В лагере царило смятение, и индейцы сновали вперед и назад.
   — Ox, ox! — пробормотал Красный Кедр. — Я надеялся, что все эти демоны кинулись в погоню за нами. Теперь мы не сможем пройти здесь.
   — Об этом нечего и думать, — сказал Натан.
   — Надо что-нибудь предпринять, — произнес монах.
   Эллен, изнемогая от усталости, присела на ветку.
   Отец с жалостью посмотрел на нее.
   — Бедное дитя, — произнес он, — сколько тебе приходится страдать!
   — Не думайте обо мне, отец, — сказала она, — спасайтесь сами, а меня оставьте здесь.
   — Оставить тебя? — воскликнул скваттер в ярости. — Никогда! Пусть мне придется заплатить за это жизнью, но я спасу тебя!
   — К чему мне опасаться этих людей, которым я не причинила никакого зла, — возразила она. — Они, конечно, пожалеют и пощадят меня.
   Красный Кедр усмехнулся.
   — Спроси у ягуаров, жалеют ли они антилоп, — сказал он. — Ты не знаешь дикарей, дитя мое. Они с удовольствием замучают тебя.
   Эллен вздохнула и бессильно опустила голову, не ответив ни слова.
   — Однако пора уходить — надо что-нибудь предпринять, — повторил монах.
   — Убирайтесь к черту! — грубо возразил ему скваттер. — Вы мой злой гений!
   — Как люди неблагодарны! — насмешливо произнес брат Амбросио, лицемерно подняв глаза у небу.
   — Довольно!.. — перебил его Красный Кедр. — Оставаться здесь больше мы не можем, приходится вернуться.
   — Опять?
   — А вы знаете другую дорогу, демон?
   Все снова пошли обратно.
   — Где же Натан? — спросил вдруг скваттер. — Неужели он свалился вниз?
   — Я не так глуп, — произнес молодой человек, смеясь, — я только переменил костюм.
   С этими словами он раздвинул скрывавшие его ветви. Его спутники вскрикнули от удивления. Натан нарядился в шкуру медведя, оставив открытым одно только свое лицо и держа голову медведя в руках.
   — Ого! — произнес Красный Кедр. — Это хорошая находка. Где это ты стащил, мальчик?
   — Я снял шкуру с ветки, на которой она сушилась.
   — Прибереги ее, так как, может быть, она нам пригодится.
   — Я уже подумал об этом.
   — Ну, идемте дальше.
   Однако через несколько шагов скваттер снова остановился, сделав своим спутникам знак рукой, и стал внимательно прислушиваться.
   Через две или три минуты он повернулся к ним и, наклонившись, чуть слышно произнес:
   — Отступление нам отрезано. По деревьям идут, я слышу треск ветвей и шелест листьев.
   Все со страхом переглянулись.
   — Не будем, однако, отчаиваться, — продолжал скваттер, — еще не все потеряно. Поднимемся выше и отойдем в сторону, пока они не пройдут. Натан тем временем отвлечет их. Команчи обычно не причиняют вреда медведям, которых они считают своими родственниками.
   Никто не возразил на это ни слова.
   Сеттер первым начал карабкаться вверх. Монах следовал за ним.
   Эллен печально смотрела на отца.
   — Я не могу, — сказала она.
   — Повторяю тебе, что спасу тебя, дитя мое, — сказал скваттер с нежностью.
   Сильными руками он, словно ребенка, поднял Эллен и посадил ее к себе на спину.
   — Держись хорошенько, — прошептал он, — и главное, ничего не бойся.
   Затем он ухватился руками за верхнюю ветвь и исчез с своей ношей в листве, крикнув сыну:
   — Дело за тобой, Натан! Сыграй хорошенько свою роль, мальчик, от тебя зависит наше спасение.
   — Будьте спокойны, — отвечал молодой человек, надевая на голову череп медведя, — я не глупее какого-нибудь индейца.
   Читатель уже знает, что эта хитрость не имела успеха благодаря Курумилле.
   При виде гибели сына скваттером в первую минуту овладела слепая ярость и он уже прицелился в индейца.
   К счастью, монах вовремя заметил это и удержал его.
   — Что вы делаете? — воскликнул он. — Ведь вы погубите свою дочь!
   — Правда, — прошептал скваттер.
   Эллен, по странной случайности, ничего не видела, иначе при виде смерти брата она вскрикнула бы и этим выдала бы всех.
   — О! — произнес Красный Кедр. — Опять этот француз со своим проклятым индейцем! Только они одни могут одолеть меня.
   После этого происшествия беглецы целый час просидели на одном месте, боясь пошевельнуться, чтобы их случайно не заметили.
   Они находились так близко от своих преследователей, что ясно слышали все, что те говорили.
   Наконец голоса понемногу удалились, факелы погасли, и воцарилась тишина.
   — Уф! — произнес монах. — Наконец-то они ушли.
   — Ушли, но не все, — возразил скваттер. — Разве вы не слышали, что сказал этот проклятый Валентин?
   — Это верно. Отступление нам все-таки отрезано.
   — Не будем, однако, отчаиваться. Пока нам здесь нечего бояться. Отдохните немного, а я тем временем отправлюсь на разведку.
   — Гм! — пробормотал брат Амбросио. — Почему бы нам не отправиться всем вместе? Я думаю, что это будет благоразумнее.
   Красный Кедр горько усмехнулся.
   — Слушайте, compadre, — сказал он монаху, взяв его за руку и сжав ее как в тисках, — вы мне не доверяете, но вы не правы. Я уже хотел было вас бросить, сознаюсь в этом, но теперь я оставил эту мысль — мы или погибнем, или спасемся все вместе.
   — О-о! Вы это говорите серьезно?
   — Да. Поверив нелепым обещаниям священника, я решил исправиться, я изменил свой образ жизни и вел мирное существование, никому не вредя и честно работая. Но люди, которых я хотел забыть, вспомнили обо мне, чтобы отомстить. Не обратив никакого внимания на мое раскаяние и желание исправиться, они сожгли мое жилище и убили моего сына. Теперь они травят меня, как хищного зверя, и во мне пробудились прежние инстинкты. Они объявили мне смертельную войну. Что ж, я принимаю их вызов и буду беспощаден. Итак, будьте спокойны, монах, мы не покинем друг друга.
   Отвратительная улыбка искривила губы монаха. По жесткому тону, которым Красный Кедр произнес последние слова, он понял, что бандит на этот раз говорит правду, и все его сомнения рассеялись.
   — Идите, compadre, — сказал он, — идите на разведку, а мы будем ждать вас здесь.
   Скваттер удалился.
   В его отсутствие между тремя оставшимися не было произнесено ни одного слова. Сеттер спал, монах о чем-то думал, а Эллен плакала.
   Бедная девушка с болью и ужасом выслушала страшное признание своего отца и поняла, что теперь они неминуемо должны погибнуть.
   Спустя час Красный Кедр возвратился.
   Выражение его лица было веселым.
   — Ну что? — с тревогой спросил его монах.
   — Отлично, — отвечал скваттер, — я нашел такое убежище, в котором, я думаю, нас не выследят и самые искусные ищейки.
   — Далеко?
   — В двух шагах.
   — Так близко?
   — Это и хорошо: наши враги никогда не сообразят, что у нас могло хватить смелости укрыться так близко от них.
   — Верно. Значит, отправимся.
   — Когда вам угодно.
   — Сейчас.
   Красный Кедр говорил правду. Он действительно открыл надежное убежище, которое вполне гарантировало им безопасность.
   Пройдя около полутораста метров, скваттер остановился у огромного дуба, высохшего от старости, середина которого была пустой.
   — Вот здесь, — сказал он, осторожно раздвигая листья, ветви и лианы, совершенно скрывавшие дупло.
   — Гм! — произнес монах, нагнувшись над темным отверстием. — Сюда мы должны спуститься?
   — Да, — отвечал Красный Кедр, — но не беспокойтесь, это не глубоко.
   Несмотря на это заверение, монах все-таки колебался.
   — Решайтесь, — сказал скваттер, — или вы предпочитаете, чтобы вас нашли?
   — Но ведь там нельзя будет и пошевельнуться?
   — Посмотрите вокруг.
   — Смотрю.
   — Вы видите, что гора в этом месте почти отвесна.
   — Да, в самом деле.
   — Мы находимся около той пропасти, о которой говорил нам несчастный Натан.
   — Ага!
   — Да, вы видите, что это высохшее дерево словно прилеплено к скале, как балка?
   — Верно… Сначала я этого не заметил.
   — Спустившись в это отверстие, вы на глубине пятнадцати футов увидите другое, проходящее через кору дерева и выходящее в пещеру.
   — Ага! — радостно воскликнул монах. — Как вы открыли это?
   Скваттер вздохнул.
   — Это было уже давно, — сказал он.
   — Но, — заметил брат Амбросио, — если вы знаете этот тайник, то и другие могут его знать.
   — Нет, — возразил скваттер, покачав головой. — Кроме меня про него знал только один человек, но это стоило ему жизни.
   — А, тогда я спокоен.
   — Сюда никогда не заходил ни один охотник. Если бы мы прошли еще несколько шагов, то очутились бы над глубокой пропастью. Впрочем, чтобы окончательно вас убедить, я спущусь первым.
   Красный Кедр бросил в дупло несколько факелов, заранее им приготовленных, закинув за спину ружье и при помощи своего лассо спустился вниз.
   Сеттер и брат Амбросио, наклонившись над отверстием, с любопытством ожидали, что будет дальше.
   Скваттер высек огонь, зажег один из факелов и поднял его высоко над головой.
   Монах мог теперь успокоиться.
   Красный Кедр, между тем, вошел в пещеру, воткнул факел в землю так, чтобы он освещал дупло, и возвратился к своим спутникам.
   — Ну, — сказал он, — что вы скажете?
   — Мы славно устроимся там, — отвечал монах.
   С этими словами он спустился в дупло и скрылся в пещере.
   Сеттер последовал за нам, но остался в дупле, чтобы помочь своей сестре спуститься.
   Молодая девушка, казалось, не сознавала, что происходит вокруг нее. Как всегда послушная и безропотная, она покорно повиновалась отцу, но действовала совершенно машинально.
   Когда отец спустил ее в дупло, она так же безвольно последовала за братом в пещеру.
   Оставшись один, скваттер тщательно уничтожил малейшие следы, которые могли бы выдать их врагам, и только тоща снова спустился вниз.
   Первым делом бандитов было исследовать их новое жилище.
   Оно было очень обширно.
   Пещера уходила далеко в глубь горы и имела много разветвлений по всем направлениям. В одном из таких разветвлений они обнаружили целое озеро воды.
   Единственное, что беспокоило бандитов, это вопрос о съестных припасах, но Красный Кедр успокоил всех, сказав, что за этим дело не станет.
   Эллен тотчас же заснула крепким сном на постели из шкур, которую ей поспешил приготовить отец. Бедная девушка так исстрадалась и утомилась, что буквально валилась с ног.
   Тщательно обследовав пещеру, трое мужчин уселись вблизи спящей.
   Красный Кедр несколько мгновений смотрел на нее с бесконечной грустью. Он слишком любил свою дочь, чтобы не жалеть ее и не думать с болью о том, что еще ожидает ее впереди.
   Брат Амбросио, мысль которого не переставала работать в одном направлении, вывел его из задумчивости.
   — Ну, compadre, — сказал он, — мы, вероятно, осуждены просидеть здесь довольно долгое время, не так ли?
   — Да, до тех пор, пока наши преследователи не уйдут, утомившись бесплодными поисками.
   — Это может случиться не так скоро, поэтому я хочу предложить кое-что для большей безопасности.
   — Что именно?
   — Здесь валяется несколько больших камней, оторвавшихся от свода. По-моему, прежде чем лечь спать, следует завалить ими отверстие, через которое мы вошли.
   — К чему это? — рассеянно спросил скваттер.
   — В нашем положении лишняя предосторожность не помешает. Индейцы способны спуститься в дупло, если они его заметят.
   — Монах прав, отец, — заметил уже полусонный Сеттер. — Подкатить несколько камней не особенно трудно, зато мы будем спокойнее.
   — Делайте что хотите, — произнес скваттер, снова обращая свой взор на спящую дочь.
   Монах и Сеттер, получив согласие Красного Кедра, принялись за дело, и через полчаса вход в пещеру был так искусно завален, что трудно было предположить о ее существовании.
   — Теперь, — сказал брат Амбросио, — мы можем, по крайней мере, спать вполне спокойно.

ГЛАВА XXXVII. Шкатулка

   Несмотря на то, что белая Газель значительно опередила его, дон Пабло настиг ее милях в двух от лагеря.
   Услышав позади себя конский топот, молодая девушка оглянулась.
   Одного быстрого взгляда было ей достаточно, чтобы узнать мексиканца.
   При виде его густой лихорадочный румянец залил ее лицо и судорожная дрожь прошла по ее членам. Волнение ее было так сильно, что она должна была остановиться.
   Стыдясь, однако, выдать безнадежно любимому ею человеку, какое впечатление произвело на нее его появление, она сделала над собой усилие, и ей удалось придать своему лицу равнодушное выражение.
   «Что ему надо? Куда он направляется? — подумалось ей. — Впрочем, я это скоро узнаю», — мысленно прибавила она и осталась ждать.
   Дон Пабло не замедлил нагнать ее. Молодой человек был так возбужден, что менее всего в состоянии был действовать дипломатично.
   Подъехав к Белой Газели, он поклонился ей и, не сказав ни слова, продолжал путь.
   Белая Газель покачала головой.
   «Я сумею заставить его говорить», — подумала она.
   Вонзив шпоры в бока своего коня, она помчалась галопом и скоро очутилась рядом с доном Пабло.
   Так ехали они рядом довольно долгое время, не говоря ни слова.
   Через час они наконец достигли места, где дорога разветвлялась на две, ведущие в диаметрально противоположные стороны.
   Белая Газель придержала лошадь и, указывая на север, произнесла:
   — Я еду в ту сторону.
   — И я тоже, — не колеблясь отвечал дон Пабло.
   Молодая девушка посмотрела на него с притворным удивлением.
   — Куда же вы едете? — спросила она.
   — Туда же, куда и вы, — отвечал он.
   — Но я еду в лагерь Сына Крови.
   — Что ж, и я тоже — что вы видите в этом странного?
   — Ничего. Какое мне дело? — произнесла она, выразительно пожимая плечами.
   — Значит, вы позволите мне, сеньорита, провожать вас туда?
   — Я не могу и не хочу запрещать вам это; дорога свободна для всех, кабальеро, — отвечала она сухо.
   Оба замолчали. Каждый погрузился в свои думы.
   Иногда Белая Газель бросала на своего спутника один из тех зорких взглядов, которые читают в глубине сердца. Улыбка скользила по ее красивым губам, и она упрямо вскидывала голову. Странные мысли бродили, вероятно, в мозгу семнадцатилетней девушки.
   После двух часов быстрой езды путники подъехали к берегу маленькой речки, на противоположном берегу которой, милях в двух виднелся лагерь Сына Крови. Белая Газель остановилась и в то мгновение, когда ее спутник собирался въехать в реку, она схватила своей маленькой рукой повод его лошади и, остановив ее, сказала ласково, но твердо:
   — Прежде чем ехать дальше, позвольте сказать вам два слова, кабальеро.
   Дон Пабло посмотрел на нее с удивлением.
   — Я слушаю вас, сеньорита, — сказал он, учтиво ей поклонившись.
   — Я знаю, зачем вы едете в лагерь Сына Крови.
   — Сомневаюсь, — возразил он, покачав головой.
   — Вы влюблены в дочь скваттера, — сказала она прямо.
   — Да, — отвечал он.
   — Вы хотите спасти ее?
   — Да.
   — Я помогу вам.
   — Вы не обманываете меня? — робко спросил дон Пабло.
   — Нет, — отвечала она откровенно. — К чему? Вы отдали ей свое сердце. Два раза не любят… Я помогу вам, я уже сказала.
   Молодой человек посмотрел на нее с удивлением, смешанным со страхом.
   Он знал, каким беспощадным врагом была для Эллен Белая Газель всего несколько месяцев назад, и опасался какой-нибудь ловушки.
   Она сразу же все поняла, и грустная улыбка появилась на ее губах.
   — Любить я больше не могу, — сказала она. — Мое сердце недостаточно велико для того, чтобы вместить всю ненависть, которую я питаю. Я вся принадлежу чувству мести. Поверьте мне, дон Пабло, я буду служить вам добросовестно. Когда же наконец вы будете счастливы, то пусть вы хоть немного будете обязаны своим счастьем мне, и тогда, может быть, вы почувствуете ко мне хоть капельку дружбы и благодарности. Увы! Это теперь единственное чувство, на которое я рассчитываю. Я — одно из тех несчастных осужденных созданий, которые, попав против воли на роковую наклонную плоскость, не могут удержаться в своем падении. Пожалейте меня, дон Пабло, но отгоните от себя всякий страх, ибо, повторяю вам, вы никогда не имели и не будете иметь друга, более преданного, чем я.
   Молодая девушка произнесла эти слова таким сердечным, искренним тоном, что дон Пабло невольно был взволнован ее самоотверженностью и протянул ей руку.
   Молодая девушка с чувством пожала ее, утерла слезу и, немного успокоившись, произнесла:
   — Теперь закончим этот разговор. Мы ведь понимаем друг друга, не правда ли?
   — О, да! — отвечал он радостно.
   — Переправимся через реку, — продолжала она. — Через десять минут мы будем в лагере. Никто не должен знать, что произошло между нами.
   Действительно, через каких-нибудь десять минут они прибыли в лагерь Сына Крови и были встречены громкими криками радости.
   Но они промчались через весь лагерь и остановились только перед хижиной Мстителя.
   Он ожидал их на пороге, привлеченный шумом, причиной которого был их приезд.
   Прием был самый сердечный.
   После первых приветствий Белая Газель сообщила дяде о результатах своей поездки и о том, что произошло в лагере Единорога за время ее пребывания там.
   — Этот Красный Кедр — настоящий демон, — сказал он, — но у меня в руках есть средство овладеть им.
   — Каким образом? — спросил дон Пабло.
   — Вы сейчас увидите.
   С этими словами Мститель поднес к губам серебряный свисток и громко свистнул.
   Бизонья шкура, служившая дверью, приподнялась, и в хижину вошел человек.
   Дон Пабло узнал Андреса Гарота. Гамбусино поклонился с присущей всем мексиканцам лукавой вежливостью и, вперив в Сына Крови внимательный взгляд своих серых умных глаз, ждал.
   — Я позвал вас, — сказал партизан, обращаясь в его сторону, — чтобы серьезно поговорить с вами.
   — Я к вашим услугам.
   — Вы, конечно, припоминаете, — продолжал Сын Крови, — наше уговор, когда я допустил вас в свой лагерь. Андрес Гарот утвердительно поклонился.
   — Я помню, — отвечал он.
   — Отлично. Вы по прежнему желаете свести счеты с Красным Кедром?
   — Собственно, не с Красным Кедром, так как лично мне он не причинил особого зла.
   — Верно. Но, насколько я понял, вы желаете отомстить брату Амбросио?
   В глазах гамбусино засветилась ненависть, что было замечено Сыном Крови.
   — Я готов пожертвовать для этого жизнью.
   — Хорошо. Это мне вполне подходит. Скоро ваше желание исполнится, если вам угодно.
   — Если мне угодно! — с жаром воскликнул ранчеро. — Canarios! Скажите мне только, что надо делать, и я, клянусь вам, не промедлю ни минуты.
   Сын Крови поспешил скрыть довольную улыбку, появившуюся у него при этих словах.
   — Красный Кедр, брат Амбросио и их сотоварищи, — сказал он, — скрываются в горах, всего в двух милях отсюда — вы должны отправиться туда.
   — Я готов.
   — Подождите. Так или иначе, вы должны сойтись с ними, заслужить их доверие, и когда вы получите все необходимые сведения, вы вернетесь сюда, чтобы мы могли овладеть этим змеиным гнездом.
   Гамбусино на мгновение задумался, и Сыну Крови показалось, что он колеблется.
   — Вы не решаетесь? — спросил он.
   — О, нет, нет, совсем не то! — воскликнул гамбусино со странной улыбкой на устах. — Напротив. Но я обдумываю одну вещь.
   — Что же именно?
   — Сейчас скажу. Видите ли, поручение, которое вы мне даете, может стоить мне жизни. Если я потерплю неудачу, то Красный Кедр убьет меня как собаку.
   — Вероятно.
   — Он будет прав, и я не могу его упрекнуть за это. Но я не желаю, чтобы негодяю удалось спастись благодаря моей смерти.
   — Рассчитывайте на мое слово.
   Подвижное лицо гамбусино приняло выражение необыкновенной хитрости и лукавства.
   — Я на него рассчитываю, — сказал он, — но у вас есть много серьезных дел, которые отнимают все ваше время, и вы, может быть, невольно обо мне забудете.
   — Вы не должны этого думать.
   — Ни за что нельзя ручаться, сеньор — в жизни случаются такие странные обстоятельства.
   — Что вы хотите сказать этим? Объяснитесь прямо.
   Андрес Гарот приподнял свой плащ и вынул из-под него маленькую металлическую шкатулку, которую он поставил на стол возле Сына Крови.
   — Вот, сеньор, — сказал он, — возьмите эту шкатулку и, как только я отправлюсь, откройте ее. Я уверен, что бумаги, которые вы в ней найдете, заинтересуют вас.
   — Что это значит? — воскликнул Сын Крови в недоумении.
   — Вы увидите сами, — спокойно отвечал гамбусино. — Теперь, даже если вы обо мне забудете, то я все равно буду отомщен.
   — Знаете вы содержание этих бумаг? — спросил Сын Крови.
   — Предположите, сеньор, что я шесть месяцев держал в руках эту шкатулку и даже не поинтересовался узнать, что в ней. Нет-нет, я не таков! Да вы сами увидите, что бумаги вас заинтересуют.
   — Но отчего же, в таком случае, вы не передали мне их раньше?
   — Потому что время для этого еще не наступило, сеньор. Я ждал случая, который сегодня и представился. Человек, желающий отомстить, должен иметь терпение.
   Сын Крови не спускал глаз со шкатулки, причем руки его конвульсивно сжимались.
   — Вы отправитесь сейчас? — спросил он у гамбусино.
   — Сию минуту, сеньор, но только мы кое-что изменим в данной вами мне инструкции, если вы позволите.
   — Говорите.
   — Мне кажется, что если я буду возвращаться сюда, то мы потеряем много времени, чем Красный Кедр не замедлит воспользоваться, чтобы перебраться на другое место.
   — Верно. Но что же делать?
   — Очень просто: когда настанет время, то я зажгу в горах огонь, который послужит вам сигналом к выступлению в путь. Только было бы неплохо, если бы кто-нибудь сопровождал меня и спрятался бы там поблизости.
   — Так и будет, как вы желаете, — произнесла Белая Газель, — вас будут сопровождать даже двое.
   — Как так?
   — Дон Пабло Сарате и я — мы намерены последовать за вами, — отвечала она, бросив на молодого человека взгляд, значение которого он тотчас же понял.
   — Тем лучше, — произнес гамбусино, — мы можем отправиться когда только вам будет угодно.
   — Хоть сию минуту! — воскликнули оба.
   — Да, торопитесь, ибо каждое мгновение дорого, — с живостью сказал Сын Крови, сгоравший от желания остаться в одиночестве.
   — Я только оседлаю лошадь, — заметил гамбусино.
   — Хорошо, идите, мы подождем вас здесь.
   Гамбусино вышел.
   Оставшиеся молчали, одинаково заинтересованные содержимым маленькой шкатулки, которую Сын Крови прикрыл рукой, точно боясь, что ее у него отнимут.
   Через несколько мгновений послышался цокот копыт, и в дверях показалась голова Гарота.
   — Вот и я, — сказал он.
   Белая Газель и дон Пабло встали.
   — Едем, — сказали они, направляясь к выходу.
   — Желаю вам успеха, — крикнул им Сын Крови.
   — Сеньор, не забудьте про шкатулку, — с усмешкой сказал гамбусино, — вы увидите, что она заинтересует вас.
   Через мгновение послышался удаляющийся лошадиный топот.
   Оставшись один, Мститель встал, тщательно загородил вход в хижину, чтобы никто не помешал ему, вынул из кожаного мешочка несколько металлических крючков различной формы и снова сел.
   Затем он взял шкатулку и внимательно осмотрел ее со всех сторон.
   В ней не было ничего особенного. Это был, как мы уже как-то говорили, очень маленький ящичек из чеканной стали, сделанный с большим вкусом.
   Несмотря на сильное желание узнать, что находится в шкатулке, Сын Крови колебался открыть ее. Эта вещица вызывала в нем волнение, в котором он не мог дать себе отчета. Ему казалось, что он уже видел ее когда-то, но, как он ни старался, он не мог припомнить, при каких обстоятельствах это было.
   Так просидел он довольно долгое время, погруженный в различные воспоминания.
   Наконец он поднял голову, тряхнул волосами и провел рукой по лбу.
   — Отчего я колеблюсь? — сказал он сам себе. — Ведь сейчас я узнаю, в чем дело. Но что-то говорит мне, что на этот раз мои поиски увенчаются успехом.
   С этими словами он взял один крючок и вставил его в замочную скважину, но волнение его было столь сильным, что он никак не мог повернуть инструмента и в гневе отбросил его в сторону.
   — Что это со мной? — сказал он. — Надо успокоиться и взять себя в руки.
   Немного погодя он снова взял крючок и на этот раз легко открыл шкатулку, с поспешностью заглянул в нее и увидел в ней два письма, пожелтевших от времени.
   При виде их он даже побледнел, очевидно, сразу узнав почерк. Радостный крик вырвался у него из груди. Он схватил письма и воскликнул голосом, котором не было почти ничего человеческого:
   — Вот они, те доказательства, которые я считал уничтоженными!
   Он осторожно развернул бумагу, чтобы она не разорвалась на сгибах, и начал читать.
   Вскоре из его стесненной груди вырвался вздох удовлетворения.
   — О! — прошептал он. — Наконец-то Бог передает вас мне. Теперь мы сведем наши счеты…
   Затем он бережно уложил письма обратно в шкатулку, закрыл ее и спрятал у себя на груди.

ГЛАВА XXXVIII. Дым в горах

   Трое всадников быстро выехали из лагеря Сына Крови и направились к горам.
   Они молча ехали рядом, так как предчувствовали, что приближается развязка ужасной драмы, и их мысли, против воли, были печальны.
   Так подъехали они к первым горным отрогам и тут остановились, не проронив за всю дорогу ни слова.
   — Кабальеро, — первым прервал молчание гамбусино, — прежде чем отправляться дальше, нам следует, мне кажется, принять некоторые меры.
   — Какие именно, друг мой? — спросил дон Пабло,