Страница:
– Влипли, – громко прошептал Валерка. – Это все-таки Россия-матушка. Откуда в Канаде взяться бронепоезду? Только мы могли додуматься до такой дурацкой идеи. Тем более в современной войне.
– А почему нет опознавательных знаков на борту? – тоже шепотом засомневался лежащий рядом с ростовчанином Велга. – Ни цифры, ни буквы, ни звезды, ни креста. Где это ты видел военную технику без опознавательных знаков?
– Может, с другого борта?
– Сейчас вот удалится, мы и спросим у наших друзей по ту сторону. Но все равно странный он какой-то. Не могу понять, в чем дело, но… Тихо! Слышишь?
Стихарь поднял голову и прислушался.
Откуда-то сверху явно доносился какой-то иной, не имеющий никакого отношения к проходящему бронепоезду, звук.
– Самолет? – с сомнением в голосе, как бы сам у себя спросил Валерка и тут же отрицательно покачал головой – звук совсем не был похож на звук авиационного мотора истребителя, штурмовика и даже бомбардировщика. Низкий тяжелый рокот накрывал их сверху, и они наконец увидели.
Тяжелая, черная, хищных очертаний машина висела в воздухе метрах в пятидесяти от земли и прямо над железнодорожной насыпью. Под короткими и узкими крыльями-недомерками машина несла реактивные снаряды, живо напомнившие Велге новейший фронтовой штурмовик "Ил-2".
Но в воздухе сейчас находился явно не фронтовой штурмовик. И вообще не самолет. Подобных машин никогда не видели ни Велга, ни Дитц, ни кто бы то ни было из людей отряда.
Широкие несущие винты с ревом рвали воздух прямо над угловатой кабиной этого летающего чудища, и еще одни, поменьше, сливались в сияющий круг на длинном осином хвосте.
– Твою мать! – приоткрыл рот Валерка Стихарь. – Это еще что за чудо-юдо?
– Ты на герб взгляни, – посоветовал ему Велга.
На борту черного монстра алый всадник в плаще со вздыбленного коня пронзал тонким копьем поверженного наземь змея.
– Это кто? – изумился Валерка.
– Историю надо знать, – назидательно сказал Велга. – Это, товарищ рядовой, Георгий Победоносец, убивающий Змея. Покровитель Москвы. Изображался на гербе царской России и на копейках. Собственно, слово "копейка" отсюда и пошло.
– Ни хрена себе! Так ведь мы царя давно… того. И вообще…
Тут удивительная машина повела из стороны в сторону носом, будто принюхиваясь, и резко прыгнула вперед и вверх, вслед за бронепоездом.
Ударили пулеметы. Зашипело, засвистело и грохнуло так, что на мгновение заложило уши. Между бронепоездом и летающей диковиной завязался нешуточный бой.
Двое дерутся – третий не лезь. Отряд с удовольствием последовал этому старому, мудрому дворовому правилу и наблюдал за развитием конфликта со стороны, благо на них в горячке схватки никто не обращал внимания, да и они особо не высовывались, стараясь держаться поближе к деревьям и кустам лесополосы.
Летающая машина наскакивала на бронепоезд, будто ястреб на свинью. При этом бронепоезд почему-то остановился, хотя, казалось бы, ему сам бог сейчас велел, наращивая скорость, под всеми парами уходить от настырного противника. А противник оказался не только настырным, но и очень опасным, а также малоуязвимым для огня.
Было хорошо видно, как высекают искры из его бронированного брюха пулеметные очереди, а из пушки попасть по нему было трудно – маневрировал и вертелся в воздухе летун отменно. Да и в долгу не оставался – четырежды срывались с длинным змеиным шипением из-под коротких крыльев реактивные снаряды и как минимум дважды нашли цель.
Но бронепоезд пока тоже держался.
Отплевывались огнем пулеметы, тявкала скорострельная пушка, и кончилось дело тем, что один из ее высокоскоростных снарядов нащупал-таки слабое место у врага.
Задымил, зачадил, закружился на месте черный летун с алым всадником на борту и пошел вниз, словно осенний лист, сорванный ветром. Но не куда-нибудь в сторонку там падал, а прямехонько на бронепоезд.
– Гастелло, мать твою! – успел охнуть Стихарь, а летающая машина уже грохнулась со всей дури прямо на орудийные и пулеметные башни.
Чудовищной силы двойной взрыв швырнул разведчиков на землю – это сдетонировали боекомплекты летуна и бронепоезда.
… Когда вокруг и рядом перестали наконец падать куски искореженного железа и ошметки человеческих тел, Велга убрал руки с затылка и рискнул приподнять голову.
Все было кончено.
В ста пятидесяти метрах впереди вяло чадили останки бронированных вагонов и паровоза; косо торчал из земли черный обломок несущего винта летающей машины, и ветерок доносил кисловатую вонь сгоревшего пороха.
– Знакомый запашок, – отчетливо произнесли рядышком, и Велга, покосившись, увидел Стихаря, выбирающегося из-под груды каких-то веток, щепок и сбитой наземь листвы. – Во рвануло! Эдак и контузию недолго заработать за здорово живешь.
– Подъем, разведчик, – сказал Александр, отряхиваясь. – Пошли глядеть. Может, кто и в живых остался.
С другой стороны на насыпь уже взобрались Дитц и Майер, и теперь Хельмут, глядя в их сторону, призывно махнул рукой.
Они медленно шли по усеянной кусками разнообразного железа земле, старательно переступая через то, что еще недавно было живыми и теплыми людьми. Пару раз попадались оторванные руки и ноги, но в большинстве случаев и разобрать толком было нельзя, к какой части тела принадлежал раньше тот или другой кровавый ошметок. Впрочем, и русские, и немцы были людьми привычными к такого рода зрелищам. Иное дело свароги. Держащиеся за руки и жмущиеся поближе друг к другу, Карсс и Стана напоминали испуганных детей и вид имели довольно бледный, так что Хельмут Дитц, бросив на них пару раз внимательный взгляд, предложил обоим посидеть где-нибудь в сторонке, пока люди сами не разберутся. К чести старшего советника и принцессы, они отказались от заманчивого предложения и мужественно продолжили путь.
Они тщательнейшим образом осмотрели все вокруг и обнаружили с дюжину относительно неповрежденных трупов в незнакомой маскировочной форме и уже под конец обхода наткнулись на еще живого летчика.
Тот лежал в сторонке, у самой лесополосы, видимо, отброшенный взрывной волной, с внутренностями наружу и страшно изуродованной тем же взрывом половиной лица, но его второй глаз был цел, в глазу этом плескалось через край человеческое страдание. То, что это именно летчик, было понятно по синему комбинезону с Георгием Победоносцем на груди и странному, формой напоминающему шарообразные каски гвардейцев-сварогов, белому шлему, валявшемуся рядом.
Александр Велга покосился на скользкий и дрожащий ком кишок, которые раненый судорожно придерживал руками, и осторожно присел рядом.
– Кто ты, друг? – сочувственно спросил он, глядя прямо в светло-карий, широко раскрытый глаз совсем еще молодого, судя по уцелевшей половине лица, парня.
Едва слышный полустон-полувсхлип сорвался с губ раненого.
– Что? – наклонился к нему Велга.
– Передайте Герцогу, – отчетливо сказал пилот по-русски и замолчал.
– Что передать, друг?
– Передайте Герцогу, что мы их остановили. И еще…
Но договорить ему не удалось. По телу пробежала длинная судорога, летчик дернулся два раза и затих, глядя куда-то в одному ему теперь известное место сквозь Велгу, небо и саму Вселенную.
– Готов, – прокомментировал Майер. – Жаль. И нас жаль, и его жаль. Нас жаль, потому что мы все-таки в России, а его жаль просто по-человечески.
– Он храбро дрался, – тихо сказал Карл Хейниц.
Обнажив головы, отряд с полминуты смотрел на мертвого юношу, пока Велга, тяжело вздохнув, не сказал:
– И все равно ни хрена не понятно. Если мы в России, то о каком герцоге он говорил? Сроду у нас не было никаких герцогов. Даже при царе.
– Может, кликуха? – предположил Валерка Стихарь. – У нас в Ростове на Багатяновке в тридцать девятом жил один барыга по кличке Князь. Так вот он…
– Погоди ты со своим барыгой, – поморщился Велга. – Тут, чую, дело серьезное. Хотя в твоем предположении насчет клички что-то есть.
– Информации мало, – резюмировал Дитц. – Предлагаю похоронить убитых по-солдатски и как следует покопаться в этом железе, – он повел подбородком, как бы обозначая место поиска. – Все необычные факты запишем по мере поступления, а потом вместе подумаем. Как, подходит предложение?
– Что это ты вдруг стал предлагать, а не приказывать, а, господин обер-лейтенант? – прищурился на него Велга.
– Так ведь обстоятельства меняются, – лучезарно улыбнулся в ответ Дитц. – Надо будет – прикажу, не сомневайся.
ГЛАВА 4
– А почему нет опознавательных знаков на борту? – тоже шепотом засомневался лежащий рядом с ростовчанином Велга. – Ни цифры, ни буквы, ни звезды, ни креста. Где это ты видел военную технику без опознавательных знаков?
– Может, с другого борта?
– Сейчас вот удалится, мы и спросим у наших друзей по ту сторону. Но все равно странный он какой-то. Не могу понять, в чем дело, но… Тихо! Слышишь?
Стихарь поднял голову и прислушался.
Откуда-то сверху явно доносился какой-то иной, не имеющий никакого отношения к проходящему бронепоезду, звук.
– Самолет? – с сомнением в голосе, как бы сам у себя спросил Валерка и тут же отрицательно покачал головой – звук совсем не был похож на звук авиационного мотора истребителя, штурмовика и даже бомбардировщика. Низкий тяжелый рокот накрывал их сверху, и они наконец увидели.
Тяжелая, черная, хищных очертаний машина висела в воздухе метрах в пятидесяти от земли и прямо над железнодорожной насыпью. Под короткими и узкими крыльями-недомерками машина несла реактивные снаряды, живо напомнившие Велге новейший фронтовой штурмовик "Ил-2".
Но в воздухе сейчас находился явно не фронтовой штурмовик. И вообще не самолет. Подобных машин никогда не видели ни Велга, ни Дитц, ни кто бы то ни было из людей отряда.
Широкие несущие винты с ревом рвали воздух прямо над угловатой кабиной этого летающего чудища, и еще одни, поменьше, сливались в сияющий круг на длинном осином хвосте.
– Твою мать! – приоткрыл рот Валерка Стихарь. – Это еще что за чудо-юдо?
– Ты на герб взгляни, – посоветовал ему Велга.
На борту черного монстра алый всадник в плаще со вздыбленного коня пронзал тонким копьем поверженного наземь змея.
– Это кто? – изумился Валерка.
– Историю надо знать, – назидательно сказал Велга. – Это, товарищ рядовой, Георгий Победоносец, убивающий Змея. Покровитель Москвы. Изображался на гербе царской России и на копейках. Собственно, слово "копейка" отсюда и пошло.
– Ни хрена себе! Так ведь мы царя давно… того. И вообще…
Тут удивительная машина повела из стороны в сторону носом, будто принюхиваясь, и резко прыгнула вперед и вверх, вслед за бронепоездом.
Ударили пулеметы. Зашипело, засвистело и грохнуло так, что на мгновение заложило уши. Между бронепоездом и летающей диковиной завязался нешуточный бой.
Двое дерутся – третий не лезь. Отряд с удовольствием последовал этому старому, мудрому дворовому правилу и наблюдал за развитием конфликта со стороны, благо на них в горячке схватки никто не обращал внимания, да и они особо не высовывались, стараясь держаться поближе к деревьям и кустам лесополосы.
Летающая машина наскакивала на бронепоезд, будто ястреб на свинью. При этом бронепоезд почему-то остановился, хотя, казалось бы, ему сам бог сейчас велел, наращивая скорость, под всеми парами уходить от настырного противника. А противник оказался не только настырным, но и очень опасным, а также малоуязвимым для огня.
Было хорошо видно, как высекают искры из его бронированного брюха пулеметные очереди, а из пушки попасть по нему было трудно – маневрировал и вертелся в воздухе летун отменно. Да и в долгу не оставался – четырежды срывались с длинным змеиным шипением из-под коротких крыльев реактивные снаряды и как минимум дважды нашли цель.
Но бронепоезд пока тоже держался.
Отплевывались огнем пулеметы, тявкала скорострельная пушка, и кончилось дело тем, что один из ее высокоскоростных снарядов нащупал-таки слабое место у врага.
Задымил, зачадил, закружился на месте черный летун с алым всадником на борту и пошел вниз, словно осенний лист, сорванный ветром. Но не куда-нибудь в сторонку там падал, а прямехонько на бронепоезд.
– Гастелло, мать твою! – успел охнуть Стихарь, а летающая машина уже грохнулась со всей дури прямо на орудийные и пулеметные башни.
Чудовищной силы двойной взрыв швырнул разведчиков на землю – это сдетонировали боекомплекты летуна и бронепоезда.
… Когда вокруг и рядом перестали наконец падать куски искореженного железа и ошметки человеческих тел, Велга убрал руки с затылка и рискнул приподнять голову.
Все было кончено.
В ста пятидесяти метрах впереди вяло чадили останки бронированных вагонов и паровоза; косо торчал из земли черный обломок несущего винта летающей машины, и ветерок доносил кисловатую вонь сгоревшего пороха.
– Знакомый запашок, – отчетливо произнесли рядышком, и Велга, покосившись, увидел Стихаря, выбирающегося из-под груды каких-то веток, щепок и сбитой наземь листвы. – Во рвануло! Эдак и контузию недолго заработать за здорово живешь.
– Подъем, разведчик, – сказал Александр, отряхиваясь. – Пошли глядеть. Может, кто и в живых остался.
С другой стороны на насыпь уже взобрались Дитц и Майер, и теперь Хельмут, глядя в их сторону, призывно махнул рукой.
Они медленно шли по усеянной кусками разнообразного железа земле, старательно переступая через то, что еще недавно было живыми и теплыми людьми. Пару раз попадались оторванные руки и ноги, но в большинстве случаев и разобрать толком было нельзя, к какой части тела принадлежал раньше тот или другой кровавый ошметок. Впрочем, и русские, и немцы были людьми привычными к такого рода зрелищам. Иное дело свароги. Держащиеся за руки и жмущиеся поближе друг к другу, Карсс и Стана напоминали испуганных детей и вид имели довольно бледный, так что Хельмут Дитц, бросив на них пару раз внимательный взгляд, предложил обоим посидеть где-нибудь в сторонке, пока люди сами не разберутся. К чести старшего советника и принцессы, они отказались от заманчивого предложения и мужественно продолжили путь.
Они тщательнейшим образом осмотрели все вокруг и обнаружили с дюжину относительно неповрежденных трупов в незнакомой маскировочной форме и уже под конец обхода наткнулись на еще живого летчика.
Тот лежал в сторонке, у самой лесополосы, видимо, отброшенный взрывной волной, с внутренностями наружу и страшно изуродованной тем же взрывом половиной лица, но его второй глаз был цел, в глазу этом плескалось через край человеческое страдание. То, что это именно летчик, было понятно по синему комбинезону с Георгием Победоносцем на груди и странному, формой напоминающему шарообразные каски гвардейцев-сварогов, белому шлему, валявшемуся рядом.
Александр Велга покосился на скользкий и дрожащий ком кишок, которые раненый судорожно придерживал руками, и осторожно присел рядом.
– Кто ты, друг? – сочувственно спросил он, глядя прямо в светло-карий, широко раскрытый глаз совсем еще молодого, судя по уцелевшей половине лица, парня.
Едва слышный полустон-полувсхлип сорвался с губ раненого.
– Что? – наклонился к нему Велга.
– Передайте Герцогу, – отчетливо сказал пилот по-русски и замолчал.
– Что передать, друг?
– Передайте Герцогу, что мы их остановили. И еще…
Но договорить ему не удалось. По телу пробежала длинная судорога, летчик дернулся два раза и затих, глядя куда-то в одному ему теперь известное место сквозь Велгу, небо и саму Вселенную.
– Готов, – прокомментировал Майер. – Жаль. И нас жаль, и его жаль. Нас жаль, потому что мы все-таки в России, а его жаль просто по-человечески.
– Он храбро дрался, – тихо сказал Карл Хейниц.
Обнажив головы, отряд с полминуты смотрел на мертвого юношу, пока Велга, тяжело вздохнув, не сказал:
– И все равно ни хрена не понятно. Если мы в России, то о каком герцоге он говорил? Сроду у нас не было никаких герцогов. Даже при царе.
– Может, кликуха? – предположил Валерка Стихарь. – У нас в Ростове на Багатяновке в тридцать девятом жил один барыга по кличке Князь. Так вот он…
– Погоди ты со своим барыгой, – поморщился Велга. – Тут, чую, дело серьезное. Хотя в твоем предположении насчет клички что-то есть.
– Информации мало, – резюмировал Дитц. – Предлагаю похоронить убитых по-солдатски и как следует покопаться в этом железе, – он повел подбородком, как бы обозначая место поиска. – Все необычные факты запишем по мере поступления, а потом вместе подумаем. Как, подходит предложение?
– Что это ты вдруг стал предлагать, а не приказывать, а, господин обер-лейтенант? – прищурился на него Велга.
– Так ведь обстоятельства меняются, – лучезарно улыбнулся в ответ Дитц. – Надо будет – прикажу, не сомневайся.
ГЛАВА 4
Через два часа между железнодорожной насыпью и лесополосой вырос приметный холмик свежевскопанной земли. В него воткнули крест, наскоро связанный из очищенного от веток и разрубленного пополам ствола молодого тополя; на крест водрузили белый летный шлем и дали в голубое безоблачное небо скупой залп.
Работка оказалась довольно-таки потной и грязной, и хорошо, что Стихарь обнаружил неподалеку то ли маленькую речушку, то ли большой ручей, где они смогли помыться и отдохнуть на пологом травянистом бережку.
Время было самое обеденное, но есть после такой работы никому не хотелось, и Хельмут Дитц, достав из нагрудного кармана небольшой блокнот и огрызок карандаша, сказал:
– Ну что, приступим? По-моему, кое-какие факты у нас уже имеются.
– Фактов на самом деле до хрена и больше, – сказал Велга, задумчиво жуя травинку. – Вот с объяснениями похуже. Летательный аппарат неизвестной конструкции – раз. Непонятная форма одежды – два. Стрелковое оружие, с которым лично я не встречался, – три. Эмблема с Георгием Победоносцем… Нет, ничего не приходит в голову.
– А что, – спросил Карсс, – разве у вас нет… ах, да, я и забыл. Действительно, нет. У нас когда-то были такие машины, и назывались они "крутилетами". От слов "крутить" и "летать". Крутящийся винт создает подъемную силу и…
– Да это все понятно! – досадливо махнул рукой Велга. – Пусть будет "крутилет", какая разница…
– Можно еще назвать "вертилет", – вставил Стихарь. – По-моему, так даже лучше звучит. Послушайте, а может, пока нас не было, на Земле что-нибудь серьезное произошло?
– К примеру, умер товарищ Сталин, коммунисты сожгли свои партбилеты, а к власти пришли герцоги и бароны! – весело предположил Майер.
– А мы выиграли войну! – хохотнул Шнайдер. – Иначе откуда бы взялись герцоги и бароны?
– Типун вам на язык! – рассердился Малышев. – А этот "крути-верти" откуда? И вообще, умереть, конечно, каждый может и даже, как это ни печально, товарищ Сталин. И с партией тоже всякое может случиться… Что это вы на меня так смотрите, товарищ лейтенант? Мо-жет. Но чтобы вы победили в этой войне!.. – Он аккуратно сложил из пальцев правой руки внушительных размеров кукиш и продемонстрировал его немцам. – Вот вам. Не дождетесь.
– Эй! – подскочил вдруг на месте молчаливый и не очень эмоциональный Карл Хейниц и с размаху хлопнул себя по лбу. – Я понял!
– Ну?! – повернулись к нему все.
– Это даже странно, – неуверенно рассмеялся он. – Я имею в виду, что это не пришло в голову вам, господин старший советник, и вам, Ваше Высочество. Вы ведь у нас опытные космические путешественники!
Карсс и Стана недоуменно переглянулись и озадаченно уставились на ефрейтора.
– Пространство-время! – торжественно провозгласил Хейниц. – Эффект, описываемый господином Альбертом Эйнштейном, немцем, между прочим…
– Евреем, – ласково поправил подчиненного Дитц. – Евреем, мой друг.
– Хорошо, пусть евреем. Но жил-то он в Германии, верно?
– Ладно, не важно. Продолжай.
– Так вот, кто из вас читал о его теории относительности, которая повсеместно принята ведущими учеными мира?
Присутствующие, кроме Велги и сварогов, отрицательно покачали головами.
– Не тяни душу, Карлуша, – попросил Валерка. – Выкладывай.
– Альберт Эйнштейн доказал, – радостно, как будто сам додумался до этого великого открытия, изрек Хейниц, и веснушки ярче проступили на сто побледневшем от волнения лице, – что на космическом корабле, движущемся со скоростью, близкой к скорости света, время относительно Земли замедляется, и очень сильно. То есть если на корабле пройдет, допустим, год, то на Земле может пройти и сто лет.
– И… что? – с обалделым видом осведомился Веш-няк.
– А то, что мы двигались со скоростью гораздо большей, чем скорость света, и теперь находимся в бу-дущем.
– Ни х… себе, – пробормотал Стихарь.
– Это как? – снова не понял Вешняк.
– Он хочет сказать, – спокойно пояснил Велга, – что сейчас не тысяча девятьсот сорок третий год, а, мо-жет быть, две тысячи сорок третий. Да, Карл?
– Именно.
– Ну ты, земеля, и заливаешь! – восхитился Стихарь.
– Тем не менее он прав, – сказал Карсс. – Такой закон действительно существует, но к нашему случаю он, к сожалению, не имеет ни малейшего отношения.
– Это еще почему? – обиделся Хейниц.
– Потому что мы путешествовали в гиперпространстве, а там совершенно иные законы. И на время они не влияют, можешь мне поверить. Вернее, влияют, но совершенно не так… м-м… трудно объяснить, но поверь, что теория вашего… как его?
– Эйнштейна, – подсказал Дитц.
– Да, Эйнштейна. Она верна лишь для обычного пространства. Мы же, повторяю, шли через гиперпространство.
– Тогда как вы все это объясните? – не сдавался ефрейтор.
– Это ваша планета, – пожал плечами Карсс, – вам лучше знать. Лично я согласен с тем, что информации по-прежнему не хватает.
– А как же этот… "вертилет"? И ракетная атака на орбите? – не сдавался Хейниц. – Подобные вещи вполне могли появиться в будущем.
– Особенно паровоз, – с серьезным видом заметил Стихарь. – Без паровоза в будущем уж никак обойтись не смогли.
– При чем тут паровоз?!
– А при том, дорогой Карлуша, что бронепоезд тащил именно паровоз, если ты не заметил. Можешь пойти и полюбоваться на его продырявленный котел. Вон он, в кустах валяется. По-твоему, в будущем по-прежнему будут ездить на паровозах?
– А бетонные шпалы? – поддержал соотечественника Майер. – Ты когда-нибудь видел бетонные шпалы? Даже у нас в Германии они деревянные. И по всей Европе тоже. А уж в вашей дикой России…
– Сами вы дикие, – не замедлил парировать Валерка. – Всю эту самую Европу вы ограбили. И не в первый раз, между прочим. А грабят, как известно, только дикари. Цивилизованные люди предпочитают контрибуцию.
– Валера! – с уважением пробасил Малышев. – Откуда ты слова такие знаешь?
– Я много чего знаю. Шпалы бетонные, а столбы с электрическими проводами где? Россия большая, верно, электричество еще не всюду протянули. И вообще, это не будущее, а какой-нибудь секретный испытательный полигон. Помяните мое слово, без НКВД тут не обошлось. Видели их автоматы? Жаль, ни одного целого не нашлось, но мы пока плохо смотрели. Я бы лично обменял свой "ППШ" на такую машинку не глядя – были бы боеприпасы. Наверняка секретная разработка. И "вертилет" этот тоже секретный и новейшей конструкции, а полигон испытательный – в каком-нибудь богом забытом углу, где и столбов электропередачи и телеграфа нет. Мало, что ли, таких в России? Да навалом! Вот погодите, скоро явятся родимые в фуражечках с малиновыми околышами…
– Что же, по-твоему, выходит, что тут наши наших убивали? – изумился Вешняк.
– Запросто! Может, на бронепоезде какие-нибудь зеки были переодетые?
– Враги народа, – тихо подсказал Велга.
– Ага, – беззаботно согласился Валерка.
– Так врагам народа секретные автоматы в руки и дали, – не поверил Вешняк. – Врешь ты все, Валерка. Напридумывал чертовни всякой, сам запутался, а на попятный пойти гонор твой ростовский не позволяет.
– А я тебе говорю…
– Отставить, – внятно сказал Велга. – Развели базар, товарищи бойцы. Стыдно. Некоторое время все молчали.
– Мужчины! – провозгласила наконец принцесса. – Солдаты и политики! Сами вечно заварят кашу, а потом не знают, как ее расхлебать. Мало вам информации? Так добудьте ее! – Она легко поднялась на ноги и, потянувшись гибким телом, глянула на солнце. – До вечера еще далеко. Пошли, что ли?
К тому времени, когда солнце совсем склонилось к западу, осмотр места боя бронепоезда с "вертилетом" был завершен, и осмотр этот не принес ничего нового – искореженные взрывом куски металла молчали. Новость принесли Сергей Вешняк с Куртом Шнайдером, посланные в разведку по путям в ту сторону, куда направлялся бронепоезд. Михаил Малышев и Карл Хейниц, ушедшие в противоположном направлении, вернулись ни с чем. Вешняк же со Шнайдером обнаружили сброшенную с рельсов под откос дрезину с ручным приводом не далее чем в четырех километрах от обломков бронепоезда и "вертолета". По словам разведчиков, она была в рабочем состоянии, и десять человек, объединив усилия, вполне могли бы поставить ее на рельсы и дальше уже не идти, а ехать.
– Любая дорога куда-нибудь приводит, – философски заключил Дитц, выслушав доклад, – а ехать, несомненно, лучше, чем топать пешком.
– А мы на ней все поместимся? – спросил Велга и, получив утвердительный ответ, высказал мысль, что пора, пожалуй, готовиться ко сну, а они еще не ужинали.
Через час на берегу речки-ручья горел костер, и отряд, закусив чем бог послал, встретил свою вторую ночь на Земле.
Утро выдалось мглистое, неуютное. Позавтракав, двинулись гуськом вдоль насыпи и вскоре обнаружили лежащую вверх колесами дрезину.
Поставить сброшенное кем-то или чем-то под откос примитивное транспортное средство опять на рельсы оказалось делом нелегким, но вполне выполнимым для девятерых мужчин и одной женщины, так что через полчаса дружных усилий они уже катили по рельсам, меняясь по двое на рычаге через каждые десять минут.
Первым дым на горизонте заметил Малышев, обладавший отменной остротой зрения, и сообщил об этом остальным. К тому времени они проехали около тридцати километров, двигаясь со скоростью приблизительно пятнадцать километров в час. Серая мутная пелена на небе не рассеялась, и дым, поднимаясь от земли, почти не отличался по цвету от неба, так что никто, кроме таежного охотника, не мог поначалу ничего разглядеть. Минут, правда, через пять принцесса заявила, что тоже видит дым, а вскоре его заметили и остальные.
Собственно, дымов было несколько. Точнее, даже не дымов, а дымков – слева и впереди по ходу движения, за лысым холмом, похожим на живот беременной великанши, улегшейся на землю, чтобы родить маленького великаненка.
Двойное рельсовое полотно плавно изгибалось, обходя холм справа, и сразу же за поворотом они увидели одноэтажную железнодорожную станцию и деревню за ней. И тут же стало ясно, что дым поднимается вовсе не из труб жилых домов, а от самих домов. Еще точнее – от их остатков. Деревня была сожжена, и, судя по цвету и количеству дыма, не очень давно.
Зрелище было настолько знакомым и горестным, что у Велги сжалось сердце. "Господи, опять…" – подумал он, а вслух сказал:
– Стой.
Дрезина сбавила ход и с протяжным скрипом остановилась.
– На холм! – скомандовал Дитц, понявший мысль Александра без слов. – Оглядимся сверху, что там делается.
Им пришлось вернуться немного назад, чтобы начать подъем там, где случайный наблюдатель из деревни не смог бы их заметить.
Их спасла выработанная годами войны привычка держать оружие наготове и, не раздумывая, пускать его при необходимости в ход, быстрая реакция и то, что по склону они поднимались не гуськом, а рассыпавшись в цепь.
Безоружным Карссу и Стане повезло в том, что принцесса в самом начале оступилась, старший совет-ник помог ей подняться и они из-за этого слегка отстали от остальных.
Первыми на вершину холма, как и положено командирам, ступили Велга и Дитц и тут же, чуть ли не нос к носу, столкнулись с тремя сильно небритыми личностями, одетыми разнообразно и несколько странно.
Впрочем, их одежду, равно как и самих их, рассматривать было некогда, поскольку небритые тоже только что взобрались на холм со стороны деревни, в руках у них были автоматы, и они, увидев Александра и Хельмута, тут же попытались использовать эти самые автоматы по назначению.
Однако Велга с Дитцем успели раньше.
"ППШ" и "МП-39" одновременно харкнули огнем, и нерасторопная троица, крест-накрест прошитая пулями, рухнула на землю.
Тут же откуда ни возьмись на вершину выскочили еще четверо, стреляя на ходу; но отряд уже залег и открыл ответный огонь, в отличие от огня противника, точный и беспощадный.
Все было кончено в тридцать секунд, и, как выяснилось чуть погодя, все семеро были убиты наповал.
– Вот черт! – сплюнул с досады Велга, переворачивая носком сапога очередной труп на спину. – Хоть бы одного ранили. Разведчики, мать вашу…
– Да уж как-то все больно быстро вышло, товарищ лейтенант, – озадаченно почесал затылок Малышев.
– Точно, – подтвердил рыжий Шнайдер. – Я, например, и подумать не успел ничего, а мой автомат, гляжу, уже сам стреляет.
– Интересно, кто они такие? – бормотал Стихарь, шаря по карманам одного из мертвецов. – Странная какая-то куртка – карманы на рукаве! И штаны… О, сигареты! А я уж подумал, что здесь никто не курит, – у тех-то, с бронепоезда, сигарет не оказалось… Эй, да они американские!
Но внимание Велги занимало совсем другое – отсюда, с вершины холма, с самой ее макушки, хорошо была видна проселочная дорога, ведущая из деревни куда-то на северо-запад, и сейчас по этой дороге уходили галопом прочь два всадника. Пыль, поднятая копытами коней, мешала разглядеть подробности, но Хельмут в свой бинокль увидел, что всадники вооружены и к седлам у них приторочены какие-то мешки.
– По-моему, они из этой же компании, – сделал вывод обер-лейтенант, опуская бинокль. – А компания эта, Саша, сильно смахивает на бандитов и мародеров. Уж ты мне поверь.
– Рожи протокольные, – поддержал предположение Дитца Валерка. – И потом, откуда у простого советского человека американские сигареты?
– А у бандитов они, по-твоему, откуда?
– Э-э, не скажите. У нас в Ростове, например, многие известные бандиты курили американские. Дороговато, правда, но зато какой понт! Видите, верблюд на пачке? Известная фирма. "Кэмел" называется. Разрешите закурить, товарищ лейтенант? Этих, – он кивнул на шлейф пыли внизу, – нам все равно не догнать, так хоть покурим перед тем, как в деревню идти. Чует мое сердце, что ничего хорошего мы там не увидим.
Велга поглядел вслед резво улепетывающим всадникам, потом на пачку в руке Валерки и сказал:
– Тогда уж и мне давай.
Пачка оказалась неполной, и после того, как все, кроме некурящих Карсса и Станы, взяли по сигарете, в ней осталось только четыре штуки. Правда, после тщательного обыска убитых было найдено еще три такие же початые пачки, и, когда произвели честный дележ, каждому досталось по пять сигарет. Больше в карманах убитых ничего существенного не оказалось, если не считать нескольких необычного вида зажигалок из цветной пластмассы (тоже явно не советского и не германского производства) и трех коробков спичек без каких-либо эти-кеток.
Еще на запястьях четверых из семи обнаружились часы на металлических браслетах и кожаных ремешках. Все часы оказались никому не известной фирмы "Ориент", а Дитц определил по слову "Джапан" на циферблатах, что сделаны часы в Японии.
– Надо же! – удивился Майер, с интересом разглядывая хромированный корпус изящных очертаний. – Никогда бы не подумал, что союзнички способны такие штуки делать. Скорее уж американцы…
По часам определили, что сейчас одиннадцать часов утра местного времени, и перешли к трофейному оружию.
Им досталось пять целехоньких автоматов, таких же, какие они уже находили на месте вчерашнего боя, и два пистолета с запасными обоймами.
На изучение незнакомого оружия ушел час.
Автоматы и пистолеты были несколько раз разобраны и собраны вновь, патроны подсчитаны, принцип действия механизмов уяснен. Одно так и осталось непонятным – кто и когда это оружие произвел. Тем не менее бросать его было грех – у них заканчивались боеприпасы, а Карсс и Стана вообще были безоружны.
Наконец настала пора спускаться в деревню.
Убитых решили не хоронить за неимением сил и желания.
– Ну их на хрен, прости господи, – выразил общее мнение Валерка. – Эдак мы скоро в похоронную команду превратимся. Вчера закапывали, сегодня тут на нашу голову… Нет, я так решительно не согласен!
Выкурили еще по одной сигарете, попили водички из фляг и уже было поднялись на ноги, как тут Малы-шев заметил вдали пыль.
– Кто-то сюда едет, – уверенно сказал он, вытягивая свою внушительную ручищу в нужном направлении. – Смотрите. Во-он там!
Залегли.
Дитц снова воспользовался биноклем и тут же громко выругался.
– Что там, Хельмут? – тронул его за плечо Велга.
– Танк, – сообщил Дитц, не отрываясь от окуля-ров. – Прямо по степи сюда прется танк, а по дороге вслед за ним – грузовик с крытым кузовом. В кузове, надо полагать, пехота. На, сам полюбуйся, – и он протянул бинокль Велге. – Будь я проклят, если когда-нибудь видел такие танки.
Александр принял из его рук теплый шероховатый корпус восьмикратного полевого "цейсса" и поднес бинокль к глазам, наводя на горизонт и одновременно подкручивая регулятор настройки…
Вот он!
Лейтенант даже вздрогнул от неожиданности, сразу ощутив себя маленьким и беззащитным. Танки он не любил. Особенно вражеские. И уж совсем не любил вражеские атакующие танки. За время войны ему несколько раз приходилось участвовать в отражении танковой атаки, и каждый раз он отчаянно трусил перед этими слепыми и безжалостными механическими чудовищами, ненавидел их железный запах, их тупую, неотвратимую силу и каждый раз неимоверным усилием воли побеждал свой страх.
Работка оказалась довольно-таки потной и грязной, и хорошо, что Стихарь обнаружил неподалеку то ли маленькую речушку, то ли большой ручей, где они смогли помыться и отдохнуть на пологом травянистом бережку.
Время было самое обеденное, но есть после такой работы никому не хотелось, и Хельмут Дитц, достав из нагрудного кармана небольшой блокнот и огрызок карандаша, сказал:
– Ну что, приступим? По-моему, кое-какие факты у нас уже имеются.
– Фактов на самом деле до хрена и больше, – сказал Велга, задумчиво жуя травинку. – Вот с объяснениями похуже. Летательный аппарат неизвестной конструкции – раз. Непонятная форма одежды – два. Стрелковое оружие, с которым лично я не встречался, – три. Эмблема с Георгием Победоносцем… Нет, ничего не приходит в голову.
– А что, – спросил Карсс, – разве у вас нет… ах, да, я и забыл. Действительно, нет. У нас когда-то были такие машины, и назывались они "крутилетами". От слов "крутить" и "летать". Крутящийся винт создает подъемную силу и…
– Да это все понятно! – досадливо махнул рукой Велга. – Пусть будет "крутилет", какая разница…
– Можно еще назвать "вертилет", – вставил Стихарь. – По-моему, так даже лучше звучит. Послушайте, а может, пока нас не было, на Земле что-нибудь серьезное произошло?
– К примеру, умер товарищ Сталин, коммунисты сожгли свои партбилеты, а к власти пришли герцоги и бароны! – весело предположил Майер.
– А мы выиграли войну! – хохотнул Шнайдер. – Иначе откуда бы взялись герцоги и бароны?
– Типун вам на язык! – рассердился Малышев. – А этот "крути-верти" откуда? И вообще, умереть, конечно, каждый может и даже, как это ни печально, товарищ Сталин. И с партией тоже всякое может случиться… Что это вы на меня так смотрите, товарищ лейтенант? Мо-жет. Но чтобы вы победили в этой войне!.. – Он аккуратно сложил из пальцев правой руки внушительных размеров кукиш и продемонстрировал его немцам. – Вот вам. Не дождетесь.
– Эй! – подскочил вдруг на месте молчаливый и не очень эмоциональный Карл Хейниц и с размаху хлопнул себя по лбу. – Я понял!
– Ну?! – повернулись к нему все.
– Это даже странно, – неуверенно рассмеялся он. – Я имею в виду, что это не пришло в голову вам, господин старший советник, и вам, Ваше Высочество. Вы ведь у нас опытные космические путешественники!
Карсс и Стана недоуменно переглянулись и озадаченно уставились на ефрейтора.
– Пространство-время! – торжественно провозгласил Хейниц. – Эффект, описываемый господином Альбертом Эйнштейном, немцем, между прочим…
– Евреем, – ласково поправил подчиненного Дитц. – Евреем, мой друг.
– Хорошо, пусть евреем. Но жил-то он в Германии, верно?
– Ладно, не важно. Продолжай.
– Так вот, кто из вас читал о его теории относительности, которая повсеместно принята ведущими учеными мира?
Присутствующие, кроме Велги и сварогов, отрицательно покачали головами.
– Не тяни душу, Карлуша, – попросил Валерка. – Выкладывай.
– Альберт Эйнштейн доказал, – радостно, как будто сам додумался до этого великого открытия, изрек Хейниц, и веснушки ярче проступили на сто побледневшем от волнения лице, – что на космическом корабле, движущемся со скоростью, близкой к скорости света, время относительно Земли замедляется, и очень сильно. То есть если на корабле пройдет, допустим, год, то на Земле может пройти и сто лет.
– И… что? – с обалделым видом осведомился Веш-няк.
– А то, что мы двигались со скоростью гораздо большей, чем скорость света, и теперь находимся в бу-дущем.
– Ни х… себе, – пробормотал Стихарь.
– Это как? – снова не понял Вешняк.
– Он хочет сказать, – спокойно пояснил Велга, – что сейчас не тысяча девятьсот сорок третий год, а, мо-жет быть, две тысячи сорок третий. Да, Карл?
– Именно.
– Ну ты, земеля, и заливаешь! – восхитился Стихарь.
– Тем не менее он прав, – сказал Карсс. – Такой закон действительно существует, но к нашему случаю он, к сожалению, не имеет ни малейшего отношения.
– Это еще почему? – обиделся Хейниц.
– Потому что мы путешествовали в гиперпространстве, а там совершенно иные законы. И на время они не влияют, можешь мне поверить. Вернее, влияют, но совершенно не так… м-м… трудно объяснить, но поверь, что теория вашего… как его?
– Эйнштейна, – подсказал Дитц.
– Да, Эйнштейна. Она верна лишь для обычного пространства. Мы же, повторяю, шли через гиперпространство.
– Тогда как вы все это объясните? – не сдавался ефрейтор.
– Это ваша планета, – пожал плечами Карсс, – вам лучше знать. Лично я согласен с тем, что информации по-прежнему не хватает.
– А как же этот… "вертилет"? И ракетная атака на орбите? – не сдавался Хейниц. – Подобные вещи вполне могли появиться в будущем.
– Особенно паровоз, – с серьезным видом заметил Стихарь. – Без паровоза в будущем уж никак обойтись не смогли.
– При чем тут паровоз?!
– А при том, дорогой Карлуша, что бронепоезд тащил именно паровоз, если ты не заметил. Можешь пойти и полюбоваться на его продырявленный котел. Вон он, в кустах валяется. По-твоему, в будущем по-прежнему будут ездить на паровозах?
– А бетонные шпалы? – поддержал соотечественника Майер. – Ты когда-нибудь видел бетонные шпалы? Даже у нас в Германии они деревянные. И по всей Европе тоже. А уж в вашей дикой России…
– Сами вы дикие, – не замедлил парировать Валерка. – Всю эту самую Европу вы ограбили. И не в первый раз, между прочим. А грабят, как известно, только дикари. Цивилизованные люди предпочитают контрибуцию.
– Валера! – с уважением пробасил Малышев. – Откуда ты слова такие знаешь?
– Я много чего знаю. Шпалы бетонные, а столбы с электрическими проводами где? Россия большая, верно, электричество еще не всюду протянули. И вообще, это не будущее, а какой-нибудь секретный испытательный полигон. Помяните мое слово, без НКВД тут не обошлось. Видели их автоматы? Жаль, ни одного целого не нашлось, но мы пока плохо смотрели. Я бы лично обменял свой "ППШ" на такую машинку не глядя – были бы боеприпасы. Наверняка секретная разработка. И "вертилет" этот тоже секретный и новейшей конструкции, а полигон испытательный – в каком-нибудь богом забытом углу, где и столбов электропередачи и телеграфа нет. Мало, что ли, таких в России? Да навалом! Вот погодите, скоро явятся родимые в фуражечках с малиновыми околышами…
– Что же, по-твоему, выходит, что тут наши наших убивали? – изумился Вешняк.
– Запросто! Может, на бронепоезде какие-нибудь зеки были переодетые?
– Враги народа, – тихо подсказал Велга.
– Ага, – беззаботно согласился Валерка.
– Так врагам народа секретные автоматы в руки и дали, – не поверил Вешняк. – Врешь ты все, Валерка. Напридумывал чертовни всякой, сам запутался, а на попятный пойти гонор твой ростовский не позволяет.
– А я тебе говорю…
– Отставить, – внятно сказал Велга. – Развели базар, товарищи бойцы. Стыдно. Некоторое время все молчали.
– Мужчины! – провозгласила наконец принцесса. – Солдаты и политики! Сами вечно заварят кашу, а потом не знают, как ее расхлебать. Мало вам информации? Так добудьте ее! – Она легко поднялась на ноги и, потянувшись гибким телом, глянула на солнце. – До вечера еще далеко. Пошли, что ли?
К тому времени, когда солнце совсем склонилось к западу, осмотр места боя бронепоезда с "вертилетом" был завершен, и осмотр этот не принес ничего нового – искореженные взрывом куски металла молчали. Новость принесли Сергей Вешняк с Куртом Шнайдером, посланные в разведку по путям в ту сторону, куда направлялся бронепоезд. Михаил Малышев и Карл Хейниц, ушедшие в противоположном направлении, вернулись ни с чем. Вешняк же со Шнайдером обнаружили сброшенную с рельсов под откос дрезину с ручным приводом не далее чем в четырех километрах от обломков бронепоезда и "вертолета". По словам разведчиков, она была в рабочем состоянии, и десять человек, объединив усилия, вполне могли бы поставить ее на рельсы и дальше уже не идти, а ехать.
– Любая дорога куда-нибудь приводит, – философски заключил Дитц, выслушав доклад, – а ехать, несомненно, лучше, чем топать пешком.
– А мы на ней все поместимся? – спросил Велга и, получив утвердительный ответ, высказал мысль, что пора, пожалуй, готовиться ко сну, а они еще не ужинали.
Через час на берегу речки-ручья горел костер, и отряд, закусив чем бог послал, встретил свою вторую ночь на Земле.
Утро выдалось мглистое, неуютное. Позавтракав, двинулись гуськом вдоль насыпи и вскоре обнаружили лежащую вверх колесами дрезину.
Поставить сброшенное кем-то или чем-то под откос примитивное транспортное средство опять на рельсы оказалось делом нелегким, но вполне выполнимым для девятерых мужчин и одной женщины, так что через полчаса дружных усилий они уже катили по рельсам, меняясь по двое на рычаге через каждые десять минут.
Первым дым на горизонте заметил Малышев, обладавший отменной остротой зрения, и сообщил об этом остальным. К тому времени они проехали около тридцати километров, двигаясь со скоростью приблизительно пятнадцать километров в час. Серая мутная пелена на небе не рассеялась, и дым, поднимаясь от земли, почти не отличался по цвету от неба, так что никто, кроме таежного охотника, не мог поначалу ничего разглядеть. Минут, правда, через пять принцесса заявила, что тоже видит дым, а вскоре его заметили и остальные.
Собственно, дымов было несколько. Точнее, даже не дымов, а дымков – слева и впереди по ходу движения, за лысым холмом, похожим на живот беременной великанши, улегшейся на землю, чтобы родить маленького великаненка.
Двойное рельсовое полотно плавно изгибалось, обходя холм справа, и сразу же за поворотом они увидели одноэтажную железнодорожную станцию и деревню за ней. И тут же стало ясно, что дым поднимается вовсе не из труб жилых домов, а от самих домов. Еще точнее – от их остатков. Деревня была сожжена, и, судя по цвету и количеству дыма, не очень давно.
Зрелище было настолько знакомым и горестным, что у Велги сжалось сердце. "Господи, опять…" – подумал он, а вслух сказал:
– Стой.
Дрезина сбавила ход и с протяжным скрипом остановилась.
– На холм! – скомандовал Дитц, понявший мысль Александра без слов. – Оглядимся сверху, что там делается.
Им пришлось вернуться немного назад, чтобы начать подъем там, где случайный наблюдатель из деревни не смог бы их заметить.
Их спасла выработанная годами войны привычка держать оружие наготове и, не раздумывая, пускать его при необходимости в ход, быстрая реакция и то, что по склону они поднимались не гуськом, а рассыпавшись в цепь.
Безоружным Карссу и Стане повезло в том, что принцесса в самом начале оступилась, старший совет-ник помог ей подняться и они из-за этого слегка отстали от остальных.
Первыми на вершину холма, как и положено командирам, ступили Велга и Дитц и тут же, чуть ли не нос к носу, столкнулись с тремя сильно небритыми личностями, одетыми разнообразно и несколько странно.
Впрочем, их одежду, равно как и самих их, рассматривать было некогда, поскольку небритые тоже только что взобрались на холм со стороны деревни, в руках у них были автоматы, и они, увидев Александра и Хельмута, тут же попытались использовать эти самые автоматы по назначению.
Однако Велга с Дитцем успели раньше.
"ППШ" и "МП-39" одновременно харкнули огнем, и нерасторопная троица, крест-накрест прошитая пулями, рухнула на землю.
Тут же откуда ни возьмись на вершину выскочили еще четверо, стреляя на ходу; но отряд уже залег и открыл ответный огонь, в отличие от огня противника, точный и беспощадный.
Все было кончено в тридцать секунд, и, как выяснилось чуть погодя, все семеро были убиты наповал.
– Вот черт! – сплюнул с досады Велга, переворачивая носком сапога очередной труп на спину. – Хоть бы одного ранили. Разведчики, мать вашу…
– Да уж как-то все больно быстро вышло, товарищ лейтенант, – озадаченно почесал затылок Малышев.
– Точно, – подтвердил рыжий Шнайдер. – Я, например, и подумать не успел ничего, а мой автомат, гляжу, уже сам стреляет.
– Интересно, кто они такие? – бормотал Стихарь, шаря по карманам одного из мертвецов. – Странная какая-то куртка – карманы на рукаве! И штаны… О, сигареты! А я уж подумал, что здесь никто не курит, – у тех-то, с бронепоезда, сигарет не оказалось… Эй, да они американские!
Но внимание Велги занимало совсем другое – отсюда, с вершины холма, с самой ее макушки, хорошо была видна проселочная дорога, ведущая из деревни куда-то на северо-запад, и сейчас по этой дороге уходили галопом прочь два всадника. Пыль, поднятая копытами коней, мешала разглядеть подробности, но Хельмут в свой бинокль увидел, что всадники вооружены и к седлам у них приторочены какие-то мешки.
– По-моему, они из этой же компании, – сделал вывод обер-лейтенант, опуская бинокль. – А компания эта, Саша, сильно смахивает на бандитов и мародеров. Уж ты мне поверь.
– Рожи протокольные, – поддержал предположение Дитца Валерка. – И потом, откуда у простого советского человека американские сигареты?
– А у бандитов они, по-твоему, откуда?
– Э-э, не скажите. У нас в Ростове, например, многие известные бандиты курили американские. Дороговато, правда, но зато какой понт! Видите, верблюд на пачке? Известная фирма. "Кэмел" называется. Разрешите закурить, товарищ лейтенант? Этих, – он кивнул на шлейф пыли внизу, – нам все равно не догнать, так хоть покурим перед тем, как в деревню идти. Чует мое сердце, что ничего хорошего мы там не увидим.
Велга поглядел вслед резво улепетывающим всадникам, потом на пачку в руке Валерки и сказал:
– Тогда уж и мне давай.
Пачка оказалась неполной, и после того, как все, кроме некурящих Карсса и Станы, взяли по сигарете, в ней осталось только четыре штуки. Правда, после тщательного обыска убитых было найдено еще три такие же початые пачки, и, когда произвели честный дележ, каждому досталось по пять сигарет. Больше в карманах убитых ничего существенного не оказалось, если не считать нескольких необычного вида зажигалок из цветной пластмассы (тоже явно не советского и не германского производства) и трех коробков спичек без каких-либо эти-кеток.
Еще на запястьях четверых из семи обнаружились часы на металлических браслетах и кожаных ремешках. Все часы оказались никому не известной фирмы "Ориент", а Дитц определил по слову "Джапан" на циферблатах, что сделаны часы в Японии.
– Надо же! – удивился Майер, с интересом разглядывая хромированный корпус изящных очертаний. – Никогда бы не подумал, что союзнички способны такие штуки делать. Скорее уж американцы…
По часам определили, что сейчас одиннадцать часов утра местного времени, и перешли к трофейному оружию.
Им досталось пять целехоньких автоматов, таких же, какие они уже находили на месте вчерашнего боя, и два пистолета с запасными обоймами.
На изучение незнакомого оружия ушел час.
Автоматы и пистолеты были несколько раз разобраны и собраны вновь, патроны подсчитаны, принцип действия механизмов уяснен. Одно так и осталось непонятным – кто и когда это оружие произвел. Тем не менее бросать его было грех – у них заканчивались боеприпасы, а Карсс и Стана вообще были безоружны.
Наконец настала пора спускаться в деревню.
Убитых решили не хоронить за неимением сил и желания.
– Ну их на хрен, прости господи, – выразил общее мнение Валерка. – Эдак мы скоро в похоронную команду превратимся. Вчера закапывали, сегодня тут на нашу голову… Нет, я так решительно не согласен!
Выкурили еще по одной сигарете, попили водички из фляг и уже было поднялись на ноги, как тут Малы-шев заметил вдали пыль.
– Кто-то сюда едет, – уверенно сказал он, вытягивая свою внушительную ручищу в нужном направлении. – Смотрите. Во-он там!
Залегли.
Дитц снова воспользовался биноклем и тут же громко выругался.
– Что там, Хельмут? – тронул его за плечо Велга.
– Танк, – сообщил Дитц, не отрываясь от окуля-ров. – Прямо по степи сюда прется танк, а по дороге вслед за ним – грузовик с крытым кузовом. В кузове, надо полагать, пехота. На, сам полюбуйся, – и он протянул бинокль Велге. – Будь я проклят, если когда-нибудь видел такие танки.
Александр принял из его рук теплый шероховатый корпус восьмикратного полевого "цейсса" и поднес бинокль к глазам, наводя на горизонт и одновременно подкручивая регулятор настройки…
Вот он!
Лейтенант даже вздрогнул от неожиданности, сразу ощутив себя маленьким и беззащитным. Танки он не любил. Особенно вражеские. И уж совсем не любил вражеские атакующие танки. За время войны ему несколько раз приходилось участвовать в отражении танковой атаки, и каждый раз он отчаянно трусил перед этими слепыми и безжалостными механическими чудовищами, ненавидел их железный запах, их тупую, неотвратимую силу и каждый раз неимоверным усилием воли побеждал свой страх.