Геммел Дэвид. Последний Меч Силы

   Посох вскинулся, отбросив копья. Воины прыгнули на старика, но посох опустился на голову одного, сбив его с ног, а затем ударил второго в пах, так что он перегнулся пополам и получил второй удар по шее. Откровение вошел во двор, где угрюмыми группами сидели воины.
   Их горе не оставляло сомнений.
   — Эй! — сказал Откровение, ткнув пальцем в воина на краю колодца. — Где Гвалчмай?
   Тот поднял на него глаза и молча махнул на северную башню. Откровение поднялся по ступеням внутрь, а потом по винтовой лестнице добрался до покоев короля.
   Там на ложе, устланном белым полотном, лежало тело Утера в доспехах и в шлеме с перьями. Руку Утера сжимал в своих руках Гвалчмай, Боевой Пес Короля.
   Следы слез испещряли его щеки, глаза стали совсем красными.
   Он не услышал шагов Откровения, не пошевельнулся, когда его плеча коснулась ладонь, но при звуке голоса он вздрогнул, точно его ужалили, и вскочил на ноги.
   — Как это случилось, Гвал?
   — Ты! — Рука Гвалчмая метнулась к мечу, но он был без меча. Его глаза вспыхнули. — Как ты посмел прийти сюда?
   Откровение словно не услышал и подошел к ложу.
   — Я спросил, как это случилось, — прошептал он.
   — Какая разница? Раз уж это случилось. Колдовской туман окутал замок, и все впали в непробудный сон. А когда мы проснулись, король лежал мертвый во дворе рядом с трупом чешуйчатого зверя. А Меч исчез.
   — Когда?
   — Три дня назад.
   Откровение взял руку короля.
   — Тогда почему нет даже признака окостенения? — Он прижал пальцы к запястью и выждал. Пульса не было, но кожа казалась теплой.
   Из кармана он достал камешек Пендаррика и прикоснулся им ко лбу короля. Словно бы все осталось прежним, но жилка под его пальцами дрогнула.
   — Он жив, — сказал Откровение.
   — Нет!
   — Убедись сам.
   Гвалчмай встал с другой стороны ложа и прижал пальцы к горлу короля под подбородком. Его глаза заблестели, но блеск тут же угас.
   — Еще колдовство, Кулейн?
   — Нет, даю слово.
   — Чего стоит слово нарушителя Клятвы?
   — Так сам реши, Гвалчмай. Нет окостенения, кровь не отлила от лица, глаза не запали. Как ты это объяснишь?
   — Но он не дышит, и сердце не бьется, — возразил кантий.
   — Он на самом краю смерти, но еще не на том берегу Темной Реки.
   Откровение прижал обе ладони к лицу короля.
   — Что ты делаешь? — спросил Гвалчмай.
   — Помолчи! — приказал Откровение, закрыл глаза, и его сознание слилось с Утером, черпая силу его Сипстрасси.
   Мрак, отчаяние, туннель из черного камня… Чудовище… Много чудовищ… высокая сильная фигура…
   Откровение вскрикнул, и его отшвырнуло через всю комнату — одеяние на груди было располосовано, из рваных ран, оставленных когтями, заструилась кровь. Гвалчмай прирос к месту, глядя, как Откровение медленно встает на ноги.
   — Митра сладчайший! — пробормотал Гвалчмай, а Откровение прижал к груди золотой камешек, и раны мгновенно затянулись.
   — Они завладели душой Утера.
   — Кто?
   — Враг, Гвалчмай. Вотан.
   — Мы должны его спасти.
   Откровение покачал головой:
   — Моей силы для этого мало. Нам остается уберечь тело. Пока оно живо, еще есть надежда.
   — Тело без души? Какой от него толк?
   — Плоть и дух связаны, Гвалчмай, и черпают силы друг из друга. Теперь Вотан узнает, что тело живет, и попытается его уничтожить. Тут нет сомнений. Непонятно лишь, зачем было захватывать душу? Я могу понять желание Вотана убить Утера, но не это.
   — Мне все равно, чего он добивается, — прошипел Гвалчмай. — Но за это он умрет. Клянусь!
   — Боюсь, тебе его не одолеть, — сказал Откровение, отошел к дальней стене и золотым камушком провел вдоль нее черту — мимо двери, вдоль северной стены и так вокруг комнаты, пока не замкнул ее.
   — Теперь поглядим, — сказал он.
   — Почему ты вернулся?
   — Я думал, что возвращаюсь испросить у Утера прощения. Но теперь мне кажется, меня привел Источник, чтобы я защитил короля.
   — Будь он… жив… он бы убил тебя.
   — Быть может. А быть может, и нет. Сходи за своим мечом, Гвалчмай. И за доспехами. Они тебе скоро понадобятся.
   Гвалчмай молча вышел, а Откровение придвинул к ложу стул и сел. Почему король был захвачен? Молек не стал бы тратить такую мощь только ради того, чтобы подвергнуть врага мучениям. А для подобного ему пришлось заметно истощить свой Сипстрасси. Значит, он чего-то добивался — чего-то, стоящего такой потери магии. И тело — зачем оставить его жить.
   Откровение посмотрел на короля. Доспехи были инкрустированы золотом, шлем украшали корона Британии и римский Орел. Нагрудник в греческом стиле с вычеканенным символом Медведя. Юбка в медных бляхах, кожаные гетры, высокие сапоги с медными наколенниками для защиты при столкновении лошадей во время атаки. Ножны инкрустированы драгоценными камнями — подношение богатого купца в Новиомагусе, сделанные по меркам Великого Меча Кунобелина.
   Было мучительно думать, что Меч Силы попал в руки Вотана. Некогда Меч принадлежал Кулейну, и он смотрел, как его сотворили из Сипстрасси чистого серебра — редчайшей разновидности магического Камня, в сотню раз более могучей, чем золотой камушек Пендаррика. Вотан и без Меча был достаточно могуч, но с ним… какие силы на земле смогут ему противостоять?
   Дверь открылась, и вошел Гвалчмай в полном вооружении с двумя короткими мечами в ножнах на правом и левом бедре. Следом вошел Прасамаккус с изогнутым луком для конного боя и колчаном, полным стрел.
   — Счастлив, что вижу тебя снова, — сказал Откровение.
   Прасамаккус кивнул, прохромал к стене и положил там лук и колчан.
   — Почему-то, — сказал старый бригант, — мне не верилось; что прыжок с обрыва тебя убьет. Но когда ты не вернулся…
   — Я отправился в Мавританию на африканском берегу.
   — А королева?
   — Осталась в Бельгике. И умерла там несколько лет назад.
   — Такое страшное безумие! — сказал Прасамаккус и протянул руку. Откровение пожал ее с благодарностью.
   — Значит, ты не питаешь ко мне ненависти?
   — Я ни разу в жизни никого не ненавидел. А если бы и решил начать, то не с тебя, Кулейн. Я был там, в ту первую ночь, когда Утер познал Лейту в краю Пинрэ.
   После принц — он тогда был еще принцем — рассказал мне, что в тот миг, когда он вознесся на вершину счастья, Лейта прошептала твое имя. И он не мог этого забыть… воспоминание разъедало его душу, как неизлечимая язва. Он ведь не был плохим человеком, ты знаешь, и пытался простить ее. Беда в том, что раз ты не можешь забыть, то и простить не можешь. Я сожалею, что королева умерла.
   — Все эти годы мне не хватало вас обоих, — сказал Откровение. — А Викторин? Где он?
   — Утер послал его в Галлию обсудить с Вотаном договоры, — сказал Гвалчмай. — Месяц от него нет никаких вестей.
   Откровение промолчал. Прасамаккус придвинул стул к ложу и сел.
   — Когда они явятся? — спросил он.
   — Думаю, сегодня ночью. Может быть, завтра.
   — — А откуда они узнают, что тело живо?
   — Я попытался добраться до души Утера. Там был Вотан, и на меня набросилось его чудовище. Вотан поймет, что я проследил нить жизни Утера, и они направятся по ней сюда.
   — Сумеем ли мы их остановить? — негромко спросил старый бригант.
   — Попробуем. Расскажите мне все о том, что увидели, когда нашли короля бездыханным.
   — Он лежал во дворе, — сказал Гвалчмай. — Рядом валялся труп жуткого чудовища с распоротым брюхом — и ты не поверишь, с какой быстротой его труп разлагался. К вечеру остались только кости и смрад.
   — И больше ничего? Только труп чудовища и король?
   — Да… нет… Рядом с телом лежал гладий. Одного из стражей.
   — Гладий? Его там обронил телохранитель?
   — Не знаю. Я спрошу.
   — Не откладывай, Гвал!
   — Но какая в этом важность?
   — Если им воспользовался король, то, поверь мне, это очень важно.
   Гвалчмай вышел, и Прасамаккус и Откровение направились вместе к круглому парапету северной башни и обвели взглядом холмы, окружающие Эборакум.
   — Такая зеленая, такая красивая земля! — сказал Откровение. — Узнает ли она время без войны хоть когда-нибудь?
   — До тех пор, пока тут обитают люди, нет, — ответил Прасамаккус, опустился на выступ в стене, чтобы дать отдохнуть хромой ноге, и плотнее закутал щуплое тело в зеленый плащ — ветер был очень холодным. — Я думал, вы, бессмертные, не старитесь, — заметил он.
   Откровение пожал плечами.
   — Всему наступает свой срок. А как Хельга?
   — Она умерла. Мне без нее пусто.
   — А дети у тебя есть?
   — У нас родились сын и дочка. Мальчик умер от красного поветрия, когда ему было три года, но дочка выздоровела. Стала настоящей красавицей. Сейчас она носит под сердцем и надеется, что родит мальчика.
   — Ты счастлив, Прасамаккус?
   — Я жив… и светит солнце. Мне не на что жаловаться, Кулейн. А ты?
   — Думаю, я получил все, что хотел. Скажи, от Мэдлина нет вестей?
   — Никаких. Они с Утером расстались несколько лет назад. Не знаю, как и почему, но началось тогда, когда Мэдлин сказал, что его магия не может обнаружить, где спрятались вы с Лейтой. Утер решил, что он не хочет помочь, храня верность тебе.
   — Он ошибся, — сказал Откровение. — Я воспользовался своим камнем, чтобы укрыть нас.
   Прасамаккус улыбнулся.
   — Но не от собаки. Я сожалею, что пустил ее по следу. Лучше бы нам вас не находить. Но Утер был моим королем и моим другом. Я не мог предать его.
   — Я не виню тебя, мой друг. Только жалею, что вы не продолжили поиска, когда мы спрыгнули с обрыва.
   — Но почему?
   — В пещере ждал сын Утера. Лейта родила в пещере, и младенец остался жив.
   Лицо старого бриганта побелело.
   — Сын? Ты уверен, что он — Утера?
   — Это бесспорно. Он вырос у саксов. Они нашли его рядом с сукой и назвали его Даймонссоном. Стоит тебе его увидеть, и никаких сомнений у тебя не останется. Он — вылитый Утер.
   — Надо привезти его сюда. Он должен стать новым королем.
   — Нет! — резко сказал Откровение. — Он еще не готов. Ничего не говори Гвалу и никому другому. Когда настанет время, его признает сам Утер.
   — Если король останется жив, — прошептал Прасамаккус.
   — Мы здесь, чтобы он жил.
   — Два дряхлеющих воина и бессмертный, пытающийся умереть? Не самая грозная сила в Краю Тумана.
 
   Гвалчмай вернулся как раз, когда солнце закатывалось за горизонт, и Откровение с Прасамаккусом присоединились к нему в покое короля.
   — Ну? — сказал Откровение.
   Седовласый кантий пожал плечами.
   — Телохранитель говорит, что его меч, когда накатился туман, был в ножнах, но когда он проснулся, меч лежал рядом с королем. Что из этого?
   Откровение улыбнулся.
   — Из этого следует, что Утер убил чудовище простым гладием. Какой ты сделаешь вывод?
   Глаза Гвалчмая блеснули.
   — У него не было Меча.
   — Вот именно. Он знал, зачем они явились, и спрятал Меч там, где они не могли до него добраться. А потому они захватили его живым… чтобы пытать.
   — Можно ли пытать душу? — спросил Прасамаккус.
   — Даже легче, чем тело, — ответил Откровение. — Вспомни внутреннюю боль, которую испытывал после смерти любимой. Разве с ней сравнится боль от телесных ран?
   — Что мы можем сделать, Кулейн? — прошептал Гвалчмай, глядя на неподвижное тело короля — короля, которому служил четверть века.
   — Сначала мы должны защитить тело, затем найти Меч Силы.
   — Он может быть где угодно, — сказал Прасамаккус.
   — Хуже того, — заметил Откровение. — Он может быть чем угодно.
   — Не понимаю, — сказал кантий. — Меч это меч.
   — Его сотворили из Серебряного Сипстрасси, самого мощного источника силы, известного в древнем мире.
   Его силой мы построили Врата, установили стоячие камни, проложили прямые дороги, которыми вы пользуетесь и сейчас. Благодаря ему мы оставили Древние Пути, протянувшиеся через многие области, соединяя места сосредоточения магии земли. По желанию Утера Меч мог стать камушком, или деревом, или копьем, или цветком.
   — Так что же мы будем искать? — спросил Прасамаккус. — Можем ли мы отправить рыцарей Утера во все края на поиски цветка?
   — Где бы он ни находился, Магия Меча даст о себе знать. Скажем, он — цветок. Тогда в том краю растения станут пышными, как никогда прежде, хлеба начнут созревать раньше, исчезнут болезни. Рыцари должны будут искать такие вот свидетельства.
   — — Если он в Британии, — сказал Гвалчмай.
   — Будь его найти легко, — резко оборвал Откровение, — Вотан быстро завладел бы им. Но подумай вот о чем: в распоряжении Утера был лишь миг, чтобы спрятать Меч. Вы оба знали короля, как никто другой. Куда, по-вашему, он отправил бы его?
   Прасамаккус пожал плечами.
   — Может, в Каледонские горы, где он впервые повстречал тебя и Лейту. Или в Пинрэ, где сокрушил войско Горойен. Или в Камулодунум.
   — Все эти места Вотан обыщет в первую очередь, ведь история жизни короля хорошо известна. Утер не совершил бы такой ошибки, — сказал Откровение. — Христос сладчайший!
   — Что такое? — спросил Гвалчмай.
   — В Каледонах прячутся двое, кого Вотан не должен найти. А я не могу быть с ними, не могу исчезнуть отсюда. — Он поднялся на ноги, лицо его стало землистым, взгляд растерянным. Прасамаккус положил ладонь ему на плечо.
   — Мальчик, про которого ты говорил?
   Откровение кивнул.
   — И теперь ты должен выбрать между… — Прасамаккус не договорил. Он понимал, как разрывается сердце Кулейна. Спасти отца или спасти сына? Или — с его точки зрения — предать одного ради спасения другого.
   У него за спиной Гвалчмай зажег фонари и, вытащив один из своих мечей, принялся натачивать его на старом оселке. Откровение взял посох и закрыл глаза. Коричневое монашеское одеяние исчезло, сменилось черными с серебром доспехами Кулейна лак Ферага. Седой бороды как не бывало, а волосы почернели. Посох засеребрился. Кулейн разъял его на два коротких меча из сверкающего серебра.
   — Значит, ты принял решение? — прошептал Прасамаккус.
   — Принял, да простит меня Бог, — ответил Владыка Ланса.
 
   Весна в Каледонских горах была прекрасна: склоны запестрели цветами, вздувшиеся потоки блестели под солнечными лучами, леса и рощи полнились птичьим пением. Никогда еще Кормак не был так счастлив. Олег с Рианнон нашли и привели в порядок старую хижину выше в горах, оставив Андуину и Кормака в уединении, необходимом юным влюбленным. По утрам Олег обычно присоединялся к Кормаку в его упражнениях, обучал его искусным приемам боя на мечах. Но чуть солнце достигало полудня, как Олег возвращался в собственную хижину. Рианнон Кормак почти не видел, но знал, что она несчастна. Она не поверила тому, что отец говорил ей про Вотана, и была убеждена, что он помешал ей стать королевой готов. Теперь она держалась особняком, бродила по верхним склонам в поисках внутреннего покоя.
   Однако Кормак редко думал о Рианнон. Он был жив, окружен красотой и влюблен.
   — Ты счастлив? — спросила Андуина, когда они, раздевшись, сидели на берегу озера в лучах предвечернего солнца.
   — Как же иначе? — ответил он, погладив ее по шее и наклоняясь, чтобы нежно поцеловать в губы. Ее рука обвила его шею, притягивая к себе, и он почувствовал прикосновение ее маленьких грудей. Его ладонь скользнула по ее бедру, и он заново поразился шелковистости ее тела. И отодвинулся от нее.
   — Что случилось? — спросила она.
   — Ничего, — ответил он со смехом. — Мне просто захотелось посмотреть на тебя.
   — Скажи мне, что ты видишь?
   — Что я могу сказать, госпожа моя?
   — Можешь беспощадно льстить мне. Скажи, что я красива — самая красивая из всех женщин, когда-либо живших на земле.
   — Ты самая красивая из всех, кого я видел в жизни.
   Этого достаточно?
   — И ты любишь меня только за красоту, господин мой? Или за то, что я принцесса?
   — Я сын короля, — сказал Кормак. — Потому-то ты меня и любишь?
   — Нет, — шепнула она. — Я люблю тебя за то, что ты именно такой, какой ты есть.
   Они снова предались любви. На этот раз неторопливо, без нетерпеливой страсти. Наконец их объятия разомкнулись, и Кормак ласково поцеловал ее в лоб. Увидел слезы в ее глазах и опять притянул к себе.
   — Что с тобой?
   Она покачала головой и отвернулась от него.
   — Скажи же… прошу тебя!
   — Каждый раз, когда мы вот так вместе, я страшусь, что он окажется последним. И этот день неизбежно настанет.
   — Нет! — воскликнул он. — Мы всегда будем вместе. Нас ничто не разлучит.
   — Никогда?
   — Пока звезды не попадают с небес, — пообещал он.
   — Только до тех пор?
   — Только до тех пор, госпожа моя. А тогда, может быть, мне понадобится кто-то помоложе!
   Она улыбнулась, села и потянулась за своей одеждой.
   Он подал ей платье, а потом взял свою одежду вместе с мечом, с которым не расставался после нападения на хижину.
   — Дай мне свои глаза, Кормак, — попросила Андуина.
   Он наклонился, подставляя закрытые глаза под ее ладонь. Сомкнулся мрак, но теперь он не испытывал страха.
   — Бежим домой наперегонки! — воскликнула она, и он услышал ее удаляющиеся шаги. Ухмыльнувшись, он сделал шесть шагов к круглому валуну, нащупывая трещину, которая указывала на юг. И побежал прямо от нее, считая шаги. На тридцатом он почти остановился и осторожно продвинулся вперед к расщепленной молнией сосне — верхний сук указывал вниз на хижину и прямую тропу до поляны.
   Добравшись туда, он услышал крик Андуины — звук, пронзивший его сердце, преисполнивший его ужасом.
   — Андуина! — закричал он, и его муки эхом разнеслись по горам. Он, спотыкаясь, кинулся вперед с мечом в руке и заметил, что сбился с тропы, когда споткнулся об изогнутый корень. Он неуклюже упал, выронив меч, и его пальцы зашарили в траве, нащупывая рукоять.
   Он заставлял себя успокоиться, сосредоточиться на звуках вокруг, а его пальцы шарили… шарили… Наконец он нашел меч и поднялся на ноги. Склон уходил вниз слева от него, а потому он медленно повернулся и начал спускаться, выставив перед собой левую руку. Потом земля у него под ногами выровнялась, в ноздри ударил запах древесного дыма, курящегося над трубой хижины.
   — Андуина!
   Тяжелое медленное движение где-то слева.
   — Кто здесь?
   Ответа не последовало, но звуки стали громче — к нему приближались торопливые шаги. Он выждал до последней секунды, потом его меч описал свистящую дугу. Лезвие впилось в нападавшего и высвободилось.
   И новые звуки. Кормак услышал разъяренные голоса, шарканье ног. Ухватив меч обеими руками, он выставил его перед собой.
   Внезапное движение слева — и жуткая боль в боку.
   Он извернулся, нанес удар… и не задел нападавшего.
   У стены хижины Андуина очнулась и обнаружила, что ее крепко держит какой-то бородач. Она посмотрела вокруг и увидела Кормака, слепого, одного в кольце вооруженных воинов.
   — Нет! — вскрикнула она, закрыла глаза и возвратила Кормаку его дар.
   Зрение вернулось к Кормаку в тот миг, когда второй воин бесшумно прыгнул вперед. Он ухмылялся. Кормак отбил удар и располосовал горло викинга. Остальные семеро ринулись на него скопом, и у Кормака не осталось никакой надежды, но, падая, он продолжал рубить и колоть. Меч пронзил ему спину, другой нанес глубокую рану в грудь.
   Андуина вскрикнула и прикоснулась к груди того, кто ее держал. Его туника заполыхала огнем, пламя взвилось к его лицу. Взревев от боли, он отпустил ее и начал бить ладонями по бороде, уже загоревшейся.
   Она упала, вскочила и кинулась к тем, кто окружал Кормака. Ее пальцы извергали белое пламя. Викинг двинулся на нее, занося меч, но огненные языки оторвались от ее рук и окутали его. Второй воин метнул ей в грудь нож. Она пошатнулась, споткнулась, но побрела вперед, стараясь добраться до Кормака. Еще один воин зашел ей в спину, ударил мечом, и острие вышло наружу из ее груди. Изо рта у нее хлынула кровь, и она упала на землю.
   Кормак попытался подползти к ней, но меч погрузился ему под лопатку, и тьма сомкнулась вокруг него.
   Со склона донесся бешеный крик Олега Хаммерханда. Викинги обернулись, а он уже вбежал на поляну с двумя мечами в руках.
   — Я тебя вижу, Маггрин! — загремел Олег.
   — Я тебя вижу, изменник, — прошипел чернобородый воин.
   — Не убивайте его! — закричала Рианнон из дверей хижины.
   Олег и Маггрин ринулись друг на друга, их мечи скрестились, рассыпая искры. Олег повернулся на пятке и всадил свой второй меч в живот противника, точно кинжал. Маггрин упал, и остальные четверо бросились на Олега все вместе. Он прыгнул им навстречу, отбивая и нанося удары в свирепом безумии, которому они не могли противостоять. Один за другим они пали под ударами неотразимых мечей воина с холодными глазами.
   Последний уцелевший обратился в бегство, но Олег метнул ему вслед меч. Рукоять ударила его по затылку, он упал и не успел подняться, когда Хаммерханд нагнулся над ним, и его голова слетела с плеч.
   Олег стоял посреди поляны, его грудь вздымалась, как кузнечные мехи, и священное безумие покидало его.
   Наконец он обернулся к Рианнон.
   — Предательница! — сказал он. — Чтобы покрыть меня позором, хуже этого ты ничего сделать не могла.
   Они поставили под угрозу свои жизни, чтобы спасти твою, и лишились их. Убирайся долой с моих глаз! Уходи!
   — Ты не понимаешь! — закричала она. — Я не хотела, чтобы так случилось. Я просто хотела выбраться отсюда!
   — Ты призвала их сюда. Это дело твоих рук. А теперь уходи! Если я увижу тебя еще, то убью голыми руками. УХОДИ!
   — Отец, прошу тебя! — Она подбежала к нему. Его могучая ладонь хлестнула ее по лицу, сбив с ног.
   — Я тебя не знаю! Ты умерла, — сказал он.
   Рианнон кое-как встала на ноги, попятилась под его ледяным взглядом и опрометью побежала вниз по склону.
   Олег сначала подошел к Андуине и выдернул меч из ее спины.
   — Ты никогда не узнаешь, госпожа, как глубоки мои скорбь и стыд. Да будут тебе дарованы покой и мир! — Он закрыл ей глаза и направился туда, где в растекающейся луже крови лежал Кормак.
   — Ты хорошо бился, малый, — сказал он, опускаясь на колени. Кормак застонал. Олег подхватил его на руки и унес в хижину, где снял с него намокшую кровью одежду и осмотрел раны. Две в спине, одна в боку, одна в груди. Все глубокие, и одной из них хватило бы, чтобы убить человека. Но четыре? Ничто не могло спасти Кормака.
   Зная, что это не поможет, Олег тем не менее нашел иглу с ниткой и зашил раны. Когда их края были плотно стянуты, он укрыл Кормака одеялом и разжег огонь.
   Едва тепло наполнило хижину, Олег зажег свечи и вернулся к Кормаку. Его пульс еле бился, лицо посерело, под глазами лиловые полукружья — ничего хорошего это не сулило.
   — Ты потерял слишком много крови, Кормак, — прошептал Олег. — Твое сердце изнемогает, а я ничем не могу помочь! Не поддавайся, малый! Каждый день будет прибавлять тебе сил. — Голова Кормака скатилась на плечо, дыхание заклокотало в горле. Олег не раз слышал такое клокотание. — Не вздумай умереть, шлюхино отродье!
   Дыхание оборвалось, но Олег с силой нажал ладонью на грудь юноши.
   — Дыши, будь ты проклят!
   Что-то обожгло ладонь Олега, и он отдернул руку.
   Камешек на цепочке, обвивающей шею Кормака, сиял, как расплавленное золото, и легкие раненого с хрипом втянули воздух.
   — Слава всем богам, сущим и былым! — сказал Олег. Он вновь положил ладонь на камешек и уставился на рану в груди Кормака. — Можешь ты ее исцелить? — прошептал он, но ничего не произошло. — Ну, хотя бы поддерживай в нем жизнь, — попросил он.
   Потом встал и прошел в глубину хижины за заступом. Земля еще хранила зимнюю жесткость, но Олег должен был хоть это сделать для Андуины, Жизнеподательницы, Принцессы из Рэции.

10

   Ночные часы тянулись и тянулись. Гвалчмай задремал на стуле у ложа, прислонив затылок к стене.
   Прасамаккус и Кулейн сидели молча. Бригант вспоминал свою первую встречу с Владыкой Ланса высоко в Каледонских горах, когда вампиры в темных плащах жаждали их крови, а юный принц спасся через врата в страну Пинрэ. Мальчик Туро — каким он был тогда — стал мужчиной Утером в свирепой войне против Царицы-Ведьмы. Они с Лейтой поженились там, и она принесла ему в дар Меч Кунобелина. Юная пара в блеске всех сил молодости, в уверенности, что до смерти — целая вечность. Теперь через какие-то двадцать шесть лет Кровавый король лежит неподвижно, Гьен Авур, красавицы Лейты, нет в живых, а королевств?, которое Утер спас, ждет гибель от страшного врага. В ушах Прасамаккуса зазвучали слова друидов:
   » Ибо таковы труды человеческие, что написаны они по воздуху в тумане, и ветры истории уносят их без следа «.
   Кулейн размышлял не о прошлом, а о настоящем.
   Почему они не уничтожили тело короля, когда завладели , его душой? Пусть Молек — воплощение зла, но он человек огромного ума. Весть о смерти Утера посеяла бы ужас в королевстве, и ему было бы легче осуществить свой план высадки. Кулейн искал и искал разгадку.
   Колдуны Вотана явились убить короля и завладеть Мечом. Но Меч исчез, а потому они взяли душу Утера.
   Быть может, они полагали — и не без основания, — что тело умрет.
   Кулейн выбросил эту загадку из головы. В чем бы ни заключалась причина, но они допустили ошибку, и Владыка Ланса готов был молиться, чтобы она обошлась им очень дорого. Хотя он этого не знал, она обошлась допустившему ее колдуну не просто дорого — его труп свисал с зубца одной из башен в Рэции с содранной кожей.
   А вороны уже выклевали его глаза.
   В центре покоя возник слепящий шар белого огня, и Прасамаккус наложил стрелу на тетиву своего лука. Кулейн протянул меч над ложем и прикоснулся острием к плечу Гвалчмая. Кантий мгновенно проснулся. Золотистым камушком Кулейн провел по мечу Гвалчмая и своему, а затем подошел к Прасамаккусу, высыпал стрелы из его колчана и прикоснулся камушком ко всем двадцати четырем наконечникам. Сияющий шар съежился, и по покою пополз серый туман. Кулейн выждал, потом поднял Сипстрасси и произнес одно Слово Силы. Его тело выбросило золотой свет, окутавший обоих воинов и неподвижную фигуру короля. Туман наполнил покой и… исчез. На дальней стене возникла черная тень, углубилась, расползлась, превратилась в устье пещеры. Оттуда подул холодный ветер, огоньки фонарей заметались, с шипением гасли. В открытые окна лились лунные лучи, и в их серебряном свете Гвалчмай увидел, как из пещеры появился зверь Бездны. Чешуйчатый, рогатый, с длинными кривыми клыками. Он шагнул в покой, но едва коснулся проведенной Кулейном магической черты, как молния пронизала его серое тело и пламя поглотило его.