— Ну так обопрись на меня. На здоровую ногу я надену снегоход. Три ноги все же лучше, чем одна, да?
   Вместе они двинулись в путь. Последние солнечные лучи догорали на юго-западе.
   Сжав зубы, Зеленая Вода волокла свою подругу.
   — Ты сможешь… Ты сделаешь это.
   — Ничего не осталось… — бормотала Пляшущая Лиса. — Я одна…
   — Правильно. Ну так иди же!
   — Блаженный Звездный Народ! Как болит щиколотка! — застонала Лиса. — Зачем мы здесь? А? Ради чего мы боремся за жизнь? Зачем? Что нам предстоит, кроме боли и горя? Народ не может жить… в этом…
   — Молчи! — оборвала ее Зеленая Вода. — Побереги лучше силы, чтобы идти. Делай шаг за шагом…
   Даже разговаривая, она продолжала ритмично дышать. Ноги ее горели, но они продолжали идти. Зеленая Вода по звездам определяла путь.
   Сколько они идут? Сколько жизней провела она здесь, в снежном поле?
   В сознании ее возник голос Издающего Клич. Его смутный образ, возникший из темноты, обхватил ее, прижал к Пляшущей Лисе, повел за собой — и вот уже они стояли около чумов на дне долины.
   Когда они добрели до очага, Зеленая Вода опустила Пляшущую Лису на землю, стянула с нее оледенелую парку и стала растирать ее онемевшее тело, а Поющий Волк тем временем разрезал сапог на ее левой ноге.
   Зеленая Вода с трудом подавила вздох при взгляде на щиколотку Пляшущей Лисы. Опухла, вся в пятнах… Смотреть и то больно.
   — И ты неделю так ходила? — поразился Издающий Клич.
   — Ну и женщина! — вздохнула Зеленая Вода. — Я не знаю больше никого, кто сумел бы эдак.
   Пляшущая Лиса застонала и повернула голову:
   — У меня не было выбора. Я осталась одна… совсем одна. — И она плотно закрыла глаза.

44

   Вороний Ловчий увидел, как отвернулся Три Осени. Старые охотники всегда отворачиваются, даже Три Осени, у которого погибло столько родичей. Те, что помоложе, напротив, жадно глядели, как воины Народа склонились над пленным Другим. Пленник пытался сопротивляться; видно было, как блестит при свете костра его голая грудь.
   Кричащий Петухом костяным орудием вытачивал изнутри рог карибу, запевая при этом священную песню Народа. Воины раскачивались в такт песне, увлеченные величием момента. Они чувствовали, как укрепляется их дух.
   Вороний Ловчий с улыбкой посмотрел на эту картину, а потом склонился над нагим пленником и заглянул ему в глаза.
   — Убей меня! — потребовал Другой. — Слышишь? Убей меня!
   — Ты умрешь, но не так быстро. — Вороний Ловчий одобрительно кивнул возбужденному молодому воину по имени Воронья Нога, который накануне проявил особую доблесть в бою. Юноша выступил вперед.
   — Он твой, — ободряюще хмыкнул Вороний Ловчий. Воронья Нога улыбнулся, обрадованный этим нежданным даром, и жадно поглядел на пленника.
   — Бери его.
   Склонившись, мальчик провел обсидиановым клинком по груди Другого. Хлынула горячая кровь. Пленник скорчился от боли, изо рта его вырвался сдавленный стон. Страх вспыхнул в его глазах, когда он увидел, как Воронья Нога подносит острый клинок к мужским органам пленника.
   — Ни один Другой не родит сына, чтобы он воевал против нас! — яростно вскрикнул мальчик.
   Напряженные мускулы пленника выступали сквозь блестящую от пота кожу. Он вновь вскрикнул, когда клинок коснулся его мужской плоти. Воины издали одобрительный клич. Юноша поднял высоко в воздух свой трофей, не обращая внимания на стекающую по его рукам кровь.
   Три Осени с отвращением двинулся к пологу и, скорчившись, выбрался прочь из чума. Вороний Ловчий невозмутимо последовал за ним.
   — Это отвратительно! — бросил ему старый воин, скрипнув зубами.
   — Это прибавляет мальчикам духу, — ответил Вороний Ловчий и прошел в середину чума, чтобы при свете костра лучше видеть лицо своего соратника. — Такие ритуалы связывают людей крепче мамонтовой жилы. Все вместе участвуют в доблестном деле!
   Три Осени выдвинул вперед подбородок, лицо его потемнело, дыхание белым облачком стояло около рта.
   — Ты хочешь сказать — в ужасном деле. Другой еще раз взвизгнул — и затих. Три Осени поморщился.
   — Связать людей воедино, когда они слабы и раздроблены, всегда непросто, — возразил Вороний Ловчий. — Вспомни, как Другие теснили нас, охотились на нас, как на карибу. Мы для них не были людьми — почему же наши воины должны относиться к ним как к людям? Помнишь наш первый поход? А? Помнишь как мы плохо воевали? А теперь мы, если посчитать перебили их куда больше, чем они — нас. А почему? Из-за храбрости, из-за доблести, друг мой. Так я создаю свое войско. Думаешь, этот мальчик не сможет воевать? Да если я дарую ему честь разрезать Другого на части, он будет сражаться, пока его сердце бьется. — Вороний Ловчий сжал ладонь в кулак.
   Три Удара пожал плечами:
   — Да, воюем мы теперь лучше. Мы стали злее, хитрее — как пес, которого раздразнили медвежьей шкурой. Вот во что мы превратились, Вороний Ловчий… В охотничьих псов! Мы становимся сумасшедшими при одном виде Других! Охотничий пес — это даже хуже, чем просто пес… это хуже, чем…
   — А какой выбор остается охотничьему псу? — возразил Вороний Ловчий. — Может, мы и стали хитрее, злее, подлее — но мы защищаем свою землю! Так что же лучше, скажи мне? Стать псами — или пасть от рук Других?
   — Лучше… лучше остаться в живых. — Он тревожно поглядел на Вороньего Ловчего и размашистыми шагами пошел прочь, скрипя сапогами по снегу.
   Вороний Ловчий, поеживаясь, глядел ему вслед. Он задумчиво провёл рукой по иссеченным ледяным ветром щекам. На сердце у него было неспокойно. А от необузданных порывов ветра, трепавших чумы, становилось еще тревожнее. Глаза его слезились от ледяных порывов ветра. Вздохнув, он полез обратно в теплый чум.
   Молодые воины с горящими от ненависти глазами толпились перед рядами связанных Других, ревниво отталкивая друг друга. Другие, с неподвижными, как маски лицами, ожидали своей участи. Пот стекал по их коже, глаза были полны ужаса.
   — Сколько народу покинуло нас, уйдя на юг с Бегущим-в-Свете, — прошептал он. — Но со мною — юноши. А когда есть юноши, Народ в любом случае можно возродить.
   Он протиснулся сквозь толпу. Молодые воины смотрели на него с восхищением и гордостью, и ему это нравилось.
   Другой лежал на полу в кровавой луже. Воронья Нога гордо расхаживал вокруг него, показывая всем длинный кусок мышцы, срезанный с ноги пленника. Швырнув его в толпу, он распорол живот несчастного и стал извлекать оттуда синевато-голубые кишки.
   Воины радостно визжали, заглушая друг друга. Вороний Ловчий с улыбкой глядел на их свирепые лица. Да, это воины. Его воины. В них — надежда. С такими ребятами он победит…
   А на следующее утро Три Осени ушел из лагеря.
   Склонившись под тяжестью поклажи — кусками мороженного мяса, Народ в последний раз поднимался в гору. Дорога была теперь знакома. Дыхание людей клубилось во тьме, изморозь покрыла их парки, а они все шли по гребню холма.
   — Осторожно, — предупреждал Издающий Клич. — Здесь все заледенело. Надо идти в обход.
   Поющий Волк только промычал в знак согласия — он слишком устал, чтобы что-то говорить. Следом шли Прыгающий Заяц, Поющая Куропатка и другие. Они шагали, сгорбившись под своею ношей, а впереди длинная череда собак, нагруженных мясом, вынюхивала тропу.
   Шаг за шагом спускались они в долину. Снег таял на глазах, как бы по волшебству, пока они спускались по горячим камням.
   — Удивительная штука эти гейзеры, — только и вздохнул Издающий Клич.
   Один из псов залаял, вслед за ним другой, и наконец вся свора с радостным повизгиванием кинулась навстречу пришедшим в лагерь.
   Прыгающий Заяц разгонял лагерных собак копьем — только бы они не накинулись на псов, навьюченных мясом.
   — Эй! — воскликнул Поющий Волк. — Эй, люди! Мы здесь!
   Он снял с плеч и поставил на камень тяжелый тюк и, согнувшись, стал задубевшими от холода пальцами развязывать тесемки снегоходов. Рядом с ним Издающий Клич со вздохом опустил на землю свою ношу. Люди, выбравшиеся из чумов, столпились у темных скал.
   — Поющий Волк…
   — Я здесь. — Он обнял жену, с радостным чувством прикасаясь к ее отяжелевшему животу. Скоро они опять станут настоящей семьей! Эта мысль согревала его. — Мы забили мамонтиху. Мяса хватит на всех. Но некоторым придется еще туда сходить. Очень много надо нести… Мы еще видели там мускусного быка…
   Зеленая Вода вышла из полумрака и подошла к своему мужу:
   — А он как раз только что вернулся. Издающий Клич нахмурился, отгоняя пса от своего мяса:
   — Кто?
   — Волчий Сновидец.
   Поющий Волк замер, заметив ее озабоченный тон.
   — Где он? Что случилось?
   — В пещере Цапли.
   Он заметил, что Издающий Клич с ожиданием смотрит на него.
   — Прыгающий Заяц, отгони собак от мяса и позаботься, чтобы его распределили между людьми.
   Сам он поспешил к пещере по продутой ветром тропе, вдоль берега заводи. Издающий Клич поспешил за ним.
   — Волчий Сновидец… Ты здесь? — позвал он, остановившись у полога.
   — Входи.
   Он беспокойно облизал губы, прежде чем войти в пещеру. У него всегда вставали дыбом волосы, когда ему случалось войти сюда. В этой пещере жила Сила. От всех этих безглазых черепов, красочных рисунков на стенах, фетишей в нишах в обычном человеке все переворачивалось.
   Моргнув в тусклом свете задымленного костра, он увидел сидящего на полу Волчьего Сновидца. Капюшон его плаща был откинут. Поющий Волк остановился. Издающий Клич, легко оттолкнув его, протиснулся в пещеру.
   Но кем был сидящий перед ним человек? Его лицо, еще недавно юное и нежное, выглядело изможденным и осунувшимся. Загадочный свет блестел в его черных глазах. Как будто внешнее обличье Бегущего-в-Свете присвоил кто-то другой — кто-то странный, необычный, не похожий на других людей.
   — Я… Мы… — Слова застревали в его горле. — Ты вернулся.
   Поющий Волк неловко поежился. Пусть теперь Издающий Клич что-то скажет.
   Волчий Сновидец печально усмехнулся, видя их смущение:
   — Я прошел через Великий Ледник. Поющий Волк замер от удивления и благоговейно опустился на колени:
   — Ты…
   Волчий Сновидец угрюмо кивнул:
   — Но Народу моим путем не пройти. Слишком опасно. И собак потеряем. Это кошмар такой, что и Кричащему Петухом не придумать.
   Поющий Волк тяжело опустился на землю. Усталость, забытая было при радостном известии, вновь дала о себе знать.
   — Блаженный Звездный Народ, значит, дело плохо.
   — Плохо? — Волчий Сновидец взял один прут из груды, оставшейся еще от Цапли, и стал помешивать огонь.
   — Очень плохо, — согласился Издающий Клич. — За те три оборота луны, что ты был там, в лагерь пришло еще четыре отряда. А там, на равнине, по берегам Большой Реки, Народу не остается ничего, кроме бесконечной войны. Наши юноши и Другие только и делают, что совершают кровавые набеги друг на друга. То они нас сгонят с этих земель, то мы их. А старикам и детям не под силу без конца скитаться. Особенно среди Долгой Тьмы. Вот они и пришли сюда, чтобы обрести мирное убежище.
   — А молодые мужчины и женщины — нет? Поющий Волк печально кивнул:
   — Да, как ты догадался? Юношам новая боевая жизнь пришлась по сердцу.
   На глазах Волчьего Сновидца выступили слезы.
   — Но кто же рассказывает им зимние сказания и легенды? Кто хранит память о прошлом? И если все только и делают, что воюют, то кто охотится, кто достает еду для старых и малых?
   — Только наш лагерь, — тихо ответил Поющий Волк.
   Издающий Клич вздохнул:
   — А Другие вовсе не оставляют нас в покое, как обещал Вороний Ловчий. Набеги продолжаются без конца. Воюют среди Долгой Тьмы! Представляешь себе! Даже Пожирателей Духов не страшатся…
   Поющий Волк кивнул:
   — А наши припасы тают на глазах.
   — А у Других надолго еще хватит запасов? Сильно они пострадали?
   — Они завели другие лагеря на северо-западе, у Соленых Вод. Там вдоволь еды, есть новые шкуры. Стариков и детей они отвели в дальние лагеря и оставили им там замороженного мяса. А молодые пошли к югу, к Большой Реке, с оружием…
   На щеках Волчьего Сновидца выступили гневные желваки.
   — А что мой братец? Поющий Волк развел руками:
   — Он клянется оттеснить Других к берегу моря. Народ сомневается, по крайней мере некоторые. Обещаний много, а пока мы видим только смерть и разорение.
   Волчий Сновидец кивнул.
   Издающий Клич опустил глаза:
   — Одна у нас оставалась надежда — на Волчий Сон. На то, что есть дорога через Ледник.
   Волчий Сновидец посмотрел на них. Глаза его вспыхнули еще ярче.
   — Через Ледник? Нет, Народу там не пройти. Слишком многие умрут в пути, упадут в разломы… Да и еды не хватит на такой переход. Там только снег и лед, а на проталинах — голый камень. Я шел месяц. Большую часть пути — без пищи.
   Издающий Клич беспокойно посмотрел на Поющего Волка:
   — Похоже, что придется поступать как Вороний Ловчий. Сражаться до…
   — Нет, — прошептал Волчий Сновидец. — И все-таки Сон мой — верный.
   — Верный?
   Волчий Сновидец кивнул:
   — Я пересек Ледник. Пришлось там, в горах, убить Дедушку Белого Медведя. Но благодаря его мясу я выжил. — Он потянулся к своему дорожному мешку.
   Дрожащими пальцами Издающий Клич развернул сверток. Там были медвежьи когти. Поющий Волк удивленно вздохнул, не веря своим глазам.
   — Дедушка Белый Медведь? Так далеко на юге? Он живет у моря, питается чайками… — Издающий Клич покачал годовой:
   — Не понимаю!
   — Медвежья Сила, — выдохнул Поющий Волк.
   — Неважно, откуда он здесь взялся, только он пришел на мой запах. — Волчий Сновидец улыбнулся при этом воспоминании. — Сначала я пытался бежать. А потом стал приманивать его, как тогда карибу. Помните?
   Оба нетерпеливо кивнули.
   — Я манил его Сном на ледяных плитах. Тропа, которая ведет среди этих плит, охраняется призраками, Живущими в Леднике. Там я ждал, и наконец мой Сон покорил его, и он уткнулся носом в снег. А потом я встал, заговорил конец моего копья и вонзил его ему со всей силы в загривок.
   — Ах ты! — вырвалось у Издающего Клич. Глаза его светились.
   — Кстати, хорошие наконечники ты делаешь, — похлопал его по плечу Волчий Сновидец. — Конечно, медведь стал брыкаться, извиваться, хватать зубами копье, но в результате сам же вогнал его себе в сердце.
   — Ты сделал все это один? — спросил Поющий Волк. От услышанного у него пересохло во рту.
   — Один, — устало кивнул Сновидец. — Кровь, сердце и печень Дедушки Белого Медведя придали мне храбрости. Его мясо прибавило мне сил. Его шкура согрела меня лучше парки и сапог. И я выжил. Издающий Клич покачал головой.
   — Еще я убил длиннорогого бизона, что разгуливал один среди пустынной равнины по ту сторону Великого Ледника. Животные там совсем непуганые. Я подходил к зверям. А они только с любопытством смотрели на меня да обнюхивали. На них ведь никто никогда не охотился!
   Поющий Волк медленно встал на ноги, затаив дыхание. Да неужто такое возможно?
   — Никаких следов человека?
   — Никаких.
   — И между нами и этой… удивительной землей — только Великий Ледник? Волчий Сновидец кивнул.
   — Но ты же дважды перебрался через него! — воскликнул Поющий Волк. — Может, хоть некоторые из нас проложат туда путь? А потом отыщем дорогу для стариков и детей!
   — Это невозможно, — ответил Сновидец, глядя куда-то вдаль. — Льды все время движутся, глыбы соскальзывают вниз, трескаются… Пока мы идем, тропа исчезнет, и придется искать новую. Сегодня дорога безопасна — завтра это верная смерть. Каждый шаг может стать последним. То, что я выжил, — это попросту чудо. И потом, кто сказал, что я перебрался через Ледник дважды? Только один раз.
   Поющий Волк покачал головой:
   — Конечно дважды, Волчий Сновидец. Или, может быть, ты — дух? — Он сперва сказал это, а потом вдумался в слова и пожалел о сказанном. Эта пещера уж такое место — невесть что лезет в голову. А как появился Волчий Сновидец, у него вообще все в уме смешалось…
   Но Сновидец только тихонько хмыкнул:
   — Да нет, я не дух, друзья мои. Я только раз пересек Ледник. Обратный путь… — он помолчал, — еще гораздо страшней.
   Волосы на голове Поющего Волка встали дыбом. Он покосился на Издающего Клич. Тот стоял открыв рот от удивления, растерянно выпучив на Сновидца карие глаза.
   — Дорога эта открыта только до начала Долгого Света. Как только подует теплый ветер, она закроется. Пройти можно только во время Долгой Тьмы.
   — Пройти?.. Но ты же сам сказал…
   — Все дело в словах. — Он развел руками. — Вы говорили — перебраться через Ледник. А я шел сквозь него.
   — Сквозь? — Издающий Клич и Поющий Волк решили, что Сновидец пошутил.
   — Точнее даже — под ним… — Глаза Волчьего Сновидца вспыхнули снова. — Весь путь — в темноте.
   — Путь? — затаив дыхание, спросил Поющий Волк. Волчий Сновидец кивнул:
   — Путь идет вдоль Большой Реки.
   — Как Волк указал тебе?..
   — Да. Когда во время Долгого Света вода поднимается, она идет вторым руслом. Зимой оно свободно. Пришлось идти два дня в полной темноте, на ощупь различая дорогу.
   — В темноте…
   — И ты пошел по нему? — изумился Издающий Клич. — Под Ледником? Да ты просто безумец!
   — Молчи ты! — оборвал его Поющий Волк. — Что еще, Волчий Сновидец?
   Волчий Сновидец скрестил пальцы.
   — Темнота — это еще не худшее… Там живут призраки. И они подстерегают человека, идущего во тьме по проходу.
   Издающий Клич оперся подбородком о руку.
   — Под Великим Ледником? Призраки… Как рассказывал Кричащий Петухом. А ты сам их слышал?
   Поющий Волк, поморщившись, глянул на своего родича:
   — Кого ты предпочитаешь — призраков или Других?
   — Других!
   Поющий Волк отмахнулся от него и задумчиво наморщил лоб.
   — Можно нести с собою факелы. Запасти много сала. Построить людей большой линией… Издающий Клич покачал головой:
   — Но если мы там потеряемся, наши души так и останутся на веки вечные погребены во мраке!
   Глаза Волчьего Сновидца блеснули, губы задрожали. Он словно погружался в Сон. Его родичи, заметив это затихли и с ожиданием посмотрели на него.
   — Лед тает, — хрипло прошептал Сновидец. — Однажды он весь растает, и люди заселят всю землю и будут там жить под лучами Отца Солнца.
   — Может, тогда стоит подождать?
   — Нет, — улыбнулся Волчий Сновидец. — При нашей жизни этого не случится. Надо идти сейчас, через это отверстие, пока не стало слишком поздно.
   — Да, пока Соленые Воды с севера не затопили всю землю и ход опять не закрылся.

45

   Пляшущая Лиса, морщась, ковыляла по берегу горячей заводи, окруженной густым облаком белого пара. Тупая боль в щиколотке не давала ей покоя. Сломала она, как выяснилось, тонкую кость с наружной стороны икры. Но сейчас она уже заживала, хотя на ноге все еще оставалась опухоль. Слишком долго Лиса пролежала на спине.
   Она все откладывала эту встречу… Откладывала, надеясь, что он сам придет к ней. Долгие дни после его возвращения она не решалась выйти за полог шатра Зеленой Воды.
   И тут Зеленая Вода, как бы по волшебству, возникла рядом с ней.
   — Идешь повидать его?
   Пляшущая Вода вздохнула и кивнула ей, может быть, слишком торопливо.
   — Что я скажу ему? Как начать? «Я всем сердцем рада видеть тебя?» или «Твой проклятый Волчий Сон разрушил всю мою жизнь. Чем ты заплатишь за это?»
   Зеленая Вода нахмурилась:
   — Не думаю, что сейчас такие слова помогут делу… Лиса покачала головой:
   — Знаю. Я совсем растерялась, не понимаю, как мне быть… С тех пор как он вернулся, мне покоя нет.
   Сначала я боялась, что он придет и ляжет со мной. Я закрывала глаза и воображала, как все это случится. А потом мне стало страшно даже видеть его лицо. — Она, поморщившись, пошевелила больной ногой. — Все им восхищаются… Это так больно. Узнаю ли я его теперь?
   Зеленая Вода, скрестив руки на груди, задумчиво опустила глаза:
   — Не знаю, но ведь ты и сама изменилась не меньше, чем он. Вас обоих не узнать… Может, из вас двоих и получатся наши новые вожди?
   — Да кто же сделает вождем проклятую женщину? — усмехнулась Лиса.
   — Многие очень уважают тебя: ведь ты сумела укоротить самого Вороньего Ловчего. И еще восхищаются тем, что ты осталась с умирающей Старухой Кого-ток и потом так долго шла со сломанной щиколоткой. Ходят разговоры, что у тебя есть Сила. Ведь ты, женщина, сама охотилась, может быть, даже приманивала зверя колдовством, как Цапля.
   — Они просто не видели, как я сосу прогорклый костный мозг, дрожу под моей дырявой паркой, обливаюсь потом от страха, что Дедушка Белый Медведь найдет меня.
   — Тебе страшно было, когда ты осталась со Старухой? — не мигая посмотрела на нее Зеленая Вода.
   Пляшущая Лиса отвела глаза. Воспоминания о Старухе Кого-ток и ее смерти были слишком свежи. Не под силу ей было говорить об этом.
   — Ужасно страшно! Она была моей подругой, моей учительницей… Мне всегда будет страшно жить на земле без нее.
   — Но придется…
   — Конечно. — Она нетерпеливо поглядела на вход в пещеру Цапли.
   — Я сказала тебе все, что хотела. Иди к Волчьему Сновидцу. Он поможет тебе обрести то, что ты ищешь. — Зеленая Вода ободряюще кивнула и пошла своей дорогой, что-то бормоча себе под нос.
   Пляшущая Лиса тоже глубоко вздохнула и поспешила ко входу в пещеру. У полога она остановилась. Кашлянув, она окликнула:
   — Бегущий-в-Свете… Ты здесь?
   — Я жду тебя.
   Знакомый голос глубоко тронул ее. Но было в нем что-то заставившее ее насторожиться. Она, согнувшись зашла за полог из шкур карибу и огляделась. Он сидел на сложенных волчьих шкурах. Перед ним была расстелена шкура белого медведя.
   Их глаза встретились. Все заботливо заготовленные слова куда-то исчезли, как исчезает туман при лучах утреннего солнца. Удары сердца отдавались в каждой точке ее тела.
   — Я слышал, ты пыталась догнать нас, — произнес он тихо, будто стараясь подавить затаенную боль.
   Она улыбнулась, оробев еще больше. Окинув взглядом пещеру, она увидела черепа, рисунки на стенах, отверстия в камне, заполненные узелками с сушеными травами, и отделанные волчьи шкуры. Жилище Сновидца. Для нее здесь нет места.
   — Волк не очень-то хорошо обо мне позаботился, — мрачно улыбнулась она. — Это было нелегкое путешествие.
   Он кивнул, указав на расстеленные перед ним шкуры. Помедлив, она опустилась на одну из них и села скрестив ноги.
   — Ты изменилась. Стала сильнее.
   — Твой братец это почувствовал на себе. Но ведь и ты тоже изменился. Стал таким властным, уверенным в себе… Тебе идет быть Сновидцем.
   Он побледнел и поглядел в сторону.
   — За это приходится платить дорогую цену.
   — Стоит того.
   Они помолчали. Сердце билось в ее груди, как сумасшедшее. Обнять бы его сейчас, рассказать о своей любви! Но она боялась…
   — Почему все так трудно получается? — спросила она. — Я пришла, Бегущий-в-Свете. Я пошла за тобой. А ты, почему ты не пришел на Обновление? Я ждала, я хранила себя для тебя. Если бы не те слова, что ты сказал мне при расставании — о том, что ты любишь меня, что мы будем вместе, — мне бы ни за что не пережить этот страшный год.
   Он тяжело вздохнул. Горечь блеснула в его глазах.
   — Почему ты молчишь? — окликнула она его, чувствуя, как что-то незримое встало между ними и вмешалось в их разговор.
   Он закрыл глаза, дрожа всем телом.
   Она потянулась к нему, схватила его за край парки и потрясла, сначала легонько, потом посильнее, пока он не открыл глаза и не поглядел на нее.
   — Скажи мне, в чем дело?
   — Я люблю тебя. — Его голос дрогнул. Она почувствовала радость и облегчение.
   — И я тоже люблю тебя!
   Она пододвинулась к нему ближе, так близко, что могла различить его мужественный запах.
   — За чем же тогда дело? Мускулы его лица напряглись.
   — Ты — единственное, что стоит между мной и Сном.
   Она растерянно моргнула:
   — Между тобой и Сном?
   — Тогда, в Мамонтовом Лагере, я не знал, что на самом деле значит Волчий Сон. Как он может изменить меня… или Народ. Теперь я знаю. Я научился Сну.
   Она протянула руку и погладила его нежную щеку. Он вздрогнул и зажмурился.
   — И ты спасешь Народ.
   — Может быть…
   — Но я слышала, что ты нашел проход в Леднике?
   — Этого недостаточно.
   — Что? — Она скрестила руки, пытаясь все же сохранить самообладание. Боль, смущение, любовь, надежда — все это беспорядочно смешалось в ее душе. Кровь ее бурлила, сердце наполняла тревога. А при взгляде на болезненно искаженное лицо Бегущего-в-Свете легче не становилось.
   — Я не могу позволить себе, своим личным желаниям стать на пути Народа… А путь его — на юг, туда, где он будет в безопасности. — Он поглядел на нее, и в глазах его вспыхнул странный огонь. — Там прекрасные земли!
   — О чем это ты?
   — Чтобы видеть Сны — настоящие Сны, — надо всего себя посвятить Единому. Выйти из Танца…
   — Это какое-то ребячество! Да какое отношение все то, о чем ты толкуешь, имеет к нашей с тобой любви?
   Он с силой выдохнул воздух и весь осел, будто проколотый моржовый пузырь.
   — Ребячество? Да, я сам когда-то говорил это Цапле Я не понимал… Как мне теперь объяснить это тебе?
   — Скажи мне, будем ли мы вместе? — в отчаянии спросила она. Голос ее дрогнул. — Или какая-то другая женщина покорила твое сердце?
   — Никто, кроме тебя.
   — Тогда…
   — У меня нет выбора! — воскликнул он. Затем голос его упал до шепота. — Я видел конец Народа. Без Сновидца нам не спастись. Вороний Ловчий по-своему перевернул жизнь Народа. Я тоже должен перевернуть ее — но по-другому.