно отрицаете. Он один, если пожелает, может спасти нас.
   Бандит разразился деланным смехом.
   — Пусть Он тогда сделает это, — воскликнул он, — и я поверю в Него!
   — Отец мой, ради самого Неба, не говорите так, — с отчаянием прошептала девушка.
   — Делай то, что я говорю, глупая девчонка, — грубо перебил ее скваттер, — и оставь меня в покое.
   Эллен отвернулась, чтобы утереть выступившие у нее на глазах слезы, и с грустью поднялась, не смея ослушаться отца.
   Красный Кедр не спускал с нее глаз.
   — Ну, полно, глупенькая, — сказал он с насмешкой, — утешься, я не хотел тебя обидеть.
   Молодая девушка собрала целую груду сухих веток и разложила костер. Скоро высокие огненные языки начали подниматься к небу.
   Затем она вынула из седельных кобур еще заряженные пистолеты скваттера, положила их у него под рукой и сама присела рядом.
   Красный Кедр довольно усмехнулся.
   — Вот, — сказал он, — теперь нам нечего больше бояться. Пусть явятся хищные звери, мы сумеем их встретить. Пока мы можем быть спокойны, а завтра увидим, что нам делать.
   Эллен, не отвечая на эти слова, завернула его как могла лучше в одеяло и звериные шкуры, которые были навьючены на лошадь, чтобы укрыть его от холода.
   Эти самоотверженные заботы тронули бандита.
   — А тебе самой, Эллен, разве ничего не надо? — спросил он.
   — Для чего? Огонь достаточно согревает меня, — кротко отвечала она.
   — Но, по крайней мере, хоть съешь чего-нибудь. Ты должна быть голодна, так как, если я не ошибаюсь, ты целый день ничего не ела.
   — Это верно, отец, но я не хочу есть.
   — Это ничего не значит, — настойчиво возразил он, — вредно долго не есть. Я хочу, чтобы ты поела.