– Вот этот? – Я нашел в списке принятых вызовов номер, с которого Антон звонил мне в Рим.
Сергей сверился со своей трубой:
– Он самый.
Итак, он, Мирский, задерживается еще на день – о чем Антона загодя предупреждает. Все договоренности остаются в силе – хотя голос у Антона еще более нервный, чем раньше: Серега начинает всерьез беспокоиться. Происходит не просто нечто экстраординарное – а нечто, что с его старым корешем совершенно не вяжется:
Антон – человек безобиднейшей профессии, журнальный дизайнер, сам по себе существо веселое и пофигистичное, тусовщик и блядун, богатый и ленивый, никаких сомнительных знакомств отродясь не водивший и ни с какими уголовными варками не совместимый по определению… Вчера, точнее, уже сегодня ночью Сергей прилетает в Болонью, звонит Антону – тот не отвечает. В отеле – Шатурин написал ему, где остановился, – ругаются чуть не матом: этот русский пропал, сбежал не выписавшись, вместе с женой. Когда? Во всяком случае сегодня утром ни его, ни ее уже не было.
– Еще вчера вечером, – говорю, – около одиннадцати, он признался мне, что во Флоренции. Не хотел, правда, – сначала сказал, что в Болонье.
– Хрена ли он мне не позвонил?.. А, м-мать, я ж в самолете был как раз, телефон вырубил…
– Надолго? Сергей кивнул.
– В котором часу вы его опять включили?
– Около часу ночи.
– И ничего?
Он помотал головой.
– Хорошо, так почему он про меня вам рассказал? И что, кстати, рассказал?
Сергей покосился на меня, некоторое время помолчал, словно собираясь с мыслями, глядя в стакан и с хрустом вращая сцепленными кистями короткопалых рук в обильной рыжей шерсти.
– Насчет вас он тоже просил меня пробить поляну, – сказал он наконец.
– Он просил вас узнать про меня?
– Да. Он в общих чертах изложил историю вашего знакомства в Афинах, воспроизвел то, что вы рассказали о себе, о причине вашего нахождения в Европе… – кривоватая ухмылка. – Видимо, он не очень вам поверил.
– В чем он меня подозревал?
– Не знаю, Юрий, честное слово.
– У них как здесь, – я оглянулся в поисках либо пепельниц, либо вечного «vietato fumare», – тоже, что ли, не курят?
– Боюсь, нет. Италию, знаете, травмировала общеевропейская борьба за здоровый образ жизни… «Иль фумо уччиде»,[3] – с выражением процитировал он надпись, подбадривающую c каждой продающейся здесь сигаретной пачки.
– Вот других, блин, забот нету…
– Ну, можно им позавидовать… – Он отодвинул пустой стакан, насупился. – Учтите, Юрий, это только мои домыслы. Я должен был просто узнать, тот ли вы, кем представились.
– Не понимаю. Как вы это можете узнать?
– Я же говорю – работа моя такая. – Он забегал пальцами по стойке, как по клавиатуре. – Шукать в Сети.
– И как – нашукали?
Сергей скроил неопределенную гримасу: не без того, дескать.
– Откуда? – Я нахмурился. – Что может быть в Сети – про меня?
– Да многие аспекты вашей многогранной личности. В еженедельнике «Информатор» вы были, если не ошибаюсь, зам главного редактора. Довольно давно – но архивы на его сайте сохранились… Авторемонтный бизнес, реставрация антикварных машин… даже попытка разработки русских концепт-каров – на «ситроеновском» шасси?..
– На нем самом… А это откуда? Хотя да, про нас же писали – несколько раз даже…
– Cтудия компьютерного дизайна, как – «ПолиГраф»?.. Полиграф Полиграфыч… с которой все, по прессе вашей городской судя, закончилось тем более не очень… вплоть до уголовного дела и объявления кого-то в розыск… Не вас… Я упустил что-нибудь из вех?
– Кое-что… – Я хмыкнул. – И какой на основании всего этого вы сделали вывод?
– Что вы рассказали Тохе про себя правду.
– А зачем он дал вам мой телефон?
– Да просто написал все, чем располагал относительно вас. Номер включая.
– А с чего вы решили, что я что-то могу про Антона знать?
Он пожал плечами:
– Я подумал – вдруг… Ну, всяко я не ошибся.
– Поверьте, Сергей, – ни х-хера я не знаю.
– Про Флоренцию, во всяком случае, я от вас узнал.
– Хорошо. Слушайте. Может, хоть вы что-нибудь поймете…
Рыжий спец по информации смотрел поначалу вроде бы недоверчиво, как-то механически, словно из вежливости обозначая понимание того, что собеседник шутит, поджимал то один, то другой угол рта – но под конец вид у него сделался вполне обалделый, он помотал башкой и резюмировал:
– Ебанись об косяк… И что вы об этом думаете?
– Не знаю, что думать. Я надеялся, Антон мне объяснит.
Мы помолчали.
– Ладно, – решительно постановил спец, – будем искать Тоху.
– Как? В полицию заявлять?
– Нет, – он дернул шеей, – вот в полицию мы точно соваться не станем.
– Не понимаю, что мы-то можем…
– Ну, что мы знаем? – Рыжий развернулся на стуле – пузом ко мне (я вдруг понял, кого он мне напоминает – Карлсона). – Что он по какой-то причине вчера под вечер свалил из Болоньи сюда. Благо ехать всего ничего. Возможно, он мне звонил – но не дозвонился…
– Сами понимаете, тут он тоже мог мне соврать… Сергей качнул бровями:
– Всяко это единственное, что нам известно.
– Немного, согласитесь…
– Знакомых у него тут, насколько я знаю, никаких нет. Так что если он во Флоренции завис, то, скорее всего, опять же в отеле… – По деловитости Cергеева тона я догадался, что у него имеется если не план, то идея. Какой шустрый малый.
– Здесь этих отелей… – говорю с сомнением.
– Можно попробовать… – Он беседовал уже сам с собой. Глянул на часы. Достал телефон. – Одну минуту, – мне. И бойко, безо всякого – насколько я мог судить – акцента зачастил в трубку по-итальянски.
Я аж заслушался. Хотя из всего сказанного понял только одно слово, имя, точнее: Ренцо. Видимо, так звали его собеседника.
– Вы где-нибудь остановились тут? – осведомился он, захлопнув мобилу. – Нет? Тогда имею предложение. У меня здесь живет один приятель, смешной такой итальянец. Можем нагрянуть к нему. У него машина хорошая, – задумчиво и непонятно добавил он. – Я попробую сделать одну штуку… В меру законную… – хмыкнул. – Ну и переночуем у него заодно – а то одиннадцать уже без малого. Иль конто, пер фаворе, – бармену.
– Это будет удобно?
– Итальянцы, – он перекосился туловищем, вытягивая бумажник из заднего кармана, – вообще распиздяи каких свет не видывал. А Ренцо в этом виде спорта – национальный чемпион. Если б я к нему привел десяток русских бандитов, он, я думаю, только обрадовался бы…
– Сергей, – говорю, – посмотрите: вон там, у меня за правым плечом. Компания молодежи за столом. Ну, что орут всю дорогу… Как по-вашему, они американцы?
Я время от времени поневоле на эту тусню оглядывался. Шестеро полнокровных особей: совсем молодые, дети почти. Четыре мясистых теленка и две лупоглазые хрюшки. Громкие, жизнерадостные, непосредственные. Общались по-английски. И все время фотографировались: каждые минут десять очередной экземпляр выгребал телеса из-за стола и принимался запечатлевать остальных. Причем девки всякий раз, когда их снимали, одинаково застывали лицами, приобретая абсолютно слабоумный вид.
Сергей, спустивший было на пол одну ногу, на несколько секунд замер, прислушиваясь. Кивнул:
– По языку судя – америкосы.
– Слушайте, – я подобрал свой рюкзак, – а сколько языков вы знаете?
– Пристойно – английский, французский, немецкий и итальянский. Русского не считая, понятно. Кое-как: испанский, португальский, каталонский… чего еще?.. польский… когда-то японский пытался учить…
Я только присвистнул.
Ренцо Поллини был долговяз, костляв, очкаст, то ли лыс, то ли обрит, совершенно неопределенного возраста – и действительно страшно чем-то доволен. Встречей со старым приятелем?.. Впрочем, скоро у меня сложилось впечатление, что таково его естественное, фоновое состояние. Ренцо, по-видимому, являл собой типаж, совершенно, принципиально невозможный в родных угрюмых широтах.
Одновременно общаясь по-итальянски с Сергеем и по-английски со мной, он провел нас в глубь квартиры, которая, хотя и не была, наверное, маленькой, казалась таковой из-за крайне закомелистой планировки, узости извилистых коридоров и изрядной захламленности. В ней было очень много всего: абсолютно разностильной мебели, велосипедов, книг, глянцевых журналов, картонных коробок, бутылок, пустых и полных, компьютерной техники. Ренцо тоже был по компьютерной части – и именно техническими мощностями его нацелился воспользоваться Сергей (это он и имел в виду, говоря про «машину»).
Хозяин – вот понимающий человек! – первым делом приволок пузырь, но рыжий со страдальческой гримасой соблазн отверг, поспешив расположиться от греха подальше спиной к нам и носом в громадный монитор, – так что единственным объектом алкогольного гостеприимства оказался я. Сергей насвистывал сквозь зубы и щелкал мышкой, а Ренцо потчевал навязавшегося на ночь глядя пришлеца черт-те откуда раритетным дижестивом Mirto di Sardegna – темно-красной несколько сладковатой жидкостью тридцатидвухградусной крепости, и в самом деле произведенной на Сардинии из ягод мирта. Эксклюзивность ее явно составляла предмет хозяйской гордости – сопровождением к дижестиву, коий, как известно, не закусывают, служила былина о том, как коварный Ренцо попросил данного продукта в отеле «Де Пари» в Монте-Карло (то есть в месте, где гостю по определению не могут сказать: «Этого у нас нет» – гости там такие, что подобное вообще слышать не привыкли) – чем довел беднягу метрдотеля до предынфарктного состояния: сего зверя не оказалось даже у них.
Из квартирных закоулков явилась, позевывая, девица в одной драной маечке – Кьяра! – оживился Ренцо, – сонно улыбнулась господам офицерам, откинула с лица черную спутанную прядь и уковыляла на кухню; я украдкой пялился вслед, удерживаясь, чтоб не щелкнуть языком, – причем заметил, что Сергей в кои-то веки отлип от монитора и задумчиво смотрит в том же направлении.
Оказывается, «Кьяра» означает «ясная», «светлая». Светлана, в общем. Я с мимолетным раскаянием вспомнил Светку… поневоле косясь в сторону кухни.
Потом Кьяра вернулась с дымящейся кружкой, Ренцо с Сергеем влезли башками в дисплей уже оба, невнятно и непонятно бубня, – а я развлекал Ясную хоррорными историями о нравах российской провинции, проклиная про себя корявый свой английский и уныло констатируя (вторым-третьим слоем сознания), что единственное, чем остается выпендриваться нашему человеку в приличной стране, так это собственной ужасностью, по принципу «рашен сам себе страшен»…
Где-то уже во втором часу Сергей сунул пузо в узкую дверь балкончика, на котором я курил, отобрал у меня сигарету, затянулся, закашлялся, подмигнул:
– Наука умеет много гитик…
Мы вернулись в комнату, к монитору. Там были какие-то строчки, слова и цифры – Сергей ткнул волосатым пальцем в словосочетание Shaturin Anton.
– Прошу. «Локанда ди Фиренце», виа Фаэнца двенадцать… Ренцо, – крикнул он через плечо, – дове э виа Фаэнца?
– Не помнит он, где это, – перевел Сергей ответ, – кажется, недалеко где-то, в центре. Херня, найдем…
– Это что? – Я тупо кивнул на экран.
– Это отельная бронь. Тоха, видимо, просто забронировал номер в «хотел резервейшне».
– Так вы ее что, – я покачал башкой, – взломали? Систему ихнюю?
– Такую систему, – пренебрежительно скривился рыжий, – и обезьяна взломает… С утра пойдем, – он широко зевнул, – пораньше. А то еще опять удерет, паскуда…
16
Куколки – маленькие, кожаные, страшненькие, с оскаленными зубами, по-вудуистски утыканные иглами. Продавал их мазутно-черный неподвижный негр в халате, и впрямь сошедший бы за колдуна. Я кивнул на него Сергею, тот только брови поднял.
Впрочем, большинство плотно окруживших сумрачное здание рынка «расменов» торговало повсеместным в туристических итальянских городах безобидным, хотя и совершеннейшим мусором: дешевыми сувенирами, безвкусной бижутерией. Рыжий по этому поводу высказался задумчиво:
– В забавное время мы живем – теперь цветные впаривают европейцам обратно стеклянные бусы…
Идя от Piazza Mercato Centrale, Центральной рыночной площади, к вокзалу, через два квартала ровно мы пересекли искомую Via Faenza – та выводила как раз к тылам капеллы Медичи.
– Ну, в принципе, здесь, – бодро констатировал Сергей, сверяясь с номерами домов и щурясь на обильные отельные вывески.
Все оказалось, однако, не столь просто: ни одна из вывесок забронированной Шатуриным «Локанде» не принадлежала – хотя квартал был вроде именно тот… Мы несколько раз прошли туда-сюда, вертя головами. Несмотря на относительно ранний час, народу на улице было полно: и шпаны, и туристического молодняка, а более всего – опять-таки цветных. Район дешевых гостиниц, небольших баров, принадлежащих всяческим индусам допоздна работающих лавок, прачечных, «интернет-поинтов»…
– Фаэнца – сколько там?
– Двенадцать.
– Все правильно… Почему ее нету?..
– Есть. – Я разглядел наконец возле одного из подъездов неприметную совсем табличку «Locanda di Firenze». – Невнимательно смотрим…
– М-да, – выпятил рыжий губу, – не «Хилтон»…
На ступеньках перед дверью расположились двое бомжей с бутылкой вина. Когда мы шли мимо пару минут назад, тут тоже сидели – две явно путешествующие монголоидные девки со стаканами кока-колы.
– Эскузи. – Сергей протиснулся к домофону. Узкая шахта подъезда, крутые пролеты. Мы с трудом поместились в коробку лифта. На тыканье в кнопку третьего (по-здешнему – четвертого; верхнего) этажа тот никак не отреагировал.
– Ключ нужен. – Сергей повозил пальцем по скважине на панели.
– Ключ для лифта?
– А вы думали…
Пришлось топать пешком. Даже на третьем за «Локандой» значилась всего одна обыкновенная квартирная дверь. Открывшая нам совсем молодая перекрашенная в блондинку девица моргала очаровательно-непонимающе. Понимания в ее улыбке не прибавилось, даже когда она под напором энергичных итальянских Сергеевых телег пустила нас внутрь.
Это и впрямь была просто квартира, превращенная в микрогостиницу на пару-тройку номеров. Прихожая, она же ресепшн. Девица честно морщила неубедительный лобик, листая какую-то тетрадь и без уверенности отвечая Сергею. В разговоре промелькнуло «Шатурин… Ша-ту-рин…» и «Антон», наконец синьорина показала на закрытую дверь слева от входа.
– Не уходил еще сегодня, – обернулся Мирский ко мне, пока «портьерша» набирала номер на телефоне. Кивнул: – Ему звонит…
Девица молча послушала трубку, покачала головой.
– Спит? – предположил я. – В душе? В сортире?
– Подождем, – пожал плечами Сергей.
Мы с ним сели на кожаный диван. Рыжий продолжал трепаться с псевдоблондинкой. Та показывала на стенд с ключами – видимо, в доказательство, что Шатурин еще на месте.
– Она тут только с сегодняшнего утра, – переводил рыжий, – не знает, когда он куда последний раз уходил… Прописался вроде действительно позавчера вечером.
Девица уже хихикала над недоступными мне Сергеевыми шутками, когда во входную дверь позвонили – «портьера», забыв про нас, принялась вписывать загромоздившую всю прихожую масштабными чемоданами неопределенных лет пару, изъясняющуюся по-английски с акцентом, которого даже полиглот Мирский не опознал.
– Кстати, а что вы собираетесь делать? – спросил он вдруг меня.
– В смысле?
– Ну, объяснит вам Тоха, что там у него с женой. И как вы намерены действовать?
Вопрос логичный… Я только сейчас сообразил толком, что цели-то у нас с тактическим союзником вряд ли общие. То есть цель Сергея понятна – помочь приятелю. А я чего хочу? Кому помочь? Майе? Далась она мне… Себе?
(«… Думаешь, мы случайно в Афинах встретились? Он меня за тобой до этого кабака полчаса таскал…», «… Он просил меня пробить поляну насчет вас. Видимо, не очень вам поверил…»)
– Для начала, – говорю, – разберусь, чего они все хотели от меня. А там по ситуации…
Сергей покосился на меня, ничего не сказал. Глянул на часы, снова обратился к освободившейся блондинке.
Не без некоторого раздражения, поджав губы, та по новой взялась за телефон. Развела руками – не берет, мол. Из-за двери были слышны монотонные трели. Рыжий сказал что-то настойчивое, девка, округлив и возведя глаза горе, простояла с трубкой добрую минуту. Тут уж переглянулись мы с Сергеем.
– Че-то не так, – говорю.
Рыжий поднялся с дивана и решительно постучал в дверь шатуринского номера. Раз, другой, еще громче. Девка высказалась недовольно.
Тогда мне пришлось убедиться, что спец по информации – страшная пробивная сила. Коза за стойкой в кратчайшие сроки была полностью подавлена, деморализована и вынуждена снять с доски ключ. Независимо подергивая плечиками и сердито бормоча, она отперла дверь и зашла в номер, окликая постояльца. Сергей, не менжуясь, двинул за ней. Мне оставалось только присоединиться.
Номер, соответственно, был одной из бывших комнат – не слишком большой. Кровать справа от входа – заправленная. Никого. Открытое окно на улицу, гулкий шум и голоса, с грохотом прокатили нечто ж-ж-ж-же-лезное… У окна тяжелый старомодный комод. Кресло, торшер. Никакого Антона – даже вещей его я не видел… Хотя нет – вот рюкзак. Неразобранный, кажется. И майка на кресле…
Девица что-то сказала, Сергей не ответил. Он стоял спиной к нам в проеме еще одной небольшой двери – видимо, в ванную.
– Что там? – спросил я, уже чувствуя, догадываясь: что-то совсем, совсем, совсем не то…
Мирский, по-прежнему не отвечая, быстро вошел внутрь. Я шагнул следом. Сначала я увидел только зад и спину рыжего, наклонившегося над бортиком ванны. Потом – торчащие из нее, из воды, чьи-то широкие голые колени… потом – какого цвета вода… Я еще ничего не понимал, но уже не удивлялся – словно заранее ожидал если не именно такого, то подобного…
Сергей медленно, не оборачиваясь, распрямился.
– Совсем холодный, – равнодушно сказал он по-русски глухим незнакомым голосом.
Я оглянулся на шевеление – блондинка стояла в дверях ванной, помаргивая все с тем же бессмысленным выражением.
Судя по ранним трупным явлениям, Антон Шатурин вскрыл себе вены на обеих руках порядка тридцати шести часов назад, поздно вечером позавчера или в ночь на вчера, сувенирным ножом – вы видели его когда-нибудь у покойного? – мент показал мне целлофановый пакет с ножом: складной, стильный, довольно длинное узкое лезвие, слегка изогнутая рукоять, опасную бритву несколько напоминает.
– Нет, ни разу.
Хотя уборку номера теоретически должны проводить ежедневно, вчера ее по обычному раздолбайству не делали, так что тело пролежало в ванной в течение полутора суток.
– Каким вам показалось его настроение во время последнего звонка? – По-английски полицейский говорил не лучше меня, что странным образом сближало.
– Он был встревожен пропажей жены, – в подробности вдаваться я, естественно, не стал.
– Он был… э-э… диспиритед… депрессд?.. Не упоминал о суицидальных намерениях?
– Нет, не упоминал.
– Может быть, раньше, когда вы с ним путешествовали?
– Ноу.
Пока делать выводы рано, но никаких признаков убийства нет. Жену – будут искать. Возбуждать ли уголовное дело – будут решать.
– Да ни хрена они возбуждать не станут. – Сергей дернул подбородком. – На кой черт им париться? Еще и иностранный гражданин… Самоубийство и самоубийство, расследовать нечего… Ловите цинковый гроб.
Он сидел сгорбясь, упершись мощным плечом в край столешницы и в нее же уставясь.
– А ты в него не веришь? – уточнил я (мы как-то нечувствительно перешли на «ты»). – В самоубийство?
– А ты? – Он поднял на меня глаза.
– Да я уже вообще не знаю, чему верить… Неужели, думаю, мои наезды его довели? По крайней мере, выходит, что умер Шатурин вскоре после нашего последнего разговора… Да ну, бред собачий…
– Таким ножом, – говорю, – в принципе, можно вены вскрыть, без особых проблем даже. Только он должен быть хорошо наточен. А сувенирные – они ж всегда тупые. Не специально же он его точить ходил…
Ментовские процедуры, несмотря на глубоко формальный характер (по виду и расторопности этих итальянских полицейских и врямь не очень верилось, что к делу они подойдут со всем возможным тщанием…), заняли несколько часов и вымотали порядком. По выходе из участка мы с Сергеем как-то механически зарулили в первый попавшийся кабак. Я видел, что Мирский всерьез «диспиритед», «депрессд» – он сделался злобен и неразговорчив и то ли все время о чем-то про себя думал, то ли находился в некоей прострации.
– Никогда бы он такого не сделал, – не отвечая на мою реплику и на меня не глядя, медленно произнес рыжий. – Я его сколько лет знал. Никогда. Что бы там ни произошло. Такого – нет.
– Ну смотри – признаков убийства, то есть следов борьбы, всякого такого – якобы нет… – Я покатал между ладонями стакан с дабл виски. – Могли, конечно, чем-нибудь кольнуть, сунуть в ванну и ага… Наверное, при соответствующих анализах это можно установить – но это если делать соответствующие анализы…
– Да о том и базар. – Сергей вдруг протянул руку, подцепил мой «Глен Грант», выхватил и хлопнул добрый глоток. – Никто ничего делать не захочет… На то и был расчет.
Сейчас он был не похож на себя – лицо осунувшееся, жесткое, с остановившимися глазами.
– Почему Антон уехал из Болоньи? – продолжал я думать (с натугой) вслух. – Почему тебя не дождался?
– Вспомни еще раз – что он тебе говорил тогда по телефону?
– Да ничего он не успел сказать. Мы добазарились, что объясняться он будет при очном разговоре… – Я потер пальцами лоб. – Слушай, он ведь просил тебя узнать про нескольких человек. Кроме меня – про кого?
Сергей некоторое время внимательно смотрел на меня.
– Дэвид Страно, – сказал он наконец, не отводя взгляда.
– Кто это?
– Антон при тебе никогда имени такого не произносил?
– Н-нет…
– Ну вот им он в первую очередь и интересовался. Про тебя-то он помянул так, между прочим. Главным образом его интересовал этот Страно.
– Ты узнал про него что-нибудь?
– Адвокат. Американец. Хотя в Европе тоже ведет дела. Американец итальянского происхождения. Со связами на исторической родине. Вообще – со связями. Крутой адвокат, дорогой – но с тухловатой несколько репутацией.
– В смысле?
– По слухам – озвученным в прессе, – работает на несколько мафиозных семей. На вполне цивильные коммерческие конторы, включая большие и интернациональные, – но… в не самых цивильных вопросах.
– И как он может быть связан с Антоном?
Сергей не ответил. Я досасывал вискарь, не чувcтвуя ни вкуса, ни крепости.
– Как называется этот фонд, на который ты халтуришь? – спросил вдруг рыжий новым – вкрадчивым каким-то – тоном.
– Европейский фонд гуманитарного развития, что ли… моделирования… погоди, сам забыл… Или социальных исследований?.. Да, эксперимент в области моделирования, а фонд – социальных исследований. Европейский. А что?
– Понимаешь… – Он словно мялся. – Я, когда твою биографию по Сети изучал, никаких его следов не нашел… Это на самом деле странно. Международная организация, межуниверситетские связи, глобальные программы – просто не может быть, чтобы в Сети не было никаких ее следов… Еще раз: искать инфу – это моя работа. И если я в Нете ничего найти не могу, то это означает одно из двух: либо контора в той или иной степени засекреченная, либо ее вообще не существует.
Теперь мы оба пялились друг на друга.
– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю.
– Ты, когда контракт с ними заключал, никаких подписок о неразглашении не давал?
– Нет, конечно.
– А кто тебя вербовал?
– Доцент физмата нашего универа.
– Ты его хорошо знаешь?
– Его хорошо знает мой хороший знакомый.
– Хм… Ты можешь рассказать подробнее, в чем заключается эксперимент вообще и твоя задача?
Я как мог связно изложил. И чем дальше излагал, тем яснее чувствовал, насколько странно – ключевое, блин, слово! – все звучит.
– Замысловато… – отреагировал рыжий. Без малейшего энтузиазма. Будто не поверил.
– Я сам, когда наниматься пришел, решил, что меня разыгрывают… – сказал я, чувствуя, что оправдываюсь.
– Я понимаю… – он мрачно хмыкнул, – ты не математик, не программист… Поэтому как человек, в этих вещах худо-бедно секущий, смею заверить – все это звучит весьма… фантастично. Не бывает таких программ… Я слышал про этого Белянина, он небезызвестная личность в определенных сферах… Бэлйанин… Я, конечно, специально не интересовался его идеями – но… Скажем, так: среди серьезных ученых его держат за порядочного клоуна. Но даже предположим – изобрел он эту программу. Открытие века, прорыв. Компьютерная интуиция. Алгоритмизация случайности. Покушение, понимаешь, на божественную прерогативу… Все это полная чушь – но предположим. Но есть такая объективная штука – компьютерные мощности. На данный момент просто не существует – ни в Америке, ни тем более в Европе – «железа», на котором можно в обозримые сроки обработать подобный массив данных. Даже в проекте не существует. Ну, не считая теоретической трепотни про квантовый компьютер.
Я вспомнил, что говорил Виктор по этому поводу.
– Якобы было найдено какое-то нестандартное техническое решение, которое держится в секрете, – выдал я совсем уже неубедительно.
– М-да… – только и промычал рыжий.
– Но кто-то ж мне это все дал. – Я, начиная раздражаться, ткнул в рюкзак с техникой. – Кто-то ж мне платит за то, чтоб я тут у вас гужевался…