Страница:
— Я все же мужчина! — объяснил он, скрывая замешательство под личиной гнева. — Тут уж никакие Сновидения не помогут.
— Да уж конечно, ты мужчина! — сухо кашлянула она. — Кажется, у всех вас Только одно на уме! — Помолчав, она добавила:
— Но уж прости старуху! Когда люди совокупляются, это — часть Танца.
Стоя по подбородок в воде, он руками создавал вокруг себя волны, стараясь таким образом скрыть от глаз Цапли свое тело. Постепенно страсть его охладилась; он почувствовал себя лучше.
— Я не о тебе думал.
Она села на камень, оставаясь по пояс в воде.
— А, о молодой женщине? — Она оглянулась на ивы еле видные отсюда сквозь струи гейзера. — Женщина эта ждет тебя?
— Нет… Кричащий Петухом взял ее в жены. — Он залился краской смущения. — Она поела волчьего мяса, приняла мой Сон… но ушла с ним. Жена не должна…
— Уходить с другим мужчиной, — закончила она. — Не должна, но могла бы…
— Это принесло бы ей бесчестье. Она бы никогда…
— Скорее она боялась Кричащего Петухом. Страхом он и держал ее. — Цапля выжала мокрые волосы. — Что это я вижу у тебя в глазах? Несчастная любовь?
— Не надо об этом, — оборвал он. Боль разлуки с Пляшущей Лисой снова обожгла его. Цапля кивнула:
— Я не хочу ранить тебя… Ее любовь — это твое бремя.
— Бремя? — удивился он. — Да это мое единственное утешение.
— Думаю, скоро ты будешь смотреть на это иначе.
— Разве сама ты никогда не любила? А твой Медвежий Охотник? — выпалил он и тут же пожалел о сказанном.
Она задумчиво поглядела на него и, немного помолчав, ответила:
— Да, любила. Все бы для него отдала. Хотела убить Обрубленную Ветвь, когда она увела его от меня.
— Почему же ты не вернулась? И… да ведь с твоей красотой ты бы могла найти себе любого… любой мужчина согласился бы поселиться здесь с тобой.
Она покачала головой и вздохнула:
— Нет, никаких мужчин. — Поглядев на небо, она безмолвно пошевелила губами, а потом произнесла:
— Волчий Сновидец, ты должен это знать. Сны — настоящие Сны — не оставляют места для любви. Когда мужчина и женщина вдвоем, они — часть друг друга. Радости и беды другого становятся твоими. Рождаются дети. Этого не миновать. Дети требуют заботы — и больше уже ни на что не остается сил. Чтобы превратить дитя из звереныша в человеческое существо, нужна тяжкая работа. Дети не могут ждать, они требуют тебя сию минуту. И уж тут не до Снов, коли ребенок хочет есть, или задает вопрос, или порезался острым камешком.
— Потому ты так и осталась здесь?
— Потому и осталась. Ни мужчин, ни забот. Здесь я наедине с моими мыслями и Снами. Я решила это, когда Медвежий Охотник сошелся с Обрубленной Ветвью. — Она грустно улыбнулась:
— Тогда мне было очень трудно, ведь я была молодая. Я не хотела больше видеть его… и ее.
— А теперь она здесь. Цапля встряхнула головой:
— Это все было давно. Долгая Тьма много раз сменилась с тех пор, как он умер. И я, и Обрубленная Ветвь — мы обе изменились. И еще — она привела ко мне другого человека. Который для меня поважней всех любовников, что были у меня и могли бы быть. Гадать-то можно сколько угодно, что бы случилось, если бы да кабы… Но на самом-то деле все это было предопределено. Может, ты позвал меня еще тогда, до своего рождения.
Он нахмурился и поднялся на камень рядом с ней.
— А ты уверена, что это я был в твоем Сне? Она вздохнула всей грудью:
— Ты сейчас важен для Народа, как никто. Может, мы все умрем, если ты не найдешь этот проход в Великом Леднике.
Беспокойство охватило его. Ерзая на щербатом камне, он спросил:
— А как же быть с Пляшущей Лисой? Она занимает все мои мысли. Я не могу сосредото….
— Тебе выбирать, Волчий Сновидец. — Ее карие глаза были непроницаемы. — Тебе дано многое. Дар твой могуч. Я вижу, как ты меняешься. Того человека, которого она помнит, больше нет. Когда вы встретитесь, она тебя не узнает. Поймет ли она, в чем дело? И захочешь ли ты сам вернуться к тому, что было до Снов?
— Скажи мне ты. Ты прошла через это.
— У меня нет для тебя готового ответа, но видеть Сон — это все равно что наесться священной травы. Один раз попробуешь — и уже не отвыкнешь. Это наполняет тебя, ведет тебя, правит тобой…
— Всегда? И не будет времени даже… Он нахмурился и погрузился в раздумья.
— Тяжелая цена за…
— Страшная цена!
Он сидел упершись в колено подбородком и не мигая глядел в ее полные печали глаза. Седые мокрые космы спадали ей на грудь. Она печально улыбалась.
— Стоит ли этого спасение Народа?
27
28
29
— Да уж конечно, ты мужчина! — сухо кашлянула она. — Кажется, у всех вас Только одно на уме! — Помолчав, она добавила:
— Но уж прости старуху! Когда люди совокупляются, это — часть Танца.
Стоя по подбородок в воде, он руками создавал вокруг себя волны, стараясь таким образом скрыть от глаз Цапли свое тело. Постепенно страсть его охладилась; он почувствовал себя лучше.
— Я не о тебе думал.
Она села на камень, оставаясь по пояс в воде.
— А, о молодой женщине? — Она оглянулась на ивы еле видные отсюда сквозь струи гейзера. — Женщина эта ждет тебя?
— Нет… Кричащий Петухом взял ее в жены. — Он залился краской смущения. — Она поела волчьего мяса, приняла мой Сон… но ушла с ним. Жена не должна…
— Уходить с другим мужчиной, — закончила она. — Не должна, но могла бы…
— Это принесло бы ей бесчестье. Она бы никогда…
— Скорее она боялась Кричащего Петухом. Страхом он и держал ее. — Цапля выжала мокрые волосы. — Что это я вижу у тебя в глазах? Несчастная любовь?
— Не надо об этом, — оборвал он. Боль разлуки с Пляшущей Лисой снова обожгла его. Цапля кивнула:
— Я не хочу ранить тебя… Ее любовь — это твое бремя.
— Бремя? — удивился он. — Да это мое единственное утешение.
— Думаю, скоро ты будешь смотреть на это иначе.
— Разве сама ты никогда не любила? А твой Медвежий Охотник? — выпалил он и тут же пожалел о сказанном.
Она задумчиво поглядела на него и, немного помолчав, ответила:
— Да, любила. Все бы для него отдала. Хотела убить Обрубленную Ветвь, когда она увела его от меня.
— Почему же ты не вернулась? И… да ведь с твоей красотой ты бы могла найти себе любого… любой мужчина согласился бы поселиться здесь с тобой.
Она покачала головой и вздохнула:
— Нет, никаких мужчин. — Поглядев на небо, она безмолвно пошевелила губами, а потом произнесла:
— Волчий Сновидец, ты должен это знать. Сны — настоящие Сны — не оставляют места для любви. Когда мужчина и женщина вдвоем, они — часть друг друга. Радости и беды другого становятся твоими. Рождаются дети. Этого не миновать. Дети требуют заботы — и больше уже ни на что не остается сил. Чтобы превратить дитя из звереныша в человеческое существо, нужна тяжкая работа. Дети не могут ждать, они требуют тебя сию минуту. И уж тут не до Снов, коли ребенок хочет есть, или задает вопрос, или порезался острым камешком.
— Потому ты так и осталась здесь?
— Потому и осталась. Ни мужчин, ни забот. Здесь я наедине с моими мыслями и Снами. Я решила это, когда Медвежий Охотник сошелся с Обрубленной Ветвью. — Она грустно улыбнулась:
— Тогда мне было очень трудно, ведь я была молодая. Я не хотела больше видеть его… и ее.
— А теперь она здесь. Цапля встряхнула головой:
— Это все было давно. Долгая Тьма много раз сменилась с тех пор, как он умер. И я, и Обрубленная Ветвь — мы обе изменились. И еще — она привела ко мне другого человека. Который для меня поважней всех любовников, что были у меня и могли бы быть. Гадать-то можно сколько угодно, что бы случилось, если бы да кабы… Но на самом-то деле все это было предопределено. Может, ты позвал меня еще тогда, до своего рождения.
Он нахмурился и поднялся на камень рядом с ней.
— А ты уверена, что это я был в твоем Сне? Она вздохнула всей грудью:
— Ты сейчас важен для Народа, как никто. Может, мы все умрем, если ты не найдешь этот проход в Великом Леднике.
Беспокойство охватило его. Ерзая на щербатом камне, он спросил:
— А как же быть с Пляшущей Лисой? Она занимает все мои мысли. Я не могу сосредото….
— Тебе выбирать, Волчий Сновидец. — Ее карие глаза были непроницаемы. — Тебе дано многое. Дар твой могуч. Я вижу, как ты меняешься. Того человека, которого она помнит, больше нет. Когда вы встретитесь, она тебя не узнает. Поймет ли она, в чем дело? И захочешь ли ты сам вернуться к тому, что было до Снов?
— Скажи мне ты. Ты прошла через это.
— У меня нет для тебя готового ответа, но видеть Сон — это все равно что наесться священной травы. Один раз попробуешь — и уже не отвыкнешь. Это наполняет тебя, ведет тебя, правит тобой…
— Всегда? И не будет времени даже… Он нахмурился и погрузился в раздумья.
— Тяжелая цена за…
— Страшная цена!
Он сидел упершись в колено подбородком и не мигая глядел в ее полные печали глаза. Седые мокрые космы спадали ей на грудь. Она печально улыбалась.
— Стоит ли этого спасение Народа?
27
Побеги молодых берез и ив проглядывали сквозь горячий пар, поднимавшийся от ключей, и тянулись в ярко-синее небо. Желтовато-зеленые лишайники, облепившие прибрежные камни, блестели в золотых лучах солнца.
Волчий Сновидец отбросил со лба потные пряди волос. Лицо его тоже блестело от пота. Он с любопытством глядел на Обрубленную Ветвь, давившую плоским камнем высушенные тела земляных белок. Полученный таким образом порошок она смешивала с давленными ягодами и все это запихивала горстями в кишку карибу, то и дело подливая туда горячего жира. Она все заталкивала прутиком эту смесь в кишку, пока та не наполнилась.
А его одолевали тревожные раздумья. Они опять охотились, погружаясь в Сон и вызывая карибу. И в это мгновение ему показалось, что он слышит какой-то отзвук голоса Единого. Но вправду ли это было? Не почудилось ли ему? Он услышал сзади шаги ступающей по камням Цапли и, повернувшись, улыбнулся ей.
— Идем, — сказала она, приглашая его в свою пещеру. Она кинула ему новый плащ из отлично выделанной кожи; он успел поймать его на лету.
— Мухи улетают Мороз спугнул их. Сколько дней ты не ел?
— Три.
— Продолжай. Еще по меньшей мере один день. Вспоминай Танец. Погружайся в Сон.
Он накинул плащ и опустил глаза. Он боялся смотреть на нее.
— В этот раз я все время сам вызывал их, правда? Она задумчиво поглядела на него:
— Я ничего не делала. Ты позвал их. Они пришли. На зиму нам мяса хватит. И жира для холодов тоже.
— Мне показалось… — Он замялся. А вдруг это была ошибка и она засмеет его?
— Что?
— Было мгновение, когда мне показалось, что я слышу дыхание Единого.
— Как это звучало?
— Собственно… это никак не звучало. Она криво улыбнулась:
— Тогда, может быть, ты и впрямь слышал это. То, что мы называем «голосом», есть и у животных. Но разве там, в глубине, существует что-то подобное? — Глаза ее затуманились, и она отослала его прочь движением руки. — Иди и погрузись в Сон. Думай об этом. О том, что ты услышал.
С нелегким сердцем вышел он на свет и направился на запад, в сторону заледенелых горных вершин. Она всегда так делала, заставляя его самого разбираться в том, что было действительно важно… и не имело простого ответа. Действительно ли олени пришли на его зов? Слышал ли он на самом деле голос Единого, голос Единой Жизни? Или они просто случайно забрели в его ловушку? Где истина?
В этом году чумы выглядели невзрачно — они разрушились, износились, и с наступлением лета их едва подлатали. Пляшущая Лиса медленно ступала по тропе, за ней ковыляла старуха Кого-ток. Последнее время она заметно ослабела. Со дней голода, когда они покинули лагерь Бизоньей Спины, что-то в ее душе увяло. С огромным трудом ступала она по холмистой дороге, похожая на призрак в обрывках оленьих шкур.
Перед ними раскинулся лагерь — на краю болотистой равнины, среди мелких озер, там и сям мелькавших к северу до самого горизонта, окутанного зеленоватой дымкой. Этим летом здесь было не продохнуть от комаров и москитов. На востоке бурным потоком текла Большая Река, затопляя свои берега и поглощая близлежащие озерца. К югу от лагеря начинались холмы, у горизонта сливавшиеся с предгорьями большого западного хребта.
На террасе, возвышавшейся над болотистой равниной, стояли, отдельно от других, несколько чумов. От них поднимался в небо голубой дымок. Запахи жареного мяса, псины и гниющих отбросов поднимались в небо. У одного из чумов сушилась рыба; мальчишка охранял ее от собак. Люди сидели кучками у костров и оживленно беседовали.
— Не жди меня, — слабым, чуть слышным голосом произнесла Кого-ток. — Иди ищи своего Бегущего-в-Свете.
Пляшущая Лиса с легкой улыбкой на устах стала спускаться в долину — и вдруг остановилась, почуяв холодок в сердце.
— Почему ты остановилась?
— Кричащий Петухом. Он тоже будет здесь. И все остальные, кто выжил. Можно вообразить себе, что он здесь обо мне порассказал. Нет уж, Бабушка, лучше будет, если ты пойдешь со мной.
Кого-ток покосилась на нее уголком глаза:
— Одна боишься, а?
Пляшущая Лиса смущенно покраснела:
— Я… Может, и боюсь. Все равно, что бы я ни чувствовала, лучше, если мы пойдем вместе. Это… это будет приличнее.
«Зачем я лгу?»
Первыми заметили их собаки. Они ощетинились и принялись что было мочи рычать и тявкать. Пляшущей Лисе пришлось отгонять их копьем. На шум сбежались дети, крича:
— Кто идет? Кто идет?
— Это Кого-ток, — сказала она. — А я Пляшущая Лиса.
Мальчик постарше, который, видно, был у них за вожака, при этих словах нахмурился. Отогнав одну из больших собак прочь с дороги, он спросил:
— Так ты есть проклятая жена Кричащего Петухом? Пляшущая Лиса застыла.
— Я и есть. Мальчик прищурился:
— И ты хочешь быть на Обновлении? А твоя заклятая душа не принесет нам несчастья? Не накличет на нас Других или хворь какую?
— Да кто ты такой, молокосос? — прошипела из-за плеча Лисы старуха. — Вздумал учить нас? — Она пнула мальчика своей тонкой, как палка, ногой; тот отскочил, широко раскрыв глаза от удивления.
— Извини, — промямлил он. — Прости, Бабушка. Тебя я в виду не имел. Я только… только…
— Только вел себя как дикий звереныш! — бросила ему старуха. — Ох, слышали бы твои родители! Ничего, уж я им расскажу. Они тебя поучат уму-разуму. Год был трудный, но это не повод, чтобы эдакие мальцы забывали все правила и пакостили, как глисты в заднице у Народа!
Мальчик быстренько дал деру, вне себя от стыда. Остальные разок со страхом и любопытством взглянули на вновь прибывших — и мгновение спустя последовали за ним.
— Смотри, как все наслышаны о моем позоре, — вздохнула Пляшущая Лиса. — Хорошего мало… Кого-ток участливо поглядела на нее:
— Ты ведь знала, что так будет. Но не горюй. По вине Кричащего Петухом погибло столько народу, что сейчас люди наверняка не очень-то верят в его проклятия.
— Поглядим.
Они пошли между рядами чумов. Сотни незнакомых лиц встречались им по пути.
— Смотри-ка, — сказала старуха, указывая на один из костров, — никак Поющий Волк и Издающий Клич?
Лиса, затаив дыхание, скользила глазами по лицам, ища Бегущего-в-Свете.
— Я не вижу…
— Я тоже. Но два его родича, как видишь, живы и здоровы.
Лиса широко улыбнулась. Значит, Бегущий-в-Свете спас их! Она гордилась им.
— В самом деле!
Кого-ток в ответ что-то прошамкала себе под нос. Видно, и она от души радовалась.
— Давай поищем твоего героя. Может, он пустит нас к себе в чум? Как ты думаешь, пригодится ему старушонка вроде меня — прибраться, стряпать, детишкам сказки рассказывать?
Пляшущая Лиса, улыбнувшись, погладила ее по плечу:
— Конечно. Ведь он сирота после смерти Чайки. Подойдя к чуму Издающего Клич, они учтиво окликнули находящихся внутри. В ответ из-за полога выглянула Зеленая Вода. Вокруг нее вилась целая стая мух. Завидев их, жена Издающего Клич улыбнулась:
— Пляшущая Лиса!
— Зеленая Вода… Вы живы. Значит, Волчий Сон — это не обман?
Зеленая Вода крепко обняла сперва ее, потом старуху. Она отступила на несколько шагов, с головы до ног рассматривая Пляшущую Лису. Ее широкое лицо радостно светилось.
— Да, Сон спас нас. А насчет хода в Ледник — кто его знает? Зато мы нашли райское место, где нет Других.
Глаза Пляшущей Лисы загорелись надеждой.
— А Бегущий-в-Свете?
— Его здесь нет.
— Нет… — Ее сердце оборвалось. Зеленая Вода молча взяла ее за руку и ввела в свой низенький чум.
— Он остался учиться у старой Цапли, чтобы стать великим Сновидцем.
— У Цапли! — ошеломленно воскликнула Кого-ток.
— Да, это не сказка, она и вправду есть, — кивнула Зеленая Вода.
Они уселись на толстые шкуры. Пляшущая Лиса растерянно поглядела на старуху. Казалось, та знала и скрывала какой-то лишь ей известный секрет.
— Зачем он остался с ней? Ведь он и так уже великий Сновидец!
Зеленая Вода поглядела на нее с серьезным и торжественным видом:
— Он хочет стать таким же великим, как Цапля. Или даже еще выше…
Старуха вцепилась кривыми, сморщенными руками себе в колени. Она встретилась глазами с Пляшущей Лисой, и во взгляде ее был вызов.
— Коли так, девочка, у него никогда не будет времени для тебя.
— Я не…
— Сны! — прошипела старуха, глядя куда-то в пространство. — Настоящие Вещие Сны! Народу нужны Сновидцы! Столько Долгих Светов у нас их не было… Но кто… кто мог подумать, что это будет Бегущий-в-Свете?
— Но я не…
Кого-ток словно очнулась, вернувшись к действительности:
— Да уж конечно, ты не будешь! Девочка моя, если он готовится быть Сновидцем, он должен посвятить этому себя целиком. Конечно, он узнает тебя, если вы увидитесь, и, если ты и впрямь ему дорога, может даже отказаться ради тебя от своих Снов. Но только помни, Лиса. Даже если ты вернешь его себе, даже если станешь его женой, все равно он уже никогда не станет твоим до конца. Никогда.
Как будто чья-то холодная рука коснулась ее сердца.
— Почему?
— Потому что видения поглощают душу Сновидца и уже никогда ее не отпускают.
Волчий Сновидец отбросил со лба потные пряди волос. Лицо его тоже блестело от пота. Он с любопытством глядел на Обрубленную Ветвь, давившую плоским камнем высушенные тела земляных белок. Полученный таким образом порошок она смешивала с давленными ягодами и все это запихивала горстями в кишку карибу, то и дело подливая туда горячего жира. Она все заталкивала прутиком эту смесь в кишку, пока та не наполнилась.
А его одолевали тревожные раздумья. Они опять охотились, погружаясь в Сон и вызывая карибу. И в это мгновение ему показалось, что он слышит какой-то отзвук голоса Единого. Но вправду ли это было? Не почудилось ли ему? Он услышал сзади шаги ступающей по камням Цапли и, повернувшись, улыбнулся ей.
— Идем, — сказала она, приглашая его в свою пещеру. Она кинула ему новый плащ из отлично выделанной кожи; он успел поймать его на лету.
— Мухи улетают Мороз спугнул их. Сколько дней ты не ел?
— Три.
— Продолжай. Еще по меньшей мере один день. Вспоминай Танец. Погружайся в Сон.
Он накинул плащ и опустил глаза. Он боялся смотреть на нее.
— В этот раз я все время сам вызывал их, правда? Она задумчиво поглядела на него:
— Я ничего не делала. Ты позвал их. Они пришли. На зиму нам мяса хватит. И жира для холодов тоже.
— Мне показалось… — Он замялся. А вдруг это была ошибка и она засмеет его?
— Что?
— Было мгновение, когда мне показалось, что я слышу дыхание Единого.
— Как это звучало?
— Собственно… это никак не звучало. Она криво улыбнулась:
— Тогда, может быть, ты и впрямь слышал это. То, что мы называем «голосом», есть и у животных. Но разве там, в глубине, существует что-то подобное? — Глаза ее затуманились, и она отослала его прочь движением руки. — Иди и погрузись в Сон. Думай об этом. О том, что ты услышал.
С нелегким сердцем вышел он на свет и направился на запад, в сторону заледенелых горных вершин. Она всегда так делала, заставляя его самого разбираться в том, что было действительно важно… и не имело простого ответа. Действительно ли олени пришли на его зов? Слышал ли он на самом деле голос Единого, голос Единой Жизни? Или они просто случайно забрели в его ловушку? Где истина?
В этом году чумы выглядели невзрачно — они разрушились, износились, и с наступлением лета их едва подлатали. Пляшущая Лиса медленно ступала по тропе, за ней ковыляла старуха Кого-ток. Последнее время она заметно ослабела. Со дней голода, когда они покинули лагерь Бизоньей Спины, что-то в ее душе увяло. С огромным трудом ступала она по холмистой дороге, похожая на призрак в обрывках оленьих шкур.
Перед ними раскинулся лагерь — на краю болотистой равнины, среди мелких озер, там и сям мелькавших к северу до самого горизонта, окутанного зеленоватой дымкой. Этим летом здесь было не продохнуть от комаров и москитов. На востоке бурным потоком текла Большая Река, затопляя свои берега и поглощая близлежащие озерца. К югу от лагеря начинались холмы, у горизонта сливавшиеся с предгорьями большого западного хребта.
На террасе, возвышавшейся над болотистой равниной, стояли, отдельно от других, несколько чумов. От них поднимался в небо голубой дымок. Запахи жареного мяса, псины и гниющих отбросов поднимались в небо. У одного из чумов сушилась рыба; мальчишка охранял ее от собак. Люди сидели кучками у костров и оживленно беседовали.
— Не жди меня, — слабым, чуть слышным голосом произнесла Кого-ток. — Иди ищи своего Бегущего-в-Свете.
Пляшущая Лиса с легкой улыбкой на устах стала спускаться в долину — и вдруг остановилась, почуяв холодок в сердце.
— Почему ты остановилась?
— Кричащий Петухом. Он тоже будет здесь. И все остальные, кто выжил. Можно вообразить себе, что он здесь обо мне порассказал. Нет уж, Бабушка, лучше будет, если ты пойдешь со мной.
Кого-ток покосилась на нее уголком глаза:
— Одна боишься, а?
Пляшущая Лиса смущенно покраснела:
— Я… Может, и боюсь. Все равно, что бы я ни чувствовала, лучше, если мы пойдем вместе. Это… это будет приличнее.
«Зачем я лгу?»
Первыми заметили их собаки. Они ощетинились и принялись что было мочи рычать и тявкать. Пляшущей Лисе пришлось отгонять их копьем. На шум сбежались дети, крича:
— Кто идет? Кто идет?
— Это Кого-ток, — сказала она. — А я Пляшущая Лиса.
Мальчик постарше, который, видно, был у них за вожака, при этих словах нахмурился. Отогнав одну из больших собак прочь с дороги, он спросил:
— Так ты есть проклятая жена Кричащего Петухом? Пляшущая Лиса застыла.
— Я и есть. Мальчик прищурился:
— И ты хочешь быть на Обновлении? А твоя заклятая душа не принесет нам несчастья? Не накличет на нас Других или хворь какую?
— Да кто ты такой, молокосос? — прошипела из-за плеча Лисы старуха. — Вздумал учить нас? — Она пнула мальчика своей тонкой, как палка, ногой; тот отскочил, широко раскрыв глаза от удивления.
— Извини, — промямлил он. — Прости, Бабушка. Тебя я в виду не имел. Я только… только…
— Только вел себя как дикий звереныш! — бросила ему старуха. — Ох, слышали бы твои родители! Ничего, уж я им расскажу. Они тебя поучат уму-разуму. Год был трудный, но это не повод, чтобы эдакие мальцы забывали все правила и пакостили, как глисты в заднице у Народа!
Мальчик быстренько дал деру, вне себя от стыда. Остальные разок со страхом и любопытством взглянули на вновь прибывших — и мгновение спустя последовали за ним.
— Смотри, как все наслышаны о моем позоре, — вздохнула Пляшущая Лиса. — Хорошего мало… Кого-ток участливо поглядела на нее:
— Ты ведь знала, что так будет. Но не горюй. По вине Кричащего Петухом погибло столько народу, что сейчас люди наверняка не очень-то верят в его проклятия.
— Поглядим.
Они пошли между рядами чумов. Сотни незнакомых лиц встречались им по пути.
— Смотри-ка, — сказала старуха, указывая на один из костров, — никак Поющий Волк и Издающий Клич?
Лиса, затаив дыхание, скользила глазами по лицам, ища Бегущего-в-Свете.
— Я не вижу…
— Я тоже. Но два его родича, как видишь, живы и здоровы.
Лиса широко улыбнулась. Значит, Бегущий-в-Свете спас их! Она гордилась им.
— В самом деле!
Кого-ток в ответ что-то прошамкала себе под нос. Видно, и она от души радовалась.
— Давай поищем твоего героя. Может, он пустит нас к себе в чум? Как ты думаешь, пригодится ему старушонка вроде меня — прибраться, стряпать, детишкам сказки рассказывать?
Пляшущая Лиса, улыбнувшись, погладила ее по плечу:
— Конечно. Ведь он сирота после смерти Чайки. Подойдя к чуму Издающего Клич, они учтиво окликнули находящихся внутри. В ответ из-за полога выглянула Зеленая Вода. Вокруг нее вилась целая стая мух. Завидев их, жена Издающего Клич улыбнулась:
— Пляшущая Лиса!
— Зеленая Вода… Вы живы. Значит, Волчий Сон — это не обман?
Зеленая Вода крепко обняла сперва ее, потом старуху. Она отступила на несколько шагов, с головы до ног рассматривая Пляшущую Лису. Ее широкое лицо радостно светилось.
— Да, Сон спас нас. А насчет хода в Ледник — кто его знает? Зато мы нашли райское место, где нет Других.
Глаза Пляшущей Лисы загорелись надеждой.
— А Бегущий-в-Свете?
— Его здесь нет.
— Нет… — Ее сердце оборвалось. Зеленая Вода молча взяла ее за руку и ввела в свой низенький чум.
— Он остался учиться у старой Цапли, чтобы стать великим Сновидцем.
— У Цапли! — ошеломленно воскликнула Кого-ток.
— Да, это не сказка, она и вправду есть, — кивнула Зеленая Вода.
Они уселись на толстые шкуры. Пляшущая Лиса растерянно поглядела на старуху. Казалось, та знала и скрывала какой-то лишь ей известный секрет.
— Зачем он остался с ней? Ведь он и так уже великий Сновидец!
Зеленая Вода поглядела на нее с серьезным и торжественным видом:
— Он хочет стать таким же великим, как Цапля. Или даже еще выше…
Старуха вцепилась кривыми, сморщенными руками себе в колени. Она встретилась глазами с Пляшущей Лисой, и во взгляде ее был вызов.
— Коли так, девочка, у него никогда не будет времени для тебя.
— Я не…
— Сны! — прошипела старуха, глядя куда-то в пространство. — Настоящие Вещие Сны! Народу нужны Сновидцы! Столько Долгих Светов у нас их не было… Но кто… кто мог подумать, что это будет Бегущий-в-Свете?
— Но я не…
Кого-ток словно очнулась, вернувшись к действительности:
— Да уж конечно, ты не будешь! Девочка моя, если он готовится быть Сновидцем, он должен посвятить этому себя целиком. Конечно, он узнает тебя, если вы увидитесь, и, если ты и впрямь ему дорога, может даже отказаться ради тебя от своих Снов. Но только помни, Лиса. Даже если ты вернешь его себе, даже если станешь его женой, все равно он уже никогда не станет твоим до конца. Никогда.
Как будто чья-то холодная рука коснулась ее сердца.
— Почему?
— Потому что видения поглощают душу Сновидца и уже никогда ее не отпускают.
28
Остроконечные каменные глыбы ограждали маленький лагерь, уходя в холодное ночное небо. В трещинах росли небольшие кусты;
Листья их серебрились в звездном свете. Пятеро высоких, длинноногих мужчин, одетых в шкуры, прогуливались между скалами. Капюшоны их плащей украшали белесые глаза волков, лисиц и орлов. Они были подпоясаны широкими ремнями, вырезанными из шкур, мамонта. В руках они держали длинные копья, украшенные орлиными перьями. Глаза их блестели, как у охотников, высматривающих добычу.
Они не видели Вороньего Ловчего и других юношей спрятавшихся за выступами скал. Эти воины были могучи, но беспечны и расхаживали ничего не боясь, высоко подняв головы.
Сердце Вороньего Ловчего напряженно билось, каждая жилка его трепетала от ожидания. Сейчас, сейчас… Еще совсем немного. Первый из пяти мужчин идет прямиком в ловушку… Еще немного. Никто из них не уйдет.
Рот Вороньего Ловчего пересох от страха, пульс его колотился, как бешеный, но он испытывал радостное возбуждение. Перед ним были враги его Народа, жестокие убийцы, Другие. Сейчас, по крайней мере, им удастся отомстить. Если все завершится благополучно, Народ утвердит себя, но под его, Вороньего Ловчего, властью. Он еще совсем молод, но уже вступает в мир власти, мир могущества, для которого он предназначен. Чувство собственной непобедимости, предчувствие побед воспламеняли его грудь.
— Ш-шш! — прошипел он Прыгающему Зайцу, неосторожно ступившему на щербатый камень.
Последний Другой вошел в теснину, где расположилась засада.
Вороний Ловчий напряг мускулы и вскочил на ноги. А уж метать копье он умел — опыт у него был немалый. Острый наконечник вошел прямо в грудь врага. Тот повернулся, закричал «нет!», затем поежился, уронил свой атлатл и с растерянным лицом свалился на землю.
Четверо остальных растерянно зашептались и, прячась друг за друга, похватали оружие.
— Вон там они! — воскликнул один, указав на скалу. Вороний Ловчий метнул другое копье и безошибочно попал в грудь второго Другого. Сидевшие рядом с ним Прыгающий Заяц, Удар Молнии, Три Беды и Орлиный Клич вскочили на ноги, копья их мелькнули в воздухе.
Закончилось все это быстро. Все пятеро Других лежали на земле. Они стонали, их могучие тела истекали кровью. Вороний Ловчий легким движением спрыгнул с камня. Двое! Он убил двоих! Одним рывком он извлек копье из груди первого; при взгляде на капли загустевающей крови, просочившиеся из открытой раны, он испытал искреннюю радость.
— Нет! Нет! — шептал человек. Перед смертью он встретился глазами с Вороньим Ловчим. И тут же взгляд его помутнел, а на губах выступила кровавая пена.
— Грязный убийца! — крикнул ему Вороний Ловчий и плюнул в лицо убитого врага, а потом подошел ко второму Другому и ударил его дротиком в сердце.
Остальные победители стояли поодаль, склонившись над телами убитых, сами не веря тому, что сделали. А Вороний Ловчий хладнокровно добивал Других точно отмеренными ударами копья.
Прыгающий Заяц растерянно покачал годовой. Вороний Ловчий с любопытством поглядел на него:
— Мертвыми они не так уж страшны, а? Больше им не прогнать нас с дедовских земель — земли эти дарованы нам самим Отцом Солнцем! Новый день настал, мы — Народ!
Удар Молнии гордо усмехнулся.
— Народ, — повторил он. Восторг охватил его. Он высоко подпрыгнул и издал радостный клич.
Постепенно это настроение передалось остальным. Вороний Ловчий расхаживал среди них, похлопывая каждого по спине, подбадривая и подзадоривая.
— И подумать только, мы бежали! Бежали от таких, как эти! — Он поднял кулак и потряс им в воздухе. — Теперь ни шагу назад, друзья мои, а? Конечно нет! Вместе мы сможем отбросить этих людишек далеко на север! — Он издал победный вопль. — Мы не позволим им гнать нас, как стадо испуганных карибу, с земель, где кости наших отцов и дедов почиют в мире!
Орлиный Клич, сжав губы, шепнул:
— Больше никогда…
— Идите за мной, — заговорщическим тоном прошептал Вороний Ловчий. — За мной — и мы прогоним Других с наших земель.
Орлиный Клич стал тихонько напевать:
— Вороний Ловчий, Вороний Ловчий, Вороний Ловчий! Другие подхватили его пение. Голоса их звучали все громче, и наконец их повторило и разнесло горное эхо.
Ледяной Огонь позволил своей душе раствориться в песню — старинную песню Рода Белого Бивня. Старейший, Красный Кремень, начинал, и вслед за ним в хор вступали молодые. Эта песня представляла души животных и вызывала их обратно в мир, дабы они и впредь были досягаемы для оружия Народа Мамонта.
Лето стояло в зените. Солнце висело на небе огромным золотым шаром — благословенный дар Великой Тайны! Кругом стояли чумы Рода Белого Бивня. В это время года их надстраивали повыше: ветры были слабы и не грозили обрушить человеческое жилище. Ледяной Огонь вдыхал запахи жарящегося мяса буйволов и карибу. Он вспомнил вкус мяса со спины молодого оленя — изысканнейшего лакомства на пирах их народа.
Танцоров окружили девушки. Они улыбались и хлопали в ладоши. Собаки обнюхивали все кругом в поисках объедков, временами задирая лапки прямо по углам чумов. А новые счастливые голоса присоединились к пению Красного Кремня.
Здесь все излучало довольство. Дети — круглолицые, упитанные, с прямыми руками и ногами, не искривленными рахитом. Сильные, мускулистые люди, одетые наново, с иголочки… Над сушащимся мясом вились мухи. Так выглядел торжественный летний лагерь Рода Белого Бивня. Но особенно славно, что ни одна коротко остриженная вдова не смотрела на этот праздник, печально сидя в сторонке. Да, зима была страшная, зато и лето выдалось на славу — спасибо Великой Тайне, совсем уж, казалось, покинувшей их в эти тяжкие зимние дни.
Перед Ледяным Огнем плясали молодые женщины, их пятки мелькали в такт пению. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул дым сгорающих ивовых веток. Ива — священное растение; его запах возвышает и очищает душу, смягчает страдания. Не зря именно иву жгут каждый год на празднике Рода.
Ледяной Огонь снова открыл глаза и поглядел на костер, чувствуя гармонию открывающейся перед ним жизни. Пламя росло и ветвилось, повсюду ложились желтоватые отблески, сыпались искры. Ледяной Огонь на мгновение отвлекся от своих тревожных мыслей и проникся безмятежным весельем этого вечера.
И тут он увидел в углях костра какие-то менявшиеся с каждым мгновением образы. Вот в огненном вихре появился чей-то сверкающий глаз; он смутно почуял Силу — и мгновение спустя уже не сомневался в ней. Из струек пламени сложилось лицо. И лицо глядело на него.
— Кто ты? — спросил он. Танец Рода вокруг него как будто внезапно остановился, только пение все продолжалось.
— Ты спрашиваешь меня, отец?
Ледяной Огонь ударил себя в грудь кулаком:
— Кто…
— Это я показал тебе тогда радугу. Этого довольно?
— Отец? Ты назвал меня отцом?
— Ты изнасиловал мою мать. Сейчас идешь за остальными? Уходи. Оставь нам наши земли, которые даровал нам Отец Солнце. Дай нам… — И внезапно этот человек в огне заплакал.
Вдруг Ледяной Огонь почувствовал боль в груди — туда будто входил острый наконечник копья.
— Смерть, — прошептал незнакомец из пламени. — Мой брат убил Других. Видишь их? Видишь их тела, брошенные, истекающие кровью?
В сознании Ледяного Огня, на самом дне, возникло видение — пять трупов в ущелье. Жирные мухи откладывают свои бледные личинки в их раны…
— Метатель Обруча, Пять Звезд, Мышиный Хвост… — Ледяной Огонь один за другим называл их имена. Он с ужасом посмотрел на лицо в огне. — Это ты сделал?
— Это сделал Вороний Ловчий, мой брат… твой сын. Я — Волчий Сновидец… я рожден от твоего семени, о человек из Других. Вы пожинаете урожай, который посеяла ваша алчность и похоть. Семя проросло на каменистой почве Народа. Вороний Ловчий несет вам боль, беды и несчастья.
Ледяной Огонь покачал головой:
— Мы перебьем вас. Теперь это вопрос чести. Наш народ силен и могуч. Ваш — труслив, как детеныши карибу. Мои воины не дадут вам больше уйти от нас. Мы перебьем вас всех.
— Слушай, отец: тебе выбирать. Твой сын, дитя Тьмы, идет на тебя с войной. Твой сын, дитя Света, ждет. Каков твой выбор?
— Выбор? Что ты имеешь в виду? Волчий Сновидец, что ты хочешь сказать? — Он встал и вытянулся вперед. — Что?
— Смерть… или жизнь. А разве есть еще что-то другое, отец? — И пламя стало гаснуть, малиновые искры разлетелись в ночную тьму.
— Волчий Сновидец! Волчий Сновидец! Но только остатки пламени мерцали перед ним, только шипели горящие ивовые ветки, только вился священный дым.
Ледяной Огонь огляделся, моргая, чувствуя, как Сила видения покидает его.
— Старый приятель? — беспокойно, с натянутой беспечностью спросил его Красный Кремень.
Ледяной Огонь потер свое окостеневшее, похожее на маску лицо. Он обернулся. Танец все еще продолжался. Но многие глаза были обращены к нему.
— Что… что случилось?
Красный Кремень поймал его взгляд. В глазах его Ледяной Огонь заметил глубокую тревогу.
— Ты стоял и обращался к кому-то внутри костра. Словно видел там кого-то. Но когда я подошел, я не увидел там ничего, кроме сверкающих углей.
Ледяной Огонь поежился. Образы мертвых охотников в ущелье вновь встали перед ним. Даже жужжание мух над телами отдавалось в его ушах.
— Смерть. Он сказал — приходит смерть. Идет мой сын. А он был рожден в крови.
И Ледяной Огонь прошел сквозь ряды танцующих священный танец, словно не видя их озабоченных взглядов.
Листья их серебрились в звездном свете. Пятеро высоких, длинноногих мужчин, одетых в шкуры, прогуливались между скалами. Капюшоны их плащей украшали белесые глаза волков, лисиц и орлов. Они были подпоясаны широкими ремнями, вырезанными из шкур, мамонта. В руках они держали длинные копья, украшенные орлиными перьями. Глаза их блестели, как у охотников, высматривающих добычу.
Они не видели Вороньего Ловчего и других юношей спрятавшихся за выступами скал. Эти воины были могучи, но беспечны и расхаживали ничего не боясь, высоко подняв головы.
Сердце Вороньего Ловчего напряженно билось, каждая жилка его трепетала от ожидания. Сейчас, сейчас… Еще совсем немного. Первый из пяти мужчин идет прямиком в ловушку… Еще немного. Никто из них не уйдет.
Рот Вороньего Ловчего пересох от страха, пульс его колотился, как бешеный, но он испытывал радостное возбуждение. Перед ним были враги его Народа, жестокие убийцы, Другие. Сейчас, по крайней мере, им удастся отомстить. Если все завершится благополучно, Народ утвердит себя, но под его, Вороньего Ловчего, властью. Он еще совсем молод, но уже вступает в мир власти, мир могущества, для которого он предназначен. Чувство собственной непобедимости, предчувствие побед воспламеняли его грудь.
— Ш-шш! — прошипел он Прыгающему Зайцу, неосторожно ступившему на щербатый камень.
Последний Другой вошел в теснину, где расположилась засада.
Вороний Ловчий напряг мускулы и вскочил на ноги. А уж метать копье он умел — опыт у него был немалый. Острый наконечник вошел прямо в грудь врага. Тот повернулся, закричал «нет!», затем поежился, уронил свой атлатл и с растерянным лицом свалился на землю.
Четверо остальных растерянно зашептались и, прячась друг за друга, похватали оружие.
— Вон там они! — воскликнул один, указав на скалу. Вороний Ловчий метнул другое копье и безошибочно попал в грудь второго Другого. Сидевшие рядом с ним Прыгающий Заяц, Удар Молнии, Три Беды и Орлиный Клич вскочили на ноги, копья их мелькнули в воздухе.
Закончилось все это быстро. Все пятеро Других лежали на земле. Они стонали, их могучие тела истекали кровью. Вороний Ловчий легким движением спрыгнул с камня. Двое! Он убил двоих! Одним рывком он извлек копье из груди первого; при взгляде на капли загустевающей крови, просочившиеся из открытой раны, он испытал искреннюю радость.
— Нет! Нет! — шептал человек. Перед смертью он встретился глазами с Вороньим Ловчим. И тут же взгляд его помутнел, а на губах выступила кровавая пена.
— Грязный убийца! — крикнул ему Вороний Ловчий и плюнул в лицо убитого врага, а потом подошел ко второму Другому и ударил его дротиком в сердце.
Остальные победители стояли поодаль, склонившись над телами убитых, сами не веря тому, что сделали. А Вороний Ловчий хладнокровно добивал Других точно отмеренными ударами копья.
Прыгающий Заяц растерянно покачал годовой. Вороний Ловчий с любопытством поглядел на него:
— Мертвыми они не так уж страшны, а? Больше им не прогнать нас с дедовских земель — земли эти дарованы нам самим Отцом Солнцем! Новый день настал, мы — Народ!
Удар Молнии гордо усмехнулся.
— Народ, — повторил он. Восторг охватил его. Он высоко подпрыгнул и издал радостный клич.
Постепенно это настроение передалось остальным. Вороний Ловчий расхаживал среди них, похлопывая каждого по спине, подбадривая и подзадоривая.
— И подумать только, мы бежали! Бежали от таких, как эти! — Он поднял кулак и потряс им в воздухе. — Теперь ни шагу назад, друзья мои, а? Конечно нет! Вместе мы сможем отбросить этих людишек далеко на север! — Он издал победный вопль. — Мы не позволим им гнать нас, как стадо испуганных карибу, с земель, где кости наших отцов и дедов почиют в мире!
Орлиный Клич, сжав губы, шепнул:
— Больше никогда…
— Идите за мной, — заговорщическим тоном прошептал Вороний Ловчий. — За мной — и мы прогоним Других с наших земель.
Орлиный Клич стал тихонько напевать:
— Вороний Ловчий, Вороний Ловчий, Вороний Ловчий! Другие подхватили его пение. Голоса их звучали все громче, и наконец их повторило и разнесло горное эхо.
Ледяной Огонь позволил своей душе раствориться в песню — старинную песню Рода Белого Бивня. Старейший, Красный Кремень, начинал, и вслед за ним в хор вступали молодые. Эта песня представляла души животных и вызывала их обратно в мир, дабы они и впредь были досягаемы для оружия Народа Мамонта.
Лето стояло в зените. Солнце висело на небе огромным золотым шаром — благословенный дар Великой Тайны! Кругом стояли чумы Рода Белого Бивня. В это время года их надстраивали повыше: ветры были слабы и не грозили обрушить человеческое жилище. Ледяной Огонь вдыхал запахи жарящегося мяса буйволов и карибу. Он вспомнил вкус мяса со спины молодого оленя — изысканнейшего лакомства на пирах их народа.
Танцоров окружили девушки. Они улыбались и хлопали в ладоши. Собаки обнюхивали все кругом в поисках объедков, временами задирая лапки прямо по углам чумов. А новые счастливые голоса присоединились к пению Красного Кремня.
Здесь все излучало довольство. Дети — круглолицые, упитанные, с прямыми руками и ногами, не искривленными рахитом. Сильные, мускулистые люди, одетые наново, с иголочки… Над сушащимся мясом вились мухи. Так выглядел торжественный летний лагерь Рода Белого Бивня. Но особенно славно, что ни одна коротко остриженная вдова не смотрела на этот праздник, печально сидя в сторонке. Да, зима была страшная, зато и лето выдалось на славу — спасибо Великой Тайне, совсем уж, казалось, покинувшей их в эти тяжкие зимние дни.
Перед Ледяным Огнем плясали молодые женщины, их пятки мелькали в такт пению. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул дым сгорающих ивовых веток. Ива — священное растение; его запах возвышает и очищает душу, смягчает страдания. Не зря именно иву жгут каждый год на празднике Рода.
Ледяной Огонь снова открыл глаза и поглядел на костер, чувствуя гармонию открывающейся перед ним жизни. Пламя росло и ветвилось, повсюду ложились желтоватые отблески, сыпались искры. Ледяной Огонь на мгновение отвлекся от своих тревожных мыслей и проникся безмятежным весельем этого вечера.
И тут он увидел в углях костра какие-то менявшиеся с каждым мгновением образы. Вот в огненном вихре появился чей-то сверкающий глаз; он смутно почуял Силу — и мгновение спустя уже не сомневался в ней. Из струек пламени сложилось лицо. И лицо глядело на него.
— Кто ты? — спросил он. Танец Рода вокруг него как будто внезапно остановился, только пение все продолжалось.
— Ты спрашиваешь меня, отец?
Ледяной Огонь ударил себя в грудь кулаком:
— Кто…
— Это я показал тебе тогда радугу. Этого довольно?
— Отец? Ты назвал меня отцом?
— Ты изнасиловал мою мать. Сейчас идешь за остальными? Уходи. Оставь нам наши земли, которые даровал нам Отец Солнце. Дай нам… — И внезапно этот человек в огне заплакал.
Вдруг Ледяной Огонь почувствовал боль в груди — туда будто входил острый наконечник копья.
— Смерть, — прошептал незнакомец из пламени. — Мой брат убил Других. Видишь их? Видишь их тела, брошенные, истекающие кровью?
В сознании Ледяного Огня, на самом дне, возникло видение — пять трупов в ущелье. Жирные мухи откладывают свои бледные личинки в их раны…
— Метатель Обруча, Пять Звезд, Мышиный Хвост… — Ледяной Огонь один за другим называл их имена. Он с ужасом посмотрел на лицо в огне. — Это ты сделал?
— Это сделал Вороний Ловчий, мой брат… твой сын. Я — Волчий Сновидец… я рожден от твоего семени, о человек из Других. Вы пожинаете урожай, который посеяла ваша алчность и похоть. Семя проросло на каменистой почве Народа. Вороний Ловчий несет вам боль, беды и несчастья.
Ледяной Огонь покачал головой:
— Мы перебьем вас. Теперь это вопрос чести. Наш народ силен и могуч. Ваш — труслив, как детеныши карибу. Мои воины не дадут вам больше уйти от нас. Мы перебьем вас всех.
— Слушай, отец: тебе выбирать. Твой сын, дитя Тьмы, идет на тебя с войной. Твой сын, дитя Света, ждет. Каков твой выбор?
— Выбор? Что ты имеешь в виду? Волчий Сновидец, что ты хочешь сказать? — Он встал и вытянулся вперед. — Что?
— Смерть… или жизнь. А разве есть еще что-то другое, отец? — И пламя стало гаснуть, малиновые искры разлетелись в ночную тьму.
— Волчий Сновидец! Волчий Сновидец! Но только остатки пламени мерцали перед ним, только шипели горящие ивовые ветки, только вился священный дым.
Ледяной Огонь огляделся, моргая, чувствуя, как Сила видения покидает его.
— Старый приятель? — беспокойно, с натянутой беспечностью спросил его Красный Кремень.
Ледяной Огонь потер свое окостеневшее, похожее на маску лицо. Он обернулся. Танец все еще продолжался. Но многие глаза были обращены к нему.
— Что… что случилось?
Красный Кремень поймал его взгляд. В глазах его Ледяной Огонь заметил глубокую тревогу.
— Ты стоял и обращался к кому-то внутри костра. Словно видел там кого-то. Но когда я подошел, я не увидел там ничего, кроме сверкающих углей.
Ледяной Огонь поежился. Образы мертвых охотников в ущелье вновь встали перед ним. Даже жужжание мух над телами отдавалось в его ушах.
— Смерть. Он сказал — приходит смерть. Идет мой сын. А он был рожден в крови.
И Ледяной Огонь прошел сквозь ряды танцующих священный танец, словно не видя их озабоченных взглядов.
29
Костры из ольховых и ивовых веток языками взметались в небо, оранжевые искры мелькали в лиловом небе. Люди танцевали, возносили молитвы духам животных, что кормят их весь год. Так кончалась ежегодная четырехдневная церемония — каждый из дней был посвящен одному из времен года. Всем сердцем радовался Народ Волка Обновлению мира, поверяя свою радость Блаженному Звездному Народу. Пусть Духи, что живут в небесах, увидят их огромные костры, и почувствуют их благодарность, и даруют им больше счастья в наступающем году.
В розоватом свете белой ночи чумы из шкур мамонтов, карибу и мускусного быка отбрасывали на траву загадочные тени. Ветряная Женщина, дыша нежно и мягко, как обычно среди Долгого Света, летала по лагерю и разносила запахи жареного мяса, радостные крики и песни. В другое время их не будет…
— Маловато народу в этом году, — сердито прошептал Вороний Ловчий.
— Не забывай, какая была Долгая Тьма. Сколько душ забрала она с собой… Такого никто не упомнит, — напомнил ему Удар Молнии. — Да и лета такого жаркого давно не бывало.
Воины прошли мимо чумов к главному костру.
Они дождались, пока кончится Священный Танец и прозвучит клич, обращенный к Блаженному Звездному Народу, обитающему в небесных высях.
Перед толпой появился Кричащий Петухом. Отблески костра ложились на его морщинистое лицо. Надменно шагнув вперед, он воздел руки и воскликнул:
— Народ жив!
Песни постепенно стихли, все взоры обратились к старому шаману.
Кричащий Петухом улыбнулся:
— Наш долг — поблагодарить Блаженный Звездный Народ. Души животных слышат нас и отзываются на наш зов. Сила их живет в нас. Их молитвами мы живы. Они глядят на нас с неба и видят нашу радость и благодарность.
По рядам прошел шепот, в котором смешались благодарность и надежда. Время пировать! Люди стали расходиться каждый к своему костру, где готовилось мясо. Снова поднялся гул голосов.
— Есть еще кое-что! — Вороний Ловчий выступил в освещенный малиновым пламенем костра круг. Его последователи пока что вели себя сдержано, но он чувствовал, что, когда настанет час, они пойдут за ним без всяких оговорок. — Пока вы танцевали, — начал Вороний Ловчий, — я тайком ушел из лагеря. Со мной ушли еще четверо мужчин. — Он переводил взгляд с одного лица на другое. Соплеменники глядели на него с явным удивлением. — Мы вернулись с победой!
В розоватом свете белой ночи чумы из шкур мамонтов, карибу и мускусного быка отбрасывали на траву загадочные тени. Ветряная Женщина, дыша нежно и мягко, как обычно среди Долгого Света, летала по лагерю и разносила запахи жареного мяса, радостные крики и песни. В другое время их не будет…
— Маловато народу в этом году, — сердито прошептал Вороний Ловчий.
— Не забывай, какая была Долгая Тьма. Сколько душ забрала она с собой… Такого никто не упомнит, — напомнил ему Удар Молнии. — Да и лета такого жаркого давно не бывало.
Воины прошли мимо чумов к главному костру.
Они дождались, пока кончится Священный Танец и прозвучит клич, обращенный к Блаженному Звездному Народу, обитающему в небесных высях.
Перед толпой появился Кричащий Петухом. Отблески костра ложились на его морщинистое лицо. Надменно шагнув вперед, он воздел руки и воскликнул:
— Народ жив!
Песни постепенно стихли, все взоры обратились к старому шаману.
Кричащий Петухом улыбнулся:
— Наш долг — поблагодарить Блаженный Звездный Народ. Души животных слышат нас и отзываются на наш зов. Сила их живет в нас. Их молитвами мы живы. Они глядят на нас с неба и видят нашу радость и благодарность.
По рядам прошел шепот, в котором смешались благодарность и надежда. Время пировать! Люди стали расходиться каждый к своему костру, где готовилось мясо. Снова поднялся гул голосов.
— Есть еще кое-что! — Вороний Ловчий выступил в освещенный малиновым пламенем костра круг. Его последователи пока что вели себя сдержано, но он чувствовал, что, когда настанет час, они пойдут за ним без всяких оговорок. — Пока вы танцевали, — начал Вороний Ловчий, — я тайком ушел из лагеря. Со мной ушли еще четверо мужчин. — Он переводил взгляд с одного лица на другое. Соплеменники глядели на него с явным удивлением. — Мы вернулись с победой!