Страница:
— Ну что, очнулся?
Он отрицательно затряс головой, не в силах отделаться от образа антилопы, заслонявшей мир повседневной реальности:
— Нет. Это плохой сон. Мы все — одно.
Ветка Шалфея покачала головой:
— Я тебя понимаю. Меня одно время тоже мучили кошмары. Вчера после сна ты…
— Нет. Нет. — Он взглянул на спавшего бердаче. Даже во сне Два Дыма прижимал к груди Волчью Котомку. — Мы — одно. Антилопа слышала. Они уже идут. К реке… идут…
Она настороженно смотрела на него, и морщины все глубже врезались в гладкую кожу лба.
— Я знаю, что говорю. Я видел. Во сне. — Он приподнялся на ложе. Он понимал, как пугающе-странно звучат его слова. — Просто я не могу… не могу…
— Объяснить? — Ее бровь вопросительно приподнялась. Она посмотрела наружу сквозь входное отверстие вигвама. Чтобы не смотреть ему в глаза?
— Я страшно напугался. Но ничего плохого там не было. Только Тяжкий Бобр считает такие вещи плохими. Ничего зловещего. Ничего плохого. Я готов поклясться. Просто все было… — Он нахмурился от напряжения, подыскивая слова. — Все было едино. Различий не было.
— Идут к реке? А как во сне стояло солнце?
Он на мгновение задумался.
— Там. На западе.
— А куда шли антилопы?
Раз солнце было справа, на западе, значит, они шли…
— На юг.
Она склонилась над ним, подперев подбородок кулаком:
— Если только Сон правдив — если Видение Духа говорит правду… и если это происходит сейчас… — Она на миг закусила губу, поиграла длинными блестящими косичками. — Старая западня для антилоп совсем недалеко отсюда.
— Тяжкий Бобр будет вне себя от злости, если ты поймаешь несколько антилоп.
Почти неслышно она произнесла:
— Но ведь это всего лишь сон маленького мальчика! Вовсе не Видение Духа. Но что у нас осталось, кроме надежды? — Она глубоко вздохнула, медленно покачивая головой.
Затем она повернулась к нему, сгорбившись от безысходности:
— Мы все голодаем. Когда мы наедимся вдоволь, пусть он Проклинает нас.
Слова прозвучали дерзко и смело, но в ее глазах таился страх, будто койот в ночной темноте.
Кровавый Медведь первым увидел торговца. Тот легкими шагами продвигался по бизоньей тропе на дне долины. Одет он был в ярко раскрашенную рубаху, а на спине нес тяжелую суму, державшуюся на расшитой бисером лямке. В руке у него был посох торговца — длинная палка, на которой был укреплен обруч, украшенный пестрыми перьями. Вслед за ним шла вереница собак-носилыциц. Устав тащить на спине нелегкий груз, они понуро свесили головы.
Кровавый Медведь осторожно приблизился к незнакомцу. Несмотря на тяжелую ношу и шедших с ним собак-носильщиц, тот мог оказаться опасным врагом.
— Эй-эй! — приветствовал его торговец на общеупотребительном жаргоне мирных путников.
— Эй-эй! — повторил в ответ Кровавый Медведь. Однако он не выпускал из рук дротиков, которые его атлатл был в любое мгновение готов пустить в смертоносный полет.
Незнакомец сделал жест, означавший вопрос:
— Кто ты?
Кровавый Медведь поднял руку, широко разведя пальцы. Затем он указал на красную руку, которую нарисовал на своей изношенной рубахе.
— Красная Рука, — с улыбкой произнес торговец. — А меня зовут Три Погремушки. Я из Племени Белого Журавля, что живет к югу от Великой Реки. Во времена моего прапрадеда Красная Рука и Племя Белого Журавля были одним народом. Да и языки наши не очень сильно различаются.
— Это правда, не очень сильно, — с облегчением произнес Кровавый Медведь.
Значит, ему не придется вести разговор на языке жестов, запутанном и неоднозначном. Торговцы приходили и уходили, употребляя при необходимости язык жестов, чтобы заключать сделки. Торговцы обладали особой Силой. Того, кто убьет или ограбит торговца, ожидали одни беды: ведь такой поступок нарушал равновесие Силы, которая, как утверждали торговцы, защищает их. Сила оборачивалась против убийцы или грабителя.
Если бы не торговцы, голубые камешки с далекого юга никогда не добрались бы до этих мест. Темно-зеленый агат, красивые остроконечные и плоские раковины с берегов западного океана без них было бы невозможно обменять на бусы. Отличный камень для изготовления орудий — кремень и обсидиан, поделки из лосиного рога, сушеные лакомства, как, например, бизоньи языки, и искусно сшитые одеяния не могли бы без помощи этих неутомимых ходоков добраться отсюда до края Речного Племени на востоке.
Но торговцы не только доставляли товары, которые были недоступны из-за дальних расстояний. Они еще и разносили новости, рассказывая, что изменилось в ландшафте или в поведении животных. Торговцы сообщали о войнах и о разных отрядах, замеченных ими по пути. Хотя Кровавому Медведю ни разу не пришлось побывать в тех краях, от торговцев он знал об океанах, плескавшихся на востоке и на юге. Он никогда не встречал людей из Племени Грома, но знал, что они обстригают волосы по бокам головы, а все остальные отращивают и заплетают в косы, которые болтаются у них на спине. А Племя Отца-Рыбы — такие он слышал рассказы — живет далеко на юго-востоке и питается главным образом рыбой, потому что бизоны в их земле не водятся. Благодаря торговцам он знал о многих странных племенах.
Три Погремушки согнул спину, скинул с нее лямку и опустил свою суму на землю. Его собаки принялись обнюхивать собаку Кровавого Медведя. Едва послышалось сердитое рычание, он ударил своего пса и отогнал его прочь.
— Далекий путь мне выпал, — сказал Три Погремушки, указывая рукой на юг. — Нехорошо там. Бизонов мало. Люди селятся вдоль рек — а те-то превращаются в потоки грязи. А к югу от Лунной Реки кое-где ветер такую пыль гонит, что ничего не видать. Я по таким местам шел, где песок по земле движется, как снег зимой. И ничего там не растет. Есть нечего. Мне приходилось с собой брать запас. И каждый раз, как я там прохожу, оказывается, что песчаные дюны еще больше стали, — он замолчал ненадолго, а потом спросил: — А тут что нового?
Кровавый Медведь пожал плечами:
— Все как раньше. Людям нужен дождь.
Три Погремушки оглядел Кровавого Медведя с головы до пят:
— Ты долго один скитался.
Это не был вопрос, но не ответить было невозможно. Кровавый Медведь гордо поднял голову и притворно вздохнул:
— Я не вернусь домой, пока не найду, что ищу.
— Значит, ты — Кровавый Медведь.
— Да, я Кровавый Медведь. Я и не знал, что про меня знают уже и в твоих краях.
Три Погремушки засмеялся и присел на корточки:
— У меня тут с собой кое-что вкусное. Сушеная рыба из южного океана. Немного осталось — так, на два укуса. Хочешь? — И он протянул кусок чего-то темного и рыхлого.
Кровавый Медведь взял предложенное угощение и откусил немного. Трудно было понять, приятен ли этот странный маслянистый вкус. Слишком долго пролежала рыба в суме: у него во рту слегка загорчило.
— Не бизонье мясо, конечно, — произнес торговец, — а все лучше, чем ничего.
Кровавый Медведь присел рядом с ним:
— Ты не слышал ненароком о женщине, что отправилась на юг, а? Племя Красной Руки называло ее Чистая Вода. Она убежала из моего племени с одним бердаче восемь лет тому назад.
Три Погремушки кивнул:
— И ты столько времени ищешь ее?
Кровавый Медведь бесцельным взглядом посмотрел вдаль. До горизонта простиралась выжженная солнцем земля, лишь кое-где зеленела редкая чахлая трава. В ответ на восклицание торговца он передернул плечами с наигранным равнодушием.
— Нет, я ничего не слыхал ни о какой женщине из Красной Руки. Я ведь на одном месте никогда не сижу. Я хожу вдоль горной цепи прямо на юг — до болот. Год примерно я в той стороне. Потом на год на север отправляюсь, живу с Белым Журавлем и навещаю родственников. Когда зима на исходе, меня подмывает снова в путь-дорогу отправиться, и я снова иду на юг. Четыре раза путешествовал вот так, но никогда об этой женщине ничего не слышал. Но я же не всюду бываю — еще на востоке можно искать, и на западе, да и на севере тоже.
— Она унесла с собой кое-что, что принадлежит всей Красной Руке.
— Волчью Котомку.
Сердце упало в груди Кровавого Медведя:
— Так ты знаешь!
— Да, знаю. Больше того: тебе, может, и незачем отправляться в далекие края, чтобы найти то, что ты ищешь. Прошлой весной я остановился в селении Низкого Племени Бизона у слияния Лунной Реки и Песчаной Реки. Они шутили насчет какого-то бердаче, который ест траву. Но это было прошлой весной, так что я не знаю, насколько можно полагаться на эти сведения. Ты знаешь, все новости, как бизоньи сухожилия, со временем высыхают и лопаются.
По-прежнему глядя вдаль, Кровавый Медведь нахмурил брови:
— Два Дыма имел такую привычку — травы собирать. Иногда он их жевал, но чаще всего просто в свою суму прятал.
— Что ж, может, это и он. Тот бердаче, над которым они смеялись, собирал травы. Они говорили, что у него есть священная котомка. И еще я припоминаю, что он прихрамывал. Бизон ему на ногу наступил, что ли… да, что-то в этом роде.
— Ты можешь вспомнить, с кем он жил? — Сердце Кровавого Медведя билось громко, будто большой барабан. Он с трудом сохранял наружное спокойствие: все его мускулы требовали движения.
— С людьми Тяжкого Бобра. Обычно они бродят вдоль Лунной Реки. Часто на Красную Руку нападают. Но я не сомневаюсь, что и вы в долгу не остаетесь.
— Мы не очень-то много воевали в последнее время. Душа Племени… В общем, мы ни на кого не нападали.
«Но если этот бердаче — действительно Два Дыма, все будет по-другому!»
— Знаешь, ведь именно поэтому некогда и разошлись Красная Рука и Белый Журавль. Поссорились из-за Волчьей Котомки. Я об этом не все знаю, но ведь это же очень давняя история. У нас про эту ссору до сих пор рассказывают легенды.
Кровавый Медведь встал:
— Люди Тяжкого Бобра. Они стоят у Лунной Реки.
Он помог Трем Погремушкам взвалить на спину суму и подал ему посох:
— Мне сейчас не на что с тобой мену вести, но со временем, может, у меня кое-что и появится.
Три Погремушки таинственно улыбнулся:
— Что ж, удачи тебе, Кровавый Медведь. Надеюсь, что когда-нибудь поторгую с тобой. За мою рыбу я потребую от тебя плату.
Кровавый Медведь нахмурился, думая об искалеченном бердаче и о Лунной Реке:
— Ты получишь ее сполна.
Три Погремушки помахал рукой на прощание и зашагал прочь.
Кровавый Медведь долго смотрел вслед торговцу и его собакам. Он огляделся повнимательнее: Высокие Горы находились точно на востоке. Значит, не так уж далеко к северу протекала Лунная Река. Ему оставалось лишь дойти до нее и разыскать Низкое Племя Бизона под началом этого Тяжкого Бобра.
Он быстро до них доберется. Теперь-то его ноги побегут быстро!
Волчья Котомка кружилась в Видении мальчика. Может, он и был Единым?
Из поблескивающих Спиралей донесся предостерегающий голос Зрящего Видения Волка:
— Осторожнее! Если он слишком хорошо познает вкус Силы в столь юном возрасте, он сможет отправиться по пути Тяжкого Бобра. Он ведь совсем еще ребенок.
Волчья Котомка отступила. Зрящий Видения Волка был прав. Нужно ждать, доверившись великой вселенской Спирали. Время ведь по-прежнему ничего не значит. Настоящее существует, как существовало всегда… как всегда будет существовать…
Но должно наступить и другое «настоящее»… если только у ребенка хватит сил.
Глава 4
Он отрицательно затряс головой, не в силах отделаться от образа антилопы, заслонявшей мир повседневной реальности:
— Нет. Это плохой сон. Мы все — одно.
Ветка Шалфея покачала головой:
— Я тебя понимаю. Меня одно время тоже мучили кошмары. Вчера после сна ты…
— Нет. Нет. — Он взглянул на спавшего бердаче. Даже во сне Два Дыма прижимал к груди Волчью Котомку. — Мы — одно. Антилопа слышала. Они уже идут. К реке… идут…
Она настороженно смотрела на него, и морщины все глубже врезались в гладкую кожу лба.
— Я знаю, что говорю. Я видел. Во сне. — Он приподнялся на ложе. Он понимал, как пугающе-странно звучат его слова. — Просто я не могу… не могу…
— Объяснить? — Ее бровь вопросительно приподнялась. Она посмотрела наружу сквозь входное отверстие вигвама. Чтобы не смотреть ему в глаза?
— Я страшно напугался. Но ничего плохого там не было. Только Тяжкий Бобр считает такие вещи плохими. Ничего зловещего. Ничего плохого. Я готов поклясться. Просто все было… — Он нахмурился от напряжения, подыскивая слова. — Все было едино. Различий не было.
— Идут к реке? А как во сне стояло солнце?
Он на мгновение задумался.
— Там. На западе.
— А куда шли антилопы?
Раз солнце было справа, на западе, значит, они шли…
— На юг.
Она склонилась над ним, подперев подбородок кулаком:
— Если только Сон правдив — если Видение Духа говорит правду… и если это происходит сейчас… — Она на миг закусила губу, поиграла длинными блестящими косичками. — Старая западня для антилоп совсем недалеко отсюда.
— Тяжкий Бобр будет вне себя от злости, если ты поймаешь несколько антилоп.
Почти неслышно она произнесла:
— Но ведь это всего лишь сон маленького мальчика! Вовсе не Видение Духа. Но что у нас осталось, кроме надежды? — Она глубоко вздохнула, медленно покачивая головой.
Затем она повернулась к нему, сгорбившись от безысходности:
— Мы все голодаем. Когда мы наедимся вдоволь, пусть он Проклинает нас.
Слова прозвучали дерзко и смело, но в ее глазах таился страх, будто койот в ночной темноте.
Кровавый Медведь первым увидел торговца. Тот легкими шагами продвигался по бизоньей тропе на дне долины. Одет он был в ярко раскрашенную рубаху, а на спине нес тяжелую суму, державшуюся на расшитой бисером лямке. В руке у него был посох торговца — длинная палка, на которой был укреплен обруч, украшенный пестрыми перьями. Вслед за ним шла вереница собак-носилыциц. Устав тащить на спине нелегкий груз, они понуро свесили головы.
Кровавый Медведь осторожно приблизился к незнакомцу. Несмотря на тяжелую ношу и шедших с ним собак-носильщиц, тот мог оказаться опасным врагом.
— Эй-эй! — приветствовал его торговец на общеупотребительном жаргоне мирных путников.
— Эй-эй! — повторил в ответ Кровавый Медведь. Однако он не выпускал из рук дротиков, которые его атлатл был в любое мгновение готов пустить в смертоносный полет.
Незнакомец сделал жест, означавший вопрос:
— Кто ты?
Кровавый Медведь поднял руку, широко разведя пальцы. Затем он указал на красную руку, которую нарисовал на своей изношенной рубахе.
— Красная Рука, — с улыбкой произнес торговец. — А меня зовут Три Погремушки. Я из Племени Белого Журавля, что живет к югу от Великой Реки. Во времена моего прапрадеда Красная Рука и Племя Белого Журавля были одним народом. Да и языки наши не очень сильно различаются.
— Это правда, не очень сильно, — с облегчением произнес Кровавый Медведь.
Значит, ему не придется вести разговор на языке жестов, запутанном и неоднозначном. Торговцы приходили и уходили, употребляя при необходимости язык жестов, чтобы заключать сделки. Торговцы обладали особой Силой. Того, кто убьет или ограбит торговца, ожидали одни беды: ведь такой поступок нарушал равновесие Силы, которая, как утверждали торговцы, защищает их. Сила оборачивалась против убийцы или грабителя.
Если бы не торговцы, голубые камешки с далекого юга никогда не добрались бы до этих мест. Темно-зеленый агат, красивые остроконечные и плоские раковины с берегов западного океана без них было бы невозможно обменять на бусы. Отличный камень для изготовления орудий — кремень и обсидиан, поделки из лосиного рога, сушеные лакомства, как, например, бизоньи языки, и искусно сшитые одеяния не могли бы без помощи этих неутомимых ходоков добраться отсюда до края Речного Племени на востоке.
Но торговцы не только доставляли товары, которые были недоступны из-за дальних расстояний. Они еще и разносили новости, рассказывая, что изменилось в ландшафте или в поведении животных. Торговцы сообщали о войнах и о разных отрядах, замеченных ими по пути. Хотя Кровавому Медведю ни разу не пришлось побывать в тех краях, от торговцев он знал об океанах, плескавшихся на востоке и на юге. Он никогда не встречал людей из Племени Грома, но знал, что они обстригают волосы по бокам головы, а все остальные отращивают и заплетают в косы, которые болтаются у них на спине. А Племя Отца-Рыбы — такие он слышал рассказы — живет далеко на юго-востоке и питается главным образом рыбой, потому что бизоны в их земле не водятся. Благодаря торговцам он знал о многих странных племенах.
Три Погремушки согнул спину, скинул с нее лямку и опустил свою суму на землю. Его собаки принялись обнюхивать собаку Кровавого Медведя. Едва послышалось сердитое рычание, он ударил своего пса и отогнал его прочь.
— Далекий путь мне выпал, — сказал Три Погремушки, указывая рукой на юг. — Нехорошо там. Бизонов мало. Люди селятся вдоль рек — а те-то превращаются в потоки грязи. А к югу от Лунной Реки кое-где ветер такую пыль гонит, что ничего не видать. Я по таким местам шел, где песок по земле движется, как снег зимой. И ничего там не растет. Есть нечего. Мне приходилось с собой брать запас. И каждый раз, как я там прохожу, оказывается, что песчаные дюны еще больше стали, — он замолчал ненадолго, а потом спросил: — А тут что нового?
Кровавый Медведь пожал плечами:
— Все как раньше. Людям нужен дождь.
Три Погремушки оглядел Кровавого Медведя с головы до пят:
— Ты долго один скитался.
Это не был вопрос, но не ответить было невозможно. Кровавый Медведь гордо поднял голову и притворно вздохнул:
— Я не вернусь домой, пока не найду, что ищу.
— Значит, ты — Кровавый Медведь.
— Да, я Кровавый Медведь. Я и не знал, что про меня знают уже и в твоих краях.
Три Погремушки засмеялся и присел на корточки:
— У меня тут с собой кое-что вкусное. Сушеная рыба из южного океана. Немного осталось — так, на два укуса. Хочешь? — И он протянул кусок чего-то темного и рыхлого.
Кровавый Медведь взял предложенное угощение и откусил немного. Трудно было понять, приятен ли этот странный маслянистый вкус. Слишком долго пролежала рыба в суме: у него во рту слегка загорчило.
— Не бизонье мясо, конечно, — произнес торговец, — а все лучше, чем ничего.
Кровавый Медведь присел рядом с ним:
— Ты не слышал ненароком о женщине, что отправилась на юг, а? Племя Красной Руки называло ее Чистая Вода. Она убежала из моего племени с одним бердаче восемь лет тому назад.
Три Погремушки кивнул:
— И ты столько времени ищешь ее?
Кровавый Медведь бесцельным взглядом посмотрел вдаль. До горизонта простиралась выжженная солнцем земля, лишь кое-где зеленела редкая чахлая трава. В ответ на восклицание торговца он передернул плечами с наигранным равнодушием.
— Нет, я ничего не слыхал ни о какой женщине из Красной Руки. Я ведь на одном месте никогда не сижу. Я хожу вдоль горной цепи прямо на юг — до болот. Год примерно я в той стороне. Потом на год на север отправляюсь, живу с Белым Журавлем и навещаю родственников. Когда зима на исходе, меня подмывает снова в путь-дорогу отправиться, и я снова иду на юг. Четыре раза путешествовал вот так, но никогда об этой женщине ничего не слышал. Но я же не всюду бываю — еще на востоке можно искать, и на западе, да и на севере тоже.
— Она унесла с собой кое-что, что принадлежит всей Красной Руке.
— Волчью Котомку.
Сердце упало в груди Кровавого Медведя:
— Так ты знаешь!
— Да, знаю. Больше того: тебе, может, и незачем отправляться в далекие края, чтобы найти то, что ты ищешь. Прошлой весной я остановился в селении Низкого Племени Бизона у слияния Лунной Реки и Песчаной Реки. Они шутили насчет какого-то бердаче, который ест траву. Но это было прошлой весной, так что я не знаю, насколько можно полагаться на эти сведения. Ты знаешь, все новости, как бизоньи сухожилия, со временем высыхают и лопаются.
По-прежнему глядя вдаль, Кровавый Медведь нахмурил брови:
— Два Дыма имел такую привычку — травы собирать. Иногда он их жевал, но чаще всего просто в свою суму прятал.
— Что ж, может, это и он. Тот бердаче, над которым они смеялись, собирал травы. Они говорили, что у него есть священная котомка. И еще я припоминаю, что он прихрамывал. Бизон ему на ногу наступил, что ли… да, что-то в этом роде.
— Ты можешь вспомнить, с кем он жил? — Сердце Кровавого Медведя билось громко, будто большой барабан. Он с трудом сохранял наружное спокойствие: все его мускулы требовали движения.
— С людьми Тяжкого Бобра. Обычно они бродят вдоль Лунной Реки. Часто на Красную Руку нападают. Но я не сомневаюсь, что и вы в долгу не остаетесь.
— Мы не очень-то много воевали в последнее время. Душа Племени… В общем, мы ни на кого не нападали.
«Но если этот бердаче — действительно Два Дыма, все будет по-другому!»
— Знаешь, ведь именно поэтому некогда и разошлись Красная Рука и Белый Журавль. Поссорились из-за Волчьей Котомки. Я об этом не все знаю, но ведь это же очень давняя история. У нас про эту ссору до сих пор рассказывают легенды.
Кровавый Медведь встал:
— Люди Тяжкого Бобра. Они стоят у Лунной Реки.
Он помог Трем Погремушкам взвалить на спину суму и подал ему посох:
— Мне сейчас не на что с тобой мену вести, но со временем, может, у меня кое-что и появится.
Три Погремушки таинственно улыбнулся:
— Что ж, удачи тебе, Кровавый Медведь. Надеюсь, что когда-нибудь поторгую с тобой. За мою рыбу я потребую от тебя плату.
Кровавый Медведь нахмурился, думая об искалеченном бердаче и о Лунной Реке:
— Ты получишь ее сполна.
Три Погремушки помахал рукой на прощание и зашагал прочь.
Кровавый Медведь долго смотрел вслед торговцу и его собакам. Он огляделся повнимательнее: Высокие Горы находились точно на востоке. Значит, не так уж далеко к северу протекала Лунная Река. Ему оставалось лишь дойти до нее и разыскать Низкое Племя Бизона под началом этого Тяжкого Бобра.
Он быстро до них доберется. Теперь-то его ноги побегут быстро!
Волчья Котомка кружилась в Видении мальчика. Может, он и был Единым?
Из поблескивающих Спиралей донесся предостерегающий голос Зрящего Видения Волка:
— Осторожнее! Если он слишком хорошо познает вкус Силы в столь юном возрасте, он сможет отправиться по пути Тяжкого Бобра. Он ведь совсем еще ребенок.
Волчья Котомка отступила. Зрящий Видения Волка был прав. Нужно ждать, доверившись великой вселенской Спирали. Время ведь по-прежнему ничего не значит. Настоящее существует, как существовало всегда… как всегда будет существовать…
Но должно наступить и другое «настоящее»… если только у ребенка хватит сил.
Глава 4
— Ку-у-у! — громкий крик антилопы расколол висевшую в воздухе тишину.
Ветка Шалфея замахала куском белой шкуры, привязанным к палке. Она пряталась за кучей земли, которую нарыли луговые собачки, а лицо прикрывала сорванным тут же кустом. Хоть антилопы и бегали быстрее ветра, все же они не были неуязвимы. На этом и строился ее расчет.
В эти мгновения ей было не до размышлений о Видении Маленького Танцора и о его смысле. Антилопы пришли, как и предсказывал мальчик.
Она лежала на солнцепеке. Ее сильное тело своими красивыми изгибами напоминало мощную змею. Густые черные волосы отливали на солнце синеватым блеском. Рабочая одежда плотно облегала ее потное тело, подчеркивая линию полных бедер, сильные ягодицы и красивые стройные ноги. Ее широкие плечи и тонкая талия повсюду притягивали мужские взгляды. Даже старики провожали ее глазами, когда она проходила мимо, и вид этой женщины, излучавшей здоровую чувственность, заставлял биться быстрее их усталые сердца. Хотя она и родила Голодному Быку двух детей, ее живот был по-девичьи плоским, а полная высокая грудь радовала взор.
Косясь на нее, по ложу пересохшего ручья пританцовывая шла антилопа-самец. Его самка подошла еще ближе к охотнице, осторожно наклонив голову. Любопытство не давало ей покоя. Остальное стадо наблюдало издали. Часть животных двинулась вслед за передней парой, а другие приостановились и пощипывали кусты шалфея.
«Давайте, давайте, идите за ними! Вы непременно должны пойти вперед!»
Женщина запела про себя Песнь Антилопы, опасаясь Петь ее в полный голос: а вдруг ее Силы не хватит, чтобы добыть достаточно пищи для всего Племени. На мгновение ей на память пришло исхудавшее лицо сына. Если бы только ей удалось заманить антилоп в ловушку! Если бы только Голодный Бык вернулся и принес бы весть об удачной охоте на бизонов! Если бы пошел дождь! Если бы… если бы…
А угроза Тяжкого Бобра по-прежнему давила ее душу, даже теперь… Он сказал, что настали плохие времена. В самом деле, времена плохие.
Над кучей земли снова затрепетала белоснежная шкура луговой собачки.
— Ку-у-у! — закричала самка, осторожно переступая через засохший куст шалфея. Теперь уже немного им пройти осталось. С обеих сторон высились стены тщательно продуманной западни. Если животные продвинутся еще немного вперед, можно будет подать сигнал захлопнуть ловушку.
Ветка Шалфея дала самке посмотреть на подрагивавшую белую шкуру повнимательнее, а потом снова задергала палкой, отвлекая ее внимание от самца. Тут самка засеменила вперед, остальные животные последовали за ней, а самец, как и положено, приостановился, выжидая, пока за вожачихой не тронутся все самки и молодняк.
Охотница закусила губу крепкими белыми зубами. Вот уже почти что… да, да, еще чуть вперед… Ветер заиграл белой шкурой, которая принялась медленно колыхаться.
— Ку-у-у-у! — снова закричала любопытная антилопа.
В это время года стада антилоп обычно невелики. Самки только что разродились, рассыпавшись по густым зарослям шалфея, чтобы спрятать малышей-двойняшек от койотов, волков и орлов, пока они не всосут в себя вместе с материнским молоком достаточно сил, чтобы бегать, как ветер. И вот теперь стада постепенно собирались вновь: с подросшими детенышами матери чувствовали себя безопаснее, когда сразу много глаз и ушей были готовы заметить приближение врага.
Самец зашел за кусты, стоявшие на самом краю западни. Вожачиха подошла к нему еще ближе, навострив уши и настороженно переступая тонкими ногами. Она пока не подала сигнала зеркалом — белым пятном на заду, не прокричала приказа вернуться назад. А стены ловушки вздымались с обеих сторон все выше…
Ветка Шалфея облизнула полные красные губы и наполнила легкие воздухом. Сердце бешено заколотилось у нее в груди. Она закричала, что было сил, в совершенстве подражая реву лося-самца.
Антилопа-вожачиха подпрыгнула, прянула и, закинув голову, встревоженно побежала. Из замаскированных ям, вырытых у начала стен ловушки, повыскакивали женщины и дети; они визжали, кричали, вопили на бегу, стараясь перекрыть животным путь к отступлению.
Вожачиха в страхе засигналила широким белым зеркалом, попыталась рвануться в сторону, но натолкнулась на прочную стену из плотно переплетенных ветвей. Она затрепетала и загарцевала на месте; перепуганное стадо ринулось к ней.
Ветка Шалфея выжидала, сжав кулаки и закусив губу. Когда женщины и дети отрезали антилопам путь к отступлению, ее сердце заколотилось еще сильнее. Охотницы надвигались с криками и пением, загоняя животных в самое узкое место ловушки. Вожачиха обернулась и, увидав, что выход остается только один, устремилась по узкой тропе прямо к каньону. Когда антилопы побежали мимо нее, женщина невольно задрожала от радости при виде их стремительных тел. Она сжала в руке оружие, ощущая внутри своего тела счастливую судорогу, похожую на оргазм. Поднялась с земли. Вокруг клубилась пыль, поднятая пробежавшим стадом. Она побежала вслед за ним; черные волосы развевались по ветру. У края обрыва остановилась: уж теперь-то добыче было не уйти! Антилопы были загнаны в западню, из которой не было выхода.
Она ждала, выставив вперед длинный дротик — на тот случай, если стадо бегом устремится обратно.
— Получилось! — Огонь-в-Ночи, толстый пятнадцатилетний подросток, стал рядом с ней. Несмотря на свою комплекцию, он был ловок и проворен. С трудом переводя дух, Огонь-в-Ночи ждал, держа дротики наготове. Сначала он не решался принять участие в охоте: его смущали злобные замечания Тяжкого Бобра о женщинах-охотницах. Теперь же он, казалось, и думать забыл о своих опасениях.
— Ты их удержишь с этой стороны? Может, еще Бросает-Скалы позвать на подмогу? Если они вырвутся, нам всем снова придется голодать.
— Мы справимся. Ради такого дела стоит Запеть.
Она усмехнулась, хлопнула подростка по плечу и принялась карабкаться вверх на террасу, где столпились антилопы. Они едва умещались там; повертевшись на одном месте, животные побежали обратно по узкому проходу.
Ветка Шалфея размахнулась, прицелилась и метнула дротик со всей силой, на какую было способно ее гибкое сильное тело. Точно нацеленное оружие пронзило бок антилопы-вожачихи, которая так и замерла на месте. Она зашаталась и рухнула на землю. Стадо с разбегу налетело на агонизирующую самку. Молодняк кричал от тоски и страха. Антилопы, толкаясь и спотыкаясь в давке, изо всех сил вдавливали копыта в землю, стремясь вырваться из западни. Пыль поднялась столбом; Ветка Шалфея метнула еще один дротик, убив пробегавшую недалеко самку. Рядом с охотницей встали ее товарки, с громкими криками и азартными воплями метавшие дротики в узкий проход, где было зажато стадо. В смертельном ужасе несколько животных, перескочив через тела умирающих соплеменников, попытались убежать от смертоносных дротиков.
Истощив свой запас оружия, Ветка Шалфея улыбалась довольной улыбкой, глядя на груду агонизирующих тел. Грязь и пот стекали с ее лица, а в сердце пела радость. Она подобрала с земли свой мешок с орудиями для разделки туш.
Теперь младенцам уже не придется погибать, как погиб ребенок Танцующей Оленихи. По ночам Племя не будет мучиться от голода. На какое-то время еды хватит всем. Подновить старую ловушку оказалось совсем не трудным делом. Занимались они этой работой тайком, чтобы кто-нибудь не разболтал. Она никак не могла отвлечься от слов Терпкой Вишни, предупреждавшей ее, как опасно недооценивать Силу Тяжкого Бобра. Ей не удавалось ни на мгновение забыть, как он пообещал наказать ее в ту ночь, когда с таким трудом разродилась Танцующая Олениха.
— Эй, ты первая! — крикнула Шутки-Шутит, предлагая ей, в знак почета, первой попробовать мясо. — Ведь это ты все придумала.
От удовольствия Ветка Шалфея слегка покраснела. Да, она пошла наперекор Тяжкому Бобру, взяла на себя ответственность за всю эту затею. Она не могла поступить иначе, когда увидела, что антилопы заворачивают в сторону реки. Старая ловушка находилась так близко от тропы, по которой должны были пройти антилопы, что грех было бы не воспользоваться такой редкой удачей. Она яростно убеждала подруг выйти на охоту, а голодный блеск в глазах детей придавал дополнительный вес ее доводам. Преодолев сомнения и робость, Племя все же пошло за ней.
Ветка Шалфея улыбнулась в ответ на улыбку жены Черного Ворона и спрыгнула на пыльную тропу. Перед ней на земле лежала умиравшая с тяжким хрипением антилопа-вожачиха. Из ноздрей у нее выступила кровавая пена. При каждом вздохе торчавшее из бока древко резко вздрагивало.
Она склонилась над агонизирующим животным и погладила его по голове:
— Прости меня, Мать. Так уж устроено, что люди, как и антилопы, не могут жить без еды. Благослови нас употребить в пищу твою плоть. Да вознесется твоя душа, подобно ветру, чтобы Танцевать среди звезд.
Судорожно забившаяся было антилопа обмякла. Взгляд глубоких карих глаз был устремлен на нее — казалось, что антилопа верила в существование Звездной Паутины, сотканной Вышним Мудрецом.
Женщина подняла над головой тяжелый камень. С ловкостью, которую придает долгий опыт, она с размаху ударила по голове антилопы. Удар отозвался в ее памяти страшным отголоском — звуком, который издает младенческий череп, раскалываясь о нагретую солнцем скалу.
Теперь все принялись за работу по-настоящему. Широко улыбаясь, перешучиваясь и напевая, люди Племени разделывали добытое мясо. Голодные рты поглощали печень прямо на месте. Друзьям и помощникам непрерывно предлагали угощение. Никого не смущала красная кровь, стекавшая по подбородкам. В липкой жидкости жизни перемазались все с ног до головы. Старухи принялись разрезать на полоски филейные части. В тенистом каньоне треск каменных ножей, рубивших кости, мешался с веселым смехом.
— Режьте побыстрее, — командовала Терпкая Вишня. — Жара такая стоит — мясо надо сразу же заготовить. Разложите его в шалфее. Замешкаетесь, так больше червям достанется, чем Племени!
Ветка Шалфея прогнулась назад, чтобы дать отдых уставшей от наклонного положения спине. На зубах у нее скрипела пыль, а на языке ощущался вкус победы, крови и сырой свежей печени.
— Сколько мы их убили? — Она вытерла пот, мешавшийся с кровью на красивом лице.
— Трижды по десять пальцев. Бросает-Скалы и Огонь-в-Ночи ни одной антилопе убежать не дали.
Своим камнем Ветка Шалфея разбила тазовую кость и раздвинула ноги антилопы, чтобы легче добраться до мяса. С помощью острой каменной пластинки она разрезала сухожилия и кожу, разбила крестец и подрезала шкуру. Наконец она протянула наверх последний кусок добытого ею мяса. На земле оставалось лишь жидкое месиво из крови, пыли и шерсти. Уцепившись за чью-то измазанную в крови руку, Ветка Шалфея вскарабкалась по неровному склону каньона и невольно зажмурилась от яркого света послеполуденного солнца.
Вокруг кусты прогибались под тяжестью длинных полос мяса, развешенных для сушки. Дети бегали и резвились тут же, размахивая руками и сгоняя мух с влажного мяса.
— Видишь теперь? Ты мне не поверила, а я знал, что они придут. Я сидел на холме и чувствовал, как они движутся.
Ветка Шалфея с улыбкой обернулась на голос и увидела Маленького Танцора, который припрыгивал на месте и отгонял мух с окровавленного куста, крича:
— Смотри! Смотри! Еда! Еда для всех!
— Эй, поосторожнее! Гляди, как ты машешь! Ты мясо с веток собьешь! Только насыпь песка в мясо, и я тебя его есть заставлю!
Он слегка успокоился. Мать невольно засмеялась от счастья, переполнявшего ее душу. Да, еды хватит на всех! Все смогут наесться досыта. И может быть… может быть, Голодный Бык с Тремя Пальцами и Черным Вороном загнали несколько бизонов в ловушку. А может, какой-нибудь еще из охотничьих отрядов, отправившихся в разных направлениях в поисках добычи, смог обнаружить стадо…
Она прикрыла глаза рукой и посмотрела на горные вершины, синевшие на юго-западе. Снег лежал очень высоко — выше, чем-когда либо за последнюю зиму. А внизу, у главного селения, реку можно было перейти вброд: вода была не выше колен. Даже хлопковые деревья казались пыльными и увядшими: молодые листья были более темного оттенка, чем всегда. А ветер все дул и дул с юго-запада — горячий и сухой ветер, высасывавший из земли последние капли влаги.
— Ветка Шалфея!
Она обернулась на негромкий зов и увидела Луговую Тетерку, подававшую ей знаки снизу. Три человека не торопясь пробирались сквозь заросли шалфея. Ей не нужно было всматриваться, чтобы узнать неуклюжую походку Тяжкого Бобра.
— Мне кажется, самая пора уходить отсюда… спрятаться где-нибудь в каньоне, — невесело произнесла Шутки-Шутит.
— Нет. Ничего такого не нужно. — Ветка Шалфея гордо выпрямилась, хотя в животе у нее все сжалось. — Я пойду скажу ему пару слов, пока он сюда не добрался. Так что вы все окажетесь как бы и ни при чем.
— Будь осторожна, — предупредила слышавшая этот разговор Терпкая Вишня. — Не раздражай его понапрасну. Ты ведь помнишь, что случилось той ночью. Не приводи его в бешенство. Не говори ничего такого, что заставит его тебя Проклясть. Ты ведь знаешь, что он и так не очень-то хорошо к женщинам относится.
— Да, я знаю.
Ее горло сжало предчувствие беды. Собрав воедино всю свою волю, она заставила себя пойти ровным шагом навстречу Тяжкому Бобру. Вслед за ним шел старый Два Лося, тревожно приподняв плечи. Замыкала шествие жена Тяжкого Бобра, Красная Яшма, шагавшая глядя в землю. Ее полные губы надулись в гримаску обиды.
Тяжкий Бобр остановился, выпрямился и уставился на ослушницу своими неподвижными глазами, в которых не отражалось никаких чувств — ни добрых, ни злых.
— Рада видеть, что ты вернулся, Тяжкий Бобр. Хороши ли оказались твои Видения?
Он слегка качнул головой. Толстые плоские губы чуть искривились неприязнью:
— Видения тебя не касаются, женщина. А я вот не понимаю, что это происходит у тебя за спиной.
Ветка Шалфея замахала куском белой шкуры, привязанным к палке. Она пряталась за кучей земли, которую нарыли луговые собачки, а лицо прикрывала сорванным тут же кустом. Хоть антилопы и бегали быстрее ветра, все же они не были неуязвимы. На этом и строился ее расчет.
В эти мгновения ей было не до размышлений о Видении Маленького Танцора и о его смысле. Антилопы пришли, как и предсказывал мальчик.
Она лежала на солнцепеке. Ее сильное тело своими красивыми изгибами напоминало мощную змею. Густые черные волосы отливали на солнце синеватым блеском. Рабочая одежда плотно облегала ее потное тело, подчеркивая линию полных бедер, сильные ягодицы и красивые стройные ноги. Ее широкие плечи и тонкая талия повсюду притягивали мужские взгляды. Даже старики провожали ее глазами, когда она проходила мимо, и вид этой женщины, излучавшей здоровую чувственность, заставлял биться быстрее их усталые сердца. Хотя она и родила Голодному Быку двух детей, ее живот был по-девичьи плоским, а полная высокая грудь радовала взор.
Косясь на нее, по ложу пересохшего ручья пританцовывая шла антилопа-самец. Его самка подошла еще ближе к охотнице, осторожно наклонив голову. Любопытство не давало ей покоя. Остальное стадо наблюдало издали. Часть животных двинулась вслед за передней парой, а другие приостановились и пощипывали кусты шалфея.
«Давайте, давайте, идите за ними! Вы непременно должны пойти вперед!»
Женщина запела про себя Песнь Антилопы, опасаясь Петь ее в полный голос: а вдруг ее Силы не хватит, чтобы добыть достаточно пищи для всего Племени. На мгновение ей на память пришло исхудавшее лицо сына. Если бы только ей удалось заманить антилоп в ловушку! Если бы только Голодный Бык вернулся и принес бы весть об удачной охоте на бизонов! Если бы пошел дождь! Если бы… если бы…
А угроза Тяжкого Бобра по-прежнему давила ее душу, даже теперь… Он сказал, что настали плохие времена. В самом деле, времена плохие.
Над кучей земли снова затрепетала белоснежная шкура луговой собачки.
— Ку-у-у! — закричала самка, осторожно переступая через засохший куст шалфея. Теперь уже немного им пройти осталось. С обеих сторон высились стены тщательно продуманной западни. Если животные продвинутся еще немного вперед, можно будет подать сигнал захлопнуть ловушку.
Ветка Шалфея дала самке посмотреть на подрагивавшую белую шкуру повнимательнее, а потом снова задергала палкой, отвлекая ее внимание от самца. Тут самка засеменила вперед, остальные животные последовали за ней, а самец, как и положено, приостановился, выжидая, пока за вожачихой не тронутся все самки и молодняк.
Охотница закусила губу крепкими белыми зубами. Вот уже почти что… да, да, еще чуть вперед… Ветер заиграл белой шкурой, которая принялась медленно колыхаться.
— Ку-у-у-у! — снова закричала любопытная антилопа.
В это время года стада антилоп обычно невелики. Самки только что разродились, рассыпавшись по густым зарослям шалфея, чтобы спрятать малышей-двойняшек от койотов, волков и орлов, пока они не всосут в себя вместе с материнским молоком достаточно сил, чтобы бегать, как ветер. И вот теперь стада постепенно собирались вновь: с подросшими детенышами матери чувствовали себя безопаснее, когда сразу много глаз и ушей были готовы заметить приближение врага.
Самец зашел за кусты, стоявшие на самом краю западни. Вожачиха подошла к нему еще ближе, навострив уши и настороженно переступая тонкими ногами. Она пока не подала сигнала зеркалом — белым пятном на заду, не прокричала приказа вернуться назад. А стены ловушки вздымались с обеих сторон все выше…
Ветка Шалфея облизнула полные красные губы и наполнила легкие воздухом. Сердце бешено заколотилось у нее в груди. Она закричала, что было сил, в совершенстве подражая реву лося-самца.
Антилопа-вожачиха подпрыгнула, прянула и, закинув голову, встревоженно побежала. Из замаскированных ям, вырытых у начала стен ловушки, повыскакивали женщины и дети; они визжали, кричали, вопили на бегу, стараясь перекрыть животным путь к отступлению.
Вожачиха в страхе засигналила широким белым зеркалом, попыталась рвануться в сторону, но натолкнулась на прочную стену из плотно переплетенных ветвей. Она затрепетала и загарцевала на месте; перепуганное стадо ринулось к ней.
Ветка Шалфея выжидала, сжав кулаки и закусив губу. Когда женщины и дети отрезали антилопам путь к отступлению, ее сердце заколотилось еще сильнее. Охотницы надвигались с криками и пением, загоняя животных в самое узкое место ловушки. Вожачиха обернулась и, увидав, что выход остается только один, устремилась по узкой тропе прямо к каньону. Когда антилопы побежали мимо нее, женщина невольно задрожала от радости при виде их стремительных тел. Она сжала в руке оружие, ощущая внутри своего тела счастливую судорогу, похожую на оргазм. Поднялась с земли. Вокруг клубилась пыль, поднятая пробежавшим стадом. Она побежала вслед за ним; черные волосы развевались по ветру. У края обрыва остановилась: уж теперь-то добыче было не уйти! Антилопы были загнаны в западню, из которой не было выхода.
Она ждала, выставив вперед длинный дротик — на тот случай, если стадо бегом устремится обратно.
— Получилось! — Огонь-в-Ночи, толстый пятнадцатилетний подросток, стал рядом с ней. Несмотря на свою комплекцию, он был ловок и проворен. С трудом переводя дух, Огонь-в-Ночи ждал, держа дротики наготове. Сначала он не решался принять участие в охоте: его смущали злобные замечания Тяжкого Бобра о женщинах-охотницах. Теперь же он, казалось, и думать забыл о своих опасениях.
— Ты их удержишь с этой стороны? Может, еще Бросает-Скалы позвать на подмогу? Если они вырвутся, нам всем снова придется голодать.
— Мы справимся. Ради такого дела стоит Запеть.
Она усмехнулась, хлопнула подростка по плечу и принялась карабкаться вверх на террасу, где столпились антилопы. Они едва умещались там; повертевшись на одном месте, животные побежали обратно по узкому проходу.
Ветка Шалфея размахнулась, прицелилась и метнула дротик со всей силой, на какую было способно ее гибкое сильное тело. Точно нацеленное оружие пронзило бок антилопы-вожачихи, которая так и замерла на месте. Она зашаталась и рухнула на землю. Стадо с разбегу налетело на агонизирующую самку. Молодняк кричал от тоски и страха. Антилопы, толкаясь и спотыкаясь в давке, изо всех сил вдавливали копыта в землю, стремясь вырваться из западни. Пыль поднялась столбом; Ветка Шалфея метнула еще один дротик, убив пробегавшую недалеко самку. Рядом с охотницей встали ее товарки, с громкими криками и азартными воплями метавшие дротики в узкий проход, где было зажато стадо. В смертельном ужасе несколько животных, перескочив через тела умирающих соплеменников, попытались убежать от смертоносных дротиков.
Истощив свой запас оружия, Ветка Шалфея улыбалась довольной улыбкой, глядя на груду агонизирующих тел. Грязь и пот стекали с ее лица, а в сердце пела радость. Она подобрала с земли свой мешок с орудиями для разделки туш.
Теперь младенцам уже не придется погибать, как погиб ребенок Танцующей Оленихи. По ночам Племя не будет мучиться от голода. На какое-то время еды хватит всем. Подновить старую ловушку оказалось совсем не трудным делом. Занимались они этой работой тайком, чтобы кто-нибудь не разболтал. Она никак не могла отвлечься от слов Терпкой Вишни, предупреждавшей ее, как опасно недооценивать Силу Тяжкого Бобра. Ей не удавалось ни на мгновение забыть, как он пообещал наказать ее в ту ночь, когда с таким трудом разродилась Танцующая Олениха.
— Эй, ты первая! — крикнула Шутки-Шутит, предлагая ей, в знак почета, первой попробовать мясо. — Ведь это ты все придумала.
От удовольствия Ветка Шалфея слегка покраснела. Да, она пошла наперекор Тяжкому Бобру, взяла на себя ответственность за всю эту затею. Она не могла поступить иначе, когда увидела, что антилопы заворачивают в сторону реки. Старая ловушка находилась так близко от тропы, по которой должны были пройти антилопы, что грех было бы не воспользоваться такой редкой удачей. Она яростно убеждала подруг выйти на охоту, а голодный блеск в глазах детей придавал дополнительный вес ее доводам. Преодолев сомнения и робость, Племя все же пошло за ней.
Ветка Шалфея улыбнулась в ответ на улыбку жены Черного Ворона и спрыгнула на пыльную тропу. Перед ней на земле лежала умиравшая с тяжким хрипением антилопа-вожачиха. Из ноздрей у нее выступила кровавая пена. При каждом вздохе торчавшее из бока древко резко вздрагивало.
Она склонилась над агонизирующим животным и погладила его по голове:
— Прости меня, Мать. Так уж устроено, что люди, как и антилопы, не могут жить без еды. Благослови нас употребить в пищу твою плоть. Да вознесется твоя душа, подобно ветру, чтобы Танцевать среди звезд.
Судорожно забившаяся было антилопа обмякла. Взгляд глубоких карих глаз был устремлен на нее — казалось, что антилопа верила в существование Звездной Паутины, сотканной Вышним Мудрецом.
Женщина подняла над головой тяжелый камень. С ловкостью, которую придает долгий опыт, она с размаху ударила по голове антилопы. Удар отозвался в ее памяти страшным отголоском — звуком, который издает младенческий череп, раскалываясь о нагретую солнцем скалу.
Теперь все принялись за работу по-настоящему. Широко улыбаясь, перешучиваясь и напевая, люди Племени разделывали добытое мясо. Голодные рты поглощали печень прямо на месте. Друзьям и помощникам непрерывно предлагали угощение. Никого не смущала красная кровь, стекавшая по подбородкам. В липкой жидкости жизни перемазались все с ног до головы. Старухи принялись разрезать на полоски филейные части. В тенистом каньоне треск каменных ножей, рубивших кости, мешался с веселым смехом.
— Режьте побыстрее, — командовала Терпкая Вишня. — Жара такая стоит — мясо надо сразу же заготовить. Разложите его в шалфее. Замешкаетесь, так больше червям достанется, чем Племени!
Ветка Шалфея прогнулась назад, чтобы дать отдых уставшей от наклонного положения спине. На зубах у нее скрипела пыль, а на языке ощущался вкус победы, крови и сырой свежей печени.
— Сколько мы их убили? — Она вытерла пот, мешавшийся с кровью на красивом лице.
— Трижды по десять пальцев. Бросает-Скалы и Огонь-в-Ночи ни одной антилопе убежать не дали.
Своим камнем Ветка Шалфея разбила тазовую кость и раздвинула ноги антилопы, чтобы легче добраться до мяса. С помощью острой каменной пластинки она разрезала сухожилия и кожу, разбила крестец и подрезала шкуру. Наконец она протянула наверх последний кусок добытого ею мяса. На земле оставалось лишь жидкое месиво из крови, пыли и шерсти. Уцепившись за чью-то измазанную в крови руку, Ветка Шалфея вскарабкалась по неровному склону каньона и невольно зажмурилась от яркого света послеполуденного солнца.
Вокруг кусты прогибались под тяжестью длинных полос мяса, развешенных для сушки. Дети бегали и резвились тут же, размахивая руками и сгоняя мух с влажного мяса.
— Видишь теперь? Ты мне не поверила, а я знал, что они придут. Я сидел на холме и чувствовал, как они движутся.
Ветка Шалфея с улыбкой обернулась на голос и увидела Маленького Танцора, который припрыгивал на месте и отгонял мух с окровавленного куста, крича:
— Смотри! Смотри! Еда! Еда для всех!
— Эй, поосторожнее! Гляди, как ты машешь! Ты мясо с веток собьешь! Только насыпь песка в мясо, и я тебя его есть заставлю!
Он слегка успокоился. Мать невольно засмеялась от счастья, переполнявшего ее душу. Да, еды хватит на всех! Все смогут наесться досыта. И может быть… может быть, Голодный Бык с Тремя Пальцами и Черным Вороном загнали несколько бизонов в ловушку. А может, какой-нибудь еще из охотничьих отрядов, отправившихся в разных направлениях в поисках добычи, смог обнаружить стадо…
Она прикрыла глаза рукой и посмотрела на горные вершины, синевшие на юго-западе. Снег лежал очень высоко — выше, чем-когда либо за последнюю зиму. А внизу, у главного селения, реку можно было перейти вброд: вода была не выше колен. Даже хлопковые деревья казались пыльными и увядшими: молодые листья были более темного оттенка, чем всегда. А ветер все дул и дул с юго-запада — горячий и сухой ветер, высасывавший из земли последние капли влаги.
— Ветка Шалфея!
Она обернулась на негромкий зов и увидела Луговую Тетерку, подававшую ей знаки снизу. Три человека не торопясь пробирались сквозь заросли шалфея. Ей не нужно было всматриваться, чтобы узнать неуклюжую походку Тяжкого Бобра.
— Мне кажется, самая пора уходить отсюда… спрятаться где-нибудь в каньоне, — невесело произнесла Шутки-Шутит.
— Нет. Ничего такого не нужно. — Ветка Шалфея гордо выпрямилась, хотя в животе у нее все сжалось. — Я пойду скажу ему пару слов, пока он сюда не добрался. Так что вы все окажетесь как бы и ни при чем.
— Будь осторожна, — предупредила слышавшая этот разговор Терпкая Вишня. — Не раздражай его понапрасну. Ты ведь помнишь, что случилось той ночью. Не приводи его в бешенство. Не говори ничего такого, что заставит его тебя Проклясть. Ты ведь знаешь, что он и так не очень-то хорошо к женщинам относится.
— Да, я знаю.
Ее горло сжало предчувствие беды. Собрав воедино всю свою волю, она заставила себя пойти ровным шагом навстречу Тяжкому Бобру. Вслед за ним шел старый Два Лося, тревожно приподняв плечи. Замыкала шествие жена Тяжкого Бобра, Красная Яшма, шагавшая глядя в землю. Ее полные губы надулись в гримаску обиды.
Тяжкий Бобр остановился, выпрямился и уставился на ослушницу своими неподвижными глазами, в которых не отражалось никаких чувств — ни добрых, ни злых.
— Рада видеть, что ты вернулся, Тяжкий Бобр. Хороши ли оказались твои Видения?
Он слегка качнул головой. Толстые плоские губы чуть искривились неприязнью:
— Видения тебя не касаются, женщина. А я вот не понимаю, что это происходит у тебя за спиной.