Форстен Уильям Р.. Вечный союз

   Винсент подошел к Борису вплотную.
   — Ты выполнил свою задачу только наполовину, — произнес он холодно. — В следующий раз постарайся справиться с ней полностью. Если его убьют, все полетит к черту, и ты будешь отвечать за это головой.
   — Слушаю, сэр, — ответил Борис дрогнувшим голосом.
   — Ну вот и хорошо, мы поняли друг друга, — заключил Винсент и отвернулся от него.
   Молодой командир терпеть не мог проявлять свою власть подобным образом. Он привык делить с подчиненными все тяготы службы и всегда отдавал приказы спокойным и ровным тоном, действуя в первую очередь собственным примером. Впервые он применил угрозу, и это казалось отвратительным ему самому. Но иначе было нельзя.
   Винсент опять взглянул на рабов, трудившихся над возведением защитного вала.
   — Марк, ведь в городе почти двести тысяч жителей, а под ружьем всего десять тысяч.
   — И что вы предлагаете?
   — Если карфагеняне пойдут на штурм, то у них будет неоспоримое преимущество в вооружении.
   — Если бы вы прислали нам все то оружие, что обещали, соотношение было бы лучше.
   — Сэр, сначала нам надо вооружить еще одну собственную дивизию. После того как это будет сделано и появится излишек оружия, мы передадим его вам.
   Он говорил неправду. Когда после подписания договора Калин увидел, как трудятся рабы в Испании, он дал понять, что не станет поставлять оружие правительству, способному обратить его против своего народа. На их складах громоздились тысячи гладкоствольных мушкетов, ожидая переделки в нарезные ружья. Теперь Винсент жалел, что не уговорил Калина послать часть мушкетов в Рим.
   — В городе больше ста тысяч таких рабов, — сказал Винсент, указывая на бригаду рабочих, которые опасливо поглядывали на двух обсуждавших их патрициев.
   — Вооружить рабов?!
   — Но они же дрались с Тугарами не щадя своего живота. — Потому что знали, что если Тугары победят, то двое из каждых десяти пойдут в убойные ямы.
   — Возможно, они будут сражаться и с карфагенянами. Тогда мы сравнялись бы с ними численно.
   — Ради чего они станут сражаться?
   — Ради возможности получить за это свободу, Марк.
   — Вы сказали Петронию, что не допустите государственного переворота. А то, что вы сейчас предлагаете, — разве это не настоящий переворот?
   — Я предлагаю путь к спасению. Если бы вы пообещали отпустить рабов на свободу, они все как один поддержали бы вас. Ведь вы и так в их глазах героическая личность, потому что прогнали тугар. Они пойдут за вами.
   — А что станет с моей страной, когда все это закончится?
   — Марк, без них от вашей страны вообще ничего не останется.
   — Не берите меня за горло, — сухо сказал консул. — Через пять дней здесь будут ваши товарищи. Нужно, чтобы карфагеняне узнали об этом, — они поймут, что было бы безумием оставаться здесь до прихода вашей армии, которая раздавит их.
   — Они знают, что Эндрю должен прибыть сюда с армией, — ответил Винсент, вспомнив о том, что телеграфная линия была перерезана не сразу. — И я подозреваю, что они даже хотят этого.
   — Хотят? Почему?
   — Не знаю. Но у меня такое ощущение, что и вами, и Эндрю, и всеми нами манипулируют с каким-то тайным умыслом.
   — Так не пытайтесь и вы манипулировать мной в своих целях, — сказал Марк. — Вы мне нравитесь, я даже восхищаюсь вами, несмотря на вашу молодость. Но вы неисправимый мечтатель, Винсент Готорн. Очевидно, сказывается ваша квакерская закваска.
   — По-моему, во мне уже ничего не осталось от этой закваски, — печально отозвался Винсент. — Я слишком много убивал, чтобы иметь право называть себя квакером.
   — Но разве вы предпочли бы сдаться Тугарам или карфагенянам, за которыми, по всей вероятности, стоят мерки?
   — Нет, — признался Винсент, стыдясь того, что так открыто признался в отходе от своих религиозных убеждений. — Но моя вера в свободу остается неколебимой.
   — Точно так же как и моя вера в незыблемость римских традиций, — откликнулся Марк, и тонкая улыбка промелькнула на его озабоченном лице. — Мне кажется, что мы зашли в нашем споре в тупик, дорогой посол, — добавил он тоном, дававшим понять, что разговор на эту тему окончен.
   Винсент вдруг осознал, что они уже давно стоят на бастионе и за это время осаждающие не произвели ни одного выстрела ни из тяжелых, ни из легких орудий. Он подошел к краю парапета.
   По полю вдоль батареи противника ехала группа всадников. Он достал подзорную трубу.
   — Это Кромвель, — процедил Винсент, передавая трубу Марку. — Эх, все бы отдал за хорошую винтовку, — кинул он с досадой.
   — Они что-то затеяли, — заметил Борис.
   Один из всадников отделился от группы и направился к ним через поле. К его копью был прикреплен белый флаг.
   — Что означает белый флаг? — спросил Марк.
   — Временное перемирие. Они хотят переговорить с нами.
   Консул вопросительно посмотрел на Винсента.
   — Им нечего предложить нам, Марк. Это просто хитрость, рассчитанная на то, что мы пойдем на уступки, сознавая свою слабость.
   — Но надо все же выслушать их.
   Всадник, размахивая флагом над головой, приближался к стенам города. Не доехав ярдов пятидесяти, он остановился и высоко поднял флаг.
   — Подъезжай ближе! — крикнул Марк.
   Всадник осторожно приблизился к пролому, с интересом разглядывая произведенные разрушения.
   — Борис, возьми его на мушку, — приказал Винсент. С довольной ухмылкой Борис подошел к краю пролома и взвел курок. Услыхав щелчок, парламентарий поднял голову. — Говори, что тебе надо, или я прикажу тебя застрелить! — крикнул Марк.
   — Мне нужен первый консул Рима, Марк Лициний Грака.
   — Он перед тобой.
   — Мой командир хочет, чтобы ты пришел к нему на переговоры и вы уладили бы наши разногласия, не проливая больше крови. Он гарантирует твою безопасность.
   — Только не консул, — вмешался Винсент. — Так не делается. Вы, Марк, не имеете права бросать город на произвол судьбы.
   — Хорошо, я пошлю дипломатического представителя.
   — Тебе нечего бояться, — насмешливо бросил карфагенянин. — Мы ручаемся, что с тобой ничего не случится.
   — Нет, — отрезал Винсент. — Мы пошлем кого-нибудь другого.
   — Тогда вас, — сказал Марк.
   — Меня? Но я русский посол. Как я могу быть вашим дипломатическим представителем?
   — Но кого еще мне послать? Кого-нибудь из враждебно настроенных сенаторов? Эта война в такой же степени ваша, как и наша. И разговаривать вам предстоит с вашим же Кромвелем. Так что я выбираю вас.
   Зазвенели колокольчики, и поезд снизил скорость до минимальной. Выйдя на открытую площадку тамбура, Эндрю поспешно ухватился за поручень. Если и было что-нибудь, что он переносил с трудом, так это высота. Он осторожно посмотрел на речную долину в ста футах под ним.
   — Переезжаем Кеннебек, сэр? — спросил ординарец, вышедший вслед за ним из вагона.
   — Да, что же еще? — сухо ответил Эндрю. Его желудок свело судорогой, когда юноша подошел к самому краю площадки и с интересом свесился вниз.
   — Ого, высота приличная, да, сэр?
   — Да, больше ста футов, сынок. Отойди-ка лучше от края.
   Молодой солдат послушно подошел к Эндрю и посмотрел на него взглядом ребенка, которому взрослый портит удовольствие.
   — Как тебя зовут? — спросил Эндрю с некоторым смущением. Дошло уже до того, что он забывает имена сотрудников своего штаба. Они работали с ним по нескольку месяцев, проходя своего рода подготовку, а затем переводились адъютантами в другие подразделения.
   — Григорий Василович, сэр. — Юноша широким жестом с гордостью указал вниз: — Мой отец тоже строил этот мост.
   — Да, тебе и вправду есть чем гордиться, Григорий. Поезд слегка качнуло, и Эндрю еще крепче ухватился за поручень. На площадке не было бокового ограждения, и казалось, будто они плывут прямо по воздуху. У него возникло ощущение, что они вот-вот полетят с моста вниз.
   — Не беспокойтесь, сэр. Такие мосты абсолютно безопасны. А этот самый большой в мире.
   Эндрю наблюдал за строительством моста с душевным трепетом. На него ушло более трехсот тысяч погонных футов древесины. Конструкция длиной пятьсот футов была плодом инженерного гения Фергюсона. Все деревянные опоры и балки имели стандартные размеры и заготавливались прямо в лесу в пятнадцати милях севернее, откуда сплавлялись по реке и крепились на месте с помощью деревянных нагелей. И самое удивительное, что все это заняло меньше месяца. Фергюсон ощущал себя соперником легендарного военного строителя Германа Гаупта, который буквально творил чудеса в армии Союза и возвел однажды мост примерно таких же габаритов за три дня. Линкольн назвал как-то этот мост чудом из бобовых подпорок. Это прозвище так всем понравилось, что и творение Фергюсона многие иначе как мостом из бобовых подпорок не называли. Однако в данный момент это название отнюдь не вдохновляло Эндрю. Им предстояло построить еще пять крупных железнодорожных мостов и дюжину поменьше, но для Фергюсона теперь это было раз плюнуть.
   Когда они приблизились к противоположному берегу, Эндрю заметил две цепочки людей, взбиравшихся вверх по склону, — это были водоносы, спешившие пополнить запас воды в заправочной цистерне. Переехав через реку, их паровоз выпустил мощную струю пара и остановился.
   — Стоянка пятнадцать минут! Стоянка пятнадцать минут! — разнеслось по составу.
   — Митчелл, подсоединись-ка к линии, узнай последние новости, — крикнул Эндрю в глубину вагона.
   Возле цистерны с водой наблюдалась кипучая деятельность. Предыдущий состав все еще набирал воду, и одновременно рабочие загружали его тендер дровами.
   Эндрю спустился по ступенькам и спрыгнул на землю. Справа и слева от него из поезда вываливались сотни людей.
   — Не с этой стороны, охламоны! С другой! — обессиленно кричал осипший солдат, бегая вдоль путей. Подскочив к одному из пассажиров, присевших было футах в десяти от вагона, он дал ему пинка по голому заду.
   Появился до предела возмущенный Эмил.
   — Что там творится — не передать! — пожаловался он, указывая на противоположную сторону железнодорожного полотна. — Настоящий центр по распространению заразы!
   — Ну что поделать, об этом мы не успели позаботиться, — сухо отозвался Эндрю. — Когда перевозишь двадцать пять тысяч человек, должно быть какое-то место, где они могли бы облегчить свой организм.
   Хорошо, хоть штабной вагон, как и пассажирские, был снабжен туалетом — тесной кабинкой с отверстием под сиденьем, но положение тех, кого распихали по другим вагонам, было незавидным.
   — Ужас, какая вонь! — не выдержал Эмил и поспешил отойти подальше. Эндрю был вынужден согласиться с ним.
   Мимо Эндрю прошел молоденький телеграфист, волоча за собой провод. Подойдя к телеграфному столбу, он стал проворно карабкаться на него. Добравшись до перекладины, он зацепился за нее одной рукой и подсоединил к линии конец провода, тянувшегося из штабного вагона.
   — Готово!
   Было слышно, как в вагоне застучал ключ, — это Митчелл, их главный телеграфист, давал сигнал другим подразделениям. Спустя минуту послышался ответный сигнал. Когда стук прекратился, Митчелл высунулся из окна и вручил Эндрю телеграмму.
   — Что слышно? — с присвистом из-за своей астмы спросил подошедший Киндред.
   — В ста милях позади кончились запасы дров, а надо загрузить еще четыре состава. Жгут все, что можно, вплоть до обшивки товарных вагонов, чтобы добраться до следующей остановки. У одного из вагонов впереди сломалась ось, и поезд сошел с рельсов. Девять раненых, один убитый. Это несколько задержало движение, пока вручную поднимали вагоны обратно на рельсы. Мы отстаем от графика часа на два. У всех составов на исходе вода, но пока все продолжают двигаться, кроме одного. — Он указал на запасной путь, где лежал на боку паровоз одной из самых старых моделей, за которым стояло восемь вагонов. Ведущая ось паровоза сломалась в нескольких милях дальше по ходу движения. Паровоз, следовавший за ним, отцепил свои вагоны и притащил состав, потерпевший крушение, сюда. Им крупно повезло, что это случилось недалеко от этой боковой ветки с заправкой, иначе все движение могло застопориться на неопределенное время.
   — Ну что ж, пока неплохо, — спокойно резюмировал Эндрю. — Скажи им, что я одобряю принятые меры, и отключайся.
   Паровоз, шедший перед ними, засвистел популярный и крайне непристойный кабацкий мотивчик. Большинство машинистов к настоящему моменту научились высвистывать паровозными свистками самые разные мелодии. Но у каждого была какая-то одна любимая, служившая чем-то вроде его позывных. Однако машинисты никогда не демонстрировали свое искусство, если поблизости находился Майна, который свирепо набрасывался на них за столь легкомысленную трату ценного пара.
   Телеграфист на столбе отсоединил провод, скинул его Митчеллу и спустился на землю. Предыдущий состав тронулся с места, и к нему устремились из леса еще не успевшие занять свои места солдаты, запрыгивавшие в вагоны уже на ходу. Состав Эндрю двинулся на боковую ветку и занял место предыдущего у цистерны с водой. В цистерну опустили шланг, и вода тонкой струйкой потекла в паровозный бак. Сбоку были приставлены лесенки, на которых, с трудом сохраняя равновесие, рабочие выливали в цистерну ведро за ведром, подававшиеся водоносами. Работали они безостановочно, чтобы успеть заправить очередной состав вовремя, но все равно не успевали. Им не хватало хорошего ветра, который, мог бы в ответственный момент привести в действие насос.
   Мимо сновали солдаты с дровами, загружавшие тендер. Из кабины паровоза выпрыгнул машинист с масленкой и стал смазывать механизмы, в то время как кочегар и два тормозных кондуктора торопливо продвигались вдоль состава, постукивая молотками по колесам, чтобы проверить, не образовалось ли где-нибудь трещин.
   В толпе мелькнула синяя форма, и к Эндрю подошел крепко сбитый усатый офицер:
   — Полковник Стовер, сэр, командир Второго Вазимского. Я с того поезда, что потерпел аварию.
   Эндрю напряг память:
   — Клифф, если не ошибаюсь?
   — Так точно, сэр, — ответил тот с благодарной улыбкой. — Я поставил часть своих ребят помогать водоносам, а остальные заготавливают дрова.
   — Очень хорошо. Но, к сожалению, похоже на то, что вам на этот раз не удастся сразиться на поле боя. Придется остаться здесь в качестве резерва.
   Лицо офицера выразило неприкрытое разочарование.
   — Это очень важно, Клифф. Без этого может сорваться вся операция. Неизвестно, что задумал Кромвель.
   — Слушаюсь, сэр, — грустно произнес Стовер. Машинист вынырнул из-под паровоза и забрался в кабину.
   — Мы уже почти заправились, — объявил он.
   В этот момент по мосту загрохотал следующий состав.
   Машинист их поезда дал свисток. На этот раз зазвучал церковный гимн, и Эндрю улыбнулся контрасту с предыдущей мелодией.
   — На посадку!
   Кивнув Стоверу, Эндрю направился к штабному вагону, пройдя мимо бригады лесозаготовителей, поспешно закидывавших последние поленья в тендер. По всему составу в вагоны забирались солдаты, которые приостанавливались, чтобы отдать честь Эндрю, так что он даже не мог опустить руку. Поднявшись на площадку своего вагона, он застал там Эмила, все так же мрачно взиравшего на противоположную сторону полотна. Последние солдаты спешили на посадку, некоторые из них при этом натягивали штаны уже на ходу и путались в них, к неописуемой радости своих товарищей.
   Прозвучал второй свисток, и поезд тронулся с места. Один солдатик, торопясь, поскользнулся и шлепнулся прямо в зловонное месиво. Наблюдавшие за ним взревели от восторга. Он поднялся, не в силах двинуться от ужаса и отвращения.
   — Давай же, Аннатов, засранец несчастный! — заорал разъяренный сержант.
   Целый хор с истерическим хохотом подхватил эти слова.
   — Двигай, сынок, а то отстанешь, — крикнул ему Эндрю.
   Взглянув на него, солдат козырнул на бегу и догнал свой вагон. Раздававшийся там хохот сменился воплями отвращения.
   — Боюсь, этому бедняге придется теперь носить это прозвище до самой могилы, — усмехнулся Эмил.
   Слово «могила» заставило Эндрю помрачнеть.
   — Надеюсь только, что могила ждет его нескоро и он еще будет рассказывать внукам об этой истории с юмором, — бросил он, заходя в вагон.
   — Командующий сейчас примет вас.
   Винсент был вне себя от бешенства. Они вдвоем с Лукуллом, первым трибуном легиона, пройдя через заградительные укрепления карфагенян, прождали больше часа под палящим солнцем возле большой палатки с балдахином. И только после того, как Лукулл, громко выругавшись, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился обратно в город, сопровождавший их всадник засуетился, предложил им вина и место в тени и пообещал, что ждать им больше не придется.
   Полог палатки откинули, и Винсент сразу увидел, что внутри она напоминает тугарскую юрту. Это отнюдь не улучшило его настроения.
   В сумеречной глубине палатки из-за стола поднялась коренастая округлая фигура.
   — Я Тобиас Кромвель, командующий флотом и армией Карфагена, — произнес он по карфагенски. Стоявший рядом переводчик перевел это на вполне сносную латынь.
   — Лукулл, трибун легиона, полномочный представитель первого консула, — отчеканил старый воин, вытянувшись.
   Винсент с ненавистью взглянул на Кромвеля:
   — Мне нет необходимости представляться.
   — Вы знаете, что не были приглашены, — ответил Тобиас. — Поэтому и вышла задержка. Мы со штабом решали вопрос, принимать вас или нет.
   — Значит, ваши хозяева — мерки выскользнули из палатки сзади, когда вы наконец договорились?
   — Какие еще мерки? — воскликнул Тобиас в притворном изумлении.
   Не ожидая приглашения, Винсент уселся на стул, стоявший возле стола Кромвеля. Лукулл неодобрительно посмотрел на него, но сел тоже.
   — С какой целью вы пригласили нас? — спросил Лукулл.
   — С целью предотвратить дальнейшее кровопролитие.
   — На каких условиях?
   — На том единственном условии, что вы разрываете договор с Русью и запрещаете им строить железную дорогу на вашей территории. Взамен вы получите то же самое вооружение, какое они обещали вам. По сути дела, я уполномочен в случае вашего согласия немедленно передать вам тысячу мушкетов и выделить инструкторов для обучения ваших людей пользованию ими. Когда русскую армию выдворят из Рима, конфликт будет исчерпан.
   — И это все?
   — Мы также согласны выплатить вам репарации за ущерб, причиненный Остии. Каждая семья, потерявшая во время военных действий кого-либо из своих членов, получит компенсацию, как и владельцы уничтоженных плантаций. Мы не стремились нанести вам слишком больших потерь, нам надо было только продемонстрировать наши возможности и наши намерения. Мы ведем войну против русских, а не против Рима.
   Винсент кипел от возмущения, но предложение было составлено так грамотно, что придраться было не к чему.
   — А ваша армия? — спросил Лукулл.
   — Тут мы, разумеется, должны защитить наши интересы. Если мы уйдем сразу же, то вместо нас придет русская армия. Это будет несправедливо по отношению к вам, нашим союзникам. Мы намерены повернуть на запад, чтобы отразить их вторжение, — надеемся, бок о бок с вами. Мы потребуем, чтобы они вернулись к себе и разрушили железнодорожную линию, ведущую к реке, которую они называют Кеннебек.
   — В честь реки в вашем родном штате, — вставил Винсент. — Вы ведь, если не ошибаюсь, жили некогда в Мэне и служили в армии Союза.
   — Да, мистер Готорн, — ответил Тобиас по-английски, глядя прямо в глаза Винсенту. — Но здесь мы живем в другом мире, Винсент, и надо это учитывать.
   — Меня зовут «посол Готорн» или «генерал Готорн», — холодно бросил Винсент.
   — Прошу прощения, посол Готорн, — произнес Кромвель с иронией. — Просто я помню вас совсем другим. Но вернемся к делу. Лукулл, я изложил вам наши условия. Мы будем ждать ответа до вечера и приостанавливаем артобстрел на это время. Вы согласны тоже прекратить огонь? — Поскольку нам нечем вести огонь по вашим позициям, мы, разумеется, согласны, — ответил римлянин, мрачно усмехнувшись.
   — Напоследок один вопрос, — произнес Винсент спокойно.
   — Валяйте, — откликнулся Тобиас с ноткой раздражения в голосе.
   — Ради чего?
   — Что «ради чего»?
   — Ради чего затеяна эта кампания? Отношения между Русью и Римом не касаются ни Карфагена, ни вас.
   — Экспансия Руси очень беспокоит Карфаген. И к тому же мы можем предложить Риму более выгодную сделку. Такое же промышленное развитие, но без той рабоче-крестьянской революции, которую вы подспудно пытаетесь протащить к ним вместе со своей промышленной продукцией, — ответил Кромвель по карфагенски, а переводчик тут же перевел это для Лукулла на латинский.
   — Вы уклоняетесь от ответа, Тобиас.
   — Адмирал Кромвель.
   — Повторяю, вы уклоняетесь от ответа. Правда заключается в том, что мерки этой осенью будут в Карфагене. Их оповещатель должен был прибыть туда еще год назад. Кое-кто из странников перешел нашу границу и сообщил нам, где находится орда. Меркам известно, чем вы занимаетесь в Карфагене. Наверняка и то, что здесь происходит, делается с их одобрения. На самом деле вы служите их целям.
   «Чертовы странники», — подумал Тобиас. По его совету была создана специальная сеть контрразведки, следившая за тем, чтобы никакие вести не просочились из Карфагена наружу. Но за этим сбродом не уследишь — кому-то из них удалось прорваться.
   — А почему вы не допускаете, что они служат моим целям?
   — Каким образом?
   — Послушайте, Винсент, — прошу прощения, посол Готорн, — Тугары были небольшим отрядом по сравнению с мерками. Этих здесь тьма-тьмущая. Они могут заполонить весь мир.
   — Но при этом они потерпели поражение от бантагов, — заметил Винсент, надеясь, что эти сведения верны.
   — Да, это так, — согласился Тобиас.
   Винсент улыбнулся. Это подтверждение было существенно для них, так как до сих пор им приходилось довольствоваться слухами.
   — Мерки могут повернуть в любую сторону, — продолжил Тобиас. — Им не нравится, что вы устремились на восток. Они боятся, что вы перегоните их, направившись после Рима к кати или китайцам. Кати появились в Валдении даже раньше римлян. По территории, которую они занимают, кочуют целые три орды. И остановить ваше продвижение на восток будет трудно, поскольку тугар больше не существует.
   — Как не существует?
   — Вы не знали об этом? — усмехнулся Тобиас. — Их уничтожили шесть месяцев назад. Они бежали от мер-ков через болота к югу, надеясь найти убежище у бантагов, но те их истребили.
   Винсент пристально посмотрел на Тобиаса, не зная, можно ли ему верить. Если это было правдой, значит, ситуация в мире изменилась.
   — Но мерки, как я говорил, находятся на перепутье. Если они решат двигаться на восток, то им придется переправляться через проливы Внутреннего моря.
   — С вашей помощью.
   — Да, с моей помощью, — бросил Кромвель. — Они будут драться с бантагами не на жизнь, а на смерть. Но при этом их беспокоит и то, что делаете вы. Они побаиваются усиления Руси. Поэтому они заключили со мной договор: я нейтрализую вас, у них будут развязаны руки, и они смогут идти, куда им надо. За это они даже пообещали Карфагену освобождение от пищевой повинности. Но если у меня ничего не получится, — голос Кромвеля звучал устало и печально, — они не станут биться с бантагами, а двинутся на север, заняв территорию, где прежде были тугары. — Опять же с вашей помощью.
   — Меня устраивают оба варианта, — отозвался Тобиас холодным тоном.
   — То есть я должен понимать это так, что вы действуете в наших интересах?
   — Можно сказать и так.
   — Неужели вы думаете, что я поверю этому? Почему вы не хотели мирно обсудить все это с нами? Мы неоднократно засылали гонцов в Карфаген, но ни один из них не вернулся.
   — Карфагенянам запретили вступать с вами в контакт. Тобиас поднялся на ноги, давая понять, что аудиенция окончена.
   — Я буду ждать вашего ответа завтра утром, — сказал он Лукуллу и сделал знак, чтобы его оставили.
   Лукулл встал и, повернувшись, молча вышел из палатки. Винсент направился было за ним, но затем остановился.
   — Капитан Кромвель, могу я сказать вам два слова наедине? — спросил он дружелюбным тоном по-английски, глядя Тобиасу прямо в глаза.
   Тобиас в нерешительности молчал.
   — Вы сделали много такого, что вызывает у меня омерзение, но я помню и то, как во время войны вы спасли мне жизнь, взяв к себе на судно после того, как Тугары разбили нашу батарею. Можем мы, помня об этом, поговорить как два бывших товарища?
   Тобиас грустно усмехнулся и кивнул переводчику, чтобы тот вышел из палатки.
   — Испытываешь странное чувство, говоря по-английски, — произнес он с тоскливой ноткой в голосе. — Выучить этот карфагенский было непросто.
   — Русский не намного проще.
   — Я только сейчас понял, почему вас назначили послом. Вы один из немногих, кто знает латынь.
   — Да. Вот уж не думал, что зубрежка на уроках латинского пригодится мне когда-нибудь в подобных обстоятельствах, — отозвался Винсент, стараясь говорить непринужденно, чтобы создать соответствующую атмосферу.
   — Вы знаете, я никогда не говорил этого, но ведь я видел однажды вашу школу. Она выглядела очень живописно на холме над Кеннебеком.
   — Надеюсь, она будет стоять там вечно.