— Агент по имени Джон Кросс спас мне жизнь тем, что так внимательно следил за всем, что вокруг меня происходит. Если бы Скаррет забрал меня из школы, со мной было бы покончено.
   — И вам хотелось воздать за это, работая в бюро?
   — Да, сэр.
   — Тогда почему же вы занимаетесь бумажной работой?
   — Всему виной бюрократия! Я не предполагала, что этим кончится, но собиралась через полгода просить о переводе.
   — Мистер Картер, вас ждут, — напомнила секретарша.
   — Сэр, как все-таки насчет Майка Эндрюса? — воскликнула Эвери в новом приступе паники. — Это все его заслуга!
   — Послушайте, никому из нас это не по душе! — отрезал Картер. — Но поскольку дело нашумело, придется внести свою лепту. Вообще говоря, другая на вашем месте прыгала бы от радости!
   — Меня — и, кстати, моих коллег тоже — больше порадовала бы прибавка к зарплате и окно, хоть самое маленькое. Нас загнали в дальний угол, за машинный зал! Но вы это, конечно, знаете.
   — Просторный офис — это большой приз, Делейни. С чего вы взяли, что можете торговаться?
   — Да, но при переаттестации…
   — И потом, вы утверждаете, что, обратившись к Эндрюсу, действовали в одиночку.
   — Верно, но без остальных мне бы не справиться! В одиночку я утонула бы в распечатках!
   — На переаттестации ложь так же недопустима, как и на свидетельской скамье. Надеюсь, вы это понимаете.
   — Мы четверо — одна команда, сэр. Марго, Мел и Лу помогали мне во всем. У них просто… не было моей уверенности.
   На интеркоме замигал сигнал вызова. Картер с досадой стукнул по кнопке.
   — Уже иду!
   Он начал застегивать пиджак, при этом сверля Эвери мрачным взглядом.
   — Ладно, Делейни, будь по-вашему, — наконец проворчал он. — Не возьму я вас на эту пресс-конференцию.
   — Спасибо, сэр! — пролепетала она, еле шевеля языком от облегчения.
   Когда он поднялся из-за стола, встала и она. При этом с колен на пол комком скатились колготки, о которых она совсем забыла. Картер обернулся от двери. Брови его так и оставались мрачно сдвинутыми.
   — Советую впредь пользоваться моим именем только с моего разрешения.
   — Хорошо, сэр.
   — И вот еще что…
   — Да, сэр?
   — Успехов в работе!

Глава 2

   «Брак не для щепетильных. Если двое хотят, чтобы союз продолжался и процветал, каждый из них должен дать волю сорванцу, что живет глубоко в душе, — пусть себе резвится, сколько хочет. На то он и ребенок, чтобы ваяться в грязи. Великодушие умоет его, а любовь переоденет в чистое, ошибки будут прощены, а раны исцелятся».
   Что за никчемный жирный болван, думала Кэролайн Пелейни-Сальветти, пока консультант по семейным проблемам зачитывал избранные места из пособия, составленного им самим и с претензией озаглавленного «Помоги своему „я“ раскрепоститься в браке». Какой идиот сравнивает брак с борьбой в грязи? Впрочем, вот он, этот идиот. Больше всего на свете Кэрри хотелось послать консультанта ко всем чертям.
   Она сделала вид, что потирает локоть, при этом поддернув рукав блузки так, чтобы видеть часы. Симпатичные «Картье» сказали, что осталось вытерпеть десять минут. Она не была уверена, что продержится.
   Выпустив рукав, Кэрри глубже ушла в кресло и позволила мыслям странствовать, изредка глубокомысленно кивая — для мужа и для идиота-консультанта.
   — Брак не для щепетильных! — повторил тот противным гнусавым баритоном.
   Это был один из тех голосов, что раздражают невыносимо, как скрип мела по классной доске. От него сводило челюсти.
   Консультант был напыщенным толстым пустомелей. Он настаивал, чтобы к нему обращались просто «доктор Пирс», полагая, что полное имя — Пирс Эбрихт — звучало бы чересчур формально на сеансах, где пациент делает харакири своей душе и вываливает ее содержимое на стол для анализа. На первом же сеансе Кэрри окрестила его про себя «доктор Прик». Он был выбран исключительно за свою популярность: все, кто с ним сталкивался, утверждали, что это современным гуру в вопросах супружеского воссоединения. По мнению Кэрри, это был мыльный пузырь, не более того. Фигляр. Шут гороховый.
   Впрочем, ее Тони ничего иного и не заслуживал. Он и сам был фигляр. В данный момент он сидел рядом, сложив потные ладони словно в молитвенном экстазе, с видом абсолютной готовноста немедленно воплотить все советы в жизнь — ни дать ни взять Буратино, деревянно кивающий каждый раз, как консультант незаметно дергает за веревочки.
   Пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться или не закричать во весь голос. Завизжать на самой высокой ноте. К сожалению, Кэрри не могла позволить себе такой роскоши. Она дала слово этому слизняку, своему мужу, что будет вести себя прилично, будет притворяться, что в самом деле желает спасти брак, идущий ко дну стремительно, как «Титаник». Развод означал алименты, из ее кармана и на всю его оставшуюся жизнь. Сама мысль об этом пронизывала холодом до костей, потому что Тони предстоял долгий остаток жизни — все его предки без труда доживали до сотни, а ныне живущие родственники не выказывали признаков увядания.
   Дядя Энцо, например, до сих пор еще самолично давил виноград на вино на красивом, как картинка, куске земли поблизости от Неаполя. А между тем ему уже стукнуло восемьдесят шесть! О здоровом образе жизни тут и речи не шло. Единственное, в чем дядя Энцо пошел на уступки возрасту, — в восемьдесят пять снизил ежедневную дозу сигарет без фильтра с трех пачек до двух и в виде компенсации стал класть вдвое больше чесноку во все, что ел, не исключая утренней каши. Если Тони были суждены столь же крепкое здоровье и выносливость, он мог все еще порхать как мотылек, в то время как Кэрри, уже дряхлая старуха, по его милости осталась бы при пустых сундуках, и ей нечего было бы оставить той единственной, которая что-то значила, — племяннице Эве-ри. Оставалось подыгрывать, посещая сеансы доктора При-ка. На случай, если брак все же рухнет (по мнению Кэрри, это был единственно возможный случай), Тони клятвенно обещал уступить свою долю в бизнесе добровольно и без всякой компенсации.
   Кэрри была далеко не глупа. Циничная до мозга костей, она ни за что не поверила бы на слово человеку, которого считала прожженным притворщиком и неисправимым лжецом. Однажды с одного из счетов фирмы исчезло сто двадцать три тысячи долларов, и, хотя доказательств не было, она ни минуты не сомневалась, что именно Тони их присвоил (деньги, конечно, пошли на безделушки для очередной содержанки). Зная, что мужу ничего не стоит нарушить слово и потребовать финансового обеспечения, Кэрри взяла с него письменное обязательство, написанное при свидетелях и по всем правилам заверенное. Этот бесценный документ хранился в ее депозитном ящике в Первом коммерческом банке.
   Как же они до этого докатились? Ведь когда-то Тони был любящим и заботливым супругом.
   Кэрри вспомнила ночь, когда проснулась от мучительной боли, которую справедливо приписала пищевому отравлению, — в тот вечер они с мужем опробовали новый тайский ресторанчик, о котором все отзывались с восторгом. Встревоженный Тони хотел отвезти ее в больницу, Кэрри отказывалась, и в конце концов он, несмотря на протесты, на руках отнес ее в машину. Пока Кэрри обследовали, он мерил шагами коридор, а когда поместили в палату, остался с ней и просидел всю ночь у постели, держа ее за руку. Стоило высказать хоть малейшее недовольство, как он бежал за сиделкой и, бессовестно пользуясь своим шармом, вымаливал нужное. В палате негде было повернуться от фиалок и гербер, любимых цветов Кэрри.
   В то время он был само обаяние и, черт его побери, сохранил что-то от прежнего шарма даже теперь, потому-то юные красотки — будущие звезды экрана — так и липли к нему. Искушение непреодолимо: ведь жена не молодеет, годы понемногу берут свое. Не в этом ли кроется главная причина его измен?
   Кэрри вторично глянула на часы и едва удержалась от вздоха. Неужели прошло всего пять минут? И все равно, еще через пять последний сеанс у доктора Прика будет закончен и можно будет забыть эту чушь, как кошмарный сон. Затем вопреки его советам освежить брак она отправится немного освежить самое себя. Спортивная одежда ждет в чемодане от Гуччи, бок о бок с тремя комплектами батареек к лэптопу, а также вторым мобильным телефоном и парой зарядных устройств, по одному на каждый. Это — самое необходимое, без чего не стоит даже выходить из дому. Багаж в наемном лимузине, лимузин у дверей, и все, что остается, — отрясти с ног прах этого кабинета.
   Это будет первый отпуск вдали от фирмы, от ее драгоценного «Звездочета» — первый за восемь лет. Немудрено, что никак нельзя избавиться от опасений и тревожных предчувствий. Штат подобрался отличный, опыт деловых поездок показывал, что на него можно положиться, но Кэрри была из тех, кто должен непременно присматривать за всем сам. Мысль о том, что решения за нее будет принимать кто-то другой, казалась кощунством. Четырнадцать дней, подумать только! Эвери относила Кэрри к людям с непомерно высоким чувством ответственности, совершенно не способным на безделье. И верно, медовый месяц с Тони она свела к одной неделе в Баие, да и та показалась вечностью, поскольку в тот период сердце Кэрри было сполна отдано недавно основанной фирме — по сути, в нее она и была влюблена безраздельно.
   Приглашение на шикарный и остро модный курорт под названием «Утопия» пришло три недели назад, то есть после второго сеанса у доктора Прика. Едва взглянув на него, Кэрри сообразила, что за этой прозрачной попыткой удалить ее из Лос-Анджелеса стоит Тони. Тот, конечно, все отрицал, словно она могла забыть, что вот уже несколько месяцев подряд он уговаривал ее сделать передышку, а заодно и поразмыслить над тем, как реанимировать гибнущий брак. Однако как ни пыталась Кэрри припереть его к стенке, Тони отпирался с раздражающим упорством. По его словам, он не имел с приглашением ничего общего, поскольку это обошлось бы ему в баснословную сумму, какой не стоит ни одна супружеская проблема.
   В конце концов Кэрри это надоело, и она отступилась, хотя и осталась при своем мнении.
   К приглашению прилагалась пухлая глянцевитая брошюра с фотографиями роскошных мест отдыха и развлечений и описанием всевозможных шикарных процедур. Одно слово, утопия. Еще была выписка из книги отзывов с многословными восторгами знаменитых гостей курорта, часть которых давно стала его постоянными клиентами.
   Разумеется, Кэрри и раньше слышала об «Утопии» (кто в Голливуде не знал таких мест?), но даже не подозревала, что курорт настолько популярен, что он буквально кишит богатыми и славными. И даже знай она, Кэрри не помышляла бы о поездке на отдых по таким заоблачным ценам. Теперь она разрывалась между желанием поехать и страхом оставить фирму на произвол судьбы на столь невообразимо долгий срок, как две недели.
   Стоит ли овчинка выделки? Одно дело появляться в модных и баснословно дорогих ресторанах (в конце концов, это своего рода реклама компании), и совсем другое — позволить себе дорогой курорт. Судя по всему, это тихое и уединенное местечко. Кто заметит ее, кроме персонала? И пригласят ли еще расписаться в книге знаменитых гостей? Однако если все-таки пригласят, это будет что-то! Когда имя значится среди самых громких, компания входит в моду. Это не помешает, отнюдь нет. В бизнесе такого рода делать следует только то, что заставляет других беситься от зависти. Это ведь Голливуд. Моргнуть не успеешь, как тебя забудут. Расслабиться можно, только если сидишь на самой вершине мира.
   Но где гарантия, что ее сочтут достойной черкнуть пару строк в книге знаменитостей?
   Кэрри не просто прикинула издержки, а рассчитала стоимость одного дня в «Утопии» до последнего пенса. Цифра ужаснула, и решено было остаться дома. Какая разница, на чьи нужды Тони почерпнет из бюджета, свои или ее, все равно это будет солидное кровопускание. Ну уж нет! Она позвонит на курорт, аннулирует бронь и потребует возмещения убытков.
   Когда Кэрри на повышенных тонах высказала все это мужу, тот взял выписку из книги посетителей и начал вслух зачитывать имена тех, кто регулярно прохлаждался в «Утопии» и пел ей дифирамбы. Имя Барбары Роулендс заставило Кэрри прикусить язык. Об этой стареющей актрисе с тремя «Оскарами» в кармане говорили как о шедевре пластической хирургии: в прошлом году она исчезла из виду на две недели, а когда появилась (на многолюдном благотворительном базаре), ее было не узнать — она помолодела лет на десять. Неужели это чудесное превращение совершилось в «Утопии»?
   Кэрри схватила брошюру. Ей не пришлось даже листать глянцевитые страницы, поскольку на первой же, венчая собой список персонала, красовались имена известнейших пластических хирургов.
   Неужели ею займутся те же специалисты, к услугам которых прибегают известнейшие, влиятельнейшие люди столетия? Бог свидетель, не помешает подумать о себе! Речь не о пластической хирургии (в сорок пять начинать с этим рановато), но что-то предпринять стоит. К примеру, мешки под глазами по утрам становятся все тяжелее, и уже нельзя отмахнуться от этой маленькой, но важной проблемы. Недостаток сна, затяжные рабочие часы, двадцать чашек крепкого кофе в день, гиподинамия и никакой гимнастики — все это рано или поздно сказывается на женской внешности.
   В приглашении говорилось, что добраться до «Утопии» из Лос-Анджелеса проще всего через Денвер, откуда самолет поменьше доставит до Аспена. «Утопия» расположена в горах, в пятнадцати минутах езды от другого курорта — лыжного. Если зарегистрироваться вечером, то уже утром к услугам клиента все необходимые специалисты. Кэрри отметила, что к числу предоставляемых процедур относится и липосакция — указана как нечто простое и повседневное, под общим массажем.
   Ну как тут было отказаться? Особенно после того, как выяснилось, что деньги, внесенные анонимно, в случае отказа не возвращаются. Тони сделал вид, что эта маленькая приписка только сейчас попалась ему на глаза, в то время как сам нахально разбазарил деньги компании. Не из личных же сбережений он платил! Такие не способны отложить про запас и доллар. С тех пор как Кэрри пошла на слияние с его фирмой, он только и делал, что транжирил деньги. Ни бережливости, ни деловой сметки — никчемный тип!
   Тем не менее разговор пошел в более спокойном русле. Тони заявил так: не важно, откуда приглашение, главное, что оно имеется, а раз так, пусть Кэрри считает его подарком ко дню рождения (этот дуралей искренне полагал, что дареному коню в зубы не смотрят). Он также выразил надежду, что между процедурами она поразмыслит над откровениями консультанта и святостью семейных уз. Он самым очевидным образом ждал, что, разнежившись в роскоши, жена пересмотрит свой взгляд на вещи и поймет как нелепость своих претензий, так и то, что в глубине души она его по-прежнему любит.
   У Кэрри были совсем иные намерения. Она собиралась, пока идет процесс обновления, поработать над рекламным роликом в надежде, что удастся изобрести нечто совершенно убийственное — такое, чтобы компания взлетела ввысь как на крыльях. Чтобы превратилась во вторую «Клио». Последний раз они были отмечены почти четыре года назад, и по мере того, как шло время, нарастало беспокойство. Конкуренция — штука суровая, почище гладиаторских боев, в особенности на Манхэттене, в особенности в наши дни, когда в силу вступило неписаное правило «чем моложе, тем лучше». Кое-кто вообще отказывался иметь дело с народом старше тридцати, так что в качестве вывески пришлось взять в фирму трех совсем молоденьких девчонок-менеджеров. Кэрри иронически называла их «мои малолетки».
   Бизнес требовал постоянно идти в ногу со временем, не давая себе ни малейшей передышки. Никого не занимают прежние достижения, важно, что ты собой представляешь на данный момент. Поскольку каждый лез наверх, расталкивая других локтями, приходилось поднатужиться, продвигая «Звездочет».
   Голливуд, этот капризный ребенок, дарил свое внимание только тем, кто умел удержаться на гребне волны. Если бы Кэрри постоянно не подталкивала свой персонал все вверх, вверх, вдогонку за самыми предприимчивыми, фирма давно уже стала бы вчерашним днем.
   Своей первой «звездочкой» Кэрри была обязана племяннице. «Мыльная опера» шла на ура, когда главная героиня вдруг устроила забастовку под тем предлогом, что ее обирают, и потребовала невозможно высокой прибавки. Глупышка думала, что держит компанию за горло только потому, что хорошо вписалась в сериал. И надо сказать, она добилась бы своего. Не будь Эвери, прибавку пришлось бы дать. Кэрри упрашивала племянницу, пока та, хоть и вне себя от ужаса, не согласилась выступить в роли главной героини. Актриса из нее была, можно сказать, никакая, но роль этого и не требовала. Довольно было хорошенького личика и стройной фигурки, а всего этого Эвери было не занимать. Сериал имел бешеный успех, и, вырази племянница хоть малейший интерес к такого рода карьере, Кэрри могла бы без труда обеспечить ей годичный контракт. Однако Эвери сбежала сразу, как только выдался шанс. Вернулась в школу, а чуть позже поступила в институт.
   Летом тетка и племянница снова работали бок о бок, однако на том условии, что Эвери не придется покидать кабинета. Вот этого Кэрри было просто не понять. Откуда такое упорное желание держаться в тени? Эвери словно и не подозревала, а если подозревала, то была глубоко равнодушна к тому, что получила от Бога сногсшибательную внешность.
   Впрочем, кинозвезде больше пристало быть поверхностной и тщеславной, а Эвери была личностью цельной, вдумчивой и рассудительной, с четким мнением на каждый счет и глубоким подходом к вещам. Она раз и навсегда решила для себя, что в жизни важно, а что нет. Иного нельзя было и ожидать. Разве не Кэрри воспитала ее в таком духе? Странно скорее то, что сама она застряла там, где всем заправлял поверхностный подход, где тщеславие ставилось во главу угла.
   Каким завзятым лицемером она стала! Как далеко ушла от того, что постоянно проповедовала племяннице! Чтобы хоть немного походить на Эвери, следовало чаще бывать в ее обществе.
   Так, едва проникнувшись идеей поездки в «Утопию», Кэрри решила прихватить с собой и племянницу. По телефону она долго умоляла Эвери провести с ней там хотя бы неделю. Обычно та проводила большую часть отпуска в отделе по присмотру за трудными подростками, и Кэрри прибегла к известной уловке — надавить на чувство вины. «Если бы ты проводила с родной теткой хоть сотую долю того времени, которое…» и так далее. При этом она умолчала о том, на какие издержки идет. Эвери хватил бы удар, узнай она истинную стоимость поездки. Для Кэрри было только в радость немного потратиться на племянницу, потому что против воли она исключительно тратилась на мужа. Вообще говоря, Кэрри сделала бы для Эвери все, буквально все, как раз потому, что та никогда ни о чем не просила. Непонятно было, как можно существовать на такое крохотное жалованье. Однако бесполезно было предлагать Эвери материальную помощь. Она отказывалась мягко, но наотрез, уверяя, что ей вполне хватает.
   Эвери как бы удерживала Кэрри на твердой земле, не давая воспарить в заоблачные выси крупных расходов. Вот и теперь было совершенно ясно, что она откажется от большей части процедур.
   Интересно, что она скажет насчет липосакции? Скорее всего возмутится и выступит с речью о тщеславии как таковом. При мысли о доводах, которые приведет племянница, на губах Кэрри затеплилась улыбка. Даже ворох новенькой спортивной одежды заставит ее укоризненно покачать головой — еще бы, все одно к одному и за бешеные деньги. Она, конечно же, заявит, что поддерживать себя в надлежащей форме можно в самых невзрачных тренировочных штанах и майке.
   Скорее бы повидать ее!
   — Чему ты улыбаешься, дорогая?
   Голос мужа вырвал Кэрри из мечтаний и вернул к текущему моменту. Оба они — и Тони, и консультант — смотрели выжидающе и с некоторым подозрением, так что пришлось небрежно пожать плечами:
   — Да вот, представила себе, как много всего нужно обдумать!
   Ничего поумнее не пришло в голову, но хватило и этого. Доктор Прик просиял так, словно Кэрри этими словами позволила своему внутреннему сорванцу поваляться в грязи. Прик благосклонно кивнул и встал, показывая, что аудиенция окончена.
   — Ты точно не хочешь, чтобы я проводил тебя до аэропорта? — спросил Тони, возвышаясь над ней, когда они шли к лимузину.
   — Точно, точно!
   — Приглашение не забыла?
   — Нет, конечно. — Тут водитель подошел открыть дверь, и Кэрри высвободилась из супружеского объятия. — Я отправила Эвери три сообщения, а она так и не позвонила. Хотелось перед отъездом договориться хоть о главном.
   — Наверняка Эвери с головой в работе, и ей не до звонков.
   — А вдруг, как раз когда меня нет, я ей понадоблюсь?
   — Она свяжется со мной или позвонит на один из твоих мобильных.
   — Все-таки мне не нравится этот ее присмотр за подростками! Работа для мозолистых сердец, а она…
   — Она бы этим не занималась, будь это занятие ей не по душе. Перестань наконец за нее беспокоиться! Эвери давно уже взрослая.
   — Когда вернешься домой, проверь мой ящик. Может, она уже что-нибудь прислала, пока мы здесь сидели.
   — Хорошо, проверю.
   — Шестнадцатого будет пересмотр прошения о досрочном освобождении. Надеюсь, Эвери в курсе. Этот Скаррет…
   — Как она может не быть в курсе? Не понимаю, при чем здесь это.
   — При том, что в прошлый раз я была там с ней! — Кэрри невольно повысила голос. — Прежде чем решение было принято, нас вызывали обеих!
   — И на этот раз поедешь, — примирительным тоном заметил Тони. — До пересмотра еще месяц. По-моему, пора тебе начать понемногу расслабляться. Пока ты просто комок нервов, а поездка задумана удовольствия ради.
   — Ладно.
   Это было сказано чисто механически, и Тони нахмурился:
   — Вот! Ты потому и не можешь расслабиться, что давно забыла, что это такое. По-моему, у тебя предотпускной мандраж.
   Кэрри кивнула и сделала шаг к машине, но Тони привлек ее к себе и расцеловал.
   — Люблю тебя! — сообщил он жарким шепотом. — Только тебя всегда и любил, с первой минуты, с первого взгляда! Хочу, чтобы все стало как прежде!
   — Да, конечно, — согласилась она, лишь бы он оставил ее в покое.
   Стоило лимузину выехать на проезжую часть, как Кэрри схватила и приспособила на коленях лэптоп. Телефон зазвонил как раз когда экран засветился. Ни минуты не сомневаясь, что это опять Тони со своими нежностями, Кэрри начала по-настоящему сердиться.
   — Ну, чего тебе еще?!
   — Хорошее начало, — послышался в трубке голос Эвери.
   — Ты, дорогая? Слава Богу! Я думала, это Тони. Говори скорее, как начинается отпуск. Надеюсь, ты успела хоть немного отдохнуть?
   — Отпуск еще не начался. Я подбираю концы, чтобы ничего не висело над душой. Пару дней назад меня вызывал новый босс… жду не дождусь рассказать тебе, как все было! Это насчет одного дела, ты наверняка слышала. Может, встретимся в Аспене и поужинаем вместе?
   — Так ты все-таки решила ехать со мной! — От радости голос Кэрри поднялся до самой высокой октавы. — Выходит, нытье сработало!
   — Если я скажу «да», ты возьмешь это на вооружение. На этот раз тебе удалось пробудить во мне комплекс вины, но не надейся…
   — А твои подростки? Ты же собиралась тащить их в Вашингтон.
   — Поездку перенесли.
   — Вот как? Значит, моя взяла чисто по воле случая?
   — И ты на такое не согласна. Приглашение теряет силу. Правильно? — поддразнила Эвери.
   — Не говори ерунды. Я сейчас же свяжусь с «Утопией» и предупрежу, что еду не одна. Ты уже заказала билеты на самолет?
   — Как раз этим занимаюсь. Постой-ка… ага! До Денвера без проблем, и там как будто успеваю на рейс, но на месте буду поздно вечером.
   — И все равно отлично! Обещаю, что мы с тобой всласть повеселимся. Знаешь, как только выберешь рейс, сообщи время прибытия. Ну все, дорогая, до скорой встречи!
   Настроение Кэрри скакнуло вверх сразу на несколько уровней. Переговорив с «Утопией», она вернулась к работе и уже не обращала внимания на окружающее, пока не добралась до аэропорта. К будкам паспортного контроля, как всегда, пришлось двигаться черепашьим шагом. Перебрасывая ремень лэптопа с плеча на плечо, Кэрри на ходу надиктовывала указания подчиненным. Наконец самолет поднялся в воздух. Сидя в бизнес-классе с бокалом шардонне, она снова раскрыла на коленях лэптоп, но вместо работы задумалась о племяннице.
   Звонка все еще не было. Возможно, стоило взять инициативу на себя. Надо же знать, когда они встретятся.
   Кэрри потянулась к встроенному в подлокотник телефону, но передумала и решила набраться терпения. Самолет — не самое подходящее место для личных разговоров. Приходится надсаживать голос, чтобы перекричать шорох статики и гул двигателей, так что окружающие волей-неволей слышат каждое слово.
   В Аспене Кэрри отошла в сторонку от главной пассажирской артерии, чтобы на свободе воспользоваться мобильным телефоном. Без толку перерыв саквояж, она вспомнила, что сунула его в сумочку. Вот они, отпускные странности, с неудовольствием подумала Кэрри. Ведь она всегда так точна, так организованна, даже в мелочах! Защелкивая саквояж, она чисто случайно глянула вдоль прохода, заметила мужчину, который держал табличку с ее именем, и предположила, что это водитель, хотя для такого занятия он был слишком хорошо одет, да и внешность его наводила скорее на мысли об огнях рампы, чем о баранке руля — возможно, потому, что он немного напоминал молодого Шона Коннери.