Файнток Дэвид. Надежда "Дерзкого"

   Мы терпеливо ждали второго блюда, когда ко мне наклонился сосед по столу – крепкий, мускулистый, но уже немолодой, лет шестидесяти, человек.
   – Командир, – прошептал он, – почему-то никто не решается спросить вас о таинственных формах жизни, обнаруженных вами на корабле «Телстар». Не поделитесь ли с нами своими впечатлениями?
   Его слова всколыхнули во мне самые страшные воспоминания моей жизни. Именно из-за тех чудищ теперь к планете Надежда направлялась целая эскадра, а не один корабль, как это бывало раньше.
   – Мне не хотелось бы об этом говорить, мистер Маквэйл. Я даже не успел их толком разглядеть. К тому же во время обеда о них и вовсе лучше не вспоминать, настолько неаппетитные они с виду.
   За нашим столом установилась тишина, и еще долго никто не решался что-то сказать.
   После ужина у Аманды опять разболелась спина, ей-было не до прогулок, и я один пошел по кольцевому коридору, огибавшему по окружности весь первый уровень, спустился по лестнице на нижний. Я решил обойти по периметру весь корабль с тем, чтобы в итоге вернуться к исходной точке.
   Я миновал несколько пассажирских кают, матросскую столовую, инженерное отделение. Возле кают для членов экипажа наткнулся на группу матросов и скомандовал им «вольно», прежде чем они успели умолкнуть и вытянуться по стойке «смирно».
   Я пошел дальше и вскоре ощутил резкий запах не то аммиака, не то мочи. Надо было выяснить, в чем дело. Зашел в расположенную неподалеку каюту эконома.
   – Мистер Ли, откуда этот запах?
   – Возможно, тут делали дезинфекцию, – успокоил меня эконом. – Ее делают дважды в день. Из-за этих беспризорников, – добавил он, заметив мое удивление.
   – А в чем дело?
   – Они испускают мочу прямо на пол, – сообщил Ли, выбирая слова поделикатнее.
   – Что?! – заорал я, перейдя на визг. – Они ссут прямо в коридоре моего корабля?!
   – Мисс Чонг говорит, что к туалетам они не приучены.
   – Давай ее сюда! Быстро!
   Мисс Чонг вытянулась передо мной по стойке «смирно» и сразу ринулась в атаку.
   – Ни в какой туалет их не загнать! Они отродясь его не видели! Вообще ничего не видели, кроме трущоб. Там родились, там и росли. Думаете, мы не учили их мыться под краном и ходить в туалет? Но за один день не выучишь! На это нужно время!
   – Так ведь они мочатся, я хотел сказать, используют коридоры в качестве туалетов.
   – Я делаю все, что в моих силах, но поймите – это трудные дети.
   Ее невозмутимость сделала свое дело, и пыла у меня поубавилось.
   – Разумеется, мисс Чонг, но поймите меня и вы. До Надежды лета – целых шестнадцать месяцев. Ваши, как вы говорите, трудные дети отравляют жизнь и пассажирам, и экипажу. Их надо держать в ежовых рукавицах.
   – Но как это сделать? Как справиться с такой оравой? Посоветуйте. Их сорок два, а я одна. Надо немного подождать.
   – Ладно. – Я пошел на попятную, не зная, что ей посоветовать. – Подождем, пока ваши подопечные станут взрослыми. Но если они еще хоть раз наделают дел в коридоре, пусть пеняют на себя!
   Может, послать на второй уровень матросов и поучить этих болванов кулаками? Нет, не стоит. Корабль – не тюрьма.
   У Аманды начались схватки. Так, по крайней мере, мне показалось, и я отвел ее в одноместную больничную палату корабельного изолятора, к доктору Бросу.
   – Поверьте, я волнуюсь не меньше вас, – сказал доктор. – Часто ли приходится принимать роды во время межзвездного перелета!
   Конечно, не часто. И я это знал. Всем членам экипажа, за исключением командира, а также не состоящим в браке пассажирам раз в месяц делали стерилизующие инъекции. Считалось, что зачатие во время длительного прыжка со сверхсветовой скоростью может привести к нежелательным последствиям.
   – Ждать осталось совсем недолго, – заявил доктор, осмотрев Аманду. – Пожалуй, несколько дней.
   Мы вернулись в каюту.
   Между тем в коридоре после дезинфекции по-прежнему стоял едкий запах. Я поговорил с главным инженером, и он нашел интересный выход из положения. Вдоль коридора, по низу стен, провели тонкие оголенные провода, практически незаметные, а под потолком установили миниатюрные видеокамеры. Видеоизображение передавалось на бортовой компьютер и на монитор, установленный в центре управления. На провода из центра управления можно было подавать переменный ток нужной величины. На Военно-Космическом Флоте не принято шпионить за пассажирами, но здесь я скрепя сердце отступил от этой традиции.
   Компьютеру было приказано подавать на провода безопасное для жизни напряжение всякий раз, когда кто-либо из пересыльных станет мочиться в коридоре.
   Их пронзительные вопли долго забавляли пассажиров, особенно молодых. Как-то один воспитанный и к тому же не обделенный чувством юмора мальчик заметил, как один такой несмышленыш в синем комбинезоне по имени Деке справляет нужду и при этом дергается, визжит и яростно матерится, не в силах понять, почему такое обычное дело сопровождается такими необычными мучениями. Воспитанный мальчик звонко крикнул: «Электро-ссуль!» – и тут же схлопотал от переселенца огромный синяк под глазом.
   Время тянулось мучительно медленно. Однажды после полудня я играл в шахматы с пилотом Ван Пэром в его каюте. Он оказался сильным партнером, получил выигрышную позицию, но зевнул, потерял фигуру и сдался после двадцатого хода.
   Каждая вахта казалась вечной. Как-то Алекс, уже отбыв наказание, остановил меня у офицерской столовой.
   – Разрешите поговорить с вами наедине, сэр? – Тон у него был сугубо официальный.
   – Разумеется.
   Мы зашли в его каюту – крошечную комнатку с аккуратно заправленной койкой. Все пожитки Алекса умещались в дорожной сумке.
   – Сэр, простите меня! Мое поведение тогда было недопустимым. – Видимо, это признание далось ему нелегко. – Это не пустые слова, я искренне сожалею о произошедшем. Лейтенант не имеет права пререкаться с командиром корабля. Кроме того… – Он отвернулся, помолчал и снова заговорил каким-то глухим голосом: – Я ведь многим вам обязан. Простите меня.
   У меня словно камень с души свалился. Алекс снова был мне другом.
   – Давай присядем, Алекс, – мягко сказал я.
   Он опустился на кровать и сидел прямо, словно кол проглотил, напряженно смотря мне в лицо. Я устроился в кресле и доверительно промолвил:
   – Пойми, Алекс, я не хочу тебе зла. Подумай еще над тем, о чем мы с тобой тогда говорили. Ты так стремишься досадить Филипу, что буквально теряешь рассудок. Все-таки есть грань, которую переходить нельзя.
   Алекс вздохнул.
   – Честно говоря, не уверен в этом, – возразил он. – Помнишь, как он над нами издевался? – Он перешел со мной на «ты». – И я поклялся отомстить ему при малейшей возможности. Наконец такой случай представился.
   – Но всему есть предел, Алекс. Остановись!
   – Иногда мне и самому кажется, что это пора прекратить. – Он судорожно сцепил пальцы. – Но как вспомню его придирки ко мне и Дереку, эти бесконечные наряды, издевательства. А как он упивался своей властью! Каким тоном разговаривал с нами! Может, мне лучше уйти в отставку, как только прилетим в Окраинную колонию?
   – Я все понимаю, Алекс. – Что еще тут можно было сказать?
   – Прикажи – и я перестану его мучить. Меня может остановить только твое распоряжение, – признался Алекс.
   – Нет. – Я хотел, чтобы он сам это прекратил. Неуставным отношениям не место на космическом корабле. – Алекс, я тоже ненавидел Филипа, и не меньше тебя. Но он уже за все расплатился сполна. Ты вволю поиздевался над ним уже в прошлом полете. Надо знать меру. Филип все вынес и готов терпеть дальше. Разве это не достойно уважения?
   – Нет, – мрачно изрек Алекс. – Я никогда не смогу его уважать. А Дерек и Рейф! Представь, что бы с ними было, стань он их начальником? Думаешь, он хоть чуть-чуть изменился, стал лучше?
   – Кто его знает. Меня больше беспокоит другое – его теперешнее смирение. Оно тебя развращает.
   Алекс задумался. Он выглядел озадаченным и, кажется, был готов изменить свою позицию.
   – Ладно, – вздохнул я. – Принимаю твои извинения. Вахты возобновляются.
   – Спасибо. Я подумаю над твоими словами.
   – Договорились.
   Я вернулся к себе в каюту, чтобы подготовиться к вахте. Аманду поместили в отдельную каюту. Она взяла с меня слово все время быть неподалеку. Как будто я мог выйти в открытый космос! Схватки участились, и с ней рядом постоянно находился врач. Я не мог нарушить график дежурств и неотлучно находиться при ней. Но от мостика до лазарета на первом уровне можно было добежать меньше чем за минуту.
   Вместе со мной на вахту заступили лейтенант Вакс Хольцер и гардемарин Дерек Кэрр. Делать нам было нечего. Лейтенант, чтобы скоротать время, заставлял Дерека решать задачи по навигации, и это пошло ему на пользу. Я тоже подкинул гардемарину несколько задачек потруднее. Он решил их в два счета. Я бы так не сумел. Лишь однажды Дерек ошибся и густо покраснел, когда Вакс попенял ему за невнимательность.
   Вдруг из динамика раздался взволнованный голос:
   – Командир, докладывает гардемарин Трэдвел. У нас здесь ЧП.
   – Что случилось? Где? – Я принялся лихорадочно шарить глазами по дисплеям, но все показания были в норме.
   – На втором уровне в западной части коридора, сэр. Там драка. Переселенцы взбунтовались.
   Слава Богу! А я-то подумал, что-то случилось с кораблем.
   – Черт бы тебя побрал, Рейф! – крикнул я в микрофон. – Когда ты научишься по-человечески докладывать?! Четыре наряда! Сейчас приду. – Я выключил микрофон. – Дерек, объясни ему, как полагается докладывать командиру о ЧП.
   – Есть, сэр! – Это поручение вызвало у него легкую досаду.
   – Пойти с вами, сэр? – Вакс вскочил с таким видом, будто был готов схватиться с беспризорниками один.
   – Нет, справлюсь сам.
   Шум был слышен даже на лестнице. Когда я добежал до места происшествия, то увидел нечто ужасное: два-три десятка беспризорников схватились врукопашную с обычными пассажирами. Я приказал стоявшему с беспомощным видом Трэдвелу позвать старшину корабельной полиции. Рейф от всего этого совершенно обалдел. Он ринулся было в гущу дерущихся, чтобы добежать до поста полиции кратчайшим путем, но вовремя спохватился и решил, что лучше сделать круг, чем рисковать.
   – Прекратить! – заорал я, отшвырнув двух подростков и впечатав в стену третьего. – Не двигаться! Мистер Аттани! Отпусти его! Живо!
   Мощный удар сзади по почкам отбросил меня в сторону. Я обернулся – детина с бычьей шеей и огромными кулачищами что-то кричал на своем тарабарском жаргоне, видимо, предлагая мне убраться подобру-поздорову. Смогу ли я двигаться после такого удара? Попробовал сделать шаг. Кажется, могу. Только трудно дышать.
   – Ладно, поговорим по-другому, – сказал я и показал детине кулак. И пока он тупо смотрел на него, я, улучив удобный момент, врезал ему ногой в солнечное сплетение. Верзила сложился пополам. Тогда я рубанул его ребром ладони по толстой шее, раздался хруст, и ублюдок мешком свалился на пол и замер. Сразу наступила тишина.
   – Кто следующий? – спросил я.
   Один смельчак нашелся. Недолго думая, он бросился на меня. В руке у него сверкнул нож. Я успел уклониться и нанес ему удар по предплечью, а когда негодник на миг потерял равновесие, схватил его руку и завел ему за спину.
   – Что происходит, ребятки? – послышался в этот момент голос Мелиссы Чонг. Работая локтями, она протискивалась в гущу толпы.
   – Отпустите его, командир! Отпустите! – Она схватила парня за волосы и оттащила в сторону. Беспризорники перед ней расступались. – Командир, в чем дело?
   – Уведи их отсюда! – крикнул я. Было не до объяснений.
   – А вы что рты разинули? – повернулся я к юнцам из числа пассажиров. – Давайте отсюда! Расходитесь!
   Прибежали старшина корабельной полиции и два его помощника с дубинками.
   – Мистер Банатир, угомоните их, – приказал я. – А у этого отберите нож.
   Я еще круче завернул беспризорнику руку, и Банатир вырвал из нее нож. Полицейские, помогая себе дубинками, стали растаскивать дерущихся, но те не спешили расходиться и с ненавистью смотрели друг на друга.
   – Кто начал? – грозно спросил я. Все хором зашумели, и истину удалось установить с большим трудом. Оказалось, что беспризорники напали на компанию задиристых юнцов-пассажиров, потом к обеим сторонам подтянулось подкрепление, и разгорелась настоящая битва.
   – Начали ваши подопечные, – упрекнул я Мелиссу.
   – В ответ на оскорбление! – парировала она. – Анни, скажи ему! Как они вас обзывают?
   – Они обзывать чернь! – ткнула пальцем в «воспитанных» тощая Анни. – Всегда обзывать чернь!
   – Слышали? – Мисс Чонг торжествовала. – Ваши культурные, воспитанные пассажиры обзывают моих ребят чернью.
   – Это правда? – повернулся я к одному из подростков.
   – Возможно, – пожал тот плечами. – Но ведь они и есть чернь.
   – Как тебя зовут?
   – Крис Дакко, – буркнул он.
   – Сколько тебе лет?
   – Семнадцать.
   Я обвел взглядом юнцов.
   – Сделаем так. Мистер Банатир, запишите фамилии драчунов и по одному приводите ко мне в центр управления вместе с родителями. А вы, мисс Чонг, – повернулся я к наставнице переселенцев, – внимательнее следите за вашими подопечными. Как зовут этого? – показал я на верзилу, распластавшегося на полу.
   – Эдди.
   – Фамилия!
   – Все зовут его Эдди Босс.
   – Мистер Банатир, доставьте его в помещение для арестованных. – Я взял у Банатира нож. – Понятно. Украл из столовой!
   – Видите, командир? – стал оправдываться Крис Дакко. – Они еще и воры!
   – Молчать! Приказа болтать не было! – прикрикнул я на него и повернулся к Мелиссе. – Что они украдут в следующий раз? Лазерные пистолеты? Я этого не потерплю! Мистер Банатир, обыщите хулиганов. У кого найдется оружие – в карцер.
   – Обыскивайте их, – ощетинился Грегор Аттани, – они только и думают, чтобы что-нибудь слямзить. А у нас оружия нет! Нечего нас обыскивать, мы люди цивилизованные.
   – Мистер Банатир, и «цивилизованных» обыщите, а самых разговорчивых тоже посадите в карцер.
   При обыске нашли еще два ножа и вилку.
   Беспризорники прятали их в складках комбинезонов. Тех, у кого изъяли оружие, посадили в карцер, остальных мисс Чонг увела, а «цивилизованных» вытолкали подоспевшие члены экипажа.
   – Продолжайте нести вахту, мистер Трэдвел! – бросил я Рейфу, все еще злясь за его дурацкий доклад.
   – Но… Есть, сэр! – отчеканил расстроенный гардемарин.
   После этого я поспешил в лазарет.
   – С вашей женой все в порядке, – доложил доктор Брос.
   – А со мной нет. У меня сломана правая кисть.
   Доктор стал ощупывать руку, и я едва сдерживал стоны.
   – Так и есть, перелом, – констатировал он. – Интересно, что вы с ней сделали, с вашей рукой, сэр?
   – Пытался разбить камень.
   Доктор наложил гипс, дал таблетку с кальцием и несколько минут водил над кистью приборчиком, стимулирующим сращивание костей.
   – Немного поболит, но через несколько дней кости срастутся и тогда можно будет снять гипс, – подбодрил меня доктор Брос.
   Из соседней комнаты донеслись тихие стоны Аманды. Я заглянул к ней.
   – Аманда, милая, не могу остаться с тобой, возникли проблемы. Но сразу после родов я к тебе приду.
   – Не волнуйся, занимайся своими делами, – простонала она. – Все будет в порядке. Не отвлекайся.
   Я поспешил в центр управления. Вахту несли пилот Ван Пэр и Филип Таер. Я сел в кресло и сразу почувствовал, как в руке пульсирует кровь. Мне, можно сказать, еще повезло. Легко отделался. Это же надо – сломать руку о шею противника! Нет, драться я не умею. С беспризорниками просто блефовал. К счастью, это сработало.
   Когда Банатир привел одного из «цивилизованных» подростков с отцом, я зачитал им статьи закона, касающиеся неподобающего поведения на корабле во время полета, и отпустил. Отец юного дебошира оказался солидным металлургом, направляющимся в Окраинную колонию.
   Только они покинули мостик, как явился Рейф Трэд-вел.
   – Разрешите войти? – Вид у него был совершенно несчастный.
   – Входите.
   Рейф вошел и вытянулся по стойке «смирно».
   – Гардемарин Трэдвел для доклада явился. Разрешите, сэр? – отчеканил он. На этот раз Трэдвел все делал по уставу.
   – Докладывайте!
   – Лейтенант Хольцер просит вас занести в мое личное дело выговор и списать с меня десять нарядов. – В глазах у него стояли слезы.
   Я понял, что натворил, влепив ему сразу четыре наряда.
   – Сколько же у тебя было нарядов, Рейф? – мягко поинтересовался я.
   – Семь, сэр, – ответил выпоротый гардемарин.
   Итак, вместе с моими нарядами у него их стало одиннадцать, а десять он уже «отработал». Вакс его выпорол. Жалко парня, но теперь уже ничего нельзя было поделать.
   – Хорошо. Можешь идти.
   Рейф отдал честь, повернулся кругом и вышел.
   После его ухода ко мне потянулись родители со своими проштрафившимися чадами. Я читал им лекции о законности и правопорядке. Явилась и миссис Аттани со своим сыном Грегором и с ходу ринулась в атаку:
   – Капитан Сифорт, вы не имели права сажать моего сына в карцер!
   – Я не собираюсь терпеть на своем корабле никакие хулиганские выходки. Если ваш сын не знает, как себя вести, объясните ему, пожалуйста, – холодно ответил я.
   – Он защищал себя! Оборонялся! – продолжала верещать мать провинившегося подростка.
   – Миссис Аттани, позаботьтесь о том, чтобы он больше не оскорблял беспризорников.
   – Это вы проследите, чтобы беспризорники не избивали наших детей!
   Она так визжала, что у Филипа Таера буквально челюсть отвисла. Еще бы! Говорить таким тоном с командиром! Я и сам немного обалдел.
   – Хорошо, миссис Аттани, – сказал я, устав ее слушать. – Ваш сын проведет некоторое время в карцере, и там он будет в полной безопасности. Мистер Банатир! Грегора Аттани – на неделю в карцер.
   Миссис Аттани опешила от неожиданности, но быстро пришла в себя, и все началось сначала:
   – Не имеете права!
   – Ошибаетесь, миссис, – спокойно возразил я.
   – Подожди! – крикнула она старшине полиции, собравшемуся уводить ее дорогого сыночка. – Грегор больше не будет. Не будет драться и оскорблять кого бы то ни было. Уверяю вас!
   – А ты, Грегор, что скажешь? – обратился я к юному болвану.
   Включилась внутренняя корабельная связь, и Филип Таер бросился к микрофону.
   – Даю слово, сэр. Сделаю все, чтобы они на меня больше не нападали, – угрюмо пообещал Грегор.
   – Ладно, верю тебе на слово…
   – Извините, сэр, – вмешался гардемарин Таер, переминаясь с ноги на ногу. Впервые ему пришлось перебить командира.
   – Подождите, Филип. А вы, миссис Аттани, если когда-нибудь еще позволите себе разговаривать со мной таким тоном…
   – Извините, сэр! Пожалуйста! – снова перебил меня Филип. Я резко повернулся, собираясь влепить ему по крайней мере десяток нарядов.
   – Из изолятора! – поспешно объяснил он.
   – Аманда? – забеспокоился я.
   – Да. Доктор сказал, что она родила.
   – Пилот, остаетесь за главного. Филип, проследите, чтобы посторонние покинули центр управления, – приказал я и сломя голову бросился в лазарет.
   Я держал на руках своего первенца как самую большую на свете драгоценность, с величайшей осторожностью, боясь уронить. Какие замечательные у него глаза! Голубые, словно небо. Малыш лежал спокойно, не плакал. Я был уверен, что он смотрит на меня, хотя знал, что новорожденные не умеют фокусировать взгляд. Мне даже показалось, что выражение лица у него вполне осмысленное, как у взрослого.
   В Академию я поступал, когда мне было тринадцать. И, начав учиться, вдруг ощутил, что принадлежу не только себе. Что есть вещи более важные, чем я сам. Сейчас я испытывал нечто подобное. Чувство ответственности за это крохотное существо.
   – Здравствуй, Нэйт. Я люблю тебя. Все будет хорошо, – сказал я сыну.
   Он моргнул мне – да-да, мне, – закрыл глаза и уснул. Я бережно отдал его Аманде, лежащей на ослепительно белой свежей постели.
   – Ты хорошо потрудилась, дорогая.
   – Для первого раза действительно хорошо. – Она осторожно положила спящего сына рядом с собой и вскоре уснула сама.
   Целую неделю я ходил словно пьяный, не веря своему счастью. Рейф Трэдвел, когда я проходил мимо, вытягивался в струнку со всем старанием, на какое только был способен, но я ничего не замечал. Ваксу Хольцеру приходилось повторять мне одно и то же по несколько раз, что, видимо, очень его забавляло. Пассажиры поздравляли меня так горячо, словно я совершил подвиг. Даже миссис Аттани, сменив гнев на милость, навестила Аманду.
   Я все еще оставался в каюте один и с непривычки лишился покоя и сна. Бродил по кораблю, осматривая каждый дюйм, каждую мелочь. Однажды забрел в столовую и стал смотреть, как стюарды накрывают столы к ужину, но быстро ушел, чтобы их не стеснять. Заглянул и в спортзал.
   Филип Таер, голый по пояс, прыгал через скакалку. Рейф Трэдвел, в шортах и майке, с немыслимой быстротой делал приседания. Вакс Хольцер качался на брусьях, на его волосатых руках и груди играли мускулы.
   Я махнул им рукой, чтобы продолжали занятия, снял китель и галстук, сел на велосипед с бегущей под ним дорожкой и начал крутить педали. Просто так за ними наблюдать я счел неудобным.
   Филип закончил прыгать и, тяжело дыша, прислонился к стене. Его гладкая безволосая грудь блестела от пота. Немного передохнув, он приступил к приседаниям.
   – Вы тоже отрабатываете наряды? – спросил я в шутку у Вакса. Лейтенанты, разумеется, не получали нарядов, но Вакс очень любил спорт.
   – Нет, сэр, просто тренируюсь, – ответил он, делая на брусьях «уголок».
   Я включил датчики велосипеда и энергичнее заработал педалями. Но до гардемаринов, отрабатывающих наряды, мне было далеко. Правда, я свое уже отработал в бытность гардемарином на кораблях «Хельсинки» и «Гиберния».
   Рейф Трэдвел закончил свои упражнения и, с облегчением вздохнув, пошел в душ. Два часа прошли, очередной наряд он отработал.
   Филип лег на мат, сделал глубокий вдох и стал с поразительной быстротой отжиматься.
   – Эй, полегче, – крикнул ему я, – так ведь и надорваться недолго.
   Филип кивнул, но темпа не сбавил. После нескольких десятков отжиманий он передохнул ровно тридцать секунд и приступил к приседаниям. Не прекращая крутить педали, я с тревогой за ним наблюдал.
   Через полчаса Филип устало прислонился к стене. Его время закончилось.
   – Наряды придуманы не для того, чтобы гробить здоровье, – заметил я.
   – Так точно, сэр. Эти упражнения не мной придуманы, но я обязан выполнить их в срок.
   – А… – начал было я и остановился, пораженный неприятной догадкой. Не зайди я в спортзал, так и остался бы в неведении. Сам Филип под угрозой строжайшего наказания не посмел бы рассказать мне о том, как отрабатывает свои наряды. Дисциплина есть дисциплина, на военном корабле она поддерживается любой ценой, даже самой жестокой и страшной. Офицер должен быть готов подчиниться любому приказу командира, он может оказаться за многие световые годы от цивилизации под властью командира-тирана. – И давно вы получили такой приказ? – спросил я Филипа, заранее зная, что он ответит.
   – Несколько месяцев назад, сэр. Извините, пожалуйста, сэр, но это не терпит отлагательств. – Филип подошел к телефону внутренней связи, набрал номер и сказал в микрофон: – Лейтенант Тамаров! Сэр, докладывает гардемарин Таер. Упражнения закончены, сэр, – Прежде чем повесить трубку, Филип несколько секунд напряженно слушал очередные приказания, по-видимому, столь же издевательские.
   – Зачем вы докладывали? – спросил я Филипа с плохо скрываемым ужасом.
   – Я должен докладывать в начале и в конце каждой отработки. Это постоянно действующий приказ, – бесстрастно ответил Филип.
   – Кому, мистеру Тамарову?
   – Так точно, сэр.
   – На каком основании?
   – Не заслуживаю доверия, сэр. – Избегая моего взгляда, гардемарин стал вытирать полотенцем мокрое от пота тело.
   Я соскочил с велосипеда, трясущимися пальцами завязал галстук.
   – Мне нетрудно, я привык, – выпалил Филип, заметив мое волнение.
   – Приказ докладывать отменяется! – Я перешел на крик.
   Вакс Хольцер наблюдал за развитием событий с нескрываемым любопытством и уморительной гримасой на физиономии. Я кое-как натянул китель, выбежал в коридор и, примчавшись к каюте Алекса, забарабанил кулаком в дверь.
   – В чем дело?! – Алекс открыл и, увидев меня, вытаращил глаза. Галстук у него болтался на шее, китель висел на спинке кресла, постель была измята. Видимо, он только что вскочил с койки.
   Я пулей ворвался в каюту и захлопнул за собой дверь.
   – Смирно! – крикнул я, толкнув его к стене.
   Алекс вытянулся по струнке. И тут я, не стесняясь в выражениях, высказал ему все, что о нем думал. Шея и щеки Алекса стали наливаться кровью.
   – Не доверяешь офицеру, мерзавец?! – буквально рычал я. – Но военный флот держится на доверии! И если до сих пор ты этого не понял, значит, негоден для службы на флоте! Почему ты сказал Филипу, что он не заслуживает доверия? А ты, черт тебя подери, заслуживаешь?
   Выпустив пар, я наконец умолк и взглянул на Алекса. В глазах у него была боль. Когда-то он боготворил меня. Что ж, всему на свете когда-то приходит конец.