Страница:
Вдруг с одного из столов на пол упала тарелка.
– Хреновы ссыльные! – Ковакс вскочил и потряс кулаками.
Деке и Жанна изготовились к драке. Цы буквально навис над своей тарелкой, оберегая от возможных посягательств драгоценную пищу.
– Всем встать! – громыхнул я и бросился к дебоширам. – Смирно!
Ковакс, бледный, словно не слыша приказа, стоял против Жанны, собираясь броситься на нее.
– Оглох? – Я рывком повернул его. – Смирно!
Решался вопрос «кто кого», мой командирский авторитет был под угрозой. И все же я победил. Нарушители порядка угомонились.
– Мистер Ковакс, выйдите из зала, отправляйтесь во второй кубрик, – приказал я.
– Но они…
– Молчать! – рявкнул я так, что едва не сорвал голос, – Идите!
– Есть, сэр. – Он вышел.
– А вы оба – в первый кубрик, – приказал я Жанне и Деке.
– Ни за что, – выпалила Жанна.
– Корабельная полиция! Главный старшина! – Подбежали Уолтер Дакко и Эдди Босс. – Отведите этих матросов в карцер, – приказал я.
– Есть, сэр!
Уолтер Дакко взял Жанну за руку, но она тут же вырвалась.
– Отставить, Жанна! – прикрикнул на нее Эдди. – Иди! – Потом он толкнул к выходу Деке. – И ты тоже. Стал матросом? Слушайся! А то будешь иметь дело со мной!
– Что произошло? – спросил я у матроса Цы, когда нарушителей спокойствия увели.
– Мистер Ковакс плохо отозвался о Деке, точнее, о его работе с газовой горелкой, сэр, – объяснил Цы.
– О какой сварке шла речь?
– О вырезании сварочной горелкой заплаты из стальной плиты. Для двигателя.
Дальнейшие расспросы лишь взвинтили бы экипаж. Я было пошел к своему столу, но тут меня осенило.
– В шеренгу по одному становись! – громко скомандовал я. – Офицеры – перед строем.
Я ждал, держа руки по швам, пока экипаж не построился. Филип подтолкнул Грегора на офицерское место – два шага перед строем. Пассажиры с тревогой смотрели на меня.
– Равняйсь! Мистер Таер, выровняйте строй.
– Есть, сэр.
– Смирно! – скомандовал я. – Вольно. Я не потерплю безобразий на корабле. Работы по ремонту сверхсветового двигателя временно отменяются. – По строю пронесся глухой ропот. Я подождал, пока все замолчат, и продолжил: – И будут возобновлены, лишь когда полностью наладится дисциплина.
– Черт побери, – пробормотал кто-то.
– Кто разговаривает в строю?! – Воцарилось гробовое молчание. – Я спрашиваю, кто?
– Я, – признался Друкер.
– Два дня карцера! Явиться туда немедленно и ждать у входа по стойке «смирно»!
– Есть, сэр, – после некоторого колебания ответил Друкер и вышел из столовой.
– Я не допущу халатного отношения к дежурствам и нарушения субординации! Хотите ремонтировать двигатель – неукоснительно соблюдайте дисциплину.
– Разрешите обратиться, сэр? – Это была мисс Бартель.
– Разрешаю.
– Двигатель готов к испытаниям, сэр. Можно приступать?
– Нет. – Возразить никто не решился, но всеобщее возмущение витало в воздухе. Было ясно, что еще немного – и произойдет взрыв. Но я не прислушался к голосу разума. – Оставайтесь на местах, пока я не закончу свой ужин, а потом возвращайтесь к своим обязанностям. – И я направился к своему столу.
Еды у меня в тарелке почти не осталось, но я нарочно тянул время, маленькими порциями отправлял в рот овощи, так же не спеша пил кофе. Потом наконец приказал:
– Мистер Таер, отпустите экипаж. Мистер Дакко, отведите в карцер мистера Друкера. – Я не поднимал головы от чашки, пока экипаж не покинул столовую. Миссис Ривс, моя соседка по столу, за это время не проронила ни слова.
После ужина я сразу отправился на мостик. Вахтенным был Касавополус. На рассказ о случившемся он демонстративно не отреагировал, хотя и не выказал ни малейшего презрения, как это бывало прежде. И не только презрения! Вообще ничего. Он относился теперь ко мне ни плохо, ни хорошо. Просто никак, если можно так выразиться. После долгого молчания он равнодушно бросил:
– Это лишь отсрочит неизбежное.
– Возможно, – ответил я, полагая, что он имеет в виду бунт.
Но он говорил о другом:
– Двигатель запустить не удастся. И тогда они атакуют меня вопросами, на которые я не смогу ответить.
– Знаю, – Слава Богу, под неизбежным он не имел в виду мое смещение с должности. С этой мыслью я пошел к себе в каюту.
Моральный дух экипажа падал. Еще немного – и разразится гроза. Но я ничего не предпринимал. Первыми я выпустил из карцера Деке и Жанну, сделав им строгое внушение, а на следующий день – Друкера.
Но уже через несколько часов Филип привел Друкера ко мне.
– Он нарушил субординацию, сэр!
– Точнее, мистер Таер!
– Мистер Бранстэд сказал, что растения требуют более частой поливки, особенно помидоры, которые начали вянуть. И я поручил это дело мистеру Друкеру, а он посоветовал мне…
– Что же он вам посоветовал?
– Пожалуйста, сэр, – взмолился Филип, – не заставляйте…
– Отвечайте!
– Есть, сэр. Он посоветовал мне засунуть помидоры вам… ну… в задницу. – Лицо Филипа пылало то ли от злости, то ли от едва сдерживаемого смеха.
– Что вы на это скажете, мистер Друкер? – Я перевел взгляд на рядового.
– Ничего, – ответил он, отведя глаза.
– Два месяца карцера! Гардемарин, проводите мистера Друкера.
Через несколько минут Филип вернулся и доложил:
– Он в карцере, сэр. – Доложил официальным тоном, избегая моего взгляда.
– Хорошо.
– Надо найти ему замену на вахте в отделении гидропоники.
– Знаю.
– Почти не осталось людей…
– Вы свободны, – оборвал я его.
Отдав честь, Филип вышел. Я не замедлил вызвать Уолтера Дакко, вручил ему пистолет и приказал сопровождать меня вниз на третий уровень.
– Прикройте меня, – сказал я ему у входа в четвертую секцию.
– Что вы собираетесь делать, сэр? – изумился Дакко.
– Хочу вывести Клингера. – Я набрал код замка на панели, открыл дверь и крикнул: – Клингер!
Появился грязный, растрепанный Акрит и, глядя на меня без всякого интереса, сообщил:
– Наверно, он в комнате отдыха или просто где-нибудь шляется.
– Позовите его.
Вскоре передо мной предстал Клингер – осунувшийся, небритый, с темными кругами под глазами.
– Помните, что вы мне тогда говорили?
– Что говорил? Вам?
– Об искуплении вины, – напомнил я.
– Ох, Боже мой! Конечно же помню! – Он бухнулся передо мной на колени. – Пожалуйста!
– Выходи.
Он обалдел от счастья, замешкался, но тут же выскочил в коридор.
– У вас будет статус ученика матроса. И никаких прав.
– Хорошо, сэр! Есть, сэр!
– Помните, это ваш последний шанс. Другого не будет. При первом же нарушении дисциплины я казню вас на месте.
– Согласен, сэр! Я больше не причиню вам неприятностей! Честно! Я буду…
– Вы замените мистера Друкера в отделении гидропоники. Мистер Дакко, отведите его на склад и выдайте обмундирование.
– Есть, сэр.
Правильно ли я поступил? Добросовестного матроса посадил в карцер, а мятежника выпустил на свободу. И все это ради дисциплины.
Обычно на кораблях экипаж обучается стрельбе из лазерных пушек только на тренажерах, по целям, которые рисует компьютер. Помнится, в мою бытность кадетом на тренировочной базе нам разрешили стрелять по металлолому. До сих пор не могу забыть волнение, охватившее нас при виде кипящего в космическом вакууме металла. Став командиром, я тоже начал практиковать этот метод обучения, куда более эффективный, чем воображаемая стрельба.
Но хорошего понемножку. Чтобы собрать и выбросить из шлюза отходы металла, необходимо время, а у экипажа его в обрез.
– Керрен, генерируй цели вокруг корабля. А также их исчезновение в произвольные промежутки времени от трех до двенадцати секунд с момента появления или в случае поражения, – приказал я.
– Есть, сэр, – вежливо ответил компьютер, и на экране начали появляться воображаемые враги. Я объявил в микрофон:
– Уничтожить все цели. Учение на поражение, а не на меткость.
При стрельбе на меткость стрелку засчитываются только выстрелы, поразившие цель. При стрельбе на поражение – только количество пораженных целей, количество выстрелов при этом не имеет значения. Если цель исчезает, прежде чем стрелок ее поразит, ему начисляется штрафное очко.
– Начали! – скомандовал я.
Из динамика понеслись выкрики стрелков. Они сидели за лазерными установками по двое – один стрелял, другой регулировал мощность и длительность выстрела. Разумеется, компьютер стреляет лучше человека, но в реальном бою только человек способен правильно определить первоначальную цель.
Керрен выводил цели как на мониторы стрелков, так и на экран на мостике. Я видел, что многие цели исчезают непораженными, и через пятнадцать минут приказал прекратить огонь. Для разбора результатов учений ко мне явился матрос Цы.
– Плоховато стреляют, – сказал ему я.
– Но… Так точно, сэр, – ответил он.
– А почему? Что им мешает?
– Недостаток тренировки. Двоим стрелкам нужно время, чтобы сработаться.
– У них его было вполне достаточно.
Около часа я просматривал бортовой журнал, потом включил тревогу.
– Внимание! Тревога! Всем занять боевые посты! – объявил я в микрофон, после чего приказал компьютеру: – Керрен, симулируй цели так же, как час назад, в течение сорока минут. Запиши результаты.
Помню, когда я был гардемарином, прямо-таки изнывал на подобных учениях – такими нудными и утомительными они мне казались.
Посыпались доклады со всех постов:
– Пост связи готов, сэр!
– Машинное отделение готово, сэр!
– Огонь!
Я нервно зашагал по мостику, поглядывая на экран. Меткость возросла, пораженные цели то и дело исчезали с экрана – стрелки втянулись в работу. Затем меткость стала падать – сказывалась усталость. Прошло довольно много времени, и у стрелков открылось второе дыхание, количество пораженных целей увеличилось. Вдруг все цели исчезли с экрана.
– Время истекло, сэр, – последовал доклад компьютера.
– Спасибо, Керрен. – Я взял микрофон. – Отбой.
Трое суток подряд я проводил учения по стрельбе, по действиям в условиях декомпрессии, пожарные учения и еще много других. Экипаж был вымотан до предела. Я носился по всем постам, выискивал недостатки, придирался к каждой мелочи. Я балансировал на краю пропасти – матросы с трудом скрывали свою враждебность. До бунта оставался один шаг.
Подавленность у Филипа сменилась апатией, и это было еще хуже. К любой моей похвале, к любой шутке он оставался совершенно равнодушным. И, не выдержав, в конце концов я пригласил его в офицерскую столовую выпить кофе, а заодно поговорить.
Филип безучастно созерцал дымящийся кофе.
– Мистер Таер… – Нет, это слишком официально. – Филип. Если со мной что-то случится, командование кораблем перейдет к тебе.
– Так точно, сэр.
– Мы все умрем, не сомневаюсь, – выпалил я. Он поднял наконец голову и уставился на меня.
– Филип, – продолжал я, – признаться честно, я не знаю, что делать. Как сохранить в такой ситуации достоинство, благородство. Понятия не имею, как быть.
– Сэр…
– Дай мне договорить, Филип. Немногие выживут. Я смирился с мыслью о том, что всю жизнь проведу здесь, на борту «Дерзкого». Может, осталось уже совсем немного. Нет, я не покончу с собой. Ни за что! Это большой грех. Но экипаж долго не выдержит. Они взбунтуются и убьют меня.
– Сэр, если вы объясните им…
– Что объяснять? И так все ясно. Я не могу предложить им выход. Просто выполняю свой долг, сохраняю верность присяге. Пытаюсь поддерживать воинскую дисциплину, потому что «Дерзкий» – военный корабль. Никто не отстранял меня от должности, значит, я обязан действовать по уставу. Это единственный известный мне путь.
Филип больше не пытался возражать и внимательно слушал, пытаясь понять, к чему я клоню.
– Устав предписывает командиру поддерживать на корабле железную дисциплину и высокую боевую готовность экипажа. Именно это я и делаю. – Губы мои тронула улыбка. – Хотя отдаю себе отчет в тщетности моих усилий. Но ничего другого я не умею.
Я умолк.
– Сожалею, но я так мало вам помогал, сэр. Простите меня! – Филип был близок к панике.
– Еще как помогал! Если знаешь, что нужно делать, скажи. Или возьми корабль в свои руки и действуй по собственному усмотрению. Вряд ли тебе придется держать ответ перед Адмиралтейством.
Потрясенный, Филип долго на меня смотрел, потом заявил:
– Я никогда не займу ваше место.
– Тогда не исключено, что тебя ждет та же участь, что и меня.
– Это не имеет значения. – Он встал и после долгого молчания произнес: – Я навсегда сохраню вам верность.
Сердце защемило так, что я не мог вымолвить ни слова и жестом попросил его удалиться.
– Пожар на посту связи! Пожар на посту связи!
Под завывание сирен пожарная команда с огнетушителями мчалась по лестнице вверх к посту связи. Из динамика донеслось:
– Докладывает машинное отделение! Давление воды в норме!
– Команда диагностики обшивки корпуса готова!
– Все управление с поста связи передано на мостик!
Я встретил пожарников в коридоре у поста связи.
– Три с половиной минуты, – проинформировал их я. – Отлично, мистер Таер. Но в следующий раз постарайтесь быстрее. Отбой.
В свою каюту я вернулся в четыре часа утра.
На следующий день состоялись учения по лазерной стрельбе и декомпрессии, а после ужина – инспекция всего корабля.
Я обошел коридоры, посты и отделения, даже не знаю, сколько исходил километров, в полном изнеможении добрался до мостика и рухнул в кресло. Сопровождавшие меня Филип и Грегор уже успели вернуться на мостик. Заходил я и в гардемаринскую каюту и обнаружил, что там полный порядок.
– Передайте экипажу приказ, – произнес я. – Пусть приступают к ремонту двигателя. – Дисциплина была на высоком уровне. Что и говорить, лучше бы экипажу не отвлекаться на заведомо бессмысленную работу, но обещания надо выполнять, а дисциплина была на высоком уровне.
Когда я наконец добрался до своей каюты, то обнаружил у двери куклу из грязного тряпья, сделанную в виде командира, с головой, отделенной от тела.
Наутро рабочая бригада матросов вышла в открытый космос для последней проверки сварных швов перед испытаниями двигателя. Я приказал Грегору присматривать за матросами. На этот раз он шагал по корпусу корабля более осторожно и ни разу не оторвался.
После полудня Уолтер Дакко передал мне просьбу экипажа дать разрешение на испытания сверхсветового двигателя. Главный инженер уже в который раз заверил меня, что испытания на малой мощности безопасны, и я согласился.
Чтобы не сидеть в одиночестве, я пригласил на мостик Филипа. Главный инженер находился в машинном отделении вместе с матросами, пожелавшими наблюдать за испытанием двигателя.
– Машинное отделение к испытанию готово? – спросил я в микрофон.
– Готово, сэр, – вяло доложил Касавополус.
– Керрен, задай координаты.
– Есть, сэр. – Керрен вывел на экран координаты Земли и «Дерзкого».
– Хорошо. – Проверять Керрена я не стал, ведь полета не будет. – Начинайте, главный инженер.
– Есть, сэр. Включаю двигатель.
– Функции сверхсветового двигателя нарушены! – доложил Керрен.
– Керрен, успокойся, это всего лишь испытания. Наблюдай за N-волнами и строй на экране график, – приказал я.
– Есть, сэр.
График, появившийся на экране, свидетельствовал о явных нарушениях в работе сверхсветового двигателя. Мы с Филипом молча ждали.
– Ничего не получается, – доложил снизу инженер. – Может быть, дело в настройке дефлекторов…
– Когда вы собираетесь их настроить, Касавополус? – спросил я.
– Не все ли равно? Ничего не… Не знаю. Завтра попытаюсь что-нибудь придумать. Испытания провалились.
– Я знал, что так будет, но втайне надеялся на обратное, – признался Филип.
– Я тоже. Пошли в машинное отделение. Мы спустились вниз.
– Все бесполезно, – сказал бледный Касавополус.
– Неужели никакой надежды? – спросил я.
– Никакой! Думаете, я зря прослужил на кораблях тридцать лет?! – вспылил он. – Извините, сэр.
Нас окружили мисс Бартель, Клингер и другие члены экипажа. Они смотрели на меня, как родители на врача, способного совершить чудо и спасти их ребенка.
Я кожей ощущал их молчаливую мольбу. Эти люди так нуждались хоть в какой-то надежде.
– Попробуйте что-нибудь сделать, – попросил я Касавополуса.
Он понимающе на меня взглянул.
– Есть, сэр, – ответил он. – Завтра попробую получше настроить двигатель. Может, что-нибудь и получится.
– Спасибо.
– Приходите понаблюдать за работой, сэр. – Инженер как-то странно на меня взглянул.
На следующий день испытания возобновились. Все свободные от дежурств члены экипажа собрались в машинном отделении и с надеждой наблюдали за происходящим. Опять генерировались волны не той амплитуды и не той длины.
Вечером по просьбе Елены Бартель я пригласил ее на мостик – она захотела со мной поговорить.
– Есть еще одна возможность, которую мы не использовали, – сказала она.
– Возможность? Какая же?
– Подать на двигатель более высокую мощность.
– Я не инженер, мисс Бартель, однако хорошо знаю, что подавать большую мощность на неисправный двигатель крайне опасно.
– Но ведь не исключено, что при большой мощности двигатель заработает!
– При большой мощности может расплавиться его шахта. Неужели вы не понимаете, что…
– А датчики…
– Не перебивайте меня, мисс Бартель, это нарушение субординации. И я не потерплю! Матросу запрещено пререкаться с офицером!
– Так точно, сэр!
– Если стенки шахты расплавятся, над кораблем нависнет опасность. Я не возражаю против испытаний, но рисковать нельзя, «Дерзкий» и без того в критическом состоянии! Идите!
Она отдала честь, повернулась кругом и ушла.
Утром явился Филип и доложил:
– Уолтер Дакко хочет с вами поговорить, сэр. Прямо сейчас. Увидел меня в коридоре, схватил за руку, не считаясь с моим офицерским званием, затащил в комнату отдыха и просил передать вам его просьбу как можно быстрее.
– Я поговорю с ним немедленно. – Я взял микрофон: – Старшина полиции, быстро на мостик!
Через несколько секунд Уолтер Дакко уже стоял передо мной.
– Обстановка накаляется, – сообщил он.
– Конкретнее, – потребовал я.
– В кубрике говорят страшные вещи. Будто вы запрещаете испытания сверхсветового двигателя на полную мощность, потому что не хотите возвращаться домой.
– Что за бред!
– Так точно, сэр! Но они в этом уверены.
– Пока только разговоры? – спросил я.
– Да, сэр. Но… Собираются провести испытания без вашего разрешения, сэр.
– Каким образом? Ведь я приказал Керрену не подавать напряжение на двигатель без моего приказа.
– Верно. Но вас можно убрать.
Я посмотрел на него в упор. Он выдержал мой взгляд.
– Принесите со склада оружие, мистер Дакко. Для меня, мистера Таера и главного инженера.
– Есть, сэр. И еще… Я хотел бы уберечь Криса.
– Как?
– Запереть в каюте, если потребуется. Мало ли что может случиться, если начнется заваруха.
– Нет, – твердо сказал я. – Он военный и хорошо знает, что полагается за мятеж. Идите за оружием.
– Я немало сделал для вас, и вы передо мной в долгу. – В его взгляде была непреклонная решимость защитить сына.
– А вы мне ничего не должны, мистер Дакко? – спросил я.
– Вот, значит, как вы благодарите за помощь?
Я с трудом удержался, чтобы не разразиться проклятиями. Конечно, Уолтер Дакко не раз оказывал мне неоценимую помощь, рискуя собственной жизнью. Добровольно докладывал все, что происходило на корабле, из чисто моральных побуждений. И я не мог оказаться неблагодарной свиньей.
– Мистер Дакко, – сказал я уже совсем другим тоном, – назначаю Криса вашим помощником до конца чрезвычайного положения. Принесите оружие.
– Есть, сэр. Спасибо.
– Если у нас увидят оружие, то сразу поймут, что нам известно о настроениях экипажа, – сказал Филип, как только Уолтер Дакко ушел.
– Что ж, чему бывать – тому не миновать.
Через полчаса Уолтер Дакко вернулся с лазерными и электрошоковыми пистолетами. Я взял пистолет, включил тревогу и, когда со всех постов поступили доклады, объявил в микрофон:
– Всем оставаться на местах для проверки.
С Филипом и Уолтером Дакко я начал обход корабля и закончил его в машинном отделении, где вместе с главным инженером находились Деке и Джокко.
– Касавополус, какую максимальную мощность можно подать на сверхсветовой двигатель, не подвергая корабль серьезной опасности? – спросил я.
Возможно, до него дошли слухи о готовящемся бунте, потому что он ничуть не удивился моему вопросу.
– Не могу точно сказать. Пожалуй, половину от обычной.
– Если мощность повышать постепенно, успеют температурные датчики сообщить о перегреве, чтобы вовремя отключить напряжение?
– Да, сэр.
– Хорошо. – Я взял микрофон и объявил по всему кораблю: – Отбой!
Мы с Филипом вернулись на мостик.
– Что вы задумали, сэр? – спросил он.
– Учения по лазерной стрельбе. – Я взял микрофон.
– Сразу после тревоги? – удивился Филип. Вместо ответа я взял микрофон и отдал приказ об учениях.
После полудня я дважды включал тревогу и снова провел учения по стрельбе. На лицах матросов можно было прочесть озлобление, но они еще не вышли из-под контроля. Во время ужина, сразу после традиционной молитвы, я сделал объявление:
– Испытания сверхсветового двигателя возобновятся под наблюдением главного инженера. Он решит, какую можно подать мощность, не нанеся вреда кораблю.
Не успел я договорить, как Елена Бартель, вскочив, взволнованно спросила:
– Можно провести испытания сегодня?!
Следом со всех сторон посыпались просьбы:
– Сэр! Пожалуйста!
– Сэр! Можно сегодня?!
Я хотел отложить испытания до завтра, но не рискнул – слишком велик был напор.
На экране снова заплясали волны, картина, не имеющая ничего общего с нормальной работой сверхсветового двигателя. Повышение мощности не исправило положения. Однако шахта двигателя не перегрелась.
– Если бы эти волны перевести в звуковые, получилась бы какофония типа джаза, – сказал Филип, разочарованно глядя на экран.
Я зевнул. День выдался тяжелый, и мне было не до болтовни, хотелось отдохнуть. С какой стати я тут сижу?
– Наблюдайте за испытаниями, мистер Таер. Если двигатель начнет перегреваться, немедленно их прекратите!
– Есть, сэр.
– Оставляю мостик на вас. – Вернувшись в каюту, я снял китель и, как обычно, аккуратно повесил его на спинку стула. Теперь мне самому приходилось заботиться о своей одежде, гладить ее, завтрака тоже никто не приносил. На «Дерзком» не было юнги, как на «Гибернии». Слава Богу, неподалеку находилась каюта гардемаринов – это несколько облегчало жизнь.
Я ослабил ремень и галстук и почувствовал себя свободнее. И зачем мы только носим знаки отличия? Все это давным-давно устарело.
В дверь кто-то поскребся, как мышь. Что это? Я замер, прислушался; сердце бешено колотилось. Странные звуки повторились. Ладно, будь что будет! Я решительно распахнул дверь.
На пороге, опираясь на трость, стояла миссис Ривс.
– ВЫ?! – поразился я. – Чего вы хотите?
– Поговорить о…
– Пассажирам не положено входить к командиру, миссис Ривс. – Я даже не дал ей договорить.
– Знаю, – проскрипела она. – Но мне очень надо.
– Приходите утром. Сейчас мне не до…
– Командир, окажите любезность. Вы так молоды! И если уснете на несколько минут позже, с вами ничего не случится!
Лишь из-за пожилого возраста миссис Ривс я не захлопнул дверь перед ее носом.
– Входите.
Она проковыляла в каюту, осмотрелась, не зная куда сесть, и с трудом опустилась в кресло у письменного стола, на которое я ей указал.
– Вы, молодые, не понимаете, какое это счастье быть молодым и управлять своим телом, – начала она издалека.
Чтобы не увязнуть в долгом разговоре, я промолчал, и она, видимо, заметив мое нетерпение, с улыбкой перешла к делу.
– Ну что, будет работать мотор? – Она ткнула тростью в пол, наверняка имея в виду машинное отделение.
– Пока идут испытания, миссис Ривс, я не могу…
– Будет или не будет? – резко переспросила она.
– Не будет, – признался я.
В наступившей тишине старуха смотрела на меня осуждающе, надеясь пристыдить, и я невольно вспомнил отца, проверявшего у меня когда-то уроки.
– Вы допустили большую ошибку, командир, – сказала она. – Возможно, непоправимую.
– Хотите сказать, что не следовало заниматься двигателем? Но я не мог…
– Нет, не в этом дело.
Какая наглость! Перебить меня столь бесцеремонно! Я едва сдерживал ярость.
– Если двигатель не заработает, вы проведете десятки лет на корабле, в ограниченном пространстве. Мне, слава Богу, это не грозит. Я свое взяла от жизни и смогу спокойно умереть. Но что делать остальным? Командир, они ни за что не согласятся до конца своих дней терпеть рабство, именуемое армейской дисциплиной.
– Хреновы ссыльные! – Ковакс вскочил и потряс кулаками.
Деке и Жанна изготовились к драке. Цы буквально навис над своей тарелкой, оберегая от возможных посягательств драгоценную пищу.
– Всем встать! – громыхнул я и бросился к дебоширам. – Смирно!
Ковакс, бледный, словно не слыша приказа, стоял против Жанны, собираясь броситься на нее.
– Оглох? – Я рывком повернул его. – Смирно!
Решался вопрос «кто кого», мой командирский авторитет был под угрозой. И все же я победил. Нарушители порядка угомонились.
– Мистер Ковакс, выйдите из зала, отправляйтесь во второй кубрик, – приказал я.
– Но они…
– Молчать! – рявкнул я так, что едва не сорвал голос, – Идите!
– Есть, сэр. – Он вышел.
– А вы оба – в первый кубрик, – приказал я Жанне и Деке.
– Ни за что, – выпалила Жанна.
– Корабельная полиция! Главный старшина! – Подбежали Уолтер Дакко и Эдди Босс. – Отведите этих матросов в карцер, – приказал я.
– Есть, сэр!
Уолтер Дакко взял Жанну за руку, но она тут же вырвалась.
– Отставить, Жанна! – прикрикнул на нее Эдди. – Иди! – Потом он толкнул к выходу Деке. – И ты тоже. Стал матросом? Слушайся! А то будешь иметь дело со мной!
– Что произошло? – спросил я у матроса Цы, когда нарушителей спокойствия увели.
– Мистер Ковакс плохо отозвался о Деке, точнее, о его работе с газовой горелкой, сэр, – объяснил Цы.
– О какой сварке шла речь?
– О вырезании сварочной горелкой заплаты из стальной плиты. Для двигателя.
Дальнейшие расспросы лишь взвинтили бы экипаж. Я было пошел к своему столу, но тут меня осенило.
– В шеренгу по одному становись! – громко скомандовал я. – Офицеры – перед строем.
Я ждал, держа руки по швам, пока экипаж не построился. Филип подтолкнул Грегора на офицерское место – два шага перед строем. Пассажиры с тревогой смотрели на меня.
– Равняйсь! Мистер Таер, выровняйте строй.
– Есть, сэр.
– Смирно! – скомандовал я. – Вольно. Я не потерплю безобразий на корабле. Работы по ремонту сверхсветового двигателя временно отменяются. – По строю пронесся глухой ропот. Я подождал, пока все замолчат, и продолжил: – И будут возобновлены, лишь когда полностью наладится дисциплина.
– Черт побери, – пробормотал кто-то.
– Кто разговаривает в строю?! – Воцарилось гробовое молчание. – Я спрашиваю, кто?
– Я, – признался Друкер.
– Два дня карцера! Явиться туда немедленно и ждать у входа по стойке «смирно»!
– Есть, сэр, – после некоторого колебания ответил Друкер и вышел из столовой.
– Я не допущу халатного отношения к дежурствам и нарушения субординации! Хотите ремонтировать двигатель – неукоснительно соблюдайте дисциплину.
– Разрешите обратиться, сэр? – Это была мисс Бартель.
– Разрешаю.
– Двигатель готов к испытаниям, сэр. Можно приступать?
– Нет. – Возразить никто не решился, но всеобщее возмущение витало в воздухе. Было ясно, что еще немного – и произойдет взрыв. Но я не прислушался к голосу разума. – Оставайтесь на местах, пока я не закончу свой ужин, а потом возвращайтесь к своим обязанностям. – И я направился к своему столу.
Еды у меня в тарелке почти не осталось, но я нарочно тянул время, маленькими порциями отправлял в рот овощи, так же не спеша пил кофе. Потом наконец приказал:
– Мистер Таер, отпустите экипаж. Мистер Дакко, отведите в карцер мистера Друкера. – Я не поднимал головы от чашки, пока экипаж не покинул столовую. Миссис Ривс, моя соседка по столу, за это время не проронила ни слова.
После ужина я сразу отправился на мостик. Вахтенным был Касавополус. На рассказ о случившемся он демонстративно не отреагировал, хотя и не выказал ни малейшего презрения, как это бывало прежде. И не только презрения! Вообще ничего. Он относился теперь ко мне ни плохо, ни хорошо. Просто никак, если можно так выразиться. После долгого молчания он равнодушно бросил:
– Это лишь отсрочит неизбежное.
– Возможно, – ответил я, полагая, что он имеет в виду бунт.
Но он говорил о другом:
– Двигатель запустить не удастся. И тогда они атакуют меня вопросами, на которые я не смогу ответить.
– Знаю, – Слава Богу, под неизбежным он не имел в виду мое смещение с должности. С этой мыслью я пошел к себе в каюту.
Моральный дух экипажа падал. Еще немного – и разразится гроза. Но я ничего не предпринимал. Первыми я выпустил из карцера Деке и Жанну, сделав им строгое внушение, а на следующий день – Друкера.
Но уже через несколько часов Филип привел Друкера ко мне.
– Он нарушил субординацию, сэр!
– Точнее, мистер Таер!
– Мистер Бранстэд сказал, что растения требуют более частой поливки, особенно помидоры, которые начали вянуть. И я поручил это дело мистеру Друкеру, а он посоветовал мне…
– Что же он вам посоветовал?
– Пожалуйста, сэр, – взмолился Филип, – не заставляйте…
– Отвечайте!
– Есть, сэр. Он посоветовал мне засунуть помидоры вам… ну… в задницу. – Лицо Филипа пылало то ли от злости, то ли от едва сдерживаемого смеха.
– Что вы на это скажете, мистер Друкер? – Я перевел взгляд на рядового.
– Ничего, – ответил он, отведя глаза.
– Два месяца карцера! Гардемарин, проводите мистера Друкера.
Через несколько минут Филип вернулся и доложил:
– Он в карцере, сэр. – Доложил официальным тоном, избегая моего взгляда.
– Хорошо.
– Надо найти ему замену на вахте в отделении гидропоники.
– Знаю.
– Почти не осталось людей…
– Вы свободны, – оборвал я его.
Отдав честь, Филип вышел. Я не замедлил вызвать Уолтера Дакко, вручил ему пистолет и приказал сопровождать меня вниз на третий уровень.
– Прикройте меня, – сказал я ему у входа в четвертую секцию.
– Что вы собираетесь делать, сэр? – изумился Дакко.
– Хочу вывести Клингера. – Я набрал код замка на панели, открыл дверь и крикнул: – Клингер!
Появился грязный, растрепанный Акрит и, глядя на меня без всякого интереса, сообщил:
– Наверно, он в комнате отдыха или просто где-нибудь шляется.
– Позовите его.
Вскоре передо мной предстал Клингер – осунувшийся, небритый, с темными кругами под глазами.
– Помните, что вы мне тогда говорили?
– Что говорил? Вам?
– Об искуплении вины, – напомнил я.
– Ох, Боже мой! Конечно же помню! – Он бухнулся передо мной на колени. – Пожалуйста!
– Выходи.
Он обалдел от счастья, замешкался, но тут же выскочил в коридор.
– У вас будет статус ученика матроса. И никаких прав.
– Хорошо, сэр! Есть, сэр!
– Помните, это ваш последний шанс. Другого не будет. При первом же нарушении дисциплины я казню вас на месте.
– Согласен, сэр! Я больше не причиню вам неприятностей! Честно! Я буду…
– Вы замените мистера Друкера в отделении гидропоники. Мистер Дакко, отведите его на склад и выдайте обмундирование.
– Есть, сэр.
Правильно ли я поступил? Добросовестного матроса посадил в карцер, а мятежника выпустил на свободу. И все это ради дисциплины.
* * *
– Огонь! – Я смотрел на экран, где лазеры «Дерзкого» уничтожали металлолом, выброшенный из верхнего шлюза и служивший в качестве цели. Через несколько секунд куски металла раскалились докрасна и расплавились. – Сейчас лучше, – похвалил я стрелков. – А теперь практикуйтесь на тренажерах. – Отключив лазеры, я поставил их на предохранители и заблокировал шифром.Обычно на кораблях экипаж обучается стрельбе из лазерных пушек только на тренажерах, по целям, которые рисует компьютер. Помнится, в мою бытность кадетом на тренировочной базе нам разрешили стрелять по металлолому. До сих пор не могу забыть волнение, охватившее нас при виде кипящего в космическом вакууме металла. Став командиром, я тоже начал практиковать этот метод обучения, куда более эффективный, чем воображаемая стрельба.
Но хорошего понемножку. Чтобы собрать и выбросить из шлюза отходы металла, необходимо время, а у экипажа его в обрез.
– Керрен, генерируй цели вокруг корабля. А также их исчезновение в произвольные промежутки времени от трех до двенадцати секунд с момента появления или в случае поражения, – приказал я.
– Есть, сэр, – вежливо ответил компьютер, и на экране начали появляться воображаемые враги. Я объявил в микрофон:
– Уничтожить все цели. Учение на поражение, а не на меткость.
При стрельбе на меткость стрелку засчитываются только выстрелы, поразившие цель. При стрельбе на поражение – только количество пораженных целей, количество выстрелов при этом не имеет значения. Если цель исчезает, прежде чем стрелок ее поразит, ему начисляется штрафное очко.
– Начали! – скомандовал я.
Из динамика понеслись выкрики стрелков. Они сидели за лазерными установками по двое – один стрелял, другой регулировал мощность и длительность выстрела. Разумеется, компьютер стреляет лучше человека, но в реальном бою только человек способен правильно определить первоначальную цель.
Керрен выводил цели как на мониторы стрелков, так и на экран на мостике. Я видел, что многие цели исчезают непораженными, и через пятнадцать минут приказал прекратить огонь. Для разбора результатов учений ко мне явился матрос Цы.
– Плоховато стреляют, – сказал ему я.
– Но… Так точно, сэр, – ответил он.
– А почему? Что им мешает?
– Недостаток тренировки. Двоим стрелкам нужно время, чтобы сработаться.
– У них его было вполне достаточно.
Около часа я просматривал бортовой журнал, потом включил тревогу.
– Внимание! Тревога! Всем занять боевые посты! – объявил я в микрофон, после чего приказал компьютеру: – Керрен, симулируй цели так же, как час назад, в течение сорока минут. Запиши результаты.
Помню, когда я был гардемарином, прямо-таки изнывал на подобных учениях – такими нудными и утомительными они мне казались.
Посыпались доклады со всех постов:
– Пост связи готов, сэр!
– Машинное отделение готово, сэр!
– Огонь!
Я нервно зашагал по мостику, поглядывая на экран. Меткость возросла, пораженные цели то и дело исчезали с экрана – стрелки втянулись в работу. Затем меткость стала падать – сказывалась усталость. Прошло довольно много времени, и у стрелков открылось второе дыхание, количество пораженных целей увеличилось. Вдруг все цели исчезли с экрана.
– Время истекло, сэр, – последовал доклад компьютера.
– Спасибо, Керрен. – Я взял микрофон. – Отбой.
Трое суток подряд я проводил учения по стрельбе, по действиям в условиях декомпрессии, пожарные учения и еще много других. Экипаж был вымотан до предела. Я носился по всем постам, выискивал недостатки, придирался к каждой мелочи. Я балансировал на краю пропасти – матросы с трудом скрывали свою враждебность. До бунта оставался один шаг.
Подавленность у Филипа сменилась апатией, и это было еще хуже. К любой моей похвале, к любой шутке он оставался совершенно равнодушным. И, не выдержав, в конце концов я пригласил его в офицерскую столовую выпить кофе, а заодно поговорить.
Филип безучастно созерцал дымящийся кофе.
– Мистер Таер… – Нет, это слишком официально. – Филип. Если со мной что-то случится, командование кораблем перейдет к тебе.
– Так точно, сэр.
– Мы все умрем, не сомневаюсь, – выпалил я. Он поднял наконец голову и уставился на меня.
– Филип, – продолжал я, – признаться честно, я не знаю, что делать. Как сохранить в такой ситуации достоинство, благородство. Понятия не имею, как быть.
– Сэр…
– Дай мне договорить, Филип. Немногие выживут. Я смирился с мыслью о том, что всю жизнь проведу здесь, на борту «Дерзкого». Может, осталось уже совсем немного. Нет, я не покончу с собой. Ни за что! Это большой грех. Но экипаж долго не выдержит. Они взбунтуются и убьют меня.
– Сэр, если вы объясните им…
– Что объяснять? И так все ясно. Я не могу предложить им выход. Просто выполняю свой долг, сохраняю верность присяге. Пытаюсь поддерживать воинскую дисциплину, потому что «Дерзкий» – военный корабль. Никто не отстранял меня от должности, значит, я обязан действовать по уставу. Это единственный известный мне путь.
Филип больше не пытался возражать и внимательно слушал, пытаясь понять, к чему я клоню.
– Устав предписывает командиру поддерживать на корабле железную дисциплину и высокую боевую готовность экипажа. Именно это я и делаю. – Губы мои тронула улыбка. – Хотя отдаю себе отчет в тщетности моих усилий. Но ничего другого я не умею.
Я умолк.
– Сожалею, но я так мало вам помогал, сэр. Простите меня! – Филип был близок к панике.
– Еще как помогал! Если знаешь, что нужно делать, скажи. Или возьми корабль в свои руки и действуй по собственному усмотрению. Вряд ли тебе придется держать ответ перед Адмиралтейством.
Потрясенный, Филип долго на меня смотрел, потом заявил:
– Я никогда не займу ваше место.
– Тогда не исключено, что тебя ждет та же участь, что и меня.
– Это не имеет значения. – Он встал и после долгого молчания произнес: – Я навсегда сохраню вам верность.
Сердце защемило так, что я не мог вымолвить ни слова и жестом попросил его удалиться.
– Пожар на посту связи! Пожар на посту связи!
Под завывание сирен пожарная команда с огнетушителями мчалась по лестнице вверх к посту связи. Из динамика донеслось:
– Докладывает машинное отделение! Давление воды в норме!
– Команда диагностики обшивки корпуса готова!
– Все управление с поста связи передано на мостик!
Я встретил пожарников в коридоре у поста связи.
– Три с половиной минуты, – проинформировал их я. – Отлично, мистер Таер. Но в следующий раз постарайтесь быстрее. Отбой.
В свою каюту я вернулся в четыре часа утра.
На следующий день состоялись учения по лазерной стрельбе и декомпрессии, а после ужина – инспекция всего корабля.
Я обошел коридоры, посты и отделения, даже не знаю, сколько исходил километров, в полном изнеможении добрался до мостика и рухнул в кресло. Сопровождавшие меня Филип и Грегор уже успели вернуться на мостик. Заходил я и в гардемаринскую каюту и обнаружил, что там полный порядок.
– Передайте экипажу приказ, – произнес я. – Пусть приступают к ремонту двигателя. – Дисциплина была на высоком уровне. Что и говорить, лучше бы экипажу не отвлекаться на заведомо бессмысленную работу, но обещания надо выполнять, а дисциплина была на высоком уровне.
Когда я наконец добрался до своей каюты, то обнаружил у двери куклу из грязного тряпья, сделанную в виде командира, с головой, отделенной от тела.
Наутро рабочая бригада матросов вышла в открытый космос для последней проверки сварных швов перед испытаниями двигателя. Я приказал Грегору присматривать за матросами. На этот раз он шагал по корпусу корабля более осторожно и ни разу не оторвался.
После полудня Уолтер Дакко передал мне просьбу экипажа дать разрешение на испытания сверхсветового двигателя. Главный инженер уже в который раз заверил меня, что испытания на малой мощности безопасны, и я согласился.
Чтобы не сидеть в одиночестве, я пригласил на мостик Филипа. Главный инженер находился в машинном отделении вместе с матросами, пожелавшими наблюдать за испытанием двигателя.
– Машинное отделение к испытанию готово? – спросил я в микрофон.
– Готово, сэр, – вяло доложил Касавополус.
– Керрен, задай координаты.
– Есть, сэр. – Керрен вывел на экран координаты Земли и «Дерзкого».
– Хорошо. – Проверять Керрена я не стал, ведь полета не будет. – Начинайте, главный инженер.
– Есть, сэр. Включаю двигатель.
– Функции сверхсветового двигателя нарушены! – доложил Керрен.
– Керрен, успокойся, это всего лишь испытания. Наблюдай за N-волнами и строй на экране график, – приказал я.
– Есть, сэр.
График, появившийся на экране, свидетельствовал о явных нарушениях в работе сверхсветового двигателя. Мы с Филипом молча ждали.
– Ничего не получается, – доложил снизу инженер. – Может быть, дело в настройке дефлекторов…
– Когда вы собираетесь их настроить, Касавополус? – спросил я.
– Не все ли равно? Ничего не… Не знаю. Завтра попытаюсь что-нибудь придумать. Испытания провалились.
– Я знал, что так будет, но втайне надеялся на обратное, – признался Филип.
– Я тоже. Пошли в машинное отделение. Мы спустились вниз.
– Все бесполезно, – сказал бледный Касавополус.
– Неужели никакой надежды? – спросил я.
– Никакой! Думаете, я зря прослужил на кораблях тридцать лет?! – вспылил он. – Извините, сэр.
Нас окружили мисс Бартель, Клингер и другие члены экипажа. Они смотрели на меня, как родители на врача, способного совершить чудо и спасти их ребенка.
Я кожей ощущал их молчаливую мольбу. Эти люди так нуждались хоть в какой-то надежде.
– Попробуйте что-нибудь сделать, – попросил я Касавополуса.
Он понимающе на меня взглянул.
– Есть, сэр, – ответил он. – Завтра попробую получше настроить двигатель. Может, что-нибудь и получится.
– Спасибо.
– Приходите понаблюдать за работой, сэр. – Инженер как-то странно на меня взглянул.
На следующий день испытания возобновились. Все свободные от дежурств члены экипажа собрались в машинном отделении и с надеждой наблюдали за происходящим. Опять генерировались волны не той амплитуды и не той длины.
Вечером по просьбе Елены Бартель я пригласил ее на мостик – она захотела со мной поговорить.
– Есть еще одна возможность, которую мы не использовали, – сказала она.
– Возможность? Какая же?
– Подать на двигатель более высокую мощность.
– Я не инженер, мисс Бартель, однако хорошо знаю, что подавать большую мощность на неисправный двигатель крайне опасно.
– Но ведь не исключено, что при большой мощности двигатель заработает!
– При большой мощности может расплавиться его шахта. Неужели вы не понимаете, что…
– А датчики…
– Не перебивайте меня, мисс Бартель, это нарушение субординации. И я не потерплю! Матросу запрещено пререкаться с офицером!
– Так точно, сэр!
– Если стенки шахты расплавятся, над кораблем нависнет опасность. Я не возражаю против испытаний, но рисковать нельзя, «Дерзкий» и без того в критическом состоянии! Идите!
Она отдала честь, повернулась кругом и ушла.
Утром явился Филип и доложил:
– Уолтер Дакко хочет с вами поговорить, сэр. Прямо сейчас. Увидел меня в коридоре, схватил за руку, не считаясь с моим офицерским званием, затащил в комнату отдыха и просил передать вам его просьбу как можно быстрее.
– Я поговорю с ним немедленно. – Я взял микрофон: – Старшина полиции, быстро на мостик!
Через несколько секунд Уолтер Дакко уже стоял передо мной.
– Обстановка накаляется, – сообщил он.
– Конкретнее, – потребовал я.
– В кубрике говорят страшные вещи. Будто вы запрещаете испытания сверхсветового двигателя на полную мощность, потому что не хотите возвращаться домой.
– Что за бред!
– Так точно, сэр! Но они в этом уверены.
– Пока только разговоры? – спросил я.
– Да, сэр. Но… Собираются провести испытания без вашего разрешения, сэр.
– Каким образом? Ведь я приказал Керрену не подавать напряжение на двигатель без моего приказа.
– Верно. Но вас можно убрать.
Я посмотрел на него в упор. Он выдержал мой взгляд.
– Принесите со склада оружие, мистер Дакко. Для меня, мистера Таера и главного инженера.
– Есть, сэр. И еще… Я хотел бы уберечь Криса.
– Как?
– Запереть в каюте, если потребуется. Мало ли что может случиться, если начнется заваруха.
– Нет, – твердо сказал я. – Он военный и хорошо знает, что полагается за мятеж. Идите за оружием.
– Я немало сделал для вас, и вы передо мной в долгу. – В его взгляде была непреклонная решимость защитить сына.
– А вы мне ничего не должны, мистер Дакко? – спросил я.
– Вот, значит, как вы благодарите за помощь?
Я с трудом удержался, чтобы не разразиться проклятиями. Конечно, Уолтер Дакко не раз оказывал мне неоценимую помощь, рискуя собственной жизнью. Добровольно докладывал все, что происходило на корабле, из чисто моральных побуждений. И я не мог оказаться неблагодарной свиньей.
– Мистер Дакко, – сказал я уже совсем другим тоном, – назначаю Криса вашим помощником до конца чрезвычайного положения. Принесите оружие.
– Есть, сэр. Спасибо.
– Если у нас увидят оружие, то сразу поймут, что нам известно о настроениях экипажа, – сказал Филип, как только Уолтер Дакко ушел.
– Что ж, чему бывать – тому не миновать.
Через полчаса Уолтер Дакко вернулся с лазерными и электрошоковыми пистолетами. Я взял пистолет, включил тревогу и, когда со всех постов поступили доклады, объявил в микрофон:
– Всем оставаться на местах для проверки.
С Филипом и Уолтером Дакко я начал обход корабля и закончил его в машинном отделении, где вместе с главным инженером находились Деке и Джокко.
– Касавополус, какую максимальную мощность можно подать на сверхсветовой двигатель, не подвергая корабль серьезной опасности? – спросил я.
Возможно, до него дошли слухи о готовящемся бунте, потому что он ничуть не удивился моему вопросу.
– Не могу точно сказать. Пожалуй, половину от обычной.
– Если мощность повышать постепенно, успеют температурные датчики сообщить о перегреве, чтобы вовремя отключить напряжение?
– Да, сэр.
– Хорошо. – Я взял микрофон и объявил по всему кораблю: – Отбой!
Мы с Филипом вернулись на мостик.
– Что вы задумали, сэр? – спросил он.
– Учения по лазерной стрельбе. – Я взял микрофон.
– Сразу после тревоги? – удивился Филип. Вместо ответа я взял микрофон и отдал приказ об учениях.
После полудня я дважды включал тревогу и снова провел учения по стрельбе. На лицах матросов можно было прочесть озлобление, но они еще не вышли из-под контроля. Во время ужина, сразу после традиционной молитвы, я сделал объявление:
– Испытания сверхсветового двигателя возобновятся под наблюдением главного инженера. Он решит, какую можно подать мощность, не нанеся вреда кораблю.
Не успел я договорить, как Елена Бартель, вскочив, взволнованно спросила:
– Можно провести испытания сегодня?!
Следом со всех сторон посыпались просьбы:
– Сэр! Пожалуйста!
– Сэр! Можно сегодня?!
Я хотел отложить испытания до завтра, но не рискнул – слишком велик был напор.
На экране снова заплясали волны, картина, не имеющая ничего общего с нормальной работой сверхсветового двигателя. Повышение мощности не исправило положения. Однако шахта двигателя не перегрелась.
– Если бы эти волны перевести в звуковые, получилась бы какофония типа джаза, – сказал Филип, разочарованно глядя на экран.
Я зевнул. День выдался тяжелый, и мне было не до болтовни, хотелось отдохнуть. С какой стати я тут сижу?
– Наблюдайте за испытаниями, мистер Таер. Если двигатель начнет перегреваться, немедленно их прекратите!
– Есть, сэр.
– Оставляю мостик на вас. – Вернувшись в каюту, я снял китель и, как обычно, аккуратно повесил его на спинку стула. Теперь мне самому приходилось заботиться о своей одежде, гладить ее, завтрака тоже никто не приносил. На «Дерзком» не было юнги, как на «Гибернии». Слава Богу, неподалеку находилась каюта гардемаринов – это несколько облегчало жизнь.
Я ослабил ремень и галстук и почувствовал себя свободнее. И зачем мы только носим знаки отличия? Все это давным-давно устарело.
В дверь кто-то поскребся, как мышь. Что это? Я замер, прислушался; сердце бешено колотилось. Странные звуки повторились. Ладно, будь что будет! Я решительно распахнул дверь.
На пороге, опираясь на трость, стояла миссис Ривс.
– ВЫ?! – поразился я. – Чего вы хотите?
– Поговорить о…
– Пассажирам не положено входить к командиру, миссис Ривс. – Я даже не дал ей договорить.
– Знаю, – проскрипела она. – Но мне очень надо.
– Приходите утром. Сейчас мне не до…
– Командир, окажите любезность. Вы так молоды! И если уснете на несколько минут позже, с вами ничего не случится!
Лишь из-за пожилого возраста миссис Ривс я не захлопнул дверь перед ее носом.
– Входите.
Она проковыляла в каюту, осмотрелась, не зная куда сесть, и с трудом опустилась в кресло у письменного стола, на которое я ей указал.
– Вы, молодые, не понимаете, какое это счастье быть молодым и управлять своим телом, – начала она издалека.
Чтобы не увязнуть в долгом разговоре, я промолчал, и она, видимо, заметив мое нетерпение, с улыбкой перешла к делу.
– Ну что, будет работать мотор? – Она ткнула тростью в пол, наверняка имея в виду машинное отделение.
– Пока идут испытания, миссис Ривс, я не могу…
– Будет или не будет? – резко переспросила она.
– Не будет, – признался я.
В наступившей тишине старуха смотрела на меня осуждающе, надеясь пристыдить, и я невольно вспомнил отца, проверявшего у меня когда-то уроки.
– Вы допустили большую ошибку, командир, – сказала она. – Возможно, непоправимую.
– Хотите сказать, что не следовало заниматься двигателем? Но я не мог…
– Нет, не в этом дело.
Какая наглость! Перебить меня столь бесцеремонно! Я едва сдерживал ярость.
– Если двигатель не заработает, вы проведете десятки лет на корабле, в ограниченном пространстве. Мне, слава Богу, это не грозит. Я свое взяла от жизни и смогу спокойно умереть. Но что делать остальным? Командир, они ни за что не согласятся до конца своих дней терпеть рабство, именуемое армейской дисциплиной.