Страница:
– Ты хочешь сказать, что она может быть жива?
– Нет, – заплакала княжна. – Я хотела сказать, то, что от нее осталось…
– Очень немного.
– Как это понимать?
Взвешивая на руке кинжал с рубиновой рукоятью, вытащенный из куста, я внешне холодно ответил:
– Пантера сожрала ее.
– Ты видел это чудовище? – дрожащим от ужаса голосом спросила Валия. – Мне теперь все время кажется, что она крадется за мной. Особенно по ночам. Я не знаю, смогу ли ночевать под открытым небом, как раньше…
– И видел, и лишил ее глаза. Но она все еще жива и, думаю, очень опасна.
Из кустов с противоположной стороны дороги я вытащил рюкзак с провизией, приладил его на спину, положил длинный меч в специальные держалки, закрепленные мною на руле еще когда я жил в апартаментах при дворце княжны, и предложил Валие вновь сесть на раму. Девушка поморщилась, но согласилась. Не слишком торопясь, мы поехали вдоль реки, держа курс в сторону пятиглавой горы Бештау.
Тихо поскрипывали подшипники на вале и в заднем колесе, шуршали по грунтовой дороге шины. Наш след напомнил бы местным жителям змеиный. Впрочем, дороги почти везде были твердыми. После прошедших дождей они успели высохнуть, но их еще не размолотили в пыль. Поэтому четкий след от колес велосипеда мало где оставался. Ветер обдувает лицо, вокруг шумит степь, на раме велосипеда – молоденькая девушка. Все, как в прежние, далекие и забытые времена. Если бы не десятки смертей и многие тысячи верст пути за спиной. Если бы не рассыпались в прах города. Если бы не прошли на Земле сотни лет. Если бы не рыскали рядом соглядатаи Лузгаша. Если бы…
– Расскажи, что случилось в доме, когда я ушел, – попросил я Валию.
Девушка помолчала, собираясь с мыслями, и начала рассказ:
– Вард напился в стельку. Просто до скотского состояния. Ползал у себя в комнате по полу и мычал. Не скажу, чтобы мы с Эльфией были шокированы, но при женщинах все же стоит вести себя приличнее. Думаю, он еще принимал какой-то наркотик. Постепенно хмель из него вышел – он стал держаться на ногах, но говорить не пытался. И глаза были безумные.
Впрочем, нас не слишком интересовало его состояние – мы занимались своими делами на кухне. Если бы он не шумел, привлекая внимание к нашему дому, я, возможно, и не обратила бы никакого внимания на его пьянство. А потом словно бы на крышу упало что-то тяжелое.
Вард у себя в комнате дико захохотал, а потом завизжал. Это разозлило меня так, что мне было почти все равно, что же у нас на крыше. Я собиралась взять саблю и зарубить его. Но потом раздалось громкое рычание, треск, и дом зашатался…
Валия всхлипнула, но сдержалась и не зарыдала.
– Мой меч лежал в спальне – я не имею привычки разгуливать с оружием по дому, как делают некоторые. А Эльфия весь вечер играла с кинжалом, что ты ей подарил. Мы много шутили по этому поводу. Я объяснила ей, сколько стоят рубины на рукояти. Пожалуй, больше, чем все самоцветы моей короны. Кроме алмаза, что ты видел.
Не знаю, что на меня нашло. Я просто сжалась в углу и не могла никуда пойти, не могла схватить оружие. А Эльфия подняла кинжал, словно знала, откуда на нас нападут. И тут раздался страшный треск, потолок словно бы поднялся вверх. Оттуда появилась когтистая лапа ужасных размеров. Это было так страшно, что я до сих пор не могу вспоминать. Представляю, что чувствует мышь, когда ее настигает кошка! Я всегда недолюбливала кошек, а теперь не пущу ни одну даже на порог моего дворца – если, конечно, у меня когда-то будет дворец…
Эльфия закричала и опустила кинжал. А вверху появилась морда. Зубы, клыки, усы… Если ты видел это чудище, то мне незачем тебе рассказывать. Эта тварь что-то вынюхивала. Потом она протянула лапу к Эльфие…
Та метнула кинжал – вверх, прямо в голову кошке. Не знаю, попала или нет – та схватила ее лапой и утащила наверх. Я услышала только хруст, глухой вскрик и рычание. Думаю, она сразу откусила ей голову. Как это ни ужасно, хочу в это верить. Потому что в когтях этой твари я просто умерла бы от страха. Не могла бы дождаться момента, когда умру…
А потом из своей комнаты выбежал Лакерт. Он словно бы опять был трезв. Зачем-то схватил меня сзади, словно прикрываясь мной, и выставил вперед какую-то дрянь – деревянную, в форме груши. Она была коричневого цвета, на ней что-то было написано.
Кошка снова заглянула в комнату. Морда и клыки у нее были в крови. Она поглядела на нас, словно бы нас и не было. Повозилась еще с полминуты на чердаке и ушла. Я потеряла сознание.
Когда я очнулась, оказалось, что Вард куда-то меня тащит. Я лежала у него на плече, мне было очень неудобно. Но я не могла ничего сделать, не могла даже закричать или хотя бы сказать слово. Наверное, он засунул мне в рот какой-то наркотик. По крайней мере, язык опух, я его словно не чувствовала, а в голове звенело.
Мы встретили каких-то джигитов на конях. Лакерт показал им металлическую пластину с именем Лузгаша и корону. Корону, которую ты с таким трудом добыл. Они о чем-то спорили. Потом один из них уступил Варду коня. Лакерт кинул меня через седло, и мы поскакали к моему дворцу.
Я вновь потеряла сознание, а очнулась в своей спальне. Там было несколько служанок и три охранника. Чуть позже явился Заурбек, который сразу заявил, что я должна стать его женой, если забочусь о государстве. Я ответила, что подумаю. Наверное, это спасло мне жизнь…
– Да, – подтвердил я. – Если не ошибаюсь, именно поэтому Заурбек отказался выдать тебя Лузгашу, и тот двинул на него свои войска. Сейчас Заурбек тоже воюет с Лузгашем.
– Я поняла, – сказала Валия. – Наши воины, которые ему служили, сильно приободрились. А китайцы, напротив, испугались. Почти все сейчас недовольны тем, что враг хозяйничает на нашей земле. А венец князей Бештауна достался этому негодяю…
– Забудь ты о короне, – посоветовал я. – Вернешься на трон – получишь обратно. Никуда она не денется. Главное, что все теперь поняли: Лузгаш – враг. Хотя многие уразумели это с самого начала, еще до вторжения.
– А Лакерт… – всхлипнула княжна. – Он какое-то время даже нравился мне. Оказался гнусным предателем… По его вине я попала в плен…
– По его вине ты осталась жива. Это – в первую очередь, – уточнил я. – Не думаю, что им руководили благородные порывы. Когда я познакомился с ним, то понадеялся, что он – хороший человек. Были серьезные основания верить в это. Но потом я постепенно понял, что хорошего от него ждать не приходится. Слишком долго он пробыл среди подонков. Такое не проходит бесследно почти ни для кого. Однако даже если он работал на Лузгаша, удалять его от себя не стоило. Враг считал, что мы под контролем. Было меньше причин нас убивать…
– Он казался милым, – вздохнула Валия, которую, похоже, больше интересовали не мои расчеты, а человеческий фактор. – Иногда – даже беззащитным.
– Возможно, его заставили помогать прежнему хозяину под угрозой смерти и пыток, – предположил я. – Может быть, во власти Лузгаша осталась его возлюбленная. Или брат. Или какой-то другой дорогой человек… Может быть, конечно, он пошел на союз с прежним властелином сам. Благородные разбойники, к сожалению, встречаются довольно редко. А обычные воры были и остаются мразью, что бы ни пели в песнях, какие бы сказки о них ни ходили. Наш приятель, собственно, никогда и не скрывал, что он вор. А гордиться тут нечем…
– Да, воровать – не работать, – кивнула Валия.
– Мне непонятно одно. Если он служил Лузгашу, почему ты оказалась у Заурбека, а не в полевой ставке Лузгаша? И где сам Лакерт сейчас?
– Тебе небезразлична судьба этого предателя?
– Мне просто неясны некоторые детали.
– Заурбек всегда был мастером интриг, – заявила Валия. – Возможно, Лакерт после встречи с кошкой бежал куда глаза глядят. Он ведь не знал, что Заурбек поднимет бунт против Лузгаша. Вот и отвез меня во дворец.
– Или помчался туда, куда я пошел бы в последнюю очередь, – предположил я. – Впрочем, узнать это мы сможем или у самого Варда, или у Заурбека…
Мы уже наполовину объехали Бештау. Город скрывался за горой. Валия бросила на него прощальный взгляд.
– И что теперь будет? – печально спросила она.
– Бештаун захватят или предадут огню. Лучше будет, если население окажется столь благоразумным, что сразу покинет город. А потом начнется партизанская война. Всегда отыщутся смелые люди, которые будут защищать родную землю от чужестранных захватчиков.
– Я должна быть со своим народом, – заявила Валия. – Мы ведь найдем Салади?
Я нахмурился и долго не отвечал, желая сформулировать свои тезисы повежливее и помягче. У меня не очень-то получилось.
– Самодеятельность закончилась. И демократия тоже закончилась, – объявил я девушке. – Мы едем к перевалам, в Славное государство. Если нам повезет, мы сможем туда прорваться. Если нет – попытаемся вернуться к Салади.
– Ты хочешь сказать, что берешь власть в свои руки? – спросила девушка на удивление мягко.
– Да. Причем у монахов ты напишешь указ, назначающий меня регентом, или чрезвычайным и полномочным послом – кем угодно, чтобы я мог вести с ними переговоры. Ненадолго – на месяц или на два. Я не собираюсь захватывать власть, как это сделал Заурбек. Просто сейчас нам нужно заручиться поддержкой могущественных союзников и освободить княжество от врагов.
– Значит, сам стать князем ты не хочешь? – зачем-то уточнила Валия.
– Не имею ни малейшего желания. У меня совершенно другие планы.
– И то. Ведь тогда тебе придется на мне жениться, – как-то очень грустно улыбнулась девушка.
Я вспомнил, как она порой смотрела на меня, как время от времени бросала косые взгляды на Эльфию, которую я обнимал у нее на глазах, и понял, что брака со мной девушка боялась бы не так, как брака с Заурбеком. Но, как мужчина воспитанный, даже не подал вида, что что-то понял. Последнюю реплику Валии я вообще оставил без ответа.
Путешествуя с милой молоденькой девушкой по сказочно красивым местам, трудно сохранять холод в груди. Я часто вспоминал Эльфию, и ее образ словно накладывался на образ Валии. Хотя Эльфия была статной белокурой красавицей, а Валия – миниатюрной изящной брюнеткой, они были подругами. И в разговоре я часто слышал знакомые словечки, подмечал такое же выражение лица, те же жесты…
И я, и Валия искренне скорбели по погибшей подруге. Это сильно сближало. Я по-своему, Валия по-своему были уверены, что Эльфие сейчас даже лучше, чем нам. Для нее испытания закончились и началась новая жизнь. В не представимых для нас в настоящее время формах и мирах.
Что оставалось нам? Даже потеряв близкого человека, нужно понимать – не стоит совать голову в петлю. Нужно работать, бороться, идти своим путем.
Когда мы мчались на велосипеде по цветущим полянам среди лесов и полей, наши сердца бились рядом, мы понимали друг друга с полуслова. У нас была большая цель, и мы намеревались достичь ее во что бы то ни стало. А скорбь постепенно утихала.
С каждым днем снежные вершины становились все ближе. Через четыре дня мы уже хорошо ощущали ночью холодный ветер, дующий с ледников. Хорошо, что не было погони – в чистом поле трудно спрятаться.
Ночевали мы под открытым небом, не рискуя заходить в дома. Да и деревни попадались редко. Может быть, так вела меня Валия. Ведь я не знал дороги к перевалам, ведущим в Славное государство, и следовал указаниям княжны. А она объездила эти места еще в юности, когда отец брал ее на охоту, продолжавшуюся по несколько дней.
Еда закончилась, пришлось туже затянуть пояса. По ночам я мерз без плаща, который сбросил в схватке с Заурбеком. Валия не предлагала мне места под своим, хотя я воспринял бы такое предложение правильно – только как попытку разделить тепло. Но, видно, княжне не пристало спать в одной постели даже со своим регентом. Даже если под сном понимается только сон, и ничего больше.
Вечером четвертого дня я рискнул развести костер. Мы были далеко от Бештауна и не опасались, что наш костер заметят. Мало ли кто путешествует по степи и разжигает костры? Огонь я зажег с помощью бензиновой зажигалки, купленной в «Молочном поросенке» за серебряный динар. Устройство зажигалки не изменилось с древнейших времен. А нефтяные скважины работали теперь сугубо на бензин для зажигалок и керосин для осветительных ламп. В двигателях он не горел, на открытом воздухе – не так бойко, как прежде, но все-таки пламенел, давая свет и тепло. Кое-где в Бештаунском княжестве еще делали асфальт, но в очень небольших количествах, чтобы залатать дорогу или сделать отмостку вокруг дома. Асфальт стоил дороже бетона.
Сухие сучья весело трещали. Мне было хорошо, потому что я наконец согрелся. Валия задумчиво улыбалась. Ей хотелось есть. Наверное, в своей жизни девушка впервые чувствовала голод, не будучи уверена, что сможет в ближайшее время его утолить.
– Во что ты веришь, Сергей? – вдруг спросила меня княжна.
– В окончательную победу добра и справедливости, – не задумываясь ответил я. – В то, что все страдания когда-то пройдут. В то, что мы обязательно встретимся с любимыми людьми. И будем счастливы, как и сами не могли бы пожелать.
– Тебя не застанешь врасплох, – протянула девушка. – А как называется твоя вера?
– Не знаю. Никак. В это верили мои учителя и друзья. Верили и верят, – поправился я.
– А я до сих пор не знаю, куда прибиться, – улыбнулась Валия. – Сейчас мы едем к славянам. Монахи спят и видят, чтобы обратить всех наших жителей в христианскую веру. Заурбек был мусульманином. Выйди я за него замуж – пришлось бы принять ислам и мне. Отец был язычником. А большинство моих подданных из Бештауна поклоняются Лермонтову…
– Лермонтов – великий поэт, – согласился я.
– И пророк, – добавила Валия.
– Может быть, – согласился я. – А твои подданные признают других пророков, кроме Михаила Юрьевича?
– Конечно, – ответила княжна.
– Кого же?
– Многих великих людей прошлого.
– Достоевского? Толстого? – попытался предположить я.
– Наверное, – улыбнулась Валия.
– Гумилева? Блока?
– Да… Этих – точно. Я, к сожалению, не помню всех… Лермонтов ведь жил и умер у нас, он – покровитель города. Пророков много, но этот нам ближе…
– Толкиена? Льюиса? – продолжил я полушутя. Валия вдруг прикрыла рот ладонью и промолчала.
– В чем дело? – спросил я.
– Эти имена… Их нельзя произносить вслух.
– Нельзя произносить? – удивился я. – Почему?
– Не знаю. Запретно. Первое, что ты назвал, – точно нельзя. Второе – не уверена.
– И что будет, если произнесешь?
– Не могу сказать. Но тот, кого ты назвал первым… Я читала его книги. Говорят, что его взор проникал через время и через миры. И в это я верю… Он – великий человек. И могущественный.
– Как же ты узнала его имя, если никогда его не слышала? – не сразу сообразил я.
– Прочла, – ответила Валия. – В нашей библиотеке были старые манускрипты, книги на серой бумаге в твердых потертых переплетах…
– И кто же еще попал в список непроизносимых? – поинтересовался я уже серьезнее.
– Всех я не помню, – объявила Валия. – Но кое-кого – да.
Девушка взяла прутик и написала в пыли: Ф. К. Дик, С. Лем.
Я молча склонил голову. На мгновение показавшееся из-за облаков солнце осветило начертанные в прахе земном имена великих фантастов, которых, как я знал, читывали некогда и в Авеноре Благословенном.
Что значили их книги для Валии, жившей в мире, лишь отдаленно напоминавшем прежний? Какую мысль, какое содержание нашла она в них, когда даже современники не всегда понимали грандмастеров фантастики9 Я не стал спрашивать. Слишком много мыслей отразилось на лице княжны. Мыслей, которые не выразить словами.
Утром мы продрогли даже больше обычного. Костер быстро прогорел и погас, и ночной холод впился в наши тела с удвоенной силой. У Валии был плаш, но она весила гораздо меньше меня и быстрее теряла тепло. Если бы мы поели, ночная прохлада нас бы не испугала. Но еды не осталось никакой, и найти ничего не удалось.
– Сэр Лунин, а не добудете ли вы какой-нибудь дичи? – спросила княжна сразу после пробуждения. На высокий язык и на «вы» она переходила в особенно ответственные моменты.
– Водится ли здесь что-нибудь, княжна? – спросил я. – Кроме мышей, которых вы вряд ли будете есть, и лис, которых трудно поймать и которые довольно противны на вкус?
– Где-то, наверное, бродят кабаны, – предположила Валия.
– Но я не слышу их хрюканья и стука копытцев, – усмехнулся я. – На наш вертел они не торопятся.
– Что ж, пойдем дальше, – предложила девушка с тоской в голосе. – Точнее, поедем. На ваш велосипед я уже смотреть не могу.
– Напрасно. Мы проехали без малого двести километров. Пешком бы нам столько за такое время нипочем не одолеть.
– Да, да. – Валия раздраженно кивнула, скатывая плащ, чтобы положить его на раму.
Мне стало жалко девушку. Ей действительно трудно терпеть лишения без привычки. К тому же она очень молода. Пожалуй, нынешнее путешествие пойдет ей на пользу как правительнице. Она будет знать, что такое голод, что значит не иметь крыши над головой. И постарается, чтобы и еда, и кров всегда были у ее подданных. В этом я, зная характер Валии, не сомневался. А сейчас ее нужно покормить.
– Думаю, в паре километров отсюда мы найдем человеческое жилье, – заметил я. – Вчера вечером я слышал запах дыма и печеного хлеба…
– А я со своим насморком вообще ничего не чувствую, – призналась Валия и тут же спохватилась: – Что? Мы были совсем рядом с жильем, и ты не предложил купить хотя бы хлеба?
– Зато мы провели ночь спокойно, без боязни, что нас выдадут Лузгашу или попытаются ограбить. Это дорогого стоит. Поголодать ночь иногда даже полезно для здоровья…
– Не для моего здоровья, – хрипло прошептала Валия, протирая красные глаза. – К тому же там нас могли пригласить искупаться…
– В ручье, – усмехнулся я.
– Ну почему же?
– Да потому что они купаются именно там.
– А зимой? – протянула княжна, во дворце которой были, как я слышал, прекрасные бани с подогретыми бассейнами, саунами и ледяным душем. Купаться Валия любила.
– Да сколько той зимы? – рассмеялся я.
Анекдот был старым, но, видимо, сейчас его забыли. Княжна его прежде не слышала. И, поскольку нравы своих подданных она знала не хуже меня, смеялась долго. Некоторые крестьяне и охотники действительно опускались в воду только когда им нужно было перейти вброд реку. Те, кто сильно любил комфорт, откочевали за Врата столетия назад.
Мы сели на велосипед – грузить на него было уже нечего – и быстро доехали почти до самой деревни. Хотя нет, деревней маленькое поселение можно было назвать лишь с натяжкой – четыре дома, два амбара, одинокая коза, привязанный у дома ослик и несколько гуляющих по полю кур – вот и все хозяйство.
Велосипед мы оставили в овражке, среди густой травы Он бы нас выдал, даже если местные жители понятия не имели, что это такое. Описать диковинную машину они сумеют. И нас сразу вычислят. А появление двух путников в такой глуши – явление выдающееся, но только для людей, живущих в хуторке. Мало ли оборванцев шатается по степи в поисках лучшей доли? Особенно около торговых трактов, ведущих из Китая и Бештаунского княжества в Славное государство.
На подходе к аулу нас облаяли два крупных пса. Валия хотела шугнуть их саблей, но я удержал ее руку, и собаки, выполнив свой долг, отстали.
Потом появились дети. Пятеро малышей от двух до десяти лет смотрели на нас во все глаза. Еще бы – где они еще увидят людей из Большого Мира? Черные глазки детей блестели, как крупные обсидиановые бусины, они весело гомонили и улыбались нам.
Валия собиралась широким монаршим жестам одарить малышей, поскольку конфет у нее сейчас не было, – деньгами. Но я опять удержал ее руку. Не стоит показывать деньги раньше времени – это все равно что приехать на велосипеде.
На лай и детский гомон во двор вышла женщина лет сорока.
– Добрые люди, – констатировала она, понимающе взглянув на наши обтрепанные, запыленные одежды. – Заходите в дом, отобедаете, чем бог послал.
Мы низко поклонились. В ауле свято чтили закон гостеприимства. Сразу было видно, что живут здесь бедно, но отказывать в пище гостям на этом основании не собираются.
Слишком чистый стол говорил о том, что обедали за ним не очень часто и не слишком обильно. Мы присели, хозяйка выставила на стол простоквашу и грубый подгоревший лаваш. Дети зашли в дом и жадно уставились на гостей. Не только потому, что не могли налюбоваться незнакомыми людьми, но и потому, что гости сели за стол. Глаза детворы голодно поблескивали.
Валия поняла все с первого взгляда. В глазах ее появились слезы, она собралась что-то сказать, но я вновь положил руку на ее ладонь. Потом, преломил лаваш, взял плошку с молоком и пробормотал слова благодарности духу домашнего очага. Валия сделала то же. Но, несмотря на голод, есть при детях, провожающих в рот каждый кусок, ей было трудно.
– Где же человек, который владеет этим домом, уважаемая? – спросил я хозяйку. Пожив в горах, я отлично знал, что употребить слово «муж» или «жена» – все равно что сказать что-то неприличное. Муж никогда не назовет жену «женой». Он скажет: женщина, что сидит у очага в моем доме.
– Он в отлучке, – потупила глаза хозяйка.
– А другие мужчины.
– Кто-то поехал вместе с ним, кого-то нет в живых. Молодые джигиты пасут овец неподалеку.
– Старшие ушли на войну?
Хозяйка промолчала. И так было ясно. На чьей стороне они собираются воевать, я спрашивать не стал. В такие вопросы женщин не посвящали. Может быть, их мужья и сами не знают, под чьи знамена встанут. Платили бы жалованье. Но в армии Лузгаша люди из этого аула наверняка не приживутся. Они еще помнят кодекс чести воина, который забыт в армии Луштамга.
В саклю заглянула еще одна женщина – лет пятидесяти. Увидев гостей, она понимающе кивнула и присела в углу.
Немного насытившись, мы начали учтивый разговор:
– Здоровы ли ваши овцы? Овцы оказались здоровы.
– Вдоволь ли травы на полях?
С травой тоже было неплохо, но поголовье плохо перезимовало. И волки лютовали. Так что шашлык приходится готовить нечасто, и хозяева просят гостей извинить их за то, что не накормили мясом.
Мужчине спрашивать имена женщин было не положено, но Валия быстро выяснила, что принявшую нас женщину зовут Гульнара, а старшую, ее соседку – Дульфат.
– Не продадите ли вы нам провизии в дорогу? – спросила наконец Валия.
– Гостям мы дадим всего, что у нас есть, – ответила Гульнара. – О какой продаже может идти речь?
– Считай нас не гостями, а купцами, – улыбнулась княжна. – Мы можем заплатить. Нам нужно продуктов на три дня.
– На три – значит на три, – спокойно ответила хозяйка. – Купец – это тот, кто берет воз пшеницы или стадо овец. Но купца не принимают у очага.
– Мы заплатим, – продолжала настаивать княжна. Живя в Бештауне, она немного позабыла горские обычаи, хотя отец, конечно, должен был заставить дочь изучить их досконально.
– Зачем ты нас обижаешь? – вступилась за соседку Дульфат. – Вы получите все, что нужно. Мы – не нищие и свято чтим законы гостеприимства. Если нужно, мы дадим вам с собой овцу, двух овец – придется только подождать, пока молодые джигиты вернутся с пастбища…
Спор вяло продолжался в течение двадцати минут. Княжна раскраснелась, хозяйка и ее соседка оставались спокойны, хотя, как я думаю, уже заподозрили в Валие разбойницу, грабящую караваны. Местного Робин Гуда в женском обличье с кривой саблей. Но за себя они не опасались – у них было нечего взять.
Дети с интересом слушали разговор. Старшие наверняка понимали, что лаваш, который возьмем мы, не съедят вечером они, но в их глазах не читалось неприязни или сожаления. Только доброжелательность. Гость послан богами.
– Я ваша княжна! – в сердцах выкрикнула девушка. – Я – Валия Ботсеплаева, и я могу себе позволить заплатить вам!
– А княжне мы обязаны всем, – не растерялись женщины. – Ты владеешь всем нашим имуществом – бери, что тебе нужно. Неужели мы нарушим закон гостеприимства по отношению к княжне?
Во время разговора мы выяснили, что в загончике за домом содержится больная овца. Она подранила ногу, и ее собирались зарезать на праздник.
– Продай нам овцу, хозяйка, – попросила Валия. – На праздник вы купите гусей или даже корову. Сколько стоит корова?
– Вы получите овцу, если она вам нужна. Гость не уйдет с пустыми руками, – невозмутимо ответили женщины.
Хотя мне и претило убивать беззащитных животных, я зарезал овцу. С помощью старшего мальчика мне удалось быстро освежевать ее и сложить в одолженную хозяйкой холщовую сумку килограмма три мяса.
– Нам хватит на все время, – объяснила Валия женщинам. – Можете вы оставить все остальное себе?
– Можем, – согласилась наконец Гульнара. Но как ни пыталась княжна всучить хозяевам деньги, они шарахались от нее и закрывали лицо руками.
– Он убьет меня, если узнает, что я взяла что-то с гостя, – призналась наконец хозяйка, имея в виду, конечно, своего мужа. Дульфат подтвердила ее слова, а от себя добавила:
– Хотя, конечно, пара монет Гульнаре бы не помешала…
– А можем мы сделать подарок детям? – спросил я. Гульнара не знала.
– Наверное, можете. Гость может все, – сообщила Дульфат.
Тогда Валия подозвала самого маленького крепыша и выложила в его замызганную ручонку десять серебряных динаров.
– Нет, – заплакала княжна. – Я хотела сказать, то, что от нее осталось…
– Очень немного.
– Как это понимать?
Взвешивая на руке кинжал с рубиновой рукоятью, вытащенный из куста, я внешне холодно ответил:
– Пантера сожрала ее.
– Ты видел это чудовище? – дрожащим от ужаса голосом спросила Валия. – Мне теперь все время кажется, что она крадется за мной. Особенно по ночам. Я не знаю, смогу ли ночевать под открытым небом, как раньше…
– И видел, и лишил ее глаза. Но она все еще жива и, думаю, очень опасна.
Из кустов с противоположной стороны дороги я вытащил рюкзак с провизией, приладил его на спину, положил длинный меч в специальные держалки, закрепленные мною на руле еще когда я жил в апартаментах при дворце княжны, и предложил Валие вновь сесть на раму. Девушка поморщилась, но согласилась. Не слишком торопясь, мы поехали вдоль реки, держа курс в сторону пятиглавой горы Бештау.
Тихо поскрипывали подшипники на вале и в заднем колесе, шуршали по грунтовой дороге шины. Наш след напомнил бы местным жителям змеиный. Впрочем, дороги почти везде были твердыми. После прошедших дождей они успели высохнуть, но их еще не размолотили в пыль. Поэтому четкий след от колес велосипеда мало где оставался. Ветер обдувает лицо, вокруг шумит степь, на раме велосипеда – молоденькая девушка. Все, как в прежние, далекие и забытые времена. Если бы не десятки смертей и многие тысячи верст пути за спиной. Если бы не рассыпались в прах города. Если бы не прошли на Земле сотни лет. Если бы не рыскали рядом соглядатаи Лузгаша. Если бы…
– Расскажи, что случилось в доме, когда я ушел, – попросил я Валию.
Девушка помолчала, собираясь с мыслями, и начала рассказ:
– Вард напился в стельку. Просто до скотского состояния. Ползал у себя в комнате по полу и мычал. Не скажу, чтобы мы с Эльфией были шокированы, но при женщинах все же стоит вести себя приличнее. Думаю, он еще принимал какой-то наркотик. Постепенно хмель из него вышел – он стал держаться на ногах, но говорить не пытался. И глаза были безумные.
Впрочем, нас не слишком интересовало его состояние – мы занимались своими делами на кухне. Если бы он не шумел, привлекая внимание к нашему дому, я, возможно, и не обратила бы никакого внимания на его пьянство. А потом словно бы на крышу упало что-то тяжелое.
Вард у себя в комнате дико захохотал, а потом завизжал. Это разозлило меня так, что мне было почти все равно, что же у нас на крыше. Я собиралась взять саблю и зарубить его. Но потом раздалось громкое рычание, треск, и дом зашатался…
Валия всхлипнула, но сдержалась и не зарыдала.
– Мой меч лежал в спальне – я не имею привычки разгуливать с оружием по дому, как делают некоторые. А Эльфия весь вечер играла с кинжалом, что ты ей подарил. Мы много шутили по этому поводу. Я объяснила ей, сколько стоят рубины на рукояти. Пожалуй, больше, чем все самоцветы моей короны. Кроме алмаза, что ты видел.
Не знаю, что на меня нашло. Я просто сжалась в углу и не могла никуда пойти, не могла схватить оружие. А Эльфия подняла кинжал, словно знала, откуда на нас нападут. И тут раздался страшный треск, потолок словно бы поднялся вверх. Оттуда появилась когтистая лапа ужасных размеров. Это было так страшно, что я до сих пор не могу вспоминать. Представляю, что чувствует мышь, когда ее настигает кошка! Я всегда недолюбливала кошек, а теперь не пущу ни одну даже на порог моего дворца – если, конечно, у меня когда-то будет дворец…
Эльфия закричала и опустила кинжал. А вверху появилась морда. Зубы, клыки, усы… Если ты видел это чудище, то мне незачем тебе рассказывать. Эта тварь что-то вынюхивала. Потом она протянула лапу к Эльфие…
Та метнула кинжал – вверх, прямо в голову кошке. Не знаю, попала или нет – та схватила ее лапой и утащила наверх. Я услышала только хруст, глухой вскрик и рычание. Думаю, она сразу откусила ей голову. Как это ни ужасно, хочу в это верить. Потому что в когтях этой твари я просто умерла бы от страха. Не могла бы дождаться момента, когда умру…
А потом из своей комнаты выбежал Лакерт. Он словно бы опять был трезв. Зачем-то схватил меня сзади, словно прикрываясь мной, и выставил вперед какую-то дрянь – деревянную, в форме груши. Она была коричневого цвета, на ней что-то было написано.
Кошка снова заглянула в комнату. Морда и клыки у нее были в крови. Она поглядела на нас, словно бы нас и не было. Повозилась еще с полминуты на чердаке и ушла. Я потеряла сознание.
Когда я очнулась, оказалось, что Вард куда-то меня тащит. Я лежала у него на плече, мне было очень неудобно. Но я не могла ничего сделать, не могла даже закричать или хотя бы сказать слово. Наверное, он засунул мне в рот какой-то наркотик. По крайней мере, язык опух, я его словно не чувствовала, а в голове звенело.
Мы встретили каких-то джигитов на конях. Лакерт показал им металлическую пластину с именем Лузгаша и корону. Корону, которую ты с таким трудом добыл. Они о чем-то спорили. Потом один из них уступил Варду коня. Лакерт кинул меня через седло, и мы поскакали к моему дворцу.
Я вновь потеряла сознание, а очнулась в своей спальне. Там было несколько служанок и три охранника. Чуть позже явился Заурбек, который сразу заявил, что я должна стать его женой, если забочусь о государстве. Я ответила, что подумаю. Наверное, это спасло мне жизнь…
– Да, – подтвердил я. – Если не ошибаюсь, именно поэтому Заурбек отказался выдать тебя Лузгашу, и тот двинул на него свои войска. Сейчас Заурбек тоже воюет с Лузгашем.
– Я поняла, – сказала Валия. – Наши воины, которые ему служили, сильно приободрились. А китайцы, напротив, испугались. Почти все сейчас недовольны тем, что враг хозяйничает на нашей земле. А венец князей Бештауна достался этому негодяю…
– Забудь ты о короне, – посоветовал я. – Вернешься на трон – получишь обратно. Никуда она не денется. Главное, что все теперь поняли: Лузгаш – враг. Хотя многие уразумели это с самого начала, еще до вторжения.
– А Лакерт… – всхлипнула княжна. – Он какое-то время даже нравился мне. Оказался гнусным предателем… По его вине я попала в плен…
– По его вине ты осталась жива. Это – в первую очередь, – уточнил я. – Не думаю, что им руководили благородные порывы. Когда я познакомился с ним, то понадеялся, что он – хороший человек. Были серьезные основания верить в это. Но потом я постепенно понял, что хорошего от него ждать не приходится. Слишком долго он пробыл среди подонков. Такое не проходит бесследно почти ни для кого. Однако даже если он работал на Лузгаша, удалять его от себя не стоило. Враг считал, что мы под контролем. Было меньше причин нас убивать…
– Он казался милым, – вздохнула Валия, которую, похоже, больше интересовали не мои расчеты, а человеческий фактор. – Иногда – даже беззащитным.
– Возможно, его заставили помогать прежнему хозяину под угрозой смерти и пыток, – предположил я. – Может быть, во власти Лузгаша осталась его возлюбленная. Или брат. Или какой-то другой дорогой человек… Может быть, конечно, он пошел на союз с прежним властелином сам. Благородные разбойники, к сожалению, встречаются довольно редко. А обычные воры были и остаются мразью, что бы ни пели в песнях, какие бы сказки о них ни ходили. Наш приятель, собственно, никогда и не скрывал, что он вор. А гордиться тут нечем…
– Да, воровать – не работать, – кивнула Валия.
– Мне непонятно одно. Если он служил Лузгашу, почему ты оказалась у Заурбека, а не в полевой ставке Лузгаша? И где сам Лакерт сейчас?
– Тебе небезразлична судьба этого предателя?
– Мне просто неясны некоторые детали.
– Заурбек всегда был мастером интриг, – заявила Валия. – Возможно, Лакерт после встречи с кошкой бежал куда глаза глядят. Он ведь не знал, что Заурбек поднимет бунт против Лузгаша. Вот и отвез меня во дворец.
– Или помчался туда, куда я пошел бы в последнюю очередь, – предположил я. – Впрочем, узнать это мы сможем или у самого Варда, или у Заурбека…
Мы уже наполовину объехали Бештау. Город скрывался за горой. Валия бросила на него прощальный взгляд.
– И что теперь будет? – печально спросила она.
– Бештаун захватят или предадут огню. Лучше будет, если население окажется столь благоразумным, что сразу покинет город. А потом начнется партизанская война. Всегда отыщутся смелые люди, которые будут защищать родную землю от чужестранных захватчиков.
– Я должна быть со своим народом, – заявила Валия. – Мы ведь найдем Салади?
Я нахмурился и долго не отвечал, желая сформулировать свои тезисы повежливее и помягче. У меня не очень-то получилось.
– Самодеятельность закончилась. И демократия тоже закончилась, – объявил я девушке. – Мы едем к перевалам, в Славное государство. Если нам повезет, мы сможем туда прорваться. Если нет – попытаемся вернуться к Салади.
– Ты хочешь сказать, что берешь власть в свои руки? – спросила девушка на удивление мягко.
– Да. Причем у монахов ты напишешь указ, назначающий меня регентом, или чрезвычайным и полномочным послом – кем угодно, чтобы я мог вести с ними переговоры. Ненадолго – на месяц или на два. Я не собираюсь захватывать власть, как это сделал Заурбек. Просто сейчас нам нужно заручиться поддержкой могущественных союзников и освободить княжество от врагов.
– Значит, сам стать князем ты не хочешь? – зачем-то уточнила Валия.
– Не имею ни малейшего желания. У меня совершенно другие планы.
– И то. Ведь тогда тебе придется на мне жениться, – как-то очень грустно улыбнулась девушка.
Я вспомнил, как она порой смотрела на меня, как время от времени бросала косые взгляды на Эльфию, которую я обнимал у нее на глазах, и понял, что брака со мной девушка боялась бы не так, как брака с Заурбеком. Но, как мужчина воспитанный, даже не подал вида, что что-то понял. Последнюю реплику Валии я вообще оставил без ответа.
Путешествуя с милой молоденькой девушкой по сказочно красивым местам, трудно сохранять холод в груди. Я часто вспоминал Эльфию, и ее образ словно накладывался на образ Валии. Хотя Эльфия была статной белокурой красавицей, а Валия – миниатюрной изящной брюнеткой, они были подругами. И в разговоре я часто слышал знакомые словечки, подмечал такое же выражение лица, те же жесты…
И я, и Валия искренне скорбели по погибшей подруге. Это сильно сближало. Я по-своему, Валия по-своему были уверены, что Эльфие сейчас даже лучше, чем нам. Для нее испытания закончились и началась новая жизнь. В не представимых для нас в настоящее время формах и мирах.
Что оставалось нам? Даже потеряв близкого человека, нужно понимать – не стоит совать голову в петлю. Нужно работать, бороться, идти своим путем.
Когда мы мчались на велосипеде по цветущим полянам среди лесов и полей, наши сердца бились рядом, мы понимали друг друга с полуслова. У нас была большая цель, и мы намеревались достичь ее во что бы то ни стало. А скорбь постепенно утихала.
С каждым днем снежные вершины становились все ближе. Через четыре дня мы уже хорошо ощущали ночью холодный ветер, дующий с ледников. Хорошо, что не было погони – в чистом поле трудно спрятаться.
Ночевали мы под открытым небом, не рискуя заходить в дома. Да и деревни попадались редко. Может быть, так вела меня Валия. Ведь я не знал дороги к перевалам, ведущим в Славное государство, и следовал указаниям княжны. А она объездила эти места еще в юности, когда отец брал ее на охоту, продолжавшуюся по несколько дней.
Еда закончилась, пришлось туже затянуть пояса. По ночам я мерз без плаща, который сбросил в схватке с Заурбеком. Валия не предлагала мне места под своим, хотя я воспринял бы такое предложение правильно – только как попытку разделить тепло. Но, видно, княжне не пристало спать в одной постели даже со своим регентом. Даже если под сном понимается только сон, и ничего больше.
Вечером четвертого дня я рискнул развести костер. Мы были далеко от Бештауна и не опасались, что наш костер заметят. Мало ли кто путешествует по степи и разжигает костры? Огонь я зажег с помощью бензиновой зажигалки, купленной в «Молочном поросенке» за серебряный динар. Устройство зажигалки не изменилось с древнейших времен. А нефтяные скважины работали теперь сугубо на бензин для зажигалок и керосин для осветительных ламп. В двигателях он не горел, на открытом воздухе – не так бойко, как прежде, но все-таки пламенел, давая свет и тепло. Кое-где в Бештаунском княжестве еще делали асфальт, но в очень небольших количествах, чтобы залатать дорогу или сделать отмостку вокруг дома. Асфальт стоил дороже бетона.
Сухие сучья весело трещали. Мне было хорошо, потому что я наконец согрелся. Валия задумчиво улыбалась. Ей хотелось есть. Наверное, в своей жизни девушка впервые чувствовала голод, не будучи уверена, что сможет в ближайшее время его утолить.
– Во что ты веришь, Сергей? – вдруг спросила меня княжна.
– В окончательную победу добра и справедливости, – не задумываясь ответил я. – В то, что все страдания когда-то пройдут. В то, что мы обязательно встретимся с любимыми людьми. И будем счастливы, как и сами не могли бы пожелать.
– Тебя не застанешь врасплох, – протянула девушка. – А как называется твоя вера?
– Не знаю. Никак. В это верили мои учителя и друзья. Верили и верят, – поправился я.
– А я до сих пор не знаю, куда прибиться, – улыбнулась Валия. – Сейчас мы едем к славянам. Монахи спят и видят, чтобы обратить всех наших жителей в христианскую веру. Заурбек был мусульманином. Выйди я за него замуж – пришлось бы принять ислам и мне. Отец был язычником. А большинство моих подданных из Бештауна поклоняются Лермонтову…
– Лермонтов – великий поэт, – согласился я.
– И пророк, – добавила Валия.
– Может быть, – согласился я. – А твои подданные признают других пророков, кроме Михаила Юрьевича?
– Конечно, – ответила княжна.
– Кого же?
– Многих великих людей прошлого.
– Достоевского? Толстого? – попытался предположить я.
– Наверное, – улыбнулась Валия.
– Гумилева? Блока?
– Да… Этих – точно. Я, к сожалению, не помню всех… Лермонтов ведь жил и умер у нас, он – покровитель города. Пророков много, но этот нам ближе…
– Толкиена? Льюиса? – продолжил я полушутя. Валия вдруг прикрыла рот ладонью и промолчала.
– В чем дело? – спросил я.
– Эти имена… Их нельзя произносить вслух.
– Нельзя произносить? – удивился я. – Почему?
– Не знаю. Запретно. Первое, что ты назвал, – точно нельзя. Второе – не уверена.
– И что будет, если произнесешь?
– Не могу сказать. Но тот, кого ты назвал первым… Я читала его книги. Говорят, что его взор проникал через время и через миры. И в это я верю… Он – великий человек. И могущественный.
– Как же ты узнала его имя, если никогда его не слышала? – не сразу сообразил я.
– Прочла, – ответила Валия. – В нашей библиотеке были старые манускрипты, книги на серой бумаге в твердых потертых переплетах…
– И кто же еще попал в список непроизносимых? – поинтересовался я уже серьезнее.
– Всех я не помню, – объявила Валия. – Но кое-кого – да.
Девушка взяла прутик и написала в пыли: Ф. К. Дик, С. Лем.
Я молча склонил голову. На мгновение показавшееся из-за облаков солнце осветило начертанные в прахе земном имена великих фантастов, которых, как я знал, читывали некогда и в Авеноре Благословенном.
Что значили их книги для Валии, жившей в мире, лишь отдаленно напоминавшем прежний? Какую мысль, какое содержание нашла она в них, когда даже современники не всегда понимали грандмастеров фантастики9 Я не стал спрашивать. Слишком много мыслей отразилось на лице княжны. Мыслей, которые не выразить словами.
Утром мы продрогли даже больше обычного. Костер быстро прогорел и погас, и ночной холод впился в наши тела с удвоенной силой. У Валии был плаш, но она весила гораздо меньше меня и быстрее теряла тепло. Если бы мы поели, ночная прохлада нас бы не испугала. Но еды не осталось никакой, и найти ничего не удалось.
– Сэр Лунин, а не добудете ли вы какой-нибудь дичи? – спросила княжна сразу после пробуждения. На высокий язык и на «вы» она переходила в особенно ответственные моменты.
– Водится ли здесь что-нибудь, княжна? – спросил я. – Кроме мышей, которых вы вряд ли будете есть, и лис, которых трудно поймать и которые довольно противны на вкус?
– Где-то, наверное, бродят кабаны, – предположила Валия.
– Но я не слышу их хрюканья и стука копытцев, – усмехнулся я. – На наш вертел они не торопятся.
– Что ж, пойдем дальше, – предложила девушка с тоской в голосе. – Точнее, поедем. На ваш велосипед я уже смотреть не могу.
– Напрасно. Мы проехали без малого двести километров. Пешком бы нам столько за такое время нипочем не одолеть.
– Да, да. – Валия раздраженно кивнула, скатывая плащ, чтобы положить его на раму.
Мне стало жалко девушку. Ей действительно трудно терпеть лишения без привычки. К тому же она очень молода. Пожалуй, нынешнее путешествие пойдет ей на пользу как правительнице. Она будет знать, что такое голод, что значит не иметь крыши над головой. И постарается, чтобы и еда, и кров всегда были у ее подданных. В этом я, зная характер Валии, не сомневался. А сейчас ее нужно покормить.
– Думаю, в паре километров отсюда мы найдем человеческое жилье, – заметил я. – Вчера вечером я слышал запах дыма и печеного хлеба…
– А я со своим насморком вообще ничего не чувствую, – призналась Валия и тут же спохватилась: – Что? Мы были совсем рядом с жильем, и ты не предложил купить хотя бы хлеба?
– Зато мы провели ночь спокойно, без боязни, что нас выдадут Лузгашу или попытаются ограбить. Это дорогого стоит. Поголодать ночь иногда даже полезно для здоровья…
– Не для моего здоровья, – хрипло прошептала Валия, протирая красные глаза. – К тому же там нас могли пригласить искупаться…
– В ручье, – усмехнулся я.
– Ну почему же?
– Да потому что они купаются именно там.
– А зимой? – протянула княжна, во дворце которой были, как я слышал, прекрасные бани с подогретыми бассейнами, саунами и ледяным душем. Купаться Валия любила.
– Да сколько той зимы? – рассмеялся я.
Анекдот был старым, но, видимо, сейчас его забыли. Княжна его прежде не слышала. И, поскольку нравы своих подданных она знала не хуже меня, смеялась долго. Некоторые крестьяне и охотники действительно опускались в воду только когда им нужно было перейти вброд реку. Те, кто сильно любил комфорт, откочевали за Врата столетия назад.
Мы сели на велосипед – грузить на него было уже нечего – и быстро доехали почти до самой деревни. Хотя нет, деревней маленькое поселение можно было назвать лишь с натяжкой – четыре дома, два амбара, одинокая коза, привязанный у дома ослик и несколько гуляющих по полю кур – вот и все хозяйство.
Велосипед мы оставили в овражке, среди густой травы Он бы нас выдал, даже если местные жители понятия не имели, что это такое. Описать диковинную машину они сумеют. И нас сразу вычислят. А появление двух путников в такой глуши – явление выдающееся, но только для людей, живущих в хуторке. Мало ли оборванцев шатается по степи в поисках лучшей доли? Особенно около торговых трактов, ведущих из Китая и Бештаунского княжества в Славное государство.
На подходе к аулу нас облаяли два крупных пса. Валия хотела шугнуть их саблей, но я удержал ее руку, и собаки, выполнив свой долг, отстали.
Потом появились дети. Пятеро малышей от двух до десяти лет смотрели на нас во все глаза. Еще бы – где они еще увидят людей из Большого Мира? Черные глазки детей блестели, как крупные обсидиановые бусины, они весело гомонили и улыбались нам.
Валия собиралась широким монаршим жестам одарить малышей, поскольку конфет у нее сейчас не было, – деньгами. Но я опять удержал ее руку. Не стоит показывать деньги раньше времени – это все равно что приехать на велосипеде.
На лай и детский гомон во двор вышла женщина лет сорока.
– Добрые люди, – констатировала она, понимающе взглянув на наши обтрепанные, запыленные одежды. – Заходите в дом, отобедаете, чем бог послал.
Мы низко поклонились. В ауле свято чтили закон гостеприимства. Сразу было видно, что живут здесь бедно, но отказывать в пище гостям на этом основании не собираются.
Слишком чистый стол говорил о том, что обедали за ним не очень часто и не слишком обильно. Мы присели, хозяйка выставила на стол простоквашу и грубый подгоревший лаваш. Дети зашли в дом и жадно уставились на гостей. Не только потому, что не могли налюбоваться незнакомыми людьми, но и потому, что гости сели за стол. Глаза детворы голодно поблескивали.
Валия поняла все с первого взгляда. В глазах ее появились слезы, она собралась что-то сказать, но я вновь положил руку на ее ладонь. Потом, преломил лаваш, взял плошку с молоком и пробормотал слова благодарности духу домашнего очага. Валия сделала то же. Но, несмотря на голод, есть при детях, провожающих в рот каждый кусок, ей было трудно.
– Где же человек, который владеет этим домом, уважаемая? – спросил я хозяйку. Пожив в горах, я отлично знал, что употребить слово «муж» или «жена» – все равно что сказать что-то неприличное. Муж никогда не назовет жену «женой». Он скажет: женщина, что сидит у очага в моем доме.
– Он в отлучке, – потупила глаза хозяйка.
– А другие мужчины.
– Кто-то поехал вместе с ним, кого-то нет в живых. Молодые джигиты пасут овец неподалеку.
– Старшие ушли на войну?
Хозяйка промолчала. И так было ясно. На чьей стороне они собираются воевать, я спрашивать не стал. В такие вопросы женщин не посвящали. Может быть, их мужья и сами не знают, под чьи знамена встанут. Платили бы жалованье. Но в армии Лузгаша люди из этого аула наверняка не приживутся. Они еще помнят кодекс чести воина, который забыт в армии Луштамга.
В саклю заглянула еще одна женщина – лет пятидесяти. Увидев гостей, она понимающе кивнула и присела в углу.
Немного насытившись, мы начали учтивый разговор:
– Здоровы ли ваши овцы? Овцы оказались здоровы.
– Вдоволь ли травы на полях?
С травой тоже было неплохо, но поголовье плохо перезимовало. И волки лютовали. Так что шашлык приходится готовить нечасто, и хозяева просят гостей извинить их за то, что не накормили мясом.
Мужчине спрашивать имена женщин было не положено, но Валия быстро выяснила, что принявшую нас женщину зовут Гульнара, а старшую, ее соседку – Дульфат.
– Не продадите ли вы нам провизии в дорогу? – спросила наконец Валия.
– Гостям мы дадим всего, что у нас есть, – ответила Гульнара. – О какой продаже может идти речь?
– Считай нас не гостями, а купцами, – улыбнулась княжна. – Мы можем заплатить. Нам нужно продуктов на три дня.
– На три – значит на три, – спокойно ответила хозяйка. – Купец – это тот, кто берет воз пшеницы или стадо овец. Но купца не принимают у очага.
– Мы заплатим, – продолжала настаивать княжна. Живя в Бештауне, она немного позабыла горские обычаи, хотя отец, конечно, должен был заставить дочь изучить их досконально.
– Зачем ты нас обижаешь? – вступилась за соседку Дульфат. – Вы получите все, что нужно. Мы – не нищие и свято чтим законы гостеприимства. Если нужно, мы дадим вам с собой овцу, двух овец – придется только подождать, пока молодые джигиты вернутся с пастбища…
Спор вяло продолжался в течение двадцати минут. Княжна раскраснелась, хозяйка и ее соседка оставались спокойны, хотя, как я думаю, уже заподозрили в Валие разбойницу, грабящую караваны. Местного Робин Гуда в женском обличье с кривой саблей. Но за себя они не опасались – у них было нечего взять.
Дети с интересом слушали разговор. Старшие наверняка понимали, что лаваш, который возьмем мы, не съедят вечером они, но в их глазах не читалось неприязни или сожаления. Только доброжелательность. Гость послан богами.
– Я ваша княжна! – в сердцах выкрикнула девушка. – Я – Валия Ботсеплаева, и я могу себе позволить заплатить вам!
– А княжне мы обязаны всем, – не растерялись женщины. – Ты владеешь всем нашим имуществом – бери, что тебе нужно. Неужели мы нарушим закон гостеприимства по отношению к княжне?
Во время разговора мы выяснили, что в загончике за домом содержится больная овца. Она подранила ногу, и ее собирались зарезать на праздник.
– Продай нам овцу, хозяйка, – попросила Валия. – На праздник вы купите гусей или даже корову. Сколько стоит корова?
– Вы получите овцу, если она вам нужна. Гость не уйдет с пустыми руками, – невозмутимо ответили женщины.
Хотя мне и претило убивать беззащитных животных, я зарезал овцу. С помощью старшего мальчика мне удалось быстро освежевать ее и сложить в одолженную хозяйкой холщовую сумку килограмма три мяса.
– Нам хватит на все время, – объяснила Валия женщинам. – Можете вы оставить все остальное себе?
– Можем, – согласилась наконец Гульнара. Но как ни пыталась княжна всучить хозяевам деньги, они шарахались от нее и закрывали лицо руками.
– Он убьет меня, если узнает, что я взяла что-то с гостя, – призналась наконец хозяйка, имея в виду, конечно, своего мужа. Дульфат подтвердила ее слова, а от себя добавила:
– Хотя, конечно, пара монет Гульнаре бы не помешала…
– А можем мы сделать подарок детям? – спросил я. Гульнара не знала.
– Наверное, можете. Гость может все, – сообщила Дульфат.
Тогда Валия подозвала самого маленького крепыша и выложила в его замызганную ручонку десять серебряных динаров.