Тяжелое копье, словно брошенное могучей рукой великана, устремилось в небеса и насквозь пробило подъемный шар «Ястреба». Раздался пронзительный свист, и воздушный корабль медленно, но неуклонно начал снижаться.
   Паники среди наших соратников не наблюдалось. Они развернули дирижабль в сторону перевала и включили маршевый двигатель, пытаясь уйти от вражеской армии. Но было совершенно ясно, что они не успеют пролететь и трехсот метров. Луштамговцы с воем устремились к месту предполагаемого падения воздушного корабля.
   – Прикрывать «Ястреб»! – закричал генерал Юдин. Его команды не требовалось – все беспокоились только о том, чтобы орды Луштамга не добрались до их товарищей. Пулеметчик «Сокола» стрелял не переставая. Давление пара в котле неумолимо падало, и пули летели уже не с той силой, что раньше. Кочегары швыряли в топку под котлом все новые порции угля.
   Продолжал работать паромет и на падающем дирижабле. Стрелок «Ястреба» давал короткие очереди, расшвыривая передовые отряды нападающих. Но необходимость стрелять только в горизонтальном положении уменьшала зону поражения и ограничивала возможности парометчика.
   Корзина «Ястреба» с грохотом коснулась щебеночной дороги. К счастью, подъемный шар аэростата не потерял высоту полностью. Техники продолжали нагнетать в него горячий воздух, и, хотя подъемной силы не хватало на то, чтобы поднять гондолу над землей, на паровой двигатель, горелки, паромет и людей оболочка воздушного шара не опустилась. Горячий воздух со свистом выходил в отверстия, пробитые стрелой из вражеской баллисты, но благодаря искусству техников-воздухоплавателей сам подъемный шар держался над землей и над упавшей гондолой.
   Орда Лузгаша шла на упавший дирижабль сплошной стеной. В экипаж летели стрелы из дальнобойных луков, камни из пращей. Еще немного – и враги доберутся до «Ястреба»!
   – Газовая тревога! – закричал генерал.
   Тотчас же один из членов экипажа рванул за канат, свисавший из-под днища подъемного шара дирижабля, и в нескольких местах упали закрепленные сверху ящики. Сигнальщик взметнул черно-желтые флаги. Точно такие же ящики упали и в корзину «Ястреба». Члены экипажа поспешно расхватывали лежавшие в них противогазы.
   Капитан «Сокола» принес противогаз Юдину и мне. Генерал начал было объяснять, как пользоваться этим средством индивидуальной защиты, но я по старой привычке сделал выдох, натянул противогаз и воззрился на генерала уже через окуляры резиновой маски. Тогда генерал надел противогаз сам и поднял руку в жесте приказа.
   Тотчас же раздалось шипение, и из баллона под днищем нашего дирижабля, а также из баллона «Ястреба» пошел бесцветный газ. Ветер дул в сторону вражеской армии, поэтому первые признаки воздействия газа на солдат Лузгаша появились сразу же. Они начали яростно кашлять, хвататься за лицо. Некоторые катались по земле, другие пытались убежать.
   В армии митрополита Кондрата использовали гуманное оружие. Газ был слезоточивым, а не отравляющим. Но остановить наступление врагов он мог ничуть не хуже, чем консервативный хлор или модернизированный иприт.
   Вышколенным солдатам Лузгаша было не до приказов командиров. А командирам – не до того, чтобы командовать. Есть веши, с которыми практически невозможно бороться. Когда в твое горло и в твой нос впиваются тысячи раскаленных игл, когда невидимые когти выцарапывают тебе глаза, трудно забыть об этом и продолжать атаку.
   Задние ряды врагов напирали на передние, передние выли, пытались бежать назад и катались по земле. Мы оказались в относительной безопасности. Парометчик прекратил огонь и отошел от орудия, бессильно опустившись на дно гондолы. На руках его вспухли волдыри. Постоянно работающий паромет перегрелся, но наш стрелок сжимал раскаленные ручки орудия, пока не миновала угроза подбитому дирижаблю.
   «Сокол» спустился к «Ястребу» и сбросил штормовые канаты. Сначала я полагал, что мы возьмем на борт команду, взорвем паромет и отступим. Но генерал решил по-другому. Лишиться одного из трех боевых дирижаблей в самом начале кампании было недопустимо. Техники «Сокола» и «Ястреба», зависшие на канатах, сброшенных с нашего аэростата, латали пробоины. Теперь я понял, почему дирижабли ходили в связках по меньшей мере по два – один прикрывал другой и помог в ремонте в случае аварии.
   Помочь техникам я не мог. Избивать беспомощных воинов Лузгаша считал безнравственным, хотя определенная целесообразность в таком занятии присутствовала. Поэтому я занял место на корме гондолы, чтобы не мешать ремонтникам, и наблюдал за воинами Лузгаша, за выжженной степью вокруг. Стекла противогаза быстро запотевали. Не представляю, как ремонтникам удавалось накладывать латки на пробоины при такой плохой видимости. Может быть, они знали, как нужно протирать стекла. Или работали на ощупь.
   Из-за капелек водного конденсата на стеклах противогаза я не сразу заметил стремительно приближавшуюся к нам черную точку. Она неслась словно бы по следу нашего дирижабля.
   Я вгляделся в точку пристальнее и переключил на нее все внимание. Прислушался и услышал далекий, заглушаемый шумом паровой машины топот. Смерть мчалась к нам со скоростью курьерского поезда митрополита Кондрата.
   Для схватки мне нужны были и глаза, и уши, и свобода движений. Я задержал дыхание и сорвал душный противогаз. Блокировал рецепторы, вздохнул полной грудью и открыл глаза. Концентрация газа уменьшилась, но его действие ощущалась по-прежнему. Отравляющее вещество представляло собой смесь CS и какого-то перцового аэрозоля. Что и говорить – действенный коктейль!
   А одноглазая пантера стремительно приближалась. Она шла по запаху. И, поскольку ветер сносил мой запах в сторону Бештауна, гигантская кошка бежала немного южнее того пути, по которому прилетели мы.
   На полной скорости пантера врезалась в валявшихся на земле и бесцельно бродивших людей. В толпу, что осталась от ровного строя армии Лузгаша. И тут веселящий газ подействовал на нее.
   Чудовищная кошка фыркнула, чихнула, в ярости взвыла и принялась громить все вокруг. С тех пор как она потеряла глаз, пантера ориентировалась по запаху. Уверен, что она чуяла меня и сейчас, но тысячи игл, впившихся в ее носоглотку, привели животное в дикую, неконтролируемую ярость.
   Монстр, привезенный из-за Врат Лузгашем и выпестованный его черным магом, крушил сейчас его армию – одним ударом мощной лапы убивал лошадей, перекусывал пополам солдат в полном доспехе, топтал многопудовыми лапами упавших. Несмотря на дикость этого зрелища, оно вызывало чувство некоторого удовлетворения. Однако, терзая врагов, кошка неуклонно приближалась к дирижаблям. Некоторые техники забыли про работу и остекленевшими глазами уставились на чудовище.
   Эта тварь пришла за мной. Ее не остановят десять метров, отделяющих гондолу от земли, – оборвет корзину или, вцепившись в нее, утянет на землю весь дирижабль. И тогда конец придет не только мне, но и экипажам «Сокола» и «Ястреба». А секретные парометные установки окажутся в руках врагов.
   Герой легенд выпрыгнул бы из гондолы с обнаженным мечом и попытался бы прикончить тварь – даже ценой собственной жизни. Я тоже собирался так поступить, но чуть позже. У меня было секунд пять, и я собирался потратить их с толком.
   Предложенное мной решение покоробило бы былинного героя, приверженца честного меча и схваток один на один. Я в два прыжка оказался у находившегося в полной боевой готовности паромета.
   В зарядном бочонке, закрепленном над орудием, оставалось еще довольно пуль. Давление пара – даже выше нормы.
   Обнаружить спусковой крючок и предохранитель не составило труда. Развернуть ствол в сторону кошки – дело мгновения. Ручки паромета еще были горячими, но теперь можно было браться за них без боязни обжечься.
   Я взял кошачью морду в перекрестье прицела, снял паромет с предохранителя и нажал на спусковой крючок. Грохот обрушился, словно гром с небес. Ручки паромета отчаянно дрожали, и стоило больших усилий держать прицел, как требовалось.
   Пули входили в голову животного, словно градины – в спелое яблоко. Они не разбивали череп, не прошивали его насквозь, но застревали в голове, добираясь до мозга, нанося пантере все больший ущерб. Чудовищная кошка дернулась несколько раз, прыгнула в одну сторону, в другую. Каждый раз я переводил ствол следом за ней и продолжал стрелять.
   Давление пара упало ниже необходимой нормы. Пули вылетали из ствола с малой скоростью и бессильно шмякались о землю. Но кошка уже не представляла опасности. Сотни пуль застряли в ее голове, груди и лапах. Лежа на земле, она бессильно вздрагивала. Это была уже не ярость, как около водопада, когда я лишил ее глаза. Пантера билась в агонии.
   Я не заметил, как рядом со мной оказался генерал Юдин в противогазе, как приковылял парометчик с обожженными руками.
   – Дело сделано, – прошептал генерал. Через противогаз его шепот дошел до меня, как сдавленное бульканье.
   А я взглянул на свои руки и обнаружил, что они тоже обожжены. Не от прицельных держателей – паромет был сконструирован, как должно, – а от пара, прорывавшегося из микротрещины в стволе.
   – Нужно добить тварь, – сказал я, направляясь к свободному канату.
   – Противогаз! На вас нет противогаза! – сообщил очевидную истину Юдин.
   – Я обойдусь пока без него. Газа уже мало, – прошептал я, соскальзывая вниз. Обожженные руки, соприкоснувшись с канатом, словно загорелись.
   Воинство Лузгаша, по счастью, еще не вернулось в боеспособное состояние. В несколько прыжков я оказался у издыхавшей кошки и ударил ее длинным мечом прямо в живот. Огромная лапа судорожно дернулась и едва не сбила меня. Агония продолжалась, но не была страшна опытному воину.
   Я вспорол брюхо гигантской пантеры. Горячие кишки вывалились наружу, а я продолжал кромсать внутренности, отыскивая желудок.
   Чего я ожидал? Что оттуда выйдет Эльфия, как это было в сказке о Красной Шапочке и Волке? Нет, я понимал, что такое невозможно. Наверное, я хотел, чтобы люди, которых она сожрала в последнее время, обрели истинный покой и были похоронены, как должно. Впрочем, не знаю. Я плохо отдавал отчет в своих действиях: не выспавшийся, голодный, обожженный, отравленный газом.
   В желудке пантеры действительно оказались большие куски не переваренных человеческих тел. Но хоронить их было некому и некогда. Небо надо мной вдруг потемнело.
   – Поднимайтесь, господин Лунин, – прокричал сверху генерал Юдин, подняв маску противогаза. – Мы уходим!
   Я вцепился в канат и полез наверх. В гондоле мне стало так плохо, что я отключился. Мы можем заставить организм не замечать признаков отравления ядовитыми веществами. Но действие яда не становится от этого слабее.
 
   Очнулся я в походном лазарете, под буро-зеленым тентом. Белым пятном с черным нимбом волос светилось надо мной лицо Валии.
   – Сэр Лунин! – радостно выдохнула она, заметив, что я открыл глаза.
   Что ж, согласишься претерпеть и не такие испытания, чтобы за тобой лично ухаживала венценосная особа! И чтобы она так радовалась тому, что ты открыл глаза… Хотя на самом деле титул не имел никакого значения. Я был рад, что Валия проявила ко мне внимание. Именно Валия Ботсеплаева, а не княжна Бештауна. Могла ведь и просто сиделку приставить.
   Руки мои были обожжены, слизистые оболочки носа и горла – тоже, но уже не паром, а газом. На ноге – рана от удара кошачьим когтем. Прежде я ее даже не заметил – рецепторы были отключены, болевой порог снижен.
   – Где мы? – спросил я.
   – В походном госпитале, – участливо, вполголоса сообщила Валия.
   Но я был не в том состоянии, когда не соображают вообще ничего. Просто немного устал и испытывал некоторые неудобства, связанные с повреждениями тканей.
   – Нет, я не о том. Как далеко ушли войска от перевала?
   – Передовые танковые части достигли места вашего боя с пантерой и вражьим воинством.
   – Я отомстил за Эльфию, – через силу усмехнулся я. – И за отца Филарета…
   – Да, – кивнула Валия. – Но зачем ты кромсал эту кошку на куски? Она бы издохла сама. В ее голове нашли несколько килограммов чугуна!
   – Видишь ли, Валия… Черные маги могут поднять даже мертвое животное. Особенно если это колдовская тварь. С ней будет еще тяжелее сражаться. А с распоротым брюхом и порванными сухожилиями много не побегаешь.
   – Но ведь у нас не действует магия, – заметила Валия.
   Я откинулся на подушку. Надо было очень устать и отвлечься, чтобы забыть такие вещи. В последнем бою я действовал на рефлекторном уровне. Неудивительно, что мои поступки могли показаться странными!
   Понаблюдав за своим организмом в течение нескольких минут, я убедился, что серьезных повреждений в нем нет. Правда, тело одолевала страшная слабость, но с ней лучше бороться на ногах. Необходимо искупаться, выпить побольше воды или сока – чтобы лучше шла регенерация тканей, – и больше есть…
   Рывком я поднялся с лежанки. Валия испуганно вздрогнула:
   – Тебе нельзя вставать!
   – Почему ты так думаешь? – Я улыбнулся. – Разве ты лекарь? Напротив, в таком состоянии нужно вставать и ходить. Уж кому знать о том, что мне на самом деле требуется, как не мне?
   Девушка не стала спорить. Я вышел из шатра, нашел кухню и попросил пить. Мне дали чистой воды с привкусом минеральных солей. Вода была вкусной. Потом я выкупался в ручье, что бежал неподалеку. Именно из-за ручья здесь и разместили лазарет. Потом я поел и выпил легкого виноградного вина – сока в госпитале не оказалось.
   – Поедем на передовую? – спросил я Валию после того, как насытился. – Княжна должна идти в первых рядах освободительной армии.
   – Да, конечно, – с улыбкой сказала Валия. – Но мне немного не по себе. Ты только что был при смерти, а сейчас стал почти таким же, как прежде. Ты что, сделан из железа?
   – Нет, – засмеялся я. – Просто стараюсь поддерживать свое здоровье сам. Возможности человеческого организма очень велики.
   – Были бы и у меня такие, – вздохнула Вапия.
   – А они точно такие и есть, – заверил я княжну. – Просто ты не умеешь ими пользоваться. Я знал учителей, которые могли вырастить себе отрубленную руку. Мне до этого еще далеко, но кое-какие проблемы я решить могу.
   Убедившись, что со мной все в порядке, Валия перешла к делу:
   – Между прочим, уже пятьсот человек ополчения примкнули к войскам. А ведь мы идем по практически незаселенным полям всего один день. Думаю, очень многие встанут под наши знамена.
   – Возможно. Нужно быстрее установить контакт с Салади.
   – Генерал Корнеев обещал послать дирижабль на его поиски, – сообщила Валия. – Но бои идут жестокие. Я думала, от танков митрополита чужаки будут бежать без оглядки, а они даже не боятся их. И аэростатов тоже. Наверное, наши враги не испытывают страха ни перед чем…
   – Это не так. Просто они привыкли к разным хитроумным штукам. Они ведь из Большого мира. Там есть и дирижабли, и самолеты, и громовые колесницы. Что-то работает на бензине, что-то – на магической энергии. И со всем этим им приходилось бороться. Они проигрывают только из-за того, что не могут применить свои танки, свои летающие корабли и свои пулеметы. Принцип их действия несовместим с физическими законами нашего мира. И маги Лузгаша тоже не могут прийти к нему на помощь. Поэтому наши враги должны проиграть. Но панического ужаса они не испытывают. Они знают, что ничего сверхъестественного в нашем оружии нет.
   – Жаль, – вздохнула Валия.
   – Нечего жалеть, уж как сложилось, так сложилось. Мы побьем их в любом случае. Захватить Землю, поработить Россию… Нет, это не удастся никому!
 
   На передовую мы ехали на телеге с углем, столь необходимым для танков. Наши боевые кони шли в поводу. Валия позаботилась о том, чтобы конь был и у меня, хотя я не собирался воевать на лошади. Несмотря на быстрое восстановление после болезни, я все же экономил силы. А Валия поддерживала компанию.
   До передовых частей наш обоз добрался без приключений. Пару раз я видел в небе у самого горизонта дирижабль, охранявший дорогу, по которой снабжалась армия. Несколько танков в полной боевой готовности с отрядами пешей поддержки дежурили на перекрестках дорог. Если враг двинет большие силы, чтобы отрезать наш авангард, сопротивления одного дирижабля будет недостаточно.
   Впрочем, не думаю, чтобы Лузгаш так, с ходу, сообразил, что наша армия не сможет воевать без подвоза топлива. Войска с холодным оружием практически автономны, а он намеревался иметь здесь дело именно с такой армией. Стереотипы трудно преодолеть.
   Мы подъехали к передовой в самый разгар боя. Люди Лузгаша с воем лезли на строй пеших щитоносцев с длинными мечами – тех самых витязей, что пришли мне на помощь в Баксанском ущелье и благодаря которым посольство митрополита было благополучно эвакуировано из Бештауна. Работы им доставалось мало. Прямо за строем стояли четыре танка, которые вели по наступавшей армии практически непрерывный огонь. Еще два танка находились в резерве. Когда в каком-то из танков, ведущих бой, заканчивались пули или топливо, он сдавал назад, его место занимал резервный, а вышедшую из боя машину обслуживали техники. В нее закидывали уголь и засыпали пули, при необходимости доливали воду в котел. На это уходило минут десять – и танк занимал резервную позицию, готовый вновь вступить в бой.
   От трехтысячного отряда Лузгаша осталось меньше половины, и вражеские войска обратились в бегство. Танки двинулись вперед без поддержки витязей – те просто не успевали передвигаться с нужной скоростью, но все же шли следом, дабы пулеметчикам было куда отступить в случае засады. А в небе появился дирижабль, который преследовал убегающих, расстреливал врагов с воздуха. Мало кто из напавшего на нас отряда армии Луштамга ушел с поля боя в тот день.
   Генерал Корнеев командовал операцией с земли, с легкого парового автомобиля, не оборудованного крупнокалиберным парометом. Генерал Юдин руководил действиями дирижаблей, прикрывавших тылы.
   – Завтра вечером мы можем вступить в Бештаун, – объявил военачальник Кондрата княжне, выходя из своего автомобиля навстречу взволнованной девушке. – Основные силы врага разбиты в этой битве. Уверен, что в городе остался лишь малочисленный гарнизон. Предлагаю нанести удар танками и конницей как можно быстрее.
   – Поддерживаю, – согласилась княжна. – Я сама поведу конный полк.
   – Стоит ли? – спросил Корнеев.
   – Стоит, – твердо заявила девушка.
   Я склонил голову. Что ж, при поддержке танков вполне можно попытаться захватить город быстрее. Пока Лузгаш не успел перебить местных жителей и сжечь их дома.
 
   Мы выехали на рассвете. Тысяча конников, восемь танков, два боевых дирижабля. Подразделение стрелков с длинноствольными ружьями на велосипедах. Я бы охотнее поехал на велосипеде, чем на лошади, но мне нужно было защищать княжну. Танки танками, а всегда требуется кто-то, кто прикрывает тыл. К тому же прежде мне не доводилось ходить в конные атаки. Любопытно было испытать новые ощущения.
   Пыхтя и дребезжа, катились по дороге паровые танки. Посвистывая, разведывали дорогу дирижабли. Время от времени их парометы давали короткие очереди, уничтожая лазутчиков и конные дозоры врага. Вздымала столбы пыли с вытоптанной земли конница. Хорошо, что мы с княжной ехали впереди, рядом со знаменем. Позади от пыли было нечем дышать.
   Укреплений на дороге к Бештауну враги построить не успели. Крупные отряды противника нам тоже не встречались. Только возвращавшиеся из предгорий летучие отряды, тащившие добычу либо побросавшие награбленное добро и перебившие пленников.
   Вечером мы вошли в пригород, так и не встретив никакого сопротивления. Конной атаки не получилось.
   Лошади были взмылены, танки раскалены. Боя в уличных условиях Корнеев опасался. Я тоже. Здесь не так просто применить танки, особенно танки без брони. Здесь замаскированной баллистой легко сбить аэростат. Одна Валия была безмятежна. Она вернулась в свою столицу, в свой родной город. Княжна намеревалась биться за него честным клинком, не используя выдумки монахов. И не страшилась погибнуть в бою за свою страну.
   – Впереди, на другом конце города – большой воинский отряд, – просигналил командир боевого дирижабля в ставку главнокомандующего.
   Что ж, мы были к этому готовы. Солнце опустилось к самому горизонту, а двигать армию по городским улицам в темноте, где на каждом шагу можно устроить засаду, решился бы только безумец. Нужно было разведать обстановку, и уже тогда предпринимать решительные действия. Поэтому в пригороде мы остановились, заняв три квартала и выставив часовых.
   Ставка генерала Корнеева расположилась в большом двухэтажном доме, принадлежавшем знакомому Валие купцу. Ни купца, ни его домочадцев, ни даже слуг в доме не оказалось. Убиты? Уведены в плен? Сбежали? Трудно сказать…
   К центру города были посланы летучие дозоры – пешие, на конях и на велосипедах. На несколько кварталов впереди город словно вымер. В домах можно было найти только одиноких старух, которые не могли ничего толком рассказать, да тяжелораненых. Мертвых тоже хватало – враги свирепствовали здесь совсем недавно.
   К полуночи возвратился отряд специально обученных разведчиков Славного государства, пробравшийся до самого Провала. Они доложили главнокомандующему, что дворец княжны и постройки вокруг него заняты повстанцами – воинами Салади. И те знают о приближении армии союзников.
   Несмотря на такие обнадеживающие вести, ночью мы не стали предпринимать никаких шагов. Существовала опасность, что Лузгаш все-таки приготовил нам ловушку. Да и воины Салади не спешили к нам навстречу, видимо опасаясь того же.
   С первыми лучами солнца наша армия в боевом порядке двинулась вперед. В центре города ее встретил большой конный отряд, возглавляемый Салади. Командующий армией повстанцев гарцевал на прекрасном вороном коне. В руке его была обнаженная сабля, доспехи сияли алым в лучах рассветного солнца, поднимавшегося у нас за спиной. В общем строю я узнал некоторых джигитов, знакомых мне по тем дням, что я провел при дворце. Особенно радостно было увидеть неунывающего Касыма Нахартека, единственного уцелевшего воина Сотни-у-Врат, старого моего знакомца.
   А вот Чимэдоржа, которого я встретил в трактире, в войске не было. Убит? Захвачен в плен? Я был склонен надеяться, что монгол просто не вышел из тени. Может быть, ему даже удалось внедриться в воинство Лузгаша.
   Или он выполняет какое-то важное задание в тылу противника.
   Навстречу своему преданному командиру выехала Валия. Она отсалютовала ему саблей, и Салади спешился. Даже если его госпожа захвачена в плен и ее используют как приманку, он намеревался разделить ее участь. Поступок, достойный верного солдата!
   Княжна и ее военачальник тихо о чем-то поговорили, после чего Салади подал знак своим людям, чтобы они держали оборону – возможность удара сзади еще не исчезла, – и направился к генералу Корнееву.
   – Здравствуй, Виктор, – приветствовал он генерала, как старого друга. Я отметил про себя, что еще не слышал, чтобы к генералу обращались по имени или по имени-отчеству.
   – Приветствую тебя, Салади, – ответил Корнеев. – Не до церемоний – время дорого. Мы рассеяли врагов от гор до столицы. Говори, что делается на твоей стороне.
   Салади многозначительно усмехнулся и тут же посерьезнел.
   – Армия Лузгаша отходит. Отходит в боевых порядках. У нас слишком мало сил, чтобы нанести им существенный ущерб. С собой они ведут пленников – тысяч десять. Думаю, намереваются продать их в рабство.
   – Десять тысяч! – изумился генерал.
   Валия ахнула. Если учесть, что примерно столько же людей могло погибнуть во время войны, население ее государства уменьшится на десять процентов! Да и только ли в этом дело? Десять тысяч человек, обреченных на рабскую жизнь вдали от родины, под чужими звездами, с ненавистным ярмом на шее!
   – Сколько солдат у Лузгаша? – коротко бросил генерал Юдин, оставивший на время свои дирижабли и присоединившийся к ставке.
   – Осталось тысяч восемь, – доложил Салади.
   – Неужели? Мы полагали, что разгромили основные силы.
   – Их еще очень много.
   – Но все равно – десять тысяч пленников на восемь тысяч воинов… Как они справляются?
   – Большинство пленников – дети, женщины. Десять, двадцать человек ведет один погонщик. Они очень спешат – боятся, что вы их догоните. С пленными обращаются жестоко, за каждую провинность – плети или даже смерть. Подданные княжны отступают вместе с врагом, потому что не могут убежать.
   – Восемь тысяч, – протянул Корнеев. – У вас, наверное, тысячи две сабель? Салади кивнул:
   – Две тысячи двести.
   – И у нас две тысячи. Но враги вот-вот скроются в ущелье и могут прикрываться там заложниками… Танки нам не слишком помогут. Сами по себе машины небоеспособны.
   – Дирижабли, – подсказал я.
   – Даже если дирижабль пролетит несколько десятков километров, он не сможет вести бой больше двух часов, – объяснил Юдин. – Не хватит угля, воды и пуль.
   – Есть идея, – сообщил я. – Но ее нужно обсудить детально.
   – Поедем к Провалу, – предложила княжна. – Вряд ли я захочу остановиться в своем дворце, пока его не отмыли после всех этих негодяев, но в парке, я думаю, мы сможем поговорить.
   – Во дворце никто не жил после Заурбека, – отрапортовал Салади. – Он только разграблен, но не осквернен.
   – Что ж, это радует, – улыбнулась Валия.