столько-то миллионов долларов..." Большие числа.
Я отвечаю: "Минутку, Сэр, я не знаю, зачем вы мне все это
рассказываете".
Он говорит: "Позвольте мне договорить. Пожалуйста, позвольте вам все
объяснить. Это необходимо". И он продолжает рассказ о том, сколько людей
задействовано для работы в этой лаборатории: столько-то людей на одном
уровне и столько-то Ph.D. на другом уровне...
"Простите, Сэр, - перебиваю я, - но, кажется, вы обращаетесь не к тому
лицу".
"Я говорю с Ричардом Фейнманом? С Ричардом П. Фейнманом?"
"Да. Но вы..."
"Тогда не могли бы вы выслушать меня, Сэр? Я представлю вам то, что
должен, а потом мы обсудим это".
"Хорошо". Я сел и стал внимательно выслушивать все подробности этого
грандиозного проекта, не имея ни малейшего представления о том, зачем он
дает мне всю эту информацию.
Наконец, он завершил рассказ и говорит: "Я рассказываю вам обо всех
наших планах, потому что хочу знать, не согласитесь ли вы стать директором
нашей лаборатории".
"Вы уверены, что обращаетесь именно к тому человеку? - Говорю я. - Я -
профессор теоретической физики. Я не инженер-ракетчик и не авиаконструктор и
никто в подобных областях".
"Да, мы уверены, что обратились именно к тому человеку".
"Тогда где вы нашли мое имя и почему решили позвонить мне?"
"Сэр, ваше имя указано в патенте на ядерные ракетоносители"
"Аа.", - отвечаю я и вспоминаю, как оказалось мое имя на этом патенте.
Я расскажу эту историю. Я сказал этому человеку: "Простите, но я лучше
останусь профессором в Корнельском Университете".
А случилось вот что. Во время войны в Лос-Аламосе патентным бюро
правительства командовал очень симпатичный человек- капитан Смит. Смит
рассылал каждому записки, в которых говорилось что-то вроде: "Мы в патентном
бюро хотели бы запатентовать для правительства Соединенных Штатов каждую
идею, над которой вы сейчас работаете. Если у вас имеются какие-либо мысли о
ядерной энергии или ее применении, и вы думаете, что все об этом знают, то
совсем не обязательно, что все это знают. Приходите ко мне в офис и
расскажите об этой идее".
Я увидел Смита за ланчем, и когда мы возвращались вместе в технический
корпус, я сказал ему: "По поводу этих писем, что вы рассылаете повсюду: это
выглядит немного безумным, что мы должны бежать к вам с каждой новой
мыслью".
Мы спорили об этом так и эдак, пока не оказались у него в офисе, и я
сказал: "Существует так много идей о ядерной энергии, которые так очевидно
совершенны, что мне пришлось бы сидеть здесь весь день, чтобы пересказать их
все".
"НАПРИМЕР?"
"Нет ничего проще! - Сказал я. - Пример: ядерный реактор... под
водой... вода попадает внутрь... насыщенный пар выходит с другой стороны...
пшшшштс ... ... Вот подводная лодка. Или: ядерный реактор... воздух
стремительно мчится навстречу... разогревается ядерным реактором... выходит
назад... БУМ! ... Пропустить его по воздуху - и получится самолет. Или:
ядерный реактор... пропускаем через него водород...ЗЗУМ!... и- ракета. Или:
ядерный реактор... только вместо того, чтобы использовать обычный уран,
используем обогащенный уран, оксид бериллия (beryllium) при высоких
температурах делают его более эффективным... Вот вам электростанция! Есть
миллион идей!" Я сказал это и вышел из дверей. Ничего такого не произошло.
Спустя три месяца Смит звонит мне в офис и говорит: "Фейнман, подводная
лодка уже существует, но другие три открытия - ваши". Так что, когда парни в
авиаконструкторском бюро в Калифорнии стали планировать свою лабораторию,
они попытались разузнать, кто же является экспертом по ракетным двигателям и
всякой всячине. И нет ничего удивительного в том, что они просто посмотрели,
кто получил на это патент.
Между тем Смит дал мне подписать множество бумаг, касающихся трех идей,
которые я запатентовал для своего правительства. Это было наполовину
легально: когда вы отдаете свой патент правительству, документ, который вы
подписываете, не является легальным, покуда в него не будут внесены
какие-либо изменения. Так в документе, который я подписывал, значилось: "За
сумму в один доллар я, Ричард Фейнман, отдаю этот патент правительству..."
И я подписался под этим.
"И где же мой доллар?"
"но это только формальность, - сказал он, - у нас даже нет таких
фондов, которые могли бы вам выплатить этот доллар".
"Вы получили этот патент, и я подписал бумаги, в которых указано, что
мне полагается за это доллар, - настаивал я, - я хочу свой доллар!"
"Но это же глупо!"- протестовал Смит.
"Нет. Это законный документ, вы заставили меня его подписать и я
честный человек. Ничего глупого в этом нет".
"Хорошо. Ладно. - Ответил он раздраженно. - Я дам вам доллар из своего
кармана".
"Отлично!"
Я взял доллар и придумал, что буду с ним делать. Я отправился в
кондитерскую и накупил разных сладостей на доллар - домашнего печенья,
шоколадных конфет с начинкой, какие были очень вкусны в те времена -
множество всякой всячины.
Я вернулся со всем этим в теоретическую лабораторию и выдал им всем: "Я
получил приз! Угощайтесь все! Я получил приз - один доллар за мой патент!
Мне дали целый доллар за мои открытия!"
Те из присутствующих, у кого были такие же патенты, а множество людей
направляло туда свои идеи, все они направились к капитану Смиту требовать
свой доллар.
Он начал выворачивать для них свои карманы, но вскоре догадался, что
это может довести его до инсульта! Вероятно, в дальнейшем он сходил с ума,
пытаясь учредить фонд, где бы все эти парни могли получить свои законные
доллары, на выплате которых они так настаивали. Даже и не знаю, как он
отделался от этой проблемы.
(Перевод главы М. Шифмана)
Однажды я сидел без дела в Принстоне и подслушал разговор математиков
об экспоненциальном ряде Маклорена, это- 1+x + x^2/2! + x^3/3!. Каждое
следующее слагаемое получается умножением предыдущего слагаемого на x и
делением на номер следующего слагаемого. Например: Чтобы получить следующее
слагаемое после x^4/4!, нужно умножить это слагаемое на x и разделить на 5.
Это очень просто.
Когда я был ребенком, меня восхищали подобные ряды, и я играл с ними. Я
вычислял число е, используя этот ряд, и видел, как быстро новые слагаемые
становятся очень маленькими.
Я промямлил что-то вроде того, как легко вычислить е в какой-либо
степени, используя экспоненциальный ряд, нужно только подставить степень
вместо x.
"Да, - говорили они, - хорошо, тогда что такое е в степени 3.3?" Это
сказал какой-то шутник, кажется, Туки.
Я ответил: "Ерунда. Это- 27.11"
Туки знал, что не так-то просто можно высчитать все это в голове: "Эй!
Как тебе это удалось?"
Кто-то другой сказал: "Ты же знаешь Фейнмана, он всегда дурачится. Это,
на самом деле, неверно".
Они пошли за таблицами и принялись искать результат, а пока они делали
это, я посчитал более точно и сказал: "27.1126"
Они нашли результат в таблице: "Правильно! Но как ты это сделал?!"
"Я просто посчитал ряд"
"Но никто не может посчитать ряд так быстро. Должно быть, ты знал ответ
раньше по счастливой случайности. А что скажешь про e^3?"
Видите ли, - ответил я, - это довольно тяжелая работа. Я могу считать
лишь по одному примеру в день".
"Ха! Так и знали, что это обман", - закричали они радостно.
"Так и быть, - сказал я, - это будет 20.085"
Они взглянули в книгу, поскольку я выдал на этот раз более точный
ответ. Они были крайне удивлены, потому что и этот ответ был верным.
Тогда эти великие математики дня принялись гадать, как я могу вычислять
е в степени x. Один сказал: "Он не может решать это только замещением и
арифметическими вычислениями, это слишком сложно. Здесь какой-то трюк. Ты
вряд ли сможешь сосчитать такое старое ? число (old number) как е^1.4."
Я сказал: "Да, это трудно, но только ради вас- 4.05."
Они снова посмотрели в книгу и обнаружили, что ответ был безоговорочно
верным. "Пожалуй, на сегодня хватит", - сказали они и удалились.
Вот как это происходило. Случилось так, что я знал три числа. Я знал
логарифм 10-и по основанию е (нужно было перевести числа от основания 10 к
основанию е), который был равен 2.3026 (так я знал, что е в степени 2.3
очень близко к 10); из-за радиоактивности (периоды распада и полураспада) я
знал логарифм 2-х по основанию е, который был равен 0.69315 (так я мог
знать, что е в степени 0.7 приблизительно будет равным 2); и я также знал,
что е равняется 2.71828.
Первое число, которое они мне дали, было е^3.3, и поскольку я знал, что
е^2.3 это десять, десять раз е получалось 27.18. Пока они размышляли, как
мне это удалось, я исправил дополнительно 0.0026 -
-- 2.3026 немного больше. Я знал, что не смог бы решить другие примеры,
это была чистая удача. Но когда парни предложили мне е^3, я понял, что это
было е^2.3 умножить на е^0.7 или десять на два. Так я узнал, что это
равнялось чему-то около 20-и. И пока они были обеспокоены тем, как я и это
сделал, я подогнал еще на 0.693.
Теперь я уж точно был уверен, что не смогу решить еще один, мне итак
уже исключительно повезло. Но парни предложили мне е^1.4, что значило е^0.7,
перемноженное само на себя. Так что все, что мне оставалось сделать, это -
слегка уточнить четверку.
Они так никогда и не узнали, как я это делал.
Когда я был в Лос-Аламосе, я обнаружил, что Ханс Бете был превосходный
мастер вычислений. К примеру, однажды мы подставляли числа в формулу, и, в
результате, получилось 48 в квадрате. Я побежал к калькулятору Марчант, а он
сказал: "Это будет 2300." Я стал жать на кнопки, а он добавил: "Если быть
точным, 2304."
Машина показала 2304. "Просто изумительно!", - удивился я.
"Разве ты не знаешь, как возводить в квадрат числа около50-и? - В свою
очередь удивился он. - От квадрата 50-и (а это будет 2500) вычитаешь по
сотне на каждое из чисел (в этом случае два раза), так ты получаешь 2300.
Если тебе нужна точность, ты возводишь в квадрат разницу и складываешь ее с
полученным результатом. Получается 2304."
Через несколько минут нам нужно было высчитать кубический корень из 2
1/2. Чтобы брать кубические корни на Марчанте, нужно было пользоваться
таблицей приближенных сумм (first approximation). Я открыл ящик, чтобы
вытащить таблицу (на этот раз расчеты требовали чуть больше времени) и он
сказал: "Около 1.35"
Я попробовал посчитать это на Мрчанте, и оказалось верно. "А как ты это
сделал? - спрашиваю я. - Ты знаешь секрет вычисления кубического корня из
чисел?"
"Ну, - отвечает он, - логарифм (от) 2 1/2 - такой-то. Одна треть этого
логарифма лежит между логарифмом (от)1.3, который такой-то и логарифмом из
1.4, который такой-то, так я интерполировал."
Таким образом, я узнал нечто: первое - что он знает таблицу логарифмов
и второе - арифметические вычисления для своих интерполяций он делал
быстрее, чем я, разыскивая результаты в таблицах и нажимая на кнопки своего
калькулятора. Это было очень впечатляюще.
После того и я попытался воспроизводить все эти вещи. Я запомнил
несколько логарифмов и стал подмечать кое-что. Например, если кто-нибудь
спрашивал: "Сколько будет 28 в квадрате?", я подмечал, что квадратный корень
из двух- это 1.4, а 28- это 20 раз по 1.4. Таким образом, квадрат 28 должен
быть около 400 раз по 2, т. е.- 800.
Если же кто-то начинал делить 1 на 1.73, можно было незамедлительно
ответить, что это будет .577, потому что 1.73- это число близкое к
квадратному корню из трех, таким образом, 1/1.73- это около одной трети
квадратного корня из 3. И если это 1/1.73 сравнить с перевернутой 7/4, можно
запомнить повторяющуюся десятичную дробь для седьмых: .571428...
Я обнаружил много забавного, пытаясь производить арифметические
вычисления быстро, используя трюки, которыми пользовался Ханс. Было большой
редкостью, если я видел что-то, чего не видел он и обыгрывал его в ответах,
а он от души смеялся, когда мне это удавалось. Он почти всегда был способен
решить любую задачу, плюс-минус пару процентов. Это было просто для него,
каждое число оказывалось близко к тому, которое он уже знает.
Однажды я почувствовал сильный азарт. Это было во время обеда в
техническом корпусе, я не знаю, как мне в голову пришла такая идея, но я
объявил: "Я смогу за шестьдесят секунд решить десять процентов любых
примеров, какие вы сможете изложить за десять секунд".
Присутствующие стали давать мне примеры, которые, по их мнению, были
трудными: например, интегрировать функцию вроде 1/(1+x4), которая трудно
менялась в ряду (изменяла ряд), который они предложили (which hardly changed
over the range they gave me). Самое трудное, что они мне задали - это бином
коэффициент x10 в (1+x)20. Я решил это вовремя.
Они все задали мне задачки, и я чувствовал себя великолепно, когда
увидел, что входит Пол Олум. Мы с Полон какое-то время были вместе в
Принстоне, прежде чем приехать в Лос-Аламос, и он всегда оказывался умнее
меня. К примеру, однажды я бездумно играл с рулеткой, которая скручивается
обратно, когда вы нажимаете на кнопку. Рулетка все время шлепала меня по
рукам, было даже больно. Я как-то воскликнул: "Что же я за идиот! Я
продолжаю играть с этой штукой, хотя она каждый раз причиняет мне боль".
На что он ответил: "Ты просто держишь ее неправильно". Он взял ее,
натянул ленту, нажал на кнопку, и она аккуратненько вернулась назад, не
задев его.
"Как у тебя это выходит?!" - Я был восхищен.
"Сам догадайся".
Следующие две недели я разгуливал по Принстону, щелкая рулеткой, пока
окончательно не ободрал себе руки. В конце концов, я не мог больше этим
заниматься. "Пол, я сдаюсь! Как, черт возьми, у тебя получается держать
рулетку так, чтобы она не била по рукам?"
"Кто тебе сказал, что она не бьет по рукам? Она также бьет меня по
рукам, как и тебя".
Я почувствовал себя очень глупо. Получалось, что он заставил меня
ходить везде с рулеткой и портить руки в течение двух недель.
И вот теперь Пол пришел в столовую, и все ужасно заволновались. "Эй,
Пол! - Позвали его. - Фейнман безумствует! Мы задали ему задачки, которые
можно сформулировать в течение десяти секунд и через минуту он ответит на
десять процентов из них. Не хочешь ли и ты попробовать?"
Он тут же сообщил: "Тангенс 10 к 100-ым (ой)".
Я пропал. Нужно было делить на Пи сотые дроби (?) (divide by Pi to 100
decimal places). Это было безнадежно.
Однажды я похвастался: "Если кому-то понадобится взять контурные
интегралы, я могу брать их другими методами".
И тут Пол предлагает мне ужасающий проклятый интеграл, полученный в
результате решения сложной функции, он знал ответ. Он выбрал (real part)
действительную часть и оставил сложную (complex part). Он развернул его
(unwrapped), так как его можно было решить только контурной интегрированием.
Он всегда подобным образом подкалывал меня. Он был очень остроумен.
Первое время, когда я приехал в Бразилию, я не знал, в какое время там
принято обедать. Я приходил в рестораны, когда там никого не было, заказывал
рис со стейком (который очень любил), а четыре официанта стояли вокруг.
Как-то в ресторан зашел японец. Я видел его раньше, он бродил
поблизости, пытаясь продавать счеты. Он заговорил с официантами и бросил им
вызов, сказав, что может складывать числа быстрее, чем кто-либо другой. Они
не очень-то хотели терять лицо и сказали: "Да, конечно. Почему бы тебе ни
поспорить вон с тем посетителем?"
Он подошел ко мне, но я запротестовал: "Но я не достаточно хорошо
говорю по-португальски!"
Официанты засмеялись и сказали: "Числа - это просто".
Они принесли мне карандаш и бумагу.
Японец попросил официанта назвать несколько примеров. Он побил меня
полностью, потому что, пока я записывал числа на бумагу, он уже складывал их
на своих счетах.
Я предложил официанту написать на двух листах одинаковые примеры и дать
нам их одновременно. Но и это не изменило результата. Он все равно считал
гораздо быстрее меня.
Тем временем японец вошел в раж. Он хотел доказать самому себе, что
способен на большее. "Умножаем", - сказал он.
Снова нам дали по примеру, и он опять выиграл, но уже не так быстро,
потому что в этом я был гораздо сильнее.
И тут он допустил ошибку - предложил поупражняться в делении. Он не
догадывался: чем труднее задача, тем больше у меня шансов к победе.
Мы оба решали длинный пример на деление. Закончилось ничьей.
Это здорово досадило японцу, потому что он, без сомнения, отлично
обучился считать на счетах, а тут вдруг его почти победил этот посетитель
ресторана.
"Кубические корни!" - Сказал он мстительным тоном. Он хотел брать
кубические корни с помощью арифметики! Нельзя отыскать в арифметике более
сложных и фундаментальных задач. Должно быть, это был его коронный номер в
мире, где принято пользоваться счетами.
Он написал число на бумажке - довольно крупное число, я все еще помню
его: 1729.03. Он начинает с ним работать, при этом бубня и бормоча:
"Мммммммммегмммммммебррр." Он трудится, словно демон. Он так напряженно и
сосредоточенно решает этот кубический корень!
Некоторое время я просто сижу.
Кто-то из официантов спрашивает меня: "Чем ты занят?"
Я указываю на свою голову и говорю: "Думаю". Затем я вывожу на бумаге
12, и через некоторое время- 12.002.
Человек со счетами вытирает пот со лба и говорит: "Двенадцать".
"Ну, уж нет, - говорю я, - там больше цифр!" Я знаю, если брать
кубический корень арифметически, каждая новая цифра требует даже большей
работы, чем предыдущая. Это очень тяжело сделать.
Он снова сосредоточенно захрюкал: "Ррррггрррррмммммм..." А я в это
время прибавил еще две цифры. Наконец, он поднимает голову и говорит:
"12.0!"
Официанты, тем временем, пребывают в радостном возбуждении. "Посмотри,
- говорят они ему, - он сделал это, только думая, а тебе понадобились счеты!
У него получилось больше цифр".
Он был абсолютно повержен, и ушел подавленный. Официанты стали
поздравлять друг друга.
Как посетитель ресторана победил такого счетовода? Число, которое было
задано- 1729.03. Я случайно знал, что в кубическом футе содержится 1728
кубических дюймов, следовательно, ответ должен быть чуть больше 12. Остается
остаток 1.03 и маленькая часть до 2000. Я хорошо знал, благодаря
вычислениям, что для маленьких дробей остаток кубического корня - это одна
треть остатка (excess) числа. Поэтому, все, что я должен был сделать, это
найти дробь 1/1728 и умножить ее на 4 (разделить на 3 и умножить на 12). Вот
таким образом я имел возможность вытащить все эти цифры.
Несколько недель спустя в бар для коктейлей отеля, в котором я
остановился, зашел этот человек. Я стоял возле стойки. Он узнал меня и
подошел: "Скажите, - спросил он, - как вам удалось решить ту задачку с
кубическим корнем так быстро?"
Я стал объяснять, что это был метод приближенных вычислений, он не
совсем точный и содержит некоторый процент ошибок: "Предположим, вы дали мне
число 28, а кубический корень из 27- это 3..."
Он берет свои счеты и ззззззззззззззз... "Да, точно", - говорит он
секундой позже.
Я понял: он вообще не знал чисел. Если вы пользуетесь счетами, вам
вообще не нужно запоминать все это множество арифметических комбинаций. Все,
что вам нужно знать, это как катать эти маленькие шарики вверх и вниз. Не
нужно помнить, что 9+7=16, вы знаете только: чтобы прибавить 9, нужно
толкнуть вверх десяток шариков, а затем один из них отправить вниз. В
основах арифметики мы действуем медленнее, но зато мы знаем числа.
Дальше - больше. Им овладела идея обучиться методу приближенных
вычислений, даже, несмотря на то, что с помощью этого метода кубический
корень не всегда можно было взять точно. Но я так и не смог объяснить ему,
как я брал кубические корни таким образом, и какая была для меня удача в
том, что он случайно выбрал именно число 1729.03.
Однажды я подобрал автостопщика, который рассказывал мне, как здорово и
интересно в Южной Америке и что обязательно нужно туда съездить. Я посетовал
на то, что там другой язык, но он сказал: ерунда, поедешь и выучишь, это не
такая большая проблема. И я подумал: а ведь и, правда - хорошая идея. Я
поеду в Южную Америку.
В корнелле были языковые курсы, где языку обучали методом, который
использовали еще в течение войны. Студентов разбивали на небольшие группы,
примерно по десять человек, и в каждой группе присутствовал один носитель
изучаемого языка. Они говорили лишь на этом языке - ни слова на своем.
Поскольку я был очень молодо выглядящим профессором в Корнелле, я решил
посещать курсы, как обычный студент. И поскольку я еще не знал, куда именно
в Южной Америке я поеду, я решил выбрать испанский, потому что в подавляющем
большинстве стран континента говорили по-испански.
Когда пришло время записываться на курсы, мы стояли в коридоре и были
готовы уже зайти в класс, как вдруг мимо прошла сногсшибательная блондинка.
Знаете, как вдруг неожиданно приходит это чувство: ВАУ! Она выглядела
ослепительно. Я сказал себе: "Возможно, она тоже будет учиться на испанских
курсах. Это было бы великолепно!" Но нет, она вошла в класс португальского
языка. И я подумал: какого черта! Я, в таком случае, тоже буду изучать
португальский.
Я уже было пошел вслед за ней, как тут мое англосаксонское "Я" встало в
позу и заявило: "Нет, это не самая лучшая причина для выбора языка". Я
вернулся обратно и записался на испанский курс, к крайнему моему сожалению.
Некоторое время спустя я присутствовал на собрании в Обществе Физиков в
Нью-Йорке. Рядом со мной оказался Джайм Тиомно из Бразилии, он сказал мне:
"Где вы собираетесь провести следующее лето?"
"Подумываю побывать в Южной Америке".
"О! Почему бы вам ни приехать в Бразилию? Я могу предложить вам место в
Центре Физических Исследований".
Теперь я должен был сменить свой испанский на португальский.
Я нашел в Корнелле студента из Португалии и дважды в неделю он давал
мне уроки, только так я был способен изменить то, что уже выучил.
В самолете, летящем в Бразилию, я оказался на кресле рядом с парнем из
Колумбии. Он говорил только по-испански. Я не хотел с ним разговаривать,
потому что не хотел опять оказаться в нелепой ситуации. Но впереди нас
сидели два парня, которые говорили по-португальски. Я никогда до этого не
слышал живой португальской речи, я знал только своего учителя, который
разговаривал со мной очень медленно и отчетливо. И тут сидят эти двое и
говорят ужасающей скороговоркой, и я не могу даже разобрать ни слов, ни
артиклей, сплошное брррра-та бррррррра-та. Наконец, когда мы сделали
остановку в Тринидаде, чтобы заправиться, я подошел к этим парням и
заговорил очень медленно по-португальски, по крайней мере, я так считал, что
по-португальски: "Извините... Вы понимаете... что я сейчас говорю вам?"
"Pues nao, porque nao?" - Ответили они. ("Конечно, почему нет?")
Я объяснил, что учил португальский лишь несколько последних месяцев и
никогда прежде не слышал этот язык в настоящих диалогах, а сейчас слушал их
разговор, пока мы летели в самолете, и не понял ни слова из того, что они
говорили.
Они засмеялись и ответили: "Nao e Portugues! E Ladao! Judeo! " Тот
язык, на котором они говорили, был португальским так же, как Идиш можно
назвать немецким. Представьте себе парня, изучающего немецкий, который сидит
позади двух других парней, говорящих на идиш, и пытается сообразить, в чем
дело. Он понимает, что это немецкий, но какой-то совсем другой. Он
чувствует, что, должно быть, он знает немецкий еще совсем плохо. Когда мы
вернулись в самолет, они позвали другого человека, который говорил
по-португальски, и посадили меня рядом с ним. Он изучал нейрохирургию в
Мэриленде, поэтому с ним было очень просто разговаривать. Это было просто до
тех пор, пока речь шла о неврозах и цериброзах и обо всех подобных "сложных"
вещах. Длинные слова также, оказалось, легко переводить на португальский,
разница была лишь в их окончаниях. То, что в Английском языке оканчивалось
на "tion", в Португальском имело окончание "c,ао", "ly" преобразовывалось в
"mente" и так далее. Но когда он взглянул в окно и сказал что-то очень
простое, я растерялся: я не мог разобрать слов "небо голубое".
Я сошел с самолета в Ресайфе, и меня встретили тесть Цезара Латеса,
который был директором Центра Физических Исследований в Рио, его жена и еще
кто-то. Пока мужчины забирали мой багаж, дама стала разговаривать со мной
по-португальски: "Вы говорите по-португальски? Как это мило! Как случилось,
что вы знаете Португальский?"
Я говорил медленно, с ужасным напряжением: "Сначала я стал учить
испанский... Потом я узнал, что поеду в Бразилию..." И я затем хотел
сказать: "Так я стал учить Португальский. " Но не мог подобрать подходящего
слова к слову "так". Я знал, как составлять БОЛЬШИЕ слова, поэтому я
закончил предложение так: "CONSEQUENTEMENTE, apprendi Portugues."
Когда двое мужчин вернулись назад с багажом, она сказала им: "О! Он
говорит по-португальски и даже знает такие удивительные слова, как
CONSEQUENTEMENTE."
По громкой связи передали объявление: рейс на Рио был отменен, и до
следующего вторника туда не летали самолеты. А я должен был там быть, самое
позднее, в понедельник.
Я был абсолютно расстроен. Я спросил: "Может быть, тут летают грузовые
самолеты? Я раньше путешествовал на грузовых самолетах".
На это они ответили: "Профессор! Здесь в Ресайфе очень хорошо. Мы
покажем вам все вокруг. Почему бы вам ни отдохнуть? Вы в Бразилии".
Тем же вечером я пошел прогуляться в город и подошел к небольшой группе
людей, столпившихся вокруг вырытой посреди дороги огромной ямы для сточных
труб или чего-то еще. Там, прямо в яме, находился автомобиль. Это было
Я отвечаю: "Минутку, Сэр, я не знаю, зачем вы мне все это
рассказываете".
Он говорит: "Позвольте мне договорить. Пожалуйста, позвольте вам все
объяснить. Это необходимо". И он продолжает рассказ о том, сколько людей
задействовано для работы в этой лаборатории: столько-то людей на одном
уровне и столько-то Ph.D. на другом уровне...
"Простите, Сэр, - перебиваю я, - но, кажется, вы обращаетесь не к тому
лицу".
"Я говорю с Ричардом Фейнманом? С Ричардом П. Фейнманом?"
"Да. Но вы..."
"Тогда не могли бы вы выслушать меня, Сэр? Я представлю вам то, что
должен, а потом мы обсудим это".
"Хорошо". Я сел и стал внимательно выслушивать все подробности этого
грандиозного проекта, не имея ни малейшего представления о том, зачем он
дает мне всю эту информацию.
Наконец, он завершил рассказ и говорит: "Я рассказываю вам обо всех
наших планах, потому что хочу знать, не согласитесь ли вы стать директором
нашей лаборатории".
"Вы уверены, что обращаетесь именно к тому человеку? - Говорю я. - Я -
профессор теоретической физики. Я не инженер-ракетчик и не авиаконструктор и
никто в подобных областях".
"Да, мы уверены, что обратились именно к тому человеку".
"Тогда где вы нашли мое имя и почему решили позвонить мне?"
"Сэр, ваше имя указано в патенте на ядерные ракетоносители"
"Аа.", - отвечаю я и вспоминаю, как оказалось мое имя на этом патенте.
Я расскажу эту историю. Я сказал этому человеку: "Простите, но я лучше
останусь профессором в Корнельском Университете".
А случилось вот что. Во время войны в Лос-Аламосе патентным бюро
правительства командовал очень симпатичный человек- капитан Смит. Смит
рассылал каждому записки, в которых говорилось что-то вроде: "Мы в патентном
бюро хотели бы запатентовать для правительства Соединенных Штатов каждую
идею, над которой вы сейчас работаете. Если у вас имеются какие-либо мысли о
ядерной энергии или ее применении, и вы думаете, что все об этом знают, то
совсем не обязательно, что все это знают. Приходите ко мне в офис и
расскажите об этой идее".
Я увидел Смита за ланчем, и когда мы возвращались вместе в технический
корпус, я сказал ему: "По поводу этих писем, что вы рассылаете повсюду: это
выглядит немного безумным, что мы должны бежать к вам с каждой новой
мыслью".
Мы спорили об этом так и эдак, пока не оказались у него в офисе, и я
сказал: "Существует так много идей о ядерной энергии, которые так очевидно
совершенны, что мне пришлось бы сидеть здесь весь день, чтобы пересказать их
все".
"НАПРИМЕР?"
"Нет ничего проще! - Сказал я. - Пример: ядерный реактор... под
водой... вода попадает внутрь... насыщенный пар выходит с другой стороны...
пшшшштс ... ... Вот подводная лодка. Или: ядерный реактор... воздух
стремительно мчится навстречу... разогревается ядерным реактором... выходит
назад... БУМ! ... Пропустить его по воздуху - и получится самолет. Или:
ядерный реактор... пропускаем через него водород...ЗЗУМ!... и- ракета. Или:
ядерный реактор... только вместо того, чтобы использовать обычный уран,
используем обогащенный уран, оксид бериллия (beryllium) при высоких
температурах делают его более эффективным... Вот вам электростанция! Есть
миллион идей!" Я сказал это и вышел из дверей. Ничего такого не произошло.
Спустя три месяца Смит звонит мне в офис и говорит: "Фейнман, подводная
лодка уже существует, но другие три открытия - ваши". Так что, когда парни в
авиаконструкторском бюро в Калифорнии стали планировать свою лабораторию,
они попытались разузнать, кто же является экспертом по ракетным двигателям и
всякой всячине. И нет ничего удивительного в том, что они просто посмотрели,
кто получил на это патент.
Между тем Смит дал мне подписать множество бумаг, касающихся трех идей,
которые я запатентовал для своего правительства. Это было наполовину
легально: когда вы отдаете свой патент правительству, документ, который вы
подписываете, не является легальным, покуда в него не будут внесены
какие-либо изменения. Так в документе, который я подписывал, значилось: "За
сумму в один доллар я, Ричард Фейнман, отдаю этот патент правительству..."
И я подписался под этим.
"И где же мой доллар?"
"но это только формальность, - сказал он, - у нас даже нет таких
фондов, которые могли бы вам выплатить этот доллар".
"Вы получили этот патент, и я подписал бумаги, в которых указано, что
мне полагается за это доллар, - настаивал я, - я хочу свой доллар!"
"Но это же глупо!"- протестовал Смит.
"Нет. Это законный документ, вы заставили меня его подписать и я
честный человек. Ничего глупого в этом нет".
"Хорошо. Ладно. - Ответил он раздраженно. - Я дам вам доллар из своего
кармана".
"Отлично!"
Я взял доллар и придумал, что буду с ним делать. Я отправился в
кондитерскую и накупил разных сладостей на доллар - домашнего печенья,
шоколадных конфет с начинкой, какие были очень вкусны в те времена -
множество всякой всячины.
Я вернулся со всем этим в теоретическую лабораторию и выдал им всем: "Я
получил приз! Угощайтесь все! Я получил приз - один доллар за мой патент!
Мне дали целый доллар за мои открытия!"
Те из присутствующих, у кого были такие же патенты, а множество людей
направляло туда свои идеи, все они направились к капитану Смиту требовать
свой доллар.
Он начал выворачивать для них свои карманы, но вскоре догадался, что
это может довести его до инсульта! Вероятно, в дальнейшем он сходил с ума,
пытаясь учредить фонд, где бы все эти парни могли получить свои законные
доллары, на выплате которых они так настаивали. Даже и не знаю, как он
отделался от этой проблемы.
(Перевод главы М. Шифмана)
Однажды я сидел без дела в Принстоне и подслушал разговор математиков
об экспоненциальном ряде Маклорена, это- 1+x + x^2/2! + x^3/3!. Каждое
следующее слагаемое получается умножением предыдущего слагаемого на x и
делением на номер следующего слагаемого. Например: Чтобы получить следующее
слагаемое после x^4/4!, нужно умножить это слагаемое на x и разделить на 5.
Это очень просто.
Когда я был ребенком, меня восхищали подобные ряды, и я играл с ними. Я
вычислял число е, используя этот ряд, и видел, как быстро новые слагаемые
становятся очень маленькими.
Я промямлил что-то вроде того, как легко вычислить е в какой-либо
степени, используя экспоненциальный ряд, нужно только подставить степень
вместо x.
"Да, - говорили они, - хорошо, тогда что такое е в степени 3.3?" Это
сказал какой-то шутник, кажется, Туки.
Я ответил: "Ерунда. Это- 27.11"
Туки знал, что не так-то просто можно высчитать все это в голове: "Эй!
Как тебе это удалось?"
Кто-то другой сказал: "Ты же знаешь Фейнмана, он всегда дурачится. Это,
на самом деле, неверно".
Они пошли за таблицами и принялись искать результат, а пока они делали
это, я посчитал более точно и сказал: "27.1126"
Они нашли результат в таблице: "Правильно! Но как ты это сделал?!"
"Я просто посчитал ряд"
"Но никто не может посчитать ряд так быстро. Должно быть, ты знал ответ
раньше по счастливой случайности. А что скажешь про e^3?"
Видите ли, - ответил я, - это довольно тяжелая работа. Я могу считать
лишь по одному примеру в день".
"Ха! Так и знали, что это обман", - закричали они радостно.
"Так и быть, - сказал я, - это будет 20.085"
Они взглянули в книгу, поскольку я выдал на этот раз более точный
ответ. Они были крайне удивлены, потому что и этот ответ был верным.
Тогда эти великие математики дня принялись гадать, как я могу вычислять
е в степени x. Один сказал: "Он не может решать это только замещением и
арифметическими вычислениями, это слишком сложно. Здесь какой-то трюк. Ты
вряд ли сможешь сосчитать такое старое ? число (old number) как е^1.4."
Я сказал: "Да, это трудно, но только ради вас- 4.05."
Они снова посмотрели в книгу и обнаружили, что ответ был безоговорочно
верным. "Пожалуй, на сегодня хватит", - сказали они и удалились.
Вот как это происходило. Случилось так, что я знал три числа. Я знал
логарифм 10-и по основанию е (нужно было перевести числа от основания 10 к
основанию е), который был равен 2.3026 (так я знал, что е в степени 2.3
очень близко к 10); из-за радиоактивности (периоды распада и полураспада) я
знал логарифм 2-х по основанию е, который был равен 0.69315 (так я мог
знать, что е в степени 0.7 приблизительно будет равным 2); и я также знал,
что е равняется 2.71828.
Первое число, которое они мне дали, было е^3.3, и поскольку я знал, что
е^2.3 это десять, десять раз е получалось 27.18. Пока они размышляли, как
мне это удалось, я исправил дополнительно 0.0026 -
-- 2.3026 немного больше. Я знал, что не смог бы решить другие примеры,
это была чистая удача. Но когда парни предложили мне е^3, я понял, что это
было е^2.3 умножить на е^0.7 или десять на два. Так я узнал, что это
равнялось чему-то около 20-и. И пока они были обеспокоены тем, как я и это
сделал, я подогнал еще на 0.693.
Теперь я уж точно был уверен, что не смогу решить еще один, мне итак
уже исключительно повезло. Но парни предложили мне е^1.4, что значило е^0.7,
перемноженное само на себя. Так что все, что мне оставалось сделать, это -
слегка уточнить четверку.
Они так никогда и не узнали, как я это делал.
Когда я был в Лос-Аламосе, я обнаружил, что Ханс Бете был превосходный
мастер вычислений. К примеру, однажды мы подставляли числа в формулу, и, в
результате, получилось 48 в квадрате. Я побежал к калькулятору Марчант, а он
сказал: "Это будет 2300." Я стал жать на кнопки, а он добавил: "Если быть
точным, 2304."
Машина показала 2304. "Просто изумительно!", - удивился я.
"Разве ты не знаешь, как возводить в квадрат числа около50-и? - В свою
очередь удивился он. - От квадрата 50-и (а это будет 2500) вычитаешь по
сотне на каждое из чисел (в этом случае два раза), так ты получаешь 2300.
Если тебе нужна точность, ты возводишь в квадрат разницу и складываешь ее с
полученным результатом. Получается 2304."
Через несколько минут нам нужно было высчитать кубический корень из 2
1/2. Чтобы брать кубические корни на Марчанте, нужно было пользоваться
таблицей приближенных сумм (first approximation). Я открыл ящик, чтобы
вытащить таблицу (на этот раз расчеты требовали чуть больше времени) и он
сказал: "Около 1.35"
Я попробовал посчитать это на Мрчанте, и оказалось верно. "А как ты это
сделал? - спрашиваю я. - Ты знаешь секрет вычисления кубического корня из
чисел?"
"Ну, - отвечает он, - логарифм (от) 2 1/2 - такой-то. Одна треть этого
логарифма лежит между логарифмом (от)1.3, который такой-то и логарифмом из
1.4, который такой-то, так я интерполировал."
Таким образом, я узнал нечто: первое - что он знает таблицу логарифмов
и второе - арифметические вычисления для своих интерполяций он делал
быстрее, чем я, разыскивая результаты в таблицах и нажимая на кнопки своего
калькулятора. Это было очень впечатляюще.
После того и я попытался воспроизводить все эти вещи. Я запомнил
несколько логарифмов и стал подмечать кое-что. Например, если кто-нибудь
спрашивал: "Сколько будет 28 в квадрате?", я подмечал, что квадратный корень
из двух- это 1.4, а 28- это 20 раз по 1.4. Таким образом, квадрат 28 должен
быть около 400 раз по 2, т. е.- 800.
Если же кто-то начинал делить 1 на 1.73, можно было незамедлительно
ответить, что это будет .577, потому что 1.73- это число близкое к
квадратному корню из трех, таким образом, 1/1.73- это около одной трети
квадратного корня из 3. И если это 1/1.73 сравнить с перевернутой 7/4, можно
запомнить повторяющуюся десятичную дробь для седьмых: .571428...
Я обнаружил много забавного, пытаясь производить арифметические
вычисления быстро, используя трюки, которыми пользовался Ханс. Было большой
редкостью, если я видел что-то, чего не видел он и обыгрывал его в ответах,
а он от души смеялся, когда мне это удавалось. Он почти всегда был способен
решить любую задачу, плюс-минус пару процентов. Это было просто для него,
каждое число оказывалось близко к тому, которое он уже знает.
Однажды я почувствовал сильный азарт. Это было во время обеда в
техническом корпусе, я не знаю, как мне в голову пришла такая идея, но я
объявил: "Я смогу за шестьдесят секунд решить десять процентов любых
примеров, какие вы сможете изложить за десять секунд".
Присутствующие стали давать мне примеры, которые, по их мнению, были
трудными: например, интегрировать функцию вроде 1/(1+x4), которая трудно
менялась в ряду (изменяла ряд), который они предложили (which hardly changed
over the range they gave me). Самое трудное, что они мне задали - это бином
коэффициент x10 в (1+x)20. Я решил это вовремя.
Они все задали мне задачки, и я чувствовал себя великолепно, когда
увидел, что входит Пол Олум. Мы с Полон какое-то время были вместе в
Принстоне, прежде чем приехать в Лос-Аламос, и он всегда оказывался умнее
меня. К примеру, однажды я бездумно играл с рулеткой, которая скручивается
обратно, когда вы нажимаете на кнопку. Рулетка все время шлепала меня по
рукам, было даже больно. Я как-то воскликнул: "Что же я за идиот! Я
продолжаю играть с этой штукой, хотя она каждый раз причиняет мне боль".
На что он ответил: "Ты просто держишь ее неправильно". Он взял ее,
натянул ленту, нажал на кнопку, и она аккуратненько вернулась назад, не
задев его.
"Как у тебя это выходит?!" - Я был восхищен.
"Сам догадайся".
Следующие две недели я разгуливал по Принстону, щелкая рулеткой, пока
окончательно не ободрал себе руки. В конце концов, я не мог больше этим
заниматься. "Пол, я сдаюсь! Как, черт возьми, у тебя получается держать
рулетку так, чтобы она не била по рукам?"
"Кто тебе сказал, что она не бьет по рукам? Она также бьет меня по
рукам, как и тебя".
Я почувствовал себя очень глупо. Получалось, что он заставил меня
ходить везде с рулеткой и портить руки в течение двух недель.
И вот теперь Пол пришел в столовую, и все ужасно заволновались. "Эй,
Пол! - Позвали его. - Фейнман безумствует! Мы задали ему задачки, которые
можно сформулировать в течение десяти секунд и через минуту он ответит на
десять процентов из них. Не хочешь ли и ты попробовать?"
Он тут же сообщил: "Тангенс 10 к 100-ым (ой)".
Я пропал. Нужно было делить на Пи сотые дроби (?) (divide by Pi to 100
decimal places). Это было безнадежно.
Однажды я похвастался: "Если кому-то понадобится взять контурные
интегралы, я могу брать их другими методами".
И тут Пол предлагает мне ужасающий проклятый интеграл, полученный в
результате решения сложной функции, он знал ответ. Он выбрал (real part)
действительную часть и оставил сложную (complex part). Он развернул его
(unwrapped), так как его можно было решить только контурной интегрированием.
Он всегда подобным образом подкалывал меня. Он был очень остроумен.
Первое время, когда я приехал в Бразилию, я не знал, в какое время там
принято обедать. Я приходил в рестораны, когда там никого не было, заказывал
рис со стейком (который очень любил), а четыре официанта стояли вокруг.
Как-то в ресторан зашел японец. Я видел его раньше, он бродил
поблизости, пытаясь продавать счеты. Он заговорил с официантами и бросил им
вызов, сказав, что может складывать числа быстрее, чем кто-либо другой. Они
не очень-то хотели терять лицо и сказали: "Да, конечно. Почему бы тебе ни
поспорить вон с тем посетителем?"
Он подошел ко мне, но я запротестовал: "Но я не достаточно хорошо
говорю по-португальски!"
Официанты засмеялись и сказали: "Числа - это просто".
Они принесли мне карандаш и бумагу.
Японец попросил официанта назвать несколько примеров. Он побил меня
полностью, потому что, пока я записывал числа на бумагу, он уже складывал их
на своих счетах.
Я предложил официанту написать на двух листах одинаковые примеры и дать
нам их одновременно. Но и это не изменило результата. Он все равно считал
гораздо быстрее меня.
Тем временем японец вошел в раж. Он хотел доказать самому себе, что
способен на большее. "Умножаем", - сказал он.
Снова нам дали по примеру, и он опять выиграл, но уже не так быстро,
потому что в этом я был гораздо сильнее.
И тут он допустил ошибку - предложил поупражняться в делении. Он не
догадывался: чем труднее задача, тем больше у меня шансов к победе.
Мы оба решали длинный пример на деление. Закончилось ничьей.
Это здорово досадило японцу, потому что он, без сомнения, отлично
обучился считать на счетах, а тут вдруг его почти победил этот посетитель
ресторана.
"Кубические корни!" - Сказал он мстительным тоном. Он хотел брать
кубические корни с помощью арифметики! Нельзя отыскать в арифметике более
сложных и фундаментальных задач. Должно быть, это был его коронный номер в
мире, где принято пользоваться счетами.
Он написал число на бумажке - довольно крупное число, я все еще помню
его: 1729.03. Он начинает с ним работать, при этом бубня и бормоча:
"Мммммммммегмммммммебррр." Он трудится, словно демон. Он так напряженно и
сосредоточенно решает этот кубический корень!
Некоторое время я просто сижу.
Кто-то из официантов спрашивает меня: "Чем ты занят?"
Я указываю на свою голову и говорю: "Думаю". Затем я вывожу на бумаге
12, и через некоторое время- 12.002.
Человек со счетами вытирает пот со лба и говорит: "Двенадцать".
"Ну, уж нет, - говорю я, - там больше цифр!" Я знаю, если брать
кубический корень арифметически, каждая новая цифра требует даже большей
работы, чем предыдущая. Это очень тяжело сделать.
Он снова сосредоточенно захрюкал: "Ррррггрррррмммммм..." А я в это
время прибавил еще две цифры. Наконец, он поднимает голову и говорит:
"12.0!"
Официанты, тем временем, пребывают в радостном возбуждении. "Посмотри,
- говорят они ему, - он сделал это, только думая, а тебе понадобились счеты!
У него получилось больше цифр".
Он был абсолютно повержен, и ушел подавленный. Официанты стали
поздравлять друг друга.
Как посетитель ресторана победил такого счетовода? Число, которое было
задано- 1729.03. Я случайно знал, что в кубическом футе содержится 1728
кубических дюймов, следовательно, ответ должен быть чуть больше 12. Остается
остаток 1.03 и маленькая часть до 2000. Я хорошо знал, благодаря
вычислениям, что для маленьких дробей остаток кубического корня - это одна
треть остатка (excess) числа. Поэтому, все, что я должен был сделать, это
найти дробь 1/1728 и умножить ее на 4 (разделить на 3 и умножить на 12). Вот
таким образом я имел возможность вытащить все эти цифры.
Несколько недель спустя в бар для коктейлей отеля, в котором я
остановился, зашел этот человек. Я стоял возле стойки. Он узнал меня и
подошел: "Скажите, - спросил он, - как вам удалось решить ту задачку с
кубическим корнем так быстро?"
Я стал объяснять, что это был метод приближенных вычислений, он не
совсем точный и содержит некоторый процент ошибок: "Предположим, вы дали мне
число 28, а кубический корень из 27- это 3..."
Он берет свои счеты и ззззззззззззззз... "Да, точно", - говорит он
секундой позже.
Я понял: он вообще не знал чисел. Если вы пользуетесь счетами, вам
вообще не нужно запоминать все это множество арифметических комбинаций. Все,
что вам нужно знать, это как катать эти маленькие шарики вверх и вниз. Не
нужно помнить, что 9+7=16, вы знаете только: чтобы прибавить 9, нужно
толкнуть вверх десяток шариков, а затем один из них отправить вниз. В
основах арифметики мы действуем медленнее, но зато мы знаем числа.
Дальше - больше. Им овладела идея обучиться методу приближенных
вычислений, даже, несмотря на то, что с помощью этого метода кубический
корень не всегда можно было взять точно. Но я так и не смог объяснить ему,
как я брал кубические корни таким образом, и какая была для меня удача в
том, что он случайно выбрал именно число 1729.03.
Однажды я подобрал автостопщика, который рассказывал мне, как здорово и
интересно в Южной Америке и что обязательно нужно туда съездить. Я посетовал
на то, что там другой язык, но он сказал: ерунда, поедешь и выучишь, это не
такая большая проблема. И я подумал: а ведь и, правда - хорошая идея. Я
поеду в Южную Америку.
В корнелле были языковые курсы, где языку обучали методом, который
использовали еще в течение войны. Студентов разбивали на небольшие группы,
примерно по десять человек, и в каждой группе присутствовал один носитель
изучаемого языка. Они говорили лишь на этом языке - ни слова на своем.
Поскольку я был очень молодо выглядящим профессором в Корнелле, я решил
посещать курсы, как обычный студент. И поскольку я еще не знал, куда именно
в Южной Америке я поеду, я решил выбрать испанский, потому что в подавляющем
большинстве стран континента говорили по-испански.
Когда пришло время записываться на курсы, мы стояли в коридоре и были
готовы уже зайти в класс, как вдруг мимо прошла сногсшибательная блондинка.
Знаете, как вдруг неожиданно приходит это чувство: ВАУ! Она выглядела
ослепительно. Я сказал себе: "Возможно, она тоже будет учиться на испанских
курсах. Это было бы великолепно!" Но нет, она вошла в класс португальского
языка. И я подумал: какого черта! Я, в таком случае, тоже буду изучать
португальский.
Я уже было пошел вслед за ней, как тут мое англосаксонское "Я" встало в
позу и заявило: "Нет, это не самая лучшая причина для выбора языка". Я
вернулся обратно и записался на испанский курс, к крайнему моему сожалению.
Некоторое время спустя я присутствовал на собрании в Обществе Физиков в
Нью-Йорке. Рядом со мной оказался Джайм Тиомно из Бразилии, он сказал мне:
"Где вы собираетесь провести следующее лето?"
"Подумываю побывать в Южной Америке".
"О! Почему бы вам ни приехать в Бразилию? Я могу предложить вам место в
Центре Физических Исследований".
Теперь я должен был сменить свой испанский на португальский.
Я нашел в Корнелле студента из Португалии и дважды в неделю он давал
мне уроки, только так я был способен изменить то, что уже выучил.
В самолете, летящем в Бразилию, я оказался на кресле рядом с парнем из
Колумбии. Он говорил только по-испански. Я не хотел с ним разговаривать,
потому что не хотел опять оказаться в нелепой ситуации. Но впереди нас
сидели два парня, которые говорили по-португальски. Я никогда до этого не
слышал живой португальской речи, я знал только своего учителя, который
разговаривал со мной очень медленно и отчетливо. И тут сидят эти двое и
говорят ужасающей скороговоркой, и я не могу даже разобрать ни слов, ни
артиклей, сплошное брррра-та бррррррра-та. Наконец, когда мы сделали
остановку в Тринидаде, чтобы заправиться, я подошел к этим парням и
заговорил очень медленно по-португальски, по крайней мере, я так считал, что
по-португальски: "Извините... Вы понимаете... что я сейчас говорю вам?"
"Pues nao, porque nao?" - Ответили они. ("Конечно, почему нет?")
Я объяснил, что учил португальский лишь несколько последних месяцев и
никогда прежде не слышал этот язык в настоящих диалогах, а сейчас слушал их
разговор, пока мы летели в самолете, и не понял ни слова из того, что они
говорили.
Они засмеялись и ответили: "Nao e Portugues! E Ladao! Judeo! " Тот
язык, на котором они говорили, был португальским так же, как Идиш можно
назвать немецким. Представьте себе парня, изучающего немецкий, который сидит
позади двух других парней, говорящих на идиш, и пытается сообразить, в чем
дело. Он понимает, что это немецкий, но какой-то совсем другой. Он
чувствует, что, должно быть, он знает немецкий еще совсем плохо. Когда мы
вернулись в самолет, они позвали другого человека, который говорил
по-португальски, и посадили меня рядом с ним. Он изучал нейрохирургию в
Мэриленде, поэтому с ним было очень просто разговаривать. Это было просто до
тех пор, пока речь шла о неврозах и цериброзах и обо всех подобных "сложных"
вещах. Длинные слова также, оказалось, легко переводить на португальский,
разница была лишь в их окончаниях. То, что в Английском языке оканчивалось
на "tion", в Португальском имело окончание "c,ао", "ly" преобразовывалось в
"mente" и так далее. Но когда он взглянул в окно и сказал что-то очень
простое, я растерялся: я не мог разобрать слов "небо голубое".
Я сошел с самолета в Ресайфе, и меня встретили тесть Цезара Латеса,
который был директором Центра Физических Исследований в Рио, его жена и еще
кто-то. Пока мужчины забирали мой багаж, дама стала разговаривать со мной
по-португальски: "Вы говорите по-португальски? Как это мило! Как случилось,
что вы знаете Португальский?"
Я говорил медленно, с ужасным напряжением: "Сначала я стал учить
испанский... Потом я узнал, что поеду в Бразилию..." И я затем хотел
сказать: "Так я стал учить Португальский. " Но не мог подобрать подходящего
слова к слову "так". Я знал, как составлять БОЛЬШИЕ слова, поэтому я
закончил предложение так: "CONSEQUENTEMENTE, apprendi Portugues."
Когда двое мужчин вернулись назад с багажом, она сказала им: "О! Он
говорит по-португальски и даже знает такие удивительные слова, как
CONSEQUENTEMENTE."
По громкой связи передали объявление: рейс на Рио был отменен, и до
следующего вторника туда не летали самолеты. А я должен был там быть, самое
позднее, в понедельник.
Я был абсолютно расстроен. Я спросил: "Может быть, тут летают грузовые
самолеты? Я раньше путешествовал на грузовых самолетах".
На это они ответили: "Профессор! Здесь в Ресайфе очень хорошо. Мы
покажем вам все вокруг. Почему бы вам ни отдохнуть? Вы в Бразилии".
Тем же вечером я пошел прогуляться в город и подошел к небольшой группе
людей, столпившихся вокруг вырытой посреди дороги огромной ямы для сточных
труб или чего-то еще. Там, прямо в яме, находился автомобиль. Это было