Гаркушев Евгений Николаевич. Обойдемся без магии!

   Хорошо известно, какая свита обычно бывает у таких негодяев, как Лузгаш. К власти после его гибели пробьется самый подлый, самый кровожадный, самый беспринципный. И его правление может принести только смуты, кровопролития и бедствия – как для собственной армии, так и для окружающих народов. Причем для них – в первую очередь.
   Я равнодушно отвернулся от своих друзей и, слегка пошатываясь, пошел прочь – в сторону города, подальше от трибуны. Все наши соседи должны были видеть, что я ушел с торжища в город. А тот человек, который нападет на Лузгаша, придет совсем с другой стороны. Он будет одет по-другому, у него будет другой рост и другая походка. Точнее, походки у него вообще не будет. Он будет двигаться, как тень летящей птицы.
   Неподалеку от помоста приведенные Заурбеком местные певцы запели славицу новому князю Бештауна – Лузгашу Могучему. Повелитель Луштамга восседал на троне, благосклонно улыбаясь. Здешние земли – капля в море. Но всегда приятно обзавестись чем-то новым, приобрести еще несколько тысяч раболепных слуг и выслушать их льстивые речи.
   Я зашел в один из туалетов, которые возвышались на торжище в нескольких местах. Перед народными гуляниями их не стали убирать. Во-первых, как заделать ямы? А во-вторых, в местах с обильной продажей пива туалет должен быть обязательно…
   Укрывшись от посторонних глаз, я снял плащ, обмотал его вокруг левой руки, взял в правую кинжал в ножнах – сбросить их можно будет одним движением – и вышел на воздух. Песня, воспевающая Лузгаша, заканчивалась. Нужно было спешить.
   Я сместился на второй уровень сознания. Движения людей словно бы замедлились. Со стороны казалось, что я двигаюсь неестественно быстро. Но это пока мало кого интересовало. Народ вокруг в большинстве своем был пьян.
   Поддерживая хороший темп, я достиг расстояния выстрела из короткого лука до копьеносцев на верблюдах. Здесь в толпе наверняка дежурили соглядатаи. Я сразу различил трех ближайших по внимательному выражению лица, раздутым, словно принюхивающимся ноздрям и нелепо топорщащейся одежде – на них были кольчуги. Два соглядатая дежурили далеко справа, один был прямо на моем пути.
   Я сместился вправо, хотя путь слева был полностью свободен. Тайных дозорных нужно столкнуть лбами. Увидев мои резкие движения, они бросятся ко мне. Но им потребуется время для того, чтобы опознать своих. К тому же каждый невольно замедлит темп, надеясь, что другой сделает грязную и опасную работу за него. И копейщики на верблюдах тоже будут отвлечены лишними быстро движущимися целями. Особенно если пропустившие меня соглядатаи побегут следом.
   Дозорные рванулись к бегущему, на их взгляд, человеку. На деле я еще не бежал, а быстро шел, экономя энергию. Я отметил, что они все равно не успеют, и перестал обращать на них внимание. Потом слегка расслабился и перешел на третий уровень сознания.
   Переход дался мне нелегко. К любой концентрации внимания и сил нужно готовиться. Соответственно питаться, соответственно тренироваться, соответственно думать, да и вообще вести нужный образ жизни в течение некоторого времени, хотя бы трех дней. А я вел жизнь, далекую от аскетической. И всего полчаса назад ел всякую дрянь – соленые орешки с пивом. Что может быть вреднее для организма? Хорошо, что я выпил только стакан и не поддался искушению съесть побольше орехов…
   Худо-бедно, но я перешел на третий уровень и закрепился на нем. Неплохой результат без предварительной подготовки. Я ведь не магистр и даже не полный мастер. Лучший результат, которого мне удавалось достигать, – это переключение на долгое время на четвертый уровень и кратковременные переключения на пятый Как известно, полные мастера ведут бой на пятом уровне, а магистры могут неограниченно долго пребывать на седьмом. Правда, выигрыша в движениях это почти не дает. Наше физическое тело слишком медлительно, чтобы разница между седьмым и четвертым уровнем давала себя знать. Но на седьмом уровне за малую толику времени можно просчитать несоизмеримо большее количество вариантов, нежели на четвертом. И сформулировать массу идей и образов. Это особенно важно в бою с использованием магии, но дает слабое преимущество там, где магия бессильна.
   Для моих нынешних целей третьего уровня должно было хватить с избытком. Вряд ли кто из воинов и телохранителей Лузгаша мог переключаться – разве что интуитивно, самостоятельно найдя пути к этому умению. И уж наверняка никто не мог подняться выше второго уровня.
   Копейщики на верблюдах засуетились. Они еще не поняли, в чем дело. Просто информационное поле толпы стало излучать тревогу. Кого-то я слегка толкнул, кого-то бесцеремонно расшвыряли соглядатаи, кто-то шарахнулся от быстро бегущего человека. Некоторые всадники привстали на стременах, другие начали искать цель, вращая пикой.
   Верблюды были уже рядом. Красные уставшие глаза, пена на губах – животные пробежали изрядное расстояние, а всадники даже не потрудились слезть с них. Чтобы внести дополнительную панику в ряды противника, я решил помочь одному из верблюдов.
   Движение, которое я задумал, было не очень сложным, но достаточно рискованным. В бою против мастера я бы никогда на него не решился.
   Отведя пику изумленного всадника, который заметил прямо перед носом своего верблюда бегущего к помосту незнакомца, я подпрыгнул, ухватился за пику и потянул ее на себя. Копьеносец, естественно, не выпускал оружия из рук. Рефлекс удержания оружия доминирует у любого воина. Поэтому всадник полетел вниз, запутываясь в стременах.
   Пожалуй, это был неплохой боец. Возможно даже, ему удастся встать. Чуть позже. Но это не имело ровно никакого значения. Так же, как и то, что два соседа выбитого из седла воина разворачивали свои пики в мою сторону. Когда они изготовятся нанести удар, я уже буду далеко.
   Прыгать на спину верблюда было чревато непредсказуемыми последствиями и лишними затратами времени. Животное могло взбрыкнуть, попятиться, лягнуть незнакомца. Все это неопасно, но вносит сумятицу в планы и задерживает. Поэтому я перелетел через верблюда и опустился на ноги, сразу снова подпрыгнув. Лишний маневр – ведь никто не ожидал здесь моего появления, никто не стрелял и не пытался пригвоздить меня пикой к земле.
   Помост возвышался над землей метра на два. На пятом уровне я бы мог запрыгнуть на него с земли, сразу встав на ноги. Сейчас, с оружием, в тяжелой одежде и с пивом, булькающим в животе, такой маневр мог дорого обойтись.
   Я прыгнул по-другому – как делают легкоатлеты, через спину, – и вкатился на помост.
   Два воина с обнаженными саблями были готовы к чему угодно, но только не к тому, что противник проползет у них под ногами. Пока они соображали, куда делся враг, я уже был рядом с Лузгашем.
   Повелитель Луштамга не утратил присутствия духа. То ли он не понял, что происходит, то ли надеялся, что воины его защитят, то ли действительно был храбрым человеком. Он потянулся к церемониальному кинжалу с рукоятью, украшенной крупными рубинами, но было ясно, что к нужному сроку он не успеет его вынуть.
   Хотя как знать? Справа от Лузгаша я заметил невысокого старика, заносящего для удара свой посох. Мысленно я вздрогнул. Старик был настоящим мастером. Сейчас он находился определенно не на первом и не на втором уровне сознания. А ведь ему было отведено на переход не больше трех, максимум пяти секунд, даже если он заметил меня в толпе еще раньше соглядатаев!
   Схватка с таким противником страшна даже один на один. Что же говорить о случае, когда вся свора Лузгаша готова наброситься на меня? Старику нужно лишь выиграть пару секунд…
   Единственным разумным выходом в данной ситуации было поспешное бегство. Любой магистр поступил бы именно так. Но я не был магистром. Моего подвига с горящими глазами и надеждой в сердце ждала Эльфия. На меня уповала Валия. Я не мог обмануть их ожиданий после того, как они не обманули моих.
   Впрочем, любой магистр понял бы, что старик рядом с Лузгашем – не боец. Да, он двигался очень быстро. Но в движениях его не было силы и отточенного мастерства. Он привык сражаться с врагами силой слова – оружием гораздо более действенным, чем меч. И даже сейчас он потерял несколько мгновений, шепча какие-то слова, совершенно бесполезные в мире без магии.
   Сильным ударом я отвел посох в сторону. Старик знал об этом ударе, предвидел его заранее, но не мог ничего поделать. Силы его мускулов не хватило, чтобы остановить движение моей руки, сломать ее и отбросить в сторону. Он вновь попытался произнести заклинание. Напрасный труд!
   По-хорошему, вражескому магу – чрезвычайно опасному субъекту, попавшему в столь щекотливую ситуацию, – обязательно нужно было свернуть шею. Разговоры о благородстве, о том, что нельзя убивать безоружных, хороши лишь для рыцарского поединка. Но у меня не было времени. Или старик, или корона.
   Я выбрал корону. И потому, что обещал девушкам именно это. И потому, что убийство мага не прошло бы безнаказанным для жителей Бештауна. Лузгаш вполне мог посадить на кол каждого десятого, присутствовавшего на площади. Да и убивать беспомощного в данный момент старика, несмотря на все рассуждения о логике войны и отсутствии в ней благородства, мне не хотелось. Не те книги читал я в детстве, и даже школа Лаодао не перевоспитала меня полностью.
   Корона играла на солнце всеми цветами радуги. Я сорвал ее, не слишком заботясь о целости головы Лузгаша. Повелитель Луштамга упал с трона на доски, покрытые ковром. Кинжал с рубиновой рукоятью вылетел из ножен и долетел до самого края помоста.
   Счастливая мысль посетила меня. Похищение короны – дело политическое, за которое всякий правитель вправе применить репрессивные меры к бунтовщикам. Похищение двух ценных предметов – просто грабеж. А за грабеж в ответе только тот, кто его совершает. Конечно, такие понятия применимы для цивилизованного общества, но и Лузгаш, наверное, может вести себя цивилизованно. Если ему это выгодно.
   Я подхватил кинжал, рубины которого стоили не одну сотню золотых, той же рукой, в которой держал свой. С короной в одной руке, с двумя кинжалами в другой я спрыгнул с помоста.
   Драться с занятыми руками нелегко. Но мне не пришлось драться. Копейщики на верблюдах все еще собирались отражать агрессию извне, и я просто пробежал мимо двух верблюдов. Люди из толпы шарахались от меня, заранее расчищая дорогу. Точнее, не преграждая путь – расступиться у них просто не было времени.
   Вслед мне не стреляли – Лузгаш не выставил на площадь лучников, очевидно опасаясь предательства. Ведь кто-то из них мог пустить стрелу и в него! Но погоню снарядят, скорее всего, в ближайшее время.
   Немного подумав, я на ходу надел корону на голову. В правую руку взял обнаженный кинжал Лузгаша, в левую переложил свой. Корона пришлась как раз впору. И кинжал повелителя Луштамга был очень удобным, несмотря на обилие украшений.
   Теперь я был во всеоружии и не боялся никого. Сзади, словно разворошенный муравейник, шумела площадь. В несколько прыжков я пересек тракт и скрылся в кривых переулках.
 
   В ушах худела кровь, сердце бешено стучало. Как ни тренируйтесь, а пробежать, не сбавляя скорости, несколько километров – задача сложная. Даже для лошади.
   Скрывшись из вида толпы, я продолжал убегать по пустынным улицам. Бештаунцы или ушли на торжище, или боялись высунуть нос из дома.
   Спрятать добытые вещи и повернуть обратно было слишком опасно. Корону и кинжал могли найти, если бы я их оставил – зачем тогда затевалась эта беготня? А после происшествия не стоило ждать от воинов Лузгаша лояльности. Они будут обыскивать всех, даже тех, кто с беззаботным видом идет им навстречу. Я бы на их месте поступил именно так.
   Преодолев километра три, я остановился, в безлюдном месте снял с руки плащ, спрятал в него кинжал Лузгаша и корону. Теперь я не слишком отличался от добропорядочного гражданина. Подозрительным был только сверток в руках.
   Настало время повернуть. По широкой дуге огибая город, я возвращался домой. Не исключено, что там уже шел обыск. Наверняка контрразведка Лузгаша выяснила, что дом снят недавно. Он под подозрением в первую очередь. А если дело дойдет до обыска, опознают и Валию, и Эльфию, и Лакерта. Все они числятся в розыске. И зачем я только согласился с идиотским предложением девушек?
   Народ расходился с площади. Два парня брели, ожесточенно жестикулируя.
   – Ну что, короновали? – спросил я у них. Парни наверняка не были подставными агентами.
   – Да уж, короновали! – восторженно начал рассказывать один, но другой резко дернул его за рукав, приняв меня за человека Лузгаша.
   – Короновали, – заявил он. – Мы ушли сразу после этого и ничего больше не видели.
   – Да, – помрачнел первый. Ему по-прежнему хотелось рассказать захватывающую историю, но он понял, что ни к чему хорошему это не приведет.
   – Я не из агентов Лузгаша, – попытался я уверить парней.
   – Все вы так говорите, – холодно отрезал второй парень, поворачиваясь ко мне спиной.
   Быстрым шагом я дошел до дома, который мы снимали. Признаков вражеской активности вокруг него видно не было.
   Готовый ко всему, я перешагнул порог. Девушки сидели в гостиной. Даже не сняли плащей. Увидев меня, они вскочили. Лица осветились радостью, но в глазах застыла тревога.
   – А где Лакерт? – спросил я.
   – Он остался на площади, – ответила Валия.
   – И до сих пор не пришел?
   – Да, – подтвердила Эльфия.
   – Плохо. Он может привести хвост. Точнее, его могут поймать, и тогда он покажет этот дом.
   – Ты думаешь, у него хватит подлости? – спросила Валия.
   – У него не хватит сил долго противиться пыткам. И он прекрасно об этом знает. Поэтому расскажет сразу все.
   Я вынул из-под плаща корону и протянул ее Валие. Без поклона, не становясь на колени, как поступают в подобных случаях. Я был воспитан в более демократических традициях, а это трудно преодолеть. Да и не нужно.
   – Тебе удалось? – замирающим голосом прошептала Валия.
   – Как видишь.
   Княжна взяла корону в руки и замерла, неотрывно глядя на нее.
   – Отцовская корона, – тихо сказала она. – Спасибо, сэр Лунин. Ты оказал княжескому дому Ботсеплаевых неоценимую услугу. Я назначаю тебя Главным советником и первым беем. Ты будешь вторым человеком в государстве.
   – Спасибо, – вежливо поблагодарил я.
   Легко раздавать титулы несуществующего государства, утратившего силу и власть княжеского дома. Особого восторга новое назначение у меня не вызвало. Хотя так высоко в своей карьере я еще не поднимался. От этой должности один шаг до того, чтобы стать регентом и королем. Как попытался сделать в свое время Заурбек.
   – Это тебе. – Я протянул кинжал с рубинами Эльфие. – Личное оружие Лузгаша. Кстати, Валия, я думаю, что Эльфия больше достойна титула первого бея.
   – Ты отказываешься? – возмутилась княжна.
   – Нет. Я просто знаю, кто сможет работать на государственной службе. Я буду отлынивать от дел управления и церемоний.
   – Нужно выпить за победу, – заявила вдруг княжна, игнорируя мое признание.
   – Выпить – не знаю, – усмехнулся я. – А поесть мне нужно. Просто коленки трясутся. Набегался.
   Эльфия стремглав помчалась на кухню. В это время в дверь громко постучали.
   – Кто это? – ахнула Валия.
   – Мне тоже хотелось бы это знать, – прошептал я, направляясь к двери.
 
   Я распахнул дверь и отступил в сторону, чтобы не попасть под стрелы и дротики. Валия и Эльфия укрылись на кухне. Там было самое маленькое окно, к тому же зарешеченное. Зачем понадобилось ставить решетку на кухню, когда все остальные комнаты решеток не имели, я не знаю. Может быть, когда-то кухня запиралась хорошей, крепкой дверью. Теперь ее не было вовсе. Просто дверной проем с занавеской.
   – А вот и я, – заявил Лакерт, переступая порог.
   – Один? – спросил я.
   – Конечно. Девушки уже должны быть дома.
   – Понятно, – кивнул я. – Что так долго?
   – Смотрел, слушал. Твое выступление произвело настоящий фурор.
   Будто бы невзначай я выглянул во двор. Похоже, следом за Бардом никто не пришел. Хотя враги вполне могли скрываться за высокой оградой соседнего дома.
   – Ну и что говорили люди? – спросила Валия, входя в комнату и садясь в кресло.
   Эльфия принесла поднос с вареным мясом и караваем хлеба и поставила передо мной.
   – Что призрак возвратился. И что Лузгашу придется несладко, – ответил Бард, жадно взглянув на еду.
   Я кивнул ему, приглашая к столу, хотя и опасался, что мяса на двоих не хватит.
   – А его люди? – спросил я. – Разогнали толпу? Убили кого-нибудь?
   – Как ни странно – нет, – усмехнулся он, отламывая кусок хлеба. – Поначалу Лузгаш был так взбешен, что собирался, по-моему, отдать приказ гвардии атаковать безоружную толпу. У него случаются припадки. Думаю, многих изрубили бы в куски. Но старик, который пытался ударить тебя посохом, остановил его.
   – Выходит, я правильно сделал, что не убил его?
   – Кто знает?
   – Не знаю, кто знает это, а знаешь ли ты самого старика? – спросил я, не слишком стараясь скаламбурить.
   – Лично встречаться доводилось мало, – протянул Вард. – Я ведь состоял при повелителе Луштамга для специальных поручений и двор знаю лишь частично. А старик-главный маг. Вискульт.
   – Что Вискульт? Это такая должность?
   – Нет. Его так зовут.
   – Понятно, – кивнул я.
   – Зачем же ему маг в наших землях? – поинтересовалась Эльфия. – Ведь в нашем мире магия не действует.
   – Каждый маг – не только маг, – пожал плечами я. – Он может быть хорошим советником, талантливым дипломатом, прекрасным стратегом, жестоким мучителем – мало ли кто нужен правителю? Просто другом, в конце концов, если у Лузгаша есть друзья. Кто он, Вард?
   – Он мудрец. Мудрец, который занимается злыми делами. Никто от него не скроется…
   Лакерт передернулся, словно вспомнив что-то ужасное.
   – Тогда он не мудрец, а злобный хитрец, – заметил я. – Настоящий мудрец не может быть злым и служить злу. Потому что зло обречено на поражение.
   Вард посмотрел на меня с косой, едва заметной ухмылкой:
   – Не ожидал от тебя таких слов. Все-таки мужчина в летах. Ты и правда в это веришь?
   – Во что же еще нам верить? Если не верить в это, то и жить незачем.
   – А как же все непотребства, что творятся в мире? Почему зло никак не удается победить полностью и окончательно? Почему страдает столько безвинных?
   – Слабые страдания можно терпеть, а сильные быстро проходят, – ответил я словами древнего философа. – Злой человек может предать другого лютой смерти, но не властен навредить его душе.
   Вард усмехнулся шире:
   – Должно быть, тебе не доводилось бывать в пыточных подвалах. Там продашь все – и душу, и честь, и совесть.
   – Возможно, – согласился я. – Если ты не можешь контролировать боль, то все возможно.
   – И что тогда? Где же доктрина о безоговорочной победе добра?
   – Зло может победить временно, на короткое время и в конкретном месте. Но глобально побеждает добро.
   Лакерт покачал головой и прекратил спор. Мне не удалось убедить его. Но для того чтобы знать то, о чем говорил я, нужно иметь хоть какой-то опыт. Нужно видеть прекрасные миры, купающиеся в блаженстве, обитатели которых страдают лишь потому, что знают о страданиях других существ в менее совершенных мирах, которые тоже поднимаются по лестнице добра и любви.
   Девушки помалкивали, испуганно глядя на нас. Они знали о глобальной борьбе добра и зла только из сказок. Там добро всегда побеждало. Безоговорочно, безоглядно, всегда и везде.
 
   Тени мелькали в городе. И не видно было гонцов, но топот их раздавался в ночной тиши. И не слышно было шагов отдельных воинов, но земля гудела под ногами несметных полчищ. Страшное готовилось в Бештауне.
   Девушки сидели в доме тихо как мыши. Валия не выпускала из рук отцовскую корону, хотя нужно было схоронить ее как можно дальше. Лучше – вообще распилить на кусочки, камни, серебро и золото спрятать в разных местах. Эльфия играла с подаренным мной кинжалом. Рубины в лучах свечей переливались всеми оттенками алого.
   На Лакерта нашел очередной приступ плохого настроения и страха. Он выпил две бутылки вина и тихо хихикал у себя в спальне. Хорошо, что в пьяном виде молодой вор не был буйным. Скорее всего, Вард купил где-то в городе и наркотиков, а сейчас потешался над своими бредовыми видениями. Выяснять, чем конкретно он занят, у меня не было ни малейшего желания. Не люблю пьяных.
   По всему выходило, что Лузгашу нужно срочно найти и обезвредить призрака, то есть меня. Как он будет действовать в данной ситуации?
   Найти человека, которого он не знает, не видел и о котором мало наслышаны местные жители – задача сложная. Что бы сделал на его месте я? Поставил бы приманку и ждал, когда призрак объявится. Что будет делать Лузгаш? По всей видимости, то же самое. Но какой объект может служить приманкой для меня?
   Девушка, которой я дорожу, рядом со мной. Надежда законного государства Бештауна – княжна Валия – тоже. Молодой вор, к которому я немного привязался, несмотря на его эгоизм и отрицательные черты характера, здесь. Как же можно заставить меня выдать свое местонахождение?
   Взять заложников из числа мирных жителей и казнить их через равные промежутки времени. Для Лузгаша это – типичный прием. Понадеется ли он, что для меня такой оборот событий будет неприятным и неприемлемым? Даже если и нет, если я и бровью не поведу, что он теряет? Попробовать всегда можно.
   Выполню ли я его условия, если ультиматум будет поставлен подобным образом? Все зависит от того, что он потребует. Но на переговорах он все равно попытается меня схватить…
   Хватит медлить, надо брать инициативу в свои руки. Не ждать, что сделает враг, а делать упреждающие ходы самому. Мы ждали достаточно. Народ уже разочаровался в новом правителе, и многие вспоминают о правлении Валии с тоской. Еще неделя-другая – и Лузгаша начнут ненавидеть. Поднимется восстание. Наша задача – сделать так, чтобы повелитель Луштамга и его солдаты не утопили народный бунт в крови.
   Идея проникновения в ставку противника не нова и не оригинальна. Что я могу узнать, даже оказавшись в шапке-невидимке в шатре Лузгаша? Чем смогу помешать ему, если убивать его не имеет смысла, а воинство его продолжает расползаться по территории княжества? Ответить на эти вопросы можно, только получив соответствующую информацию. Поэтому, когда в небе ярко загорелись звезды, я начал собираться на вылазку.
   Девушки испуганно наблюдали за моими сборами. Они не хотели, чтобы я куда-то шел. Потому что считали, что должны идти со мной. А я не хотел совать их головы в пасть к тигру.
   – Скоро вернусь, – коротко объяснил я. – Присмотрите за Лакертом. В случае опасности вышибите ему мозги, но не давайте переполошить соседей. Пьяный на войне – трижды преступник. Если дело пойдет так дальше, мы будем вынуждены его оставить. Сидите тихо, никого не пускайте, кто бы и что бы вам ни говорил. Я покажусь вам в кухонном окне, когда вернусь.
   Быстро подправив заточку на своих мечах, я приладил их за спину, поверх темного плаща. Надел черную меховую шапку. Лицо и руки смазал жиром и копотью из очага. Сапоги на мне были черные.
   Сгустком тьмы я вышел в ночь. В свете звезд нетренированному глазу разглядеть меня было невозможно. Луна еще не показалась из-за горизонта.
   Собаки за высокими заборами при моем приближении начинали жалобно скулить. Они не слышали звука шагов, не видели никого во тьме, но чуяли запах. Времени и возможности избавиться от собственного запаха у меня сейчас не было.
   Редкие прохожие меня не замечали. Они торопились убраться с темных, опасных улиц и реагировали только на блеск стали или топот патрулей.
   На торжище ворочались люди. Не успели уйти солдаты и обыватели, как сюда снова вернулись купцы. Несмотря на опасность, дела их шли хорошо. Много денег было выброшено на рынок, большая потребность в разных товарах имелась и в войске Лузгаша, и среди жителей Бештауна и его окрестностей. От купцов пахло надеждой и страхом.
   Между ставкой Лузгаша и городом рыскали почти бесшумные дозоры. В кустах расположились часовые. Обойти их стоило немалого труда. Впрочем, думаю, дозоры охраняли ставку не только со стороны города. Со стороны гор и степи охрана, очевидно, была еще крепче. Ведь мало какой враг полезет к повелителю полмира напрямую.
   К счастью, фонарей дозорные не носили. Они сами полагались на скрытность. А вот частокол, ограждающий ставку, освещался редкими чадящими факелами.
   Подходя к ограде, я сначала пригнулся, потом опустился на четвереньки. Последние метров тридцать пришлось ползти.
   Частокол, к счастью, не был сплошным. Полежав под ним минут десять, с помощью слуха, обоняния и отчасти зрения я выявил расположение двух дозорных за забором. Они стояли редко. До того, что сторожил справа, было метров сто. До левого – метров пятьдесят.
   Коротким мечом я аккуратно прорезал в ограде из толстых деревянных прутьев щель – тридцать сантиметров высотой, полметра шириной – только чтобы пролезть. Нить с погремушками из жестянок проходила выше, ее я не задел. Проскользнув под оградой, я вновь встал на четвереньки, а отойдя немного, поднялся на ноги. Теперь проще было выдавать себя за своего.