Страница:
Он никогда не считал себя больным или хоть сколько-нибудь ущербным. С чего это? Он законопослушный гражданин, он платит налоги, ходит в церковь по воскресеньям и работает, чертовски много работает. Бизнес требует постоянной концентрации внимания и огромной отдачи — и это хорошо, ибо в течение дня тяжелая работа занимает его мысли целиком и совершенно не оставляет времени на то, чтобы думать о том невыносимом, к чему он возвращается каждый вечер. Ноша, выпавшая на его долю, была тяжела, но ни разу ему не пришло в голову переложить ответственность на кого-то другого. Он сам заботился о своей жене, которая стала беспомощным инвалидом после аварии.
Нина настояла на переезде в Чикаго — хотела, чтобы они начали все заново, с чистого листа. Страховка принесла им крупную сумму денег, и, посоветовавшись, они решили потратить часть и купить приличное жилье. Вскоре нашелся очень подходящий дом в предместье города. Тихий район, дом одноэтажный, ибо лестницы стали для его жены непреодолимой преградой. А потом он нашел работу — удивительно быстро, буквально в течение двух недель. Он решил для себя, что это хороший знак. Вообще мысль о переезде оказалась спасительной. Он вспоминал тот год как наполненный бесконечными хлопотами. Времени и сил не оставалось, но зато он крепко спал по ночам. Днем работа, вечером — переоборудование дома. Он сам установил везде необходимые поручни и устроил все так, чтобы жена не испытывала проблем, передвигаясь по дому в своем новом супердорогом кресле. Последняя модель, напичканная электроникой, не могла заменить ног любимой женщины — ее гладких длинных ног, от которых после аварии осталось одно кровавое месиво. Она никогда не сможет ходить. Никогда. Но он не позволил себе и Нине останавливаться на этой мысли. «Нужно принять то, что уготовил для нас Господь, и идти дальше», — говорил он. И работал как проклятый. Постепенно жена немного окрепла, научилась обслуживать себя и теперь могла днем оставаться одна.
Вечером он возвращался со службы, готовил ужин, мыл посуду, и они садились перед телевизором и смотрели свои любимые фильмы и передачи.
Их браку исполнилось десять лет. Кто знает, как сложились бы обстоятельства, если бы не авария. Десять лет в любви и согласии — долгий срок, но кто знает… Они могли устать друг от друга, такое бывало. Жизнь вдруг начинает казаться однообразной, а отношения невыносимо пресными и стабильными, и люди просто расстаются… Их брак ждала другая судьба. В ту страшную ночь Нина, его любимая нежная Нина умерла на залитом кровью операционном столе. Врачи сделали невозможное и воскресили ее. Услышав эту новость, он пошел в церковь при больнице, встал на колени и поклялся провести остаток жизни со своей женой. Он решил сделать все, чтобы она была хоть немного счастлива.
С тех пор он вел жизнь идеального мужа и образцового гражданина. Работал, платил налоги, ухаживал за женой. И лишь один изъян имелся у столь совершенного человека. У него был свой демон.
Он явился к нему внезапно, в одну из душных летних ночей. Несмотря на усталость после трудов праведных, мужчина никак не мог заснуть. Он боялся ворочаться, чтобы не разбудить жену, а потому встал и пошел в кухню. Там он принялся ходить взад-вперед. Через некоторое время он решил выпить стакан молока. Кто знает, вдруг старое средство поможет, он успокоится и захочет спать. Он не спеша подогрел и выпил молоко. Постоял, прислушиваясь, — толку никакого. Спать не хотелось. Мужчина пожал плечами и протянул руку, чтобы поставить стакан в раковину. Но стекло выскользнуло из пальцев, и, с грохотом ударившись о металл, стакан раскололся на множество осколков. Мужчина испуганно замер: громкий звук в пустом доме мог разбудить и напугать Нину. Он поспешил в другой конец дома и осторожно заглянул в дверь спальни — жена спала. Вздохнув с облегчением, он поплелся обратно в кухню.
Внутри все дрожало, и он чувствовал, что неясная тревога охватывает его. Словно ожидание чего-то… вот только не понять — чего же именно он ждет. «Может, я схожу с ума», — мелькнула паническая мысль. «Нет-нет, — твердо сказал он себе. — Это всего лишь один из моих приступов. Ничего страшного. Бывает. Я справлялся с собой раньше, справлюсь и теперь».
На разделочном столе лежала газета. Мужчина взял ее и уселся за стол с твердым намерением прочесть весь номер. Так он и сделает: прочтет все — от первой статьи до последней, каждое слово. Наверняка ему захочется спать задолго до последней страницы. Но он разрешит себе лечь, только когда глаза начнут слипаться окончательно.
Он начал со спортивного раздела и прочел его, потом перешел к городским новостям. Статья об открытии в местном парке новой дорожки для бега трусцой и спортивной ходьбы. Так, теперь разворот. Он увидел фото сразу же, как только перевернул страницу. Там были какие-то люди, но она стояла на первом плане. И держала в руках блестящие ножницы, чтобы разрезать красную ленточку. Кто-то предусмотрительно вкопал столбики с двух сторон беговой дорожки и натянул между ними эту симпатичную красную ленточку. Она ждала сигнала и улыбалась. Улыбалась ему одному.
Мужчина не мог отвести глаз и все смотрел и смотрел на женщину с фотографии. Потом он перевел взгляд вниз и принялся читать набранные мелким шрифтом имена. И тогда это случилось. Сначала внутренности его вдруг превратились в застывший бетон — он не мог дышать, не мог двигаться. А потом сердце пронзила боль. Мужчина испугался. Может, это инфаркт? Или приступ, но не сердечный, а один из тех… Нужно успокоиться, сказал он себе. Просто успокоиться, и все обойдется. Вот так: вдох-выдох. Вдох-выдох. Он смог дышать, и каменная неподвижность исчезла, но вместо нее пришел ужас. Страх накатывался волнами, вызывая физический дискомфорт. Теперь кожа его горела и чесалась невыносимо. Он вскочил и принялся мерить шагами кухню, бездумно раздирая кожу на руках и ногах в попытке унять зуд. Боже, что же это? Что с ним такое? Осознав, что он мечется по кухне, как раненый зверь, мужчина заставил себя остановиться. Он увидел, что руки и ноги его покрыты глубокими царапинами — из некоторых капала кровь, пачкая светлый пол. Ужас превысил его терпение, разум отказывался воспринимать происходящее. Мужчина схватился руками за голову и негромко завыл. А потом, как удар молнии, пришел конец. Он не был больше собой. И не владел своим телом. Даже дышать не мог. Но воздух поступал в легкие, и кровь бежала по венам… потому что кто-то другой дышал за него.
На следующее утро он проснулся на полу кухни в позе эмбриона. Покачиваясь, мужчина с трудом поднялся на ноги. «Должно быть, вчера я потерял сознание», — подумал он. Он стоял с закрытыми глазами, опираясь на кухонный стол, и дышал глубоко и медленно. Потом открыл глаза и осторожно выпрямился. На столе прямо перед ним лежала вчерашняя газета. Свернутая. А поверх нее ножницы. Должно быть, он сам вчера оставил их там… больше ведь некому. Но как это было, мужчина не помнил. Он убрал ножницы на место — в ящик кухонного стола. А газету взял в руки, собираясь отнести в гараж и выбросить в мусорный бак. На столе остались вырезки и фотография. Мужчина замер. Теперь он понял. Он понял, кто и зачем вырезал статью и фото из газеты. Демон желал получить ту улыбающуюся женщину.
Мужчина закрыл лицо руками и заплакал.
Немного успокоившись, решил, что стоит попробовать усмирить демона. Раньше ему всегда помогали физические нагрузки. Мужчина отправился в спортзал. Он тренировался как одержимый. Самым любимым его упражнением было лупить боксерскую грушу руками и ногами до полного изнеможения. Порой он терял чувство реальности и останавливался только в тот момент, когда измученное тело отказывалось повиноваться.
Некоторое время все шло неплохо. Работа, потом тренировки. Он чувствовал себя измученным, но относительно спокойным. А потом физические нагрузки перестали помогать. Время шло, и демон поглощал его изнутри. И однажды вечером случилось неизбежное. Он мыл посуду, а жена сидела рядом — просто чтобы составить ему компанию. Они говорили о том о сем, а потом Нина предложила ему сходить куда-нибудь вечером. «Ты можешь пойти с друзьями в бар или еще куда-нибудь, — говорила она, — отдохнуть и повеселиться».
Он возразил, что и так слишком часто оставляет ее одну по вечерам — работа иной раз требовала его присутствия в офисе допоздна. И есть еще занятия спортом. Нет-нет, она и так проводит слишком много времени в одиночестве.
Но Нина упорно стояла на своем, и в конце концов, не желая раздражать ее, он сдался.
И вот он наступил — его выходной. Свободный вечер. Кровь стучала в висках, и он был взволнован едва ли не больше, чем в тот день, когда впервые пригласил девушку на свидание.
Еще утром он предупредил Нину, что сразу после работы они с ребятами договорились пойти к Салли, в популярное заведение, где подавали неплохое мясо гриль. «Если я выпью больше, чем положено, то за руль не сяду, не волнуйся, — сказал он жене. — Я возьму такси».
Но он солгал.
Он ехал в город не для того, чтобы отдохнуть. Он ехал охотиться.
Глава 2
Нина настояла на переезде в Чикаго — хотела, чтобы они начали все заново, с чистого листа. Страховка принесла им крупную сумму денег, и, посоветовавшись, они решили потратить часть и купить приличное жилье. Вскоре нашелся очень подходящий дом в предместье города. Тихий район, дом одноэтажный, ибо лестницы стали для его жены непреодолимой преградой. А потом он нашел работу — удивительно быстро, буквально в течение двух недель. Он решил для себя, что это хороший знак. Вообще мысль о переезде оказалась спасительной. Он вспоминал тот год как наполненный бесконечными хлопотами. Времени и сил не оставалось, но зато он крепко спал по ночам. Днем работа, вечером — переоборудование дома. Он сам установил везде необходимые поручни и устроил все так, чтобы жена не испытывала проблем, передвигаясь по дому в своем новом супердорогом кресле. Последняя модель, напичканная электроникой, не могла заменить ног любимой женщины — ее гладких длинных ног, от которых после аварии осталось одно кровавое месиво. Она никогда не сможет ходить. Никогда. Но он не позволил себе и Нине останавливаться на этой мысли. «Нужно принять то, что уготовил для нас Господь, и идти дальше», — говорил он. И работал как проклятый. Постепенно жена немного окрепла, научилась обслуживать себя и теперь могла днем оставаться одна.
Вечером он возвращался со службы, готовил ужин, мыл посуду, и они садились перед телевизором и смотрели свои любимые фильмы и передачи.
Их браку исполнилось десять лет. Кто знает, как сложились бы обстоятельства, если бы не авария. Десять лет в любви и согласии — долгий срок, но кто знает… Они могли устать друг от друга, такое бывало. Жизнь вдруг начинает казаться однообразной, а отношения невыносимо пресными и стабильными, и люди просто расстаются… Их брак ждала другая судьба. В ту страшную ночь Нина, его любимая нежная Нина умерла на залитом кровью операционном столе. Врачи сделали невозможное и воскресили ее. Услышав эту новость, он пошел в церковь при больнице, встал на колени и поклялся провести остаток жизни со своей женой. Он решил сделать все, чтобы она была хоть немного счастлива.
С тех пор он вел жизнь идеального мужа и образцового гражданина. Работал, платил налоги, ухаживал за женой. И лишь один изъян имелся у столь совершенного человека. У него был свой демон.
Он явился к нему внезапно, в одну из душных летних ночей. Несмотря на усталость после трудов праведных, мужчина никак не мог заснуть. Он боялся ворочаться, чтобы не разбудить жену, а потому встал и пошел в кухню. Там он принялся ходить взад-вперед. Через некоторое время он решил выпить стакан молока. Кто знает, вдруг старое средство поможет, он успокоится и захочет спать. Он не спеша подогрел и выпил молоко. Постоял, прислушиваясь, — толку никакого. Спать не хотелось. Мужчина пожал плечами и протянул руку, чтобы поставить стакан в раковину. Но стекло выскользнуло из пальцев, и, с грохотом ударившись о металл, стакан раскололся на множество осколков. Мужчина испуганно замер: громкий звук в пустом доме мог разбудить и напугать Нину. Он поспешил в другой конец дома и осторожно заглянул в дверь спальни — жена спала. Вздохнув с облегчением, он поплелся обратно в кухню.
Внутри все дрожало, и он чувствовал, что неясная тревога охватывает его. Словно ожидание чего-то… вот только не понять — чего же именно он ждет. «Может, я схожу с ума», — мелькнула паническая мысль. «Нет-нет, — твердо сказал он себе. — Это всего лишь один из моих приступов. Ничего страшного. Бывает. Я справлялся с собой раньше, справлюсь и теперь».
На разделочном столе лежала газета. Мужчина взял ее и уселся за стол с твердым намерением прочесть весь номер. Так он и сделает: прочтет все — от первой статьи до последней, каждое слово. Наверняка ему захочется спать задолго до последней страницы. Но он разрешит себе лечь, только когда глаза начнут слипаться окончательно.
Он начал со спортивного раздела и прочел его, потом перешел к городским новостям. Статья об открытии в местном парке новой дорожки для бега трусцой и спортивной ходьбы. Так, теперь разворот. Он увидел фото сразу же, как только перевернул страницу. Там были какие-то люди, но она стояла на первом плане. И держала в руках блестящие ножницы, чтобы разрезать красную ленточку. Кто-то предусмотрительно вкопал столбики с двух сторон беговой дорожки и натянул между ними эту симпатичную красную ленточку. Она ждала сигнала и улыбалась. Улыбалась ему одному.
Мужчина не мог отвести глаз и все смотрел и смотрел на женщину с фотографии. Потом он перевел взгляд вниз и принялся читать набранные мелким шрифтом имена. И тогда это случилось. Сначала внутренности его вдруг превратились в застывший бетон — он не мог дышать, не мог двигаться. А потом сердце пронзила боль. Мужчина испугался. Может, это инфаркт? Или приступ, но не сердечный, а один из тех… Нужно успокоиться, сказал он себе. Просто успокоиться, и все обойдется. Вот так: вдох-выдох. Вдох-выдох. Он смог дышать, и каменная неподвижность исчезла, но вместо нее пришел ужас. Страх накатывался волнами, вызывая физический дискомфорт. Теперь кожа его горела и чесалась невыносимо. Он вскочил и принялся мерить шагами кухню, бездумно раздирая кожу на руках и ногах в попытке унять зуд. Боже, что же это? Что с ним такое? Осознав, что он мечется по кухне, как раненый зверь, мужчина заставил себя остановиться. Он увидел, что руки и ноги его покрыты глубокими царапинами — из некоторых капала кровь, пачкая светлый пол. Ужас превысил его терпение, разум отказывался воспринимать происходящее. Мужчина схватился руками за голову и негромко завыл. А потом, как удар молнии, пришел конец. Он не был больше собой. И не владел своим телом. Даже дышать не мог. Но воздух поступал в легкие, и кровь бежала по венам… потому что кто-то другой дышал за него.
На следующее утро он проснулся на полу кухни в позе эмбриона. Покачиваясь, мужчина с трудом поднялся на ноги. «Должно быть, вчера я потерял сознание», — подумал он. Он стоял с закрытыми глазами, опираясь на кухонный стол, и дышал глубоко и медленно. Потом открыл глаза и осторожно выпрямился. На столе прямо перед ним лежала вчерашняя газета. Свернутая. А поверх нее ножницы. Должно быть, он сам вчера оставил их там… больше ведь некому. Но как это было, мужчина не помнил. Он убрал ножницы на место — в ящик кухонного стола. А газету взял в руки, собираясь отнести в гараж и выбросить в мусорный бак. На столе остались вырезки и фотография. Мужчина замер. Теперь он понял. Он понял, кто и зачем вырезал статью и фото из газеты. Демон желал получить ту улыбающуюся женщину.
Мужчина закрыл лицо руками и заплакал.
Немного успокоившись, решил, что стоит попробовать усмирить демона. Раньше ему всегда помогали физические нагрузки. Мужчина отправился в спортзал. Он тренировался как одержимый. Самым любимым его упражнением было лупить боксерскую грушу руками и ногами до полного изнеможения. Порой он терял чувство реальности и останавливался только в тот момент, когда измученное тело отказывалось повиноваться.
Некоторое время все шло неплохо. Работа, потом тренировки. Он чувствовал себя измученным, но относительно спокойным. А потом физические нагрузки перестали помогать. Время шло, и демон поглощал его изнутри. И однажды вечером случилось неизбежное. Он мыл посуду, а жена сидела рядом — просто чтобы составить ему компанию. Они говорили о том о сем, а потом Нина предложила ему сходить куда-нибудь вечером. «Ты можешь пойти с друзьями в бар или еще куда-нибудь, — говорила она, — отдохнуть и повеселиться».
Он возразил, что и так слишком часто оставляет ее одну по вечерам — работа иной раз требовала его присутствия в офисе допоздна. И есть еще занятия спортом. Нет-нет, она и так проводит слишком много времени в одиночестве.
Но Нина упорно стояла на своем, и в конце концов, не желая раздражать ее, он сдался.
И вот он наступил — его выходной. Свободный вечер. Кровь стучала в висках, и он был взволнован едва ли не больше, чем в тот день, когда впервые пригласил девушку на свидание.
Еще утром он предупредил Нину, что сразу после работы они с ребятами договорились пойти к Салли, в популярное заведение, где подавали неплохое мясо гриль. «Если я выпью больше, чем положено, то за руль не сяду, не волнуйся, — сказал он жене. — Я возьму такси».
Но он солгал.
Он ехал в город не для того, чтобы отдохнуть. Он ехал охотиться.
Глава 2
Риган Мэдисон провела в Риме три ужасных дня. Ей казалось, что город буквально кишит папиками — старыми, богатыми, сластолюбивыми. Они попадались ей повсюду: в аэропорту, в отеле, на улицах… и при каждом имелась девица, едва ли не вполовину моложе своего кавалера. Девицы висели на старикашках и взирали на мир пустыми, но сильно накрашенными глазами. Челюсти их мерно двигались, пережевывая тинейджеровскую жвачку. Раньше Риган никогда не приходило в голову, что подобные связи столь распространены. Она стала обращать внимание на такие парочки после того, как ее отчим, Эмерсон, женился на Синди, едва вышедшей из подросткового возраста. Девица обладала фигурой стриптизерши и интеллектом простейшего одноклеточного организма. Эмерсон не смог устоять перед подобным сочетанием… и, как теперь понимала Риган, не он один.
К счастью для Риган, молодожены остались в Риме, а она вернулась в Чикаго. Восьмичасовой перелет основательно вымотал девушку, и она рано отправилась в постель с твердым намерением провести под одеялом не менее восьми часов и как следует выспаться. А завтра наступит новый день — и Риган искренне надеялась, что он будет лучше сегодняшнего. Как оказалось, и в этом она жестоко ошиблась.
Боль разбудила ее в шесть утра. Левое колено онемело, словно его туго перевязали, напрочь лишив притока крови. Вчера вечером она немного ударилась о туалетный столик. Конечно, следовало приложить лед, но сил на компресс не осталось, и Риган пренебрегла процедурой. И вот результат: любое движение вызывает боль. Девушка села в кровати и принялась массировать ногу. Через некоторое время наступило облегчение. Теперь она сможет встать и доковылять до ванной.
Разрыв мениска — чертовски неприятная вещь. Риган получила травму во время бейсбольного матча. Это была благотворительная игра, она стояла на первой базе, и все шло хорошо, пока неловкий поворот не привел к травме. Ей пришлось обратиться к врачу, который сказал, что требуется операция. Он также заверил ее, что это рядовая процедура, несложная и неопасная, и что она вернется к нормальной жизни уже через несколько дней. Но Риган все тянула и откладывала поход в больницу.
Решив, что пора вставать, девушка осторожно спустила ноги с кровати и медленно встала, постепенно перенося вес со здоровой ноги на больную. Она чувствовала себя развалиной, и тут, как назло, в носу защекотало, в горле запершило, на глазах выступили слезы, и Риган принялась отчаянно чихать.
Аллеогия — это горе, которое омрачает жизнь многих людей каждую весну. Риган принадлежала к числу этих страдальцев. Ее жизнь портило растение с красивым названием «Амброзия полыннолистная», которое прекрасно себя чувствовало в городе и активно цвело каждую весну. Девушка буквально превращалась в ходячую аптеку, но не сдавалась. Она засовывала в каждый карман по пачке бумажных носовых платков, укладывала в сумочку запас аспирина, антигистаминных препаратов, салфеток, всевозможных капель — и продолжала заниматься делами. Что делать, если амброзия — это часть жизни в родном городе? У каждого свои недостатки, и Чикаго не является исключением. Хотя по большому счету Риган любила свой город. Она обожала его музеи и художественные галереи и искренне считала, что шопинг здесь ничуть не хуже, чем, например, в Нью-Йорке. Софи и Корделия думают иначе, но что с того? Еще в Чикаго живут удивительно приветливые и милые люди: Риган всегда твердо верила, что более восьмидесяти процентов всех горожан — достойные, симпатичные и законопослушные люди. Многие улыбаются, когда она проходит мимо и случайно ловит чей-то взгляд. Некоторые даже здороваются. Приветливые и вежливые, как и большинство жителей штата, они никогда не лезут в душу к малознакомому человеку и не нарушают священную неприкосновенность личности.
Этот город казался Риган большой бочкой меда, в которой тем не менее имелась пара ложек дегтя: например, аллергия или холодные, пронизывающие до костей ветры, которые дуют зимой с озера Мичиган.
Риган стояла подле кровати и никак не могла собраться с силами и сделать первый шаг в новый день. Пора, сегодня масса дел, и никого не волнует, что ей ужасно хочется заползти обратно под одеяло, свернуться калачиком и никуда не ходить. Было бы славно провести весь день дома.
Домом для Риган служил номер в отеле «Гамильтон», которым владела ее семья. В разных городах располагались еще четыре таких же фешенебельных отеля, и все принадлежали ее семье. Дорогой, стильный отель для богатых людей с высочайшим уровнем комфорта располагался в лучшем районе Чикаго. Риган всегда радовалась, что может добраться до своего рабочего кабинета на лифте — нет нужды пробираться через пробки или потеть в метро. Персонал отеля она знала многие годы и привыкла думать об этих людях как о своей семье.
Спать хотелось невыносимо, но Риган не стала потакать собственным слабостям. Она добрела до ванной комнаты, умылась, почистила зубы и собрала волосы в хвост. Натянула спортивный костюм и на лифте поднялась на восемнадцатый этаж: там недавно установили новую беговую дорожку. Итак, ее ждут две мили — как всегда, изо дня в день. Ни аллергия, ни больное колено не смогут помешать ей выполнить ежедневный ритуал. В этой жизни очень важно придерживаться принципов.
Вернувшись к себе, Риган приняла душ, оделась и позавтракала. Как всегда, тост из муки грубого помола, грейпфрут и горячий чай. Взгляд на часы — семь тридцать. Замечательно, пока все по расписанию. Риган села за стол и раскрыла папку с бумагами. Но тут раздался телефонный звонок. Корделия желала узнать, как идут дела.
— Как все прошло в Риме?
— Хорошо.
— А твой отчим там был?
— Ну да.
— Тогда что хорошего ты там увидела? Приди в себя, подружка! Это я, Корди, помнишь?
Риган вздохнула и выпалила:
— Все было просто ужасно.
— Ага. Не иначе как твой дражайший отчим приволок с собой молодую женушку?
— Конечно. Они все время были вместе.
— Ну-ну, и что, она по-прежнему одевается в тряпки исключительно от Эскада? От пальто до трусов?
Риган улыбнулась. Корди — удивительный человек. Всего несколько фраз, и то, что казалось ужасным и отталкивающим, стало нелепым и смешным. Совершенно очевидно, что она это делает нарочно, стараясь поднять настроение подружке. Что ж, на то и существуют друзья — ведь на душе у Риган и правда стало легче.
— Ты перепутала, — сказала она, улыбаясь. — Девица обожает Версаче. Собственно, она и была во всем от Версаче: от пальто до трусов.
— Ой, я себе представляю! — Корди фыркнула. — А твои братья приехали?
— Этот отель — личный проект Эйдена, так что он, само собой, был. Как всегда, серьезный до невозможности. Знаешь, я уже много лет не видела, чтобы он улыбался. Должно быть, это чертовски нелегко — быть старшим братом.
— А что Спенсер и Уокер?
— Спенсеру пришлось остаться в Мельбурне. Что-то там в последний момент не заладилось с дизайном нового отеля. Уокер приехал, но ненадолго. Показался на приеме и сбежал — сказал, что ему нужен отдых перед соревнованиями.
— Ты с ним говорила?
— Да.
— Ага, значит, ты его все же простила? Это хорошо!
— Наверное, я действительно его простила. Он сделал то, что считал правильным. Могу добавить, что ты была целиком и полностью права — я признаю это добровольно, радуйся, — прошло время, я поостыла и стала более спокойно смотреть на вещи. Как ты и предсказывала. Кроме того, меня все время мучила мысль, что я могу опоздать с примирением. Братец разбил очередную машину во время последнего заезда, так что я решила поторопиться.
— Но ведь он не пострадал в той аварии?
— Ни царапины.
— Я ужасно рада, что ты больше не злишься на него.
— Не злюсь… И все же мне не нравится, что Уокер ведет себя так… импульсивно. Это как-то слишком — нанимать детектива и изучать подноготную человека только потому, что я пару раз сходила с ним на свидание.
— Минуточку, как это пару раз сходила? А все остальное, чем вы с Деннисом занимались, в счет не идет?
— Э-э…
— Как хочешь, но лично я уверена: Уокер поступил правильно, потому что иначе этот тип разбил бы тебе сердце. Атак вы вовремя расстались, и трагедии не случилось. Ведь ты его не любила…
— Почему ты в этом так уверена?
— Да ладно, Риган, признайся, что ты не так уж и расстроилась. Ведь ты не пролила ни слезинки, когда вы расстались. И это плакса Риган, которая ревела над всеми диснеевскими мультиками… а на некоторых ты до сих пор плачешь!
Я знаю совершенно точно: если ты не оплакала разрыв с Деннисом — ты его не любила. И точка. Если хочешь знать, он вообще тебе не подходил. Не понимаю, как ты могла на него запасть.
— В то время я не знала, что он мне не подходит. Деннис казался почти совершенством. У нас было столько общего: он любил театр, балет, оперу… И никогда не отказывался сопровождать меня на мероприятия, проводимые для привлечения средств. Мне казалось, у нас общие ценности…
— Опомнись, дорогая, это была всего лишь игра. Он охотился за твоими деньгами, вот и все. Ты уже большая девочка и должна понимать, что в твоем положении нужно учитывать подобный вариант.
— Эй, ты, часом, не собираешься прочесть мне душеспасительную лекцию о том, что я умная и красивая и когда-нибудь непременно встречу человека, который полюбит именно меня, а не мои деньги?
— Может, я бы и не прочь, особенно если ты согласишься все это слушать… но сейчас мне некогда. Надо вернуться в лабораторию до того, как ученики сообразят, что именно там можно взорвать. Я позвонила, чтобы убедиться, что ты добралась до дома в целости и сохранности. И еще я подумала — может, мы могли бы поужинать сегодня? У меня с завтрашнего дня диета — в основном грейпфруты… Так что сегодня я бы отвела душу.
— Ой, Корди, мне правда жаль, но пока меня не было, тут столько всего накопилось…
— Ладно, тогда планируй ужин на пятницу, а на диету я сяду с субботы. И никаких отговорок, — твердо заключила Корди. — В конце концов, нам всем нужно немного расслабиться: неделька выдалась на редкость паршивая. В понедельник один из учеников уронил коробку с препаратами и перебил все до единой колбы. Во вторник я узнала, что начальство вдвое урезало мне бюджет на следующий год. Нет, ты представь, они просто поделили его пополам! А в среду позвонила Софи и попросила меня об одолжении. Пришлось уважить, но радости мне это не доставило…
— А что за одолжение?
— Сходить в полицейский участок и расспросить кое о чем.
— О чем?
— Не могу сказать. Софи взяла с меня слово, что я буду держать язык за зубами, так что терпи до пятницы. Она сама все расскажет.
— Только не говори мне, что она опять придумала какой-то план!
— Ну не знаю… Слушай, мне пора, что-то ученики мои оживились, как бы чего не вышло… Я побежала.
Она повесила трубку, прежде чем Риган успела сказать «пока». Положив трубку, Риган взялась за документы, но через пять минут позвонила Софи.
— Окажи мне услугу, — заявила она, не тратя времени на всякие там светские условности вроде приветствий и расспросов о здоровье.
— Какую?
— Большую.
— В Риме все прошло просто прекрасно, спасибо что спросила. Так какую услугу?
— Сначала скажи, что ты это сделаешь.
— Нет уж, подруга, — Риган рассмеялась, — этот номер не проходит с начальной школы.
— Тогда давай пообедаем вместе, и я все тебе объясню… только не сегодня, — торопливо добавила Софи. — Я знаю, что у тебя полный завал и дел скопилось полно. Да и у меня две встречи подряд. Давай завтра или послезавтра. Пару часов сможешь выкроить?
— Пару часов на обед?
— Обед и оказание услуги, — поправила подругу Софи. — Мы могли бы встретиться в «Палмс» в двенадцать тридцать в пятницу. Корди заканчивает в двенадцать и присоединится к нам. Что скажешь?
— Не знаю пока, я…
— Мне правда нужна твоя помощь.
В голосе подруги звучали слезы. Риган вздохнула. Она прекрасно понимала, что ею манипулируют, но решила поддаться:
— Если для тебя это так важно…
— Поверь, это очень важно!
— Ладно, тогда в пятницу.
— Я знала, что могу на тебя рассчитывать! Кстати, я тут говорила с Генри, и он сказал, что у тебя следующие выходные свободны, ну я и попросила, чтобы он пометил их как занятые…
— Все выходные? Софи, что происходит?
— Я все объясню за ленчем, и у тебя останется неделя на обдумывание.
— Но я не могу…
— Ой, совсем забыла. Хотела сказать, что мне очень понравилась твоя фотография в газете. Волосы так хорошо смотрятся — просто чудо.
— Софи, я хочу знать…
— Мне пора бежать, честно. Увидимся в пятницу в двенадцать тридцать в «Палмс».
Риган не желала сдаваться так просто. Она набрала побольше воздуха и… выдохнула, потому что Софи уже повесила трубку. Расстроенная, девушка взглянула на часы, ойкнула и бросилась к двери. Пора в офис.
Пол Гринфилд улыбался ей от стойки портье. Как старший служащий, он надзирал за остальным персоналом на этаже. А еще Пол имел четырех детей и носил очки с толстыми стеклами. Но Риган все равно относилась к нему с особой симпатией: когда она училась в старших классах, то одно лето проработала под его началом. Он был тогда моложе и удивительно хорош собой. Девочка влюбилась и была так смешна и непосредственна, что Пол все понял. Но он был мил с ней, и они остались друзьями. Риган с сочувствием взглянула на толстую — страниц пятьсот, не меньше — пачку бумаги в руках у Гринфилда.
— Доброе утро. Если вам предстоит прочесть это за сегодня, я вам не завидую, — сказала она.
— Доброе утро. Вообще-то это чтиво для вас. Так что примите мои соболезнования.
— Для меня? — Риган попятилась, взирая на угрожающих размеров стопку.
— Уж извините. Я получил это по электронной почте от вашего брата Эйдена около часа назад.
— И?..
— Он выражал удивление по поводу того, что вы до сих пор с ним не связались.
Пол попытался вложить пачку Риган в руки. Она быстро сделала еще шаг назад и спросила:
— А по какому именно поводу я должна была с ним связаться, он не говорил?
— Ваш брат желал услышать мнение по поводу этого доклада.
— Быть того не может! И когда, интересно, он успел написать пятьсот страниц?
— Двести десять, — автоматически поправил Пол.
— Пускай. Когда он успел написать доклад на двести десять страниц, если мы только вчера расстались?
— Вы же знаете — есть мнение, что ваш брат никогда не спит.
Ничего подобного, подумала Риган. Спать-то он, конечно, спит, а вот личной жизни у него нет, это точно. Но вслух этого говорить не стоило, и она поинтересовалась:
— А о чем доклад?
— Планы экспансии, — сказал Пол. Его забавлял испуганный вид Риган. Словно она ждала, что из листов бумаги появится жаба или еще что-нибудь несимпатичное. — Прежде чем приступить к осуществлению задуманного, Эйден желает узнать ваше мнение. Уокер и Спенсер уже все одобрили.
— Уверена, они не читали такой толстенный доклад!
— Вы правы — от них этого и не требовалось.
Риган все же пришлось взять в руки объемистую папку, и она с трудом пристроила сверху свой ноутбук.
— Я не понимаю, — жалобно протянула она. — Когда мы виделись в Риме, Эйден ни словом не обмолвился ни о каком докладе. Расстались мы вчера, а сегодня к утру я должна быть в курсе еще не прочитанных бумаг?
Гринфилд взирал на нее с сочувствием и охотно пояснил:
— Видите ли, тут произошла путаница. Я уже печатал для вас этот доклад, но первая копия просто-таки испарилась. Я лично передал ее Эмили. Она утверждает, что отдала ее Генри, вашему помощнику. А Генри должен был передать доклад лично вам.
Эмили занимала должность личного помощника Эйдена и не входила в число людей, с которыми Риган хотелось бы дружить. Чаще всего ей хотелось убить несносную женщину.
— Если бы она отдала бумаги Генри, он передал бы их мне. Пол не зря столько лет проработал в отеле. Он улыбнулся и дипломатично ответил:
— Боюсь, случившееся так и останется тайной. Не думаю, что стоит тратить время и силы на разгадку.
— Нет здесь ничего таинственного! — запальчиво возразила Риган. — А то вы не знаете, что Эмили…
— Не стоит делать поспешных выводов, — быстро прервал ее Гринфилд. — К тому же у вас не так много времени. Эйден ждет от вас ответ к полудню.
К счастью для Риган, молодожены остались в Риме, а она вернулась в Чикаго. Восьмичасовой перелет основательно вымотал девушку, и она рано отправилась в постель с твердым намерением провести под одеялом не менее восьми часов и как следует выспаться. А завтра наступит новый день — и Риган искренне надеялась, что он будет лучше сегодняшнего. Как оказалось, и в этом она жестоко ошиблась.
Боль разбудила ее в шесть утра. Левое колено онемело, словно его туго перевязали, напрочь лишив притока крови. Вчера вечером она немного ударилась о туалетный столик. Конечно, следовало приложить лед, но сил на компресс не осталось, и Риган пренебрегла процедурой. И вот результат: любое движение вызывает боль. Девушка села в кровати и принялась массировать ногу. Через некоторое время наступило облегчение. Теперь она сможет встать и доковылять до ванной.
Разрыв мениска — чертовски неприятная вещь. Риган получила травму во время бейсбольного матча. Это была благотворительная игра, она стояла на первой базе, и все шло хорошо, пока неловкий поворот не привел к травме. Ей пришлось обратиться к врачу, который сказал, что требуется операция. Он также заверил ее, что это рядовая процедура, несложная и неопасная, и что она вернется к нормальной жизни уже через несколько дней. Но Риган все тянула и откладывала поход в больницу.
Решив, что пора вставать, девушка осторожно спустила ноги с кровати и медленно встала, постепенно перенося вес со здоровой ноги на больную. Она чувствовала себя развалиной, и тут, как назло, в носу защекотало, в горле запершило, на глазах выступили слезы, и Риган принялась отчаянно чихать.
Аллеогия — это горе, которое омрачает жизнь многих людей каждую весну. Риган принадлежала к числу этих страдальцев. Ее жизнь портило растение с красивым названием «Амброзия полыннолистная», которое прекрасно себя чувствовало в городе и активно цвело каждую весну. Девушка буквально превращалась в ходячую аптеку, но не сдавалась. Она засовывала в каждый карман по пачке бумажных носовых платков, укладывала в сумочку запас аспирина, антигистаминных препаратов, салфеток, всевозможных капель — и продолжала заниматься делами. Что делать, если амброзия — это часть жизни в родном городе? У каждого свои недостатки, и Чикаго не является исключением. Хотя по большому счету Риган любила свой город. Она обожала его музеи и художественные галереи и искренне считала, что шопинг здесь ничуть не хуже, чем, например, в Нью-Йорке. Софи и Корделия думают иначе, но что с того? Еще в Чикаго живут удивительно приветливые и милые люди: Риган всегда твердо верила, что более восьмидесяти процентов всех горожан — достойные, симпатичные и законопослушные люди. Многие улыбаются, когда она проходит мимо и случайно ловит чей-то взгляд. Некоторые даже здороваются. Приветливые и вежливые, как и большинство жителей штата, они никогда не лезут в душу к малознакомому человеку и не нарушают священную неприкосновенность личности.
Этот город казался Риган большой бочкой меда, в которой тем не менее имелась пара ложек дегтя: например, аллергия или холодные, пронизывающие до костей ветры, которые дуют зимой с озера Мичиган.
Риган стояла подле кровати и никак не могла собраться с силами и сделать первый шаг в новый день. Пора, сегодня масса дел, и никого не волнует, что ей ужасно хочется заползти обратно под одеяло, свернуться калачиком и никуда не ходить. Было бы славно провести весь день дома.
Домом для Риган служил номер в отеле «Гамильтон», которым владела ее семья. В разных городах располагались еще четыре таких же фешенебельных отеля, и все принадлежали ее семье. Дорогой, стильный отель для богатых людей с высочайшим уровнем комфорта располагался в лучшем районе Чикаго. Риган всегда радовалась, что может добраться до своего рабочего кабинета на лифте — нет нужды пробираться через пробки или потеть в метро. Персонал отеля она знала многие годы и привыкла думать об этих людях как о своей семье.
Спать хотелось невыносимо, но Риган не стала потакать собственным слабостям. Она добрела до ванной комнаты, умылась, почистила зубы и собрала волосы в хвост. Натянула спортивный костюм и на лифте поднялась на восемнадцатый этаж: там недавно установили новую беговую дорожку. Итак, ее ждут две мили — как всегда, изо дня в день. Ни аллергия, ни больное колено не смогут помешать ей выполнить ежедневный ритуал. В этой жизни очень важно придерживаться принципов.
Вернувшись к себе, Риган приняла душ, оделась и позавтракала. Как всегда, тост из муки грубого помола, грейпфрут и горячий чай. Взгляд на часы — семь тридцать. Замечательно, пока все по расписанию. Риган села за стол и раскрыла папку с бумагами. Но тут раздался телефонный звонок. Корделия желала узнать, как идут дела.
— Как все прошло в Риме?
— Хорошо.
— А твой отчим там был?
— Ну да.
— Тогда что хорошего ты там увидела? Приди в себя, подружка! Это я, Корди, помнишь?
Риган вздохнула и выпалила:
— Все было просто ужасно.
— Ага. Не иначе как твой дражайший отчим приволок с собой молодую женушку?
— Конечно. Они все время были вместе.
— Ну-ну, и что, она по-прежнему одевается в тряпки исключительно от Эскада? От пальто до трусов?
Риган улыбнулась. Корди — удивительный человек. Всего несколько фраз, и то, что казалось ужасным и отталкивающим, стало нелепым и смешным. Совершенно очевидно, что она это делает нарочно, стараясь поднять настроение подружке. Что ж, на то и существуют друзья — ведь на душе у Риган и правда стало легче.
— Ты перепутала, — сказала она, улыбаясь. — Девица обожает Версаче. Собственно, она и была во всем от Версаче: от пальто до трусов.
— Ой, я себе представляю! — Корди фыркнула. — А твои братья приехали?
— Этот отель — личный проект Эйдена, так что он, само собой, был. Как всегда, серьезный до невозможности. Знаешь, я уже много лет не видела, чтобы он улыбался. Должно быть, это чертовски нелегко — быть старшим братом.
— А что Спенсер и Уокер?
— Спенсеру пришлось остаться в Мельбурне. Что-то там в последний момент не заладилось с дизайном нового отеля. Уокер приехал, но ненадолго. Показался на приеме и сбежал — сказал, что ему нужен отдых перед соревнованиями.
— Ты с ним говорила?
— Да.
— Ага, значит, ты его все же простила? Это хорошо!
— Наверное, я действительно его простила. Он сделал то, что считал правильным. Могу добавить, что ты была целиком и полностью права — я признаю это добровольно, радуйся, — прошло время, я поостыла и стала более спокойно смотреть на вещи. Как ты и предсказывала. Кроме того, меня все время мучила мысль, что я могу опоздать с примирением. Братец разбил очередную машину во время последнего заезда, так что я решила поторопиться.
— Но ведь он не пострадал в той аварии?
— Ни царапины.
— Я ужасно рада, что ты больше не злишься на него.
— Не злюсь… И все же мне не нравится, что Уокер ведет себя так… импульсивно. Это как-то слишком — нанимать детектива и изучать подноготную человека только потому, что я пару раз сходила с ним на свидание.
— Минуточку, как это пару раз сходила? А все остальное, чем вы с Деннисом занимались, в счет не идет?
— Э-э…
— Как хочешь, но лично я уверена: Уокер поступил правильно, потому что иначе этот тип разбил бы тебе сердце. Атак вы вовремя расстались, и трагедии не случилось. Ведь ты его не любила…
— Почему ты в этом так уверена?
— Да ладно, Риган, признайся, что ты не так уж и расстроилась. Ведь ты не пролила ни слезинки, когда вы расстались. И это плакса Риган, которая ревела над всеми диснеевскими мультиками… а на некоторых ты до сих пор плачешь!
Я знаю совершенно точно: если ты не оплакала разрыв с Деннисом — ты его не любила. И точка. Если хочешь знать, он вообще тебе не подходил. Не понимаю, как ты могла на него запасть.
— В то время я не знала, что он мне не подходит. Деннис казался почти совершенством. У нас было столько общего: он любил театр, балет, оперу… И никогда не отказывался сопровождать меня на мероприятия, проводимые для привлечения средств. Мне казалось, у нас общие ценности…
— Опомнись, дорогая, это была всего лишь игра. Он охотился за твоими деньгами, вот и все. Ты уже большая девочка и должна понимать, что в твоем положении нужно учитывать подобный вариант.
— Эй, ты, часом, не собираешься прочесть мне душеспасительную лекцию о том, что я умная и красивая и когда-нибудь непременно встречу человека, который полюбит именно меня, а не мои деньги?
— Может, я бы и не прочь, особенно если ты согласишься все это слушать… но сейчас мне некогда. Надо вернуться в лабораторию до того, как ученики сообразят, что именно там можно взорвать. Я позвонила, чтобы убедиться, что ты добралась до дома в целости и сохранности. И еще я подумала — может, мы могли бы поужинать сегодня? У меня с завтрашнего дня диета — в основном грейпфруты… Так что сегодня я бы отвела душу.
— Ой, Корди, мне правда жаль, но пока меня не было, тут столько всего накопилось…
— Ладно, тогда планируй ужин на пятницу, а на диету я сяду с субботы. И никаких отговорок, — твердо заключила Корди. — В конце концов, нам всем нужно немного расслабиться: неделька выдалась на редкость паршивая. В понедельник один из учеников уронил коробку с препаратами и перебил все до единой колбы. Во вторник я узнала, что начальство вдвое урезало мне бюджет на следующий год. Нет, ты представь, они просто поделили его пополам! А в среду позвонила Софи и попросила меня об одолжении. Пришлось уважить, но радости мне это не доставило…
— А что за одолжение?
— Сходить в полицейский участок и расспросить кое о чем.
— О чем?
— Не могу сказать. Софи взяла с меня слово, что я буду держать язык за зубами, так что терпи до пятницы. Она сама все расскажет.
— Только не говори мне, что она опять придумала какой-то план!
— Ну не знаю… Слушай, мне пора, что-то ученики мои оживились, как бы чего не вышло… Я побежала.
Она повесила трубку, прежде чем Риган успела сказать «пока». Положив трубку, Риган взялась за документы, но через пять минут позвонила Софи.
— Окажи мне услугу, — заявила она, не тратя времени на всякие там светские условности вроде приветствий и расспросов о здоровье.
— Какую?
— Большую.
— В Риме все прошло просто прекрасно, спасибо что спросила. Так какую услугу?
— Сначала скажи, что ты это сделаешь.
— Нет уж, подруга, — Риган рассмеялась, — этот номер не проходит с начальной школы.
— Тогда давай пообедаем вместе, и я все тебе объясню… только не сегодня, — торопливо добавила Софи. — Я знаю, что у тебя полный завал и дел скопилось полно. Да и у меня две встречи подряд. Давай завтра или послезавтра. Пару часов сможешь выкроить?
— Пару часов на обед?
— Обед и оказание услуги, — поправила подругу Софи. — Мы могли бы встретиться в «Палмс» в двенадцать тридцать в пятницу. Корди заканчивает в двенадцать и присоединится к нам. Что скажешь?
— Не знаю пока, я…
— Мне правда нужна твоя помощь.
В голосе подруги звучали слезы. Риган вздохнула. Она прекрасно понимала, что ею манипулируют, но решила поддаться:
— Если для тебя это так важно…
— Поверь, это очень важно!
— Ладно, тогда в пятницу.
— Я знала, что могу на тебя рассчитывать! Кстати, я тут говорила с Генри, и он сказал, что у тебя следующие выходные свободны, ну я и попросила, чтобы он пометил их как занятые…
— Все выходные? Софи, что происходит?
— Я все объясню за ленчем, и у тебя останется неделя на обдумывание.
— Но я не могу…
— Ой, совсем забыла. Хотела сказать, что мне очень понравилась твоя фотография в газете. Волосы так хорошо смотрятся — просто чудо.
— Софи, я хочу знать…
— Мне пора бежать, честно. Увидимся в пятницу в двенадцать тридцать в «Палмс».
Риган не желала сдаваться так просто. Она набрала побольше воздуха и… выдохнула, потому что Софи уже повесила трубку. Расстроенная, девушка взглянула на часы, ойкнула и бросилась к двери. Пора в офис.
Пол Гринфилд улыбался ей от стойки портье. Как старший служащий, он надзирал за остальным персоналом на этаже. А еще Пол имел четырех детей и носил очки с толстыми стеклами. Но Риган все равно относилась к нему с особой симпатией: когда она училась в старших классах, то одно лето проработала под его началом. Он был тогда моложе и удивительно хорош собой. Девочка влюбилась и была так смешна и непосредственна, что Пол все понял. Но он был мил с ней, и они остались друзьями. Риган с сочувствием взглянула на толстую — страниц пятьсот, не меньше — пачку бумаги в руках у Гринфилда.
— Доброе утро. Если вам предстоит прочесть это за сегодня, я вам не завидую, — сказала она.
— Доброе утро. Вообще-то это чтиво для вас. Так что примите мои соболезнования.
— Для меня? — Риган попятилась, взирая на угрожающих размеров стопку.
— Уж извините. Я получил это по электронной почте от вашего брата Эйдена около часа назад.
— И?..
— Он выражал удивление по поводу того, что вы до сих пор с ним не связались.
Пол попытался вложить пачку Риган в руки. Она быстро сделала еще шаг назад и спросила:
— А по какому именно поводу я должна была с ним связаться, он не говорил?
— Ваш брат желал услышать мнение по поводу этого доклада.
— Быть того не может! И когда, интересно, он успел написать пятьсот страниц?
— Двести десять, — автоматически поправил Пол.
— Пускай. Когда он успел написать доклад на двести десять страниц, если мы только вчера расстались?
— Вы же знаете — есть мнение, что ваш брат никогда не спит.
Ничего подобного, подумала Риган. Спать-то он, конечно, спит, а вот личной жизни у него нет, это точно. Но вслух этого говорить не стоило, и она поинтересовалась:
— А о чем доклад?
— Планы экспансии, — сказал Пол. Его забавлял испуганный вид Риган. Словно она ждала, что из листов бумаги появится жаба или еще что-нибудь несимпатичное. — Прежде чем приступить к осуществлению задуманного, Эйден желает узнать ваше мнение. Уокер и Спенсер уже все одобрили.
— Уверена, они не читали такой толстенный доклад!
— Вы правы — от них этого и не требовалось.
Риган все же пришлось взять в руки объемистую папку, и она с трудом пристроила сверху свой ноутбук.
— Я не понимаю, — жалобно протянула она. — Когда мы виделись в Риме, Эйден ни словом не обмолвился ни о каком докладе. Расстались мы вчера, а сегодня к утру я должна быть в курсе еще не прочитанных бумаг?
Гринфилд взирал на нее с сочувствием и охотно пояснил:
— Видите ли, тут произошла путаница. Я уже печатал для вас этот доклад, но первая копия просто-таки испарилась. Я лично передал ее Эмили. Она утверждает, что отдала ее Генри, вашему помощнику. А Генри должен был передать доклад лично вам.
Эмили занимала должность личного помощника Эйдена и не входила в число людей, с которыми Риган хотелось бы дружить. Чаще всего ей хотелось убить несносную женщину.
— Если бы она отдала бумаги Генри, он передал бы их мне. Пол не зря столько лет проработал в отеле. Он улыбнулся и дипломатично ответил:
— Боюсь, случившееся так и останется тайной. Не думаю, что стоит тратить время и силы на разгадку.
— Нет здесь ничего таинственного! — запальчиво возразила Риган. — А то вы не знаете, что Эмили…
— Не стоит делать поспешных выводов, — быстро прервал ее Гринфилд. — К тому же у вас не так много времени. Эйден ждет от вас ответ к полудню.