Страница:
— Ты ведь находишься в мире смерти. Твоя душа вот-вот останется здесь навсегда.
Мягкое ласковое прикосновение — ему казалось, что это огромная человеческая ладонь — остановила его падение. Он лежал на ней, будто в колыбели, а вокруг колебалось мутное теплое марево, будто облака на горных вершинах.
— Что случилось? Где я?
В колышущемся тумане проступили черты мужского лица, озаренного изнутри ослепительным светом. Сверкающие черные глаза смотрели прямо на него.
У Маленького Танцора перехватило дыхание: он никогда еще не видал такого красивого человека. Никогда еще ничьи глаза не притягивали его с такой Силой.
— Кто ты?
Мужчина засмеялся, и теплое марево задрожало от его смеха. Душу Маленького Танцора охватило волнение, а все его нервы напряглись.
— Я — Зрящий Видения Волка, тот, кого вы называете Первым Человеком. Однажды я сделал свой выбор — и то же самое предстоит сейчас тебе. Правда, тогда выбор, наверное, было легче сделать.
— Почему я здесь?
— Ты умираешь, Маленький Танцор. Твое тело замерзает, и твоя душа отделяется от него.
Теплая муть вокруг снова всколыхнулась; лицо Первого Человека задрожало и размылось, а вместо него все пространство наполнилось кружащимися на ветру снежинками. Где-то внизу Маленький Танцор увидел свое собственное тело — засыпанное снегом, постепенно сливающееся с холодной белизной…
— Так что, как видишь, надо выбирать. Живи, и сможешь еще недолго побыть вместе с твоей женщиной.
Вновь все вокруг переменилось: Маленький Танцор сверху вниз смотрел на то, что происходило в пещере Голодного Быка. Волшебная Лосиха беспокойно металась во сне. Два Дыма вдруг поднял голову и посмотрел наверх, как будто заметил его. Маленький Танцор почувствовал, как душа бердаче тянется за ощущением Силы.
Его взор снова обратился на Волшебную Лосиху, и любовь застонала в его душе. Он постарался навек запечатлеть в памяти нежные очертания ее лица, мягкие щеки, крепкий подбородок. Пышные черные волосы разметались по шкурам, подчеркивая ее пронзительную красоту.
Боль пронзила его душу.
— Я отпущу тебе столько времени, сколько смогу. Спираль близка к завершению. Я не давал Тяжкому Бобру идти вперед. Я могу еще некоторое время обеспечивать безопасность твоего племени, чтобы тебе не пришлось торопиться. Ты ведь так молод… правда, и Чистая Вода долго противилась моему зову. Одна только мысль об объятиях Кровавого Медведя переполняла ее отвращением.
— Кровавого Медведя? Моего отца?
— Было необходимо, чтобы именно он передал тебе свою силу, свою неукротимую отвагу, — хоть он и безрассуден, и не умен… Да, я немало раздумывал над устройством твоей жизни. Тебе было дано все, что я только мог дать, — кроме воли совершить то, что нужно совершить.
— Воли?
— Вот именно. Так уж сотворил мир Вышний Мудрец-Создателъ. Мир вращается по кругу, и звезды, планеты, насекомые и даже песчинки шествуют по своим орбитам. Создатель даровал всему свободную волю и способность выбирать. Что ты хочешь увидеть, то и происходит. Ты сам творишь мир, окружающий тебя. Ты можешь себе представить, будто то, что тебе кажется прочным камнем, на самом деле по большей части состоит из пустоты?
— Мир — иллюзия?
— Белая Телка сказала тебе правду, но она пока что и сама не понимает всей глубины того, что она постигла. Образующиеся узоры завораживают глаз, кружатся, постоянно изменяются… Сама же сущность мироздания подобна зарождающейся буре. Так трудно не погрузиться в изумленное созерцание…
— А почему же ты не погружаешься?
Зрящий Видения Волка улыбнулся. Страдание наполнило его взгляд — такое глубокое, что Маленький Танцор заплакал…
— Я далек от совершенства, дружок, — как и все, что сотворено. У меня есть недостатки. В моем духе… слишком много любви. В каком-то смысле избыток любви не менее страшен, чем избыток ненависти. И та, и другая причиняют боль. Если бы все находилось в полной гармонии, все замерло бы в неизменности и мир стал бы неподвижен — и умер.
А сейчас ты должен сделать свой выбор. Жизнь ты выберешь или смерть? Если ты выберешь жизнь, я буду хранить тебя до самого конца. Я позволю тебе наслаждаться, сколько возможно. Но мои люди — все люди — нуждаются в тебе. Тяжкий Бобр исказил Спираль.
Улыбка Зрящего Видения Волка стала задумчивой и печальной.
— Интересно, какой Силой обладает целеустремленность… как она меняет сознание многих и многих, пока сама ткань мироздания не начинает коробиться. А ты можешь исправить это. Ты можешь сойтись с Тяжким Бобром и обличить его ложь. Таким образом ты восстановишь Спираль. В прошлый раз, когда пришла беда, мы утратили мамонта, верблюда и лошадь. На этот раз я не хочу утратить бизона и антилопу, не хочу, чтобы Племя пошло путем остальных людей.
— А если я решу умереть?
— Твоя воля. Я не могу лгать тебе, друг мой. Смерть будет гораздо легче, гораздо приятнее… ты вознесешься к Звездной Паутине и встретишься с Веткой Шалфея, Цаплей, Чистой Водой, Танцующим Лисом и со многими-многими другими… Там вы будете Петь и Танцевать, охотиться вместе с другими душами, дивиться великолепию мироздания…
Сквозь туман донесся еще чей-то голос:
— И вместе с тобой умру и я.
— Кто это?
— Волчья Котомка. Ваши судьбы связаны. Ее Сила уже на исходе. Если ты решишь жить, ты должен будешь отнять Волчью Котомку у Кровавого Медведя. Для этого тебе, скорее всего, придется его убить. Ты сильнее отца? Или лишь так же силен?
Маленький Танцор взглянул в добрые глаза Зрящего Видения Волка:
— Я не знаю.
Он не мог солгать — ни себе, ни Зрящему Видения Волка.
— Если ты решишь жить, ты это узнаешь. И вот еще что. Я не могу обещать тебе победу. Ты ведь помнишь про свободную волю? Как камни — основа земли, так и воля — основа мироздания.
Его разум снова заработал — споры с Белой Телкой не прошли напрасно.
— А если я выберу жизнь, чем мне придется заплатить за такой выбор?
Глаза Зрящего Видения Волка заблестели так, что даже смотреть в них делалось больно.
— Всем, что тебе дорого. Стоит лишь сделать первый шаг по тропе настоящего Зрящего Видения, и пути назад уже нет. Белая Телка сказала тебе правду. Нельзя быть и тем и этим.
— А если я умру? Что тогда? Что будет с моей же ной? С моим отцом? Ты уже сказал, что Волчья Котомка погибнет и бизоны тоже. А люди, которых я люблю?
Лицо Зрящего Видения Волка стало тревожным.
— Дух может предвидеть лишь часть будущего — и не все происходит так, как мы предвидим. Но я вижу как они спасаются бегством и находят себе безопасное прибежище на берегах западного океана.
Маленький Танцор лежал на ладони Зрящего Видения Волка и смотрел в его добрые глаза. Воспоминания о прошлом проносились в его голове. Слова матери снова эхом зазвучали в его душе, пронизывая все мысли. Вот заколыхалась высокомерная улыбка Тяжкого Бобра… он снова пережил то мгновение, когда шаман шагнул вперед, подняв над головой страшный молот, чтобы разбить ему череп… На краткий миг показалось рассерженное лицо Белой Телки и расплылось, превратившись в милые черты Волшебной Лосихи… Спираль на стене в пещере запульсировала, будто живая… Волчья Котомка с омерзительным мягким стуком плюхнулась с ночного неба, и весь мир пошатнулся… В наступившей тишине он услышал бой большого барабана Тяжкого Бобра, призывавшего смерть Ветки Шалфея. Смерть… Она полулежала на выбеленных солнцем ветвях хлопкового дерева. Мухи ползали по ее лицу, кружились над перерезанными запястьями, жадно сосали кровь… Мертвые глаза матери были переполнены Силой, обжигавшей его душу.
— Я буду жить, — с трудом произнес он. — Но дай мне как можно больше времени.
— Когда время кончится, будет еще больнее.
— Я знаю.
Зрящий Видения Волка кивнул:
— Я приду за тобой. Ты, конечно, знаешь об этом. Но я буду с тобой встречаться… как сейчас… и мы будем беседовать. Я должен тебя кое-чему научить.
Он умолк, а потом спросил:
— Почему ты сделал такой выбор?
Маленький Танцор взглянул в глаза Зрящего Видения Волка:
— Может быть… может быть, потому, что я тоже… слишком сильно люблю
— Волк спасет тебя. Он отнесет тебя в свою нору и отогреет твое тело. Он пойдет рядом с тобой, будет охранять тебя и твою семью — пока можно. Это я тебе обещаю.
Мутный туман снова всколыхнулся, и лицо Зрящего Видения Волка исчезло. Тело Маленького Танцора резко подбросило вверх, как если бы он с высоты прыгнул в воду. Уютное тепло вокруг сменилось холодом, проникавшим до самых костей. С каждым ударом сердца боль и страх становились все сильнее. Мучительное жжение в голове было почти непереносимо.
Он застонал от страдания своего тела, распластанного по колючим камням, вскрикнул и попытался пошевелиться. Снег сковывал его движения. Боль. Холод, от которого немеют руки и ноги. Несмотря на крайнее истощение, воспоминание о теплом колыхании смерти уже не манило, а ужасало его. Он медленно умирал — вместе с гаснувшим светом дня.
Он поднял голову, зажмурив глаза от режущего прикосновения колких снежинок. Дрожь прекратилась — и это означало, что последнее тепло покинуло его тело. Смерть была рядом.
Из белесой мглы вышел черный силуэт, неслышно приблизился, приостановился…
— Волк! — вскрикнул он и сам испугался хриплого звука своего голоса.
Огромный черный зверь обнюхивал его лицо. Онемевшая кожа Маленького Танцора едва ощущала прикосновение его усов.
Собрав последние остатки сил, Маленький Танцор поднялся на четвереньки. Все его тело болело и ныло.
Он чуть не повалился набок, но успел опереться на волка — хотя почти был уверен, что зверь отскочит и укусит его. Он пополз вперед, несмотря на то что ноги уже почти отказывались служить ему. Вцепившись, в нависший над ним наклонный ствол, он кое-как поднялся на ноги.
Шаг за шагом Маленький Танцор упрямо двигался вперед, не сводя глаз с черного зверя. Лес вокруг посте пенно из серого делался черным — ночь опускалась на землю. Он зашатался и упал. Потом снова пошел как в тумане, прислушиваясь к смутному эху слов Зрящего Видения Волка.
— Не умру… — прошептал он бесчувственными губами. — Не умру…
Он снова упал и больно ударился о лед. Боль пронзила все его измученное тело. Холодно, как холодно… От удара у него зазвенело в ушах. Совершенно обессилев, он попытался встать на ноги, попытался встать…
Сознание померкло.
Волшебная Лосиха сидела на твердом неудобном валуне, торчавшем на склоне холма. Перед ней простиралась вся долина — от Бизоньих Гор на юго-восток вплоть до далеких холмов в синей дали. Высокий хребет скрывал от нее вид на горизонте, который она навсегда запомнила в тот вечер, когда села рядом с Маленьким Танцором — и в конце концов совокупилась с ним. До самой смерти ей не забыть взгляда его глаз, устремленного на равнину. Предчувствие беды, боль прошлых страданий, смятение — все это одновременно отражалось в тот вечер на его лице. Жестокое наследство!
Последние остатки страшного снегопада уже растаяли даже в лесу на северном склоне. В долине внизу ручей весело бурлил весенним половодьем. Белая от бурунчиков вода плясала, прыгала и рвалась стремительно вперед. Под теплыми лучами солнца ива покрылась изумрудной зеленью. Вокруг нее буйная новая поросль поднималась из земли, пробившись сквозь побуревшую прошлогоднюю траву. Жизнь вернулась в горы — но в ее сердце по-прежнему была одна серая пустота.
Изящные желтые и сиреневые головки цветов не в силах были раскрасить весельем ее раздумья. Даже радостные весенние трели птиц не могли утешить ее горе. Воспоминания о Маленьком Танцоре пронизывали каждое мгновение ее жизни. Его слова постоянно звучали в ее ушах глухим эхом. Его лицо все время стояло у нее перед глазами, его улыбка — то грустная, то насмешливая… Ее тело помнило его ласки. Ее лоно жаждало его — но она чувствовала, что его свет померк в этом мире…
Даже хуже: она не осмеливалась и подумать о его судьбе, представить себе его тело, постепенно обнажающееся от тающего снега…
— Вот ты где.
Она и не заметила, как он подошел.
— Можно, я рядом с тобой присяду?
Она пожала плечами, тревожно глядя вдаль.
Два Дыма с кряхтеньем опустился на землю, осторожно отставив больную ногу. Он согнул здоровое колено и обхватил его руками.
— Пришла, значит, наконец весна. Я уже думал, что мы так в заточении да тесноте остаток жизни и скоротаем. Ты заметила, как все в последние два дня туда-сюда разбежались? Это потому, что мы слишком долго все вместе в одной пещере сидели.
Она не ответила.
— Я думаю, когда все вернутся, мы переселимся на западный склон. Там есть чудесные места, да и вид оттуда открывается великолепный… Видна вся равнина, вплоть до… не знаю даже, как и сказать. В общем, горы с другой стороны видно. И травы там отлично растут, и коренья тоже. Отыщем там небольшую долинку между горами. Пещер там сколько угодно — так что не придется всем в одной тесниться. Еще одна такая зима в обществе этих детей — и я, пожалуй, готов буду себе вены тупым кремнем перерезать!
Она сглотнула ком в горле, но ничего не смогла ответить — в ее опустошенной душе не осталось даже слов.
— Да и леса там предостаточно. Не придется так долго мучиться, чтобы дров набрать, как этой зимой. Я там и пару ловушек на овец знаю. Можно бы и внизу на бизонов поохотиться, да слишком далеко придется мясо наверх тащить.
Она проводила глазами краснохвостого ястреба, кружившегося в высоте. Вскоре выйдут наружу после зимовки земляные белки, пока же ястребу придется довольствоваться лесными белками да неосторожными мышами.
— Понимаешь, — ласково добавил Два Дыма, — мне бы хотелось услышать, что ты сейчас чувствуешь. Вернуть его обратно я не могу — такой Силы у бердаче нет; но мы могли бы вместе вспоминать его. Может, это принесет покой его духу.
Все внутри у нее сжалось, подбородок запрыгал. Вышний Мудрец, зачем такое мучение?
— Я всю жизнь заботился о нем. — Два Дыма покачал головой, и седина в его косичках тускло сверкнула на солнце. — И понять не могу… Раньше я ощущал связь между Волчьей Котомкой и Маленьким Танцором. Ощущение Силы, понимаешь?
Она взяла его за руку, чувствуя тепло его кожи.
— Это все я виноват, — произнес Два Дыма. — Я не сберег ни Волчью Котомку, ни Маленького Танцора. Я должен был той ночью смело встать и… проткнуть Тяжкого Бобра дротиком. За это меня, наверное, убили бы, но зато я смыл бы оскорбление кровью Тяжкого Бобра. Ветка Шалфея позаботилась бы о том, чтобы Волчья Котомка досталась мальчику. Может быть, тогда с нами не стряслось бы всех этих несчастий…
— Ты не виноват, — с трудом выговорила она. — Два Дыма, ты сделал все, что мог. Никто не способен предвидеть будущее. Люди могут только стараться сделать все, что в их силах.
— Может, и так. Будущего предвидеть мы не можем, но прошлое навсегда с нами. Что ты чувствуешь? Что у тебя на сердце?
Она подняла голову и заметила, какие глубокие морщины избороздили его лицо. Его глаза были постоянно прищурены, как будто у него что-то болело. Это всегда считалось признаками старости. Но так ли он стар на самом деле? Нет, ведь Стучащие Копыта родилась на год или на два раньше, чем Два Дыма. Значит, это жизнь так жестоко обошлась с ним? Ее израненное сердце залила волна жалости к старому бердаче.
Она протянула руки и обняла его, положив голову ему на грудь. Слезы хлынули у нее из глаз, смягчая их общую боль. Он долго не выпускал ее из объятий, так что вся грудь его вышитой рубахи промокла от горячих слез.
— Вот так парочка, — пробормотал он дрожащим голосом, гладя ее по голове.
— И ведь то же самое случилось с моим отцом, — произнесла она сквозь рыдания. — Теперь-то я понимаю, что пришлось пережить моей матери. Но в чем же мы провинились? Какого духа оскорбили? В чем наша вина? Я всего лишь любила его.
Два Дыма глубоко вздохнул и прижал ее к себе:
— Это не из-за тебя. Сила Духа выбрала его для каких-то своих целей. Вспомни, я сказал тебе об этом еще у Белой Телки. Но я не знал, что все будет так.
— Другие все еще говорят, что он вернется…
Два Дыма прихлопнул муху, закружившуюся вокруг них.
— Хотелось бы в это верить. Но я верю твоему сну. Мне показалось, что я… что я почувствовал, как он отходит. Иногда бердаче способны на это — почувствовать, что происходит с душой другого человека.
— Но память о том, что было, останется со мной навсегда. Я же знала, что мне придется делить его с Видениями! Это я была готова терпеть. По крайней мере, хоть время от времени он принадлежал только мне. Но смерть… ведь это навсегда.
— Ну, ну… Давай я отведу тебя обратно в пещеру. Я немного хлеба сегодня утром поставил — он, наверное, уже испекся… Готов поспорить, что он горячий, сладкий…
Она не сразу встала с валуна:
— Не знаю. Может, мне лучше просто…
— Девочка, ты несколько дней уже ничего не ела. Пойдем. Раз уж Два Дыма выжил, несмотря на все страшные беды, что на него обрушивались, так он, наверное, кое-чему научился. Прежде всего необходимо есть. Поддерживать силы.
Она больше не сопротивлялась и позволила ему вести себя к пещере. Они осторожно поднимались по склону — местами скользкая грязь была все еще коварна и небезопасна.
Вот уже показался и вход в дом. Занавес порядком истрепался и продырявился за зиму. Желтый песчаник вокруг казался неопрятным, как и тропы кругом.
«Я уже никогда не смогу снова сюда вернуться», —подумала она. Два Дыма вскрикнул, неудачно наступив на больную ногу.
— Смотри-ка! Кто-то идет! — воскликнул он, указывая пальцем.
Она взглянула наверх — в самом деле, какой-то человек спускался по тропе. Рядом с ним бежал большой черный пес.
— Похоже, что он немалый путь проделал. Идет — чуть не падает, как будто…
Но она уже бежала навстречу, так бежала, что легким не хватало воздуха.
Совершенно запыхавшись, она остановилась и посмотрела на него. Ноги ее дрожали. Он слабо улыбнулся Страшный порез на щеке уже зарубцевался. Грязная одежда висела на нем клочьями.
Огромный черный пес оказался волком, насторожен но глядевшим на нее желтыми глазами.
— Вот я и вернулся, — хрипло произнес Маленький Танцор.
И она бросилась в его объятия.
Книга III. ПОДВИГ МУЖЧИНЫ
Глава 20
Мягкое ласковое прикосновение — ему казалось, что это огромная человеческая ладонь — остановила его падение. Он лежал на ней, будто в колыбели, а вокруг колебалось мутное теплое марево, будто облака на горных вершинах.
— Что случилось? Где я?
В колышущемся тумане проступили черты мужского лица, озаренного изнутри ослепительным светом. Сверкающие черные глаза смотрели прямо на него.
У Маленького Танцора перехватило дыхание: он никогда еще не видал такого красивого человека. Никогда еще ничьи глаза не притягивали его с такой Силой.
— Кто ты?
Мужчина засмеялся, и теплое марево задрожало от его смеха. Душу Маленького Танцора охватило волнение, а все его нервы напряглись.
— Я — Зрящий Видения Волка, тот, кого вы называете Первым Человеком. Однажды я сделал свой выбор — и то же самое предстоит сейчас тебе. Правда, тогда выбор, наверное, было легче сделать.
— Почему я здесь?
— Ты умираешь, Маленький Танцор. Твое тело замерзает, и твоя душа отделяется от него.
Теплая муть вокруг снова всколыхнулась; лицо Первого Человека задрожало и размылось, а вместо него все пространство наполнилось кружащимися на ветру снежинками. Где-то внизу Маленький Танцор увидел свое собственное тело — засыпанное снегом, постепенно сливающееся с холодной белизной…
— Так что, как видишь, надо выбирать. Живи, и сможешь еще недолго побыть вместе с твоей женщиной.
Вновь все вокруг переменилось: Маленький Танцор сверху вниз смотрел на то, что происходило в пещере Голодного Быка. Волшебная Лосиха беспокойно металась во сне. Два Дыма вдруг поднял голову и посмотрел наверх, как будто заметил его. Маленький Танцор почувствовал, как душа бердаче тянется за ощущением Силы.
Его взор снова обратился на Волшебную Лосиху, и любовь застонала в его душе. Он постарался навек запечатлеть в памяти нежные очертания ее лица, мягкие щеки, крепкий подбородок. Пышные черные волосы разметались по шкурам, подчеркивая ее пронзительную красоту.
Боль пронзила его душу.
— Я отпущу тебе столько времени, сколько смогу. Спираль близка к завершению. Я не давал Тяжкому Бобру идти вперед. Я могу еще некоторое время обеспечивать безопасность твоего племени, чтобы тебе не пришлось торопиться. Ты ведь так молод… правда, и Чистая Вода долго противилась моему зову. Одна только мысль об объятиях Кровавого Медведя переполняла ее отвращением.
— Кровавого Медведя? Моего отца?
— Было необходимо, чтобы именно он передал тебе свою силу, свою неукротимую отвагу, — хоть он и безрассуден, и не умен… Да, я немало раздумывал над устройством твоей жизни. Тебе было дано все, что я только мог дать, — кроме воли совершить то, что нужно совершить.
— Воли?
— Вот именно. Так уж сотворил мир Вышний Мудрец-Создателъ. Мир вращается по кругу, и звезды, планеты, насекомые и даже песчинки шествуют по своим орбитам. Создатель даровал всему свободную волю и способность выбирать. Что ты хочешь увидеть, то и происходит. Ты сам творишь мир, окружающий тебя. Ты можешь себе представить, будто то, что тебе кажется прочным камнем, на самом деле по большей части состоит из пустоты?
— Мир — иллюзия?
— Белая Телка сказала тебе правду, но она пока что и сама не понимает всей глубины того, что она постигла. Образующиеся узоры завораживают глаз, кружатся, постоянно изменяются… Сама же сущность мироздания подобна зарождающейся буре. Так трудно не погрузиться в изумленное созерцание…
— А почему же ты не погружаешься?
Зрящий Видения Волка улыбнулся. Страдание наполнило его взгляд — такое глубокое, что Маленький Танцор заплакал…
— Я далек от совершенства, дружок, — как и все, что сотворено. У меня есть недостатки. В моем духе… слишком много любви. В каком-то смысле избыток любви не менее страшен, чем избыток ненависти. И та, и другая причиняют боль. Если бы все находилось в полной гармонии, все замерло бы в неизменности и мир стал бы неподвижен — и умер.
А сейчас ты должен сделать свой выбор. Жизнь ты выберешь или смерть? Если ты выберешь жизнь, я буду хранить тебя до самого конца. Я позволю тебе наслаждаться, сколько возможно. Но мои люди — все люди — нуждаются в тебе. Тяжкий Бобр исказил Спираль.
Улыбка Зрящего Видения Волка стала задумчивой и печальной.
— Интересно, какой Силой обладает целеустремленность… как она меняет сознание многих и многих, пока сама ткань мироздания не начинает коробиться. А ты можешь исправить это. Ты можешь сойтись с Тяжким Бобром и обличить его ложь. Таким образом ты восстановишь Спираль. В прошлый раз, когда пришла беда, мы утратили мамонта, верблюда и лошадь. На этот раз я не хочу утратить бизона и антилопу, не хочу, чтобы Племя пошло путем остальных людей.
— А если я решу умереть?
— Твоя воля. Я не могу лгать тебе, друг мой. Смерть будет гораздо легче, гораздо приятнее… ты вознесешься к Звездной Паутине и встретишься с Веткой Шалфея, Цаплей, Чистой Водой, Танцующим Лисом и со многими-многими другими… Там вы будете Петь и Танцевать, охотиться вместе с другими душами, дивиться великолепию мироздания…
Сквозь туман донесся еще чей-то голос:
— И вместе с тобой умру и я.
— Кто это?
— Волчья Котомка. Ваши судьбы связаны. Ее Сила уже на исходе. Если ты решишь жить, ты должен будешь отнять Волчью Котомку у Кровавого Медведя. Для этого тебе, скорее всего, придется его убить. Ты сильнее отца? Или лишь так же силен?
Маленький Танцор взглянул в добрые глаза Зрящего Видения Волка:
— Я не знаю.
Он не мог солгать — ни себе, ни Зрящему Видения Волка.
— Если ты решишь жить, ты это узнаешь. И вот еще что. Я не могу обещать тебе победу. Ты ведь помнишь про свободную волю? Как камни — основа земли, так и воля — основа мироздания.
Его разум снова заработал — споры с Белой Телкой не прошли напрасно.
— А если я выберу жизнь, чем мне придется заплатить за такой выбор?
Глаза Зрящего Видения Волка заблестели так, что даже смотреть в них делалось больно.
— Всем, что тебе дорого. Стоит лишь сделать первый шаг по тропе настоящего Зрящего Видения, и пути назад уже нет. Белая Телка сказала тебе правду. Нельзя быть и тем и этим.
— А если я умру? Что тогда? Что будет с моей же ной? С моим отцом? Ты уже сказал, что Волчья Котомка погибнет и бизоны тоже. А люди, которых я люблю?
Лицо Зрящего Видения Волка стало тревожным.
— Дух может предвидеть лишь часть будущего — и не все происходит так, как мы предвидим. Но я вижу как они спасаются бегством и находят себе безопасное прибежище на берегах западного океана.
Маленький Танцор лежал на ладони Зрящего Видения Волка и смотрел в его добрые глаза. Воспоминания о прошлом проносились в его голове. Слова матери снова эхом зазвучали в его душе, пронизывая все мысли. Вот заколыхалась высокомерная улыбка Тяжкого Бобра… он снова пережил то мгновение, когда шаман шагнул вперед, подняв над головой страшный молот, чтобы разбить ему череп… На краткий миг показалось рассерженное лицо Белой Телки и расплылось, превратившись в милые черты Волшебной Лосихи… Спираль на стене в пещере запульсировала, будто живая… Волчья Котомка с омерзительным мягким стуком плюхнулась с ночного неба, и весь мир пошатнулся… В наступившей тишине он услышал бой большого барабана Тяжкого Бобра, призывавшего смерть Ветки Шалфея. Смерть… Она полулежала на выбеленных солнцем ветвях хлопкового дерева. Мухи ползали по ее лицу, кружились над перерезанными запястьями, жадно сосали кровь… Мертвые глаза матери были переполнены Силой, обжигавшей его душу.
— Я буду жить, — с трудом произнес он. — Но дай мне как можно больше времени.
— Когда время кончится, будет еще больнее.
— Я знаю.
Зрящий Видения Волка кивнул:
— Я приду за тобой. Ты, конечно, знаешь об этом. Но я буду с тобой встречаться… как сейчас… и мы будем беседовать. Я должен тебя кое-чему научить.
Он умолк, а потом спросил:
— Почему ты сделал такой выбор?
Маленький Танцор взглянул в глаза Зрящего Видения Волка:
— Может быть… может быть, потому, что я тоже… слишком сильно люблю
— Волк спасет тебя. Он отнесет тебя в свою нору и отогреет твое тело. Он пойдет рядом с тобой, будет охранять тебя и твою семью — пока можно. Это я тебе обещаю.
Мутный туман снова всколыхнулся, и лицо Зрящего Видения Волка исчезло. Тело Маленького Танцора резко подбросило вверх, как если бы он с высоты прыгнул в воду. Уютное тепло вокруг сменилось холодом, проникавшим до самых костей. С каждым ударом сердца боль и страх становились все сильнее. Мучительное жжение в голове было почти непереносимо.
Он застонал от страдания своего тела, распластанного по колючим камням, вскрикнул и попытался пошевелиться. Снег сковывал его движения. Боль. Холод, от которого немеют руки и ноги. Несмотря на крайнее истощение, воспоминание о теплом колыхании смерти уже не манило, а ужасало его. Он медленно умирал — вместе с гаснувшим светом дня.
Он поднял голову, зажмурив глаза от режущего прикосновения колких снежинок. Дрожь прекратилась — и это означало, что последнее тепло покинуло его тело. Смерть была рядом.
Из белесой мглы вышел черный силуэт, неслышно приблизился, приостановился…
— Волк! — вскрикнул он и сам испугался хриплого звука своего голоса.
Огромный черный зверь обнюхивал его лицо. Онемевшая кожа Маленького Танцора едва ощущала прикосновение его усов.
Собрав последние остатки сил, Маленький Танцор поднялся на четвереньки. Все его тело болело и ныло.
Он чуть не повалился набок, но успел опереться на волка — хотя почти был уверен, что зверь отскочит и укусит его. Он пополз вперед, несмотря на то что ноги уже почти отказывались служить ему. Вцепившись, в нависший над ним наклонный ствол, он кое-как поднялся на ноги.
Шаг за шагом Маленький Танцор упрямо двигался вперед, не сводя глаз с черного зверя. Лес вокруг посте пенно из серого делался черным — ночь опускалась на землю. Он зашатался и упал. Потом снова пошел как в тумане, прислушиваясь к смутному эху слов Зрящего Видения Волка.
— Не умру… — прошептал он бесчувственными губами. — Не умру…
Он снова упал и больно ударился о лед. Боль пронзила все его измученное тело. Холодно, как холодно… От удара у него зазвенело в ушах. Совершенно обессилев, он попытался встать на ноги, попытался встать…
Сознание померкло.
Волшебная Лосиха сидела на твердом неудобном валуне, торчавшем на склоне холма. Перед ней простиралась вся долина — от Бизоньих Гор на юго-восток вплоть до далеких холмов в синей дали. Высокий хребет скрывал от нее вид на горизонте, который она навсегда запомнила в тот вечер, когда села рядом с Маленьким Танцором — и в конце концов совокупилась с ним. До самой смерти ей не забыть взгляда его глаз, устремленного на равнину. Предчувствие беды, боль прошлых страданий, смятение — все это одновременно отражалось в тот вечер на его лице. Жестокое наследство!
Последние остатки страшного снегопада уже растаяли даже в лесу на северном склоне. В долине внизу ручей весело бурлил весенним половодьем. Белая от бурунчиков вода плясала, прыгала и рвалась стремительно вперед. Под теплыми лучами солнца ива покрылась изумрудной зеленью. Вокруг нее буйная новая поросль поднималась из земли, пробившись сквозь побуревшую прошлогоднюю траву. Жизнь вернулась в горы — но в ее сердце по-прежнему была одна серая пустота.
Изящные желтые и сиреневые головки цветов не в силах были раскрасить весельем ее раздумья. Даже радостные весенние трели птиц не могли утешить ее горе. Воспоминания о Маленьком Танцоре пронизывали каждое мгновение ее жизни. Его слова постоянно звучали в ее ушах глухим эхом. Его лицо все время стояло у нее перед глазами, его улыбка — то грустная, то насмешливая… Ее тело помнило его ласки. Ее лоно жаждало его — но она чувствовала, что его свет померк в этом мире…
Даже хуже: она не осмеливалась и подумать о его судьбе, представить себе его тело, постепенно обнажающееся от тающего снега…
— Вот ты где.
Она и не заметила, как он подошел.
— Можно, я рядом с тобой присяду?
Она пожала плечами, тревожно глядя вдаль.
Два Дыма с кряхтеньем опустился на землю, осторожно отставив больную ногу. Он согнул здоровое колено и обхватил его руками.
— Пришла, значит, наконец весна. Я уже думал, что мы так в заточении да тесноте остаток жизни и скоротаем. Ты заметила, как все в последние два дня туда-сюда разбежались? Это потому, что мы слишком долго все вместе в одной пещере сидели.
Она не ответила.
— Я думаю, когда все вернутся, мы переселимся на западный склон. Там есть чудесные места, да и вид оттуда открывается великолепный… Видна вся равнина, вплоть до… не знаю даже, как и сказать. В общем, горы с другой стороны видно. И травы там отлично растут, и коренья тоже. Отыщем там небольшую долинку между горами. Пещер там сколько угодно — так что не придется всем в одной тесниться. Еще одна такая зима в обществе этих детей — и я, пожалуй, готов буду себе вены тупым кремнем перерезать!
Она сглотнула ком в горле, но ничего не смогла ответить — в ее опустошенной душе не осталось даже слов.
— Да и леса там предостаточно. Не придется так долго мучиться, чтобы дров набрать, как этой зимой. Я там и пару ловушек на овец знаю. Можно бы и внизу на бизонов поохотиться, да слишком далеко придется мясо наверх тащить.
Она проводила глазами краснохвостого ястреба, кружившегося в высоте. Вскоре выйдут наружу после зимовки земляные белки, пока же ястребу придется довольствоваться лесными белками да неосторожными мышами.
— Понимаешь, — ласково добавил Два Дыма, — мне бы хотелось услышать, что ты сейчас чувствуешь. Вернуть его обратно я не могу — такой Силы у бердаче нет; но мы могли бы вместе вспоминать его. Может, это принесет покой его духу.
Все внутри у нее сжалось, подбородок запрыгал. Вышний Мудрец, зачем такое мучение?
— Я всю жизнь заботился о нем. — Два Дыма покачал головой, и седина в его косичках тускло сверкнула на солнце. — И понять не могу… Раньше я ощущал связь между Волчьей Котомкой и Маленьким Танцором. Ощущение Силы, понимаешь?
Она взяла его за руку, чувствуя тепло его кожи.
— Это все я виноват, — произнес Два Дыма. — Я не сберег ни Волчью Котомку, ни Маленького Танцора. Я должен был той ночью смело встать и… проткнуть Тяжкого Бобра дротиком. За это меня, наверное, убили бы, но зато я смыл бы оскорбление кровью Тяжкого Бобра. Ветка Шалфея позаботилась бы о том, чтобы Волчья Котомка досталась мальчику. Может быть, тогда с нами не стряслось бы всех этих несчастий…
— Ты не виноват, — с трудом выговорила она. — Два Дыма, ты сделал все, что мог. Никто не способен предвидеть будущее. Люди могут только стараться сделать все, что в их силах.
— Может, и так. Будущего предвидеть мы не можем, но прошлое навсегда с нами. Что ты чувствуешь? Что у тебя на сердце?
Она подняла голову и заметила, какие глубокие морщины избороздили его лицо. Его глаза были постоянно прищурены, как будто у него что-то болело. Это всегда считалось признаками старости. Но так ли он стар на самом деле? Нет, ведь Стучащие Копыта родилась на год или на два раньше, чем Два Дыма. Значит, это жизнь так жестоко обошлась с ним? Ее израненное сердце залила волна жалости к старому бердаче.
Она протянула руки и обняла его, положив голову ему на грудь. Слезы хлынули у нее из глаз, смягчая их общую боль. Он долго не выпускал ее из объятий, так что вся грудь его вышитой рубахи промокла от горячих слез.
— Вот так парочка, — пробормотал он дрожащим голосом, гладя ее по голове.
— И ведь то же самое случилось с моим отцом, — произнесла она сквозь рыдания. — Теперь-то я понимаю, что пришлось пережить моей матери. Но в чем же мы провинились? Какого духа оскорбили? В чем наша вина? Я всего лишь любила его.
Два Дыма глубоко вздохнул и прижал ее к себе:
— Это не из-за тебя. Сила Духа выбрала его для каких-то своих целей. Вспомни, я сказал тебе об этом еще у Белой Телки. Но я не знал, что все будет так.
— Другие все еще говорят, что он вернется…
Два Дыма прихлопнул муху, закружившуюся вокруг них.
— Хотелось бы в это верить. Но я верю твоему сну. Мне показалось, что я… что я почувствовал, как он отходит. Иногда бердаче способны на это — почувствовать, что происходит с душой другого человека.
— Но память о том, что было, останется со мной навсегда. Я же знала, что мне придется делить его с Видениями! Это я была готова терпеть. По крайней мере, хоть время от времени он принадлежал только мне. Но смерть… ведь это навсегда.
— Ну, ну… Давай я отведу тебя обратно в пещеру. Я немного хлеба сегодня утром поставил — он, наверное, уже испекся… Готов поспорить, что он горячий, сладкий…
Она не сразу встала с валуна:
— Не знаю. Может, мне лучше просто…
— Девочка, ты несколько дней уже ничего не ела. Пойдем. Раз уж Два Дыма выжил, несмотря на все страшные беды, что на него обрушивались, так он, наверное, кое-чему научился. Прежде всего необходимо есть. Поддерживать силы.
Она больше не сопротивлялась и позволила ему вести себя к пещере. Они осторожно поднимались по склону — местами скользкая грязь была все еще коварна и небезопасна.
Вот уже показался и вход в дом. Занавес порядком истрепался и продырявился за зиму. Желтый песчаник вокруг казался неопрятным, как и тропы кругом.
«Я уже никогда не смогу снова сюда вернуться», —подумала она. Два Дыма вскрикнул, неудачно наступив на больную ногу.
— Смотри-ка! Кто-то идет! — воскликнул он, указывая пальцем.
Она взглянула наверх — в самом деле, какой-то человек спускался по тропе. Рядом с ним бежал большой черный пес.
— Похоже, что он немалый путь проделал. Идет — чуть не падает, как будто…
Но она уже бежала навстречу, так бежала, что легким не хватало воздуха.
Совершенно запыхавшись, она остановилась и посмотрела на него. Ноги ее дрожали. Он слабо улыбнулся Страшный порез на щеке уже зарубцевался. Грязная одежда висела на нем клочьями.
Огромный черный пес оказался волком, насторожен но глядевшим на нее желтыми глазами.
— Вот я и вернулся, — хрипло произнес Маленький Танцор.
И она бросилась в его объятия.
Книга III. ПОДВИГ МУЖЧИНЫ
— Что с тобой? — спросил Зрящий Видения Волка из мерцания Спиралей.
— Смерть… все умирает, — жалобно завыла Волчья Котомка
— Пришло наше время
— Ты слышишь их мольбу? Слышишь последние вопли страдания?
— Волчья Котомка, пришло наше время.
— Может быть… слишком поздно…
— Смерть… все умирает, — жалобно завыла Волчья Котомка
— Пришло наше время
— Ты слышишь их мольбу? Слышишь последние вопли страдания?
— Волчья Котомка, пришло наше время.
— Может быть… слишком поздно…
Глава 20
С северо-запада дул жаркий ветер, высасывая последнюю влагу из земли, у которой в этом году не было даже настоящей зимы. Снег лишь слегка побелил окрестности во время самых сильных холодов — и тут же был унесен ветром, исчезнув, как грустная улыбка с губ старика.
Пальцев одной руки хватило бы, чтобы пересчитать дожди, выпавшие в этом году, — да и то это были мимолетные грозы, которые улетучивались, едва заполнив пересохшие ложа ручьев илистой водой.
Там, где некогда паслись бизоны, теперь кружились лишь желтые пыльные смерчи, вздымавшиеся к небу и затем опадавшие. Кое-кто поговаривал, что это души мертвых, не обретшие успокоения после кончины.
Слабые или слишком старые бизоны погибали во время длинных переходов от водопоя к водопою. Коровы не беременели, а если это и случалось, то выкидывали от истощения, и вдоль троп, вытоптанных раздвоенными копытами, оставались лежать жалкие хрупкие скелетики. Вслед за тающими стадами двигались вороны и стервятники, выжидая, когда их допустят к пиршеству. Свирепые волки оставляли койотам после своих нападений разодранные окровавленные остатки добычи. Когда койоты, набив животы, отползали прочь, наступал черед птиц, а после них разве что грызуны могли еще попользоваться дочиста обглоданными костями. Даже блестящим трупным мухам птицы не оставляли ничего.
Лишь ветер, казалось, был неизменен и бессмертен: он дул непрерывно, иссушая души людей и животных, неутомимо перетирал все на своем пути миллионами острых песчинок, что нес по воздуху. Этот песок забивал малейшие неровности, заполнял все отверстия. За холмами рос слой скрежещущего под ногами песка, а с подветренной стороны вся почва исчезала — оставался лишь голый камень, на котором изредка боролся еще за существование жалкий кустик шалфея. Когда на скальную породу, лишенную растительности, падал дождь, влага тут же стекала вниз, унося с собой последние крупицы почвы. Вода в реках сделалась такой мутной и грязной, что даже неприхотливые антилопы иногда опасались ее пить.
На равнинах Племя, измученное постоянным пыльным ветром, целыми днями — от кровавого рассвета до пламенно-красного заката — бросало отчаянные взгляды на небо. Люди с напряжением высматривали на западном горизонте грозовые облака — но тщетно. Во время еды на зубах скрипел песок. А когда молодые охотники возвращались с пустыми руками, все взоры обращались на Зрящего Видения Духа.
Тяжкий Бобр вышел за свое селение, лежавшее у подножия заросшего шалфеем холма. Он сам выбрал это место из-за близости к коричневатой воде Лунной Реки. Скрестив на груди руки, он смотрел, как на западе садится солнце. Кроваво красный диск светила, затуманенный висевшей в воздухе пылью, казался страшной сквозной раной. Он медленно опускался за Бизоньи Горы. Тяжкий Бобр без труда мог заметить, что снега на высоких вершинах становится все меньше. Обычно в горах снега всегда было много, какая бы засуха ни свирепствовала на равнине. Когда он начинал таять, зеленели травы, и бизоны жирели на горных пастбищах.
— В этом году, — уверенно произнес он. — Мы придем к вам в этом году, анит-а. Множество наших молодых воинов отнимут у вас ваши горы. Я олицетворяю новый путь. Вы не сможете противостоять предвидению моей матери. Я — новый Зрящий Видения Духа всех людей. Я очищаю мир от скверны.
Пришло время: выбора у него уже не было. Если он со своими молодыми воинами не захватит земли анит-а, Племя начнет голодать. Л когда люди голодают, они спрашивают себя, кто же тот Зрящий Видения, что повел их неверным путем. И так уже многие потихоньку поговаривали, что Сила Тяжкого Бобра начала слабеть и превращаться в воспоминание, как дожди, которые больше не орошали землю.
Если ему не удастся удержать под своей властью Два Камня, Семь Солнц и Лосиное Горло, вскоре чей-нибудь дротик пронзит его кишки, и тогда другой завладеет его местом… и его бесплодными женами.
А если от этого человека у какой-нибудь из вдов Тяжкого Бобра родится сын, это будет еще более страшным позором…
— Готовьтесь, анит-а. Мы придем в этом году. Нам нечего терять.
«Мама, ведь даже оказаться во власти злых духов лучше, чем потерпеть поражение».
Бедра болели, каждая мышца молила о пощаде. Но никогда Волшебная Лосиха не была так счастлива!
Не часто выпадает такой удачный день. Она шла по тропе, что вела вокруг нависшей над каньоном одинокой скалы. За ее спиной возвышались покрытые снегом вершины гор, сверкавшие на фоне ясного голубого небосвода. Снова ликовала весна — закончился один годовой цикл и начался новый.
Не обращая внимания на боль в спине и на напряжение в ногах, она радостно улыбнулась всему миру. Не считая усталости, ее беспокоило лишь опасение, что не выдержит и оторвется дно мешка, который она несла на спине. В самом деле, необыкновенный выдался день! Она сначала отправилась копать коренья на зеленевший склон, орошаемый подтаивающим ледником. За какой-нибудь час усердной работы черемуховой палкой-копалкой она набрала целый мешок кореньев. Разогнув наконец спину, она заслышала олениху.
Любопытное животное вышло из своего убежища в зарослях можжевельника, чтобы узнать, что за странные звуки нарушили его дрему.
Не раздумывая ни мгновения, молодая женщина отвела назад руку и метнула дротик прямо в грудь оленихи. Та подпрыгнула, повернулась и бросилась бежать, но не сделала и пятидесяти шагов, как ее колени подогнулись и она упала наземь. С трудом поднявшись, олениха упала снова, тщетно попыталась встать и снова упала.
Только безумец сразу же бежит к подраненному животному. Приближение охотника может привести его в ужас, который придаст силы для отчаянного рывка. Из за этого не раз приключались несчастья. Неоднократно безрассудные охотники упускали смертельно раненную добычу. В таком случае дух погибшего животного может незаметно подкрасться к охотнику и следовать за ним, отгоняя дичь и призывая беду.
Волшебная Лосиха стояла совершенно неподвижно, пока наконец ее добыча не потеряла почти всю свою кровь, хлеставшую из проткнутых дротиком легких.
Но вот она уронила голову на коричневатую землю, несколько раз громко вздохнула… Кровь хлынула из ноздрей, заливая сухую пыль. Лишь когда последняя дрожь агонии утихла, охотница осмелилась медленно приблизиться. Когда она подошла вплотную, дух животного уже вышел из тела.
Она благоговейно произнесла заклинания и Спела душу к небесам. Она жарко молила, чтобы душа оленихи бежала с ветром и Танцевала со звездами. Она от всего сердца поблагодарила олениху за то, что та принесла свою жизнь в дар ее семье. После этого она выпрямилась и, взявшись за копыто, перевернула животное на спину.
Пальцев одной руки хватило бы, чтобы пересчитать дожди, выпавшие в этом году, — да и то это были мимолетные грозы, которые улетучивались, едва заполнив пересохшие ложа ручьев илистой водой.
Там, где некогда паслись бизоны, теперь кружились лишь желтые пыльные смерчи, вздымавшиеся к небу и затем опадавшие. Кое-кто поговаривал, что это души мертвых, не обретшие успокоения после кончины.
Слабые или слишком старые бизоны погибали во время длинных переходов от водопоя к водопою. Коровы не беременели, а если это и случалось, то выкидывали от истощения, и вдоль троп, вытоптанных раздвоенными копытами, оставались лежать жалкие хрупкие скелетики. Вслед за тающими стадами двигались вороны и стервятники, выжидая, когда их допустят к пиршеству. Свирепые волки оставляли койотам после своих нападений разодранные окровавленные остатки добычи. Когда койоты, набив животы, отползали прочь, наступал черед птиц, а после них разве что грызуны могли еще попользоваться дочиста обглоданными костями. Даже блестящим трупным мухам птицы не оставляли ничего.
Лишь ветер, казалось, был неизменен и бессмертен: он дул непрерывно, иссушая души людей и животных, неутомимо перетирал все на своем пути миллионами острых песчинок, что нес по воздуху. Этот песок забивал малейшие неровности, заполнял все отверстия. За холмами рос слой скрежещущего под ногами песка, а с подветренной стороны вся почва исчезала — оставался лишь голый камень, на котором изредка боролся еще за существование жалкий кустик шалфея. Когда на скальную породу, лишенную растительности, падал дождь, влага тут же стекала вниз, унося с собой последние крупицы почвы. Вода в реках сделалась такой мутной и грязной, что даже неприхотливые антилопы иногда опасались ее пить.
На равнинах Племя, измученное постоянным пыльным ветром, целыми днями — от кровавого рассвета до пламенно-красного заката — бросало отчаянные взгляды на небо. Люди с напряжением высматривали на западном горизонте грозовые облака — но тщетно. Во время еды на зубах скрипел песок. А когда молодые охотники возвращались с пустыми руками, все взоры обращались на Зрящего Видения Духа.
Тяжкий Бобр вышел за свое селение, лежавшее у подножия заросшего шалфеем холма. Он сам выбрал это место из-за близости к коричневатой воде Лунной Реки. Скрестив на груди руки, он смотрел, как на западе садится солнце. Кроваво красный диск светила, затуманенный висевшей в воздухе пылью, казался страшной сквозной раной. Он медленно опускался за Бизоньи Горы. Тяжкий Бобр без труда мог заметить, что снега на высоких вершинах становится все меньше. Обычно в горах снега всегда было много, какая бы засуха ни свирепствовала на равнине. Когда он начинал таять, зеленели травы, и бизоны жирели на горных пастбищах.
— В этом году, — уверенно произнес он. — Мы придем к вам в этом году, анит-а. Множество наших молодых воинов отнимут у вас ваши горы. Я олицетворяю новый путь. Вы не сможете противостоять предвидению моей матери. Я — новый Зрящий Видения Духа всех людей. Я очищаю мир от скверны.
Пришло время: выбора у него уже не было. Если он со своими молодыми воинами не захватит земли анит-а, Племя начнет голодать. Л когда люди голодают, они спрашивают себя, кто же тот Зрящий Видения, что повел их неверным путем. И так уже многие потихоньку поговаривали, что Сила Тяжкого Бобра начала слабеть и превращаться в воспоминание, как дожди, которые больше не орошали землю.
Если ему не удастся удержать под своей властью Два Камня, Семь Солнц и Лосиное Горло, вскоре чей-нибудь дротик пронзит его кишки, и тогда другой завладеет его местом… и его бесплодными женами.
А если от этого человека у какой-нибудь из вдов Тяжкого Бобра родится сын, это будет еще более страшным позором…
— Готовьтесь, анит-а. Мы придем в этом году. Нам нечего терять.
«Мама, ведь даже оказаться во власти злых духов лучше, чем потерпеть поражение».
Бедра болели, каждая мышца молила о пощаде. Но никогда Волшебная Лосиха не была так счастлива!
Не часто выпадает такой удачный день. Она шла по тропе, что вела вокруг нависшей над каньоном одинокой скалы. За ее спиной возвышались покрытые снегом вершины гор, сверкавшие на фоне ясного голубого небосвода. Снова ликовала весна — закончился один годовой цикл и начался новый.
Не обращая внимания на боль в спине и на напряжение в ногах, она радостно улыбнулась всему миру. Не считая усталости, ее беспокоило лишь опасение, что не выдержит и оторвется дно мешка, который она несла на спине. В самом деле, необыкновенный выдался день! Она сначала отправилась копать коренья на зеленевший склон, орошаемый подтаивающим ледником. За какой-нибудь час усердной работы черемуховой палкой-копалкой она набрала целый мешок кореньев. Разогнув наконец спину, она заслышала олениху.
Любопытное животное вышло из своего убежища в зарослях можжевельника, чтобы узнать, что за странные звуки нарушили его дрему.
Не раздумывая ни мгновения, молодая женщина отвела назад руку и метнула дротик прямо в грудь оленихи. Та подпрыгнула, повернулась и бросилась бежать, но не сделала и пятидесяти шагов, как ее колени подогнулись и она упала наземь. С трудом поднявшись, олениха упала снова, тщетно попыталась встать и снова упала.
Только безумец сразу же бежит к подраненному животному. Приближение охотника может привести его в ужас, который придаст силы для отчаянного рывка. Из за этого не раз приключались несчастья. Неоднократно безрассудные охотники упускали смертельно раненную добычу. В таком случае дух погибшего животного может незаметно подкрасться к охотнику и следовать за ним, отгоняя дичь и призывая беду.
Волшебная Лосиха стояла совершенно неподвижно, пока наконец ее добыча не потеряла почти всю свою кровь, хлеставшую из проткнутых дротиком легких.
Но вот она уронила голову на коричневатую землю, несколько раз громко вздохнула… Кровь хлынула из ноздрей, заливая сухую пыль. Лишь когда последняя дрожь агонии утихла, охотница осмелилась медленно приблизиться. Когда она подошла вплотную, дух животного уже вышел из тела.
Она благоговейно произнесла заклинания и Спела душу к небесам. Она жарко молила, чтобы душа оленихи бежала с ветром и Танцевала со звездами. Она от всего сердца поблагодарила олениху за то, что та принесла свою жизнь в дар ее семье. После этого она выпрямилась и, взявшись за копыто, перевернула животное на спину.