Страница:
стороны, но ты узнаешь меня и с плохой стороны. Я доведу тебя
до слез!
Наконец Швейк добрался до своего вагона. По дороге он
вспомнил, что в Карлине, в казармах, тоже был лейтенант, по
фамилии Худавый. Так тот, рассвирепев, выражался иначе:
"Ребята! При встрече со мною не забывайте, что я для вас
свинья, свиньей и останусь, покуда вы в моей роте".
Когда Швейк проходил мимо штабного вагона, его окликнул
поручик Лукаш и велел передать Балоуну, чтобы тот поспешил с
кофе, а банку молочных консервов опять как следует закрыл, не
то молоко испортится. Балоун как раз варил на маленькой
спиртовке, в вагоне у старшего писаря Ванека, кофе для поручика
Лукаша. Швейк, пришедший выполнить поручение, обнаружил, что в
его отсутствие кофе начал пить весь вагон.
Банки кофейных и молочных консервов поручика Лукаша были
уже наполовину пусты, Балоун отхлебывал кофе прямо из котелка,
заедая сгущенным молоком -- он черпал его ложечкой прямо из
банки, чтобы сдобрить кофе.
Повар-оккультист Юрайда и старший писарь Ванек поклялись
вернуть взятые у поручика Лукаша консервы, как только они
поступят на склад.
Швейку также предложили кофе, но он отказался и сказал
Балоуну:
-- Из штаба армии получен приказ: денщика, укравшего у
своего офицера молочные или кофейные консервы, вешать без
промедления в двадцать четыре часа. Передаю это по приказанию
обер-лейтенанта, который велел тебе немедленно явиться к нему с
кофе.
Перепуганный Балоун вырвал у телеграфиста Ходоунского
кофе, который только что сам ему налил, поставил подогреть,
прибавил консервированного молока и помчался с кофе к штабному
вагону.
Вытаращив глаза, Балоун подал кофе поручику Лукашу, и тут
у него мелькнула мысль, что поручик по его глазам видит, как он
хозяйничал с консервами.
-- Я задержался,-- начал он, заикаясь,-- потому что не мог
сразу открыть.
-- Может быть, ты пролил консервированное молоко, а? --
пытал его поручик Лукаш, пробуя кофе.-- А может, ты его лопал,
как суп, ложками? Знаешь, что тебя ждет?
Балоун вздохнул и завопил:
-- Господин лейтенант, осмелюсь доложить, у меня трое
детей!
-- Смотри, Балоун, еще раз предостерегаю, погубит тебя
твоя прожорливость. Тебе Швейк ничего не говорил?
-- Меня могут повесить в двадцать четыре часа,-- ответил
Балоун трясясь всем телом.
-- Да не дрожи ты так, дурачина,-- улыбаясь, сказал
поручик Лукаш,-- и исправься. Не будь такой обжорой и скажи
Швейку, чтобы он поискал на вокзале или где-нибудь поблизости
чего-нибудь вкусного. Дай ему эту десятку. Тебя не пошлю. Ты
пойдешь разве только тогда, когда нажрешься до отвала. Ты еще
не сожрал мои сардины? Не сожрал, говоришь? Принеси и покажи
мне.
Балоун передал Швейку, что обер-лейтенант посылает ему
десятку, чтобы он, Швейк, разыскал на вокзале чего-нибудь
вкусного. Вздыхая, Балоун вынул из чемоданчика поручика коробку
сардинок и с тяжелым сердцем понес ее на осмотр к поручику.
Он-то, несчастный, тешил себя надеждой, что поручик Лукаш
забыл об этих сардинах, а теперь-- всему конец! Поручик оставит
их у себя в вагоне, и он, Балоун, лишится их. Балоун
почувствовал себя обворованным.
-- Вот, осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, ваши
сардинки,-- сказал он с горечью, отдавая коробку владельцу.--
Прикажете открыть?
-- Хорошо, Балоун, открывать не надо, отнеси обратно. Я
только хотел проверить, не заглянул ли ты в коробку. Когда ты
принес кофе, мне показалось, что у тебя губы лоснятся, как от
прованского масла. Швейк уже пошел?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, уже отправился,--
ответил, сияя, Балоун.-- Швейк сказал, что господин
обер-лейтенант будут довольны и что господину обер-лейтенанту
все будут завидовать. Он пошел куда-то с вокзала и сказал, что
знает одно место, за Ракошпалотой. Если же поезд уйдет без
него, он примкнет к автоколонне и догонит нас на автомобиле. О
нем, мол, беспокоиться нечего, он прекрасно знает свои
обязанности. Ничего страшного не случится, даже если придется
на собственный счет нанять извозчика и ехать следом за эшелоном
до самой Галиции: потом все можно вычесть из жалованья. Пусть
господин обер-лейтенант ни в коем случае не беспокоится о нем!
-- Ну, убирайся,-- грустно сказал поручик Лукаш.
Из комендатуры сообщили, что поезд отправится только в два
пополудни в направлении Геделле -- Асод и что на вокзале
офицерам выдают по два литра красного вина и по бутылке
коньяку. Рассказывали, будто найдена какая-то посылка для
Красного Креста. Как бы там ни было, но посылка эта казалась
даром небес, и в штабном вагоне развеселились. Коньяк был "три
звездочки", а вино -- марки "Гумпольдскирхен". Один только
поручик Лукаш был не в духе. Прошел час, а Швейк все еще не
возвращался. Потом прошло еще полчаса. Из дверей комендатуры
вокзала показалась странная процессия, направлявшаяся к
штабному вагону. Впереди шагал Швейк, самозабвенно и
торжественно, как первые христиане-мученики, когда их вели на
арену.
По обеим сторонам шли венгерские гонведы с примкнутыми
штыками, на левом фланге -- взводный из комендатуры вокзала, а
за ними какая-то женщина в красной сборчатой юбке и мужчина в
коротких сапогах, в круглой шляпе, с подбитым глазом. В руках
он держал живую, испуганно кудахтавшую курицу.
Все они полезли было в штабной вагон, но взводный
по-венгерски заорал мужчине с курицей и его жене, чтобы они
остались внизу.
Увидев поручика Лукаша, Швейк стал многозначительно
подмигивать ему.
Взводный хотел поговорить с командиром одиннадцатой
маршевой роты. Поручик Лукаш взял у него бумагу со штампом из
комендатуры станции и, бледнея, прочел:
"Командиру одиннадцатой маршевой роты М-ского маршевого
батальона Девяносто первого пехотного полка к дальнейшему
исполнению.
Сим препровождается пехотинец Швейк Йозеф, согласно его
показаниям, ординарец той же маршевой роты М-ского маршевого
батальона Девяносто первого пехотного полка, задержанный по
обвинению в ограблении супругов Иштван, проживающих в Ишатарче,
в районе комендатуры вокзала. Основание: пехотинец Швейк Йозеф
украл курицу, принадлежащую супругам Иштван, когда та бегала в
Ишатарче за домом Иштван-супругов (в оригинале было блестяще
образовано новое немецкое слово "Istvangatten" / Иштвансупруги
(нем.)/), и был пойман владельцем курицы, который хотел ее у
него отобрать. Вышепоименованный Швейк оказал сопротивление,
ударив хозяина курицы Иштвана в правый глаз, а посему и был
схвачен призванным патрулем и отправлен в свою часть. Курица
возвращена владельцу".
Подпись дежурного офицера.
Когда поручик Лукаш давал расписку в принятии Швейка, у
него тряслись колени. Швейк стоял близко и видел, что поручик
Лукаш забыл приписать дату.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант,-- произнес
Швейк,-- сегодня двадцать четвертое. Вчера было двадцать третье
мая, вчера нам Италия объявила войну. Я сейчас был на окраине
города, так там об этом только и говорят.
Гонведы со взводным ушли, и внизу остались только супруги
Иштван, которые все время делали попытки влезть в вагон.
-- Если, господин обер-лейтенант, у вас при себе имеется
пятерка, мы бы могли эту курицу купить. Он, злодей, хочет за
нее пятнадцать золотых, включая сюда и десятку за свой синяк
под глазом,-- повествовал Швейк,-- но думаю, господин
обер-лейтенант, что десять золотых за идиотский фонарь под
глазом будет многовато. В трактире "Старая дама" токарю Матвею
за двадцать золотых кирпичом своротили нижнюю челюсть и вышибли
шесть зубов, а тогда деньги были дороже, чем нынче. Сам
Вольшлегер вешает за четыре золотых. Иди сюда,-- кивнул Швейк
мужчине с подбитым глазом и с курицей,-- а ты, старуха,
останься там.
Мужчина вошел в вагон.
-- Он немножко говорит по-немецки,-- сообщил Швейк,--
понимает все ругательства и сам вполне прилично может обложить
по-немецки.
-- Also, zehn Gulden,-- обратился он к мужчине.-- Funf
Gulden Henne, funf Auge. Ot forint,-- видишь, кукареку: ot
forint kukuk, igen / Итак, десять гульденов... Пять гульденов
курица, пять -- глаз. Пять форинтов кукареку, пять форинтов
глаз, да? (нем. и венг.)/. Здесь штабной вагон, понимаешь,
жулик? Давай сюда курицу!
Сунув ошеломленному мужику десятку, он забрал курицу,
свернул ей шею и мигом вытолкал крестьянина из вагона. Потом
дружески пожал ему руку и сказал:
-- Jo napot, baratom, adieu / Добрый день, приятель,
прощай... (венг. и франц.)/, катись к своей бабе, не то я скину
тебя вниз.
-- Вот видите, господин обер-лейтенант, все можно
уладить.-- успокоил Швейк поручика Лукаша.-- Лучше всего, когда
дело обходится без скандала, без особых церемоний. Теперь мы с
Балоуном сварим вам такой куриный бульон, что в Трансильвании
пахнуть будет.
Поручик Лукаш не выдержал, вырвал у Швейка из рук
злополучную курицу, бросил ее на пол и заорал:
-- Знаете, Швейк, чего заслуживает солдат, который во
время войны грабит мирное население?
-- Почетную смерть от пороха и свинца,-- торжественно
ответил Швейк.
-- Но вы, Швейк, заслуживаете петли, ибо вы первый начали
грабить. Вы, вы!.. Я просто не знаю, как вас назвать, вы забыли
о присяге. У меня голова идет кругом!
Швейк вопросительно посмотрел на поручика Лукаша и быстро
отозвался:
-- Осмелюсь доложить, я не забыл о присяге, которую мы,
военные, должны выполнять. Осмелюсь доложить, господин
обер-лейтенант, я торжественно присягал светлейшему князю и
государю Францу-Иосифу Первому в том, что буду служить ему
верой и правдой, а также генералов его величества и своих
начальников буду слушаться, уважать и охранять, их распоряжения
и приказания всегда точно выполнять; против всякого неприятеля,
кто бы он ни был, где только этого потребует его императорское
и королевское величество: на воде, под водой, на земле, в
воздухе, в каждый час дня и ночи, во время боя, нападения,
борьбы и других всевозможных случаев, везде и всюду...
Швейк поднял курицу с пола и продолжал, выпрямившись и
глядя прямо в глаза поручику Лукашу:
-- ...всегда и во всякое время сражаться храбро и
мужественно; свое войско, свои полки, знамена и пушки никогда
не оставлять, с неприятелем никогда ни в какие соглашения не
вступать, всегда вести себя так, как того требуют военные
законы и как надлежит вести себя доблестному солдату. Честно я
буду жить, с честью и умру, и да поможет мне в этом бог. Аминь.
А эту курицу, осмелюсь доложить, я не украл, я никого не
ограбил и держал себя, помня о присяге, вполне прилично.
-- Бросишь ты эту курицу или нет, скотина? -- взвился
поручик Лукаш, ударив Швейка протоколом по руке, в которой тот
держал покойницу.-- Взгляни на этот протокол. Видишь, черным по
белому: "Сим препровождается пехотинец Швейк Йозеф, согласно
его показаниям, ординарец той же маршевой роты... по обвинению
в ограблении..." И теперь ты, мародер, гадина, будешь мне еще
говорить... Нет, я тебя когда-нибудь убью! Понимаешь? Ну,
отвечай, идиот, разбойник, как тебя угораздило?
-- Осмелюсь доложить,-- вежливо ответил Швейк,-- здесь
просто какое-то недоразумение. Когда мне передали ваше
приказание раздобыть или купить чего-нибудь повкуснее, я стал
обдумывать, что бы такое достать. За вокзалом не было ничего,
кроме конской колбасы и сушеной ослятины. Я, осмелюсь доложить,
господин обер-лейтенант, все как следует взвесил. На фронте
надо иметь что-нибудь очень питательное,-- тогда легче
переносятся военные невзгоды. Мне хотелось доставить вам
горизонтальную радость. Задумал я, господин обер-лейтенант,
сварить вам куриный суп.
-- Куриный суп! -- повторил за ним поручик, хватаясь за
голову.
-- Так точно, господин обер-лейтенант, куриный суп. Я
купил луку и пятьдесят граммов вермишели. Вот все здесь. В этом
кармане лук, в этом -- вермишель. Соль и перец имеются у нас, в
канцелярии. Оставалось купить только курицу. Пошел я, значит,
за вокзал в Ишатарчу. Это, собственно, деревня, на город даже и
не похожа, хоть на первой улице и висит дощечка с надписью:
"Город Ишатарча". Прошел я одну улицу с палисадниками, вторую,
третью, четвертую, пятую, шестую, седьмую, восьмую, девятую,
десятую, одиннадцатую, пока не дошел до конца тринадцатой
улицы, где за последним домиком уже начинались луга. Здесь
бродили куры. Я подошел к ним и выбрал самую большую и самую
тяжелую. Извольте посмотреть на нее, господин обер-лейтенант,
одно сало, и осматривать не надо, сразу, с первого взгляда
видно, что ей как следует подсыпали зерна. Беру я ее у всех на
виду, они мне что-то кричат по-венгерски, а я держу ее за ноги
и спрашиваю по-чешски и по-немецки, кому принадлежит эта
курица, хочу, мол, ее купить. Вдруг в эту самую минуту из
крайнего домика выбегают мужик с бабой. Мужик начал меня ругать
сначала по-венгерски, а потом по-немецки,-- я-де у него средь
белого дня украл курицу. Я сказал, чтобы он на меня не кричал,
что меня послали купить курицу,-- словом, разъяснил, как
обстоит дело. А курица, которую я держал за ноги, вдруг стала
махать крыльями и хотела улететь, а так как я держал ее
некрепко, она вырвалась из рук и собиралась сесть на нос своему
хозяину. Ну, а он принялся орать, будто я хватил его курицей по
морде. А женщина все время что-то лопотала и звала: "Цып, цып,
цып!"
Тут какие-то идиоты, ни в чем не разобравшись, привели
патруль гонведов, и я сам предложил им пойти на вокзал в
комендантское управление, чтобы там моя невинность всплыла, как
масло на поверхность воды. Но с господином лейтенантом, который
там дежурил, нельзя было договориться, даже когда я попросил
его узнать у вас, правда ли, что вы послали меня купить
чего-нибудь повкуснее. Он еще обругал меня, приказал держать
язык за зубами, так как, мол, и без разговоров по моим глазам
видно, что меня ждет крепкий сук и хорошая веревка. Он,
по-видимому, был в очень плохом настроении, раз уж дошел до
того, что сгоряча выпалил: такая, мол, толстая морда может быть
только у солдата, занимающегося грабежом и воровством. На
станцию, мол, поступает много жалоб. Вот третьего дня тоже
где-то неподалеку пропал индюк. А когда я ему напомнил, что
третьего дня мы еще были в Рабе, он ответил, что такие
отговорки на него не действуют. Послали меня к вам. Да, там еще
на меня раскричался какой-то ефрейтор, которого я сперва не
заметил: не знаю, дескать, я, что ли, кто передо мною стоит? Я
ответил, что стоит ефрейтор, и если бы его перевели в команду
егерей, то он был бы начальником патруля, а в артиллерии --
обер-канониром.
-- Швейк,-- минуту спустя сказал поручик Лукаш,-- с вами
было столько всяких приключений и невзгод, столько, как вы
говорите, "ошибок" и "ошибочек", что от всех этих неприятностей
вас спасти может только петля, со всеми военными почестями, в
каре. Понимаете?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, каре из так
называемого замкнутого батальона составляется из четырех и в
виде исключения также из трех или пяти рот. Прикажете, господин
обер-лейтенант, положить в куриный суп побольше вермишели,
чтобы он был погуще?
-- Швейк, приказываю вам немедленно исчезнуть вместе с
вашей курицей, иначе я расшибу ее о вашу башку, идиот
несчастный!
-- Как прикажете, господин обер-лейтенант, но только
осмелюсь доложить, сельдерея я не нашел, морковки тоже нигде
нет. Я положу картош...
Швейк не успел договорить "ки", вылетев вместе с курицей
из шгаинши вагона. Поручик Лукаш залпом выпил стопку коньяку.
Проходя мимо окон штабного вагона, Швейк взял под козырек
и проследовал к себе.
Благополучно одержав победу в борьбе с самим собой, Балоун
собрался уже открыть сардины поручика, как вдруг появился Швейк
с курицей, что, естественно, вызвало волнение среди всех
присутствовавших в вагоне. Все посмотрели на него, как будто
спрашивая: "Где это ты украл?"
-- Купил для господина обер-лейтенанта,-- сообщил Швейк,
вытаскивая из карманов лук и вермишель.-- Хотел ему сварить
суп, но он отказался и подарил ее мне.
-- Дохлая? -- недоверчиво спросил старший писарь Ванек.
-- Своими руками свернул ей шею,-- ответил Швейк,
вытаскивая из кармана нож.
Балоун с благодарностью и уважением посмотрел на Швейка и
молча стал подготовлять спиртовку поручика. Потом взял котелки
и побежал за водой.
К Швейку, начавшему ощипывать курицу, подошел телеграфист
Ходоунский и предложил свою помощь, доверительно спросив:
-- Далеко отсюда? Надо перелезать во двор или прямо на
улице?
-- Я ее купил.
-- Уж помалкивал бы, а еще товарищ называется! Мы же
видели, как тебя вели.
Тем не менее телеграфист принял горячее участие в
ощипывании курицы. В приготовлениях к торжественному великому
событию проявил себя и повар-оккультист Юрайда: он нарезал в
суп картошку и лук.
Выброшенные из вагона перья привлекли внимание подпоручика
Дуба, производившего обход. Он крикнул, чтобы показался тот,
кто ощипывает курицу, и в двери тотчас же появилась довольная
физиономия Швейка.
-- Что это? -- крикнул подпоручик Дуб, поднимая с земли
отрезанную куриную голову.
-- Осмелюсь доложить,-- ответил Швейк.-- Это голова курицы
из породы черных итальянок -- прекрасные несушки: несут до
двухсот шестидесяти яиц в год. Извольте посмотреть, какой у нее
был замечательный яичник.-- Швейк сунул под самый нос
подпоручику Дубу кишки и прочие куриные потроха.
Дуб плюнул и отошел. Через минуту он вернулся.
-- Для кого эта курица?
-- Для нас, осмелюсь Доложить, господин лейтенант.
Посмотрите, сколько на ней сала!
Подпоручик Дуб, уходя, проворчал:
-- Мы встретимся у Филипп.
-- Что он тебе сказал? -- спросил Швейка Юрайда.
-- Мы назначили свидание где-то у Филиппа. Эти знатные
баре в большинстве случаев педерасты.
Повар-оккультист заявил, что только все эстеты --
гомосексуалисты; это вытекает из самой сущности эстетизма.
Старший писарь Ванек рассказал затем об изнасиловании
детей педагогами в испанских монастырях.
И уже в то время, когда вода в котелке закипала, Швейк
рассказал, что одному воспитателю доверили колонию венских
брошенных детей и этот воспитатель растлил их всех.
-- Страсть! Ничего не попишешь! Но хуже всего, когда
найдет страсть на женщин. Несколько лет тому назад в Праге
Второй жили две брошенные дамочки-разводки, потому что были
шлюхи, по фамилии Моуркова и Шоускова. Как-то раз, когда в
розтокских аллеях цвела черешня, поймали они там вечером
старого импотента -- столетнего шарманщика, оттащили в
розтокскую рощу и там его изнасиловали. Чего они только с ним
не делали! На Жижкове живет профессор Аксамит, он там делал
раскопки, разыскивая могилы со скрюченными мертвецами, и
несколько таких скелетов взял с собой. Так они, эти шлюхи,
оттащили шарманщика в одну из раскопанных могил и там его
растерзали и изнасиловали. На другой день пришел профессор
Аксамит и обрадовался, увидев, что в могиле кто-то лежит. Но
это был всего-навсего измученный, истерзанный разведенными
барыньками шарманщик. Около него лежали одни щепки. На пятый
день шарманщик умер. А эти стервы дошли до такой наглости, что
пришли на похороны. Вот это уж извращенность! Посолил уже? --
обратился Швейк к Балоуну, который, воспользовавшись всеобщим
интересом к рассказу Швейка, что-то припрятывал в свой вещевой
мешок.-- Что ты там делаешь? Балоун, Балоун! -- вдруг серьезно
упрекнул приятеля Швейк.-- Что ты собираешься делать с этой
куриной ножкой? Поглядите-ка! Украл у нас куриную ножку, чтобы
потом, тайно от нас, сварить ее. Понимаешь ли ты, Балоун, что
ты совершил? Знаешь, как наказывают в армии того, кто на фронте
обворовал товарищей? Его привязывают к дулу пушки, и он
разлетается, как картечь. Теперь уж поздно вздыхать! Как только
мы встретим на фронте артиллерию, ты явишься к ближайшему
обер-фейерверкеру. А пока что в наказание придется тебе
заняться учением. Вылезай из вагона!
Несчастный Балоун вылез, а Швейк сел в дверях вагона,
свесил ноги и начал командовать:
-- Habtacht! Ruht! Habtacht! Rechts schaut! Habtacht!
Смотреть прямо! Ruht! Теперь займемся упражнениями на месте...
Rechts um! Ну, брат, и корова же вы! Ваши рога должны очутиться
там, где раньше было правое плечо! Herstellt! Rechts um! Links
um! Halbrechts! He так, осел! Herstellt! Halbrechts! Ну,
видите, лошак, уже получается. Halblinks! Links um! Links!
Front! Front, дурак! He знаешь, что ли, что такое шеренга! Grad
aus! Kehrt euch! Kniet! Nieder! Setzen! Auf! Setzen! Auf!
Nieder! Auf! Nieder! Auf! Setzen! Auf! Ruht! Ну, видишь,
Балоун, как это полезно. По крайней мере, пищеварение у тебя
будет хорошее.
Вокруг них собирались солдаты. Повсюду был слышен веселый
смех.
-- Будьте любезны, посторонитесь! -- крикнул Швейк.-- Мы
займемся маршировкой. Смотри, Балоун, держи ухо востро, чтобы
мне не приходилось двадцать раз отставлять. Не люблю команду
зря гонять. Итак: Direktion Bahnhof. Смотри, куда тебе
показывают! Marschieren marsch! Glied-- halt! Стой, черт
подери, пока я тебя в карцер не посадил! Glied -- halt!
Наконец-то я тебя, дуралей, остановил. Kurzer Schritt! Ты не
знаешь, что такое "kurzer Schritt"! Я те, брат, такой "kurzer
Schritt" покажу, что своих не узнаешь. Voller Schritt! Wechselt
Schritt! Ohne Schritt! Буйвол ты этакий! Когда я командую "Ohne
Schritt", ты должен топтаться на месте. /Смирно! Вольно!
Смирно! Направо равняйся! Смирно! Вольно! Направо! Отставить!
Направо! Налево! Полуоборот направо! Отставить! Полуоборот
направо! Полуоборот налево! Налево! Налево! Заходить шеренгой!
Шеренгой... Прямо! Кругом! Стать на одно колено! Ложись!
Приседание делай! Встать! Приседание делай! Встать! Ложись!
Встать! Ложись! Встать! Приседание делай! Встать! Вольно!
Направление на вокзал. Шагом марш! Отделение, стой! Отделение,
стой! Короче шаг! Шире шаг! Переменить ногу! На месте! На
месте! (нем.)/
Вокруг собрались, по крайней мере, две роты. Балоун потел
и не чувствовал под собой ног. А Швейк продолжал командовать:
-- Gleicher Schritt! Glied ruckwarts marsch! Glied halt!
Laufschritt! Glied marsch! Schritt! Glied halt! Ruht! Habtacht!
Direktion Bahnhof! Laufschritt marsch! Halt! Kehrt euch!
Direktion Wagon! Laufschritt marsch! Kurzer Schritt! Glied
halt! Ruht! / В ногу! Отделение, кругом марш! Отделение, стой!
Бегом марш! Отделение, марш. Шагом! Отделение, стой! Вольно!
Смирно! Направление на вокзал! Бегом марш! Стой! Кругом!
Направление к вагону! Бегом марш! Короче шаг! Отделение, стой!
Вольно! (нем.)/ Теперь отдохни, а потом начнем сызнова. При
желании всего можно достичь.
-- Что тут происходит? -- вдруг раздался голос подпоручика
Дуба, в волнении подбежавшего к толпе солдат.
-- Осмелюсь доложить, господин подпоручик,-- ответил
Швейк,-- мы слегка занялись маршировкой, чтобы не позабыть
строевых упражнений и не терять зря драгоценного времени.
-- Вылезайте из вагона!-- приказал подпоручик Дуб.--
Хватит! Пойдемте со мной к командиру батальона.
Случилось так, что в тот момент, когда Швейк входил в
штабной вагон, поручик Лукаш через другую площадку сошел на
перрон.
Подпоручик Дуб доложил капитану Сагнеру о странном, как он
выразился времяпрепровождении бравого солдата Швейка. Капитан
Сагнер был в прекрасном расположении дула, ибо
"Гумпольдскирхен" оказался действительно превосходным.
-- Так, значит, вы не хотите зря терять драгоценного
времени? -- улыбнулся он многозначительно.-- Матушич, подите-ка
сюда.
Батальонный ординарец получил приказание позвать
фельдфебеля Насакло из двенадцатой роты, известного изверга, и
немедленно раздобыть для Швейка винтовку.
-- Вот этот солдат,-- сказал капитан Сагнер фельдфебелю
Насакло,-- не хочет зря терять драгоценного времени. Пойдите с
ним за вагон и позанимайтесь с ним там часок ружейными
приемами. Но не давать ему ни отдыху, ни сроку! Главное,
займитесь двумя приемами, притом подряд! Setzt ab, an, setzt
ab! / На прицел! Наизготовку! На прицел! (нем.)/
-- Вот увидите, Швейк, скучать не придется,-- пообещал он
на прощание. И через минуту за вагоном уже раздавалась
отрывистая команда, торжественно разносившаяся по путям.
Фельдфебель Насакло, которого оторвали от игры в "двадцать
одно" как раз в тот момент, когда он держал банк, орал на весь
божий свет: "Beim Fus! Schultert! Beim Fus! Schultert!" / К
ноге! На плечо! К ноге! На плечо! (нем.)/
На мгновение команда смолкла, и послышался довольный,
рассудительный голос Швейка:
-- Все это я проходил еще на действительной военной службе
несколько лет тому назад. По команде "beim Fus" винтовка стоит
у правой ноги так, что конец приклада находится на прямой линии
с носком. Правая рука свободно согнута и держит винтовку так,
что большой палец лежит на стволе, а остальные сжимают ложе.
При команде же "Schultert" винтовка висит свободно на ремне на
правом плече дулом вверх, а ствол несколько отклонен назад.
-- Хватит болтать! -- раздался опять голос фельдфебеля
Насакло.-- Habtacht! Rechts schaut! / Смирно! Равнение направо!
(нем.)/ Черт побери, как вы это делаете...
-- У меня "schultert" и при "rechts schaut" моя правая
рука скользит по ремню и обхватывает шейку ложа, а голова
поворачивается направо. По команде же "habtacht!" / Смирно!
(нем.)/ правой рукой я опять берусь за ремень, а голова
обращена прямо на вас. Опять раздался голос фельдфебеля:
-- In die Balanz! Beim Fufi! In die Balanz! Schultert!
Bajonett auf! Bajonett ab! Fallt das Bajonett! Zum Gebet! Vom
Gebet! Kniet niederzurn Gebet! Laden! SchieBen! Schiefien
halbrechts! Ziel Stabswagon! Dis-tanz zwei Hundert Schritt...
Fertig! An! Feuer! Setzt ab! An! Feuer! An! Feuer! Setzt ab!
Aufsatz normal! Patronen versorgen! Ruht! / Наперевес! К ноге!
Наперевес! На пле-чо! Примкнуть штыки! Отомкнуть штыки! Штык в
ножны! На молитву! С молитвы! На колени к молитве! Заряжай!
Пли! Стрелять вполуоборот направо! Цель -- штабной вагон!
Дистанция -- двести шагов... Приготовиться! На прицел! Пли! К
ноге! На прицел! Пли! На прицел! Пли! К ноге! Прицел
нормальный! Патроны готовь Вольно! (нем.)/
до слез!
Наконец Швейк добрался до своего вагона. По дороге он
вспомнил, что в Карлине, в казармах, тоже был лейтенант, по
фамилии Худавый. Так тот, рассвирепев, выражался иначе:
"Ребята! При встрече со мною не забывайте, что я для вас
свинья, свиньей и останусь, покуда вы в моей роте".
Когда Швейк проходил мимо штабного вагона, его окликнул
поручик Лукаш и велел передать Балоуну, чтобы тот поспешил с
кофе, а банку молочных консервов опять как следует закрыл, не
то молоко испортится. Балоун как раз варил на маленькой
спиртовке, в вагоне у старшего писаря Ванека, кофе для поручика
Лукаша. Швейк, пришедший выполнить поручение, обнаружил, что в
его отсутствие кофе начал пить весь вагон.
Банки кофейных и молочных консервов поручика Лукаша были
уже наполовину пусты, Балоун отхлебывал кофе прямо из котелка,
заедая сгущенным молоком -- он черпал его ложечкой прямо из
банки, чтобы сдобрить кофе.
Повар-оккультист Юрайда и старший писарь Ванек поклялись
вернуть взятые у поручика Лукаша консервы, как только они
поступят на склад.
Швейку также предложили кофе, но он отказался и сказал
Балоуну:
-- Из штаба армии получен приказ: денщика, укравшего у
своего офицера молочные или кофейные консервы, вешать без
промедления в двадцать четыре часа. Передаю это по приказанию
обер-лейтенанта, который велел тебе немедленно явиться к нему с
кофе.
Перепуганный Балоун вырвал у телеграфиста Ходоунского
кофе, который только что сам ему налил, поставил подогреть,
прибавил консервированного молока и помчался с кофе к штабному
вагону.
Вытаращив глаза, Балоун подал кофе поручику Лукашу, и тут
у него мелькнула мысль, что поручик по его глазам видит, как он
хозяйничал с консервами.
-- Я задержался,-- начал он, заикаясь,-- потому что не мог
сразу открыть.
-- Может быть, ты пролил консервированное молоко, а? --
пытал его поручик Лукаш, пробуя кофе.-- А может, ты его лопал,
как суп, ложками? Знаешь, что тебя ждет?
Балоун вздохнул и завопил:
-- Господин лейтенант, осмелюсь доложить, у меня трое
детей!
-- Смотри, Балоун, еще раз предостерегаю, погубит тебя
твоя прожорливость. Тебе Швейк ничего не говорил?
-- Меня могут повесить в двадцать четыре часа,-- ответил
Балоун трясясь всем телом.
-- Да не дрожи ты так, дурачина,-- улыбаясь, сказал
поручик Лукаш,-- и исправься. Не будь такой обжорой и скажи
Швейку, чтобы он поискал на вокзале или где-нибудь поблизости
чего-нибудь вкусного. Дай ему эту десятку. Тебя не пошлю. Ты
пойдешь разве только тогда, когда нажрешься до отвала. Ты еще
не сожрал мои сардины? Не сожрал, говоришь? Принеси и покажи
мне.
Балоун передал Швейку, что обер-лейтенант посылает ему
десятку, чтобы он, Швейк, разыскал на вокзале чего-нибудь
вкусного. Вздыхая, Балоун вынул из чемоданчика поручика коробку
сардинок и с тяжелым сердцем понес ее на осмотр к поручику.
Он-то, несчастный, тешил себя надеждой, что поручик Лукаш
забыл об этих сардинах, а теперь-- всему конец! Поручик оставит
их у себя в вагоне, и он, Балоун, лишится их. Балоун
почувствовал себя обворованным.
-- Вот, осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, ваши
сардинки,-- сказал он с горечью, отдавая коробку владельцу.--
Прикажете открыть?
-- Хорошо, Балоун, открывать не надо, отнеси обратно. Я
только хотел проверить, не заглянул ли ты в коробку. Когда ты
принес кофе, мне показалось, что у тебя губы лоснятся, как от
прованского масла. Швейк уже пошел?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, уже отправился,--
ответил, сияя, Балоун.-- Швейк сказал, что господин
обер-лейтенант будут довольны и что господину обер-лейтенанту
все будут завидовать. Он пошел куда-то с вокзала и сказал, что
знает одно место, за Ракошпалотой. Если же поезд уйдет без
него, он примкнет к автоколонне и догонит нас на автомобиле. О
нем, мол, беспокоиться нечего, он прекрасно знает свои
обязанности. Ничего страшного не случится, даже если придется
на собственный счет нанять извозчика и ехать следом за эшелоном
до самой Галиции: потом все можно вычесть из жалованья. Пусть
господин обер-лейтенант ни в коем случае не беспокоится о нем!
-- Ну, убирайся,-- грустно сказал поручик Лукаш.
Из комендатуры сообщили, что поезд отправится только в два
пополудни в направлении Геделле -- Асод и что на вокзале
офицерам выдают по два литра красного вина и по бутылке
коньяку. Рассказывали, будто найдена какая-то посылка для
Красного Креста. Как бы там ни было, но посылка эта казалась
даром небес, и в штабном вагоне развеселились. Коньяк был "три
звездочки", а вино -- марки "Гумпольдскирхен". Один только
поручик Лукаш был не в духе. Прошел час, а Швейк все еще не
возвращался. Потом прошло еще полчаса. Из дверей комендатуры
вокзала показалась странная процессия, направлявшаяся к
штабному вагону. Впереди шагал Швейк, самозабвенно и
торжественно, как первые христиане-мученики, когда их вели на
арену.
По обеим сторонам шли венгерские гонведы с примкнутыми
штыками, на левом фланге -- взводный из комендатуры вокзала, а
за ними какая-то женщина в красной сборчатой юбке и мужчина в
коротких сапогах, в круглой шляпе, с подбитым глазом. В руках
он держал живую, испуганно кудахтавшую курицу.
Все они полезли было в штабной вагон, но взводный
по-венгерски заорал мужчине с курицей и его жене, чтобы они
остались внизу.
Увидев поручика Лукаша, Швейк стал многозначительно
подмигивать ему.
Взводный хотел поговорить с командиром одиннадцатой
маршевой роты. Поручик Лукаш взял у него бумагу со штампом из
комендатуры станции и, бледнея, прочел:
"Командиру одиннадцатой маршевой роты М-ского маршевого
батальона Девяносто первого пехотного полка к дальнейшему
исполнению.
Сим препровождается пехотинец Швейк Йозеф, согласно его
показаниям, ординарец той же маршевой роты М-ского маршевого
батальона Девяносто первого пехотного полка, задержанный по
обвинению в ограблении супругов Иштван, проживающих в Ишатарче,
в районе комендатуры вокзала. Основание: пехотинец Швейк Йозеф
украл курицу, принадлежащую супругам Иштван, когда та бегала в
Ишатарче за домом Иштван-супругов (в оригинале было блестяще
образовано новое немецкое слово "Istvangatten" / Иштвансупруги
(нем.)/), и был пойман владельцем курицы, который хотел ее у
него отобрать. Вышепоименованный Швейк оказал сопротивление,
ударив хозяина курицы Иштвана в правый глаз, а посему и был
схвачен призванным патрулем и отправлен в свою часть. Курица
возвращена владельцу".
Подпись дежурного офицера.
Когда поручик Лукаш давал расписку в принятии Швейка, у
него тряслись колени. Швейк стоял близко и видел, что поручик
Лукаш забыл приписать дату.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант,-- произнес
Швейк,-- сегодня двадцать четвертое. Вчера было двадцать третье
мая, вчера нам Италия объявила войну. Я сейчас был на окраине
города, так там об этом только и говорят.
Гонведы со взводным ушли, и внизу остались только супруги
Иштван, которые все время делали попытки влезть в вагон.
-- Если, господин обер-лейтенант, у вас при себе имеется
пятерка, мы бы могли эту курицу купить. Он, злодей, хочет за
нее пятнадцать золотых, включая сюда и десятку за свой синяк
под глазом,-- повествовал Швейк,-- но думаю, господин
обер-лейтенант, что десять золотых за идиотский фонарь под
глазом будет многовато. В трактире "Старая дама" токарю Матвею
за двадцать золотых кирпичом своротили нижнюю челюсть и вышибли
шесть зубов, а тогда деньги были дороже, чем нынче. Сам
Вольшлегер вешает за четыре золотых. Иди сюда,-- кивнул Швейк
мужчине с подбитым глазом и с курицей,-- а ты, старуха,
останься там.
Мужчина вошел в вагон.
-- Он немножко говорит по-немецки,-- сообщил Швейк,--
понимает все ругательства и сам вполне прилично может обложить
по-немецки.
-- Also, zehn Gulden,-- обратился он к мужчине.-- Funf
Gulden Henne, funf Auge. Ot forint,-- видишь, кукареку: ot
forint kukuk, igen / Итак, десять гульденов... Пять гульденов
курица, пять -- глаз. Пять форинтов кукареку, пять форинтов
глаз, да? (нем. и венг.)/. Здесь штабной вагон, понимаешь,
жулик? Давай сюда курицу!
Сунув ошеломленному мужику десятку, он забрал курицу,
свернул ей шею и мигом вытолкал крестьянина из вагона. Потом
дружески пожал ему руку и сказал:
-- Jo napot, baratom, adieu / Добрый день, приятель,
прощай... (венг. и франц.)/, катись к своей бабе, не то я скину
тебя вниз.
-- Вот видите, господин обер-лейтенант, все можно
уладить.-- успокоил Швейк поручика Лукаша.-- Лучше всего, когда
дело обходится без скандала, без особых церемоний. Теперь мы с
Балоуном сварим вам такой куриный бульон, что в Трансильвании
пахнуть будет.
Поручик Лукаш не выдержал, вырвал у Швейка из рук
злополучную курицу, бросил ее на пол и заорал:
-- Знаете, Швейк, чего заслуживает солдат, который во
время войны грабит мирное население?
-- Почетную смерть от пороха и свинца,-- торжественно
ответил Швейк.
-- Но вы, Швейк, заслуживаете петли, ибо вы первый начали
грабить. Вы, вы!.. Я просто не знаю, как вас назвать, вы забыли
о присяге. У меня голова идет кругом!
Швейк вопросительно посмотрел на поручика Лукаша и быстро
отозвался:
-- Осмелюсь доложить, я не забыл о присяге, которую мы,
военные, должны выполнять. Осмелюсь доложить, господин
обер-лейтенант, я торжественно присягал светлейшему князю и
государю Францу-Иосифу Первому в том, что буду служить ему
верой и правдой, а также генералов его величества и своих
начальников буду слушаться, уважать и охранять, их распоряжения
и приказания всегда точно выполнять; против всякого неприятеля,
кто бы он ни был, где только этого потребует его императорское
и королевское величество: на воде, под водой, на земле, в
воздухе, в каждый час дня и ночи, во время боя, нападения,
борьбы и других всевозможных случаев, везде и всюду...
Швейк поднял курицу с пола и продолжал, выпрямившись и
глядя прямо в глаза поручику Лукашу:
-- ...всегда и во всякое время сражаться храбро и
мужественно; свое войско, свои полки, знамена и пушки никогда
не оставлять, с неприятелем никогда ни в какие соглашения не
вступать, всегда вести себя так, как того требуют военные
законы и как надлежит вести себя доблестному солдату. Честно я
буду жить, с честью и умру, и да поможет мне в этом бог. Аминь.
А эту курицу, осмелюсь доложить, я не украл, я никого не
ограбил и держал себя, помня о присяге, вполне прилично.
-- Бросишь ты эту курицу или нет, скотина? -- взвился
поручик Лукаш, ударив Швейка протоколом по руке, в которой тот
держал покойницу.-- Взгляни на этот протокол. Видишь, черным по
белому: "Сим препровождается пехотинец Швейк Йозеф, согласно
его показаниям, ординарец той же маршевой роты... по обвинению
в ограблении..." И теперь ты, мародер, гадина, будешь мне еще
говорить... Нет, я тебя когда-нибудь убью! Понимаешь? Ну,
отвечай, идиот, разбойник, как тебя угораздило?
-- Осмелюсь доложить,-- вежливо ответил Швейк,-- здесь
просто какое-то недоразумение. Когда мне передали ваше
приказание раздобыть или купить чего-нибудь повкуснее, я стал
обдумывать, что бы такое достать. За вокзалом не было ничего,
кроме конской колбасы и сушеной ослятины. Я, осмелюсь доложить,
господин обер-лейтенант, все как следует взвесил. На фронте
надо иметь что-нибудь очень питательное,-- тогда легче
переносятся военные невзгоды. Мне хотелось доставить вам
горизонтальную радость. Задумал я, господин обер-лейтенант,
сварить вам куриный суп.
-- Куриный суп! -- повторил за ним поручик, хватаясь за
голову.
-- Так точно, господин обер-лейтенант, куриный суп. Я
купил луку и пятьдесят граммов вермишели. Вот все здесь. В этом
кармане лук, в этом -- вермишель. Соль и перец имеются у нас, в
канцелярии. Оставалось купить только курицу. Пошел я, значит,
за вокзал в Ишатарчу. Это, собственно, деревня, на город даже и
не похожа, хоть на первой улице и висит дощечка с надписью:
"Город Ишатарча". Прошел я одну улицу с палисадниками, вторую,
третью, четвертую, пятую, шестую, седьмую, восьмую, девятую,
десятую, одиннадцатую, пока не дошел до конца тринадцатой
улицы, где за последним домиком уже начинались луга. Здесь
бродили куры. Я подошел к ним и выбрал самую большую и самую
тяжелую. Извольте посмотреть на нее, господин обер-лейтенант,
одно сало, и осматривать не надо, сразу, с первого взгляда
видно, что ей как следует подсыпали зерна. Беру я ее у всех на
виду, они мне что-то кричат по-венгерски, а я держу ее за ноги
и спрашиваю по-чешски и по-немецки, кому принадлежит эта
курица, хочу, мол, ее купить. Вдруг в эту самую минуту из
крайнего домика выбегают мужик с бабой. Мужик начал меня ругать
сначала по-венгерски, а потом по-немецки,-- я-де у него средь
белого дня украл курицу. Я сказал, чтобы он на меня не кричал,
что меня послали купить курицу,-- словом, разъяснил, как
обстоит дело. А курица, которую я держал за ноги, вдруг стала
махать крыльями и хотела улететь, а так как я держал ее
некрепко, она вырвалась из рук и собиралась сесть на нос своему
хозяину. Ну, а он принялся орать, будто я хватил его курицей по
морде. А женщина все время что-то лопотала и звала: "Цып, цып,
цып!"
Тут какие-то идиоты, ни в чем не разобравшись, привели
патруль гонведов, и я сам предложил им пойти на вокзал в
комендантское управление, чтобы там моя невинность всплыла, как
масло на поверхность воды. Но с господином лейтенантом, который
там дежурил, нельзя было договориться, даже когда я попросил
его узнать у вас, правда ли, что вы послали меня купить
чего-нибудь повкуснее. Он еще обругал меня, приказал держать
язык за зубами, так как, мол, и без разговоров по моим глазам
видно, что меня ждет крепкий сук и хорошая веревка. Он,
по-видимому, был в очень плохом настроении, раз уж дошел до
того, что сгоряча выпалил: такая, мол, толстая морда может быть
только у солдата, занимающегося грабежом и воровством. На
станцию, мол, поступает много жалоб. Вот третьего дня тоже
где-то неподалеку пропал индюк. А когда я ему напомнил, что
третьего дня мы еще были в Рабе, он ответил, что такие
отговорки на него не действуют. Послали меня к вам. Да, там еще
на меня раскричался какой-то ефрейтор, которого я сперва не
заметил: не знаю, дескать, я, что ли, кто передо мною стоит? Я
ответил, что стоит ефрейтор, и если бы его перевели в команду
егерей, то он был бы начальником патруля, а в артиллерии --
обер-канониром.
-- Швейк,-- минуту спустя сказал поручик Лукаш,-- с вами
было столько всяких приключений и невзгод, столько, как вы
говорите, "ошибок" и "ошибочек", что от всех этих неприятностей
вас спасти может только петля, со всеми военными почестями, в
каре. Понимаете?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, каре из так
называемого замкнутого батальона составляется из четырех и в
виде исключения также из трех или пяти рот. Прикажете, господин
обер-лейтенант, положить в куриный суп побольше вермишели,
чтобы он был погуще?
-- Швейк, приказываю вам немедленно исчезнуть вместе с
вашей курицей, иначе я расшибу ее о вашу башку, идиот
несчастный!
-- Как прикажете, господин обер-лейтенант, но только
осмелюсь доложить, сельдерея я не нашел, морковки тоже нигде
нет. Я положу картош...
Швейк не успел договорить "ки", вылетев вместе с курицей
из шгаинши вагона. Поручик Лукаш залпом выпил стопку коньяку.
Проходя мимо окон штабного вагона, Швейк взял под козырек
и проследовал к себе.
Благополучно одержав победу в борьбе с самим собой, Балоун
собрался уже открыть сардины поручика, как вдруг появился Швейк
с курицей, что, естественно, вызвало волнение среди всех
присутствовавших в вагоне. Все посмотрели на него, как будто
спрашивая: "Где это ты украл?"
-- Купил для господина обер-лейтенанта,-- сообщил Швейк,
вытаскивая из карманов лук и вермишель.-- Хотел ему сварить
суп, но он отказался и подарил ее мне.
-- Дохлая? -- недоверчиво спросил старший писарь Ванек.
-- Своими руками свернул ей шею,-- ответил Швейк,
вытаскивая из кармана нож.
Балоун с благодарностью и уважением посмотрел на Швейка и
молча стал подготовлять спиртовку поручика. Потом взял котелки
и побежал за водой.
К Швейку, начавшему ощипывать курицу, подошел телеграфист
Ходоунский и предложил свою помощь, доверительно спросив:
-- Далеко отсюда? Надо перелезать во двор или прямо на
улице?
-- Я ее купил.
-- Уж помалкивал бы, а еще товарищ называется! Мы же
видели, как тебя вели.
Тем не менее телеграфист принял горячее участие в
ощипывании курицы. В приготовлениях к торжественному великому
событию проявил себя и повар-оккультист Юрайда: он нарезал в
суп картошку и лук.
Выброшенные из вагона перья привлекли внимание подпоручика
Дуба, производившего обход. Он крикнул, чтобы показался тот,
кто ощипывает курицу, и в двери тотчас же появилась довольная
физиономия Швейка.
-- Что это? -- крикнул подпоручик Дуб, поднимая с земли
отрезанную куриную голову.
-- Осмелюсь доложить,-- ответил Швейк.-- Это голова курицы
из породы черных итальянок -- прекрасные несушки: несут до
двухсот шестидесяти яиц в год. Извольте посмотреть, какой у нее
был замечательный яичник.-- Швейк сунул под самый нос
подпоручику Дубу кишки и прочие куриные потроха.
Дуб плюнул и отошел. Через минуту он вернулся.
-- Для кого эта курица?
-- Для нас, осмелюсь Доложить, господин лейтенант.
Посмотрите, сколько на ней сала!
Подпоручик Дуб, уходя, проворчал:
-- Мы встретимся у Филипп.
-- Что он тебе сказал? -- спросил Швейка Юрайда.
-- Мы назначили свидание где-то у Филиппа. Эти знатные
баре в большинстве случаев педерасты.
Повар-оккультист заявил, что только все эстеты --
гомосексуалисты; это вытекает из самой сущности эстетизма.
Старший писарь Ванек рассказал затем об изнасиловании
детей педагогами в испанских монастырях.
И уже в то время, когда вода в котелке закипала, Швейк
рассказал, что одному воспитателю доверили колонию венских
брошенных детей и этот воспитатель растлил их всех.
-- Страсть! Ничего не попишешь! Но хуже всего, когда
найдет страсть на женщин. Несколько лет тому назад в Праге
Второй жили две брошенные дамочки-разводки, потому что были
шлюхи, по фамилии Моуркова и Шоускова. Как-то раз, когда в
розтокских аллеях цвела черешня, поймали они там вечером
старого импотента -- столетнего шарманщика, оттащили в
розтокскую рощу и там его изнасиловали. Чего они только с ним
не делали! На Жижкове живет профессор Аксамит, он там делал
раскопки, разыскивая могилы со скрюченными мертвецами, и
несколько таких скелетов взял с собой. Так они, эти шлюхи,
оттащили шарманщика в одну из раскопанных могил и там его
растерзали и изнасиловали. На другой день пришел профессор
Аксамит и обрадовался, увидев, что в могиле кто-то лежит. Но
это был всего-навсего измученный, истерзанный разведенными
барыньками шарманщик. Около него лежали одни щепки. На пятый
день шарманщик умер. А эти стервы дошли до такой наглости, что
пришли на похороны. Вот это уж извращенность! Посолил уже? --
обратился Швейк к Балоуну, который, воспользовавшись всеобщим
интересом к рассказу Швейка, что-то припрятывал в свой вещевой
мешок.-- Что ты там делаешь? Балоун, Балоун! -- вдруг серьезно
упрекнул приятеля Швейк.-- Что ты собираешься делать с этой
куриной ножкой? Поглядите-ка! Украл у нас куриную ножку, чтобы
потом, тайно от нас, сварить ее. Понимаешь ли ты, Балоун, что
ты совершил? Знаешь, как наказывают в армии того, кто на фронте
обворовал товарищей? Его привязывают к дулу пушки, и он
разлетается, как картечь. Теперь уж поздно вздыхать! Как только
мы встретим на фронте артиллерию, ты явишься к ближайшему
обер-фейерверкеру. А пока что в наказание придется тебе
заняться учением. Вылезай из вагона!
Несчастный Балоун вылез, а Швейк сел в дверях вагона,
свесил ноги и начал командовать:
-- Habtacht! Ruht! Habtacht! Rechts schaut! Habtacht!
Смотреть прямо! Ruht! Теперь займемся упражнениями на месте...
Rechts um! Ну, брат, и корова же вы! Ваши рога должны очутиться
там, где раньше было правое плечо! Herstellt! Rechts um! Links
um! Halbrechts! He так, осел! Herstellt! Halbrechts! Ну,
видите, лошак, уже получается. Halblinks! Links um! Links!
Front! Front, дурак! He знаешь, что ли, что такое шеренга! Grad
aus! Kehrt euch! Kniet! Nieder! Setzen! Auf! Setzen! Auf!
Nieder! Auf! Nieder! Auf! Setzen! Auf! Ruht! Ну, видишь,
Балоун, как это полезно. По крайней мере, пищеварение у тебя
будет хорошее.
Вокруг них собирались солдаты. Повсюду был слышен веселый
смех.
-- Будьте любезны, посторонитесь! -- крикнул Швейк.-- Мы
займемся маршировкой. Смотри, Балоун, держи ухо востро, чтобы
мне не приходилось двадцать раз отставлять. Не люблю команду
зря гонять. Итак: Direktion Bahnhof. Смотри, куда тебе
показывают! Marschieren marsch! Glied-- halt! Стой, черт
подери, пока я тебя в карцер не посадил! Glied -- halt!
Наконец-то я тебя, дуралей, остановил. Kurzer Schritt! Ты не
знаешь, что такое "kurzer Schritt"! Я те, брат, такой "kurzer
Schritt" покажу, что своих не узнаешь. Voller Schritt! Wechselt
Schritt! Ohne Schritt! Буйвол ты этакий! Когда я командую "Ohne
Schritt", ты должен топтаться на месте. /Смирно! Вольно!
Смирно! Направо равняйся! Смирно! Вольно! Направо! Отставить!
Направо! Налево! Полуоборот направо! Отставить! Полуоборот
направо! Полуоборот налево! Налево! Налево! Заходить шеренгой!
Шеренгой... Прямо! Кругом! Стать на одно колено! Ложись!
Приседание делай! Встать! Приседание делай! Встать! Ложись!
Встать! Ложись! Встать! Приседание делай! Встать! Вольно!
Направление на вокзал. Шагом марш! Отделение, стой! Отделение,
стой! Короче шаг! Шире шаг! Переменить ногу! На месте! На
месте! (нем.)/
Вокруг собрались, по крайней мере, две роты. Балоун потел
и не чувствовал под собой ног. А Швейк продолжал командовать:
-- Gleicher Schritt! Glied ruckwarts marsch! Glied halt!
Laufschritt! Glied marsch! Schritt! Glied halt! Ruht! Habtacht!
Direktion Bahnhof! Laufschritt marsch! Halt! Kehrt euch!
Direktion Wagon! Laufschritt marsch! Kurzer Schritt! Glied
halt! Ruht! / В ногу! Отделение, кругом марш! Отделение, стой!
Бегом марш! Отделение, марш. Шагом! Отделение, стой! Вольно!
Смирно! Направление на вокзал! Бегом марш! Стой! Кругом!
Направление к вагону! Бегом марш! Короче шаг! Отделение, стой!
Вольно! (нем.)/ Теперь отдохни, а потом начнем сызнова. При
желании всего можно достичь.
-- Что тут происходит? -- вдруг раздался голос подпоручика
Дуба, в волнении подбежавшего к толпе солдат.
-- Осмелюсь доложить, господин подпоручик,-- ответил
Швейк,-- мы слегка занялись маршировкой, чтобы не позабыть
строевых упражнений и не терять зря драгоценного времени.
-- Вылезайте из вагона!-- приказал подпоручик Дуб.--
Хватит! Пойдемте со мной к командиру батальона.
Случилось так, что в тот момент, когда Швейк входил в
штабной вагон, поручик Лукаш через другую площадку сошел на
перрон.
Подпоручик Дуб доложил капитану Сагнеру о странном, как он
выразился времяпрепровождении бравого солдата Швейка. Капитан
Сагнер был в прекрасном расположении дула, ибо
"Гумпольдскирхен" оказался действительно превосходным.
-- Так, значит, вы не хотите зря терять драгоценного
времени? -- улыбнулся он многозначительно.-- Матушич, подите-ка
сюда.
Батальонный ординарец получил приказание позвать
фельдфебеля Насакло из двенадцатой роты, известного изверга, и
немедленно раздобыть для Швейка винтовку.
-- Вот этот солдат,-- сказал капитан Сагнер фельдфебелю
Насакло,-- не хочет зря терять драгоценного времени. Пойдите с
ним за вагон и позанимайтесь с ним там часок ружейными
приемами. Но не давать ему ни отдыху, ни сроку! Главное,
займитесь двумя приемами, притом подряд! Setzt ab, an, setzt
ab! / На прицел! Наизготовку! На прицел! (нем.)/
-- Вот увидите, Швейк, скучать не придется,-- пообещал он
на прощание. И через минуту за вагоном уже раздавалась
отрывистая команда, торжественно разносившаяся по путям.
Фельдфебель Насакло, которого оторвали от игры в "двадцать
одно" как раз в тот момент, когда он держал банк, орал на весь
божий свет: "Beim Fus! Schultert! Beim Fus! Schultert!" / К
ноге! На плечо! К ноге! На плечо! (нем.)/
На мгновение команда смолкла, и послышался довольный,
рассудительный голос Швейка:
-- Все это я проходил еще на действительной военной службе
несколько лет тому назад. По команде "beim Fus" винтовка стоит
у правой ноги так, что конец приклада находится на прямой линии
с носком. Правая рука свободно согнута и держит винтовку так,
что большой палец лежит на стволе, а остальные сжимают ложе.
При команде же "Schultert" винтовка висит свободно на ремне на
правом плече дулом вверх, а ствол несколько отклонен назад.
-- Хватит болтать! -- раздался опять голос фельдфебеля
Насакло.-- Habtacht! Rechts schaut! / Смирно! Равнение направо!
(нем.)/ Черт побери, как вы это делаете...
-- У меня "schultert" и при "rechts schaut" моя правая
рука скользит по ремню и обхватывает шейку ложа, а голова
поворачивается направо. По команде же "habtacht!" / Смирно!
(нем.)/ правой рукой я опять берусь за ремень, а голова
обращена прямо на вас. Опять раздался голос фельдфебеля:
-- In die Balanz! Beim Fufi! In die Balanz! Schultert!
Bajonett auf! Bajonett ab! Fallt das Bajonett! Zum Gebet! Vom
Gebet! Kniet niederzurn Gebet! Laden! SchieBen! Schiefien
halbrechts! Ziel Stabswagon! Dis-tanz zwei Hundert Schritt...
Fertig! An! Feuer! Setzt ab! An! Feuer! An! Feuer! Setzt ab!
Aufsatz normal! Patronen versorgen! Ruht! / Наперевес! К ноге!
Наперевес! На пле-чо! Примкнуть штыки! Отомкнуть штыки! Штык в
ножны! На молитву! С молитвы! На колени к молитве! Заряжай!
Пли! Стрелять вполуоборот направо! Цель -- штабной вагон!
Дистанция -- двести шагов... Приготовиться! На прицел! Пли! К
ноге! На прицел! Пли! На прицел! Пли! К ноге! Прицел
нормальный! Патроны готовь Вольно! (нем.)/