Страница:
— Ба! Ты? Да ты еще ребенок. Ты и знать не знаешь, что такое настоящий Сон, подаренный Духами…
— Замолчи-ка! Поглядите на него! Смотрите — вот Сила! Сон — у него в глазах! — взвизгнула Обрубленная Ветвь, гневно ткнув скрюченным пальцем прямо в лицо Кричащему Петухом.
Дыхание Лисы пресеклось: глаза Бегущего-в-Свете и впрямь страшно сверкали и ходили в орбитах — так волк в ночной тьме глядит в лицо охотникам.
— Мы пойдем на север. — Кричащий Петухом поднял руку, указывая туда, где над самым горизонтом мерцали лучи Отца Солнца. — Я тоже видел Сон… мальчик мой. Мамонт зовет нас туда, откуда мы пришли. Как я говорил вам прошлой Долгой Тьмой, помните? Так идем же обратно…
— Идем. — Бегущий-в-Свете поднял кулак. — Вещая Сила сама выбирает, к кому прийти. Человек ей не указчик. Волчий Сон позвал меня — и тех, кто пойдет за мной — на юг. Там, в Великом Леднике…
— Там Смерть! — срывающимся голосом воскликнул старый шаман.
Глаза Бегущего-в-Свете сверкнули, и старый шаман отступил, словно испугался юноши. Он выдохнул, и в неярком свете видно было, как воздух, замерзая на лету, белым облаком собрался у его рта. В лицо собравшимся ударил резкий порыв ветра, и люди стали отворачиваться, прячась от оледенелых рук Ветряной Женщины.
— Смерть! Слышишь, мальчишка? — Мертвый глаз Кричащего Петухом блестел ледяным белым блеском, но его черный глаз скользнул по Бегущему-в-Свете, как кремень по граниту. — Чудища живут во льду. Духи древних мертвецов поют оттуда. — Он обернулся, обращаясь к каждому из Народа:
— Когда вы приблизитесь к Великому Леднику, вы услышите, как они скрипят и бормочут, как трещат их кости под тяжестью льда. Они убьют вас! Надо идти на север!
— Мы пойдем на юг! — воскликнула Обрубленная Ветвь. — Может, ты и хочешь погибели от рук Других, да только больше никто…
Ковыляя, она подошла к Бегущему-в-Свете и коснулась морщинистыми пальцами его задубелой кожи.
— Видишь меня, мальчик мой? Посмотри на меня. Видишь… Видишь… Сон?
Она обхватила руками его лицо и приблизила к своему. Их дыхания слились в единое белое облако.
Мгновение она стояла неподвижно, сжав пальцы у него на шее. Затем она притянула его еще ближе к себе, так что их глаза почти коснулись друг друга.
— Ха-ха! — взвизгнула она, отпустив Бегущего-в-Свете, и отступила назад, разведя руки, чтобы не упасть. А потом она села на землю и стала что-то напевать себе под нос; Народ с испугом и удивлением смотрел на нее.
— Оба дурни — и тот и другой, — хмыкнул сзади Вороний Ловчий.
— Бабушка… — Смеющаяся Заря сжала высохшую ладонь старухи. — Что это такое у Света в глазах?
— Сон, — прошептала старуха. Она беззвучно пошамкала губами, глядя в пустоту, и добавила:
— Волк в его глазах… Волк.
Издающий Клич смущенно обернулся к Кричащему Петухом:
— Это правда? Ты долго был нашим вождем, в разные земли шли мы за тобою… когда мы болели, ты исцелял нас. А Бегущий-в-Свете говорит, что твой Сон — ложный. Откуда нам знать, кто прав?
— Он — мальчишка, — спокойно произнес Кричащий Петухом. — Он играет в детские игры, а речь-то идет о жизни и смерти Народа. Чтобы увидеть Сон, нужны пост и особый навык. Не след вам верить…
— Да он четыре дня не ел! — воскликнула Смеющаяся Заря. — Он отдавал еду мне… для ребенка.
— Ии-и! — Серая Глыба, морщинистая старуха, так и впилась в Бегущего-в-Свете своими черными глазками, свернув в трубочку тонкие губы. — Четыре дня, ага! Да это ж вещее число! Столько дней идет Отец Солнце над сердцем земли. То, что справа, и то, что слева, сходится воедино.
— Он же мальчишка! — взвизгнул, сжав кулаки, Кричащий Петухом.
Бегущий-в-Свете содрогнулся, как будто шаман схватил его своей задубевшей рукой.
— Волк приходил ко мне! Он спасет тех, кто пойдет к югу. Он указал мне разлом в Великом Леднике, где мы можем пройти. С той стороны есть мамонты. И бизоны тоже. И карибу гуляют по зеленой траве, отращивая новые рога.
Пляшущая Лиса приоткрыла рот от удивления, встретившись глазами с Бегущим-в-Свете.
— Я вижу Сон, — прошептала она. — Так все и есть… В глазах у него отражено…
— Ступай в чум! — приказал старый шаман. — Ступай и согрей мой плащ. Завтра идем на север. Надо как следует отдохнуть ночью.
— Нет! — ответила она. Она глядела на него невидящими глазами, словно удивляясь его гневу. Ярость исказила тощее лицо старика. Он замахнулся на Лису.
— Не тронь меня! — вскрикнула она, отклонившись назад и заслоняя лицо руками.
— Иди! — приказал Кричащий Петухом. Поспешая к чуму, она обернулась и увидела гневное лицо Бегущего-в-Свете. Он шагнул в середину круга;
Обрубленная Ветвь, пытаясь удержать его, положила ему руку на плечо.
Приподнимая полог чума, Лиса слышала громовый голос своего мужа:
— Не слушайте этого младенца! Мамонты ушли оттуда… на север! Я видел: наши охотники гонятся за ними, мечут копья в бегущих мамонтят… Матери кружатся рядом, задирают кверху хоботы, чтобы накликать на нас Ветряную Женщину. Но мы хитрее! Мамонтята увязают в снегу, их кровь — на наших копьях. Стадо бежит на север, а мы с добычей!
— Лжец! — визжала в ответ Обрубленная Ветвь. — Ничего ты не видел! Ты выдумал это только что. В твоих глазах нет Сна.
Лису передернуло: до нее донесся звук удара. Она с головой закуталась в плащи Кричащего Петухом, чтобы не слышать этих все продолжавшихся звуков — ударов плоти о плоть. Она забилась в угол: у нее живот заболел от переполнявшего ее страха.
Она боялась за старуху и за себя тоже — ведь она при всех пререкалась с мужем. Она унизила его днем — он может унизить ее ночью. Она свернулась в комок, стараясь не ослабеть и не впасть в агонию. Так бывает, она знала.
Кричащий Петухом опять замахнулся на Обрубленную Ветвь. Старуха попятилась, поскальзываясь на льду и бормоча что-то себе под нос.
— Оставь ее в покое, — сурово произнес Бегущий-в-Свете. Он вспомнил на мгновение испуганное лицо Пляшущей Лисы — мысль о ней обожгла его. Волчья кровь — могучая и густая — наполняла его жилы. Глубоко в душе его вспыхнула ненависть к этому старику, тиранящему его Народ.
— Что я слышу? Мой брат так расхрабрился? — произнес Вороний Ловчий, скрестив руки на груди.
— Ты хочешь нарушить мир среди Народа? — отозвался Кричащий Петухом. — Ты? Ты угрожаешь мне?
— Какой мир, когда бьют старух? Ты уже раз ее ударил…
— Не учи меня! — Кричащий Петухом выпрямился и сжал кулаки. — Кого хочу, того и наказываю.
— Никто не имеет права поднимать руку на старших. Даже…
— Я убью тебя, мальчишка! Моя Сила велика… — Старик побледнел и усмехнулся, обнажив желтые гнилые зубы. Он согнулся до самой земли и, выпростав из рукава костлявую ладонь, стал чертить в воздухе магические знаки.
Бегущий-в-Свете глубоко вздохнул и тревожно потрогал копье.
— Волк защитит меня. Я не боюсь.
Но на самом деле он боялся. Ему не раз доводилось видеть, как действует колдовство старого шамана. Сейчас он про себя просил Волка даровать ему храбрость.
— Четыре недели, — затянул на уже привычный мотив Кричащий Петухом, — твоя утроба не будет принимать пищу. — Затем он запел что-то незнакомое, воздев к небу руки и отплясывая прежде неизвестный танец.
Бегущий-в-Свете зажмурился. Он почувствовал, как Сила Кричащего Петухом подбирается к его душе.
— Волк хранит меня, — повторял он снова и снова. Сердце его колотилось что есть мочи. — Он не даст мне умереть, пока я не приду в землю, что лежит за Большим Ледником. — Он потрогал знак, начертанный волчьей кровью у него на лбу. — Волк ведет меня на юг, в страну Отца Солнце. Я иду за Волчьим Сном.
Сила Кричащего Петухом, кажется, отступила. Бегущий-в-Свете открыл глаза и с улыбкой облегчения посмотрел на пляшущего старика-шамана.
Он услышал восторженные крики у себя за спиной. Люди признали его, поверили в его Силу. Обрубленная Ветвь поднялась на ноги и встала во весь рост, отклонившись назад, — древняя и мудрая, как сам Дедушка Белый Медведь. Ее беззубый рот радостно улыбался.
— Волчий Сон! — крикнула она своим скрипучим старческим голосом. — Э-ге-ге! Я иду на юг с Бегущим-в-Свете! Я иду на юг с Волком!
Отец Солнце блеснул над горизонтом на юго-востоке. В лучах его еще более впалыми показались глазницы и щеки изможденных людей. Тьма стала рассеиваться, как пепельный дым. Извивающиеся радужные огни вспыхнули на небе: это Дети-Чудища проснулись и начали свою битву. Эти Двое, добрый и злой, борются с начала времен, и нет конца их схватке.
— Вы идете к югу на верную смерть! Слушай меня, Отец Солнце! Я, Кричащий Петухом, видел твой Сон. Чуешь ли ты мою Силу? Я проклинаю этих… этих предателей! Их души не достигнут Блаженного Звездного Народа. Смерть! — визжал шаман, размахивая руками перед Бегущим-в-Свете, как садящийся на землю орел — крыльями.
— Я иду за Волком. Все, кто отведает мяса Волка, пойдут за моим Сном, — ответил молодой охотник и двинулся сквозь возбужденную толпу к своему чуму.
5
— Замолчи-ка! Поглядите на него! Смотрите — вот Сила! Сон — у него в глазах! — взвизгнула Обрубленная Ветвь, гневно ткнув скрюченным пальцем прямо в лицо Кричащему Петухом.
Дыхание Лисы пресеклось: глаза Бегущего-в-Свете и впрямь страшно сверкали и ходили в орбитах — так волк в ночной тьме глядит в лицо охотникам.
— Мы пойдем на север. — Кричащий Петухом поднял руку, указывая туда, где над самым горизонтом мерцали лучи Отца Солнца. — Я тоже видел Сон… мальчик мой. Мамонт зовет нас туда, откуда мы пришли. Как я говорил вам прошлой Долгой Тьмой, помните? Так идем же обратно…
— Идем. — Бегущий-в-Свете поднял кулак. — Вещая Сила сама выбирает, к кому прийти. Человек ей не указчик. Волчий Сон позвал меня — и тех, кто пойдет за мной — на юг. Там, в Великом Леднике…
— Там Смерть! — срывающимся голосом воскликнул старый шаман.
Глаза Бегущего-в-Свете сверкнули, и старый шаман отступил, словно испугался юноши. Он выдохнул, и в неярком свете видно было, как воздух, замерзая на лету, белым облаком собрался у его рта. В лицо собравшимся ударил резкий порыв ветра, и люди стали отворачиваться, прячась от оледенелых рук Ветряной Женщины.
— Смерть! Слышишь, мальчишка? — Мертвый глаз Кричащего Петухом блестел ледяным белым блеском, но его черный глаз скользнул по Бегущему-в-Свете, как кремень по граниту. — Чудища живут во льду. Духи древних мертвецов поют оттуда. — Он обернулся, обращаясь к каждому из Народа:
— Когда вы приблизитесь к Великому Леднику, вы услышите, как они скрипят и бормочут, как трещат их кости под тяжестью льда. Они убьют вас! Надо идти на север!
— Мы пойдем на юг! — воскликнула Обрубленная Ветвь. — Может, ты и хочешь погибели от рук Других, да только больше никто…
Ковыляя, она подошла к Бегущему-в-Свете и коснулась морщинистыми пальцами его задубелой кожи.
— Видишь меня, мальчик мой? Посмотри на меня. Видишь… Видишь… Сон?
Она обхватила руками его лицо и приблизила к своему. Их дыхания слились в единое белое облако.
Мгновение она стояла неподвижно, сжав пальцы у него на шее. Затем она притянула его еще ближе к себе, так что их глаза почти коснулись друг друга.
— Ха-ха! — взвизгнула она, отпустив Бегущего-в-Свете, и отступила назад, разведя руки, чтобы не упасть. А потом она села на землю и стала что-то напевать себе под нос; Народ с испугом и удивлением смотрел на нее.
— Оба дурни — и тот и другой, — хмыкнул сзади Вороний Ловчий.
— Бабушка… — Смеющаяся Заря сжала высохшую ладонь старухи. — Что это такое у Света в глазах?
— Сон, — прошептала старуха. Она беззвучно пошамкала губами, глядя в пустоту, и добавила:
— Волк в его глазах… Волк.
Издающий Клич смущенно обернулся к Кричащему Петухом:
— Это правда? Ты долго был нашим вождем, в разные земли шли мы за тобою… когда мы болели, ты исцелял нас. А Бегущий-в-Свете говорит, что твой Сон — ложный. Откуда нам знать, кто прав?
— Он — мальчишка, — спокойно произнес Кричащий Петухом. — Он играет в детские игры, а речь-то идет о жизни и смерти Народа. Чтобы увидеть Сон, нужны пост и особый навык. Не след вам верить…
— Да он четыре дня не ел! — воскликнула Смеющаяся Заря. — Он отдавал еду мне… для ребенка.
— Ии-и! — Серая Глыба, морщинистая старуха, так и впилась в Бегущего-в-Свете своими черными глазками, свернув в трубочку тонкие губы. — Четыре дня, ага! Да это ж вещее число! Столько дней идет Отец Солнце над сердцем земли. То, что справа, и то, что слева, сходится воедино.
— Он же мальчишка! — взвизгнул, сжав кулаки, Кричащий Петухом.
Бегущий-в-Свете содрогнулся, как будто шаман схватил его своей задубевшей рукой.
— Волк приходил ко мне! Он спасет тех, кто пойдет к югу. Он указал мне разлом в Великом Леднике, где мы можем пройти. С той стороны есть мамонты. И бизоны тоже. И карибу гуляют по зеленой траве, отращивая новые рога.
Пляшущая Лиса приоткрыла рот от удивления, встретившись глазами с Бегущим-в-Свете.
— Я вижу Сон, — прошептала она. — Так все и есть… В глазах у него отражено…
— Ступай в чум! — приказал старый шаман. — Ступай и согрей мой плащ. Завтра идем на север. Надо как следует отдохнуть ночью.
— Нет! — ответила она. Она глядела на него невидящими глазами, словно удивляясь его гневу. Ярость исказила тощее лицо старика. Он замахнулся на Лису.
— Не тронь меня! — вскрикнула она, отклонившись назад и заслоняя лицо руками.
— Иди! — приказал Кричащий Петухом. Поспешая к чуму, она обернулась и увидела гневное лицо Бегущего-в-Свете. Он шагнул в середину круга;
Обрубленная Ветвь, пытаясь удержать его, положила ему руку на плечо.
Приподнимая полог чума, Лиса слышала громовый голос своего мужа:
— Не слушайте этого младенца! Мамонты ушли оттуда… на север! Я видел: наши охотники гонятся за ними, мечут копья в бегущих мамонтят… Матери кружатся рядом, задирают кверху хоботы, чтобы накликать на нас Ветряную Женщину. Но мы хитрее! Мамонтята увязают в снегу, их кровь — на наших копьях. Стадо бежит на север, а мы с добычей!
— Лжец! — визжала в ответ Обрубленная Ветвь. — Ничего ты не видел! Ты выдумал это только что. В твоих глазах нет Сна.
Лису передернуло: до нее донесся звук удара. Она с головой закуталась в плащи Кричащего Петухом, чтобы не слышать этих все продолжавшихся звуков — ударов плоти о плоть. Она забилась в угол: у нее живот заболел от переполнявшего ее страха.
Она боялась за старуху и за себя тоже — ведь она при всех пререкалась с мужем. Она унизила его днем — он может унизить ее ночью. Она свернулась в комок, стараясь не ослабеть и не впасть в агонию. Так бывает, она знала.
Кричащий Петухом опять замахнулся на Обрубленную Ветвь. Старуха попятилась, поскальзываясь на льду и бормоча что-то себе под нос.
— Оставь ее в покое, — сурово произнес Бегущий-в-Свете. Он вспомнил на мгновение испуганное лицо Пляшущей Лисы — мысль о ней обожгла его. Волчья кровь — могучая и густая — наполняла его жилы. Глубоко в душе его вспыхнула ненависть к этому старику, тиранящему его Народ.
— Что я слышу? Мой брат так расхрабрился? — произнес Вороний Ловчий, скрестив руки на груди.
— Ты хочешь нарушить мир среди Народа? — отозвался Кричащий Петухом. — Ты? Ты угрожаешь мне?
— Какой мир, когда бьют старух? Ты уже раз ее ударил…
— Не учи меня! — Кричащий Петухом выпрямился и сжал кулаки. — Кого хочу, того и наказываю.
— Никто не имеет права поднимать руку на старших. Даже…
— Я убью тебя, мальчишка! Моя Сила велика… — Старик побледнел и усмехнулся, обнажив желтые гнилые зубы. Он согнулся до самой земли и, выпростав из рукава костлявую ладонь, стал чертить в воздухе магические знаки.
Бегущий-в-Свете глубоко вздохнул и тревожно потрогал копье.
— Волк защитит меня. Я не боюсь.
Но на самом деле он боялся. Ему не раз доводилось видеть, как действует колдовство старого шамана. Сейчас он про себя просил Волка даровать ему храбрость.
— Четыре недели, — затянул на уже привычный мотив Кричащий Петухом, — твоя утроба не будет принимать пищу. — Затем он запел что-то незнакомое, воздев к небу руки и отплясывая прежде неизвестный танец.
Бегущий-в-Свете зажмурился. Он почувствовал, как Сила Кричащего Петухом подбирается к его душе.
— Волк хранит меня, — повторял он снова и снова. Сердце его колотилось что есть мочи. — Он не даст мне умереть, пока я не приду в землю, что лежит за Большим Ледником. — Он потрогал знак, начертанный волчьей кровью у него на лбу. — Волк ведет меня на юг, в страну Отца Солнце. Я иду за Волчьим Сном.
Сила Кричащего Петухом, кажется, отступила. Бегущий-в-Свете открыл глаза и с улыбкой облегчения посмотрел на пляшущего старика-шамана.
Он услышал восторженные крики у себя за спиной. Люди признали его, поверили в его Силу. Обрубленная Ветвь поднялась на ноги и встала во весь рост, отклонившись назад, — древняя и мудрая, как сам Дедушка Белый Медведь. Ее беззубый рот радостно улыбался.
— Волчий Сон! — крикнула она своим скрипучим старческим голосом. — Э-ге-ге! Я иду на юг с Бегущим-в-Свете! Я иду на юг с Волком!
Отец Солнце блеснул над горизонтом на юго-востоке. В лучах его еще более впалыми показались глазницы и щеки изможденных людей. Тьма стала рассеиваться, как пепельный дым. Извивающиеся радужные огни вспыхнули на небе: это Дети-Чудища проснулись и начали свою битву. Эти Двое, добрый и злой, борются с начала времен, и нет конца их схватке.
— Вы идете к югу на верную смерть! Слушай меня, Отец Солнце! Я, Кричащий Петухом, видел твой Сон. Чуешь ли ты мою Силу? Я проклинаю этих… этих предателей! Их души не достигнут Блаженного Звездного Народа. Смерть! — визжал шаман, размахивая руками перед Бегущим-в-Свете, как садящийся на землю орел — крыльями.
— Я иду за Волком. Все, кто отведает мяса Волка, пойдут за моим Сном, — ответил молодой охотник и двинулся сквозь возбужденную толпу к своему чуму.
5
Малиновые отблески ложились на стены чумов, и при этом свете еще заметнее были страх и тревога, написанные на лицах людей. Они сидели, сгрудившись, у низеньких костров, пытаясь согреться в струях темного дыма.
Издающий Клич поднес к зубам рукоятку нового каменного дротика, пытаясь нащупать языком выступ оленьего сухожилия, которым к рукоятке крепился каменный наконечник. Зажав жилу сточенными резцами, он что есть мочи затянул узел и с удовлетворением посмотрел на свою работу: наконечник прочно сидел в раструбе древка.
Поющий Волк уложил в яму, на дне которой тлел огонь, зловонный кусок мамонтового навоза. Если добавить сухого мха — тепла хватит. Сегодня удачный день: один из детей нашел топливо там, где ветер развеял снежный покров. Но он все еще не пережил до конца смерть маленькой дочки… Навоз горел красноватым пламенем, густой, жирный дым поднимался над ямой.
Издающий Клич перевел взгляд со своего дротика на кусок волчьего мяса, лежащий на полу чума:
— Что ж, мне так всю ночь и сидеть здесь, глядя на это мясо?
— Кто сильнее? Твое брюхо? Или страх? Сам знаешь, что сделает с тобой Кричащий Петухом, если ты прикоснешься к этому мясу.
Поющий Волк и сам не мог отвести глаз от оттаивающего куска мяса. Огонь бросал на него красный отсвет. Поющий Волк тяжело сглотнул слюну, как будто не в силах справиться с влагой, переполнявшей его рот.
— Шаманы, тоже мне. — Издающий Клич изо всех сил сжал древко копья. — Играют с Силой как хотят, а Народ в это время помирает от голода… Ты как знаешь, а я ем это мясо.
— И пойдешь на юг с Бегущим-в-Свете? — спросил Поющий Волк, удивленно подняв бровь.
Издающий Клич на мгновение замер, склонившись над куском мяса. На лбу его выступили морщины. Он закусил губу; при свете огня его круглое лицо выглядело почти упитанным. Его и так приплюснутый нос казался еще короче из-за высоких плоских скул. Даже ему изменила его обычная веселость — слишком уж нестерпим был голод.
Издающий Клич неуверенно пожал плечами:
— Вороний Ловчий говорит, что его брат — глупец. Глупец может внушить сам себе что угодно. А ты знаешь Вороньего Ловчего, он человек рассудительный, зря не скажет…
— Да, Вороний Ловчий — малый с головой. Но как же тогда два родных брата могут быть такими разными?
— Что же нам делать? Посмотри-ка на это мясо. — Издающий Клич потрогал его рукой. — Какое Духам дело до моего желудка? Мы же сдохнем, коли есть не будем!
— Просто все шаманы — сумасшедшие, — буркнул Поющий Волк.
— Я буду есть. Ты веришь, что Духи вошли в это мясо?
Поющий Волк почесал под мышкой и задумчиво зажмурился.
— Конечно же нет. Не будь дурачком. Никто не может знать заранее, что сделают Духи. — Он помолчал. — Кричащий Петухом не захотел отпеть моего ребенка! Не захотел!
Рядом с ним сидела Смеющаяся Заря. Глаза ее были полны слез. Он со всей силой сжал ее руку. Издающий Клич с болью посмотрел на него:
— Ты видел глаза Света, да? Был в них Сон или нет? Он поежился и пожал плечами:
— Не знаю. Что-то было, но…
— Но что?
— Вороний Ловчий сказал…
— Знаю, что он сказал. — Издающий Клич презрительно хмыкнул и улегся на спину, скрипнув стертыми зубами.
Поющий Волк покачал головой и решительным движением достал из своего мешка каменный резец. Он искусно смастерил его — узорный, с раскрашенным острым наконечником инструмент, которым можно было резать дерево, кость и рог. Потом он поднял с промерзшего пола кусок мамонтового бивня, из которого выварили весь костный мозг. Морщины под его глазами стали глубже; он принялся что-то вырезать на бивне.
— Кричащий Петухом наложил проклятие на всех, кто будет есть волка.
— Вот как? Ну так вот что я скажу: оба они — и Кричащий Петухом, и Бегущий-в-Свете — правы в одном: надо уходить отсюда, и побыстрее. Только далеко ли мы уйдем на голодное брюхо?
Зеленая Вода, жена Издающего Клич, подошла к ним. Плечи ее стягивал кусок волчьей шкуры.
— Здесь нам все равно не наесться, — произнесла она своим красивым, богатым оттенками голосом, подняв бровь. Она глядела на своего мужа с любовью, которую не мог убить даже голод. — Никто не видел зверя… Даже следа никакого! Еще немного посидим здесь — сможем ли вообще передвигаться?
Издающий Клич поглядел на только что починенный дротик и запел священную песню, посвящая его
Духам, прежде чем погрузить в ножны из шкуры карибу.
Я ем мясо.
— Мое дитя умерло, — спокойным голосом добавил Поющий Волк, бросив взгляд в угол чума — туда, где сидела Смеющаяся Заря. Рот ее был искривлен болью. снова перевел взгляд на блестящий в отблесках огня кусок мяса. — Никого из моих детей не осталось в живых…
Женщины молча глядели на него. В глазах Смеющейся Зари сквозили пустота и отчаяние.
— А кто следующий? — добавил Поющий Волк. — Заря? Да? Иди я? Я следующий? Кто следующим умрет?
Издающий Клич беспомощно поднял руку и потер задубевшим пальцем угол глаза, куда попала частичка копоти.
— Кричащий Петухом говорит — ты… Если съешь мясо.
— Моя дочка, — продолжал Поющий Волк, — могла бы стать красавицей, дать жизнь Народу. — Он помолчал. — А Кричащий Петухом даже не отпел ее как подобает. Не стоит она того, сказал. Вот еще одна смерть… а тут перед нами мясо. Сколько дней мы голодали? Сколько времени не видели ничего, кроме этой бесконечной метели?
— Долго.
Поющий Волк привычным движением обхватил свой резец и вновь стал чертить знаки на плоской кости.
— Брошенная Кость встретил Дедушку Белого Медведя, — напомнила Зеленая Вода.
— Об этом тоже стоит поразмыслить, — ответил Издающий Клич. — Когда это прежде Дедушка Белый Медведь заходил так далеко на юг? Значит, Духи хотят, чтобы мы ушли отсюда. — Издающий Клич поежился и провел пальцем по сломанному острию, которое он только что оторвал от рукоятки копья. — Надо его тоже подточить… В этих краях мало хорошего камня, годного на оружие. Может, мы найдем обсидиан с той стороны Большого Ледника, а? Или хороший кварц? Может, эти погибшие, о которых говорил Кричащий Петухом, укажут нам дорогу, как ты думаешь?
— Как может это пойти во вред — есть мясо, в котором живет Дух? — тихо спросила Смеющаяся Заря. Поющий Волк растерянно вздохнул:
— Если выбирать между двумя Вещими Снами, я бы выбрал Сон Бегущего-в-Свете. Он…
— Он всего лишь человек.
— Раньше Кричащий Петухом не ошибался, — напомнила им Зеленая Вода, теребя рукой край своего плаща.
— Оба правы? — недоуменно спросил Издающий Клич. — И зовут нас идти в разные стороны? Ну, это уж выше моих сил — угодить обоим! Не могу же я разорваться.
— Но ты видел, как смотрел Бегущий-в-Свете?
— Лучше помереть от голода, чем эдакое: чтобы мое брюхо не принимало пищу… Помнишь, Кричащий Петухом проклял Клейменую Лапу? У того выпали все зубы!
Издающий Клич вразвалку подошел к своему мешку, достал хорошее роговое острие и толстый кусок шкуры с отверстием посредине, встал на место, хорошо освещенное красноватым светом огня, опытным взглядом осмотрел сломанный наконечник, хмыкнул. Замотав его куском кожи, чтобы защитить свою руку, и поднеся к самому носу, он стал роговым резцом отсекать от наконечника одну за другой длинные и плоские каменные стружки.
— Эй, — нахмурился Поющий Волк, — делай это снаружи. Ты и так уже все засыпал этими стружками — и еду, и утварь. Куда ни сядешь — всюду они попадаются.
— Что? Да ведь мы завтра все равно отсюда уходим. Что, думаешь, это рассердит волка? Когда он обнюхает все вокруг, ища, не забыли ли мы здесь что-нибудь, он легко сумеет отличить осколки камня от льда.
Зеленая Вода раздраженно вздохнула и принялась чинить подошву кожаного башмака, с трудом втыкая костяную иглу в толстую, задубевшую шкуру. Сидя в углу, она искоса бросала взгляды на спорящих мужчин.
Издающий Клич продолжал точить копье. Поющий Волк вертел в руках мамонтовый бивень, поворачивая его на свет.
— Обрубленная Ветвь говорит, что сила Кричащего Петухом ушла. А Кричащий Петухом уверяет, что Свет просто мальчишка, вздумавший поиграть в шамана.
— Ага! — хмыкнул Издающий Клич. — Пойдем на север — и попадем прямо в лапы к этим Другим. Ты знаешь: они перебили почти все племя Гейзера — женщин пленили, а лагерь разрушили. А тех, кому удалось уйти живыми, наверняка добили прошлым Долгим Светом. Дурные они люди, эти Другие. Чтоб их поганые души провалились в тартарары!
— Вороний Ловчий хочет перебить их, — заметил Поющий Волк. — Он считает, что можно отогнать их назад. Так ударить по ним, чтобы они навсегда оставили нас в покое. Только вот что я думаю: а если он не прав? А если не выйдет?
— Вороний Ловчий хочет одного — самоутверждения, — усмехнулся Издающий Клич. Он вспомнил прежние годы. Бегущий-в-Свете и Вороний Ловчий всегда не ладили, и зачинщиком в этих ссорах обычно был Ловчий. — Хочет умирать — пусть умирает один. Для дротиков найдется место получше, чем мое брюхо. — Он попробовал острие ножа, прижав его к своей мозолистой ладони. — Я буду есть мясо. Волк не позволит Кричащему Петухом мучить нас. Это не Его путь.
— Кричащий Петухом боится юга, — напомнила Зеленая Вода, не отводя глаз от мужчин. Ее слова, а еще больше — ее голос вновь заставили мужчин задуматься. Зеленая Вода умела сказать простые вещи так твердо, рассудительно, с чувством, что никто не оставался безучастным.
— М-да, — согласился Поющий Волк, облизывая губы. — Чего же бояться человеку, если у него есть такая Сила?
— Духов, — ответил Издающий Клич. Он внимательно посмотрел на Поющего Волка, поигрывая только что подточенным копьем. — Если только у него есть Сила.
— Бегущий-в-Свете не боится.
— Вот, вот… Дурачки всегда смелее всех. Резец Поющего Волка царапал бивень. Кремень поблескивал на свету, поворачиваясь в его сильных и умелых пальцах.
— А что до меня — я смотреть не могу на Кричащего Петухом. Следующий раз, как буду я убегать от Дедушки Белого Медведя, Ветряная Женщина выдаст ему мой запах. А все потому, что Кричащий Петухом убил мой амулет.
— Не бойся. Дедушка Белый Медведь как почует твой запах — сразу же убежит на край света. Поющий Волк с досадой посмотрел на него:
— Не дурачься. Мне дела нет, что там сказала о его Силе Обрубленная Ветвь. Но Бегущий-в-Свете даже не поморщился, когда старик стал колдовать. Не поморщился! — Он снова поглядел на Смеющуюся Зарю. Она неподвижно сидела уставясь на кусок мяса. Бесконечное горе отражалось в ее глазах.
Он опустил глаза и прикусил губы. Как будто снежный сугроб — огромный сугроб, тяжелый, как бивень старого мамонта — лежал у него на сердце.
— Ну и что же нам делать?
Тут Смеющаяся Заря вмешалась в их разговор:
— Если нет зверя, негде найти еды — что же делать? Вопрос в том — идти на юг или назад, туда, откуда мы пришли. Что там на холмах к югу отсюда, мы не знаем. Может, там есть хоть подмороженные ягоды — в местах, где Ветряная Женщина разметала снег. Если уж ничего другого…
— И насколько же этого хватит? Что если Бегущий-в-Свете ошибся? Если его Сон — одно воображение, детская выдумка? — резко спросил Поющий Волк.
Издающий Клич уставился в пол:
— Ну тогда мы пойдем обратно. Праздник Обновления происходит каждый год в одном и том же месте. Если Свет ошибся и через Большой Ледник нет прохода, мы можем во время Обновления встретиться с Родом Бизоньей Спины и примкнуть к ним. Они нас примут к себе.
Поющий Волк вздохнул и прервал свою работу, молча уставившись на рукоятку кремневого резца.
— Мой ребенок умер от голода!
Он подбросил бивень в воздух. Издающий Клич ловким движением поймал его и повернул на свет.
Поющий Волк быстро взглянул на Смеющуюся Зарю и склонился над скудными кусками волчьего мяса, разложенными возле красного дымящегося огня.
Зеленая Вода тоже стала тихонько подкрадываться к мясу. А ее муж рассматривал при тусклом свете догорающего в яме костра резной бивень. Лучший художник в племени, Поющий Волк изобразил на бивне четвероногую тварь с длинной мордой и темными ушами. Понять, что это за зверь, было не так-то просто, — может, лиса, а может, и собака… Но нет, ни то ни другое.
— Волчье мясо? — состроил гримаску Издающий Клич. — Это все одно что жевать чьи-то старые, потные мокасины… Только мокасины на вкус поприятнее.
С видимой неохотой он подошел к Поющему Волку и стал отрезать длинные куски темного мяса от волчьего бедра. Чуть-чуть улыбнувшись, он протянул один кусок Смеющейся Заре, другой — Зеленой Воде.
Две старухи сидели рядом друг с другом в натопленном чуме. Сморщенные лица жирно блестели при свете костра. Их тени ложились на противоположную стену
Чума.
Костлявые пальцы Обрубленной Ветви вытаскивали содержимое из длинной бедренной кости. Помогая себе пальцем, она извлекла костный мозг, разделила его надвое и протянула половину Серой Глыбе.
— Не многовато ли для заклятого мяса, а? — мрачно усмехнулась она.
Серая Глыба облизала пальцы:
— По мне, голод — это похуже, чем любое заклятие.
— Я всегда знала, что ты гнусная старая ведьма.
— Ну а ты — нет. Кто сто раз говорил мне…
— Забудь, что я говорила прежде. Теперь все по-другому.
Серая Глыба улыбнулась и заглотила еще кусок волчьего мозга.
— Наконец-то ты взялась за ум, а я — какая жалость! — и порадоваться-то этому не могу!
— Иди с нами! Ха-ха, там, на юге, есть Сила. Я это сердцем чую! — Обрубленная Ветвь обломком кости вычищала губчатое сухожилие, не обращая внимания на попадающие в рот вместе с мозгом острые осколки. — Одна выгода, коли нет зубов, — с усмешкой прошамкала она. — Не в чем застревать костям.
— Угу, — хмыкнула Серая Глыба. — А когда все эти косточки будут выходить из тебя, они хорошенько обдерут твой старый зад!
— По крайней мере выйдут. У меня же нет запора, как у тебя. Оттого-то ты такая сварливая. Будто целый год не спала с мужчиной!
Серая Глыба махнула рукой:
— Кому они нужны, эти мужчины. Только и могут, что засеять семя, а ты девять месяцев ходи брюхатая. А может быть и похуже…
— Идем с нами на юг, — повторила Обрубленная Ветвь, посмотрев на свою подругу из-под свисающих серых косм. — Ты мне нужна. Мне будет одиноко среди этого молодняка. Не с кем словом обмолвиться. Идем. А уж там…
— Чем дальше к югу вы проберетесь, тем суровее пойдут места. Придется карабкаться по скалам, а я уже не такая проворная, как прежде. — Она в раздумье покачала головой, ласково глядя на Обрубленную Ветвь. — Да и потом, я в долгу перед Кричащим Петухом. Он спас мне жизнь, когда я лежала в лихорадке.
— Это было прежде. Его Сила ушла. Уже много дет назад.
— Не знаю. — Серая Глыба подогнула ногу, поморщившись от боли в опухшем суставе. — Помнишь, как заболел мой последний зуб? Половину лица разнесло…
Обрубленная Ветвь прыснула и, хихикая, затрясла головой при этом воспоминании.
— Ну и рожа у тебя была тогда — просто моржовый пузырь…
— Да, а помнишь, что сделал Кричащий Петухом?
— Не дуйся на меня, старая карга, конечно же помню. Никогда не забуду, как ты взвыла, — что твоя волчица! — когда он натянул тебе на нос ракушку. — Обрубленная Ветвь хлопнула себя по колену. — Сколько молодых охотников держали тебя, пока Кричащий Петухом тебя исцелял? Пять? Десять?
— Какая разница. — Серая Глыба ощетинилась, морщины на ее лице натянулись от напряжения. — Он спас мне жизнь, вот что важно!
— Ух ты, спас! — презрительно причмокнула Обрубленная Ветвь. — Да он просто проколол твою щеку костяным шилом. Эдак и я могу.
Помедлив, Серая Глыба угрюмо произнесла:
— Все равно. Он спас мне жизнь. — Она вновь помолчала. — Я пойду на север.
Обрубленная Ветвь тщательно выскребла из кости остатки мозга; потом она слизала жир со своих пальцев и разломала кость на мелкие части, которые можно будет после проварить в воде.
— Что ж… Иди. Сама увидишь, куда приведет тебя его Сила. Ты еще успеешь повернуть на юг, если только один из этих Других не проткнет тебе кишки своим копьем.
Серая Глыба бросила на свою подругу долгий, внимательный взгляд, водя языком по беззубым деснам:
— Лучше уж копья, чем эти Духи Великого Ледника.
— На что им старая карга вроде тебя? Ты разве что немного обеспокоишь их. Занесешь к ним заразу… Серая Глыба чуть улыбнулась:
Издающий Клич поднес к зубам рукоятку нового каменного дротика, пытаясь нащупать языком выступ оленьего сухожилия, которым к рукоятке крепился каменный наконечник. Зажав жилу сточенными резцами, он что есть мочи затянул узел и с удовлетворением посмотрел на свою работу: наконечник прочно сидел в раструбе древка.
Поющий Волк уложил в яму, на дне которой тлел огонь, зловонный кусок мамонтового навоза. Если добавить сухого мха — тепла хватит. Сегодня удачный день: один из детей нашел топливо там, где ветер развеял снежный покров. Но он все еще не пережил до конца смерть маленькой дочки… Навоз горел красноватым пламенем, густой, жирный дым поднимался над ямой.
Издающий Клич перевел взгляд со своего дротика на кусок волчьего мяса, лежащий на полу чума:
— Что ж, мне так всю ночь и сидеть здесь, глядя на это мясо?
— Кто сильнее? Твое брюхо? Или страх? Сам знаешь, что сделает с тобой Кричащий Петухом, если ты прикоснешься к этому мясу.
Поющий Волк и сам не мог отвести глаз от оттаивающего куска мяса. Огонь бросал на него красный отсвет. Поющий Волк тяжело сглотнул слюну, как будто не в силах справиться с влагой, переполнявшей его рот.
— Шаманы, тоже мне. — Издающий Клич изо всех сил сжал древко копья. — Играют с Силой как хотят, а Народ в это время помирает от голода… Ты как знаешь, а я ем это мясо.
— И пойдешь на юг с Бегущим-в-Свете? — спросил Поющий Волк, удивленно подняв бровь.
Издающий Клич на мгновение замер, склонившись над куском мяса. На лбу его выступили морщины. Он закусил губу; при свете огня его круглое лицо выглядело почти упитанным. Его и так приплюснутый нос казался еще короче из-за высоких плоских скул. Даже ему изменила его обычная веселость — слишком уж нестерпим был голод.
Издающий Клич неуверенно пожал плечами:
— Вороний Ловчий говорит, что его брат — глупец. Глупец может внушить сам себе что угодно. А ты знаешь Вороньего Ловчего, он человек рассудительный, зря не скажет…
— Да, Вороний Ловчий — малый с головой. Но как же тогда два родных брата могут быть такими разными?
— Что же нам делать? Посмотри-ка на это мясо. — Издающий Клич потрогал его рукой. — Какое Духам дело до моего желудка? Мы же сдохнем, коли есть не будем!
— Просто все шаманы — сумасшедшие, — буркнул Поющий Волк.
— Я буду есть. Ты веришь, что Духи вошли в это мясо?
Поющий Волк почесал под мышкой и задумчиво зажмурился.
— Конечно же нет. Не будь дурачком. Никто не может знать заранее, что сделают Духи. — Он помолчал. — Кричащий Петухом не захотел отпеть моего ребенка! Не захотел!
Рядом с ним сидела Смеющаяся Заря. Глаза ее были полны слез. Он со всей силой сжал ее руку. Издающий Клич с болью посмотрел на него:
— Ты видел глаза Света, да? Был в них Сон или нет? Он поежился и пожал плечами:
— Не знаю. Что-то было, но…
— Но что?
— Вороний Ловчий сказал…
— Знаю, что он сказал. — Издающий Клич презрительно хмыкнул и улегся на спину, скрипнув стертыми зубами.
Поющий Волк покачал головой и решительным движением достал из своего мешка каменный резец. Он искусно смастерил его — узорный, с раскрашенным острым наконечником инструмент, которым можно было резать дерево, кость и рог. Потом он поднял с промерзшего пола кусок мамонтового бивня, из которого выварили весь костный мозг. Морщины под его глазами стали глубже; он принялся что-то вырезать на бивне.
— Кричащий Петухом наложил проклятие на всех, кто будет есть волка.
— Вот как? Ну так вот что я скажу: оба они — и Кричащий Петухом, и Бегущий-в-Свете — правы в одном: надо уходить отсюда, и побыстрее. Только далеко ли мы уйдем на голодное брюхо?
Зеленая Вода, жена Издающего Клич, подошла к ним. Плечи ее стягивал кусок волчьей шкуры.
— Здесь нам все равно не наесться, — произнесла она своим красивым, богатым оттенками голосом, подняв бровь. Она глядела на своего мужа с любовью, которую не мог убить даже голод. — Никто не видел зверя… Даже следа никакого! Еще немного посидим здесь — сможем ли вообще передвигаться?
Издающий Клич поглядел на только что починенный дротик и запел священную песню, посвящая его
Духам, прежде чем погрузить в ножны из шкуры карибу.
Я ем мясо.
— Мое дитя умерло, — спокойным голосом добавил Поющий Волк, бросив взгляд в угол чума — туда, где сидела Смеющаяся Заря. Рот ее был искривлен болью. снова перевел взгляд на блестящий в отблесках огня кусок мяса. — Никого из моих детей не осталось в живых…
Женщины молча глядели на него. В глазах Смеющейся Зари сквозили пустота и отчаяние.
— А кто следующий? — добавил Поющий Волк. — Заря? Да? Иди я? Я следующий? Кто следующим умрет?
Издающий Клич беспомощно поднял руку и потер задубевшим пальцем угол глаза, куда попала частичка копоти.
— Кричащий Петухом говорит — ты… Если съешь мясо.
— Моя дочка, — продолжал Поющий Волк, — могла бы стать красавицей, дать жизнь Народу. — Он помолчал. — А Кричащий Петухом даже не отпел ее как подобает. Не стоит она того, сказал. Вот еще одна смерть… а тут перед нами мясо. Сколько дней мы голодали? Сколько времени не видели ничего, кроме этой бесконечной метели?
— Долго.
Поющий Волк привычным движением обхватил свой резец и вновь стал чертить знаки на плоской кости.
— Брошенная Кость встретил Дедушку Белого Медведя, — напомнила Зеленая Вода.
— Об этом тоже стоит поразмыслить, — ответил Издающий Клич. — Когда это прежде Дедушка Белый Медведь заходил так далеко на юг? Значит, Духи хотят, чтобы мы ушли отсюда. — Издающий Клич поежился и провел пальцем по сломанному острию, которое он только что оторвал от рукоятки копья. — Надо его тоже подточить… В этих краях мало хорошего камня, годного на оружие. Может, мы найдем обсидиан с той стороны Большого Ледника, а? Или хороший кварц? Может, эти погибшие, о которых говорил Кричащий Петухом, укажут нам дорогу, как ты думаешь?
— Как может это пойти во вред — есть мясо, в котором живет Дух? — тихо спросила Смеющаяся Заря. Поющий Волк растерянно вздохнул:
— Если выбирать между двумя Вещими Снами, я бы выбрал Сон Бегущего-в-Свете. Он…
— Он всего лишь человек.
— Раньше Кричащий Петухом не ошибался, — напомнила им Зеленая Вода, теребя рукой край своего плаща.
— Оба правы? — недоуменно спросил Издающий Клич. — И зовут нас идти в разные стороны? Ну, это уж выше моих сил — угодить обоим! Не могу же я разорваться.
— Но ты видел, как смотрел Бегущий-в-Свете?
— Лучше помереть от голода, чем эдакое: чтобы мое брюхо не принимало пищу… Помнишь, Кричащий Петухом проклял Клейменую Лапу? У того выпали все зубы!
Издающий Клич вразвалку подошел к своему мешку, достал хорошее роговое острие и толстый кусок шкуры с отверстием посредине, встал на место, хорошо освещенное красноватым светом огня, опытным взглядом осмотрел сломанный наконечник, хмыкнул. Замотав его куском кожи, чтобы защитить свою руку, и поднеся к самому носу, он стал роговым резцом отсекать от наконечника одну за другой длинные и плоские каменные стружки.
— Эй, — нахмурился Поющий Волк, — делай это снаружи. Ты и так уже все засыпал этими стружками — и еду, и утварь. Куда ни сядешь — всюду они попадаются.
— Что? Да ведь мы завтра все равно отсюда уходим. Что, думаешь, это рассердит волка? Когда он обнюхает все вокруг, ища, не забыли ли мы здесь что-нибудь, он легко сумеет отличить осколки камня от льда.
Зеленая Вода раздраженно вздохнула и принялась чинить подошву кожаного башмака, с трудом втыкая костяную иглу в толстую, задубевшую шкуру. Сидя в углу, она искоса бросала взгляды на спорящих мужчин.
Издающий Клич продолжал точить копье. Поющий Волк вертел в руках мамонтовый бивень, поворачивая его на свет.
— Обрубленная Ветвь говорит, что сила Кричащего Петухом ушла. А Кричащий Петухом уверяет, что Свет просто мальчишка, вздумавший поиграть в шамана.
— Ага! — хмыкнул Издающий Клич. — Пойдем на север — и попадем прямо в лапы к этим Другим. Ты знаешь: они перебили почти все племя Гейзера — женщин пленили, а лагерь разрушили. А тех, кому удалось уйти живыми, наверняка добили прошлым Долгим Светом. Дурные они люди, эти Другие. Чтоб их поганые души провалились в тартарары!
— Вороний Ловчий хочет перебить их, — заметил Поющий Волк. — Он считает, что можно отогнать их назад. Так ударить по ним, чтобы они навсегда оставили нас в покое. Только вот что я думаю: а если он не прав? А если не выйдет?
— Вороний Ловчий хочет одного — самоутверждения, — усмехнулся Издающий Клич. Он вспомнил прежние годы. Бегущий-в-Свете и Вороний Ловчий всегда не ладили, и зачинщиком в этих ссорах обычно был Ловчий. — Хочет умирать — пусть умирает один. Для дротиков найдется место получше, чем мое брюхо. — Он попробовал острие ножа, прижав его к своей мозолистой ладони. — Я буду есть мясо. Волк не позволит Кричащему Петухом мучить нас. Это не Его путь.
— Кричащий Петухом боится юга, — напомнила Зеленая Вода, не отводя глаз от мужчин. Ее слова, а еще больше — ее голос вновь заставили мужчин задуматься. Зеленая Вода умела сказать простые вещи так твердо, рассудительно, с чувством, что никто не оставался безучастным.
— М-да, — согласился Поющий Волк, облизывая губы. — Чего же бояться человеку, если у него есть такая Сила?
— Духов, — ответил Издающий Клич. Он внимательно посмотрел на Поющего Волка, поигрывая только что подточенным копьем. — Если только у него есть Сила.
— Бегущий-в-Свете не боится.
— Вот, вот… Дурачки всегда смелее всех. Резец Поющего Волка царапал бивень. Кремень поблескивал на свету, поворачиваясь в его сильных и умелых пальцах.
— А что до меня — я смотреть не могу на Кричащего Петухом. Следующий раз, как буду я убегать от Дедушки Белого Медведя, Ветряная Женщина выдаст ему мой запах. А все потому, что Кричащий Петухом убил мой амулет.
— Не бойся. Дедушка Белый Медведь как почует твой запах — сразу же убежит на край света. Поющий Волк с досадой посмотрел на него:
— Не дурачься. Мне дела нет, что там сказала о его Силе Обрубленная Ветвь. Но Бегущий-в-Свете даже не поморщился, когда старик стал колдовать. Не поморщился! — Он снова поглядел на Смеющуюся Зарю. Она неподвижно сидела уставясь на кусок мяса. Бесконечное горе отражалось в ее глазах.
Он опустил глаза и прикусил губы. Как будто снежный сугроб — огромный сугроб, тяжелый, как бивень старого мамонта — лежал у него на сердце.
— Ну и что же нам делать?
Тут Смеющаяся Заря вмешалась в их разговор:
— Если нет зверя, негде найти еды — что же делать? Вопрос в том — идти на юг или назад, туда, откуда мы пришли. Что там на холмах к югу отсюда, мы не знаем. Может, там есть хоть подмороженные ягоды — в местах, где Ветряная Женщина разметала снег. Если уж ничего другого…
— И насколько же этого хватит? Что если Бегущий-в-Свете ошибся? Если его Сон — одно воображение, детская выдумка? — резко спросил Поющий Волк.
Издающий Клич уставился в пол:
— Ну тогда мы пойдем обратно. Праздник Обновления происходит каждый год в одном и том же месте. Если Свет ошибся и через Большой Ледник нет прохода, мы можем во время Обновления встретиться с Родом Бизоньей Спины и примкнуть к ним. Они нас примут к себе.
Поющий Волк вздохнул и прервал свою работу, молча уставившись на рукоятку кремневого резца.
— Мой ребенок умер от голода!
Он подбросил бивень в воздух. Издающий Клич ловким движением поймал его и повернул на свет.
Поющий Волк быстро взглянул на Смеющуюся Зарю и склонился над скудными кусками волчьего мяса, разложенными возле красного дымящегося огня.
Зеленая Вода тоже стала тихонько подкрадываться к мясу. А ее муж рассматривал при тусклом свете догорающего в яме костра резной бивень. Лучший художник в племени, Поющий Волк изобразил на бивне четвероногую тварь с длинной мордой и темными ушами. Понять, что это за зверь, было не так-то просто, — может, лиса, а может, и собака… Но нет, ни то ни другое.
— Волчье мясо? — состроил гримаску Издающий Клич. — Это все одно что жевать чьи-то старые, потные мокасины… Только мокасины на вкус поприятнее.
С видимой неохотой он подошел к Поющему Волку и стал отрезать длинные куски темного мяса от волчьего бедра. Чуть-чуть улыбнувшись, он протянул один кусок Смеющейся Заре, другой — Зеленой Воде.
Две старухи сидели рядом друг с другом в натопленном чуме. Сморщенные лица жирно блестели при свете костра. Их тени ложились на противоположную стену
Чума.
Костлявые пальцы Обрубленной Ветви вытаскивали содержимое из длинной бедренной кости. Помогая себе пальцем, она извлекла костный мозг, разделила его надвое и протянула половину Серой Глыбе.
— Не многовато ли для заклятого мяса, а? — мрачно усмехнулась она.
Серая Глыба облизала пальцы:
— По мне, голод — это похуже, чем любое заклятие.
— Я всегда знала, что ты гнусная старая ведьма.
— Ну а ты — нет. Кто сто раз говорил мне…
— Забудь, что я говорила прежде. Теперь все по-другому.
Серая Глыба улыбнулась и заглотила еще кусок волчьего мозга.
— Наконец-то ты взялась за ум, а я — какая жалость! — и порадоваться-то этому не могу!
— Иди с нами! Ха-ха, там, на юге, есть Сила. Я это сердцем чую! — Обрубленная Ветвь обломком кости вычищала губчатое сухожилие, не обращая внимания на попадающие в рот вместе с мозгом острые осколки. — Одна выгода, коли нет зубов, — с усмешкой прошамкала она. — Не в чем застревать костям.
— Угу, — хмыкнула Серая Глыба. — А когда все эти косточки будут выходить из тебя, они хорошенько обдерут твой старый зад!
— По крайней мере выйдут. У меня же нет запора, как у тебя. Оттого-то ты такая сварливая. Будто целый год не спала с мужчиной!
Серая Глыба махнула рукой:
— Кому они нужны, эти мужчины. Только и могут, что засеять семя, а ты девять месяцев ходи брюхатая. А может быть и похуже…
— Идем с нами на юг, — повторила Обрубленная Ветвь, посмотрев на свою подругу из-под свисающих серых косм. — Ты мне нужна. Мне будет одиноко среди этого молодняка. Не с кем словом обмолвиться. Идем. А уж там…
— Чем дальше к югу вы проберетесь, тем суровее пойдут места. Придется карабкаться по скалам, а я уже не такая проворная, как прежде. — Она в раздумье покачала головой, ласково глядя на Обрубленную Ветвь. — Да и потом, я в долгу перед Кричащим Петухом. Он спас мне жизнь, когда я лежала в лихорадке.
— Это было прежде. Его Сила ушла. Уже много дет назад.
— Не знаю. — Серая Глыба подогнула ногу, поморщившись от боли в опухшем суставе. — Помнишь, как заболел мой последний зуб? Половину лица разнесло…
Обрубленная Ветвь прыснула и, хихикая, затрясла головой при этом воспоминании.
— Ну и рожа у тебя была тогда — просто моржовый пузырь…
— Да, а помнишь, что сделал Кричащий Петухом?
— Не дуйся на меня, старая карга, конечно же помню. Никогда не забуду, как ты взвыла, — что твоя волчица! — когда он натянул тебе на нос ракушку. — Обрубленная Ветвь хлопнула себя по колену. — Сколько молодых охотников держали тебя, пока Кричащий Петухом тебя исцелял? Пять? Десять?
— Какая разница. — Серая Глыба ощетинилась, морщины на ее лице натянулись от напряжения. — Он спас мне жизнь, вот что важно!
— Ух ты, спас! — презрительно причмокнула Обрубленная Ветвь. — Да он просто проколол твою щеку костяным шилом. Эдак и я могу.
Помедлив, Серая Глыба угрюмо произнесла:
— Все равно. Он спас мне жизнь. — Она вновь помолчала. — Я пойду на север.
Обрубленная Ветвь тщательно выскребла из кости остатки мозга; потом она слизала жир со своих пальцев и разломала кость на мелкие части, которые можно будет после проварить в воде.
— Что ж… Иди. Сама увидишь, куда приведет тебя его Сила. Ты еще успеешь повернуть на юг, если только один из этих Других не проткнет тебе кишки своим копьем.
Серая Глыба бросила на свою подругу долгий, внимательный взгляд, водя языком по беззубым деснам:
— Лучше уж копья, чем эти Духи Великого Ледника.
— На что им старая карга вроде тебя? Ты разве что немного обеспокоишь их. Занесешь к ним заразу… Серая Глыба чуть улыбнулась: