Страница:
Он кивнул и пошел назад. Что могут Пожиратели Душ против Белой Шкуры?
— Ты будешь моей! — прошептал он, полуобернувшись назад, когда наконец добрался до Белой Шкуры, уже присыпанной снегом. — Я видел это!
60
61
— Ты будешь моей! — прошептал он, полуобернувшись назад, когда наконец добрался до Белой Шкуры, уже присыпанной снегом. — Я видел это!
60
По другую сторону Великого Ледника горизонт окаймляли горы. Некоторые вершины на севере были знакомы; хребты на юге, напротив, сверкали загадочно и непривычно. А здесь, на пологих склонах холмов, еловые рощицы перемежались лугами, сейчас отливавшими густым янтарным оттенком.
К югу тянулись двумя расходящимися линиями караваны гусей. Их клики широко разносились по равнине.
Северный ветер доносил холодок от Великого Ледника. Грозовые облака собирались над горизонтом. Между холмами, на которых сейчас охотился Народ, петляла Большая Река. Какая богатая земля! Чувство свободы охватывало их, когда они строили новые чумы, шили новые одежды, ожидая прихода Долгой Тьмы. К югу тянулись поросшие травой долины, полные дичи, хорошо заметной с холмистых предгорий.
Вдоль звериных троп расставили ловушки; тень деревьев надежно скрывала их. Обрубленная Ветвь копала землю тяпкой, с трудом передвигаясь на больных ногах, что-то бормоча себе под нос и усмехаясь.
Зеленая Вода вылезала из ямы, таща на плечах окровавленную ногу лесного лося. Она еле шагала под непосильной ношей. Опустив ее на подстилку из еловых веток, она глубоко вздохнула. Странное животное! Рога как у карибу, только копыта поменьше, охвостье бурое, и нет белой бородки. И еще другой странный зверь попал в ее ямы. Тоже олень, поменьше, с ветвистыми рогами. Других оленей здесь не водилось. Мускусные быки, мамонты и длиннорогие бизоны, впрочем, были, и еще эти занятные бурые олени со сладковатым, нежно пахнущим мясом.
— Я почти жалею, что этот зверек не ушел от нас, заметила со дна своей ямы Обрубленная Ветвь.
— Он и так чуть не ушел, — напомнила Зеленая Вода. Бурые рога зверя помимо воли вставали в ее сознании. Упав в заботливо выкопанную для него ловушку, могучее животное взвилось, невзирая на сломанную переднюю ногу. При ее приближении олень завизжал. Яростно прыгнув, он выскочил из ямы, ступил на сломанную ногу — и упал на спину. К тому времени как Зеленая Вода подошла, он снова отпрыгнул, выставляя вперед здоровую ногу. Прежде чем он подскочил к краю ямы, она успела метнуть ему в бок копье. Олень снова свалился в ловушку. Зацепившись рогами за край ямы, он сломал шею. Все было кончено.
— Насколько они крупнее карибу! — усмехнулась Обрубленная Ветвь. — Жирное мясо! Ха-ха! Волчий Сон — славная вещь.
Ребенок Зеленой Воды загукал, как бы соглашаясь с ее словами. Ветер покачивал кожаную люльку с младенцем, висящую на еловой ветке.
Зеленая Вода, улыбнувшись младенцу, нагнулась, взяла в руки горстку снега, смывая кровь с пальцев.
— Скоро весь Народ придет сюда, — широко улыбнулась Обрубленная Ветвь беззубым ртом. Морщины на ее лице играли.
— Вода в Большой Реке убывает, — кивнула Зеленая Вода. — Куропатка вчера там была.
Скрюченные пальцы Обрубленной Ветви сжимали тяжелый резец. Она тщательно отделяла ребра оленя от грудины. Достав из мешочка острую костяную пластинку, она перерезала диафрагму животного и протянула тяжелые ребра, покрытые толстым слоем мяса, Зеленой Воде:
— Мяса вдоволь. Не как у мамонта, конечно… но хватит целой семье на полный оборот луны.
Зеленая Вода относила куски мяса на вершину холма, радуясь, что все мухи уже померзли.
— Интересно, кого приведет Волчий Сновидец. Род Бизоньей Спины… А еще кого? — Старуха покачала головой. — Страшно и подумать о том, что творится там, по ту сторону Ледника. — Она извлекла из тела оленя сердечную мышцу, очистила ее от осколков костей и с жадностью высосала кровь из аорты.
Облизав губы, она протянула сердце зверя Зеленой Воде, разделывавшей в это мгновение легкие и печень.
— Скоро мой Издающий Клич вернется домой, — с надеждой вздохнула та, отрезая кусочек жирной печени. Разжевав его, она сразу же потянулась за другим — ей понравился вкус доселе незнакомого животного.
Обрубленная Ветвь вывернула наизнанку желудок оленя и стала разглядывать его загрубелую внутреннюю поверхность.
— Пригодится, чтобы греть воду.
— Когда, ты думаешь, они двинутся в путь? Обрубленная Ветвь покосилась на заходящее солнце, приложив руку к испещренному морщинами лбу:
— Может, через неделю. Надо заготовить побольше запасов — вдруг сюда нагрянут все роды разом?
— Неужто? — испугалась Зеленая Вода. Еды у них было много, но не столько же!
Обрубленная Ветвь, обернувшись, поглядела на нее. Ее морщины блестели на солнце.
— Все зависит от того, сильно ли будут напирать Другие. И от того, сколько народу поверит в Волчий Сон.
Народ собрался на склоне холма над горячей заводью Цапли. Человеческие фигуры темнели на фоне переливающихся небесных огней — Дети-Чудища снова начали свою нескончаемую битву. Несколько звезд зажглось на южном горизонте. Их яркие лучи мерцали в прохладном ночном воздухе.
— Я хорошо знаю, что вы боитесь Ледника, — сказал Волчий Сновидец. — Не тревожьтесь. Я заколдовал призраки. Завтра вы не услышите ни единого звука, когда пойдете сквозь ход.
«Зачем он дурачит нас? — Издающий Клич не мог понять… Он удивленно посмотрел на Сновидца. Блеск в глазах юноши заставил его невольно поежиться. Волчий Сновидец похудел, и лицо его испещряло больше, чем обычно, нанесенных сажей узоров. Он постоянно находился в своем Сне, делая лишь редкие перерывы, когда чувствовал, что надо ободрить Народ. А с какой это стати Пляшущая Лиса и Поющий Волк сбежали, оставив меня одного за всем присматривать? Почему всегда я? Терпеть не могу иметь дело с духами!»
— Значит, призраков там не будет? — вслух спросил Четыре Зуба.
— Вообще-то, Великий Ледник — это только одно воображение, — улыбнулся Волчий Сновидец.
Четыре Зуба растерянно переглянулся с окружающими его соплеменниками:
— Одно воображение? Что ты хочешь сказать? Волчий Сновидец словно не расслышал вопроса.
— Издающий Клич сказал — вода спадает. Собирайте вещи.
— Ты защитишь нас? — спросил Бизонья Спина.
— Мой дух — ваш. Мы пойдем вместе и вместе пребудем в Едином. — Волчий Сновидец широко улыбнулся и пошел прочь по склону, ведущему к пещере Цапли.
— Будем вместе в Едином? — удивился Бизонья Спина. — Что он хочет сказать?
Народ смущенно переглядывался.
Издающий Клич заметил эти робкие взгляды — как у застигнутой охотником стайки карибу.
— Думайте! — ни минуты не колеблясь, произнес он. — Этот человек — Сновидец. Он имеет в виду, что мы вместе пройдем через единый ход. — «Будем надеяться, что это он и имел в виду». — Я там бывал. Пляшущая Лиса прошла этим ходом одна и без света. Волчий Сновидец знает, что делает. Один раз он уже провел нас — и вывел целыми и невредимыми.
— Что он собирается сейчас делать? Издающий Клич загадочно пожал плечами:
— Может быть, разговаривать с Духами. Он прикажет им уходить прочь и не беспокоить нас.
Он огляделся и заметил, что все взоры обращены на него. Мгновение он стоял молча. Их сверкающие глаза смущали его. У этих людей было сухо во рту от страха. Страх лежал на дне их сердец. Они хотели верить — отчаянно хотели.
Издающий Клич поймал себя на непреодолимом желании отвести глаза. В последнее мгновение он совладал с собой и, глядя этим людям прямо в глаза, сказал первое, что пришло ему в голову:
— Я был в новой земле. Там животные жирны и бесстрашны! Да и потом, у нас ведь есть Сновидец, который всегда может приманить дичь. И Других там нет. Там, за Ледником, нас ждет жизнь мирная и сытная.
— Но нам придется два дня идти подо льдом? — с тревогой спросил Четыре Зуба.
— Это не так уж страшно. Каждый год наступает Долгая Тьма, и мы ведь переживаем ее! Большой разницы нет. Моя возлюбленная Зеленая Вода пронесла с собой маленького ребенка. Куропатка прошла вместе с Прыгающим Зайцем. Даже Обрубленная Ветвь одолела этот путь. — Он помолчал, поморщившись. — Призраки нами побрезговали. Видно, мы невкусные… — с кривой усмешкой добавил он.
Все рассмеялись. Это немного разрядило общее напряжение.
При взгляде на них в груди у него потеплело. Его Народ становится прежним. В глазах у них прежняя веселость.
— Конечно, там, подо льдом, невесело, что уж говорить, — откровенно прибавил он. — Но мы живы и здоровы. И я убедился в справедливости Волчьего Сна. — Он развел руками. — Было время — мы сиживали вместе с вами у костра, толкуя о будущем, поминая былое. Что, коли так… Что, коли эдак… Ну а теперь время действовать. Пора в дорогу. Здесь нам терять нечего.
Лица некоторых засветились надеждой. Они кивали, глаза их сверкали. А он внезапно глубоко вздохнул, поняв, что только что даровал этим людям часть себя самого!
«Единый, — прошептал он и обернулся, бросив взор на пещеру Цапли. — Я отдал им часть своей души. Об этом и говорил Сновидец». Он стал копаться в себе. пытаясь отыскать, что же сам он при этом утратил. Но нет, он не ощущал никакой потери, а напротив, странное удовлетворение. Даже робость, сквозившая в их глазах. нравилась ему.
Четыре Зуба вышел вперед и стал рядом с ним.
— Я слышал Сновидца. Я слышал Издающего Клич. и Поющего Водка, и Пляшущую Лису. Если у каждого из нас есть хоть малая толика их храбрости и доблести. нам ничего не страшно!
Издающий Клич смиренно усмехнулся:
— Если такой трусишка, как я, сумел пройти сквозь этот ход, что уж говорить об остальных!
На следующее утро они покинули долину Цапли, оставив за спиной истоптанный снег, обугленную землю на месте костров — и кости умерших. Издающий Клич стоял на краю долины, оглядываясь назад. Дым от гейзера мутным облаком поднимался к затянутому облаками небу. Там, где еще недавно стояли чумы, остались груды нечистот и мелких каменных осколков. Ивовые заросли были выломаны, их вырванные корни торчали из земли, — сладкая кора шла в пищу, а прутья использовали, чтобы связать тюки. Все, что можно, шло в дело.
«Нас так мало. Когда-то, когда весь Народ собирался вместе, толпа тянулась сколько видно глазу. А теперь мы — жалкие последыши. Одежда наша износилась, у детей ножки — что твои иголочки. На каждом лице следы перенесенных горестей и страданий. Вот во что мы превратились». — Он покачал головой.
Усталые, измученные, шли они к юго-востоку вдоль Большой Реки — длинный ряд качающихся фигур. Все вместе последовали они за Сном. А что же Сновидец? Недоумение томило сердце Издающего Клич. Каждый раз, когда ему казалось, что он начинает понимать человека, которого некогда звали Бегущим-в-Свете, тот показывал себя совсем по-новому. И каждый раз он становился все более и более непривычным. «И каждый раз я чувствую себя так, словно потерял старого друга».
Он поглядел вперед и увидел стройную фигуру человека, который шел впереди колонны высоко держа голову, не сгибая спины. Глаз его отсюда не было видно, но Издающий Клич знал, как этот человек смотрит: куда-то вперед, в недоступную даль, и во взгляде его горит загадочный огонь.
Издающий Клич вздохнул:
— Нет, он приведет нас к цели. Скоро все кончится… — Он покачал головой, что-то шепча себе под нос. Когда прошла последняя женщина, он бросил прощальный взгляд на долину Цапли и двинулся вслед за своим поредевшим, усталым Народом.
На совет сошлись все, кто только мог. От Ледяного Огня не ускользнули их изумленные взгляды. Они качали головами и перешептывались; а за спиной у них лежало болотистое озерцо, которое они только что обогнули. Лед был еще хрупок, ступать на него было опасно, приходилось идти в обход, берегом, по крутым камням. За ними, на юге, поднимались к небу холмы Врага. Там, в их последнем уделе, паутина стягивалась тугим узлом. Там все должно закончиться — раз и навсегда.
Резкий порыв ветра вернул их мысли к тому, ради чего все они здесь собрались. Странные вещи происходят — и что за всем этим стоит? Он заметил смущенное выражение на лице Сломанного Копья.
— Мы, можно считать, были мертвецами. Они застигли нас врасплох. — Сломанное Копье беспомощно развел руками. — Я шагал впереди. Дорога шла вокруг большого валуна, и тут они появились наверху и стали метать в нас копья и камни. Мы были все равно что мамонты, зажатые в ущелье, — ничего не могли поделать. Я уж готов был помереть. Я положил копье в атлатл и прицелился, и тут кто-то сказал: «Стойте!» Это была женщина. — Сломанное Копье смущенно поглядел на окружавших его суровых воинов. — Прекрасная женщина. — Елозя в снегу носком мокасина, он добавил:
— Она вышла вперед и заговорила. Думаю, будь это мужчина, я бы метнул в него копье, и дело с концом. Но женщина? Где ж это видано, чтобы женщина останавливала бой. Тем более когда удача была на их стороне…
— Что же она сказала? — поморщился Ледяной Огонь, чувствуя непреодолимую тягу к теперь уже близкому югу.
— Она приказала нам возвращаться, — ответил Дымок, окинув взглядом соплеменников. — Она сказала, что их Народ устал от войн. Что слишком долго мы убивали друг друга. Сказала, чтобы мы положили на землю все оружие, оставили себе только по одному копью — на случай встречи с медведем. Чтобы мы передали старейшинам, что Народ дарует нам жизнь в счет тех, что убиты ими в войнах.
Слушающие снова возбужденно зашептались.
Ледяной Огонь обдумал сказанное. Огонек надежды вспыхнул в его сердце.
Сломанное Копье, оправдываясь, качал головой и разводил руками:
— Это все так странно… Никогда не слышал, чтобы Враг сохранял жизнь пленникам. Не понимаю!
— Они хотят мира.
— Мира? — завопил Красный Кремень. — Похитили Белую Шкуру, а теперь хотят мира? Разрезали на части наших мальчиков, насиловали и уводили с собой наших женщин? И они хотят мира?
— Белую Шкуру похитил человек по имени Вороний Ловчий, — напомнил Ледяной Огонь. — Говорила она что-нибудь о Белой Шкуре? — спросил он у Дымка.
Тот растерянно покачал головой.
— Трусы! — мрачно буркнул Красный Кремень. — Вы должны были перебить их всех, стереть их с лица…
— Нас бы самих убили! — возразил Сломанное Копье, услышав тихий ропот, прошедший по рядам воинов. — Какая от нас польза Народу — от мертвых?
— Трусы не принесут чести своему роду! — фыркнул в ответ Красный Кремень.
— Довольно. — Ледяной Огонь повернулся и поглядел в глаза возбужденным воинам. За спиной у него, хмуро опустив глаза, стояли Сломанное Копье, Дымок и Черный Коготь.
— Певец… — с вызовом в голосе произнес Сломанное Копье. Его красивое лицо было искажено гневом. — Не называй нас…
— Что до меня, — мягко перебил его Ледяной Огонь, — то я не вижу никаких оснований обвинять этих людей в трусости.
Один из воинов за спиной у него одобрительно хмыкнул, а обвинители опустили глаза. Красный Кремень что-то прошипел про себя, гневно взглянув на воинов.
Вид старого друга, заходящегося в гневе, глубоко ранил Ледяного Огня. Все остальные тем временем шептались, то и дело переводя взгляд с Певца на Целителя.
Сломанное Копье опустил глаза, тяжело вздохнув:
— Извини, Старейшина. Я не знал, что наши поступки будут…
— Главное сейчас — вернуть Белую Шкуру, — произнес Ледяной Огонь как можно громче — так, чтобы все слышали. — Не будем терять время и силы на пустые споры!
Сломанное Копье окинул своих друзей тревожным взглядом — он явно потерял уверенность в себе. На озере хлопала крыльями одинокая гусыня, пробуя тонкий ледок.
— Думаю… — Ледяной Огонь помедлил, глубокие морщины изрезали его лоб. Он взглянул на Сломанное Копье. Молодой воин не сводил с него глаз, ожидая мудрых указаний.
— Почтенный Старейшина, скажи, как надо было поступить? Мы старались…
— Ты сам знаешь, как надо, — успокоил Ледяной Огонь юношу, похлопав его по плечу. — Вы поступили совершенно правильно. Женщина оставила вас в живых — и вы ушли восвояси. Ты верно говоришь: от вас живых Народу больше толку, чем от мертвых.
— Да, Старейшина, — благодарно прошептал воин.
— Как можно о чем-то договариваться с Врагом? — перебил его Красный Кремень. — Принимать от них что-то — даже жизнь — это же позор!
— А ты вспомни, как мы теснили их, гнали их, отнимали у них лучшие земли, — и это продолжалось годами. А? Поставь нас на их место. Ты бы оставил в живых Дымка, Сломанное Копье и Черного Когтя?
— Но они — нелюди! — горячился Красный Кремень. — У них нет Великой Тайны! У них нет родов! Умерев, они не уходят в Лагерь Душ за морем. Они не такие, как мы. Они — животные! Хуже животных!
Все замолчали. Ледяной Огонь медленно расхаживал взад-вперед, внимательно разглядывая каждое лицо.
— Овечий Хвост, Черника была одной из твоих жен. Она — животное?
Молодой воин оглянулся и увидел, что на него направлены все взоры. Он вздохнул и смущенно прошептал:
— Ну, женой она была не слишком хорошей. Мне все время приходилось бить ее, чтобы удержать в повиновении.
— Но она родила тебе здорового сына… — Ледяной Огонь с вызовом поглядел на Красного Кремня.
Певец пошел прямо на него, гневно сжав челюсти.
— Нельзя больше позволять, чтобы эти Враги стояли у нас на пути, — закричал он наконец. — Нельзя! Это унижает нас!
— Ты хочешь надеть на свои плечи плащ Почтенного? — Ледяной Огонь осторожно снял свою лисью накидку, благоговейно разгладил мех, подержал ее с мгновение в руках — и протянул своему старому товарищу. Он наблюдал как изменилось лицо Красного Кремня. — Я жду, Певец. Если хочешь надеть этот плащ, я по доброй воле подчинюсь тебе.
Все затихли.
Красный Кремень опустил глаза и смущенно закусил губу.
— Что ж, все в мире меняется, — сказал он, будто не замечая протянутой ему лисьей накидки.
— Да, все меняется, — сочувственно прошептал Ледяной Огонь, разгладив белый плащ и снова водружая его на свои плечи. — И мы тоже меняемся. Сегодня все не так, как вчера. Потому-то настало время здраво и трезво рассуждать, а не кидаться опрометью в бой.
— Но как же нам быть с Врагом? — спросил Красный Кремень. — Как вернуть Белую Шкуру?
Ледяной Огонь повернулся к Сломанному Копью:
— Эта женщина… Как ее зовут?
— Пляшущая Лиса.
— Пляшущая Лиса. — Он кивнул, слова Вороньего Ловчего вспомнились ему. — Могущественная женщина, — произнес он как бы себе самому.
— Ты ее знаешь? — недоверчиво спросил Красный Кремень, все еще не остывший от гнева.
— Знаю. Она может нам пригодиться в поисках Белой Шкуры.
— Женщина из Врагов? — возмутился Красный Кремень. — Женщина?
— Она взяла нас в плен, — хмуро напомнил Черный Коготь. — И она командовала своим Народом во время войны. Мужчины слушаются ее, выполняют ее приказы…
— Значит, у нее есть несколько глупых юнцов, которыми она вертит как хочет, которые не в силах…
— Один из этих «глупых юнцов» — Орлиный Клич. Помнишь его? А я помню. Он участвовал в набегах
Вороньего Ловчего. Он не глуп. — Сломанное Копье ждал, что кто-то возразит ему. Но все молчали.
Ледяной Огонь хмуро провел пальцем по подбородку
— Что же нам делать? — спросил Морж. Он до сих пор не мог пережить своего унижения: клеймо человека, упустившего Белую Шкуру, лежало на нем.
Ледяной Огонь обратился к Сломанному Копью:
— Ты сможешь опять найти это место, где вас подстерегли?
— Конечно.
— Рад бы я был забыть его! — хмыкнул Дымок. Ледяной Огонь загадочно улыбнулся, поймав недоуменные взгляды соплеменников.
— Я хочу, чтобы мы пошли туда всем лагерем.
— Всем лагерем? — вне себя закричал Красный Кремень. — Да ты безумец!
— Нет, я не безумец, и Пляшущая Лиса — тоже. Мы пойдем туда все — и впереди пойдут женщины и дети. Красный Кремень вспыхнул:
— Ты с ума сошел! Они же заманят нас в ловушку и перебьют…
— Или ты доверяешь мне, Певец, — с болью в голосе произнес Ледяной Огонь, — или надевай сам этот плащ, а меня изгони из Народа.
Красный Кремень встретил его взгляд — и у него затряслись поджилки.
К югу тянулись двумя расходящимися линиями караваны гусей. Их клики широко разносились по равнине.
Северный ветер доносил холодок от Великого Ледника. Грозовые облака собирались над горизонтом. Между холмами, на которых сейчас охотился Народ, петляла Большая Река. Какая богатая земля! Чувство свободы охватывало их, когда они строили новые чумы, шили новые одежды, ожидая прихода Долгой Тьмы. К югу тянулись поросшие травой долины, полные дичи, хорошо заметной с холмистых предгорий.
Вдоль звериных троп расставили ловушки; тень деревьев надежно скрывала их. Обрубленная Ветвь копала землю тяпкой, с трудом передвигаясь на больных ногах, что-то бормоча себе под нос и усмехаясь.
Зеленая Вода вылезала из ямы, таща на плечах окровавленную ногу лесного лося. Она еле шагала под непосильной ношей. Опустив ее на подстилку из еловых веток, она глубоко вздохнула. Странное животное! Рога как у карибу, только копыта поменьше, охвостье бурое, и нет белой бородки. И еще другой странный зверь попал в ее ямы. Тоже олень, поменьше, с ветвистыми рогами. Других оленей здесь не водилось. Мускусные быки, мамонты и длиннорогие бизоны, впрочем, были, и еще эти занятные бурые олени со сладковатым, нежно пахнущим мясом.
— Я почти жалею, что этот зверек не ушел от нас, заметила со дна своей ямы Обрубленная Ветвь.
— Он и так чуть не ушел, — напомнила Зеленая Вода. Бурые рога зверя помимо воли вставали в ее сознании. Упав в заботливо выкопанную для него ловушку, могучее животное взвилось, невзирая на сломанную переднюю ногу. При ее приближении олень завизжал. Яростно прыгнув, он выскочил из ямы, ступил на сломанную ногу — и упал на спину. К тому времени как Зеленая Вода подошла, он снова отпрыгнул, выставляя вперед здоровую ногу. Прежде чем он подскочил к краю ямы, она успела метнуть ему в бок копье. Олень снова свалился в ловушку. Зацепившись рогами за край ямы, он сломал шею. Все было кончено.
— Насколько они крупнее карибу! — усмехнулась Обрубленная Ветвь. — Жирное мясо! Ха-ха! Волчий Сон — славная вещь.
Ребенок Зеленой Воды загукал, как бы соглашаясь с ее словами. Ветер покачивал кожаную люльку с младенцем, висящую на еловой ветке.
Зеленая Вода, улыбнувшись младенцу, нагнулась, взяла в руки горстку снега, смывая кровь с пальцев.
— Скоро весь Народ придет сюда, — широко улыбнулась Обрубленная Ветвь беззубым ртом. Морщины на ее лице играли.
— Вода в Большой Реке убывает, — кивнула Зеленая Вода. — Куропатка вчера там была.
Скрюченные пальцы Обрубленной Ветви сжимали тяжелый резец. Она тщательно отделяла ребра оленя от грудины. Достав из мешочка острую костяную пластинку, она перерезала диафрагму животного и протянула тяжелые ребра, покрытые толстым слоем мяса, Зеленой Воде:
— Мяса вдоволь. Не как у мамонта, конечно… но хватит целой семье на полный оборот луны.
Зеленая Вода относила куски мяса на вершину холма, радуясь, что все мухи уже померзли.
— Интересно, кого приведет Волчий Сновидец. Род Бизоньей Спины… А еще кого? — Старуха покачала головой. — Страшно и подумать о том, что творится там, по ту сторону Ледника. — Она извлекла из тела оленя сердечную мышцу, очистила ее от осколков костей и с жадностью высосала кровь из аорты.
Облизав губы, она протянула сердце зверя Зеленой Воде, разделывавшей в это мгновение легкие и печень.
— Скоро мой Издающий Клич вернется домой, — с надеждой вздохнула та, отрезая кусочек жирной печени. Разжевав его, она сразу же потянулась за другим — ей понравился вкус доселе незнакомого животного.
Обрубленная Ветвь вывернула наизнанку желудок оленя и стала разглядывать его загрубелую внутреннюю поверхность.
— Пригодится, чтобы греть воду.
— Когда, ты думаешь, они двинутся в путь? Обрубленная Ветвь покосилась на заходящее солнце, приложив руку к испещренному морщинами лбу:
— Может, через неделю. Надо заготовить побольше запасов — вдруг сюда нагрянут все роды разом?
— Неужто? — испугалась Зеленая Вода. Еды у них было много, но не столько же!
Обрубленная Ветвь, обернувшись, поглядела на нее. Ее морщины блестели на солнце.
— Все зависит от того, сильно ли будут напирать Другие. И от того, сколько народу поверит в Волчий Сон.
Народ собрался на склоне холма над горячей заводью Цапли. Человеческие фигуры темнели на фоне переливающихся небесных огней — Дети-Чудища снова начали свою нескончаемую битву. Несколько звезд зажглось на южном горизонте. Их яркие лучи мерцали в прохладном ночном воздухе.
— Я хорошо знаю, что вы боитесь Ледника, — сказал Волчий Сновидец. — Не тревожьтесь. Я заколдовал призраки. Завтра вы не услышите ни единого звука, когда пойдете сквозь ход.
«Зачем он дурачит нас? — Издающий Клич не мог понять… Он удивленно посмотрел на Сновидца. Блеск в глазах юноши заставил его невольно поежиться. Волчий Сновидец похудел, и лицо его испещряло больше, чем обычно, нанесенных сажей узоров. Он постоянно находился в своем Сне, делая лишь редкие перерывы, когда чувствовал, что надо ободрить Народ. А с какой это стати Пляшущая Лиса и Поющий Волк сбежали, оставив меня одного за всем присматривать? Почему всегда я? Терпеть не могу иметь дело с духами!»
— Значит, призраков там не будет? — вслух спросил Четыре Зуба.
— Вообще-то, Великий Ледник — это только одно воображение, — улыбнулся Волчий Сновидец.
Четыре Зуба растерянно переглянулся с окружающими его соплеменниками:
— Одно воображение? Что ты хочешь сказать? Волчий Сновидец словно не расслышал вопроса.
— Издающий Клич сказал — вода спадает. Собирайте вещи.
— Ты защитишь нас? — спросил Бизонья Спина.
— Мой дух — ваш. Мы пойдем вместе и вместе пребудем в Едином. — Волчий Сновидец широко улыбнулся и пошел прочь по склону, ведущему к пещере Цапли.
— Будем вместе в Едином? — удивился Бизонья Спина. — Что он хочет сказать?
Народ смущенно переглядывался.
Издающий Клич заметил эти робкие взгляды — как у застигнутой охотником стайки карибу.
— Думайте! — ни минуты не колеблясь, произнес он. — Этот человек — Сновидец. Он имеет в виду, что мы вместе пройдем через единый ход. — «Будем надеяться, что это он и имел в виду». — Я там бывал. Пляшущая Лиса прошла этим ходом одна и без света. Волчий Сновидец знает, что делает. Один раз он уже провел нас — и вывел целыми и невредимыми.
— Что он собирается сейчас делать? Издающий Клич загадочно пожал плечами:
— Может быть, разговаривать с Духами. Он прикажет им уходить прочь и не беспокоить нас.
Он огляделся и заметил, что все взоры обращены на него. Мгновение он стоял молча. Их сверкающие глаза смущали его. У этих людей было сухо во рту от страха. Страх лежал на дне их сердец. Они хотели верить — отчаянно хотели.
Издающий Клич поймал себя на непреодолимом желании отвести глаза. В последнее мгновение он совладал с собой и, глядя этим людям прямо в глаза, сказал первое, что пришло ему в голову:
— Я был в новой земле. Там животные жирны и бесстрашны! Да и потом, у нас ведь есть Сновидец, который всегда может приманить дичь. И Других там нет. Там, за Ледником, нас ждет жизнь мирная и сытная.
— Но нам придется два дня идти подо льдом? — с тревогой спросил Четыре Зуба.
— Это не так уж страшно. Каждый год наступает Долгая Тьма, и мы ведь переживаем ее! Большой разницы нет. Моя возлюбленная Зеленая Вода пронесла с собой маленького ребенка. Куропатка прошла вместе с Прыгающим Зайцем. Даже Обрубленная Ветвь одолела этот путь. — Он помолчал, поморщившись. — Призраки нами побрезговали. Видно, мы невкусные… — с кривой усмешкой добавил он.
Все рассмеялись. Это немного разрядило общее напряжение.
При взгляде на них в груди у него потеплело. Его Народ становится прежним. В глазах у них прежняя веселость.
— Конечно, там, подо льдом, невесело, что уж говорить, — откровенно прибавил он. — Но мы живы и здоровы. И я убедился в справедливости Волчьего Сна. — Он развел руками. — Было время — мы сиживали вместе с вами у костра, толкуя о будущем, поминая былое. Что, коли так… Что, коли эдак… Ну а теперь время действовать. Пора в дорогу. Здесь нам терять нечего.
Лица некоторых засветились надеждой. Они кивали, глаза их сверкали. А он внезапно глубоко вздохнул, поняв, что только что даровал этим людям часть себя самого!
«Единый, — прошептал он и обернулся, бросив взор на пещеру Цапли. — Я отдал им часть своей души. Об этом и говорил Сновидец». Он стал копаться в себе. пытаясь отыскать, что же сам он при этом утратил. Но нет, он не ощущал никакой потери, а напротив, странное удовлетворение. Даже робость, сквозившая в их глазах. нравилась ему.
Четыре Зуба вышел вперед и стал рядом с ним.
— Я слышал Сновидца. Я слышал Издающего Клич. и Поющего Водка, и Пляшущую Лису. Если у каждого из нас есть хоть малая толика их храбрости и доблести. нам ничего не страшно!
Издающий Клич смиренно усмехнулся:
— Если такой трусишка, как я, сумел пройти сквозь этот ход, что уж говорить об остальных!
На следующее утро они покинули долину Цапли, оставив за спиной истоптанный снег, обугленную землю на месте костров — и кости умерших. Издающий Клич стоял на краю долины, оглядываясь назад. Дым от гейзера мутным облаком поднимался к затянутому облаками небу. Там, где еще недавно стояли чумы, остались груды нечистот и мелких каменных осколков. Ивовые заросли были выломаны, их вырванные корни торчали из земли, — сладкая кора шла в пищу, а прутья использовали, чтобы связать тюки. Все, что можно, шло в дело.
«Нас так мало. Когда-то, когда весь Народ собирался вместе, толпа тянулась сколько видно глазу. А теперь мы — жалкие последыши. Одежда наша износилась, у детей ножки — что твои иголочки. На каждом лице следы перенесенных горестей и страданий. Вот во что мы превратились». — Он покачал головой.
Усталые, измученные, шли они к юго-востоку вдоль Большой Реки — длинный ряд качающихся фигур. Все вместе последовали они за Сном. А что же Сновидец? Недоумение томило сердце Издающего Клич. Каждый раз, когда ему казалось, что он начинает понимать человека, которого некогда звали Бегущим-в-Свете, тот показывал себя совсем по-новому. И каждый раз он становился все более и более непривычным. «И каждый раз я чувствую себя так, словно потерял старого друга».
Он поглядел вперед и увидел стройную фигуру человека, который шел впереди колонны высоко держа голову, не сгибая спины. Глаз его отсюда не было видно, но Издающий Клич знал, как этот человек смотрит: куда-то вперед, в недоступную даль, и во взгляде его горит загадочный огонь.
Издающий Клич вздохнул:
— Нет, он приведет нас к цели. Скоро все кончится… — Он покачал головой, что-то шепча себе под нос. Когда прошла последняя женщина, он бросил прощальный взгляд на долину Цапли и двинулся вслед за своим поредевшим, усталым Народом.
На совет сошлись все, кто только мог. От Ледяного Огня не ускользнули их изумленные взгляды. Они качали головами и перешептывались; а за спиной у них лежало болотистое озерцо, которое они только что обогнули. Лед был еще хрупок, ступать на него было опасно, приходилось идти в обход, берегом, по крутым камням. За ними, на юге, поднимались к небу холмы Врага. Там, в их последнем уделе, паутина стягивалась тугим узлом. Там все должно закончиться — раз и навсегда.
Резкий порыв ветра вернул их мысли к тому, ради чего все они здесь собрались. Странные вещи происходят — и что за всем этим стоит? Он заметил смущенное выражение на лице Сломанного Копья.
— Мы, можно считать, были мертвецами. Они застигли нас врасплох. — Сломанное Копье беспомощно развел руками. — Я шагал впереди. Дорога шла вокруг большого валуна, и тут они появились наверху и стали метать в нас копья и камни. Мы были все равно что мамонты, зажатые в ущелье, — ничего не могли поделать. Я уж готов был помереть. Я положил копье в атлатл и прицелился, и тут кто-то сказал: «Стойте!» Это была женщина. — Сломанное Копье смущенно поглядел на окружавших его суровых воинов. — Прекрасная женщина. — Елозя в снегу носком мокасина, он добавил:
— Она вышла вперед и заговорила. Думаю, будь это мужчина, я бы метнул в него копье, и дело с концом. Но женщина? Где ж это видано, чтобы женщина останавливала бой. Тем более когда удача была на их стороне…
— Что же она сказала? — поморщился Ледяной Огонь, чувствуя непреодолимую тягу к теперь уже близкому югу.
— Она приказала нам возвращаться, — ответил Дымок, окинув взглядом соплеменников. — Она сказала, что их Народ устал от войн. Что слишком долго мы убивали друг друга. Сказала, чтобы мы положили на землю все оружие, оставили себе только по одному копью — на случай встречи с медведем. Чтобы мы передали старейшинам, что Народ дарует нам жизнь в счет тех, что убиты ими в войнах.
Слушающие снова возбужденно зашептались.
Ледяной Огонь обдумал сказанное. Огонек надежды вспыхнул в его сердце.
Сломанное Копье, оправдываясь, качал головой и разводил руками:
— Это все так странно… Никогда не слышал, чтобы Враг сохранял жизнь пленникам. Не понимаю!
— Они хотят мира.
— Мира? — завопил Красный Кремень. — Похитили Белую Шкуру, а теперь хотят мира? Разрезали на части наших мальчиков, насиловали и уводили с собой наших женщин? И они хотят мира?
— Белую Шкуру похитил человек по имени Вороний Ловчий, — напомнил Ледяной Огонь. — Говорила она что-нибудь о Белой Шкуре? — спросил он у Дымка.
Тот растерянно покачал головой.
— Трусы! — мрачно буркнул Красный Кремень. — Вы должны были перебить их всех, стереть их с лица…
— Нас бы самих убили! — возразил Сломанное Копье, услышав тихий ропот, прошедший по рядам воинов. — Какая от нас польза Народу — от мертвых?
— Трусы не принесут чести своему роду! — фыркнул в ответ Красный Кремень.
— Довольно. — Ледяной Огонь повернулся и поглядел в глаза возбужденным воинам. За спиной у него, хмуро опустив глаза, стояли Сломанное Копье, Дымок и Черный Коготь.
— Певец… — с вызовом в голосе произнес Сломанное Копье. Его красивое лицо было искажено гневом. — Не называй нас…
— Что до меня, — мягко перебил его Ледяной Огонь, — то я не вижу никаких оснований обвинять этих людей в трусости.
Один из воинов за спиной у него одобрительно хмыкнул, а обвинители опустили глаза. Красный Кремень что-то прошипел про себя, гневно взглянув на воинов.
Вид старого друга, заходящегося в гневе, глубоко ранил Ледяного Огня. Все остальные тем временем шептались, то и дело переводя взгляд с Певца на Целителя.
Сломанное Копье опустил глаза, тяжело вздохнув:
— Извини, Старейшина. Я не знал, что наши поступки будут…
— Главное сейчас — вернуть Белую Шкуру, — произнес Ледяной Огонь как можно громче — так, чтобы все слышали. — Не будем терять время и силы на пустые споры!
Сломанное Копье окинул своих друзей тревожным взглядом — он явно потерял уверенность в себе. На озере хлопала крыльями одинокая гусыня, пробуя тонкий ледок.
— Думаю… — Ледяной Огонь помедлил, глубокие морщины изрезали его лоб. Он взглянул на Сломанное Копье. Молодой воин не сводил с него глаз, ожидая мудрых указаний.
— Почтенный Старейшина, скажи, как надо было поступить? Мы старались…
— Ты сам знаешь, как надо, — успокоил Ледяной Огонь юношу, похлопав его по плечу. — Вы поступили совершенно правильно. Женщина оставила вас в живых — и вы ушли восвояси. Ты верно говоришь: от вас живых Народу больше толку, чем от мертвых.
— Да, Старейшина, — благодарно прошептал воин.
— Как можно о чем-то договариваться с Врагом? — перебил его Красный Кремень. — Принимать от них что-то — даже жизнь — это же позор!
— А ты вспомни, как мы теснили их, гнали их, отнимали у них лучшие земли, — и это продолжалось годами. А? Поставь нас на их место. Ты бы оставил в живых Дымка, Сломанное Копье и Черного Когтя?
— Но они — нелюди! — горячился Красный Кремень. — У них нет Великой Тайны! У них нет родов! Умерев, они не уходят в Лагерь Душ за морем. Они не такие, как мы. Они — животные! Хуже животных!
Все замолчали. Ледяной Огонь медленно расхаживал взад-вперед, внимательно разглядывая каждое лицо.
— Овечий Хвост, Черника была одной из твоих жен. Она — животное?
Молодой воин оглянулся и увидел, что на него направлены все взоры. Он вздохнул и смущенно прошептал:
— Ну, женой она была не слишком хорошей. Мне все время приходилось бить ее, чтобы удержать в повиновении.
— Но она родила тебе здорового сына… — Ледяной Огонь с вызовом поглядел на Красного Кремня.
Певец пошел прямо на него, гневно сжав челюсти.
— Нельзя больше позволять, чтобы эти Враги стояли у нас на пути, — закричал он наконец. — Нельзя! Это унижает нас!
— Ты хочешь надеть на свои плечи плащ Почтенного? — Ледяной Огонь осторожно снял свою лисью накидку, благоговейно разгладил мех, подержал ее с мгновение в руках — и протянул своему старому товарищу. Он наблюдал как изменилось лицо Красного Кремня. — Я жду, Певец. Если хочешь надеть этот плащ, я по доброй воле подчинюсь тебе.
Все затихли.
Красный Кремень опустил глаза и смущенно закусил губу.
— Что ж, все в мире меняется, — сказал он, будто не замечая протянутой ему лисьей накидки.
— Да, все меняется, — сочувственно прошептал Ледяной Огонь, разгладив белый плащ и снова водружая его на свои плечи. — И мы тоже меняемся. Сегодня все не так, как вчера. Потому-то настало время здраво и трезво рассуждать, а не кидаться опрометью в бой.
— Но как же нам быть с Врагом? — спросил Красный Кремень. — Как вернуть Белую Шкуру?
Ледяной Огонь повернулся к Сломанному Копью:
— Эта женщина… Как ее зовут?
— Пляшущая Лиса.
— Пляшущая Лиса. — Он кивнул, слова Вороньего Ловчего вспомнились ему. — Могущественная женщина, — произнес он как бы себе самому.
— Ты ее знаешь? — недоверчиво спросил Красный Кремень, все еще не остывший от гнева.
— Знаю. Она может нам пригодиться в поисках Белой Шкуры.
— Женщина из Врагов? — возмутился Красный Кремень. — Женщина?
— Она взяла нас в плен, — хмуро напомнил Черный Коготь. — И она командовала своим Народом во время войны. Мужчины слушаются ее, выполняют ее приказы…
— Значит, у нее есть несколько глупых юнцов, которыми она вертит как хочет, которые не в силах…
— Один из этих «глупых юнцов» — Орлиный Клич. Помнишь его? А я помню. Он участвовал в набегах
Вороньего Ловчего. Он не глуп. — Сломанное Копье ждал, что кто-то возразит ему. Но все молчали.
Ледяной Огонь хмуро провел пальцем по подбородку
— Что же нам делать? — спросил Морж. Он до сих пор не мог пережить своего унижения: клеймо человека, упустившего Белую Шкуру, лежало на нем.
Ледяной Огонь обратился к Сломанному Копью:
— Ты сможешь опять найти это место, где вас подстерегли?
— Конечно.
— Рад бы я был забыть его! — хмыкнул Дымок. Ледяной Огонь загадочно улыбнулся, поймав недоуменные взгляды соплеменников.
— Я хочу, чтобы мы пошли туда всем лагерем.
— Всем лагерем? — вне себя закричал Красный Кремень. — Да ты безумец!
— Нет, я не безумец, и Пляшущая Лиса — тоже. Мы пойдем туда все — и впереди пойдут женщины и дети. Красный Кремень вспыхнул:
— Ты с ума сошел! Они же заманят нас в ловушку и перебьют…
— Или ты доверяешь мне, Певец, — с болью в голосе произнес Ледяной Огонь, — или надевай сам этот плащ, а меня изгони из Народа.
Красный Кремень встретил его взгляд — и у него затряслись поджилки.
61
Вороний Ловчий поднимался по склону холма. Под ложечкой у него сосало от голода. На вершине он оглянулся и бросил взгляд на пустую долину. Даже сквозь пар, поднимающийся от гейзера, видно было, как опустел лагерь. Отсюда, с горы, бросались в глаза кольца вытоптанной земли на месте чумов.
Он глубоко вздохнул и опустил на землю тяжелую Шкуру. Оглядел долину, которую только что пересек, и вынул из сумки последние несколько ягод — он с трудом набрал их на засыпанных снегом кустах. Поочередно он, не спеша, разжевал их. Ноги его подкашивались.
С затянутого облаками неба валил снег. Хлопья, рожденные в ледяной груди Ветряной Женщины, падали на землю один за другим. Тонкая бурая линия на востоке обозначала Большую Реку. Где же эта… эта дыра в Леднике? Все ушли на юг — за его глупым братцем.
Ему едва хватало сил на гнев. Выходит, Бегущий-в-Свете удостоился чести сам увести Народ на ту сторону Ледника. Выиграл. Глаза Вороньего Ловчего слезились на ветру. Он все пытался вглядеться в огромную ледяную глыбу, скрытую клубящимся туманом и низкими тучами. Он упустил возможность повести их за собой с Белой Шкурой. Это больно — но не все еще кончено. Сила Шкуры проведет его через эту ужасную дыру. А уж там, по ту сторону Ледника, он станет настоящим вождем.
Он с надеждой глядел на Шкуру: он понимал, что она значит для него в будущем. Он нежно трогал ее, он наслаждался ее тщательно выделанной поверхностью. Какая мягкая! Кто бы ни выделывал ее, это был настоящий мастер. Даже кончиками своих наполовину обмороженных пальцев он чувствовал Силу — как будто током било его от меха.
— С тобой, — говорил он, обращаясь к Шкуре, — я стану величайшим человеком в Народе. Ни у кого не будет больше жен, чем у Вороньего Ловчего. Никто не будет сильнее меня. Никто не осмелится со мной спорить. Ты дашь мне все это, и еще многое другое.
Порыв ледяного ветра обжег его. Он едва удержался на ногах. Желудок его свела судорога от подмороженных ягод. Нагнувшись, он зачерпнул горсть снега и проглотил ее. Когда она с трудом прошла через его горло и проникла в измученный голодом желудок, по коже у него пошли мурашки.
Крякнув, он опять взвалил на плечи тяжелую Шкуру. Она весит как взрослый мужчина… Он медленно двинулся к реке по краю долины. Мускулы его рук и ног напряглись, он сгибался под непосильной ношей. Почему этот четырежды проклятый Мамонтовый Народ не мог найти себе тотема полегче? Он едва взглянул на кости Кричащего Петухом, лежавшие на камнях наполовину утопая в снегу. Череп лежал на боку, его пустые глазницы были забиты снегом. Грызуны объели кости в носовом проходе гнездились личинки мух. На черепе еще болтались остатки кожи, седые пряди блестели на снегу.
Вороний Ловчий вздрогнул: взгляд пустых глазниц странно задел его. Где-то в глубине души он услышал резкий смех: это Кричащий Петухом смеялся над ним.
Он пошел прочь.
Следы людей постепенно заносило снегом, но народу шло столько, что даже слепой различил бы их. Вороний Ловчий кашлянул, сгибаясь под тяжестью Шкуры. Кажется ему или она действительно становится все тяжелее? Сперва, после того как он покинул лагерь Других, он отдыхал всего три или четыре раза в день, а теперь приходилось каждый час садиться на снег и опускать ношу. Ему тяжело дышалось, пустой желудок бурчал. Силы его были на исходе, голод и жажда томили его.
— Но Сила со мной! — напомнил он себе, чувствуя, как жизненная мощь приходит к нему при каждом прикосновении к Шкуре. — Моя Сила!
Он мрачно засмеялся, представив себе выражение лица Бегущего-в-Свете, когда он явится с лагерь со своим необыкновенным даром. Дрожащими пальцами он извлек из дорожного мешка осколок камня, отрезал кусок кожи от мешка и стал жевать его. Пища. Она даст ему силы идти дальше. Все, что ему надо, — добраться до лагеря Народа. А там уж его преимущество будет очевидно! Они угостят его лучшими кусками мяса, положат к его ногам горячую, дымящуюся печень. Они дадут ему самых сочных ягод, протянут ему полный рог отвара из черного мха.
Разжевав кусок кожи, он встал, взвалил свою ношу на плечи и пошел по тропе Народа. Ветер все усиливался, как будто дыхание Ветряной Женщины проносилось по всей земле с далекого севера. Вороний Ловчий остановился и принюхался. Карибу! Он отложил Шкуру в сторону, осторожно опустив ее на чистый снег. Его желудок бурчал от одной мысли о свежем мясе, рот его наполнился слюной от предвкушения.
Он был безоружен, и ему приходилось действовать со всей возможной хитростью и осторожностью. Принюхиваясь к ветру, он петлял, по сторонам у него оставались занесенные снегом морены, на востоке дорога спускалась в широкую долину Большой Реки. За спиной у него лежала в сугробах Белая Шкура. На фоне грязного снега она казалась еще белее.
Вороний Ловчий вскарабкался на вершину валуна и увидел старого оленя. Один его глаз был затянут бельмом. Он стоял согнув голову, выставив вперед левую ногу.
В брюхе Вороньего Ловчего забурчало. Старый карибу, изгнанный молодыми самцами… Именно потому охотники Народа и не добрались до него. А сейчас ему осталось ждать, когда его съедят волки… или Вороний Ловчий.
Он крался среди скал, не сводя глаз с животного. Даже старый олень может пронзить рогами человека.
Вороний Ловчий взобрался на скалу. Отсюда он мог без помех прыгнуть сверху на оленя, не страшась, что тот его заметит.
Он глубоко вздохнул и опустил на землю тяжелую Шкуру. Оглядел долину, которую только что пересек, и вынул из сумки последние несколько ягод — он с трудом набрал их на засыпанных снегом кустах. Поочередно он, не спеша, разжевал их. Ноги его подкашивались.
С затянутого облаками неба валил снег. Хлопья, рожденные в ледяной груди Ветряной Женщины, падали на землю один за другим. Тонкая бурая линия на востоке обозначала Большую Реку. Где же эта… эта дыра в Леднике? Все ушли на юг — за его глупым братцем.
Ему едва хватало сил на гнев. Выходит, Бегущий-в-Свете удостоился чести сам увести Народ на ту сторону Ледника. Выиграл. Глаза Вороньего Ловчего слезились на ветру. Он все пытался вглядеться в огромную ледяную глыбу, скрытую клубящимся туманом и низкими тучами. Он упустил возможность повести их за собой с Белой Шкурой. Это больно — но не все еще кончено. Сила Шкуры проведет его через эту ужасную дыру. А уж там, по ту сторону Ледника, он станет настоящим вождем.
Он с надеждой глядел на Шкуру: он понимал, что она значит для него в будущем. Он нежно трогал ее, он наслаждался ее тщательно выделанной поверхностью. Какая мягкая! Кто бы ни выделывал ее, это был настоящий мастер. Даже кончиками своих наполовину обмороженных пальцев он чувствовал Силу — как будто током било его от меха.
— С тобой, — говорил он, обращаясь к Шкуре, — я стану величайшим человеком в Народе. Ни у кого не будет больше жен, чем у Вороньего Ловчего. Никто не будет сильнее меня. Никто не осмелится со мной спорить. Ты дашь мне все это, и еще многое другое.
Порыв ледяного ветра обжег его. Он едва удержался на ногах. Желудок его свела судорога от подмороженных ягод. Нагнувшись, он зачерпнул горсть снега и проглотил ее. Когда она с трудом прошла через его горло и проникла в измученный голодом желудок, по коже у него пошли мурашки.
Крякнув, он опять взвалил на плечи тяжелую Шкуру. Она весит как взрослый мужчина… Он медленно двинулся к реке по краю долины. Мускулы его рук и ног напряглись, он сгибался под непосильной ношей. Почему этот четырежды проклятый Мамонтовый Народ не мог найти себе тотема полегче? Он едва взглянул на кости Кричащего Петухом, лежавшие на камнях наполовину утопая в снегу. Череп лежал на боку, его пустые глазницы были забиты снегом. Грызуны объели кости в носовом проходе гнездились личинки мух. На черепе еще болтались остатки кожи, седые пряди блестели на снегу.
Вороний Ловчий вздрогнул: взгляд пустых глазниц странно задел его. Где-то в глубине души он услышал резкий смех: это Кричащий Петухом смеялся над ним.
Он пошел прочь.
Следы людей постепенно заносило снегом, но народу шло столько, что даже слепой различил бы их. Вороний Ловчий кашлянул, сгибаясь под тяжестью Шкуры. Кажется ему или она действительно становится все тяжелее? Сперва, после того как он покинул лагерь Других, он отдыхал всего три или четыре раза в день, а теперь приходилось каждый час садиться на снег и опускать ношу. Ему тяжело дышалось, пустой желудок бурчал. Силы его были на исходе, голод и жажда томили его.
— Но Сила со мной! — напомнил он себе, чувствуя, как жизненная мощь приходит к нему при каждом прикосновении к Шкуре. — Моя Сила!
Он мрачно засмеялся, представив себе выражение лица Бегущего-в-Свете, когда он явится с лагерь со своим необыкновенным даром. Дрожащими пальцами он извлек из дорожного мешка осколок камня, отрезал кусок кожи от мешка и стал жевать его. Пища. Она даст ему силы идти дальше. Все, что ему надо, — добраться до лагеря Народа. А там уж его преимущество будет очевидно! Они угостят его лучшими кусками мяса, положат к его ногам горячую, дымящуюся печень. Они дадут ему самых сочных ягод, протянут ему полный рог отвара из черного мха.
Разжевав кусок кожи, он встал, взвалил свою ношу на плечи и пошел по тропе Народа. Ветер все усиливался, как будто дыхание Ветряной Женщины проносилось по всей земле с далекого севера. Вороний Ловчий остановился и принюхался. Карибу! Он отложил Шкуру в сторону, осторожно опустив ее на чистый снег. Его желудок бурчал от одной мысли о свежем мясе, рот его наполнился слюной от предвкушения.
Он был безоружен, и ему приходилось действовать со всей возможной хитростью и осторожностью. Принюхиваясь к ветру, он петлял, по сторонам у него оставались занесенные снегом морены, на востоке дорога спускалась в широкую долину Большой Реки. За спиной у него лежала в сугробах Белая Шкура. На фоне грязного снега она казалась еще белее.
Вороний Ловчий вскарабкался на вершину валуна и увидел старого оленя. Один его глаз был затянут бельмом. Он стоял согнув голову, выставив вперед левую ногу.
В брюхе Вороньего Ловчего забурчало. Старый карибу, изгнанный молодыми самцами… Именно потому охотники Народа и не добрались до него. А сейчас ему осталось ждать, когда его съедят волки… или Вороний Ловчий.
Он крался среди скал, не сводя глаз с животного. Даже старый олень может пронзить рогами человека.
Вороний Ловчий взобрался на скалу. Отсюда он мог без помех прыгнуть сверху на оленя, не страшась, что тот его заметит.