Ерошевская Лира. Под небом Финского залива

   - Вот я тебя и рассмешила. Сейчас мы с тобой часочек отдохнем и на все уже по-другому будем смотреть. А без отдыха и конь не скачет.
   Света опять засмеялась. Легла в постель и сама не заметила, как уснула, видно, все же поездка на съемки утомила ее. Недолго поспала, может, какой часок, а проснулась с другим настроением, хотя душа все равно немного болела. "Пойду к Анжеле поднимусь, она еще целый час должна работать",решила Света. Оделась и, чтобы не разбудить Елену Ивановну, на цыпочках вышла из комнаты.
   Анжела сидела за столом в полном одиночестве.
   У тебя, я гляжу, после обеда вообще читателей не бывает,- заметила Света, перебирая книги, лежащие на столе.
   Да, мало. Летом всегда мало читателей, зимой больше. Ну как там у тебя дела?
   Ой, Анжела, опять мне Генка дал от ворот поворот.
   Ну да? Чего это?
   А... Вчера с Вано один танец станцевала - пригласил. Пока танцевала, он вообще смылся с танцплощадки. А сегодня заявил мне: все!
   Гордый он больно, я это сразу заметила. Переживаешь?
   Переживаю... Наверное, сегодня у Аси таблеточку какую-нибудь попрошу, чтобы хоть немного успокоиться.
   Ну что мы за бабы, ну чего мы из-за них переживаем, стоят ли они того? Ну, ладно, Генка твой все же красивый мужик, я даже не помню, когда у нас такой красивый мужик отдыхал. Он, конечно, себе цену знает. А вот, посмотри, у Аси: такая баба необыкновенная, а муж ей то и дело изменяет, а видела бы ты его - мизинца ее не стоит.
   Вот не подумала бы,- удивилась Света.- Так она мне нравится. Не женщина - картинка. А до чего обаятельная! Вот и пойми, что мужикам нужно?!
   Слушай, Свет, я завтра выходная, приходи ко мне прямо до завтрака, я привыкла рано вставать. Посидим с тобой, поболтаем, чайку попьем. Придешь?
   С удовольствием, я теперь неприкаянная. Два было - ни одного не осталось,- вспомнила она слова Сережи.
   Только, смотри, обязательно, я тебя ждать буду. Помиришься - вместе приходите.
   Ладно, приду,- пообещала Света.- Тебе уж домой пора собираться, а я пойду - прогуляюсь перед ужином.
   Вышла с территории санатория и пошла в лес, вверх, мимо валунов, сторожки - до самой верхотуры. Села за столик. Долго сидела. Комары кусали нещадно: Света то и дело хлопала себя по рукам и ногам, но все сидела. Думать ни о чем не хотелось - полная депрессия, но это было лучше, чем беспокойные мысли об одном и том же.
   На ужин опоздала, официантки убирали со столов, но ее покормили. "Вот и хорошо, что опоздала,- подумала Света.- Не хочется никого видеть". Хотела в кино пойти, но фильм привезли старый, она его уже видела, и она побрела на свой второй этаж.
   За столиком дежурной сестры сидела Ася:
   Как дела, Светочка? Где твой рыцарь?
   Все, Ася. Бросил он меня.
   Ну да! Так я и поверила. Оба ходили за тобой как привязанные. Чем ты так его обидела?
   Приревновал!
   К Цыгану?
   К грузину.
   Смотри, теперь и ревновать стал. Собственностью его стала?! Не переживай, я тебе таблеточку дам, чтоб успокоилась.
   А я как раз попросить ее у тебя хотела.
   На, держи,- она открыла шкафчик, сунула Свете две таблетки.- Другую на завтра, вместе не пей, а то завтра меня не будет. Присядь, я тебе давление померяю.
   Света присела.
   - Вот, видишь, и давление повысилось. Еще от давления возьми, вот, тоже на ночь выпьешь. Слушай, Свет, я здесь почти десять лет работаю, смотрю на все эти романы и думаю: ну чего женщины так близко все принимают к сердцу? Ну, ты - холостячка А то водь муж - дома, она здесь о каком нибудь с ума сходит, а ведь домой приедет и через неделю уже не вспомнит так закрутится. Здесь на все надо легко смотреть: отдых, природа, легкий флирт, легкий, понимаешь? Чтобы не скучно было. Как острая приправа к мясному блюду! Можно без приправы, но с приправой вкуснее. Я на тебя смотрела, думала: "Вот молодец женщина, двух за собой водит, значит, ни один по-настоящему не нужен". А ты и раскисла! Красавца выбрала! Ну красивый, правда! Но будь я на твоем месте, я бы Цыгана выбрала, в нем мужского начала больше, заводной, непритязательный, глаза блестят, без особых амбиций. Носил бы тебе твой красавец апельсины, если бы ты Цыгана выбрала? Вообще, Свет, смотри на все проще, ты здесь отдыхаешь, от-ды-хаешь, поняла? Бросил он тебя свет клином не сошелся. Смотри-ка, Цыган-то ни с кем не встречается, ну и иди с ним вся хандра с тебя, как с гуся вода. Да на блондинок всегда спрос. Завтра большой заезд будет! Ты одно пойми, тебе отсюда надо уехать отдохнувшей, поздоровевшей, а не с расшатанными нервами. Тебе потом опять целый год вкалывать. Ты поняла? Еще вот что тебе скажу: домики с правой стороны Финского - видела? Почти все сдаются, а наши отдыхающие и из соседнего санатория их снимают и уединяются там парочками.
   - Ой, Асенька, ну на что ты меня толкаешь? Этим я здесь заниматься не буду. Но ты права: на все надо смотреть проще. Я сама так думала, когда собиралась сюда. А вот заклинило. Выкарабкаюсь! Мне уже легче стало на душе. Действительно, что я - мужа, что ли, приехала сюда искать?' Спасибо тебе, Ася.
   - Значит, не зря я с тобой сеанс психотерапии проводила! Не зря, Ася, спать сегодня без таблетки буду, приберегу
   на всякий случаи. А вот скажи, сама так же лето ко всему
   относишься?
   - Ой, Светочка, милая, были в моей жизни такие переплеты, что не дай Бог никому. Но как видишь, жизнерадостности не потеряла. Да ты, наверное, слышала. здесь все становится туг же известно как об отдыхающих, так и о медперсонале. Муж у меня такой хлыщ! Вначале я вообще в шоке была от всех его проделок. Ведь и вышла го за него, думала, что я внешне интереснее, может, будет ценить. Где там! Столько у меня подруг было - всех из-за него потеряла, единственная верная осталась, она-то мне глаза и раскрыла, отчего вдруг все подружки избегать меня стали. Оказывается, мало ему было на стороне, еще и за моих подруг взялся. Не могу понять, что их в нем прельщало... А потом им было стыдно мне в глаза смотреть,,
   потихоньку отходили от меня, но и возле него не задерживались. Ты знаешь, я их простила, потому что все незамужние, может быть, действительно, была единственная возможность хоть один раз почувствовать себя женщиной. Как-то так получалось, что все мои приятельницы были свободными женщинами, возможно, V них времени было больше для общения, а я всегда любила остей принимать...
   Знаешь. Ася, не хотела бы я таких подруг иметь. Не могу понять, как ты все это терпишь? Как?
   А вот так! Теперь он мне до такой степени безразличен, что живу, как живут с квартирантом, получаю от него деньги - кормлю. И стало абсолютно все равно, что он творит. А помоложе была - сначала и не догадывалась, а когда узнала - сын подрастал: жалко было - как сын без
   отца останется, сына он любил. И то понимала никто меня с ребенком не возьмет, буду только материально стеснена,
   ведь и квартиру он получил. В общем, Светочка, слабая я женщина, нерешительная... Но смогла себя уговорить, что ничего сверхужасного не происходит. Так как чувствует свою вину, он со мной просто шелковый. Терплю, вот именно, терплю пока. Сын сейчас в армии, дождусь вот -придет, начнет работать, буду думать, что делать. Меня только сын возле него держал. Теперь он взрослый, смогу ему все объяснить. Пусть приедет в семью, а там посмотрим. Сколько у меня поклонников в молодости было, так он всех их разогнал, где угрозой, где хитростью, где подлостью. Это я только позже узнала. А тогда понять не могла, почему оказалась в такой изоляции, что остался около меня только он один. Да что теперь вспоминать...
   Вот уж поистине: не родись красивой, а родись счастливой.
   Потому и говорю тебе, Светка, не принимай ничего близко к сердцу. Это самое главное. Береги нервы. Я не знаю, что ты в этом красавце нашла?
   - Да нет, Ася, есть в нем что-то помимо красоты. Он не избалован женщинами, хоть и красивый, и, скорее всего, он и не считает себя таковым. Для меня красота без человека не существует, самовлюбленных красавчиков терпеть не могу. В нем нет фальшивости. Это человек того типа, который мне нравится. Но его растормошить надо - он весь закрытый: приоткроется, пока его "по шерсти гладишь", и опять в свою раковину. Но мы ведь не любим, что лежит на поверхности, нам надо потрудиться, чтобы добраться до сердцевинки, тем более если она не червивая. Да, Сережа лишен тех комплексов, что Гене мешают, он предсказуем, открыт, с ним легко, рубаха-парень, как говорится, А она за семью замками, но когда повернешь все ключики, там такое душевное богатство открывается... И тогда становится он совсем не таким, каким кажется со стороны. Но он самолюбив, оттого что сверхраним, это уже такой характер. Ревнивый - это самый большой его недостаток, пожалуй, даже сверхревнивый. Но тянет меня к нему, и все тут! Показалось расшифровала его, и код несложный, но он хочет этим же кодом и меня зашифровать, а у меня свой код, отсюда все сложности. И гордый уж очень, такое впечатление, что сам этому не рад. А у меня тоже и самолюбие, и гордость есть, никогда перед парнями не унижалась, как бы в душе ни переживала. Считала всегда, что женщина должна иметь свое женское достоинство. Ну так воспитана была, не по-современному. И иногда это очень даже мешало, но другой стать не могла.
   Поэтому я и его понимаю где-то, но он ведь парень, у мужчины всегда больше и прав, и возможностей, чем у женщины.
   - Ой, Света, по большому счету помочь тебе невозможно. Влюбилась ты в него, ставлю окончательный диагноз. Тебе уже не психотерапевта нужно, а хирурга, и только ты сама можешь им стать,
   - Да, Ася, ты права. И влюбилась я в него с первого взгляда. А теперь так больно резать по живому. И никакой Цыган мне заменить его не может. Разве только отвлечь от грустных мыслей? Потому что все это носить в себе невыносимо тяжело, особенно когда никого нет рядом. На завтра меня Анжела в гости пригласила, может быть, немного развеюсь.
   Вот и прекрасно. А потом я тебя приглашу, договоримся - когда, посмотришь на моего "сердцееда". Я обычно, когда у меня кто-либо в гостях, пеку свой фирменный пирог, и, как мне потом рассказывала единственная оставшаяся у меня подружка, как раз в те несколько минут, когда я ухожу на кухню, чтобы уследить время окончательной готовности пирога, "мой драгоценный" успевает назначить моей гостье свидание.
   Ну можешь быть уверенной, со мной у него этот номер не пройдет, а с твоего разрешения мне хотелось бы ему сказать кое-что, если он осмелится сделать мне подобное предложение.
   Я бы не возражала, но думаю, что все твое красноречие будет напрасным. Ты думаешь, я не вела с ним воспитательную работу? Все было вначале, такие скандалы ему устраивала... Поняла, бесполезно. Горбатого могила исправит. Стала беречь нервы.
   В крайнем случае, пусть знает, что о нем думают. Ну, ладно, Асенька, пойду я, почитаю малость, фильм сегодня старый.
   ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ
   Утром, не заходя в столовую, Сыта поехала к Анжеле. Нашла ее очень легко, Анжела жила на втором этаже небольшого особнячка в однокомнатной квартире: шкаф с книгами, диван-кровать, платяной шкаф, стол посредине комнаты и копии картин Левитана на стене - вот и все убранство комнаты Анжелы.
   - Вот молодец, что пришла,- встретила ее Анжела.- Сейчас чайник поставлю, а пока альбом посмотри,
   Она вручила Свете огромный фолиант, заполненный до отказа остановившимися мгновениями ее жизни и жизни близких людей. Дочка начинала здесь фигурировать с годичного возраста, свадебные фотографии завершали ее существование на этих жестких голубых страницах. Фотографии мужа давали представление о не очень далеком и не очень приятном внешне человеке. Пожалуй, Анжела вышла за него, как и Света, спасаясь от каких-то жизненных обстоятельств и надеясь на чудо, что этот человек, сознавая во всех отношениях превосходство жены, оценит ее по достоинству, но этого не произошло, и порок, который передался ему, как оказалось, еще и по наследству, развел их, поломав судьбы обоим. Анжела давно уже не вспоминала о нем: людям свойственно забывать плохое и помнить хорошее, а что было помнить о человеке, не сумевшем скрасить жизнь любимой женщины и потерявшем всякое уважение в ее глазах.
   Скоро Анжела накрыла стол, разлила чай в красивые бокалы, слоеный торт Наполеон", который Света любила больше всех остальных, стал украшением стола. Анжела вытащила из уже отложенного Светой альбома фотографию мужчины, сказала:
   - Вот, посмотри на этого парня, что ты о нем можешь сказать?
   Света не раздумывала долго:
   Мужик интересный, не чета твоему мужу, умный, но что-то мне кажется, с хитрецой.
   Ты так думаешь?
   Может, я ошибаюсь, не знаю.
   Скорей всего, не ошибаешься, хотя мне никогда так не казалось. Отдыхал в нашем санатории три года тому назад. Из Ленинграда. Пришел в библиотеку и как прописался, целыми днями сидел возле меня, не могла заставить прогуляться в лес. И началась у нас такая любовь, что казалось, никогда конца не будет. Сказал, что с женой разведен, да кто его знает, я не проверяла, хотя могла бы. Поверила ему. Все, конечно, у нас было, в санаторий совсем перестал ходить ночевать, полегче мне материально стало, покупал продукты, подарки делал, вот это кольцо видишь? Ношу все время его подарок. Уезжал - плакал, веришь? Никогда не видела плачущего мужика... Сказал, что будет приезжать по выходным, что должны мы что-то придумать, чтобы жить вместе, потому что он в Ленинграде, если верить ему, жил в общежитии, квартиру жене с дочкой оставил, ну и естественно, военнослужащий, сам себе - не хозяин. Тем не менее планов у него было... Я ног под собой не чувствовала от счастья: наконец-то встретила того, о ком мечтала. И что ты думаешь? Одно-единственное письмо и написал, что каждый день вспоминает, что жить без меня не может... И все - как отрезало. Я ему пишу - в ответ ни единой строчки. Подумала, может, в командировку уехал, приедет - напишет, но увы, так больше и не дождалась ни письма, ни телефонного звонка, ничего. Пропал без вести... Света засмеялась.
   Ну, даешь,- возмутилась Анжела.- Я ей про самое горькое в своей жизни, а ей смешно.
   Прости, Анжела, просто вспомнилось мне очень похожее,- я тебе расскажу. Вот такие они, мужики, пока рядом - любовь у них необыкновенная и в неискренности их никак не упрекнешь, а уехали, как говорится, с глаз долой - из сердца вон. Была у меня тоже такая любовь необыкновенная. Хочешь послушать?
   Рассказывай. А зачем мы и собрались вдвоем, как не поделиться друг с другом своими историями и увлечениями, радостями и печалями.
   Ну, слушай. Когда я уехала от мужа, то первое время не знала, куда приткнуться. В городе моем родном не захотели прописать, мол, закрыт город для прописки, может, взятку надо было дать начальнику паспортного стола, да откуда у меня, ушла с пятьюдесятью рублями в кармане - расчет на работе получила, и с чемоданчиком в руках. Ничего не взяла из нажитого вместе, он заставил меня несчастные сорок рублей взять со сберкнижки и ему отдать. Бог с ним - сняла, отдала. И ничего другого мне не оставалось, как пристраиваться где-то в Московской области, раз у меня подмосковная прописка. Приехала в небольшой поселок, зашла к начальнику паспортного стола: "Пропишете?" - "Пропишу". Сняла комнату в четыре метра: кровать, столик впритирку и стул. Нашла работу - заведующая библиотекой войсковой строительной части, подружку мне Господь хорошую послал - другую комнату у хозяйки снимала, и стала я отходить от пережитого кошмара своей семейной жизни. В мои обязанности еще входила доставка почты в часть. Вечером относила корреспонденцию, ну это было легко, так как корреспонденцию, отправляемую из части, составляли только письма, а утром, перед работой, которая начиналась у меня после обеда, заходила на почту, забирала письма и газеты, которые были потяжелее писем, и голосовала с чемоданчиком в руке. На попутных машинах добиралась до проходной, это было около трех километров. За проходной несколько частей находилось, а до моей части еще метров семьсот - восемьсот идти пешком и чемоданчик с почтой тащить. Ну, правда, помощники сразу нашлись -на то и мужской коллектив. Встречали меня солдатики возле проходной и помогали дотащить мой груз до места. Но скоро это взял себе в обязанность киномеханник, в его ведении находился и радиоузел части, который располагался за стеной моей библиотеки и считался его рабочим кабинетом". Когда у меня был выходной, он за меня относил, приносил, разбирал и раздавал корреспонденцию. Короче, был моим соседом и "заместителем". Я его так и воспринимала и больше -никак. Я сначала вообще ни на кого не смотрела, мне было не до этого, я с трудом отходила от злоключений своего неудачного замужества, а на солдатиков совершенно не обращала внимания, они все были моложе меня. Правда, Сашка был постарше, так как его взяли в армию, дав возможность закончить техникум связи, но и он был моложе меня и тоже прошел мимо моего внимания. Да мне было и не до него. Через две недели ко мне приехал муж, разыскав непонятно каким образом, чтобы уговорить вернуться. "Или ты вернешься, или я тебя убью такие у него были манеры. Я ответила: "Убивай, Глеб, я согласна. Чем с тобой жить, лучше быть убитой. Ты меня теперь не запутаешь ничем, такую я школу мужества прошла под твоим руководством". Уехал, потом еще раза три приезжал - уговаривал таким же образом. Все грозил: "Смотри, попробуй на развод подать, тогда уж точно убью". Я не подавала, чего лезть на рожон. "Придет мое время,- думала.-Сам подашь". Он и правда мог убить - такой псих был. Ну вот. Месяца два, наверное, я не замечала этого мальчика, хоть он очень старался, чтоб я его заметила: штемпелевал вечером отправляемые письма, помогал разбирать почту и обслуживать читателей, короче, все время вертелся в библиотеке. Все приглашал в свой радиоузел, где стоял служебный магнитофон, послушать записи современной эстрады, но я отказывалась и даже не догадывалась, что нравлюсь ему. Но однажды я подшивала газеты в читальном зале и зашел он, чистенький - после бани, волосы - пышные, новенькая "роба" - навыпуск, и я вдруг увидела, какой он аккуратненький, стройненький и симпатичный, а главное, я прочитала в его глазах, что он ко мне неравнодушен, и все - замкнуло меня. Но вида не показала, и долго еще мы, влюбленные друг в друга, скрывали свои чувства за простыми дружескими отношениями. Правда, стала я принимать его приглашения зайти в радиоузел, чтобы послушать записи новых песен. Но любви, как и кашля, не утаишь, и наступил день, когда он первый раз поцеловал меня и объяснился в любви. И началась у нас романтическая, чистая и трогательная любовь. Каждый вечер он ходил провожать меня до проходной, пользуясь своими увольнительными маршрутками на почту, приходил ко мне по средам, это был мой выходной день, и мы просиживали до полуночи на скамеечке возле моего дома, иногда ходили за грибами и потом устраивали грибные пиршества, в рабочие дни мы тоже все время были рядом: то он сидел у меня в библиотеке, то я у него в радиоузле - общались, слушали музыку. Однако у меня появились и другие поклонники, они то и дело заглядывали в библиотеку, заводили всякие разговоры, делали комплименты, особенно старался меня "закадрить" один капитан, и Сашка нервничал. К тому же в субботу и воскресенье, когда Сашка должен был крутить кинокартину в части, мы с подругой ходили в сельский клуб, в кино, и иногда оставались на танцы, с кем-то там танцевали, иногда у нас появлялись провожатые. И все это сразу же становилось известно Сашке. Он здорово переживал и даже два раза плакал, обижался, что я играю на его нервах. Пришлось отказаться от танцев, чтобы он успокоился. В августе я уехала на сессию в Левобережную, он приезжал ко мне туда несколько раз, уезжая от меня в последний раз, тоже плакал, как и твой, он вообще был очень чувствительным и нежным мальчиком. Помню, однажды мы поссорились, и я ушла домой, не дождавшись его с какого-то служебного задания и не попрощавшись. И он осторожно постучал ко мне в окно в два часа ночи, сорвавшись в самоволку. Я вышла к нему, и мы посидели часок на скамеечке. Но приближался "дембель". Сашка несколько раз заводил со мной разговор: что нам делать, чтобы не расставаться. У меня не было развода, поэтому у него был только один путь, чтобы остаться рядом со мной,-стать сверхсрочником. Он часто мимоходом поднимал этот вопрос, говорил, что командир части уговаривает его остаться на сверхсрочную, обещает дать квартиру, а работать, мол, будет, как и сейчас, киномехаником. Иными словами, я чувствовала, что если его попрошу об этом, то он останется, но я молчала. Одно дело - он сам примет это решение, другое дело - по моей просьбе, я не хотела его уговаривать, чтобы не чувствовать себя виноватой, если он потом вдруг пожалеет об этом. Последний раз он опять завел этот разговор недели за три до демобилизации: "Что нам делать? Мне хочется остаться с тобой, но "макаронником" мне быть не хочется, стыдно, сам же над ними смеялся, а теперь сам останусь на сверхсрочную, и мои же друзья будут смотреть на меня с презрением. А так здесь не пропишут... Как быть?" - "А никак,- ответила я.- Поезжай домой, зачем тебе становиться "макаронником?" Почему я так ему ответила? То ли мне его было жалко, что он станет всеми презираемым "макаронником", то ли себя рядом с ним - "макаронником", не знаю. В то время почему-то сверхсрочников солдаты презирали, считалось, что только пустые, ничего не умеющие и ничему не научившиеся люди остаются на сверхсрочную службу, чтобы, ничего не делая, заведуя макаронами, получать казенную зарплату. Если бы у меня был развод и жилплощадь, может, стоило бы о чем-то задуматься, а поскольку этого не было, я ни словом не хотела помочь ему в решении вопроса, который, как я считала, он должен был решать самостоятельно, тем более, я видела, как соскучился он по дому, так рвется туда. В общем-то дурака я сваляла, не знала, как трудно мне будет его забыть, а может, надеялась, что он все равно останется, поскольку у меня не было сомнения в его любви ко мне, и, конечно, мне очень этого хотелось. Как бы там ни было, а время шло, и пришел день, когда в радостно-возбужденном настроении он положил на мой рабочий стол обходной лист для подписи. И вот тут, неожиданно для себя самой, у меня из глаз хлынули слезы, которые я никак не могла сдержать. Я не всхлипнула, ни лица, ни губ не скривила -слезы просто текли и текли, без всякого моего участия в этом процессе, по моему совершенно каменному лицу, и я ничего не могла с ними поделать. Сашка стал успокаивать меня: "Я еще через неделю поеду",- как будто имело какое-нибудь значение, уедет он завтра или через неделю. В день отъезда, а он уезжал рано утром, с первой электричкой, он должен был зайти ко мне домой - проститься. И хотя я была большой любительницей поспать, но в это утро проснулась затемно, лежала и ждала его стука в окно. И вот он тихонько постучал, я оделась, вышла - открыть ему. Он прошел в мою без дверей комнатку, и мы сели по обе стороны утла моего столика. Саша прижал мою голову к своей и заплакал, а у меня слез не было, было только очень тяжело, впервые я поняла в действии выражение: камень на душе, который невозможно скинуть. Но внешне это никак не выражалось. А он все плакал, и его слезы, крупные и частые, падали на стол и на мою юбку. Потом я сказала, чтобы как-то его отвлечь от плача: "Сашка, хватит, вся юбка уже мокрая от твоих слез". Но Сашка психанул: "Чего ты смеешься?!" Наконец он немного успокоился, время поджимало, ему уже нужно было бежать на платформу, где его ждал Артем - лучший друг, который провожал его до Москвы. Он встал... Я сказала: "Сашка, посиди еще немножко",- к моим глазам тоже подступили слезы, но я сдержала себя. "Я тебе сразу напишу,- сказал Сашка.- И приеду к тебе, обязательно приеду". Он вышел на кухню, ждал, когда я выйду за ним. В кухне хозяйка растапливала печку, Сашка стал прощаться с ней. Я с большим трудом заставила себя подняться со стула и выйти вслед за ним в кухню, а затем на террасу, где мы в последний раз обнялись и поцеловались. Сашка опять заплакал, рванулся к двери. "Сашка, подожди",- я схватила его за руку. Сашка вырвал руку, открыл дверь наружу, на пороге оглянулся: по щекам текли слезы. Я стояла, закусив губу, чтобы тоже не зареветь. Теперь Сашка схватил мою руку, коротко пожал и сбежал с крыльца. Он бежал по тропинке к калитке, не оглядываясь. Я глядела ему вслед, мне хотелось бежать за ним, хотелось крикнуть: "Сашка...", но я захлопнула дверь... Немного постояла на террасе, успокаивая расходившееся сердце, зашла в дом. Хозяйка стояла возле печки и концом передника вытирала слезы: "Посмотрела я на вас, как вам трудно расставаться, да и сама прослезилась. Бедненький, весь заплаканный, глаза - с кулак..." Она всхлипнула, Я прошла в свою комнату и пластом упала на кровать... Стала думать, как мне теперь жить без него... Это было шестнадцатого октября, на всю жизнь эту дату запомнила. Вот и все... Не буду тебе рассказывать, как сразу пусто стало в моей жизни. Я все ждала от него письма, а его не было. Потом пришел ответ на письмо Артема, в котором он передавал мне привет и писал: "Узнай, почему Света не ответила на мое письмо. Я ей написал через два дня, как приехал, а ответа до сих пор не могу дождаться". А я никакого письма не получала, видно, оно где-то затерялось. Я опять написала Сашке, в ответ получила ласковое письмо и фотокарточку, где Сашка был в гражданском костюме. Это письмо было первым и последним. Я на него ответила, но в ответ не получила больше ни строчки, хотя очень ждала и боялась, что письмо опять затерялось. Артему он тоже перестал писать, а я все ждала и ждала, не верилось, что он так легко и быстро меня забыл. Перед отъездом он попросил Артема, чтобы тот помогал мне по работе, и Артем стал моим незаменимым помощником, а через какое-то время я поняла, что он тоже в меня влюбился, но я его полюбить не могла, хотя уважала как человека и хорошего друга. После обеда, когда у Артема заканчивалась работа на сооружении", он вертелся в библиотеке, как некогда Сашка, выполняя всю ту работу, которую должна была делать я, не допуская ни до чего и предупреждая любое мое желание. Иногда мы говорили с ним о Сашке, как он быстро нас забыл, и однажды, когда опять наступила осень, я попросила Артема "Напиши еще раз Сашке, поинтересуйся, как он там живет, почему тебе не пишет". Артем согласился, мы вместе составили это письмо, в котором Артем писал о своем солдатском житье-бытье, о том, что приближается "дембель", и спрашивал, как живет он. Обо мне там специально не было написано ни одного слова, даже привета не передавалось. Отправила я письмо и стала ждать ответа. И вот он пришел. Я, как всегда, разбирала почту в читальном зале и вдруг вижу: Сашкин почерк на письме, адресованном Артему, Недолго раздумывая, я тут же вскрыла письмо и прочитала. Вот что писал Сашка Артему после нескольких обязательных фраз: "Артем, ты можешь меня поздравить, я женился, прошло уже пять месяцев. Свадьба была девятого мая, на свадьбе присутствовало двести человек, вот было шуму.