Фейст Раймонд. Слуга Империи (Империя - 2)

   - Джайкен, то было вчера. А сегодня перед нами стоит новая задача: снарядить четыре роты и привести их в Дустари, в помощь властителю Ксакатекаса.
   Хадонра машинально произвел в уме необходимые вычисления.
   - Стало быть, тебе придется нанимать воинов из числа чо-джайнов, заключил он и нахмурил прямые брови. - Для этого надо будет распродать часть племенного поголовья нидр.
   - Вот этим и займись, - подхватила Мара. - Когда подготовишь все расчеты, доложи мне, я буду в детской.
   - Как прикажешь, госпожа.
   Джайкен совсем приуныл. Война всегда сулила одно лишь разорение, а уж если Мару вовлекали в войну хитростью, то впору было ждать самого худшего. Ведь именно так потерпели крушение многие великие семьи прошлого. Да что там далеко ходить: у домочадцев Акомы еще не изгладилось из памяти вероломное предательство, из-за которого погиб властитель Седзу.
   Мара провела с сыном целый час, но время пролетело как одна минута. Ребенку шел пятый год, его неуемный нрав приводил в отчаяние нянек. Сейчас он, лежа на животе, передвигал по полу солдатиков и оглушительно выкрикивал приказы. У Мары сжималось сердце. Она вглядывалась в родное личико, обрамленное темными кудрями, и спрашивала себя, суждено ли ей дожить до совершеннолетия Айяки. А ведь судьба могла сложиться так, что и он не дожил бы до зрелого возраста, но Мара старательно отгоняла от себя эту мысль. Властительница, слишком рано познавшая бремя власти, жаждала, чтобы ее сын мог расти спокойно, взрослеть, учиться, неспешно готовиться к принятию ответственности за семью. Она не имела права погибнуть в пустыне, она обязана была вернуться.
   В ожидании Джайкена она долго молилась богу Чококану. Тем временем у ее ног Айяки самозабвенно уничтожал игрушечные войска Минванаби.
   Хадонра явился с грифельными досками, покрытыми сеткой аккуратных записей.
   - Госпожа, я выполнил твой приказ. Вот отчет о состоянии казны. На первой доске показано, что мы получим, если сумеем переправить на рынок остатки шелка. На двух других подсчитаны наличные средства, а также займы, которые можно получить в ближайшее время. Здесь же указаны наши вероятные обязательства по этим займам. Что касается последней доски, прошу тебя Не принимать поспешных решений. Продать племенной скот не трудно, но на восстановление поголовья уйдет не менее четырех лет.
   Мара бегло просмотрела его выкладки и решительно остановилась на последней доске.
   - Племенной скот - это наживное, - бросила она и приказала слугам готовить паланкин. - Сейчас я отправлюсь к королеве чо-джайнов и пробуду у нее до вечера.
   - Можно мне с тобой? - Айяки вскочил, расшвыряв солдатиков, бросился к матери и схватил ее за рукав.
   Мара пригладила его непокорные волосы.
   - Нет, сынок. В другой раз.
   Мальчуган насупился, но спорить не стал. Видно, нянюшки не зря обучали его хорошим манерам.
   - Вы с Кевином можете покататься на повозке, - предложила Мара ему в утешение, но тут же вспомнила, что варвар с Люджаном еще не вернулись от Кейока. - Если, конечно, у него найдется время, - добавила она. - И если ты позволишь няне тебя умыть.
   Айяки едва не расплакался. Он потер липкий от сока подбородок и пробурчал:
   - Ладно, мама, так и быть. Зато когда я стану властителем, никто меня не заставит умываться!
   Мара закатила глаза и осторожно высвободила руку.
   - Если ты, мой мальчик, не научишься себя вести, как же ты будешь править Акомой?
   В дверях появился слуга:
   - Госпожа, паланкин готов.
   Мара наклонилась и поцеловала сына.
   * * *
   Хотя улей чо-джайнов в трудные времена служил Маре надежной опорой, сегодня его прохладный полумрак подействовал на нее угнетающе. Властительницу впервые сопровождал не Кейок, а совершенно незнакомый ей офицер по имени Мурначи. Он шел на полшага сзади и обменивался подобающими любезностями с военачальником улья Лакс'лом. Не имея опыта совместных боевых действий с чо-джайнами, он держался весьма скованно и явно стремился поскорее вырваться на свежий воздух.
   Мара уверенно двигалась по переходам. Однако на сей раз она, вопреки обыкновению, шла в покои королевы без подарка, потому что это посещение не было визитом вежливости. Один из слуг в ее свите нес грифельную доску с реестром имущества Акомы.
   Властительница не знала, удастся ли ей сторговаться с королевой чо-джайнов. Они не вели подобных переговоров с того дня, когда достигли соглашения о бессрочном размещении улья во владениях Акомы. Маре было не по себе, тем более что известие об утрате шелка наверняка долетело и до этих мест. Оставалось только гадать, как примет ее королева.
   Коридор, плавно расширяясь, перешел в приемную. Один из чо-джайнов, сопровождавших небольшую процессию, бросился вперед, чтобы оповестить королеву о приближении гостей. Мара не останавливаясь вошла в королевский чертог, напоминающий огромную пещеру, которую круглосуточно освещали синевато-лиловые фонари. Для властительницы Акомы уже была приготовлена горка подушек, а на низком столике дымились чашки с горячей чокой. Необъятное туловище королевы чо-джайнов ниже пояса было скрыто ширмой, за которой день и ночь шло таинство оплодотворения и бережно собирались яйца. Так обеспечивалось продолжение рода.
   Для Мары все это было не в диковинку. Она совершила ритуальный поклон, приличествующий встрече двух коронованных особ, и по неуловимым признакам поняла, что королева чо-джайнов уже прознала, о чем пойдет речь.
   Мара собралась с духом:
   - О королева улья, разреши сообщить тебе, что на Акому обрушилась страшная напасть. Виной тому наши враги, род Минванаби. - Мара сделала вежливую паузу, ожидая, чтобы королева попросила ее продолжать.
   Если не считать привычной суеты за ширмой, в пещере воцарилась безмолвная неподвижность. Королева замерла как изваяние. Мара призвала все свое мужество, чтобы закончить:
   - О великая королева. Высший Императорский Совет требует, чтобы Акома привела четыре роты воинов в пустыню Дустари, где проходит граница нашей Империи. Однако я смогу отправить за море только три роты, ведь поместье нельзя оставить без охраны. Поэтому вся моя надежда на тебя: не согласишься ли ты произвести на свет дополнительную сотню воинов? Без них нам не выполнить приказ Высшего Совета.
   Королева не шелохнулась. Мара затаила дыхание и краем глаза заметила, как напрягся командир авангарда.
   Прошло немало времени, прежде чем королева пошевелила передней лапкой:
   - А кто возьмется снарядить эту роту, госпожа Мара?
   Мара немного успокоилась. Хвала небесам, ее просьба не была расценена как дерзость.
   - Все расходы будут возложены на мою казну, о благородная королева, если только ты не откажешь в моей нижайшей просьбе.
   Королева вздернула массивную голову и заработала челюстями:
   - Я выполню твою просьбу, но только за соответствующее вознаграждение.
   К немалому облегчению Мары, беседа перешла в заурядный торг. Королева заломила огромную цену, однако властительница Акомы не зря брала уроки у своего хадонры. Способная ученица, она хорошо усвоила, что почем, - где нужно безоговорочно принимать любые условия, а где можно без труда сбить цену. В результате они сошлись на том, что вознаграждение будет включать как денежную, так и товарную часть, общая его стоимость примерно на треть превышала оплату сотни обычных наемников. Впрочем, это было справедливо: чо-джайны будут безраздельно преданы Маре, к ним никогда не сможет затесаться шпион, их не переманят враги и не испугают неудачи.
   Когда переговоры закончились, Мара утерла пот со лба крошечной расшитой салфеткой и незаметно вздохнула. Однако это не укрылось от зоркого взгляда королевы чо-джайнов.
   - Госпожа Акома, - прогудела она, - сдается мне, ты испытываешь волнение, а то и неудобство. Видно, мы тебе чем-то не угодили?
   Мара даже вздрогнула:
   - Нет-нет, великая королева. Уверяю тебя, гостеприимство улья всегда согревает мне душу. - Она заколебалась, но решила, что темнить не стоит. Должна признаться, я не имела понятия, как полагается приглашать на службу воинов из улья.
   - Приглашать на службу? - удивленно переспросила королева. - Мы с тобою приятельствуем с давних пор, это правда, случись тебе попросить меня об одолжении, я бы не спешила отказывать. Правда и то, что твои частые посещения приятно разнообразят мою жизнь. Но когда возникает спрос на работников или воинов, они превращаются в обычный товар. Их можно приобрести, но не пригласить на службу.
   На этот раз настал черед Мары подивиться услышанному.
   - Значит, твоим соплеменникам армия нужна не для защиты?
   Королева чо-джайнов ответила не сразу.
   - Нас связывают различные отношения внутри Империи, поэтому мы не чужды имперской политике, иначе говоря - Большой Игре Совета. Но тысячелетия назад, когда людей не было и в помине, мы уже производили на свет воинов для того, чтобы отделять новые ульи, защищаться от хищников, добывать дичь. Посмотри, кто сейчас затевает войны: это люди, которые купили себе союзников. А чо-джайны никогда не враждуют между собой, если они и выходят на поле боя, то лишь сражаясь в стане людей.
   Для Мары это прозвучало откровением. Теперь она даже не пыталась сохранять невозмутимый вид. Давно поддерживая отношения с чо-джайнами, она, оказывается, не знала о них главного. Если чо-джайны не связаны с правителями людей клятвой верности, если они остаются простыми наемниками, это открывает совершенно непредвиденные возможности... Однако в преддверии похода в Дустари нельзя было тратить время на размышления.
   Мара церемонно произнесла слова прощания и с достоинством удалилась. До выступления оставалось всего два месяца!
   Кевин с Джайкеном поджидали ее у дома. Выйдя из паланкина, Мара передала управляющему грифельные доски. Он тайком пробежал глазами записи и с зубовным скрежетом отправился по хозяйственным делам. Отсюда властительница сделала вывод, что торг она провела неплохо, но тем не менее казна Акомы понесла значительный урон. Больше всего ей хотелось сейчас же принять ванну, однако ее насторожило непривычное молчание Кевина.
   - В чем дело, великан? Видно, случилось что-то из ряда вон выходящее, если ты забыл меня поцеловать.
   - Как можно об этом забыть? - возразил Кевин и тут же исправил положение. Но поцелуй был коротким, и, похоже, варвар думал о другом. Кейок просит разрешения с тобой поговорить.
   - Так я и думала. - На ходу сбросив дорожный плащ, Мара передала его слуге. - А где Люджан?
   Кевину стоило немалых усилий подстроиться к ее походке.
   - Он в гарнизоне: по указанию Кейока муштрует солдат.
   Услышав эту весть, Мара сразу поняла: старик готов принять назначение на пост военного советника, иначе он бы передал свой отказ через Люджана.
   Щадя чувства раненого воина, Мара отпустила Кевина и одна вошла в затемненную комнату.
   Глаза полководца блестели горячечным блеском.
   - Госпожа... - прошептал он, как только Мара появилась в дверях.
   Ей пришлось придержать его за плечо, чтобы он не вздумал подниматься и встречать ее поклоном.
   - Не вставай. Тебе больно, дядюшка Кейок, давай на время забудем о церемониях. Эти раны - неоспоримое свидетельство твоей верности. - Вопреки всем правилам приличий, она опустилась на колени и крепко сжала старческую руку. - Я хочу, чтобы ты знал, как ты мне дорог.
   Губы Кейока тронула тень улыбки. Он был счастлив, но сохранял сдержанность, приличествующую цуранскому офицеру.
   - Госпожа, - хрипло выговорил он, - Тасайо готовит тебе смерть в пустыне Дустари.
   Значит, Люджан сказал ему все как есть. У Мары подступили слезы: вот, оказывается, почему старик выбрал жизнь.
   Несмотря на тяжелейшие раны, Кейок словно прочел ее мысли:
   - Нет, госпожа, меня не пришлось долго упрашивать. Заверяю тебя: служить Акоме на посту военного советника - для меня большая честь. - Он помолчал, подбирая слова. - Я хотел принять смерть в бою, потому что не видел иной судьбы для старого полководца.
   Но Мара хотела уяснить все до конца:
   - Как же ты будешь без ноги?
   - Буду брать пример с Папевайо. Ходил же он с черной повязкой, а я буду ходить с костылем. - Помедлив, он добавил:
   - Кевин научит оружейников, как изготовить особую опору вместо моей ноги - с потайными ножнами для меча.
   - Вижу, его планы пришлись тебе по душе. - Теперь и Мара не сдержала улыбку. - Дядюшка Кейок, я сама схожу к оружейникам и велю подобрать для тебя самый лучший клинок. Ты передашь свою науку Люджану, и мы общими усилиями одолеем приспешников Тасайо.
   Глаза Кейока наполнились горечью.
   - Дочь моего сердца, нет такой науки, которая сулила бы нам спасение в безлесной пустыне. Победу может обеспечить только численность войска, но тут я бессилен чем-либо помочь.
   - Пусть тебя не тревожит война в пустыне - мы с Люджаном возьмем это на себя, - тихо сказала Мара. - Твоя забота - защищать Айяки и беречь священный натами. Если мы потерпим поражение и Минванаби сметут наши границы, ты со своим отрядом возьмешь ребенка и спрячешь его у королевы чо-джайнов. Так мы сохраним род Акома.
   Кейок лежал с закрытыми глазами. Он больше не мог говорить, но его рука едва ощутимо дрогнула под ладонью Мары.
   - Тебе нужно отдохнуть, дядюшка Кейок, - шепнула Мара, поднялась с колен и на цыпочках пошла к выходу.
   Слуге, ожидавшему за дверью, она приказала:
   - Позови моего скорохода и всех свободных от службы гонцов. Отправь кого-нибудь в Сулан-Ку, чтобы нанять еще с дюжину посыльных из гильдии курьеров.
   От волнения Мара не заметила круглого, одетого в балахон человечка, который источал запах лекарственных трав и держал в руках склянки со снадобьями.
   - Ты хочешь разыскать жреца Хантукамы? - спросил он с профессиональной участливостью.
   Мара резко обернулась на голос своего домашнего лекаря:
   - Думаешь, мы сумеем обойтись своими силами? Лекарь сочувственно вздохнул:
   - Госпожа Мара, сдается мне, что твой военный советник не дотянет даже до рассвета. А ведь поиски жреца могут оказаться долгими.
   - Кейок будет жить, - убежденно возразила Мара. - Я найду жреца и заплачу любую цену за молитвенные врата, чтобы боги помогли исцелению.
   Лекарь в задумчивости потер лоб:
   - Госпожа, жрецов не так-то просто уговорить. Им никто не указ, кроме бога, которому они служат. Для них что простой земледелец, что император все едино. Кроме того, жрецы Хантукамы у нас наперечет. Даже если ты найдешь одного из них и посулишь воздвигнуть молитвенные врата, он ни за что не бросит больного, которого уже взялся выхаживать.
   - Посмотрим, - коротко ответила Мара, вдыхая запах бесполезных снадобий и обдумывая это мрачное сообщение. - Посмотрим. Позаботься, чтобы его не мучила боль, а остальное тебя не касается.
   * * *
   Подготовка к военному походу перевернула весь привычный уклад жизни. В мастерских Акомы день и ночь кипела работа, склады пополнялись припасами, к пряному аромату цветов акаси примешивался запах горячей смолы.
   Этот запах проникал даже в спальню Мары.
   - Возвращайся в постель, еще слишком рано, - говорил Кевин, любуясь ее силуэтом на фоне темного окна. - Коли ты решила всюду поспевать сама, тебе тем более нужен отдых.
   Мара не ответила. Она напряженно вглядывалась в туман, но не видела ни рабов, которые в этот час выгоняли стада на пастбище, ни милых сердцу просторов, где веками жили ее предки. У нее перед глазами возникали бесчисленные армии Минванаби, сметающие границы Акомы.
   Нужно любой ценой поставить на ноги Кейока, думала Мара. Словно не услышав зов возлюбленного, она начала молиться Лашиме о здоровье своего военного советника, к которому уже протягивал руки Красный бог Туракаму.
   Потеряв надежду на возвращение госпожи, Кевин вздохнул и по-кошачьи мягко вскочил с циновки. Прошлой ночью они не могли наговориться, а потом столь же истово предавались любовным ласкам. Под конец Мара разрыдалась у него на плече.
   Не обремененный цуранскими представлениями о приличиях, Кевин был далек от того, чтобы осуждать ее за такую вспышку. Он понял, что Мара просто-напросто нуждается в утешении, и потому обнял ее покрепче и гладил по голове, как ребенка, пока она не уснула.
   Теперь, глядя на хрупкое, почти детское тело Мары, Кевин отдавал дань ее мужеству. На ней лежала непосильная для женщины ноша ответственности и власти. Он не знал, надолго ли у нее хватит сил.
   Набросив халат - даже после трех лет жизни среди цурани он все еще немного стеснялся наготы, - Кевин подошел к Маре и обнял ее за плечи. К его удивлению, властительницу била дрожь.
   - Мара, - ласково позвал он и закутал ее полой своего халата.
   - Меня очень тревожит Кейок, - призналась она. - Что бы я делала без твоей заботы?
   Кевин чуть было не поднял ее на руки, чтобы отнести в постель, но понял, что ей сейчас не до него. И действительно, Мара высвободилась и хлопнула в ладоши. Явившиеся по ее зову служанки принялись убирать подушки и облачать госпожу в платье, а Кевин ушел за ширму. Через несколько минут, полностью одетый, он вернулся в спальню и с удивлением обнаружил, что Мара исчезла, а поднос с завтраком остался нетронутым. Трое слуг стояли поодаль, готовые принять поручения.
   - Где госпожа Мара? - спросил Кевин.
   Домашняя прислуга держалась с ним запросто. Пусть его странные мидкемийские одежды украшала дорогая вышивка, он все равно оставался рабом, недостойным почтительного обращения.
   - Госпожа пошла к парадному входу, - нехотя ответил старший из троих.
   Кевин не двинулся с места и не стал унижаться до расспросов: он в упор смотрел на слугу с высоты своего огромного роста и в конце концов добился желаемого. Слуга процедил:
   - Ей прислали донесение.
   - Покорнейше благодарю, - насмешливо протянул Кевин.
   Наскоро зашнуровав сандалии, он поспешил к парадному входу.
   Как оказалось, к Маре прибыл связной от Аракаси. Он был весь в пыли и едва держался на ногах от усталости. Похоже, этот юноша, почти мальчик, бежал всю ночь напролет.
   - Богам угодно, чтобы ты построила три храма, - услышал Кевин. - Один из них - целиком из камня. Вдобавок к этому, на твоей земле надлежит возвести молитвенные врата в честь богов-покровителей.
   К богам-покровителям относились Лашима, Чококан, Хантукама и еще с полдюжины небожителей, которых Кевин так и не научился различать.
   - Для облицовки молитвенных врат следует использовать коркару, продолжал связной.
   Кевин вспомнил, что на местном наречии коркарой назывались драгоценные морские раковины. Такое строительство могло опустошить любую казну. Между тем Мара не обнаружила ни удивления, ни озабоченности.
   - Когда прибудет жрец-врачеватель? - деловито спросила она.
   - Сегодня в полдень, госпожа, - ответил юноша. - Аракаси через своего доверенного нанял носильщиков и приплатил им за скорость.
   Мара закрыла глаза:
   - Молю богов, чтобы он не опоздал.
   Тут она вспомнила, что связной падает с ног от усталости.
   - Отдохни с дороги, - предложила властительница. - Ты честно потрудился. Все, что повелел нам Хантукама устами твоего господина, будет исполнено. Джайкен проследит, чтобы к прибытию жреца-врачевателя наши зодчие подготовили наброски храмов и молитвенных ворот.
   Мара уже поняла: чтобы оплатить такое строительство, ей придется расстаться с частью приграничных земель. Но все трудности меркли в сравнении с предстоящим военным походом. А отдаленные земли так или иначе пришлось бы продавать - не оставлять же их без охраны.
   Правительница даже не вспоминала о завтраке. Отдав необходимые распоряжения Джайкену и Люджану, она направилась в покои, отведенные Кейоку. Кевин остался стоять в дверях, а Мара, как и в прошлый раз, опустилась на подушку у изголовья.
   - Не покидай нас, доблестный воин, - зашептала она. - Продержись до полудня. Аракаси разыскал жреца Хантукамы, тот скоро будет здесь.
   Кейок не двигался. Его лицо оставалось серым, как пепел.
   Теперь сомнений не было: он стоял на пороге смерти. Кевин на своем веку повидал немало раненых и мог определить, кому из них не суждено встать на ноги. С тяжелым сердцем он приблизился к Маре и присел рядом с ней.
   - Дорогая, он тебя не слышит.
   Мара упрямо покачала головой.
   - У нас считается по-другому. Колесо Судьбы способно повернуться любой стороной, так говорят наши жрецы. Может, мои слова и не доносятся до слуха Кейока, но его дух остается чутким. Дух услышит мои речи и с помощью Хантукамы будет противостоять Красному богу.
   - Остается уповать на вашу веру, - прошептал Кевин. - Не умирай, Кейок. Ты здесь нужен.
   Мидкемиец не надеялся, что дух старого воина услышит его речи, он произносил их не столько для Кейока, сколько для себя.
   * * *
   Жрец-врачеватель появился как-то незаметно, застав врасплох домочадцев Акомы.
   Мара с самого утра не выходила из покоев Кейока. Здесь она отвечала на вопросы советников, наотрез отказавшись от завтрака, здесь же давала указания слугам. Все это время Кевин молча сидел в стороне.
   Ровно в полдень властительница встала и принялась расхаживать из угла в угол. Теперь ее мысли были заняты молитвой и самосозерцанием - этим таинствам она обучилась в монастыре Лашимы. Завершив первый круг медитации, она вдруг увидела прямо перед собой мужскую фигуру в грубой дорожной одежде, напоминавшей рубаху невольника.
   По запыленной коже врачевателя сбегали струйки пота, худое, иссушенное тело казалось неземным, его руки почернели от загара, а лицо походило на сморщенный плод.
   Жрец обошелся без ритуальных поклонов, не произнося ни звука, он сверлил правительницу взглядом бездонных темных глаз. Мара даже вздрогнула, но тут же опомнилась и осенила себя знамением.
   - Ты - служитель бога Хантукаму?
   Только теперь жрец согнулся в поклоне, но эта почесть воздавалась отнюдь не властительнице.
   - Бог поверяет мне свою волю, - ответствовал он и нахмурился. - Не помешал ли я твоей молитве?
   Мара жестом попросила его не тревожиться.
   - Добро пожаловать, святой странник. Твое появление никак не может мне помешать.
   Ни единым жестом не выдав своего нетерпения, даже не взглянув в сторону недвижного тела Кейока, она со всей любезностью предложила жрецу отдохнуть и подкрепиться с дороги.
   Мгновение поразмыслив, врачеватель улыбнулся с неожиданной теплотой:
   - Властительница очень добра, однако мои потребности весьма скромны.
   - Да благословит тебя Хантукама, святой странник, - произнесла Мара, не в силах долее изображать радушную хозяйку, и указала на постель из циновок и подушек, где лежал раненый воин. - Вот несчастный, который нуждается в исцелении.
   Без лишних слов жрец направился к умирающему.
   - Мне понадобятся тазы, вода и жаровня, - сказал он, не оборачиваясь. - Мой послушник принесет лечебные травы.
   У жреца на затылке был выбрит полукруг, начинающийся над ушами и опускающийся к шее, а под ним спадала длинная прядь волос, причудливо переплетенная сверху донизу.
   Когда его распоряжения были исполнены, врачеватель ловким движением сбросил пыльные сандалии и тщательно вымыл руки и ноги, однако отказался от полотенца. Он положил влажную ладонь на лоб Кейока и на несколько секунд застыл. Его дыхание замедлилось и совпало со слабым дыханием раненого. Потом тонкие, коричневые от загара пальцы заскользили по щекам и шее Кейока, по простыням и бинтам, вдоль всего безжизненного тела. Дойдя до стопы на уцелевшей ноге воина, жрец помедлил, осторожно похлопал по пятке обеими руками и произнес заклинание, которое эхом отозвалось под сводами просторной комнаты.
   После этого он наконец-то повернулся к Маре, его лицо разом осунулось и постарело.
   - Этот воин стоит у ворот царства Туракаму, только недюжинная сила воли удерживает его от последнего шага, - скорбно произнес целитель. - Он уходит туда, откуда нет возврата. Почему вы хотите, чтобы он непременно остался жить?
   Мара прислонилась к дверному косяку, чтобы не упасть, и пожалела, что рядом нет сильного плеча Кевина. Но варвару было приказано удалиться, чтобы он ненароком не прогневал жреца своим возмутительным инакомыслием. Властительница не спешила с ответом, понимая всю меру своей ответственности. Она перебрала в уме бесспорные достоинства старого полководца: его верность, незапятнанную честь, заботу о сплоченности армии. Но тут ей на память пришли слова, однажды сказанные Кевином: "Может, с виду мы с вами и похожи, только у вас, келеванцев, честь ставится выше добра, а у нас - наоборот".
   Сбитая с толку этим непрошеным воспоминанием, Мара сказала совсем не то, что собиралась.
   - Почему мы хотим, чтобы Кейок остался жить? - повторила она и ответила:
   - Потому, что мы его любим.
   От этих слов строгость жреца сменилась сперва удивлением, а потом сердечной улыбкой.
   - Хороший ответ, госпожа. Любовь способна исцелять. Она сильнее чести, нужды и долга. Бог Хантукама снизойдет к твоим молитвам и даст раненому воину силы вернуться к жизни.
   У Мары задрожали колени. Она не сразу сообразила, что жрец не вправе приступать к таинству в присутствии непосвященных.
   В комнате умирающего остались только жрец Хантукамы и юный послушник, одетый в одну лишь набедренную повязку из грубого полотна. Жрец, нараспев произнося заклинания, установил жаровню. Стоявших за дверью стражников почему-то прошиб пот.
   Из объемистой дорожной сумы появились связанные нитью пучки целебных трав. Только странствующие жрецы Хантукамы - а их во всей Империи не набралось бы и десятка - умели отыскивать эти растения, особым образом сплетать нить и запечатывать ее душистым воском. Даже послушник не был посвящен в эти тайны и не осмеливался задавать вопросы.