Страница:
вы пустили все на самотек. Обрадовались, что теперь не нужно
подсчитывать порции колбасы, и преспокойно пошли смотреть, как
это я наблюдал из окна, на напоровшегося капрала из
"дейчмейстеров". А когда я приказал вас позвать, вы дали волю
своей кадетской фантазии и понесли всякий вздор. Я, мол, пошел
убедиться, не ведется ли около напоротого капрала какой-либо
агитации...
-- Осмелюсь доложить, ординарец одиннадцатой роты Швейк...
-- Оставьте меня в покое с вашим Швейком! -- закричал
капитан Сагнер.-- Не думайте, кадет Биглер, что вам здесь
удастся разводить интриги против поручика Лукаша. Мы послали
туда Швейка... Вы так на меня смотрите, словно я к вам
придираюсь. Да... я придираюсь к вам, кадет Биглер... Если вы
не уважаете своего начальника, стараетесь его осрамить, то я
вам устрою такую службу, что вы, кадет Биглер, долго будете
помнить станцию Раб. Хвастаться своими теоретическими
познаниями... Погодите, вот только прибудем на фронт... Тогда я
пошлю вас в офицерскую разведку за проволочные заграждения... А
как вы рапортуете? Да я и рапорта от вас не слышал, когда вы
вошли... Даже теоретически, кадет Биглер...
-- Осмелюсь доложить, господин капитан / Все разговоры
между офицерами, естественно, ведутся на немецком языке. (Прим.
автора.)/, что вместо ста пятидесяти граммов венгерской колбасы
солдаты получили по две открытки. Пожалуйста, господин
капитан...
Биглер подал командиру батальона две открытки, изданные
дирекцией венского военного архива, начальником которого был
генерал-от-инфантерии Войнович. На одной стороне был изображен
русский солдат, бородатый мужик, которого обнимает скелет. Под
карикатурой была подпись: "Der Tag, an dem das perfide Rusland
krepieren wird, wird ein Tag der Erlosung fur unsere ganze
Monarchie sein" / День, когда подохнет вероломная Россия, будет
днем избавления для всей нашей монархии (нем.)/ Другая открытка
была сделана в Германской империи. Это был подарок германцев
австро-венгерским воинам. На верху открытки было напечатано:
"Viribus unitis" / Объединенными силами (лит.)/ ниже помещалась
картинка -- сэр Грей на виселице: внизу под ним весело отдают
честь австрийский и германский солдаты. Под картинкой стишок из
книжки Грейнца "Железный кулак" -- веселые куплеты о наших
врагах. Германские газеты отмечали, что стихи Грейнца хлестки,
полны неподдельного юмора и непревзойденного остроумия. Текст
под виселицей в переводе:
Грей
На виселице в приятной выси
Качается Эдуард Грей из породы лисьей.
Надо бы повесить его ранее,
Но обратите внимание:
Ни один наш дуб сука не дал,
Чтоб баюкать того, кто Христа предал,
И приходится болтаться скотине
На французской республиканской осине.
Не успел капитан Сагнер прочесть эти стишки, полные
"неподдельного юмора и непревзойденного остроумия", как в
штабной вагон влетел батальонный ординарец Матушич.
Он был послан капитаном Сагнером на телеграф при
станционной военной комендатуре узнать, нет ли каких приказов,
и принес телеграмму из бригады. Прибегать к шифровальному ключу
не пришлось. Телеграмма была нешифрованная и гласила: "Rasch
abkochen, dann Vormarsch nach Sokal" / Быстро сварить обед и
наступать на Сокаль (нем.)/.
Капитан Сагнер озабоченно покачал головой.
-- Осмелюсь доложить,-- сказал Матушич,-- комендант
станции велел просить вас лично зайти к нему для переговоров.
Получена еще одна телеграмма.
Несколько позже между комендантом вокзала и капитаном
Сагнером произошел строго конфиденциальный разговор.
Содержание первой телеграммы: "Быстро сварить обед и
наступать на Сокаль" -- вызвало недоумение: ведь в данный
момент батальон находился на станции Раб. И все же телеграмма
должна была быть передана по назначению. Адресат -- маршевый
батальон Девяносто первого полка, копия -- маршевому батальону
Семьдесят пятого полка, который находился позади. Подпись
правильная: "Командующий бригадой Риттер фон Герберт".
-- Весьма секретно, господин капитан,-- предостерег
комендант вокзала.-- Из вашей дивизии получена секретная
телеграмма. Командир вашей бригады сошел с ума. Его отправили в
Вену после того, как он разослал из бригады по всем
направлениям несколько дюжин подобных телеграмм. В Будапеште вы
получите еще одну такую же телеграмму. Все его телеграммы,
понятно, следует аннулировать. Но пока мы никакого распоряжения
не получили. У меня на руках, как я уже сказал, только приказ
из дивизии: нешифрованные телеграммы во внимание не принимать.
Но вручать я их обязан, так как на этот счет я не получил от
своих инстанций никаких указаний. Через свои инстанции я
справлялся у командования армейского корпуса. Начато
расследование... Я кадровый офицер старой саперной службы,--
прибавил он.-- Участвовал в строительстве нашей стратегической
железной дороги в Галиции. Господин капитан,-- сказал он минуту
спустя,-- нас, стариков, начавших службу с простого солдата,
гонят только на фронт! Нынче в военном министерстве штатских
инженеров путей сообщения, сдавших экзамен на
вольноопределяющегося, как собак нерезаных... Впрочем, вы ведь
все равно через четверть часа поедете дальше... Помню, как
однажды в кадетской школе в Праге я, ваш старший товарищ,
помогал вам при упражнениях на трапеции. Тогда нас обоих
оставили без отпуска. Вы ведь тоже дрались в своем классе с
немцами... / Оба офицера вели разговор по-немецки. Эта фраза
звучала так: "Sie haben sich damals auch mit den deutschen
Mitschulern gerauft". (Прим. автора.)/ С вами вместе учился
Лукаш, и вы, кажется, были большими друзьями. Все это
вспомнилось мне, когда я по телеграфу получил список офицеров
маршевого батальона, которые проследуют через мою станцию с
маршевым батальоном. Много воды утекло с тех пор. Я тогда очень
симпатизировал кадету Лукашу.
На капитана Сагнера весь этот разговор произвел удручающее
впечатление. Он узнал того, с кем говорил. В бытность свою
учеником кадетского училища комендант руководил антиавстрийской
оппозицией. Позднее погоня за чинами вытеснила у них
оппозиционные настроения. Особенно задело его упоминание о
поручике Лукаше, которого по каким-то неизвестным причинам, не
в пример ему, Сагнеру, всюду обходили.
-- Поручик Лукаш -- отличный офицер,-- подчеркнуто сказал
капитан Сагнер.-- Когда отправится поезд?
Комендант станции посмотрел на часы:
-- Через шесть минут.
-- Иду,-- заторопился Сагнер.
-- Я думал, вы мне что-нибудь скажете на прощание,
Сагнер...
-- Итак, до свидания / В действительности Сагнер сказал:
"Also, nazdar!" (Прим. автора.)/,-- ответил Сагнер и вышел из
помещения комендатуры вокзала.
Вернувшись в штабной вагон поезда, капитан Сагнер нашел
всех офицеров на своих местах. Они, разбившись на группы,
играли в "чапари" (frische viere). Не играл только кадет
Биглер. Он перелистывал начатые рукописи о событиях на театре
военных действий. Кадет Биглер мечтал отличиться не только на
поле сражения, но и на литературном поприще, как летописец
военных событий. Обладатель удивительных крыльев и рыбьего
хвоста собирался стать выдающимся военным писателем. Его
литературные опыты начинались многообещающими заглавиями, и в
них, как в зеркале, отражался милитаризм той эпохи. Но темы еще
не были разработаны, на четвертушках бумаги значились только
наименования будущих трудов.
"Образы воинов великой войны", "Кто начал войну?",
"Политика Австро-Венгрии и рождение мировой войны", "Заметки с
театра военных действий", "Австро-Венгрия и мировая война",
"Уроки войны", "Популярная лекция о возникновении войны",
"Размышления на военно-политические темы", "День славы
Австро-Венгрии", "Славянский империализм и мировая война",
"Военные документы", "Материалы по истории мировой войны",
"Дневник мировой войны", "Ежедневный обзор мировой войны",
"Первая мировая война", "Наша династия в мировой войне",
"Народы Австро-Венгерской монархии под ружьем", "Борьба за
мировое господство", "Мой опыт в мировую войну", "Хроника моего
военного похода", "Как воюют враги Австро-Венгрии", "Кто
победит?", "Наши офицеры и наши солдаты", "Достопамятные деяния
моих солдат", "Из эпохи великой войны", "В пылу сражений",
"Книга об австро-венгерских героях", "Железная бригада",
"Собрание моих писем с фронта", "Герои нашего маршевого
батальона", "Пособие для солдат на фронте", "Дни сражений и дни
побед", "Что я видел и испытал на поле сражения", "В окопах",
"Офицер рассказывает...", "С сынами Австро-Венгрии вперед!",
"Вражеские аэропланы и наша пехота", "После боя", "Наши
артиллеристы -- верные сыны родины", "Даже если бы все черти
восстали против нас...", "Война оборонительная и война
наступательная", "Кровь и железо", "Победа или смерть", "Наши
герои в плену".
Капитан Сагнер подошел к кадету Биглеру, просмотрел все
рукописи и спросил, для чего он все это написал и что все это
значит.
Кадет Биглер восторженно ответил, что каждая надпись
означает заглавие книги, которую он напишет. Сколько заглавий
-- столько книг.
-- Я хотел бы, господин капитан, чтобы обо мне, когда я
паду на поле брани, сохранилась память. Моим идеалом является
немецкий профессор Удо Крафт. Он родился в тысяча восемьсот
семидесятом году, в нынешнюю мировую войну добровольно вступил
в ряды войск и пал двадцать второго августа тысяча девятьсот
четырнадцатого года в Анло. Перед своей смертью он издал книгу
"Самовоспитание к смерти за императора" / Udo Kraft.
Selbsterziehung zum Tod fur Kaiser. C. F. Amelangs Verlag.
Leipzig./.
Капитан Сагнер отвел Биглера к окну.
-- Покажите, кадет Биглер, что там еще у вас. Меня
чрезвычайно интересует ваша деятельность,-- с нескрываемой
иронией попросил капитан Сагнер.-- Что за тетрадку вы сунули за
пазуху?
-- Да так, пустяки, господин капитан,-- смутился Биглер и
по-детски залился румянцем.-- Извольте удостовериться.
Тетрадь была озаглавлена:
СХЕМЫ ВЫДАЮЩИХСЯ И СЛАВНЫХ БИТВ
ВОЙСК АВСТРО-ВЕНГЕРСКОЙ АРМИИ.
СОСТАВЛЕНО СОГЛАСНО ИСТОРИЧЕСКИМ ИССЛЕДОВАНИЯМ
ИМПЕРАТОРСКИМ КОРОЛЕВСКИМ ОФИЦЕРОМ
АДОЛЬФОМ БИГЛЕРОМ.
ПРИМЕЧАНИЯМИ И КОММЕНТАРИЯМИ СНАБДИЛ
ИМПЕРАТОРСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ОФИЦЕР АДОЛЬФ БИГЛЕР.
Схемы были страшно примитивны.
Открывалась тетрадь схемой битвы у Нердлингена 6 сентября
1634 года, затем следовали битвы у Зенты 11 сентября 1697 года,
у Кальдьеро 31 октября 1805 года, под Асперном 22 мая 1809
года, битва народов под Лейпцигом в 1813 году, далее битва под
Санта-Лючией в мае 1848 года и бои у Трутнова 27 июня 1866
года. Последней в этой тетради была схема битвы у Сараева 19
августа 1878 года. Схемы и планы битв ничем не отличались друг
от друга. Позиции одной воюющей стороны кадет Биглер обозначил
пустыми клеточками, а другой -- заштрихованными. На той и
другой стороне был левый фланг, центр и правый фланг. Позади --
резервы. Там и здесь -- стрелки. Схема битвы под Нердлингеном,
так же как и схема битвы у Сараева, напоминала футбольное поле,
на котором еще в начале игры были расставлены игроки. Стрелки
же указывали, куда та или другая сторона должна послать мяч.
Это моментально пришло в голову капитану Сагнеру, и он
спросил:
-- Кадет Биглер, вы играете в футбол?
Биглер еще больше покраснел и нервно заморгал; казалось,
он собирается заплакать. Капитан Сагнер с усмешкой перелистывал
тетрадку и остановился на примечании под схемой битвы у
Трутнова в австро-прусскую войну.
Кадет Биглер писал: "Под Трутновом нельзя было давать
сражения, ввиду того что гористая местность не позволяла
генералу Мацухелли развернуть дивизию, которой угрожали сильные
прусские колонны, расположенные на высотах, окружавших левый
фланг нашей дивизии".
-- По-вашему, сражение у Трутнова,-- усмехнулся капитан
Сагнер, возвращая тетрадку кадету Биглеру,-- можно было дать
только в том случае, если бы Трутнов лежал на ровном месте. Эх
вы, будейовицкий Бенедек! Кадет Биглер, очень мило с вашей
стороны, что за короткое время пребывания в рядах императорских
войск вы старались вникнуть в стратегию. К сожалению, у вас все
выглядит так, будто это мальчишки играют в солдаты и сами
производят себя в генералы. Вы так быстро повысили себя в чине,
прямо одно удовольствие! Императорский королевский офицер
Адольф Биглер! Этак, пожалуй, мы еще не доедем до Будапешта, а
вы уже будете фельдмаршалом. Еще позавчера вы взвешивали у
папаши коровью кожу, императорский королевский лейтенант Адольф
Биглер! Послушайте, ведь вы даже не офицер. Вы кадет. Вы нечто
среднее между ефрейтором и унтер-офицером. Вы с таким же правом
можете называть себя офицером, как ефрейтор, который в трактире
приказывает величать себя "господином штабным писарем".
-- Послушай, Лукаш -- обратился он к поручику,-- кадет
Биглер у тебя в роте. Этого парня подтяни. Он подписывается
офицером. Пусть сперва заслужит это звание в бою. Когда
начнется ураганный артиллерийский огонь и мы пойдем в атаку,
пусть кадет Биглер со своим взводом порежет проволочные
заграждения, der gute Junge! A propos / Милый мальчик! (нем.)
Кстати (франц.)/, тебе кланяется Цикан, он комендант вокзала в
Рабе.
Кадет Биглер понял, что разговор закончен, отдал честь и,
красный как рак, побежал по вагону, пока не очутился в самом
конце коридора.
Словно лунатик, он отворил дверь уборной и, уставившись на
немецко-венгерскую надпись "Пользование клозетом разрешается
только во время движения", засопел, начал всхлипывать и горько
расплакался. Потом спустил штаны и стал тужиться, утирая слезы.
Затем использовал тетрадку, озаглавленную "Схемы выдающихся и
славных битв австро-венгерской армии, составленные
императорским королевским офицером Адольфом Бигле-ром".
Оскверненная тетрадь исчезла в дыре и, упав на колею,
заметалась между рельсами под уходящим воинским поездом.
Кадет промыл покрасневшие глаза водой и вышел в коридор,
решив быть сильным, дьявольски сильным. С утра у него болели
голова и живот.
Он прошел мимо заднего купе, где ординарец батальона
Матушич играл с денщиком командира батальона Батцером в венскую
игру "шнопс" ( "шестьдесят шесть").
Заглянув в открытую дверь купе, кадет Биглер кашлянул. Они
обернулись и продолжали играть дальше.
-- Не знаете разве, что полагается? -- спросил кадет
Биглер.
-- Я не мог, mi' is' d' Trump' ausganga / У меня вышли все
козыри (нем. диал.)/,-- ответил денщик капитана Сагнера Батцер
на ужасном немецком диалекте Кашперских гор.-- Мне полагалось,
господин кадет, идти с бубен,-- продолжал он,-- с крупных бубен
и сразу после этого королем пик... вот что надо было мне
сделать...
Не проронив больше ни слова, кадет Биглер залез в свой
угол. Когда к нему подошел подпрапорщик Плешнер, чтоб угостить
коньяком, выигранным им в карты, то удивился, до чего усердно
кадет Биглер читает книгу профессора Удо Крафта "Самовоспитание
к смерти за императора".
Еще до Будапешта кадет Биглер был в доску пьян.
Высунувшись из окна, он непрерывно кричал в безмолвное
пространство:
-- Frisch drauf! Im Gottes Namen frisch drauf! / Смелее
вперед! С богом, смелее вперед! (нем.)/
По приказу капитана Сагнера, ординарец батальона Матушич
втащил Биглера в купе и вместе с денщиком капитана Батцером
уложил его на скамью. Кадету Биглеру приснился сон.
СОН КАДЕТА БИГЛЕРА ПЕРЕД ПРИЕЗДОМ В БУДАПЕШТ
Он -- майор, на груди у него signum laudis / Знак отличия
(лат.)/ и железный крест. Он едет инспектировать участок
вверенной ему бригады. Но не может уяснить себе, каким образом
он, кому подчинена целая бригада, все еще остается в чине
майора. Он подозревает, что ему был присвоен чин
генерал-майора, но "генерал" затерялся в бумагах на полевой
почте.
В душе он смеялся над капитаном Сагнером, который тогда, в
поезде, грозился послать его резать проволочные заграждения.
Впрочем, капитан Сагнер вместе с поручиком Лукашем уже давно,
согласно его -- Биглера предложению, были переведены в другой
полк, в другую дивизию, в другой армейский корпус.
Кто-то ему даже рассказывал, что оба они, удирая от врага,
позорно погибли в каких-то болотах. Когда он ехал в автомобиле
на позиции для инспектирования участка своей бригады, для него
все было ясно. Собственно, он послан генеральным штабом армии.
Мимо идут солдаты и поют песню, которую он читал в
сборнике австрийских песен "Es gilt" /"Дело идет о том"
(нем.)/:
Halt euch brav, ihr tapf'ren Bruder,
werft den Feind nur herzhaft nieder?
last des Kaisers Fahne weh'n...i
/ Держитесь стойко, храбрецы,
врага разите, удальцы,
стяг императорский развейте... (нем.)/
Пейзаж напоминает иллюстрации из "Wiener Illustrierte
Zeitung" / "Венская иллюстрированная газета" (нем.)/.
На правой стороне у амбара разместилась артиллерия. Она
обстреливает неприятельские окопы, расположенные у шоссе, по
которому он едет в автомобиле. Слева стоит дом, из которого
стреляют, в то время как неприятель пытается ружейными
прикладами вышибить двери. Возле шоссе горит вражеский
аэроплан. Вдали виднеются кавалерия и пылающие деревни. Дальше,
на небольшой возвышенности, расположены окопы маршевого
батальона, откуда ведется пулеметный огонь. Вдоль шоссе тянутся
окопы неприятеля. Шофер ведет машину по шоссе в сторону
неприятеля. Генерал орет в трубку шоферу:
-- Не видишь, что ли, куда едем? Там неприятель.
Но шофер спокойно отвечает:
-- Господин генерал, это единственная приличная дорога. И
в хорошем состоянии. На соседних дорогах шины не выдержат.
Чем ближе к позициям врага, тем сильнее огонь. Снаряды
рвутся над кюветами по обеим сторонам сливовой аллеи. Но шофер
спокойно передает в трубку:
-- Это отличное шоссе, господин генерал! Едешь как по
маслу. Если мы уклонимся в сторону, в поле, у нас лопнет
шина... Посмотрите, господин генерал! -- снова кричит шофер.--
Это шоссе так хорошо построено, что даже
тридцатисполовинойсантиметровые мортиры нам ничего не сделают.
Шоссе словно гумно. А на этих каменистых проселочных дорогах у
нас бы лопнули шины. Вернуться обратно мы также не можем,
господин генерал!
"Дз-дз-дз-дзум!" -- слышит Биглер, и автомобиль делает
огромный скачок.
-- Не говорил ли я вам, господин генерал,-- орет шофер в
трубку,-- что шоссе чертовски хорошо построено. Вот сейчас
совсем рядом разорвалась тридцативосьмисантиметровка, а ямы
никакой, шоссе как гумно. Но стоит заехать в поле -- и шинам
конец. Теперь по нас стреляют с расстояния четырех километров.
-- Куда мы едем?
-- Это будет видно,-- отвечал шофер,-- пока шоссе такое, я
за все ручаюсь.
Рывок! Страшный полет, и машина останавливается.
-- Господин генерал,-- кричит шофер,-- есть у вас карта
генерального штаба?
Генерал Биглер зажигает электрический фонарик и видит, что
у него на коленях лежит карта генерального штаба. Но это
морская карта гельголандского побережья 1864 года, времен войны
Пруссии и Австрии с Данией за Шлезвиг.
-- Здесь перекресток,-- говорит шофер,-- обе дороги ведут
к вражеским позициям. Однако для меня важно только одно --
хорошее шоссе, чтобы не пострадали шины, господин генерал... Я
отвечаю за штабной автомобиль...
Вдруг удар, оглушительный удар, и звезды становятся
большими, как колеса. Млечный Путь густой, словно сливки.
Он -- Биглер -- возносится во вселенную на одном сиденье с
шофером. Все остальное обрезано, как ножницами. От автомобиля
остался только боевой атакующий передок.
-- Ваше счастье,-- говорит шофер,-- что вы мне через плечо
показывали карту. Вы перелетели ко мне, остальное взорвалось.
Это была сорокадвухсантиметровка. Я это предчувствовал. Раз
перекресток, то шоссе ни черта не стоит. После
тридцативосьмисантиметровки могла быть только
сорокадвухсантиметровка. Ведь других пока не производят,
господин генерал.
-- Куда вы правите?
-- Летим на небо, господин генерал, нам необходимо
сторониться комет. Они пострашнее сорокадвухсантиметровок.
-- Теперь под нами Марс,-- сообщает шофер после долгой
паузы.
Биглер снова почувствовал себя вполне спокойным.
-- Вы знаете историю битвы народов под Лейпцигом? --
спрашивает он.-- Фельдмаршал князь Шварценберг четырнадцатого
октября тысяча восемьсот тринадцатого года шел на Либертковице,
шестнадцатого октября произошло сражение за Линденау, бой
генерала Мервельдта. Австрийские войска заняли Вахав, а когда
девятнадцатого октября пал Лейпциг...
-- Господин генерал,-- вдруг перебил его шофер,-- мы у
врат небесных, вылезайте, господин генерал. Мы не можем
проехать через небесные врата, здесь давка. Куда ни глянь --
одни войска.
-- Задавите кого-нибудь,-- кричит он шоферу,-- сразу
посторонятся!
И, высунувшись из автомобиля, генерал Биглер орет:
-- Achtung, sie Schweinbande! / Берегитесь, свиньи!
(нем.)/ Вот скоты, видят генерала и не подумают сделать
равнение направо!
Шофер его успокаивает:.
-- Это им нелегко, господин генерал: у большинства
оторваны головы.
Генерал Биглер только теперь замечает, что толпа состоит
из инвалидов, лишившихся на войне отдельных частей тела:
головы, руки, ноги. Однако недостающее они носят с собой в
рюкзаке. У какого-то праведного артиллериста, толкавшегося у
небесных врат в разорванной шинели, в мешке был сложен весь его
живот с нижними конечностями. Из мешка какого-то праведного
ополченца на генерала Биглера любовалась половина задницы,
которую ополченец потерял под Львовом.
-- Таков порядок,-- опять поясняет шофер, проезжая сквозь
густую толпу,-- вероятно, они должны пройти высшую небесную
комиссию.
В небесные врата пропускают только по паролю, который
генерал Биглер тут же вспомнил: "Fur Gott und Kaiser" / За бога
и императора (нем.)/.
Автомобиль въезжает в рай.
-- Господин генерал,-- обращается к Биглеру офицер-ангел с
крыльями. когда они проезжают мимо казармы для
рекрутов-ангелов,-- вы должны явиться в ставку
главнокомандующего.
Миновали учебный плац, кишевший рекрутами-ангелами,
которых учили кричать "аллилуйя".
Проехали мимо группы солдат, где рыжий капрал-ангел
муштровал растяпу рекрута-ангела в полной форме, бил его
кулаком в живот и орал: "Шире раскрывай глотку, грязная
вифлеемская свинья. Разве так кричат "аллилуйя"? Словно кнедлик
застрял у тебя во рту. Хотел бы я знать, какой осел впустил
тебя, скотину, сюда в рай? Попробуй еще раз..." --
"Гла-гли-гля!" -- "Ты что, бестия, и в раю у нас будешь
гнусить? Еще раз попробуй, ты, кедр ливанский!"
Поехали дальше, но еще долго был слышен рев напуганного
гнусавого ангела-рекрута: "Гла-гли-глу-гля" и крик
ангела-капрала: "А-ли-лу-и-я-а-и лу-и-я, корова ты иорданская!"
Потом они увидели величественное сияние над большим
зданием, вроде Мариинских казарм в Чешских Будейовицах, а над
зданием -- два аэроплана, один слева, другой справа; между
ними, посредине, натянуто громадное полотно с колоссальной
надписью:
К. U. K. GOTTES HAUPTQUARTIER
/Императорская и королевская штаб-квартира бога (нем.)/
Два ангела в форме полевой жандармерии высаживают генерала
Биглера из автомобиля, берут его за шиворот и отводят наверх,
на второй этаж.
-- Ведите себя прилично перед господом богом,-- говорят
они ему у дверей и вталкивают внутрь.
Посреди комнаты, на стенах которой висят портреты
Франца-Иосифа и Вильгельма, наследника престола
Карла-Франца-Иосифа, генерала Виктора Данкеля, эрцгерцога
Фридриха и начальника генерального штаба Конрада фон
Гетцендорфа, стоит господь бог.
-- Кадет Биглер,-- строго спрашивает бог,-- вы меня
узнаете? Я бывший капитан Сагнер из одиннадцатой маршевой роты.
Биглер оцепенел.
-- Кадет Биглер,-- возглашает опять господь бог,-- по
какому праву вы присвоили себе титул генерал-майора? По какому
праву вы, кадет Биглер, разъезжали в штабном автомобиле по
шоссе между вражескими позициями?
-- Осмелюсь доложить...
-- Молчать, кадет Биглер, когда с вами разговаривает бог.
-- Осмелюсь доложить,-- еще раз, заикаясь, начинает
Биглер.
-- Так вы не изволите замолчать? -- кричит на него бог,
открывает дверь и зовет: -- Два ангела, сюда!
В помещение входят два ангела с ружьями через левое крыло.
Биглер узнает в них Матушича и Батцера.
Уста господа бога вещают:
-- Бросьте его в сортир!
Кадет Биглер проваливается куда-то, откуда несет страшной
вонью.
Напротив спящего кадета сидели Матушич с денщиком капитана
Сагнера Батцером и все время играли в "шестьдесят шесть".
-- Stink awer d'Kerl wie a'Stockfisch / А воняет, парень,
словно треска (нем. диал.)/,-- сказал Батцер, который с
интересом наблюдал, как спящий кадет Биглер подозрительно
вертится,-- mus d'Hosen voll ha'n / Наложил, должно быть,
полные штаны (нем. диал.)/
-- Это с каждым может случиться,-- философски заметил
Матушич.-- Не обращай внимания. Не тебе его переодевать.
Сдавай-ка лучше карты.
Уже было видно зарево огней над Будапештом. Над Дунаем
ощупывал небо прожектор.
Кадету Биглеру, очевидно, снилось уже другое. Он бормотал:
-- Sagen sie meiner tapferen Armee, das sie sich in meinem
Herzen ein unvergangliches Denkmal der Liebe und Dankbarkeit
errichtet hat / Передайте моей доблестной армии, что она
воздвигла себе в моем сердце вечный памятник любви и
благодарности (нем.)/.-- Так как при этих словах он
заворочался, вонь опять ударила Батцеру в нос, он сплюнул и
проворчал:
-- Stink, wie a'Haizlputza, wie a'bescheisena Haiziputzar
/ Воняет, как золотарь! Как засранный золотарь! (нем. диал.)/.
А кадет Биглер ворочался все беспокойнее и беспокойнее.
Его новый сон был необычайно фантастичен: он защищал Линц в
подсчитывать порции колбасы, и преспокойно пошли смотреть, как
это я наблюдал из окна, на напоровшегося капрала из
"дейчмейстеров". А когда я приказал вас позвать, вы дали волю
своей кадетской фантазии и понесли всякий вздор. Я, мол, пошел
убедиться, не ведется ли около напоротого капрала какой-либо
агитации...
-- Осмелюсь доложить, ординарец одиннадцатой роты Швейк...
-- Оставьте меня в покое с вашим Швейком! -- закричал
капитан Сагнер.-- Не думайте, кадет Биглер, что вам здесь
удастся разводить интриги против поручика Лукаша. Мы послали
туда Швейка... Вы так на меня смотрите, словно я к вам
придираюсь. Да... я придираюсь к вам, кадет Биглер... Если вы
не уважаете своего начальника, стараетесь его осрамить, то я
вам устрою такую службу, что вы, кадет Биглер, долго будете
помнить станцию Раб. Хвастаться своими теоретическими
познаниями... Погодите, вот только прибудем на фронт... Тогда я
пошлю вас в офицерскую разведку за проволочные заграждения... А
как вы рапортуете? Да я и рапорта от вас не слышал, когда вы
вошли... Даже теоретически, кадет Биглер...
-- Осмелюсь доложить, господин капитан / Все разговоры
между офицерами, естественно, ведутся на немецком языке. (Прим.
автора.)/, что вместо ста пятидесяти граммов венгерской колбасы
солдаты получили по две открытки. Пожалуйста, господин
капитан...
Биглер подал командиру батальона две открытки, изданные
дирекцией венского военного архива, начальником которого был
генерал-от-инфантерии Войнович. На одной стороне был изображен
русский солдат, бородатый мужик, которого обнимает скелет. Под
карикатурой была подпись: "Der Tag, an dem das perfide Rusland
krepieren wird, wird ein Tag der Erlosung fur unsere ganze
Monarchie sein" / День, когда подохнет вероломная Россия, будет
днем избавления для всей нашей монархии (нем.)/ Другая открытка
была сделана в Германской империи. Это был подарок германцев
австро-венгерским воинам. На верху открытки было напечатано:
"Viribus unitis" / Объединенными силами (лит.)/ ниже помещалась
картинка -- сэр Грей на виселице: внизу под ним весело отдают
честь австрийский и германский солдаты. Под картинкой стишок из
книжки Грейнца "Железный кулак" -- веселые куплеты о наших
врагах. Германские газеты отмечали, что стихи Грейнца хлестки,
полны неподдельного юмора и непревзойденного остроумия. Текст
под виселицей в переводе:
Грей
На виселице в приятной выси
Качается Эдуард Грей из породы лисьей.
Надо бы повесить его ранее,
Но обратите внимание:
Ни один наш дуб сука не дал,
Чтоб баюкать того, кто Христа предал,
И приходится болтаться скотине
На французской республиканской осине.
Не успел капитан Сагнер прочесть эти стишки, полные
"неподдельного юмора и непревзойденного остроумия", как в
штабной вагон влетел батальонный ординарец Матушич.
Он был послан капитаном Сагнером на телеграф при
станционной военной комендатуре узнать, нет ли каких приказов,
и принес телеграмму из бригады. Прибегать к шифровальному ключу
не пришлось. Телеграмма была нешифрованная и гласила: "Rasch
abkochen, dann Vormarsch nach Sokal" / Быстро сварить обед и
наступать на Сокаль (нем.)/.
Капитан Сагнер озабоченно покачал головой.
-- Осмелюсь доложить,-- сказал Матушич,-- комендант
станции велел просить вас лично зайти к нему для переговоров.
Получена еще одна телеграмма.
Несколько позже между комендантом вокзала и капитаном
Сагнером произошел строго конфиденциальный разговор.
Содержание первой телеграммы: "Быстро сварить обед и
наступать на Сокаль" -- вызвало недоумение: ведь в данный
момент батальон находился на станции Раб. И все же телеграмма
должна была быть передана по назначению. Адресат -- маршевый
батальон Девяносто первого полка, копия -- маршевому батальону
Семьдесят пятого полка, который находился позади. Подпись
правильная: "Командующий бригадой Риттер фон Герберт".
-- Весьма секретно, господин капитан,-- предостерег
комендант вокзала.-- Из вашей дивизии получена секретная
телеграмма. Командир вашей бригады сошел с ума. Его отправили в
Вену после того, как он разослал из бригады по всем
направлениям несколько дюжин подобных телеграмм. В Будапеште вы
получите еще одну такую же телеграмму. Все его телеграммы,
понятно, следует аннулировать. Но пока мы никакого распоряжения
не получили. У меня на руках, как я уже сказал, только приказ
из дивизии: нешифрованные телеграммы во внимание не принимать.
Но вручать я их обязан, так как на этот счет я не получил от
своих инстанций никаких указаний. Через свои инстанции я
справлялся у командования армейского корпуса. Начато
расследование... Я кадровый офицер старой саперной службы,--
прибавил он.-- Участвовал в строительстве нашей стратегической
железной дороги в Галиции. Господин капитан,-- сказал он минуту
спустя,-- нас, стариков, начавших службу с простого солдата,
гонят только на фронт! Нынче в военном министерстве штатских
инженеров путей сообщения, сдавших экзамен на
вольноопределяющегося, как собак нерезаных... Впрочем, вы ведь
все равно через четверть часа поедете дальше... Помню, как
однажды в кадетской школе в Праге я, ваш старший товарищ,
помогал вам при упражнениях на трапеции. Тогда нас обоих
оставили без отпуска. Вы ведь тоже дрались в своем классе с
немцами... / Оба офицера вели разговор по-немецки. Эта фраза
звучала так: "Sie haben sich damals auch mit den deutschen
Mitschulern gerauft". (Прим. автора.)/ С вами вместе учился
Лукаш, и вы, кажется, были большими друзьями. Все это
вспомнилось мне, когда я по телеграфу получил список офицеров
маршевого батальона, которые проследуют через мою станцию с
маршевым батальоном. Много воды утекло с тех пор. Я тогда очень
симпатизировал кадету Лукашу.
На капитана Сагнера весь этот разговор произвел удручающее
впечатление. Он узнал того, с кем говорил. В бытность свою
учеником кадетского училища комендант руководил антиавстрийской
оппозицией. Позднее погоня за чинами вытеснила у них
оппозиционные настроения. Особенно задело его упоминание о
поручике Лукаше, которого по каким-то неизвестным причинам, не
в пример ему, Сагнеру, всюду обходили.
-- Поручик Лукаш -- отличный офицер,-- подчеркнуто сказал
капитан Сагнер.-- Когда отправится поезд?
Комендант станции посмотрел на часы:
-- Через шесть минут.
-- Иду,-- заторопился Сагнер.
-- Я думал, вы мне что-нибудь скажете на прощание,
Сагнер...
-- Итак, до свидания / В действительности Сагнер сказал:
"Also, nazdar!" (Прим. автора.)/,-- ответил Сагнер и вышел из
помещения комендатуры вокзала.
Вернувшись в штабной вагон поезда, капитан Сагнер нашел
всех офицеров на своих местах. Они, разбившись на группы,
играли в "чапари" (frische viere). Не играл только кадет
Биглер. Он перелистывал начатые рукописи о событиях на театре
военных действий. Кадет Биглер мечтал отличиться не только на
поле сражения, но и на литературном поприще, как летописец
военных событий. Обладатель удивительных крыльев и рыбьего
хвоста собирался стать выдающимся военным писателем. Его
литературные опыты начинались многообещающими заглавиями, и в
них, как в зеркале, отражался милитаризм той эпохи. Но темы еще
не были разработаны, на четвертушках бумаги значились только
наименования будущих трудов.
"Образы воинов великой войны", "Кто начал войну?",
"Политика Австро-Венгрии и рождение мировой войны", "Заметки с
театра военных действий", "Австро-Венгрия и мировая война",
"Уроки войны", "Популярная лекция о возникновении войны",
"Размышления на военно-политические темы", "День славы
Австро-Венгрии", "Славянский империализм и мировая война",
"Военные документы", "Материалы по истории мировой войны",
"Дневник мировой войны", "Ежедневный обзор мировой войны",
"Первая мировая война", "Наша династия в мировой войне",
"Народы Австро-Венгерской монархии под ружьем", "Борьба за
мировое господство", "Мой опыт в мировую войну", "Хроника моего
военного похода", "Как воюют враги Австро-Венгрии", "Кто
победит?", "Наши офицеры и наши солдаты", "Достопамятные деяния
моих солдат", "Из эпохи великой войны", "В пылу сражений",
"Книга об австро-венгерских героях", "Железная бригада",
"Собрание моих писем с фронта", "Герои нашего маршевого
батальона", "Пособие для солдат на фронте", "Дни сражений и дни
побед", "Что я видел и испытал на поле сражения", "В окопах",
"Офицер рассказывает...", "С сынами Австро-Венгрии вперед!",
"Вражеские аэропланы и наша пехота", "После боя", "Наши
артиллеристы -- верные сыны родины", "Даже если бы все черти
восстали против нас...", "Война оборонительная и война
наступательная", "Кровь и железо", "Победа или смерть", "Наши
герои в плену".
Капитан Сагнер подошел к кадету Биглеру, просмотрел все
рукописи и спросил, для чего он все это написал и что все это
значит.
Кадет Биглер восторженно ответил, что каждая надпись
означает заглавие книги, которую он напишет. Сколько заглавий
-- столько книг.
-- Я хотел бы, господин капитан, чтобы обо мне, когда я
паду на поле брани, сохранилась память. Моим идеалом является
немецкий профессор Удо Крафт. Он родился в тысяча восемьсот
семидесятом году, в нынешнюю мировую войну добровольно вступил
в ряды войск и пал двадцать второго августа тысяча девятьсот
четырнадцатого года в Анло. Перед своей смертью он издал книгу
"Самовоспитание к смерти за императора" / Udo Kraft.
Selbsterziehung zum Tod fur Kaiser. C. F. Amelangs Verlag.
Leipzig./.
Капитан Сагнер отвел Биглера к окну.
-- Покажите, кадет Биглер, что там еще у вас. Меня
чрезвычайно интересует ваша деятельность,-- с нескрываемой
иронией попросил капитан Сагнер.-- Что за тетрадку вы сунули за
пазуху?
-- Да так, пустяки, господин капитан,-- смутился Биглер и
по-детски залился румянцем.-- Извольте удостовериться.
Тетрадь была озаглавлена:
СХЕМЫ ВЫДАЮЩИХСЯ И СЛАВНЫХ БИТВ
ВОЙСК АВСТРО-ВЕНГЕРСКОЙ АРМИИ.
СОСТАВЛЕНО СОГЛАСНО ИСТОРИЧЕСКИМ ИССЛЕДОВАНИЯМ
ИМПЕРАТОРСКИМ КОРОЛЕВСКИМ ОФИЦЕРОМ
АДОЛЬФОМ БИГЛЕРОМ.
ПРИМЕЧАНИЯМИ И КОММЕНТАРИЯМИ СНАБДИЛ
ИМПЕРАТОРСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ОФИЦЕР АДОЛЬФ БИГЛЕР.
Схемы были страшно примитивны.
Открывалась тетрадь схемой битвы у Нердлингена 6 сентября
1634 года, затем следовали битвы у Зенты 11 сентября 1697 года,
у Кальдьеро 31 октября 1805 года, под Асперном 22 мая 1809
года, битва народов под Лейпцигом в 1813 году, далее битва под
Санта-Лючией в мае 1848 года и бои у Трутнова 27 июня 1866
года. Последней в этой тетради была схема битвы у Сараева 19
августа 1878 года. Схемы и планы битв ничем не отличались друг
от друга. Позиции одной воюющей стороны кадет Биглер обозначил
пустыми клеточками, а другой -- заштрихованными. На той и
другой стороне был левый фланг, центр и правый фланг. Позади --
резервы. Там и здесь -- стрелки. Схема битвы под Нердлингеном,
так же как и схема битвы у Сараева, напоминала футбольное поле,
на котором еще в начале игры были расставлены игроки. Стрелки
же указывали, куда та или другая сторона должна послать мяч.
Это моментально пришло в голову капитану Сагнеру, и он
спросил:
-- Кадет Биглер, вы играете в футбол?
Биглер еще больше покраснел и нервно заморгал; казалось,
он собирается заплакать. Капитан Сагнер с усмешкой перелистывал
тетрадку и остановился на примечании под схемой битвы у
Трутнова в австро-прусскую войну.
Кадет Биглер писал: "Под Трутновом нельзя было давать
сражения, ввиду того что гористая местность не позволяла
генералу Мацухелли развернуть дивизию, которой угрожали сильные
прусские колонны, расположенные на высотах, окружавших левый
фланг нашей дивизии".
-- По-вашему, сражение у Трутнова,-- усмехнулся капитан
Сагнер, возвращая тетрадку кадету Биглеру,-- можно было дать
только в том случае, если бы Трутнов лежал на ровном месте. Эх
вы, будейовицкий Бенедек! Кадет Биглер, очень мило с вашей
стороны, что за короткое время пребывания в рядах императорских
войск вы старались вникнуть в стратегию. К сожалению, у вас все
выглядит так, будто это мальчишки играют в солдаты и сами
производят себя в генералы. Вы так быстро повысили себя в чине,
прямо одно удовольствие! Императорский королевский офицер
Адольф Биглер! Этак, пожалуй, мы еще не доедем до Будапешта, а
вы уже будете фельдмаршалом. Еще позавчера вы взвешивали у
папаши коровью кожу, императорский королевский лейтенант Адольф
Биглер! Послушайте, ведь вы даже не офицер. Вы кадет. Вы нечто
среднее между ефрейтором и унтер-офицером. Вы с таким же правом
можете называть себя офицером, как ефрейтор, который в трактире
приказывает величать себя "господином штабным писарем".
-- Послушай, Лукаш -- обратился он к поручику,-- кадет
Биглер у тебя в роте. Этого парня подтяни. Он подписывается
офицером. Пусть сперва заслужит это звание в бою. Когда
начнется ураганный артиллерийский огонь и мы пойдем в атаку,
пусть кадет Биглер со своим взводом порежет проволочные
заграждения, der gute Junge! A propos / Милый мальчик! (нем.)
Кстати (франц.)/, тебе кланяется Цикан, он комендант вокзала в
Рабе.
Кадет Биглер понял, что разговор закончен, отдал честь и,
красный как рак, побежал по вагону, пока не очутился в самом
конце коридора.
Словно лунатик, он отворил дверь уборной и, уставившись на
немецко-венгерскую надпись "Пользование клозетом разрешается
только во время движения", засопел, начал всхлипывать и горько
расплакался. Потом спустил штаны и стал тужиться, утирая слезы.
Затем использовал тетрадку, озаглавленную "Схемы выдающихся и
славных битв австро-венгерской армии, составленные
императорским королевским офицером Адольфом Бигле-ром".
Оскверненная тетрадь исчезла в дыре и, упав на колею,
заметалась между рельсами под уходящим воинским поездом.
Кадет промыл покрасневшие глаза водой и вышел в коридор,
решив быть сильным, дьявольски сильным. С утра у него болели
голова и живот.
Он прошел мимо заднего купе, где ординарец батальона
Матушич играл с денщиком командира батальона Батцером в венскую
игру "шнопс" ( "шестьдесят шесть").
Заглянув в открытую дверь купе, кадет Биглер кашлянул. Они
обернулись и продолжали играть дальше.
-- Не знаете разве, что полагается? -- спросил кадет
Биглер.
-- Я не мог, mi' is' d' Trump' ausganga / У меня вышли все
козыри (нем. диал.)/,-- ответил денщик капитана Сагнера Батцер
на ужасном немецком диалекте Кашперских гор.-- Мне полагалось,
господин кадет, идти с бубен,-- продолжал он,-- с крупных бубен
и сразу после этого королем пик... вот что надо было мне
сделать...
Не проронив больше ни слова, кадет Биглер залез в свой
угол. Когда к нему подошел подпрапорщик Плешнер, чтоб угостить
коньяком, выигранным им в карты, то удивился, до чего усердно
кадет Биглер читает книгу профессора Удо Крафта "Самовоспитание
к смерти за императора".
Еще до Будапешта кадет Биглер был в доску пьян.
Высунувшись из окна, он непрерывно кричал в безмолвное
пространство:
-- Frisch drauf! Im Gottes Namen frisch drauf! / Смелее
вперед! С богом, смелее вперед! (нем.)/
По приказу капитана Сагнера, ординарец батальона Матушич
втащил Биглера в купе и вместе с денщиком капитана Батцером
уложил его на скамью. Кадету Биглеру приснился сон.
СОН КАДЕТА БИГЛЕРА ПЕРЕД ПРИЕЗДОМ В БУДАПЕШТ
Он -- майор, на груди у него signum laudis / Знак отличия
(лат.)/ и железный крест. Он едет инспектировать участок
вверенной ему бригады. Но не может уяснить себе, каким образом
он, кому подчинена целая бригада, все еще остается в чине
майора. Он подозревает, что ему был присвоен чин
генерал-майора, но "генерал" затерялся в бумагах на полевой
почте.
В душе он смеялся над капитаном Сагнером, который тогда, в
поезде, грозился послать его резать проволочные заграждения.
Впрочем, капитан Сагнер вместе с поручиком Лукашем уже давно,
согласно его -- Биглера предложению, были переведены в другой
полк, в другую дивизию, в другой армейский корпус.
Кто-то ему даже рассказывал, что оба они, удирая от врага,
позорно погибли в каких-то болотах. Когда он ехал в автомобиле
на позиции для инспектирования участка своей бригады, для него
все было ясно. Собственно, он послан генеральным штабом армии.
Мимо идут солдаты и поют песню, которую он читал в
сборнике австрийских песен "Es gilt" /"Дело идет о том"
(нем.)/:
Halt euch brav, ihr tapf'ren Bruder,
werft den Feind nur herzhaft nieder?
last des Kaisers Fahne weh'n...i
/ Держитесь стойко, храбрецы,
врага разите, удальцы,
стяг императорский развейте... (нем.)/
Пейзаж напоминает иллюстрации из "Wiener Illustrierte
Zeitung" / "Венская иллюстрированная газета" (нем.)/.
На правой стороне у амбара разместилась артиллерия. Она
обстреливает неприятельские окопы, расположенные у шоссе, по
которому он едет в автомобиле. Слева стоит дом, из которого
стреляют, в то время как неприятель пытается ружейными
прикладами вышибить двери. Возле шоссе горит вражеский
аэроплан. Вдали виднеются кавалерия и пылающие деревни. Дальше,
на небольшой возвышенности, расположены окопы маршевого
батальона, откуда ведется пулеметный огонь. Вдоль шоссе тянутся
окопы неприятеля. Шофер ведет машину по шоссе в сторону
неприятеля. Генерал орет в трубку шоферу:
-- Не видишь, что ли, куда едем? Там неприятель.
Но шофер спокойно отвечает:
-- Господин генерал, это единственная приличная дорога. И
в хорошем состоянии. На соседних дорогах шины не выдержат.
Чем ближе к позициям врага, тем сильнее огонь. Снаряды
рвутся над кюветами по обеим сторонам сливовой аллеи. Но шофер
спокойно передает в трубку:
-- Это отличное шоссе, господин генерал! Едешь как по
маслу. Если мы уклонимся в сторону, в поле, у нас лопнет
шина... Посмотрите, господин генерал! -- снова кричит шофер.--
Это шоссе так хорошо построено, что даже
тридцатисполовинойсантиметровые мортиры нам ничего не сделают.
Шоссе словно гумно. А на этих каменистых проселочных дорогах у
нас бы лопнули шины. Вернуться обратно мы также не можем,
господин генерал!
"Дз-дз-дз-дзум!" -- слышит Биглер, и автомобиль делает
огромный скачок.
-- Не говорил ли я вам, господин генерал,-- орет шофер в
трубку,-- что шоссе чертовски хорошо построено. Вот сейчас
совсем рядом разорвалась тридцативосьмисантиметровка, а ямы
никакой, шоссе как гумно. Но стоит заехать в поле -- и шинам
конец. Теперь по нас стреляют с расстояния четырех километров.
-- Куда мы едем?
-- Это будет видно,-- отвечал шофер,-- пока шоссе такое, я
за все ручаюсь.
Рывок! Страшный полет, и машина останавливается.
-- Господин генерал,-- кричит шофер,-- есть у вас карта
генерального штаба?
Генерал Биглер зажигает электрический фонарик и видит, что
у него на коленях лежит карта генерального штаба. Но это
морская карта гельголандского побережья 1864 года, времен войны
Пруссии и Австрии с Данией за Шлезвиг.
-- Здесь перекресток,-- говорит шофер,-- обе дороги ведут
к вражеским позициям. Однако для меня важно только одно --
хорошее шоссе, чтобы не пострадали шины, господин генерал... Я
отвечаю за штабной автомобиль...
Вдруг удар, оглушительный удар, и звезды становятся
большими, как колеса. Млечный Путь густой, словно сливки.
Он -- Биглер -- возносится во вселенную на одном сиденье с
шофером. Все остальное обрезано, как ножницами. От автомобиля
остался только боевой атакующий передок.
-- Ваше счастье,-- говорит шофер,-- что вы мне через плечо
показывали карту. Вы перелетели ко мне, остальное взорвалось.
Это была сорокадвухсантиметровка. Я это предчувствовал. Раз
перекресток, то шоссе ни черта не стоит. После
тридцативосьмисантиметровки могла быть только
сорокадвухсантиметровка. Ведь других пока не производят,
господин генерал.
-- Куда вы правите?
-- Летим на небо, господин генерал, нам необходимо
сторониться комет. Они пострашнее сорокадвухсантиметровок.
-- Теперь под нами Марс,-- сообщает шофер после долгой
паузы.
Биглер снова почувствовал себя вполне спокойным.
-- Вы знаете историю битвы народов под Лейпцигом? --
спрашивает он.-- Фельдмаршал князь Шварценберг четырнадцатого
октября тысяча восемьсот тринадцатого года шел на Либертковице,
шестнадцатого октября произошло сражение за Линденау, бой
генерала Мервельдта. Австрийские войска заняли Вахав, а когда
девятнадцатого октября пал Лейпциг...
-- Господин генерал,-- вдруг перебил его шофер,-- мы у
врат небесных, вылезайте, господин генерал. Мы не можем
проехать через небесные врата, здесь давка. Куда ни глянь --
одни войска.
-- Задавите кого-нибудь,-- кричит он шоферу,-- сразу
посторонятся!
И, высунувшись из автомобиля, генерал Биглер орет:
-- Achtung, sie Schweinbande! / Берегитесь, свиньи!
(нем.)/ Вот скоты, видят генерала и не подумают сделать
равнение направо!
Шофер его успокаивает:.
-- Это им нелегко, господин генерал: у большинства
оторваны головы.
Генерал Биглер только теперь замечает, что толпа состоит
из инвалидов, лишившихся на войне отдельных частей тела:
головы, руки, ноги. Однако недостающее они носят с собой в
рюкзаке. У какого-то праведного артиллериста, толкавшегося у
небесных врат в разорванной шинели, в мешке был сложен весь его
живот с нижними конечностями. Из мешка какого-то праведного
ополченца на генерала Биглера любовалась половина задницы,
которую ополченец потерял под Львовом.
-- Таков порядок,-- опять поясняет шофер, проезжая сквозь
густую толпу,-- вероятно, они должны пройти высшую небесную
комиссию.
В небесные врата пропускают только по паролю, который
генерал Биглер тут же вспомнил: "Fur Gott und Kaiser" / За бога
и императора (нем.)/.
Автомобиль въезжает в рай.
-- Господин генерал,-- обращается к Биглеру офицер-ангел с
крыльями. когда они проезжают мимо казармы для
рекрутов-ангелов,-- вы должны явиться в ставку
главнокомандующего.
Миновали учебный плац, кишевший рекрутами-ангелами,
которых учили кричать "аллилуйя".
Проехали мимо группы солдат, где рыжий капрал-ангел
муштровал растяпу рекрута-ангела в полной форме, бил его
кулаком в живот и орал: "Шире раскрывай глотку, грязная
вифлеемская свинья. Разве так кричат "аллилуйя"? Словно кнедлик
застрял у тебя во рту. Хотел бы я знать, какой осел впустил
тебя, скотину, сюда в рай? Попробуй еще раз..." --
"Гла-гли-гля!" -- "Ты что, бестия, и в раю у нас будешь
гнусить? Еще раз попробуй, ты, кедр ливанский!"
Поехали дальше, но еще долго был слышен рев напуганного
гнусавого ангела-рекрута: "Гла-гли-глу-гля" и крик
ангела-капрала: "А-ли-лу-и-я-а-и лу-и-я, корова ты иорданская!"
Потом они увидели величественное сияние над большим
зданием, вроде Мариинских казарм в Чешских Будейовицах, а над
зданием -- два аэроплана, один слева, другой справа; между
ними, посредине, натянуто громадное полотно с колоссальной
надписью:
К. U. K. GOTTES HAUPTQUARTIER
/Императорская и королевская штаб-квартира бога (нем.)/
Два ангела в форме полевой жандармерии высаживают генерала
Биглера из автомобиля, берут его за шиворот и отводят наверх,
на второй этаж.
-- Ведите себя прилично перед господом богом,-- говорят
они ему у дверей и вталкивают внутрь.
Посреди комнаты, на стенах которой висят портреты
Франца-Иосифа и Вильгельма, наследника престола
Карла-Франца-Иосифа, генерала Виктора Данкеля, эрцгерцога
Фридриха и начальника генерального штаба Конрада фон
Гетцендорфа, стоит господь бог.
-- Кадет Биглер,-- строго спрашивает бог,-- вы меня
узнаете? Я бывший капитан Сагнер из одиннадцатой маршевой роты.
Биглер оцепенел.
-- Кадет Биглер,-- возглашает опять господь бог,-- по
какому праву вы присвоили себе титул генерал-майора? По какому
праву вы, кадет Биглер, разъезжали в штабном автомобиле по
шоссе между вражескими позициями?
-- Осмелюсь доложить...
-- Молчать, кадет Биглер, когда с вами разговаривает бог.
-- Осмелюсь доложить,-- еще раз, заикаясь, начинает
Биглер.
-- Так вы не изволите замолчать? -- кричит на него бог,
открывает дверь и зовет: -- Два ангела, сюда!
В помещение входят два ангела с ружьями через левое крыло.
Биглер узнает в них Матушича и Батцера.
Уста господа бога вещают:
-- Бросьте его в сортир!
Кадет Биглер проваливается куда-то, откуда несет страшной
вонью.
Напротив спящего кадета сидели Матушич с денщиком капитана
Сагнера Батцером и все время играли в "шестьдесят шесть".
-- Stink awer d'Kerl wie a'Stockfisch / А воняет, парень,
словно треска (нем. диал.)/,-- сказал Батцер, который с
интересом наблюдал, как спящий кадет Биглер подозрительно
вертится,-- mus d'Hosen voll ha'n / Наложил, должно быть,
полные штаны (нем. диал.)/
-- Это с каждым может случиться,-- философски заметил
Матушич.-- Не обращай внимания. Не тебе его переодевать.
Сдавай-ка лучше карты.
Уже было видно зарево огней над Будапештом. Над Дунаем
ощупывал небо прожектор.
Кадету Биглеру, очевидно, снилось уже другое. Он бормотал:
-- Sagen sie meiner tapferen Armee, das sie sich in meinem
Herzen ein unvergangliches Denkmal der Liebe und Dankbarkeit
errichtet hat / Передайте моей доблестной армии, что она
воздвигла себе в моем сердце вечный памятник любви и
благодарности (нем.)/.-- Так как при этих словах он
заворочался, вонь опять ударила Батцеру в нос, он сплюнул и
проворчал:
-- Stink, wie a'Haizlputza, wie a'bescheisena Haiziputzar
/ Воняет, как золотарь! Как засранный золотарь! (нем. диал.)/.
А кадет Биглер ворочался все беспокойнее и беспокойнее.
Его новый сон был необычайно фантастичен: он защищал Линц в