Форстен Уильям Р.. Вечный союз

   Прошло еще несколько минут. Ничего не сломалось, и Эндрю почувствовал, что напряжение отпускает его. Черт подери, вся эта конструкция работает!
   Буллфинч скомандовал «полный вперед», и вибрация стала еще более сильной. Волнение моря тоже слегка увеличилось, и каждый раз, когда нос «Суздаля» разрезал очередную волну, верхнюю палубу обдавало водопадом брызг.
   Двадцативесельная галера, одна из немногих оставшихся от римского флота, неслась им навстречу из дальнего конца залива. Гребцы мощно работали веслами, а поравнявшись с броненосцем, изящно развернулись. Было видно, что это настоящие моряки, куда более умелые, чем те, кто последние четыре недели тренировался на берегу. Гребцы почти касались веслами борта «Суздаля», без труда удерживаясь рядом с броненосцем.
   — Есть донесения от сторожевиков? — спросил у них Марк, пытаясь перекричать рев ветра и машин.
   — Мы опять видели этот корабль и прогнали его. Эндрю облегченно вздохнул. Сторожевые суда охраняли территорию почти в тридцать миль. Неделю назад была замечена быстрая карфагенская галера. Римляне не могли догнать ее, а она упорно избегала боя, тут же скрываясь, едва они пытались к ней приблизиться. Хорошо, хоть сегодня утром ее нет поблизости. Долго ли еще удастся держать Кромвеля в неведении? Если Тобиас вернется сюда на «Оганките», он может закупорить устье Тибра и все их планы полетят к черту.
   — Вот наша цель! — воскликнул Буллфинч, указывая в сторону берега.
   Эндрю поднял к глазам полевой бинокль. В нескольких сотнях ярдов от них на волнах покачивался плот, на котором возвышалась мишень. Это была стена, покрытая двойным слоем рельсов и несколькими слоями шпал.
   — Ради этого мы сейчас здесь, — с дрожью в голосе произнес Эндрю. — Спущусь на батарейную палубу.
   — Эй, ты помнишь, что мы еще не знаем, насколько надежны эти пушки? — крикнул ему Эмил, когда он был уже на крыше рубки.
   Эндрю ответил ему вымученной улыбкой и начал спускаться вниз по лестнице.
   На несколько мгновений он задержался в тесной рубке, смотря на затянутое облаками небо, видневшееся в отверстии люка. Сделав глубокий вдох, Эндрю поставил ногу на верхнюю ступень лестницы, ведущей на батарейную палубу. Пару секунд спустя он уже был внизу. Почувствовав под ногами пол, Эндрю выпрямился и тут же крепко выругался, стукнувшись головой о низкий потолок. Канониры заухмылялись, но благоразумно промолчали.
   — К стрельбе готовы? — резковато спросил Эндрю, морщась от боли и проклиная свою неловкость.
   — Для того здесь и торчим, сэр.
   Услышав знакомый голос, Эндрю улыбнулся, и его настроение сразу же улучшилось. О'Мэлли, один из ветеранов 44-й, давно уже был командиром батареи, но сейчас вновь встал к орудию.
   Испытание первой карронады провели четыре дня назад, ее ствол едва успел остыть после грубой токарной обработки на станке, спешно сконструированном Джоном из бывшей бурильной машины.
   Эндрю оценивающе осмотрел орудие. Конечно, приземистой, бочкообразной пушке не хватало изящества драгоценных о'дональдовских «наполеонов». Длина ствола составляла всего четыре фута. Внутри он был укреплен листовым железом. Такими же листами для большей надежности была обернута казенная часть пушки. Для наружной полировки орудия времени не хватило, и на неровной поверхности ствола уже проступили следы ржавчины.
   Лафета не было; пушка лежала на грубо сколоченной тележке и крепилась к ней при помощи большого кольца, скрученного из куска рельса и припаянного к стволу снизу. Да, эту конструкцию никак нельзя была назвать элегантной, но от этого она не выглядела менее устрашающей. Эндрю нагнулся и посмотрел сквозь отверстие пушечного порта. Вдалеке на волнах покачивался плот-мишень.
   Над его ухом раздался протяжный свист, он поднял голову и вытащил затычку из переговорной трубы.
   — Я поведу корабль прямо на плот, — сообщил Буллфинч. — Когда парни будут готовы к стрельбе, дайте мне сигнал. После этого цельтесь и палите сколько хотите.
   — Сначала попробуем пострелять с четырехсот футов, а там видно будет, — отозвался Эндрю.
   — Выкатить орудие! — рявкнул О'Мэлли. Орудийный расчет кинулся к пушке, с помощью блока ствол орудия передвинулся вперед, и его дуло на несколько дюймов высунулось наружу.
   О'Мэлли сгорбился над орудием, прицеливаясь. Затем он ухватился за ганшпут и приподнял ствол вверх. — Вытащить клин на одно деление! Один из канониров тут же взялся за тяжелый треугольный клин, лежавший под казенником, и слегка потянул его на себя. О'Мэлли кивнул и опустил ствол. — Поберегись!
   Другой канонир протянул ему пальник. Ирландец встал сбоку от орудия и поднес пламя к запальному отверстию.
   Порох в казеннике вспыхнул, пламя взметнулось вверх почти до потолка. Раздался оглушающий грохот, карронада откатилась назад, и вся батарейная палуба наполнилась дымом.
   У Эндрю зазвенело в ушах. Отчаянно кашляя, он нагнулся к орудийному порту, и они с О'Мэлли чуть не стукнулись головами.
   Ядро плюхнулось в море, не долетев до плота ярдов сто, к тому же на пятьдесят с лишним ярдов правее, чем нужно. С верхней палубы донеслись разочарованные возгласы.
   О'Мэлли выглядел озадаченным.
   — Слишком большое расстояние для выстрела прямой наводкой, сэр. Надо подойти поближе.
   Эндрю не хватало воздуха для слов, и он ограничился кивком.
   — Заряжай! — скомандовал О'Мэлли.
   Его подручный открыл крышку люка в середине палубы. Оттуда моментально высунулся мальчик, передавший канониру пороховой заряд. Секунду спустя мальчик вновь исчез в темном отверстии и закрыл за собой люк.
   «Суздаль» продвигался вперед, и мишень становилась все ближе.
   Эндрю подумал, что перерыв между выстрелами гораздо больше, чем обычно, когда стреляют четырехфутовыми ядрами. На суше они за это время успели бы выпустить шесть или семь снарядов.
   Наконец один канонир забил в ствол порох, а два других с трудом доволокли до орудия тяжелый снаряд, взятый с прикрепленной к стене стойки, и, кряхтя, вогнали его в жерло орудия.
   Пушку снова подкатили к порту.
   До плота оставалось менее ста ярдов.
   — Остановите корабль, — сказал Эндрю в переговорную трубу. — Хочу посмотреть, что у нас получится вблизи.
   Машины внизу смолкли, но влекомый инерцией корабль продолжал продвигаться вперед.
   — Очистить верхнюю палубу, — приказал Буллфинч. — Нас может задеть обломками.
   Все наблюдатели поспешили укрыться за бронированной орудийной башней, и Эндрю услышал топот ног у себя над головой.
   — Полный порядок! — крикнул Буллфинч. Пятьдесят ярдов до цели. Эндрю дал знак О'Мэлли.
   — Огонь!
   Эндрю показалось, что от грохота у него сейчас расколется голова. Подбежав к орудийному порту, он увидел, что плот раскачивается на воде, грозя вот-вот перевернуться.
   В углу мишени была огромная вмятина, и из дерева торчали в стороны концы рельсов.
   «Суздаль» все еще не мог остановиться.
   Эндрю по пояс высунулся в отверстие бокового порта, и Марк помог ему выбраться на палубу.
   — Ужасное зрелище, — прошептал римлянин. Броненосец как раз проходил мимо раскачивающегося плота, и Эндрю смог в подробностях разглядеть последствия произведенного выстрела.
   От вмятины в небо поднимался дымок. Рельсы были согнуты и перекручены, а те два, на которых пришелся основной удар, были сломаны посредине.
   Когда «Суздаль» миновал плот, Эндрю удалось осмотреть заднюю сторону мишени. Несколько шпал прогнулись, деревянная стенка растрескалась, и все вокруг было засыпано щепками.
   — Ядро не прошло насквозь! — с разочарованием воскликнул Эндрю.
   — Ну и слава Богу, — заметил Эмил. — Вспомни, что это образец нашей брони.
   — Думаешь, у него броня хуже? — спросил Эндрю. — И не забывай, что у нас карронады, а у него длинноствольные пушки, у которых пробивная сила гораздо больше.
   — С этим ничего не поделаешь, — вздохнул Эмил. — Зато мы готовились к морскому сражению, а он — нет. Так что броня у него может быть куда тоньше, чем наша.
   — Мы всегда можем увеличить заряд и использовать стальные цилиндрические снаряды, — добавил Буллфинч.
   — Слишком большой риск для орудий и для людей, — возразил Эндрю. — У меня нет лишней пушки для такого испытания.
   — Не исключено, что в итоге нам все равно придется рискнуть, — задумчиво произнес Марк.
   Эндрю выдавил из себя слабую улыбку и обвел взглядом начинающих капитанов…
   — Тогда Тобиасу мало не покажется, — бодрым голосом сказал он. — Ладно, нам пора возвращаться. Буллфинч, дайте самый полный вперед. Я спущусь в машинное отделение.
   Эндрю направился на корму. Из двух труб все еще поднимались белые клубы дыма, и в то же время мощные вентиляторы закачивали в машинное отделение наружный воздух для охлаждения котлов.
   Дойдя до люка, Эндрю сделал глубокий вдох и полез вниз.
   По обе стороны от него виднелись раскаленные докрасна котлы. В темном, наполненном дымом помещении было жарко, как в печке. Он еще не преодолел и половины лестницы, когда кожаные ремни, идущие от машин, начали крутиться, постепенно ускоряясь. Эндрю никогда в жизни не доводилось слышать такой ужасающей какофонии, в которой переплелись рев паровых машин, грохот поршней и свист приводных ремней. Когда он достиг пола, у него было такое чувство, что он принял ванну; его мундир впору было выжимать.
   Вдруг из кромешной тьмы возникла фигура Фергюсона. В красном отсвете, исходящем от топок и нескольких тусклых ламп, он весьма смахивал на черта.
   — А я-то думал, что настоящий ад — это батарейная палуба, — воскликнул Эндрю.
   — Там в худшем случае чистилище, — отозвался Чак. — Ад находится здесь.
   Раздался пронзительный свист, и Фергюсон приник ухом к переговорной трубе.
   — Самый полный вперед, — заревел он, услышав команду Буллфинча.
   Два раздетых до пояса машиниста осторожно передвинули рукоятки вперед; кочегары подбросили в топки дров.
   Шум усилился, и Эндрю с беспокойством огляделся по сторонам. Ведущие валы, окутанные паром, грохотали; кожаные ремни жужжали и визжали.
   — Держитесь! — донесся до него голос Фергюсона. Стало еще жарче, чем раньше, и у Эндрю появилось чувство, что ему в голову забивают раскаленные гвозди. Казалось, наступил конец света.
   Послышался едва слышимый свист, и Чак склонился к переговорной трубе.
   — Расков, лево руля. Чарли, убавь мощность своего двигателя на одно деление.
   Рядом с рулевым колесом, находившимся между паровиков, тут же возник невысокий Суздалец. Вдруг судно сильно накренилось.
   — Что там вытворяет этот Буллфинч? Эндрю почувствовал, что палуба у него под ногами начала качаться, то опускаясь, то поднимаясь. Его мозг пронзила ужасная мысль, что он может задеть приводные ремни и его разорвет на части. Эндрю судорожно уцепился за деревянную стойку, безуспешно пытаясь скрыть свой страх. — Выровнять руль!
   Расков кивнул и, испуганно улыбаясь, вернул штурвал в исходное положение. Боковой крен прекратился, но колебания палубы вверх-вниз только усилились.
   По лицу Эндрю градом катился пот, и к горлу подступила тошнота.
   Вдруг где-то наверху раздался пронзительный визг. — Соскальзывает правый приводной ремень! — воскликнул Чак. — Надо быстро укрепить его. Уменьшить скорость до средней!
   Фергюсон перевел взгляд на Эндрю: — Мне кажется, вам лучше вернуться на верхнюю палубу, сэр.
   Крепко держась рукой за стойку, Эндрю посмотрел на узкую лестницу, ведущую наверх. По обе стороны от нее с бешеной скоростью вертелись приводные ремни. Пол то уходил у него из-под ног, то подбрасывал его к потолку.
   — Отсюда есть другой выход? — пересохшими губами прошептал Эндрю.
   — Эй, Гарри, остаешься за главного! — крикнул Фергюсон, подхватывая полковника под руку. — Пойдемте, сэр.
   Их путь лежал между высокими поленницами. Несколько человек занимались подачей дров к топкам на корме — ненасытные котлы быстро пожирали все и постоянно требовали добавки. Наконец они добрались до тяжелой двери, и Чак с усилием распахнул ее, таща Эндрю за собой. Затем инженер наглухо закрыл дверь. Здесь было гораздо тише, чем в машинном отделении, но так же жарко. Это была узкая комната, освещаемая тусклым светом единственной свечи, закрытой стеклянным колпаком. Эндрю решил, что она напоминает гроб.
   — За следующей дверью зарядный погреб, — сообщил ему Фергюсон. — Мы соорудили эту промежуточную камеру для большей безопасности, чтобы туда не могла попасть искра из машинного отделения.
   — То есть если у вас там что-нибудь произойдет, люди смогут выбраться оттуда только сквозь эту душегубку или по лестнице, где тебя может перерезать ремнем пополам? — недоверчиво спросил Эндрю.
   — У нас не было времени придумать что-нибудь получше, сэр. Из порохового погреба есть проходы в дровяной склад и помещения на носу корабля, но нам туда не добраться. К тому же, если у нас протаранят корму или ядро пробьет борт ниже ватерлинии, нам не понадобятся спасательные люки. Когда холодная вода зальет котлы, их стенки не выдержат. На нас выльются тонны кипятка.
   Эндрю потрясено уставился на Фергюсона. Голос инженера звучал так спокойно и деловито, словно он говорил о каких-то обыденных и малозначительных вещах.
   — Пойдемте, сэр. Вам лучше побыстрее очутиться на свежем воздухе…
   Чак постучал во вторую дверь. Через секунду она распахнулась, и на пороге появился мальчик из порохового погреба.
   — Пойдемте, — повторил Фергюсон и потащил Эндрю за собой.
   Корабль продолжало бросать вверх-вниз. Как и промежуточная камера, пороховой склад освещался одной-единственной свечой, защищенной стеклом. Эндрю с трудом различал деревянные корзины, в которых находились завернутые в холст пороховые заряды. Все помещение было объемом со шкаф. Запах стоял отвратительный, и лицо подносчика пороха было зеленого цвета.
   — Мне нехорошо, — пробормотал Эндрю. Фергюсон ринулся к переговорной трубе.
   — Все огни потушены? — заревел он. — Откройте этот долбанный люк — мы с полковником поднимаемся наверх.
   Мгновение спустя крышка люка у них над головой была откинута, и в появившемся отверстии возникла физиономия О'Мэлли. Эндрю начал было подниматься по лестнице, но качка была такой сильной, что ему никак не удавалось ухватиться рукой за верхнюю перекладину и не потерять равновесия.
   — Господи, за что мне такие муки, — простонал он.
   — Не падайте духом, сэр, — произнес О'Мэлли. В его голосе слышалась чуть заметная ирония.
   Ирландец по пояс просунулся в люк и схватил Эндрю за запястье.
   — Все, я держу вас. Поднимайтесь.
   Силы Эндрю были на исходе, он еле передвигал трясущиеся ноги, и в итоге О’Мэлли пришлось тащить его, как морковку. Если раньше батарейная палуба казалась ему адским пеклом, то после машинного отделения его пробил здесь озноб.
   — Отпустите меня, — выдавил он и, шатаясь, доплелся до пушечного порта в носовой части «Суздаля». Эндрю высунул голову наружу и наконец изверг содержимое своего желудка.
   — Твою мать, придурок, смотри, куда ты блюешь! Хоть я и доктор, мне все равно не нравится, когда кто-то блюет на мои новые ботинки.
   — А ты будь бдителен, — посоветовал ему Эндрю, и тут его скрючило в новом приступе рвоты.
   — Тебя все еще беспокоит морская болезнь? — сахарным голосом поинтересовался Эмил.
   — Заткнись, гад, — обессилено прошептал Эндрю. Его, слава Богу, отпустило, и он с наслаждением вдыхал свежий воздух.
   — Вылезай оттуда, сынок. Ты представляешь собой жалкое зрелище.
   Эндрю вяло попытался пролезть сквозь отверстие порта, и, возможно, через несколько лет ему бы это удалось, но О'Мэлли буквально выпихнул его из своих владений, и Эндрю мешком свалился на палубу. В довершение всех бед оказалось, что он приземлился прямо в остатки своего завтрака.
   Возле орудийной башни собралась целая толпа, с интересом наблюдавшая за злоключениями своего командира.
   — Чертовы ублюдки, вам что, заняться нечем? — проревел он.
   Палуба мигом опустела, но с противоположной стороны башни до него донесся приглушенный смех.
   — Господи Иисусе, — вздохнул Эндрю. Он наконец поднялся и облокотился на бронированную обшивку.
   Качая головой, Эмил вытащил носовой платок и вытер лицо друга.
   — Ты великий полководец, Эндрю, но моряк из тебя никакой.
   — Эмил, там, внизу, настоящее пекло. Не меньше шестидесяти градусов.
   — Я слышал, что на старине «Мониторе» температура поднималась чуть ли не до девяноста.
   — Только сумасшедший может добровольно пойти служить на броненосец!
   — Кому-то приходится выполнять эту работу, — заметил доктор, стряхивая за борт грязь со своего платка.
   Как заботливый отец, ухаживающий за больным ребенком, Эмил помог Эндрю снять шерстяной мундир, рубашку и фуфайку. Сморщив нос в притворном отвращении, он запихал промокшие от пота тряпки в отверстие ближайшего пушечного порта.
   Холодный ветер тут же набросился на Эндрю, и полковник задрожал.
   — Давай-ка прогуляемся до кормы, укроемся от ветра, — предложил Эмил, обнимая Эндрю за талию.
   Они обошли каземат и присели. При их появлении собравшиеся там люди деликатно удалились к левому борту.
   — Как я буду командовать битвой, если я не могу спуститься в трюм? — в отчаянии воскликнул Эндрю.
   — Ты ведь генерал, или адмирал, если тебе так больше нравится. Ты должен находиться наверху и важно разгуливать по палубе, сверкая пуговицами на новом мундире. А внизу пусть работают те, у кого это лучше получается.
   — Я никогда так не поступал, — вздохнул Эндрю. — Я никогда не требовал от солдат того, на что не был способен сам.
   — Есть вещи, на которые ты не способен, Эндрю. На этот раз все будет иначе. Тебе не придется нестись во главе атакующей пехоты. Послушай, я всегда считал, что ты просто псих, если позволяешь себе такой риск. Будь доволен, что отделался потерей левой руки. С тех пор как я оказался в Тридцать пятом, я всегда боялся, что однажды тебя принесут ко мне мертвым. Редко какому полковнику удавалось пережить хотя бы два боя, если он вел себя так, как ты. Эндрю слабо улыбнулся.
   — Я каждый раз боялся до смерти, — тихо признался он. — Но я не мог иначе. Я видел такой же страх в глазах своих мальчиков, которым предстоял первый в жизни бой, — вспомни Винсента, — и должен был что-то сделать, чтобы помочь им.
   — Ты всегда побеждал.
   — Даже при Геттисберге, — слабым голосом произнес Эндрю. — Потерянная рука — невысокая цена за ту победу.
   — Не беспокойся, в этот раз все тоже будет в порядке.
   — Сначала я почти теряю сознание, потом меня выворачивает наружу — и все это при спокойном море. А если, когда мы столкнемся с Тобиасом, разразится буря? Я буду блевать, как подыхающий пес. И это еще не все. Я побывал в орудийной башне, там стоит страшная, непереносимая жара Как можно находиться там во время боя? Я буду отрезан от своих людей, Тридцать пятый полк разбросан по разным кораблям, и я не смогу видеть своих солдат, смотреть им в глаза, знать, о чем они думают. Как я пойму, способны ли они выдержать этот кошмар? — Эндрю оборвал себя и несколько секунд помолчал. — Я ни шиша не понимаю в морских сражениях, а Кромвель знает о них все, — с горечью заключил он.
   — Да ладно, сынок, никто не знает всего, — успокаивающе произнес доктор.
   — «Шах и мат», — прошептал Эндрю. — Пока что каждый его ход оказывался лучше моего. Он вынуждает меня играть на его поле. Даже когда мы сражались с Тугарами, я имел четкое представление об их тактике. В какой-то момент у меня появилось чувство, что я могу читать мысли их старого полководца. — Судно снова качнуло, и с губ несчастного Эндрю сорвался стон. — А теперь… теперь я блуждаю в потемках.
   — Просто в этот раз правила игры будут слегка другими, — тихо отозвался Эмил, снова вытирая платком лицо своего друга. — У тебя есть Буллфинч, — слава Богу, что он перешел от Кромвеля к нам. Это отличный парень, пожалуй, слегка нервный, но, я думаю, он умеет брать себя в руки. И еще у тебя есть Марк. Вспомни, кроме броненосцев у нас еще почти сто галер, и римляне жаждут мести. В решающий момент ребята не подведут тебя. — Эмил поднялся на ноги и склонился над Эндрю. — И ты не подведешь их.
   С другой стороны башни кто-то прочистил горло, явно пытаясь привлечь их внимание.
   — Помоги мне подняться, док, — попросил полковник.
   Эмил немедленно выполнил эту просьбу.
   — Как я выгляжу?
   — Лицо зеленовато, — покачал головой доктор. — А уж запах от тебя идет… Впрочем, вид у тебя куда лучше, чем пару минут назад.
   Оставив Эндрю, Эмил заглянул за угол бронированной башни и вернулся оттуда с Буллфинчем. Юный капитан нерешительно приблизился к Эндрю:
   — Извините, если помешал вам, сэр.
   — Все нормально, Буллфинч. Что там у тебя?
   — Я просто хотел доложить, что мы возвращаемся в реку.
   Эндрю поднял голову и увидел, что банка осталась позади и береговая линия стала ближе. Вдруг он почувствовал, что качка почти прекратилась.
   — Море сегодня волнуется, — извиняющимся голосом произнес Буллфинч.
   — И сильно?
   — Ну, высота волны достигает около трех футов. Эндрю усмехнулся:
   — Сынок, я из Мэна. Я видел, как люди плавали при высоте волны в пятнадцать футов. Но все равно спасибо за участие. — О, сэр, здесь ведь не Атлантика. Ваша морская болезнь пройдет дня за два. Кроме того, на этом корыте я боялся бы волны и в шесть футов.
   — Звучит утешающе, — сказал Эндрю. — А как обстоят дела сейчас?
   — Фергюсон сообщил, что у нас соскальзывает правый приводной ремень. Если скорость больше малой, появляется вибрация. Я думаю, что средним ходом мы делаем около четырех узлов и при такой скорости мы достигнем Суздаля за шесть дней. Поскольку галеры пройдут весь этот путь на веслах, нас это вполне устроит.
   — Ты славно потрудился, сынок, — похлопал его плечу Эндрю.
   — Спасибо, сэр, — просиял Буллфинч.
   — Эмил, приведи сюда остальных. Буллфинч, заводи корабль в реку.
   Юноша вытянулся по стойке «смирно» и вскинул руку в боевом приветствии. Развернувшись через плечо, он направился к лесенке, ведущей на крышу рулевой рубки и через несколько секунд был уже наверху.
   Вскоре появились офицеры, ведомые Эмилом. В их взглядах, направленных на Эндрю, читалось беспокойство.
   Полковник незаметно вздохнул. Без своего мундира, да еще и без рубашки, он чувствовал себя просто голым. Эндрю всегда стеснялся своей бледной, впалой груди с выступающими ребрами и внезапно почувствовал себя крайне неловко. Он заметил, что многие украдкой поглядывают на обрубок его левой руки, ампутированной чуть выше локтя. Его правая рука инстинктивно взметнулась вверх, прикрывая культю, и все отвели взгляды. Эндрю мысленно выругался и опустил руку.
   — Полковник Майна, доложите обстановку.
   — Одиннадцать броненосцев готовы к отплытию. Все припасы на борту, котлы в порядке, проведены короткие учебные плавания на реке. Семь броненосцев находятся в завершающей стадии постройки. Осталось только установить орудия. На все это потребуется еще два дня. С тремя броненосцами возникли трудности. У одного обнаружилась трещина в трюме, и он протекает, как решето. Второй оказался очень неустойчивым и в любую минуту может перевернуться. На третьем неправильно установлен двигатель. Нам придется разобрать палубу, поменять положение машины и снова положить доски и броню. Это займет не меньше пяти дней — после этого корабль может попробовать нас догнать.
   — Галеры?
   — Перед нашим отплытием со стапелей сошла семьдесят вторая. Через два дня у нас будет еще двадцать восемь галер — на восемь больше, чем планировалось изначально, так как у нас нашлись дополнительные материалы. Пока строятся эти суда, мы успеем загрузить все припасы.
   — Спасибо, Джон. Как всегда, ты сделал чудо реальностью.
   — Скажите спасибо Фергюсону и Буллфинчу, — отозвался Джон. — Я занимаюсь интендантской работой, а придумали все они.
   Эндрю кивнул и повернулся к начинающим капитанам:
   — Господа, сегодня вечером мы начинаем выводить из доков наши броненосцы. Якорная стоянка будет рядом с развалинами Остии. Туда ваши суда будут тянуть на буксире галеры, потому что никому из вас я не могу доверить управлять судном в реке. Дальше вы будете предоставлены самим себе. Даю вам один день попрактиковаться в кораблевождении за банкой. Туда вас опять отведут на буксире, и обратно тоже. Посмотрите, как корабли ведут себя во время качки и можете ли вы справиться с разными непредвиденными трудностями. И постарайтесь ничего не сломать!
   Заключительное напутствие Эндрю было встречено нервным смехом.
   — Потому что, если произойдет поломка, вы останетесь здесь, — спокойно пояснил полковник, — и я потеряю одно судно. А в решающей битве с Кромвелем каждый корабль будет на счету.
   С лиц офицеров тут же исчезли улыбки. — Мы отплываем в Суздаль через три дня.
   Прячась за кустами, разведчик пробирался обратно к укрытию. Наконец он проскользнул в свою нору и забросал вход ветками.
   Последний патруль прошел близко, совсем близко. Если бы один из дозорных не свернул в сторону, чтобы облегчиться, они бы наткнулись на него.
   Разведчик улыбнулся при этой мысли.
   Причин этой войны он не знал, да они его и не волновали. Главное, его семье не грозят убойные ямы мерков. С наступлением ночи он выберется наружу и побежит к скалам. До них далеко, но он успеет. Когда Большое Колесо достигнет высшей точки, галера вернется за ним. Он расскажет своим, что видел корабль, напоминающий дьявольские машины Кромвеля, и, может быть, они вернутся к русскому городу.