Окончив свой рассказ, девушка опустила голову на руки и залилась слезами, потрясенная нахлынувшими на нее воспоминаниями.
   Миссионер долго смотрел на нее с нежностью во взгляде. Затем, наклонившись к ней и пожав ей руку, сказал:
   — Плачьте, бедное дитя, ибо вы немало выстрадали; плачьте, но будьте тверды до конца. Подумайте о нашем божественном Учителе, вспомните, как Он пострадал за нас, и тогда вы поймете, насколько все наши муки ничтожны в сравнении с его страданиями.
   — Увы, отец мой, — грустно возразила Эллен, — я слабое, робкое существо. Тяжесть, которая гнетет меня, слишком велика. Но если такова воля Божья, то пусть она исполнится, и да будет благословенно имя Господне! Я постараюсь подавить в себе недовольство жизнью, которое иногда овладевает мною, и буду бороться, не жалуясь на судьбу!
   — Хорошо, дитя мое, хорошо! — отвечал отец Серафим. — Бог, Который читает в наших сердцах, сжалится над вами.
   После этого он посоветовал ей лечь спать, чтобы немного отдохнуть.
   — Постарайтесь заснуть, дитя мое, — сказал он, — вы изнемогаете от усталости, и несколько часов сна вам необходимы.
   — Я постараюсь, отец мой.
   — Пусть ангелы охраняют ваш сон, — продолжал отец Серафим, — и да благословит вас Господь, как я вас благословляю.
   Эллен отошла к приготовленному для нее ложу из сухих листьев, легла, и сон не замедлил сомкнуть ее глаза.
   Миссионер и мать Валентина, оставшиеся сидеть у костра, долгое время хранили молчание. Отец Серафим глубоко задумался. Наконец он поднял голову:
   — Вы слышали, — сказал он, — что рассказывала эта юная девушка: ее отец был ранен в сражении с вашим сыном. Валентин, очевидно, находится недалеко от нас. Между тем человек, которого мы спасли, потребует ухода за собой, и, кроме того, мы должны позаботиться о том, чтобы он не попал в руки своих неприятелей. Поэтому я прошу вас подождать еще некоторое время, прежде чем вы встретитесь с вашим сыном, ибо необходимо, чтобы сначала Красный Кедр оказался в безопасности. Особенно же я прошу вас сохранить в тайне все, чему вы были и еще будете свидетельницей. Простите мне, умоляю вас, что я заставляю вас откладывать свидание с сыном.
   — Отец мой, — отвечала мать Валентина, — вот уже десять лет, как я терпеливо жду той минуты, когда увижу своего дорогого сына. Теперь я знаю, что увижу его скоро, и потому могу подождать еще несколько дней. Я выказала бы неблагодарность к Богу и к вам, сделавшему для меня так много, если бы не согласилась остаться с вами. Поступайте так, как подсказывает вам ваше благородное сердце, исполняйте ваши обязанности, не заботясь обо мне. Богу угодно было, чтобы мы встретили этого человека. Пути Провидения неисповедимы — будем же повиноваться Ему и спасем этого человека, как бы он ни был недостоин прощения.
   — Я ожидал такого ответа от вас, но тем не менее я счастлив видеть, что вы так решительно поддерживаете меня в моем намерении.
   На другой день с восходом солнца они отправились в путь.
   Красный Кедр все еще был в полубессознательном состоянии.
   Два следующих дня прошли без всяких приключений.
   Вечером третьего дня путники вступили в ущелье, в глубине которого, на склоне одной из образовавших его гор, виднелся вход в пещеру.
   С чувством неизъяснимой радости вошла мать Валентина в пещеру, служившую иногда жилищем ее сыну, которого она еще недавно не надеялась более увидеть. Она радовалась как ребенок, когда находила какую-нибудь, хотя бы самую ничтожную вещь, принадлежавшую ему.
   Указав каждому, где расположиться на ночлег, миссионер посоветовал всем отдохнуть, а сам отправился к постели раненого.
   Эллен была уже там.
   — Отчего вы не ложитесь спать, дитя мое? — спросил ее отец Серафим.
   Девушка указала на раненого.
   — Позвольте мне быть при нем, — сказала она, — ведь он мой отец.
   Миссионер ласково улыбнулся и отошел.
   На заре он подошел опять.
   Заслышав его шаги, Красный Кедр тяжело вздохнул и с трудом приподнялся.
   — Как вы себя чувствуете, брат мой? — с участием спросил его отец Серафим.
   Лихорадочный румянец появился на бледных щеках бандита, и на висках у него выступил холодный пот. Тихим, прерывающимся от волнения голосом он произнес:
   — Отец мой, перед вами негодяй, недостойный вашего сожаления.
   — Сын мой, — кротко возразил священник, — вы несчастное, заблудшее создание, над которым, я уверен в этом, Господь непременно смилостивится, если только вы искренне раскаетесь.
   Красный Кедр опустил глаза. Невольная дрожь пробежала по его телу.
   — Отец мой, — прошептал он, — не научите ли вы меня, как делать крестное знамение?
   Услыхав эту просьбу, столь необычайную в устах такого человека, отец Серафим поднял взоры к небу с выражением беспредельной благодарности.
   Неужели злой дух, обитавший в этом человеке, был навсегда побежден? Или, может быть, то была только хитрость со стороны этого коварного человека, рассчитанная на то, чтобы обмануть своего благодетеля и избавиться от возмездия, ожидающего его за все его преступления?
   Увы! Человек так странно создан из добра и зла, что, может быть, в эту минуту Красный Кедр, против своей воли, вполне искренне веровал.

ГЛАВА XIV. Старый знакомый читателя

   После окончания сражения, когда апачи Черного Кота и команчи Единорога направились в свои селения и охотники снова остались одни, Валентин заметил Белую Газель, прислонившуюся к дереву и державшую за повод свою лошадь, которая щипала траву.
   Охотник понял, насколько он и его товарищи были обязаны молодой девушке, необъяснимая преданность которой только что оказала им такую неоценимую услугу.
   Он подошел к ней и, почтительно поклонившись, сказал:
   — Отчего вы стоите в стороне, сеньорита? Ваше место рядом с нами. Пустите вашу лошадь пастись вместе с нашими и присядьте, прошу вас, к нашему очагу.
   Белая Газель покраснела от удовольствия при этих словах Валентина, но, подумав одно мгновение, она покачала головой и, печально взглянув на охотника, произнесла дрожащим голосом:
   — Благодарю вас, кабальеро, за приглашение, которым вы меня удостоили, но я не могу принять его. Если вы и ваши друзья настолько благородны, что согласны забыть все, что было, на ваш взгляд, дурного в моем поведении, то моя память не так снисходительна. Я должна и хочу искупить все сделанные мною ошибки более весомыми услугами, чем та, которую я сегодня вам оказала.
   — Сеньорита, — возразил охотник, — то, что вы говорите, делает вам еще больше чести в наших глазах, не отказывайтесь же от нашего приглашения. Вы знаете сами, что здесь, в прерии, мы не имеем права быть чересчур строгими. Нам редко случается встречать людей, которые так благородно исправляли бы свои ошибки.
   — Не настаивайте, кабальеро, мое решение окончательно, — с усилием произнесла молодая девушка, бросив взгляд в сторону дона Пабло. — Я должна отправиться и сейчас поеду, не задерживайте меня.
   Валентин поклонился.
   — Ваше желание для меня равносильно приказанию, — сказал он. — Вы свободны, я хотел только выразить вам нашу признательность.
   — Увы! Ни вы ни я еще ничего не сделали, так как наш злейший враг, Красный Кедр, спасся бегством.
   — Как? — с удивлением воскликнул охотник. — Красный Кедр ваш враг?
   — Смертельный! — с ненавистью произнесла молодая девушка. — О, я понимаю, что вы, не раз видев меня на его стороне, не можете постичь такой перемены. Слушайте же: в то время, когда я готова была помогать Красному Кедру, я считала его всего лишь обыкновенным бандитом, которых так много на Диком Западе.
   — А теперь?
   — А теперь, — отвечала она, — я знаю то, чего не знала тогда. Мне надо свести с ним серьезные счеты.
   — Я далек от мысли проникнуть в вашу тайну, но позвольте сделать вам одно замечание.
   — Говорите.
   — Красный Кедр не простой враг, которого легко одолеть. Вы знаете это не хуже нас, не правда ли?
   — Да, и что же?
   — Так неужели вы надеетесь сделать то, чего не могли сделать мои друзья и я при помощи многих воинов?
   Белая Газель улыбнулась.
   — Может быть, — ответила она. — Но у меня ведь тоже есть союзники, и если вы желаете, кабальеро, то я вам назову их.
   — Назовите, ибо и впрямь ваше спокойствие и уверенность невольно поражают меня.
   — Благодарю вас, кабальеро, за ваше участие. Первый мой союзник, на которого я рассчитываю, это вы.
   — Совершенно верно, — кивнув головой, отвечал охотник. — Но не можете ли вы назвать мне других ваших союзников?
   — Без сомнения могу, тем более, что вы их уже знаете. Второй мой союзник — это Сын Крови.
   Валентин выразил удивление, которое он, впрочем, постарался тотчас же скрыть.
   — Простите, сеньорита, — сказал он, — но вы в самом деле беспрестанно заставляете меня удивляться.
   — Почему, кабальеро?
   — Потому что — простите меня — я думал, что Сын Крови, напротив, является одним из самых ярых ваших врагов.
   — Он был им, — произнесла она с улыбкой.
   — А теперь?
   — А теперь это мой самый дорогой друг.
   — Вот это поразительно! И давно произошла эта необычайная перемена?
   — С тех пор, — загадочно отвечала девушка, — как Красный Кедр, перестав быть моим другом, сделался внезапно моим врагом.
   Валентин развел руками с видом человека, который отказывается разгадать неразрешимую загадку.
   — Я не понимаю, — отвечал он.
   — Скоро поймете.
   Произнеся это, она вскочила на лошадь и наклонилась к Валентину.
   — Прощайте, кабальеро, — произнесла девушка, — я еду к Сыну Крови. Скоро мы снова увидимся. Прощайте!
   С этими словами она пришпорила лошадь и, махнув на прощание рукой, скрылась в облаке пыли, взяв с места в галоп.
   Валентин в задумчивости вернулся к своим друзьям.
   — Ну что же? — спросил его дон Мигель.
   — Что?! — отвечал он. — Эта женщина — самое необыкновенное создание, которое я когда-либо встречал!
   Отъехав на такое расстояние, где бы охотники не могли ее видеть, Белая Газель немного придержала свою лошадь и поехала дальше с необходимой в прерии осторожностью.
   Молодая девушка чувствовала себя счастливой — ей удалось не только спасти от ужасной опасности того, кого она любила, но и оправдать себя в глазах Валентина и его товарищей.
   Красный Кедр, положим, бежал. Но на этот раз ему был преподан тяжелый урок и, без всякого сомнения, бандит, преследуемый повсюду, как дикий зверь, в скором времени должен будет попасть в руки тех, для кого важно от него избавиться.
   Девушка весело мчалась вперед, бросая вокруг себя рассеянные взгляды и восхищаясь спокойствием прерии и игрой солнечных лучей на деревьях.
   Никогда еще прерия не казалась ей столь прекрасной. Никогда еще в душе ее не царило такое спокойствие. Солнце уже склонялось к закату, и от деревьев ложились на землю длинные тени. Скрытые густой листвой птицы пели свой вечерний гимн. Вдруг Белая Газель заметила на некотором расстоянии от себя человека, наполовину скрытого пригорком.
   Этот человек, около которого находилась его лошадь, был, по-видимому, целиком погружен в какое-то непонятное девушке занятие.
   Он, по-видимому, не слышал ее приближения. Наконец она подъехала к нему вплотную и тут уже не могла удержать удивленного возгласа, рассмотрев, чем он был занят.
   Человек этот играл сам с собой в монте крайне засаленной колодой карт.
   Это показалось Белой Газели настолько необычным, что она громко расхохоталась.
   Тогда только игрок поднял голову.
   — Ага! — воскликнул он без всякого удивления. — Недаром я был уверен, что кто-нибудь явится.
   — Вот как! Вы были уверены в этом?
   — Canarios! Конечно, я был уверен, и вот вы и подтвердили мою уверенность своим появлением.
   — Будьте добры объяснить мне, что это значит, так как, признаюсь, я ничего не могу понять.
   — Нет ничего проще. Я сам из Санта-Фе, города, который вы должны знать.
   — Да, этот город известен производством медикаментов.
   — Совершенно верно, но это нисколько не мешает Санта-Фе быть хорошим городом.
   — Охотно верю, однако, продолжайте.
   — Извольте. Надо вам сказать, что у нас в Санта-Фе существует некая пословица.
   — Возможно, и в этом нет ничего удивительного.
   — Это так, но вы не знаете этой пословицы, не правда ли?
   — Нет. Я жду, чтобы вы мне ее сказали.
   — Извольте, вот она: «Если у тебя нет компании, то сдай карты».
   — Ничего не понимаю.
   — Неужели?
   — Честное слово.
   — А между тем это так просто. Вы сейчас увидите.
   — Жду с нетерпением, — отвечала молодая девушка, которую этот разговор в высшей степени занимал.
   Незнакомец встал, спрятал карты в карман со свойственной игрокам бережливостью и, небрежно опершись на шею лошади, продолжал:
   — По некоторым причинам, которые было бы слишком долго вам объяснять, я, честный обитатель города, совершенно незнакомый с нравами и обычаями здешних мест, внезапно очутился посреди этой бесконечной прерии, которой я не знаю, и вследствие этого, вполне естественно, подвергался опасности умереть с голоду…
   — Простите, если я вас перебью. Я хочу сделать только одно замечание, а именно, что отсюда до ближайшего города не менее трехсот миль, а потому должно было пройти, во всяком случае, некоторое время с тех пор, как вы, цивилизованный человек, очутились в прерии.
   — Совершенно верно, но сперва выслушайте меня до конца.
   — Хорошо, продолжайте.
   — Итак, поняв, что я заблудился, я вспомнил нашу пословицу, вытащил карты и, хотя и был один, стал играть, вполне уверенный, что откуда-нибудь да явится партнер — если и не для того, чтобы играть со мной, так для того, чтобы вывести меня из затруднительного положения.
   Белая Газель внезапно стала серьезной и выпрямилась в седле.
   — Вы играли наверняка, — сказала она, — ибо, как видите, дон Андрес Гарот, я явилась к вам.
   Услышав свое имя, ранчеро — ибо это был действительно он — внезапно поднял голову и внимательно взглянул в лицо своей собеседницы.
   — Кто же вы, — спросил он, — если вы меня знаете так хорошо, между тем как я не припомню, чтобы когда-нибудь встречал вас?
   — Вот как! — со смехом воскликнула девушка. — Коротка же у вас память! Как, вы не помните Белой Газели?
   При этом имени ранчеро отпрянул назад.
   — О, я с ума сошел! — воскликнул он. — Но я был так далек от предположения… простите меня, сеньорита!
   — Но как же это вы покинули Красного Кедра? — перебила его молодая девушка.
   — Карамба! — воскликнул ранчеро. — Это он меня покинул, а не я его. Впрочем, мне до него нет дела — у меня зуб против другого из моих старых приятелей.
   — Ага!
   — Да, и мне тем более хотелось бы теперь отплатить ему, что у меня, кажется, есть в руках верное средство.
   — Кто же этот ваш приятель?
   — Вы знаете его так же хорошо, как и меня, сеньорита.
   — Это возможно, но если его имя не секрет…
   — Никоим образом, — с живостью перебил ранчеро. — Человек, о котором я говорю, это брат Амбросио.
   Услышав это имя, молодая девушка еще больше заинтересовалась разговором.
   Ранчеро снова взглянул в лицо молодой девушки, чтобы убедиться, серьезно ли она относится к этому разговору. Лицо Белой Газели имело холодное и суровое выражение. Ранчеро продолжал:
   — У нас с ним счеты, и только Бог нас рассудит.
   — Я не спрашиваю у вас объяснений. Ваши дела очень мало меня интересуют, тем более что у меня есть свои, а потому я прошу у вас позволения покинуть вас.
   — Зачем? — с живостью возразил ранчеро. — Нам очень хорошо вместе, к чему нам расставаться?
   — Потому что у нас, по всей вероятности, дороги разные.
   — Кто знает? Раз уж мы повстречались, то, значит, должны ехать вместе.
   — Не думаю. Я еду к человеку, встреча с которым едва ли будет вам приятна.
   — Это еще неизвестно, сеньорита, — возразил ранчеро. — Мне надо отомстить этому проклятому монаху, брату Амбросио, и, признаюсь откровенно, я слишком труслив и слаб, чтобы сделать это в одиночку.
   — Хорошо, — со смехом заметила девушка, — но как же, в таком случае, вы собираетесь действовать, чтобы ваша месть удалась?
   — О, очень просто. Я знаю в прерии одного человека, который его смертельно ненавидит и дал бы многое, чтобы держать в руках улики против него, так как этот человек, к несчастью, имеет недостаток быть честным.
   — Ага!
   — Да. Что делать, у человека всегда найдется какой-нибудь недостаток.
   — И кто же этот человек?
   — О, вы никогда даже не слышали о нем!
   — Откуда вы знаете? Скажите мне его имя.
   — Извольте, если угодно. Его зовут Сыном Крови.
   — Сын Крови?! — воскликнула молодая девушка в изумлении.
   — Да. Вы его знаете?
   — Немного. Но продолжайте.
   — Вот его-то я и ищу,
   — И вы говорите, что у вас в руках средство погубить этого брата Амбросио?
   — Да, мне кажется.
   — Почему вы так думаете?
   В ответ ранчеро выразительно пожал плечами.
   Белая Газель бросила на него один из тех взглядов, которые проникают в глубину души.
   — Слушайте, — сказала она, положив ему на плечо руку, — я могу подсказать вам, где найти человека, которого вы ищете.
   — Сына Крови?
   — Да.
   — Вы серьезно говорите это? — спросил ранчеро, сильно удивленный.
   — Серьезнее некуда. Но только мне хотелось бы знать, правду ли вы говорили.
   Андрес Гарот посмотрел на нее.
   — Значит, вы тоже против этого брата Амбросио? — спросил он.
   — Что вам за дело? — отвечала она. — Вы действительно имеете улики?
   — Имею.
   — Это правда?
   — Честное слово!
   — В таком случае следуйте за мной, и менее чем через два часа вы увидите Сына Крови.
   Ранчеро вздохнул. Радостная улыбка осветила его загорелое лицо.
   — Вы серьезно говорите это? — воскликнул он.
   — Едем! — отвечала она.
   Ранчеро вскочил на лошадь, и они отправились в путь.
   День, между тем, сменился ночью. Солнце село, и небосвод покрылся бесчисленным множеством звезд. Путники молча ехали рядом.
   — Скоро мы приедем? — спросил наконец Андрес Гарот.
   Белая Газель протянула руку вперед и указала на огонек, светившийся невдалеке между деревьями.
   — Он там! — сказала она.

ГЛАВА XV. Выздоровление

   Красный Кедр поправлялся медленно, несмотря на неусыпные заботы о нем отца Серафима, Эллен и матери Валентина Гилуа.
   Нравственное потрясение, испытанное им при внезапной встрече лицом к лицу с миссионером, оказалось для него слишком сильным.
   Как только он оказался в состоянии встать и сделать несколько шагов по пещере, отец Серафим, все время опасавшийся прибытия Валентина, спросил его, какие у него намерения относительно будущего и какой образ жизни он думает отныне вести.
   — Отец мой, — отвечал скваттер, — я всецело принадлежу вам. Что вы мне посоветуете, то я и буду делать. Но только я должен заметить вам, что я похож на дикое животное, вся жизнь которого протекла в прерии. На что буду годен я в городе, среди людей, ни нравов, ни обычаев которых я не понимаю?
   — Это верно, — произнес священник. — Кроме того, вы уже старик, средств вы не имеете, работы никакой выполнять не умеете, и вам пришлось бы влачить в городе самое жалкое существование.
   — Это не удержало бы меня, отец мой, если бы могло служить для меня искуплением. Но я слишком часто оскорблял людей, чтобы снова вернуться в их среду. Я должен жить и умереть в глуши, стараясь безупречной старостью искупить ошибки и преступления моей молодости, которых я теперь ужасаюсь.
   — Вполне одобряю вас, ваше намерение прекрасно. Позвольте мне подумать несколько дней, и тогда, может быть, я посоветую, как вам обустроить жизнь, сообразуясь с вашими желаниями.
   На этом их разговор прекратился.
   Прошел месяц, но миссионер не возобновлял его, хотя не раз наставлял раскаявшегося бандита.
   Красный Кедр всегда выказывал к Эллен большое расположение, хотя был груб и ворчлив, что вполне согласовалось с жестокостью его характера. Но с тех пор как ему пришлось убедиться в полной преданности и самоотверженности девушки, в нем произошла большая перемена. В его сердце проснулось новое для него чувство, и он всеми силами своей души полюбил это прекрасное создание.
   Этот грубый человек смягчался при виде девушки, в его суровых глазах светилось удовольствие, и его уста, привыкшие проклинать и браниться, произносили теперь только ласковые слова.
   Часто, сидя у горного потока, протекавшего неподалеку от пещеры, он целыми часами разговаривал с ней, испытывая бесконечное наслаждение от мелодичных звуков ее голоса, которых он прежде не замечал вовсе.
   Конечно, если кто-либо и имел теперь какое-нибудь влияние на душу старого бандита и мог привести его к Богу, то это была Эллен. Она знала это и осторожно пользовалась своим влиянием на того, кого считала своим отцом.
   Однажды утром, когда Красный Кедр, почти совсем оправившийся от ран, совершал свою обычную прогулку, опираясь на руку Эллен, к ним подошел отец Серафим, который два дня находился в отсутствии.
   — А, вот и вы, отец мой! — произнес скваттер, увидев его. — Я беспокоился, не видя вас, и счастлив, что вы к нам вернулись.
   — Как вы себя чувствуете? — спросил миссионер.
   — Хорошо. Я был бы совсем здоров, если бы ко мне вернулась моя сила; но я надеюсь, что и это скоро случится.
   — Тем лучше, ибо если мое отсутствие было продолжительно, то отчасти причиной этому — вы сами.
   — Правда? — с любопытством спросил скваттер.
   — Вы помните, что некоторое время назад вы выразили желание жить в прерии?
   — Конечно.
   — Это, впрочем, и мне кажется самым благоразумным с вашей стороны, — продолжал миссионер, — и даст вам возможность избежать преследования врагов.
   — Поверьте мне, отец мой, — торжественно произнес Красный Кедр, — что я не желаю скрываться от тех, кто обижен мною. Если моя смерть может искупить содеянные мною преступления, то я с величайшей радостью не задумываясь пожертвую своей жизнью.
   — Я счастлив, друг мой, что слышу от вас это, но я думаю, что Богу, Который никогда не желает смерти грешника, угоднее будет, если вы примерной жизнью исправите, насколько будете в силах, причиненное вами зло.
   — Я принадлежу вам, отец мой. То, что вы мне посоветуете, будет для меня приказанием, которое я счастлив буду исполнить. Всю чудовищность моих преступлений я понял только в тот момент, когда Провидение послало вас ко мне в последний раз. Увы! Не один я ответственен за них: видя перед собой только дурные примеры, я не сумел отличить добро от зла. Я думал, что все люди злы, и когда я поступал так, а не иначе, то считал, что лишь принимаю меры законной самообороны.
   — Теперь уши ваши открыты для истины, ваша душа начинает понимать евангельское учение, ваш путь начертан перед вами, старайтесь только не нарушать добровольно данных вами обещаний.
   — Увы! — со вздохом прошептал скваттер. — Я так недостоин прощения, что боюсь, Всемогущий не смилостивится надо мною.
   — Слова эти оскорбляют Бога, — строго произнес священник. — Как бы ни был грешен человек, он никогда не должен отчаиваться в милосердии Божьем.
   — Простите меня, отец мой.
   — Хорошо, — сказал священник, снова меняя тон на ласковый, — вернемся к тому вопросу, который привел меня к вам. Я построил для вас в нескольких милях отсюда, в восхитительном месте, хакаль 10, в котором вы сможете спокойно жить с дочерью.
   — Как вы добры, отец мой! — воскликнул скваттер. — Как многим я вам обязан!
   — Не будем говорить об этом. Я буду вполне вознагражден, если увижу, что вы искренне раскаялись и не переменили своего намерения.
   — О, отец мой, поверьте, что я ненавижу свою прежнюю жизнь!
   — Хотелось бы, чтобы так было всегда. Этот хакаль, в который я вас отвезу, как только вы того пожелаете, расположен в таком месте, что его почти невозможно найти. Я сам завез туда все необходимое для вашего существования. Вы найдете в нем на несколько дней пищи, ружья и порох для защиты от диких зверей и для охоты и, кроме того, рыболовные сети и силки для бобров. Одним словом, все, что необходимо охотнику.
   — О, как вы добры, отец мой! — воскликнула Эллен со слезами радости на глазах.
   — Пустяки, не будем говорить об этом, — весело продолжал миссионер, — я только исполнил свой долг. Кроме того, для большей безопасности, чтобы никто не догадывался о существовании этого хакаля, я построил его сам, без привлечения посторонней помощи. Поэтому вы можете быть совершенно спокойны, никто не потревожит вас в вашем новом жилище.
   — А когда можем мы переселиться туда, отец мой?
   — Когда вам будет угодно — все готово.
   — О, если бы я не боялся показаться вам неблагодарным, я попросил бы позволения отправиться сейчас же.
   — Вы думаете, что у вас уже хватило бы сил проехать миль пятнадцать?
   — В настоящую минуту я чувствую необычайный прилив силы и энергии, отец мой.
   — В таком случае, отправляемся, потому что если бы вы сами не высказали этого желания, то я предложил бы вам то же самое.
   — Значит, все к лучшему, отец мой! Вы не будете обижены, что я так тороплюсь уйти от вас?
   — Нисколько, будьте уверены.
   Разговаривая таким образом, все трое спустились с горы в лощину.
   Там их ожидали три лошади, которых держал на поводу индеец.